Текст книги "Одержимые"

Глава XI. Тень

Иван Марек зажёг сигарету. Прикрыл её ладонью, чтобы ветер не погасил пламя зажигалки. Стоял поздний вечер, и закоулки узких улиц изредка оглашались голосами редких туристов – местные в этот час уже давно сидят по домам. Всё, что они любят. Как мыши в норах! Иван усмехнулся и сделал затяжку. Вдыхал терпкий кисловатый аромат «Спарты», наслаждаясь сгустившейся темнотой. Подумал о том, что его мог увидеть кто-нибудь из сиделок или медперсонала – тут же всё бы доложили Драго.

Тот не удивится. Он и так обо всём знает.

Всякий раз, когда Драго смотрел на Ивана, то видел в нём всё. Всю подноготную. Закрывал глаза на то, что Иван заводил мимолётные интрижки с молоденькими медсёстрами, работал в клинике спустя рукава и часто делал вид, что не слышит, когда к нему обращаются.

Иван не нуждался в приказах. Он выполнял то, о чём они условились с Драго. Раз никого не трогает, то ему за это не станут причинять боль. Не запрут в тёмной комнате без окон. Не лишат сигарет и книг. Не ограничат доступ в интернет. От Ивана требовалось лишь примерное поведение. Оставаться на длинном поводке. Такое положение дел устраивало всех.

Вот насчёт новенькой Иван сомневался. Он не знал, что Драгомир решил с ней сделать. Этот коротышка Владимир чуть её не отправил в царство Плутона! Вряд ли Драго это понравилось, но какой разговор у него состоялся с этим русским, никто не знал. Недомерок пытался быть Цербером, но до пса Плутона ему было далеко. Ивану хотелось пересчитать русскому зубы, но слово Драго было сильнее его желаний. Сильнее его одержимости. Сильнее его тени.

Он прикрыл глаза и сделал новую затяжку. Затем выпустил дым и стал наблюдать за ним. Тот клубился, медленно теряя очертания. Иван ждал знака, но даже на улице воцарилась тишина. Как ему поступить? Совет могла дать только Прозерпина. Нежная и сострадающая. Та, что без страха спускалась в подземелье. Та, что приносила весну и надежду, когда возвращалась.

Иван докурил сигарету и покинул балкон. Двинулся в сторону приёмного покоя. Он знал, что найдёт её там.

Глава XII. Что скрывают раны

– Почему я до сих пор здесь? – сердито спросила Марина всё ещё сиплым голосом. До католического Рождества оставались сутки.

– Для исцеления, – Драго был, как всегда, невозмутим. Как и накануне, он сидел рядом с её кроватью, закинув ногу на ногу. Одетый в спортивный флисовый костюм тёмно-синего цвета, он выглядел молодо для своих тридцати восьми лет.

– Я здорова. – Марина оглядела пустующую палату. Вслушивалась в негромкие голоса медсестёр, собравшихся на планёрку в соседнем приёмном покое. Видела пасмурное небо за окном и ровный ряд плотно стоящих друг к другу домов на улице. Толпы прохожих, снующих с разноцветными пакетами. Их заразительный смех смешивался с сигналами автомобилей на перекрёстке.

– Вчера ты и двух слов связать не могла, – возразил Драго и ладонью пригладил свои тёмные волосы. Потёр гладко выбритый подбородок и выразительно посмотрел на Марину. – Может, тебе принести кофе, чтобы смягчить твой нрав?

– А вы любите молчаливых и покорных женщин? – она не могла унять своё раздражение. Впрочем, даже и не пыталась. Ей сильнее хотелось домой, и идея приехать в ISF с каждым днём казалась всё глупее и безрассуднее. Она одна! В чужой стране. Среди чужих и, скорее всего, опасных людей. У неё нет прав на то, чтобы обратиться в местный суд. Нет прав на наследство матери. Марина начинала понимать, насколько опрометчивым было её решение приехать сюда…

– Основав Братство, я дал обет. – Драго прищурил глаза, наблюдая за реакцией Марины. – Поэтому ни о каких женщинах речь идти не может. Кроме тех, кому нужно помочь. Но ведь ты же в это не веришь, да?

– То есть? – растерялась она.

– Что ты думаешь обо мне?

– Я думаю, что вы – ловкий мошенник, обирающий психически неуравновешенных людей. Я считаю, что вы соблазнили мою мать, но не знаю, что вы такого ей наобещали. Заставили оставить все деньги, а потом… – Марина успела вовремя прикусить язык.

– А что потом? – переспросил он. – Что я сделал потом? Убил её? Так тебе вчера рассказала Наталья?

– Так это правда?

Он рассмеялся, прикрыв лицо ладонью. Марина осторожно села на кровати. Горло саднило, но не настолько, чтобы пропал голос. Чувствовала себя вполне окрепшей, чтобы убраться отсюда.

– У тебя чертовски богатое воображение, Марина, – произнёс Драго, закончив смеяться.

– А мне казалось, всё Братство выстроено на воображении, – съязвила она в ответ. – Иначе кто бы мог придумать эти мрачные культы, которые вы показываете людям?

– Кто придумал? Римляне, естественно. Они позаимствовали всё у греков, а те – от шумеров, арабов и индусов.

– А как же странные правила Братства? Комендантский час? Определённая еда, столовые приборы, совет хранителей? Политика лечения пациентов, которая далека от современной? Наталья сказала, что вы лечили мою мать электричеством, когда есть химиотерапия, которая могла стать более эффективной!

– Правила? Правила меня не касаются. А насчёт химии… Не все раковые клетки поддаются ей, потому что у них есть разные типы. Например, есть чувствительные к гормональному лечению – у них имеются рецепторы к эстрогену и прогестерону. И такие клетки мало восприимчивы к химии. С учётом того, что заболевание выявили поздно, гормональная терапия, как и химия, не дала бы результата. То же самое могу сказать и о лучевой терапии.

– Поэтому зная, что маме осталось недолго, вы это сделали?

– Что? Соблазнил её? Должно быть, ты плохо знала Веру, если считаешь, что она нуждалась в уговорах, обольщении и прочих вещах. Ей нужна была помощь другого рода. Понимание. Человечность. Душевность. Внимание. Забота. Не получив этого от своих близких, она пришла за этим в Братство. Вверила себя нашим рукам и получила то, что искала. Здесь она обрела счастье. Перестала винить себя, тебя, бывшего мужа и всех остальных.

– И за ту жалость, что вы ей дали, она решила оставить вам наследство?

– Это была не жалость, Марина. За жалостью всегда стоит страх, связанный с унижением. Здесь, в лучшем случае, она могла получить сочувствие и поддержку. Один из наших хранителей, как я уже говорил, психотерапевт, Отто Косак. Он вкладывает душу в работу с каждым пациентом. Его нельзя назвать жалостливым, скорее, наоборот. Он работает с подсознанием не хуже Плутона – не зря этим именем назвали бога подземного царства, которое легко ассоциируется с этой частью психики. Его цель – побудить нас бороться со своей тенью, страхами, стереотипами и травмами. Культ античных богов не любит слабых. Он за исцеление и обретение опоры на себя в первую очередь.

– А что тогда делали вы? Развлекали маму рассказами о прелестях загробной жизни или что-то другое? – допытывалась Марина, не зная, как ей ещё надавить на этого невозмутимого мужчину с обманчиво спокойным выражением лица.

– Почему тебя так волнует моя сексуальная жизнь? – Драгомир приподнял левую бровь. – Может, потому, что у тебя нет своей? Иначе, как объяснить этот странный интерес? Ты не впервые задаёшь мне подобный вопрос.

– Речь идёт не обо мне, – отрезала она. – Мы обсуждаем ваши грехи.

– Ты знаешь моё мнение о грехах.

– Значит, вы отрицаете, что являетесь мошенником?

– Я не собираюсь ничего отрицать.

– Включая и то, что вы выманили у мамы деньги?

– Марина, твоя мать умерла. И там, где она сейчас находится, деньги ей не нужны. Ты можешь забрать с собой урну с её прахом, и развеять его над Невой или Ладогой, как тебе захочется. Решай сама, раз ты приехала сюда.

– Значит, вы отобрали у меня деньги моей матери! – вспыхнула Марина.

– А с чего ты взяла, что заслужила эти деньги? С чего ты взяла, что они вообще твои? – спросил Драгомир. – Вы не были близки с ней. Вера редко о тебе говорила, и её голос холодел при упоминании о дочери. Если бы между вами существовали искренние и тёплые отношения, то она непременно вспомнила бы о тебе, когда находилась при смерти. Но она решила, что онкоцентру деньги нужнее, чем тебе.

– Значит, она обо мне ничего не сказала? – Марина чувствовала, как возникшая в груди боль постепенно охватывает тело, напоминая костёр. Кровь прилила к лицу и застучала в висках.

– Ни слова. Ты потеряла её ещё там, в Санкт-Петербурге. И ты знаешь это.

Марина опустила голову, ощущая, как пылают её щёки. Помнила свои неловкие сообщения, которые она начала отправлять матери после возвращения из отпуска, но те не доходили до адресата. Затем робкие звонки, но… «Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети». Попытки узнать у отца, что ему сказала мать перед тем, как уехать. Марина хотела приехать к нему, но тот сослался на занятость и семейные дела. Она оказалась и ему не нужна.

– Как вы смеете судить меня? – Марина гневно уставилась на Драго. Её голос сорвался на свистящий шёпот. – Вы ничего не знаете о нашей семье! У мамы могли быть свои причины не говорить о наших отношениях!

Она взмахнула рукой, намереваясь дотянуться до него, но Драго перехватил её и коснулся дрожащих пальцев тёплой ладонью. От неожиданности, Марина чуть не потеряла равновесие и не свалилась с кровати. Придерживал её, пока она не успокоится, обхватив другой рукой её плечо.

– Отпустите! – прошипела она.

– Оставь в покое Веру. Её больше нет. Она не сможет стать тебе матерью, и никакие деньги в мире не в силах этого изменить. Прими уже это!

– Да отпустите же!

– Будешь продолжать вырываться, то рискуешь упасть, – с ленивой усмешкой предупредил он, не разжимая объятий.

Она ошеломлённо смотрела на него. Его лицо находилось в опасной близости. Казалось, ещё мгновение, и он сможет прикоснуться к её губам. От этой мысли страх, окутывавший Марину, вспыхнул сильнее. Она попыталась дёрнуться, но Драгомир держал её стальной хваткой. Всматривался в её лицо, словно изучая.

– Расслабься, – сказал он низким, проникновенным голосом. – Прекрати бороться со мной и с собой. И давай уже перейдём на «ты», раз мы настолько сблизились за последнее время.

Собрав остатки сил, Марина вырвала руку. Драго отстранился и вновь сел прямо на табурете. Его дыхание даже не сбилось.

– Ты проиграешь, Марина, – он покачал головой. – Тебе ничего здесь не светит. Как ни пытайся. Закон на моей стороне.

– Мерзавец! – просипела она. Её голос предательски дрожал. – Думаешь, я сдамся? Забуду о мамином наследстве и вернусь в Питер, как ни в чём не бывало?

– Зачем ты тогда здесь? Только из-за денег? Тогда к чему все эти благородные речи о матери? Вера ничего тебе не должна. Ни тогда, ни сейчас. Пора взрослеть. Она не выгнала тебя из своих квартир, потому что ты сама решила уйти. Это был твой выбор. Твоя ответственность. Вера распорядилась своими деньгами так, как посчитала нужным.

– Ваше долбаное Братство заплатит за это, – выдавила Марина, понимая, что у неё не осталось аргументов. Веки защипало от подступающих слёз.

– Обязательно. Но чтобы бороться с Братством, тебе нужно хотя бы нормально начать есть, иначе сил не останется.

Марина нахмурилась, сбитая с толку переменой темы разговора. Инстинктивно притянула одеяло к себе.

– Мне не нравится местная еда. Она слишком жирная и слишком много мяса, которого я не ем.

– А зря. Тогда больше спи, набирайся сил для новых сражений, Диана1616
  Диана – в Древнем Риме так называлась богиня охоты.


[Закрыть], – спокойно, без насмешки посоветовал Драго.

– Не надо меня так называть.

– Не буду, хотя тебе идёт это имя, – улыбнулся он и поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Когда он ушёл, она вновь легла на кровать и подтянула колени к груди. Позволила слезам течь по щекам. То, что Драго прикоснулся к ней, вызвало в ней больше потрясения, нежели его слова о маме. Марина никогда не любила чужих прикосновений. В детстве её редко обнимали, утешали, прижимали к груди, бормотали успокаивающие слова. Отец учил её быть сильной и давать сдачи обидчикам. Мама предпочитала закрываться в себе и заниматься своими делами, а не дочерью. Такой её и запомнила Марина: задумчивой, впечатлительной, набожной, неуверенной. Это казалось слабостью, которую Марина возненавидела в себе, как и прикосновения.

Они несли с собой боль. Жалость. Марину пробрала дрожь от детских воспоминаний. Все полузабытые травмы оживали, словно вскипая в крови.

Вот она, заигравшись, опрокидывает ведро с водой. Отец даёт подзатыльник и кричит, а мама покорно уходит за тряпкой. Молчит. Вернувшись, так же молча убирает разлитую воду. Её глаза полны жалости и осуждения. В тот момент Марина чувствует себя ненужной, неловкой, неуместной в этой семье среди людей, в которых она чувствовала лишь чужаков. Никто не защитил. Никто не вступился за неё. Никто не поддержал.

Одиночество стало верным спутником. Нет ни боли, ни разочарования, ни ожиданий. Нечего ждать – не от чего и разочаровываться. Сходив на пару неудачных свиданий, Марина вначале переживала, почему за первой встречей ей не предлагают вторую. Один из мужчин начал приставать к ней сразу, едва они сели за столик в кафе, разгорячённые и весёлые после катания на коньках. Тогда у неё забрезжила надежда: может, этот мужчина окажется подходящим партнёром? Однако когда его глаза влажно заблестели, а рука за её спиной плавно переместилась на грудь, как бы невзначай, Марина испытала жгучее чувство стыда и унижения.

Ей не понравилось, как к ней прикоснулся Драгомир. Не понравилось, но теперь она не могла забыть о теплых ладонях: одна удерживала её руку, а вторая обхватывала плечо. Видела его сильные запястья. Длинные красивые пальцы. Ей не понравилось, какими глазами Драго смотрел на неё, но, даже зажмурившись, она до сих пор видела его лицо перед собой. В его взгляде не осталось прежней расслабленности и умиротворения. В нём осталась лишь осторожность и зоркость хищника, следящего за жертвой. Несмотря на то, что Драгомир вёл себя смирно и почти не двигался, Марина ни на минуту не забывала, насколько он опасен. Он отобрал у неё всё – маму, деньги и даже видимость того, что у Веры сохранилось хоть какое-то чувство к дочери. И он отберёт ещё больше, если сможет. Уничтожит её без зазрения совести! И то, что Марина дала слабину, лишь подстегнёт Драгомира к этому. Она действительно проиграет.

Она лежала в палате, освещаемой тусклым полуденным светом. В душе полыхал страх вперемежку с яростью. Она сбежала бы сейчас, но оставила вещи и документы в ISF. А это значит, что ей придётся сначала вернуться туда. Билет на самолёт куплен на послезавтра, но чутьё подсказывало, что рейс в Санкт-Петербург улетит без неё.

Глава XIII. Всевидящее око

Оказавшись в Братстве, Драго закрыл за собой дверь кабинета. Некоторое время смотрел на мониторы камер наблюдения. Казалось, всё шло своим чередом. Штаб-квартира, общий зал, столовая. Психиатрическая клиника, приёмный покой, палаты. Центр помощи онкобольным, кабинеты, зал для занятий, бассейн, столовая. Хоспис, вестибюль, ординаторская, палаты, зимний сад.

Некоторое время Драгомир смотрел на Марину, лежащую на боку на узкой кровати. Она словно смотрела в стену и время от времени утирала слёзы. Драго лишь вскрыл одну из её ран. Любая травма начинает кровоточить, если её хотя бы надрезать. Братство отличалось от прочих духовных центров тем, что здесь людям не давали «забыть» о боли через медитации и практики. Здесь работали с ней. На лекарства подсаживали тех, кому не помогала психотерапия. «Забыть» прошлое можно только через работу с болью. Драго не был психологом – чаще всего он руководствовался только личным опытом. Именно страхи толкнули Марину прилететь в Прагу. Затем последовала боль, когда она встретилась ними: отверженность, нелюбовь к себе, одиночество. За этим закономерно последовала злость: на себя, на окружающий мир и людей – именно это каждый раз принимал Драго, когда разговаривал с Мариной. А за злостью вновь придёт боль. И только потом – принятие. Исцеление. Душевный покой. Всё то, чему Марина так отчаянно сопротивлялась.

Драгомир переключил камеру и посмотрел на зал для совещаний, где собрались хранители. Среди них светлым пятном маячил Иван Марек.

– Как странно, – пробормотал Драго, вглядываясь в мерцающее изображение.

Хранители выглядели относительно спокойно, рассевшись за полукруглым столом. Однако словно по невидимой команде они подняли головы, оторвавшись от бумаг, и посмотрели в сторону Ивана, сидящего возле дверей.

Нахмурившись, Драгомир ждал, но на лице неофита показалась улыбка. Тот что-то произнёс, отчего члены Братства вернулись к документам. Жаль, что в своё время Драго не захотел установить прослушку – сейчас бы ему это пригодилось.

Отмахнувшись от мелькнувшего беспокойства, Драго выключил монитор.

Всё в порядке. Пока что.

Глава XIV. Перемирие

Владимир был последним человеком, которого Марина ожидала увидеть на пороге палаты тем же вечером. Она хотела было попросить его уйти, но заметила в его руках термос и две кружки.

– Я это… с миром, – замявшись, произнёс он. – А в качестве извинений – лучший турецкий кофе «Мехмет Эфенди».

Марина недоверчиво покосилась на него. Щёки горели от недавних слёз, а в глазах ещё плескался гнев от недавнего разговора с Драго. Даже плечо и рука, казалось, хранили отпечаток его прикосновений.

– После вашей Натальи в этом кофе может быть что угодно, – проворчала она.

– Я принёс две кружки. Если там что-то непотребное, то умирать будем вместе.

– Снова разыгрываете меня?

– Нет, но поверьте, это лучше чем «Юпи» или «Зуко». Помните, как в девяностых, а? Дрянь редкостная была! Тьфу! Так я могу войти?

– Ладно, – сдалась Марина, – ради настоящего кофе можно рискнуть жизнью.

Владимир подошёл к её кровати и, сев на табурет, принялся разливать кофе в кружки. Одну из них протянул Марине, другую пригубил сам. Поцокав языком, уставился на неё немигающим взглядом. Настоящий Азазелло1717
  Азазелло – персонаж из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (1928—1940).


[Закрыть], подумала Марина. Грубоват, не любит женщин, называя их «бабами», хладнокровен и расчётлив. Сев на кровати, скрестила ноги по-турецки и взяла кружку, наслаждаясь мягким ароматом напитка. Отпила кофе и не удержалась от вопроса:

– Так вы пришли, чтобы извиниться? Хотя именно вы предупредили меня о том, что Наталья опасна. Но я вас не послушалась и поплатилась за своё любопытство.

Владимир сосредоточенно пил кофе, поглядывая на Марину прищуренными глазами. Его лицо не выражало ровным счётом ничего.

– На самом деле нет, – наконец произнёс он и цыкнул зубом. – Я вас подставил.

От неожиданности Марина поперхнулась и судорожно выдохнула. Она удивилась не тому, что он так поступил, а потому что легко сознался в этом с неизменно равнодушным выражением лица.

– Что вы сделали, простите?!

– Драго сказал, чтобы я признался вам и попросил прощения. Ну, поэтому я тут. Такие дела. Я хотел так подстроить обстоятельства, чтобы вы сами навлекли на себя неприятности. Что вы и сделали, недолго думая.

– Вы знали! Заранее знали, что так выйдет! – ахнула Марина.

– Ну, да. Даже слепой увидит, что вы нарываетесь на неприятности. Ищете любой повод, чтобы навредить Драго. Наташкины слова – ничто, пыль, так как она кукухой поехала. Но вот вы вначале приняли всё за чистую монету. Ну, пока она не взбесилась, – Владимир подмигнул Марине, но его глаза оставались равнодушными. – Кстати, как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Спасибо, – Марина отпила кофе. Ей показалось, этот напиток теперь долго будет ассоциироваться с ISF и множеством неприятных эмоций, которых ей довелось испытать в его стенах.

– Я занимаюсь здесь безопасностью, как вы поняли. Поэтому в моих обязанностях защита членов Братства, начиная с его основателя. Правда, он не нуждается в ней. Он сам себе закон, и никто не может ему навредить.

– Вы испугались, что я могу узнать правду о том, что здесь творится на самом деле? – резко спросила она и отставила кружку.

Владимир и бровью не повёл. Отхлебнул кофе и хмыкнул.

– Правда вам не понравится, Марина Викторовна. Вы её не поймёте и не сможете принять.

– А в чём она заключается?

– В принятии многообразия нашего прекрасного мира. Всем найдётся своё место под солнцем.

– Наталья бы с вами не согласилась, – ядовито бросила Марина. – Кстати, как она? Всё ещё думает, что я – исчадие ада?

– Наташка уже отчалила, мать её за ногу, – Владимир допил кофе и выжидающе посмотрел на Марину.

– В смысле?

– Мы отдали её в гослечебницу. Там ей и место, среди таких же чокнутых конспирологов. Там ей никто не даст спуску! Ишь, чего удумала! Прятать таблетки, вместо того, чтобы их пить. Там быстро приведут в чувство для острастки! Но я вообще пришёл не только для болтовни за кофе.

Марина напряглась, ожидая, пока Владимир встанет с табурета, соберёт кружки и закрутит термос.

– Собирайтесь. Негоже Сочельник отмечать в больнице для психов. Тут ещё и кормят скудно, так что поедем в Тройский район обратно. Правда, наше Рождество через две недели, но у чехов свои правила.

– Я заметила, – поморщилась Марина. – Думаю, иного выбора нет.

– Ага. В общем, жду вас в холле. София сегодня снова на дежурстве, принесёт вашу одежду.

После его ухода Марина оглядела больничную пижаму. На колене осталось полукруглое пятно от кружки. Достав из прикроватной тумбы телефон, с грустью отметила, что никто ей не писал. Ни отец, ни коллеги с работы. Войдя в заметки, набросала небольшой список:

«1. Письмо точно не могли написать: Драгомир, Владимир, Наталья и София, которая тут недавно работает;

2. Документы хранятся в центре онкобольных, и, возможно, в самом ISF;

3. Расспросить Божену, Катерину, Патрика Чермака;

4. Если за два дня ничего не узнаю, то возвращаюсь в СПб».

Нужно запастись терпением. Марина вздохнула и, отложив телефон, встала с кровати. Она пробудет здесь ещё несколько дней, чтобы успеть найти того, кто написал то письмо. Это единственная зацепка! Если за это время таинственный отправитель не найдётся, то пора будет ставить точку. Может, это нужно было сделать давным-давно. Махнуть рукой на борьбу с ветряными мельницами. Забыть о матери, которой у Марины и так никогда не было.

София принесла вещи, и уже через полтора часа Марина вновь сидела в столовой, окружённая членами ISF, размеренно доедающими свой ужин. Никто не расспрашивал о произошедшем в клинике, лишь Катерина участливо сжала руку Марины и едва слышно вздохнула. Божена тихо улыбнулась и перевела взгляд на свою тарелку, а Драгомир и вовсе не обращал внимания на Марину. Нужно потерпеть ещё пару дней. Если за это время ничего нового она не сможет узнать, то оставит всё, как есть. Тем более, пока у неё сохранились остатки гордости и самоуважения.

Поймав на себе взгляд, она вздрогнула. На неё смотрел юноша, сидевший у дальнего конца стола. Ангельские черты лица, кудрявая копна тёмных волос, падающих на высокий лоб, безвольный рот, плавная линия подбородка. На вид парню не больше двадцати. Ещё одна жертва ловкого проходимца! Казалось, юноша был здесь самым молодым, и Марина терялась в догадках, не понимая, что он здесь делает. Скорее всего, это тот самый актёр в чёрной краске на Сатурналиях! Если с членами ISF было всё понятно, что они здесь заодно, то молодой человек явно отличался от собравшихся. И как она его раньше не замечала? Всмотревшись в его лицо, Марина увидела едва заметный кивок. Это предназначалось только ей.