Текст книги "Из глубины"

Крейн вдохнул раз, потом другой. И сделал шаг вперед.

– На самом деле вы этого не хотите, – сказал он.

Красные глаза мужчины метнулись на него и тут же – в сторону. Он продолжал кричать.

– Вы ведь этого не хотите, – повторил Крейн громче.

Он сам себя не слышал из-за крика.

Взгляд мужчины снова метнулся к нему. Он еще крепче притянул к себе заложницу и вдавил кончик отвертки в ее шею.

Крейн замер. Он видел, как умоляюще смотрит на него женщина, лицо которой превратилось в маску страха. Ему стало неуютно при мысли о собственной уязвимости – он стоит между оцеплением и человеком, который кричит, держит заложницу и брикет взрывчатки с детонатором. Доктор подавил порыв отступить.

Крейн стоял не двигаясь и раздумывал. Затем очень медленно сел на металлический пол. Снял ботинок, другой, аккуратно отставил их в сторону. Потом снял носки и тоже отложил их, тщательно расправив. A после он подался вперед, опершись ладонями в пол.

Проделывая все это, доктор ощутил, как что-то изменилось в помещении – наступила тишина. Крик прекратился. Уайт смотрел на него, все еще прижимая отвертку к шее женщины.

– Ты же не хочешь этого, – произнес Крейн терпеливым, рассудительным тоном. – Нет такой беды, которой нельзя было бы помочь. Что хорошего в том, что ты причинишь вред себе или другому человеку? Так ведь только хуже будет.

Уайт ничего не отвечал. Он смотрел, широко раскрыв глаза, и тяжело дышал.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Крейн. – Что случилось? Как нам помочь тебе?

Уайт всхлипнул и болезненно сглотнул.

– Пусть перестанут, – сказал он.

– Что перестанет? – спросил Крейн.

– Звуки.

– Какие звуки?

– Эти звуки, – ответил Уайт шепотом, немного всхлипнув. – Эти ужасные звуки. Звуки, которые никак… никак не прекращаются.

– Давай поговорим о звуках. Мы могли бы…

Но Уайт опять начал всхлипывать, все громче и пронзительней. И снова закричал.

Крейн схватил себя за воротник рубашки и свирепо дернул вниз. Раздался громкий звук рвущейся ткани, со стуком посыпались пуговицы. Он снял разорванную рубашку и положил ее рядом с ботинками.

Уайт опять смотрел на него.

– Мы можем сделать так, чтобы эти звуки прекратились, – пообещал Крейн.

Прислушиваясь к его словам, механик начал всхлипывать.

– Но детонатор меня нервирует, – продолжал Крейн.

Плач стал громче.

– Отпусти женщину. Мы же не с ней будем бороться, а со звуками.

Уайт рыдал, слезы чуть ли не брызгали у него из глаз.

Крейн выжидал, когда можно будет назвать мужчину по имени. И решил, что пора.

– Конрад, отпусти женщину. Отпусти ее и брось взрывчатку. Мы тебе поможем. Заставим звуки замолчать. Я тебе обещаю.

Кажется, Уайт поддался. Он медленно убрал отвертку. Другая рука опустилась, и брикет с тяжелым стуком упал на пол. Женщина, рыдая, кинулась к оцеплению. Один из полицейских, притаившийся неподалеку, бросился вперед, подхватил взрывчатку и вернулся обратно.

Крейн тяжело вздохнул и медленно поднялся.

– Спасибо, Конрад, – сказал он. – Теперь мы тебе поможем. И заставим звуки прекратиться.

И сделал шаг вперед.

Увидев это, Уайт отступил. Дико завращал глазами.

– Нет! – воскликнул он. – Вы не можете это прекратить. Неужели вы не понимаете? Никто не сможет их прекратить! – И вдруг резким, неожиданным движением ткнул отверткой себе в горло.

– Стой! – закричал Крейн, рванувшись вперед.

Но еще на бегу с ужасом увидел, как отвертка входит в мягкую плоть шеи.

11

Когда Говард Ашер пришел в зал совещаний на восьмом уровне, адмирал Спартан уже был на месте. Он сидел за столом, положив ладони на полированное розовое дерево, и молча ждал, когда Ашер закроет дверь и устроится напротив.

– Я только что из палаты, – сказал Ашер.

Спартан кивнул.

– У Уайта глубокая рана на шее и большая кровопотеря, но состояние стабильное. Он выживет.

– Но вы бы не стали приглашать меня на срочную встречу для того, чтобы сообщить только это, – заметил адмирал.

– Нет, не только. Но и это тоже.

Спартан молча смотрел на ученого своими темными глазами, в которых ничего нельзя было прочитать. И в течение этой недолгой паузы Ашер ощутил, как старые подозрения ожили снова.

Наука и армия составляли странный союз. Начальник отдела научных исследований понимал, что «Глубоководный шторм» в лучшем случае можно считать браком по расчету. Ему и его сотрудникам очень нужна станция и бездонные запасы государственных средств, чтобы как можно быстрее провести раскопки. Адмиралу Спартану ученые и инженеры необходимы для того, чтобы спланировать работу, выполнить ее и оценить находки. Но недавние события привели к напряжению и без того не очень прочных связей.

Дверь тихо открылась и снова закрылась. Оглянувшись, Ашер увидел коммандера Королиса. Тот кивнул и молча сел за стол.

Ашер встревожился. Королис в его глазах стал символом всего того, что в этом проекте сделано неправильно, – секретности, дезинформации, пропаганды. Ашер решил, что накачанный седативными препаратами Уайт спит сейчас в палате медицинского пункта, иначе Королис сидел бы у койки пострадавшего, следя за тем, чтобы ни один человек без соответствующего допуска не узнал о происходящем ниже седьмого уровня.

– Продолжайте, доктор Ашер, – сказал Спартан.

Ашер откашлялся:

– Случай Уайта – последний и наиболее острый в недавней серии медицинских и психологических травм. За прошедшие две недели на станции отмечается пугающий рост количества несчастных случаев.

– Поэтому вы и пригласили Крейна.

– Я хотел пригласить нескольких специалистов, – ответил Ашер. – Диагноста…

– Один – и то уже большой риск, – произнес адмирал тихим ровным голосом.

Ашер тяжело вздохнул:

– Послушайте… Как только состояние Уайта нормализуется, мы должны отправить его наверх.

– Это не обсуждается.

Теперь к тревоге ученого стало примешиваться раздражение.

– Но почему?

– Вы знаете все причины не хуже меня. Это секретная станция, где проводятся особые исследования…

– Секретность! – воскликнул Ашер. – Конфиденциальность! Вы что, не понимаете? У нас серьезные медицинские проблемы. Нельзя просто игнорировать их, нельзя взять и замести их под коврик!

– Доктор Ашер, послушайте меня. – Адмирал Спартан впервые заговорил жестко. – Вы слишком волнуетесь. Здесь у нас есть прекрасно оснащенный медицинский пункт, укомплектованный опытным персоналом. Вопреки моему собственному мнению я уступил вашей просьбе привлечь дополнительные ресурсы, даже несмотря на, так сказать, пестрое прошлое Питера Крейна.

Но Ашер на эту удочку не попался.

– Кроме того, – продолжал Спартан, – я не вижу повода для паники. Удалось ли вам или доктору Крейну выяснить, в чем дело?

– Вы же знаете, что нет.

– Тогда давайте вести себя рассудительно. Многие ваши ученые не привыкли жить в таких условиях. Изолированные на станции, в тесных помещениях, в стрессовой рабочей обстановке… – Адмирал взмахнул мясистой рукой. – Раздражительность, бессонница, потеря аппетита – всего этого следовало ожидать.

– Не только ученые страдают, – возразил Ашер. – Страдают и военные. А микроинсульты? Аритмии? А Уайт?

– Речь идет лишь о малой части персонала, – заметил Королис. Это были первые слова, которые он произнес. – Здесь очень много народу, и происшествия неизбежны.

– Факты таковы, – подвел итог Спартан. – Обобщений вы сделать не можете. Сотрудники приходят с самыми разными жалобами – это часто бывает. Какую-то группу пострадавших тоже не выделить: люди работают на всех палубах и решают различные задачи. Кроме Уайта, других острых случаев не было. Простите, доктор Ашер, но это правда. Вывод: никакой чрезвычайной ситуации не наблюдается. Точка.

– Но… – начал Ашер.

И замолчал, увидев, какое выражение приняло лицо адмирала. «Ученым нет места в военных операциях, – вот что, кажется, говорило это выражение. – Ваше хныканье – только лишнее тому доказательство».

Он решил переменить тему:

– Есть еще кое-что.

Спартан вопросительно поднял брови.

– Сегодня утром ко мне заходил Пол Истон, морской геолог. Выяснилось, что мы ошиблись с датировкой.

– Какой датировкой? – спросил Спартан.

– С датой события.

Повисла пауза.

Спартан поерзал на стуле:

– Насколько?

– Очень сильно.

Королис медленно выдохнул сквозь зубы. Ашеру показалось, что шипит змея.

– Уточните, – произнес наконец адмирал.

– Основываясь на визуальном осмотре и прочих характеристиках, мы всегда предполагали, что катастрофа произошла десять тысяч лет назад или даже раньше. Истон слишком поверил в это допущение. Он не перепроверил датировку при помощи метода перемагничивания.

– При помощи чего? – переспросил Королис.

– Это метод идентификации вулканических пород на участке, – пояснил Ашер. – Чтобы не вдаваться в научные подробности, – он взглянул на Королиса, – скажу только, что один раз в довольно большой промежуток времени магнитные полюса Земли меняются местами. Северный полюс становится Южным и наоборот. Наша первоначальная оценка возраста участка раскопок подразумевала, что он относится к последнему перемагничиванию. Но похоже, мы ошиблись.

– Как вы это выяснили? – спросил Спартан.

– Когда земная кора плавится, частицы железа всплывают и поворачиваются, ориентируясь вдоль линий магнитного поля. А когда порода остывает, они остаются в таком положении. Некоторым образом это как древесные кольца – выяснив, как сориентированы частицы, можно проводить оценку возраста геологических событий.

– Значит, – сказал Королис, – это место гораздо старше. Событие произошло два перемагничивания назад. Северный полюс тогда тоже был Северным?

– Верно. Но на самом деле событие произошло вовсе не так давно.

– Значит, вы обнаружили, что участок не такой древний, как вы считали, – заметил Спартан.

Ашер кивнул.

– Я так понимаю, раз вы пригласили нас сюда, то теперь можете назвать более конкретную дату.

– Я велел Истону выслать ровер, оборудованный самым лучшим магнитометром. Он может очень точно измерить смещение магнитного поля. В качестве отправной точки мы взяли образцы с места раскопок.

Спартан нахмурился и опять поерзал:

– И?..

– Участку не десять тысяч лет и не пятьдесят тысяч. Он появился всего шестьсот лет назад.

Воцарилось ледяное молчание.

Первым заговорил Спартан:

– Этот… это упущение как-нибудь скажется на наших шансах на успех?

– Нет.

Ашеру показалось, что он заметил мимолетное выражение облегчения, которое промелькнуло по лицу адмирала и тут же скрылось под маской обычной сдержанности.

– И каковы ваши выводы?

– Разве не очевидно? Событие из незапамятного прошлого переместилось в период письменных исторических источников.

– К чему вы ведете, доктор? – спросил Королис.

– К чему? Я веду к тому, что должны быть свидетели катастрофы. Должны остаться письменные сообщения.

– Значит, надо назначить исследователя, который этим займется, – сказал Спартан.

– Я так и сделал.

Спартан нахмурился:

– С соответствующей проверкой? И соблюдением секретности?

– Его анкета безупречна, он историк из Йеля. И не подозревает, для чего именно мне это нужно.

– Хорошо. – Адмирал встал. – Тогда, если у вас все, я предлагаю вам вернуться в медпункт и посмотреть, не сотворил ли доктор Крейн чудо диагностики?

Ашер тоже поднялся.

– Ему надо дать допуск, – тихо сказал он.

Брови Спартана взлетели вверх.

– Простите?

– Его надо ввести в курс дела. Дать доступ на уровни закрытой зоны. Полный доступ. И без вооруженного сопровождения.

– Доктор Ашер, это невозможно, – вмешался Королис. – Мы никогда не пойдем на подобный риск.

Ашер смотрел на адмирала:

– Крейну надо беседовать с пациентами, изучать их действия, искать векторы, выявлять возможные зоны влияния. Как он станет это делать, если мы заткнули ему рот да еще и завязали глаза?

– Я очень высоко ценю ваших специалистов, доктор Ашер, – мягко заметил Спартан. – И вам советую.

Ашер на миг замер, тяжело дыша, – он пытался взять себя в руки.

– Нам были даны полномочия, адмирал, – наконец сказал он хрипло. – И вам и нам – вместе вести работу на станции. Вместе. До этого момента я ни на чем не настаивал. Но если встанет выбор между секретностью и безопасностью станции, я тут же пошлю к черту всякую секретность. Вам стоит об этом помнить.

Ученый развернулся, распахнул дверь и вышел.

12

На «Глубоководном шторме» было два корта для сквоша; чтобы поиграть, приходилось записываться за три дня вперед. Крейн решил, что только благодаря влиянию Ашера им удалось выкроить полчаса времени, позвонив всего несколько минут назад.

– Я никогда бы не заподозрил в вас любителя поэзии, – сказал Ашер, когда они встретились на корте, – но что вы в сквош играете, это сразу видно.

– Наверное, все дело в моем телосложении, – ответил Крейн. – Или вы перечитали мое резюме.

Ашер рассмеялся, подбрасывая в руке маленький серый мячик.

Крейна не удивило, что Ашер захотел с ним встретиться. В конце концов, он уже на станции более тридцати шести часов, и теперь руководитель научной группы хочет узнать, как обстоят дела. Удивило только выбранное место. Но Крейн уже начал привыкать к тому, как действует Ашер: поддерживает дружескую и непринужденную атмосферу, но дает понять, что нужны результаты, и причем немедленно.

Крейна это устраивало, и он был даже рад встрече, потому что ему и самому было о чем поговорить.

– Давайте разогреемся пару минут, – предложил Ашер и протянул мяч. – Подадите?

Крейн покачал головой:

– Начинайте.

Он следил, как Ашер посылает мяч к передней стене сильным, точным движением. Тогда он попятился, балансируя на цыпочках и ожидая возвращения мяча. Мяч отскочил, и Крейн ударил с лёта, целясь в дальний угол.

Несколько минут они играли молча, изучая мастерство, опыт, стратегию друг друга. Крейн считал, что Ашер старше его как минимум лет на двадцать пять, но практики у него, похоже, больше. Сам Крейн играл так себе – половина его ударов вылетала.

– Что такое с этим кортом? – спросил он наконец, поднимая мяч и перебрасывая его Ашеру.

Ученый уверенно поймал его рукой:

– А, вы заметили. Нам надо было учитывать планировку станции. Потолок дюймов на двенадцать ниже, чем требуется. Для компенсации мы сделали корт немного глубже, чем обычно. Мне надо было сразу сказать вам. Когда привыкаешь, то оказывается, что такие размеры тоже хороши. Ну что, еще потренируемся?

– Нет, давайте сыграем.

Крейну выпало начинать, он выбрал сторону и сделал подачу. Ашер ответил быстрым ударом в дальний угол, и пошла серьезная игра.

Они обменялись ударами, и Крейн не мог не оценить мастерство ученого. Сквош – это отчасти подвижный спорт, а отчасти шахматная партия, поединок умов, стратегий и выдержки. Ашер все время старался вести, а его мощная подача вдоль боковой стены заставляла Крейна постоянно быть настороже. Он-то думал, что травмированная рука ученого не даст ему играть в полную силу, но Ашер, кажется, научился пользоваться правой рукой не только для замаха, но и для сохранения равновесия. Еще не успев осознать, Крейн начал безнадежно проигрывать.

– Партия, – сказал наконец Ашер.

– Девять-четыре. Боюсь, не очень хороший результат.

Ашер весело рассмеялся:

– В следующий раз у вас получится. Как я и говорил, к необычному размеру в конце концов привыкаешь. Давайте, ваша подача.

Во второй партии Крейн обнаружил, что Ашер прав: привыкнув к более низкому и глубокому корту, он понял, что играть стало легче. Крейн провел несколько атак и смог послать мяч за пределы зоны подачи, заставив Ашера играть у задней стенки. Теперь он уже не просто концентрировался на приеме мяча, но и мог занять лучшую позицию. Игра затянулась, и ему удалось победить Ашера со счетом 9:8.

– Поняли, о чем я говорил? – спросил Ашер, тяжело дыша. – Вы быстро учитесь. Так мы с вами сыграем еще несколько раз, и вам придется искать более опытного партнера.

Крейн усмехнулся.

– Ваша подача, – сказал он, бросая мяч Ашеру.

Ашер поймал мяч, но подавать не стал:

– Как там Уайт?

– Он все еще на седативах. Коктейль из халдола и атавана. Против психоза и против тревожности.

– Я слышал, вы использовали весьма оригинальный способ уговорить его. Бишоп что-то говорила про стриптиз.

Крейн слабо улыбнулся:

– Человека в таком остром состоянии можно отвлечь, если его шокировать. Я сделал то, чего он никак не ожидал. И выиграл немного времени.

– У вас есть предположения, что с ним произошло?

– Корбетт сейчас составляет полный психологический портрет – насколько позволяет состояние пациента. Но диагноз мы пока поставить не можем. И это странно. Уайт совершенно адекватно разговаривает, даже несмотря на успокоительное. Но совсем недавно он был весь какой-то взвинченный и реагировал только на внутренние стимулы.

– То есть?

– Он был неуправляем, видел галлюцинации. А теперь забыл об этом. Не помнит даже тех жутких звуков, из-за которых с ним такое случилось. Свидетели и друзья говорят, что накануне замечали кое-какие странности, ведь обычно он был сдержанным. В анамнезе Уайта никаких психических расстройств нет. Думаю, вы и сами это знаете. – Крейн помолчал. – Я считаю, его надо вывозить со станции.

Ашер покачал головой:

– Увы…

– Если не ради Уайта, то ради меня. Мне уже надоели коммандер Королис и его подчиненные. Они день и ночь в палате, караулят Уайта, чтобы он не сказал чего не следует. Например, где на исследовательской станции можно взять брикет пластита.

– Боюсь, ничего тут сделать не могу. Как только вы выпишете Уайта, мне придется запереть его в комнате. Только тогда Королис отстанет.

Крейну показалось, что Ашер говорит с какой-то горечью. Ему не приходило в голову, что и руководитель научного отдела тоже страдает от пресса секретности на «Глубоководном шторме».

Он догадался, что Ашер только что дал ему намек – вряд ли у него будет другая возможность сказать то, что нужно. «Пора», – подумал Крейн. И набрал воздуха в грудь.

– Кажется, я начал наконец понимать, – заговорил он.

Ашер, который смотрел на мячик в своей руке, поднял глаза:

– Что?

– Зачем я здесь.

– Это ясно. Вы здесь для того, чтобы решить наши медицинские проблемы.

– Нет. Я хочу сказать, почему выбрали именно меня.

Начальник отдела научных исследований смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

– Видите ли, сначала я не знал, что и думать. Я ведь не пульмонолог, не гематолог. Если бы рабочие страдали от кессонной болезни, то зачем приглашать меня? Но оказывается, что дело тут не только в этом.

– Вы так думаете?

– Я уверен. Получается, что в атмосфере станции нет ничего необычного или странного.

Ашер продолжал смотреть на него, но ничего не говорил. Крейн, глядя ему в лицо, спросил себя, не напрасно ли он затеял этот разговор. Но теперь, начав, надо выкладывать все.

– Я поместил одного из пациентов с ишемией в гипербарическую камеру, – продолжал он. – И знаете, что обнаружил?

Ашер по-прежнему не отвечал.

– Я обнаружил, что она ничуть не помогает. Но это еще не все. По датчикам камеры, атмосферное давление в норме – как внутри, так и снаружи. – Крейн выдержал паузу. – Получается, все эти разговоры о повышенном давлении, об особом составе воздуха – просто для отвода глаз?

Ашер стал разглядывать мячик.

– Да, – сказал он, помолчав. – И очень важно, чтобы вы ни с кем этой информацией не делились.

– Конечно. Но почему?

Ашер бросил мячик об пол, поймал и задумчиво стиснул в руке.

– Нам нужно было объяснить, почему никто не может сразу покинуть станцию.

– Значит, все эти разговоры об атмосфере, о долгом процессе акклиматизации и еще более долгой реабилитации – лишь отличная дезинформация?

Ашер еще раз кинул мячик об пол и зашвырнул в угол. Больше можно было не притворяться, что они играют.

– Все эти камеры, в которых мне пришлось сидеть, – имитация?

– Нет, они настоящие. Это рабочие декомпрессионные камеры. Просто все приспособления в них сейчас отключены. – Он бросил взгляд на Крейна. – Так вы говорили, что поняли, зачем вас пригласили.

Крейн сглотнул:

– Увидев показания гипербарической камеры, я сложил наконец два и два. Для того же, чем я занимался во время «Бури в пустыне»?

– Да, а кроме того, вы знаете, что случилось с подводной лодкой «Спектр».

Крейн удивился:

– Вам и это известно?

– Нет. Информация по-прежнему засекречена. Но адмирал Спартан знает. Ваши навыки диагноста, опыт работы с… со странными медицинскими ситуациями в очень тяжелых обстоятельствах – вот ваши настоящие плюсы. И раз из соображений безопасности Спартан согласился пустить на станцию только одного человека, то вы стали самой лучшей кандидатурой.

– Вот, опять секретность! Я никак не могу понять одну вещь…

Ашер вопросительно посмотрел на него.

– К чему все эти тайны? Что такого в этой Атлантиде, что нужно принимать столь суровые меры? И кстати, почему государство решило вбухать сюда столько денег, предоставить такое дорогое оборудование? Неужели для археологических раскопок? – Крейн взмахнул рукой. – Послушайте, одно только содержание станции обходится налогоплательщикам не меньше чем в миллион долларов в день.

– На самом деле, – тихо вставил Ашер, – сумма гораздо больше.

– По моему опыту общения с бюрократами из Пентагона могу сказать: они не очень-то интересуются древними цивилизациями. А такие агентства, как Национальная служба океанографических исследований, ходят обычно с протянутой рукой, выклянчивая крохи у правительства, – вы и сами знаете все это лучше, чем я. Но здесь у вас самое современное, самое засекреченное оборудование для проведения каких-то невероятных работ. – Он помолчал. – Да, вот еще что: станция обеспечивается энергией от ядерного реактора? Я повидал немало атомоходов, чтобы догадаться. А на моем бедже стоит радиоактивная метка.

Ашер улыбнулся, но ничего не ответил. Занятно, подумал Крейн, каким неразговорчивым стал человек в последнее время.

На миг на корте повисло напряженное, неуютное молчание. У Крейна имелась про запас еще одна бомба, самая большая, и он понял, что нет смысла беречь ее.

– В общем, я подумал обо всем этом, – заговорил он. – И единственный ответ, который приходит мне в голову: там, внизу, не Атлантида. А что-то другое. – Он посмотрел на Ашера. – Я прав?

Ашер задумчиво взглянул на него. Потом кивнул – едва заметно.

– И что там? – не унимался Крейн.

– Простите, Питер. Не могу вам ответить.

– Нет? Почему?

– Потому что, если я вам скажу, боюсь, адмирал Спартан прикажет вас убить.

Услышав такое, Крейн начал было смеяться, но посмотрел на Ашера и осекся. Потому что руководитель научных работ, всегда готовый повеселиться, на этот раз даже не улыбался.