Текст книги "Господа юмористы. Рассказы о лучших сатириках страны, байки и записки на полях"

Я сказал Арканову:

– Ты чего же его не читаешь, этот номер?

Арканов сказал:

– Да как-то неудобно.

В следующей поездке я уговорил Арканова исполнить «Бухгалтеров». Он исполнил, и с тех пор всюду, где была сложная публика, он этот номер исполнял всегда, и всегда с большим успехом.

Автором этого номера считался Арканов, но на самом деле и Левенбук, который почему-то постеснялся дать этому шедевру свою фамилию.

А ещё они с Левенбуком дружили. Очень близко. Левенбук после института стал артистом, а Арканов – писателем, так что было им о чём поговорить.

Однажды Арканов разыграл Левенбука. Он дал ему на время ключи от своей квартиры, где Левенбук встретился с девушкой. Арканов зарядил три или четыре будильника, и каждые 15 минут где-то поблизости от дивана раздавался звон.

А ещё Левенбук на свою шею познакомил Арканова со своей девушкой, Женей Морозовой. Арканову девушка понравилась, он отбил её у Левенбука и женился на ней, но про это дальше.

И вот закончили они медицинский институт, и даже Арканов поработал недолгое время врачом. Но так как его миниатюры уже исполняли артисты, то он и перешёл полностью на эстраду.

Гриша Горин тоже немного поработал в скорой помощи и вскоре присоединился к Арканову. Вместе они написали множество эстрадных номеров. Издали в 1966 году, вместе с Камовым и Успенским, книжку «Четверо под одной обложкой». Это был качественно новый юмор.

До этого основными юмористами были Ленч, Ласкин, Поляков, Ардов. Конечно, все они были люди талантливые, но в 60-х годах была оттепель и разрешалось больше, чем раньше. Да к тому же пришли молодые, современные люди, образованные и более свободные.

Тогда же, в 60-х, Арканов и Горин написали знаменитую пьесу «Свадьба на всю Европу». Её, эту пьесу, поставил в Ленинграде в Театре комедии талантливый режиссёр Николай Акимов. Постановка имела шумный успех. После Акимова эту пьесу поставили более восьмидесяти театров.

Ребята стали богатыми людьми. Но Арканов был игрок, много проигрывал на бегах, поэтому иногда брал взаймы у Гриши.

Однажды взял у него 400 рублей. Через некоторое время они получили в Москонцерте за программу 1200 рублей, получили каждый по 600.

Горин говорит:

– Аркан, отдавай долг.

– Какой долг?

– Такой, ты мне должен 400 рублей.

– Ну и что?

– Что значит «что»? Отдавай 400 рублей, которые ты мне должен.

Аркан, проклиная всё на свете, отдаёт 400 рублей. Потом говорит:

– Что же, я эту фигню писал за 200 рублей?

Дальше они идут мимо универмага. Арканов уговорил Гришу зайти в магазин и убедил его купить за 400 рублей телевизор.

Гриша купил, потом чертыхался:

– Зачем мне этот телевизор, у меня дома уже есть один.

Зато Аркан доволен, заставил друга раскошелиться. Вот так они и жили.

В то время, когда у них ещё не было ни одной книги, они поехали в Одессу писать программу для филармонии. Жили в гостинице «Красная».

Однажды вечером выпили. Арканов вышел на балкон. Внизу стояли несколько одесситов.

Аркан крикнул вниз:

– Эй, вы!

Все подняли головы.

Аркан скомандовал:

– Пойдите и возьмите почту, телеграф и телефон.

И ушёл в комнату.

Через некоторое время снова вышел на балкон, спросил:

– Взяли почту, телеграф и телефон?

Снизу кто-то сказал:

– Взяли.

Арканов скомандовал:

– Пойдите и отдайте назад.

Снизу раздался дружный мат.

Вот так они и развлекались.

В ту же поездку они, ещё нигде не печатавшиеся, подошли к киоску и спросили:

– У вас есть книга Арканова и Горина?

Одессит посмотрел и сказал:

– Эк, хватились.

Настоящий одессит, не мог признаться, что слыхом не слыхивал о таких писателях.

Кстати, Аркановым и Гориным они стали совсем недавно, до этого были Штейнбоком и Офштейном. Но на «Добром утре», на радио, им сказали, что с такими фамилиями им трудно будет пробиваться в СМИ.

Арканов взял себе такой псевдоним, потому что в детстве его все звали Аркан. А Горин расшифровывается как «Григорий Офштейн решил сменить национальность».

В начале 60-х Арканов заведовал отделом юмора в журнале «Юность». Популярнейший был журнал.

Случилось это так. Завотделом был Марк Розовский, а Арканов и Горин там печатались. Кстати, Арканов напечатал знаменитый тогда рассказ «Жёлтый песок».

Розовский собрался в отпуск и попросил Арканова месяц поработать вместо него.

Когда через месяц Розовский вернулся в журнал, обаятельный Аркан уже настолько всем полюбился, что про Розовского никто и не вспоминал.

Несколько позже с Аркановым произошла такая история. Коллектив журнала поехал на Камчатку. Арканов остался на работе. Когда коллектив вернулся, в кабинет к Арканову зашёл фотограф, которого тоже звали Аркадий, и рассказал:

– Был там, в Петропавловске, приём, сидели за столом, напротив меня сидел какой-то парень с фиксой. Он спросил меня:

«А как вас зовут?»

Я говорю:

«Аркадий».

Он говорит:

«Уж не Арканов ли?»

А я возьми и ляпни:

«Да, Арканов».

И тут же он мне заехал кулаком в глаз. Видишь синяк?

– Вижу, – сказал Арканов.

– Спасибо тебе, – сказал фотограф.

Что за человек, почему ударил, осталось загадкой.

В 1966 году состоялся первый фестиваль студенческих театров. Съехались со всей страны коллективы из Одессы, из Новосибирска, Томска, Казани, а также участвовал коллектив «Телевизор» из нашего МАИ. Фестиваль проходил в ДК МГУ на Моховой.

Потрясающий был фестиваль. Председателем жюри был Аркадий Райкин, Арканов и Горин были членами жюри. Попасть туда, в зал, было трудно. Зал небольшой, а желающих тысячи.

Театр МГУ «Наш дом», во главе которого стояли Розовский, Аксельрод и Рутберг, показал несколько спектаклей. Все остальные – по одному.

Спектакль МАИ «Снежный ком, или Выеденное яйцо» имел такой феерический успех, что, когда его показывали, у входа дежурила конная милиция.

Спектакль был очень острым. Это в нём была реприза: «Когда артисты читают „Муха-муха-Цокотуха“, а редактор говорит: „ЦК что?“»

Ясно было, что премию надо отдавать этому спектаклю, но представитель ЦК ВЛКСМ был категорически против, поэтому дали пять равноценных премий, в том числе, конечно же, лучшему театру – Театру МГУ.

Так что мы, молодые авторы из МАИ, смотрели на Арканова и Горина как на признанных мэтров.

Я помню, году в 1967-м встретил Арканова на Каляевской. Он зашёл в оконную мастерскую и оттуда понёс стекло к себе домой, на Чехова. Я шёл за ним, мне было просто интересно посмотреть на него. Он высокого роста, с хорошей фигурой и красивым лицом. Одно загляденье.

Мог ли я тогда подумать, что всего через четыре года мы с ним поедем в Ленинград на гастроли и даже подружимся?

Тут, наверное, будет уместно сказать, что это были за гастроли.

В 1967 году образовалась новая 16-страничная «Литературная газета». Главным редактором был назначен писатель Александр Чаковский. Ему удалось убедить главное начальство дать этой газете большую, чем другим, свободу. Надо было иногда выпускать пар из котла. Уменьшать давление. Замом Чаковский взял талантливого журналиста, Виталия Сырокомского. Тот пригласил на отдел юмора журналиста Виктора Веселовского. Веселовский взял себе в замы Илью Суслова из журнала «Юность».

Собрали лучших авторов: Арканова, Горина, Камова, Успенского, Хайта, Курляндского, Славкина и Розовского. Эти авторы придумали рубрики и название – «Клуб 12 стульев».

Использовали рубрику «Сатирикона» – «Бумеранг» – ответы на вопросы читателей. Придумали стенгазету «Рога и копыта».

Поскольку люди собрались талантливые, очень быстро 16-я полоса стала очень популярной. Авторы со всей страны старались там напечататься. Там печатались самые разные люди, от таксистов до академиков. В лучшие времена тираж был пять миллионов экземпляров. Большинство читателей начинали читать газету с последней страницы.

Представьте себе время. Юмор по ТВ – только редкие номера в «Огоньках». Печатный юмор – только журнал «Крокодил» с ретроматериалами. По ТВ одна или две юмористические передачи – «Кабачок 13 стульев» и «Терем-теремок».

И вдруг каждую неделю целая полоса рассказов, миниатюр, пародий. Из номера в номер печатался пародийный роман «Классика» Евгения Сазонова, придуманный Марком Розовским. Даже отдел юмора в «Юности» не мог сравниться с «Клубом», в первую очередь по объёму хороших материалов.

Буквально через пару лет популярность «Клуба» настолько выросла, что администрация «Клуба» с авторами стали выступать на больших площадках.

Три администратора и основной костяк: Арканов, Горин, Хайт, Розовский, Владлен Бахнов и «самодеятельность» «Клуба», артисты Семён Фарада и Геннадий Хазанов.

Я их концерт увидел в 1969 году в Театре эстрады. Зал битком, успех грандиозный. Здесь можно было услышать то, чего не было на ТВ и в эстрадных концертах. Под прикрытием газеты сатирики позволяли себе вольности. Их тексты, в отличие от эстрадных, никто не литовал, то есть не проверял.

Впервые меня напечатали в «Клубе» 1 января 1970 года. Это был маленький рассказик под названием «Новое о Мата Хари». В нём я доказывал, что Мата Хари – это Мотя Харитонова из-под Рязани.

Рассказик понравился сначала редакторам, а потом и читающей аудитории.

После напечатания ребята клубные сказали, что надо поставить начальству, то есть Веселовскому. Такая была традиция.

Я по неопытности купил две бутылки водки и закуску, пришёл в кабинет к Веселовскому и предложил выпивку. Веселовский сказал, что он водку не пьёт, и посоветовал это отнести редакторам в кабинет напротив, что я и сделал. Редактор Резников, консультанты Брайнин и Владин водкой не брезговали, и всё это было тут же распито.

Вообще, там, в «Клубе» жизнь была весёлая. Всё время напропалую острил художник Вагрин Бахчанян, который впоследствии эмигрировал в Америку, где и сотрудничал в «Новом Американце» с Довлатовым.

В «Клубе» всё время гостили девушки.

Особо надо рассказать о Виталии Борисовиче Резникове. Он работал официантом в ресторане «Метрополь», обслуживал банкеты.

Однажды к нему за столик сели журналисты из «Комсомольской правды». Он им сказал, что может писать не хуже, чем они. Поспорили. Виталий написал фельетон, его напечатали в «Комсомолке», и Виталий ушёл туда работать журналистом.

Жена его возглавляла общепит в Кремле. Так что с продуктами у него было всё в порядке.

Я как-то спросил его:

– А помнишь, когда-то колбаса была замечательная – «Чайная»?

Он сказал:

– А что мне помнить, я её и сейчас ем каждый день.

Нам тогда «Чайная» могла достаться только во сне.

Через некоторое время Виталий из «Комсомолки» перешёл в «Литгазету». И один остряк, намекая на его острый сексуальный интерес, сказал:

– Наконец-то в «Литературку» пришёл человек сразу и из половых, и из органов.

Был тут и третий смысл. В «Метрополе» все официанты были хорошо проверенные органами.

В «Клубе» всё время сидело человек десять: редакторы, консультанты, гости из соседних отделов, приятели и авторы. Мужчины старались понравиться присутствующим женщинам и острили вовсю.

Заправлял всем этим зам – Илья Петрович Суслов. Он решал, что печатать, что нет.

Итак, напечатали меня 1 января 1970 года. Я стал носить туда рассказы, но в следующий раз меня напечатали только через год. Рассказ назывался «Фиктивный брак».

Рассказ, видно, был неплохой, раз его до сих пор показывают по ТВ в исполнении драматических артистов, один из которых Михаил Светин.

В МАИ я выступал вовсю. Сам себе писал, сам исполнял, вёл концерты. У нас, в МАИ, был особый шик, который завёл Александр Янгель, сын генерального конструктора Янгеля и капитан нашей команды КВН.

Ведущий работал без текста, на ходу выдумывая подводки к выступающим. И обязательно надо было вызвать смех. Старались. Иногда получалось.

Я, конечно же, мечтал выступать с «Клубом».

Однажды от «Клуба» надо было выступать на ВДНХ, на площади. Веселовский ехать не хотел, попросил меня с Владиным там выступить.

К тому времени у меня было два номера, написанные для артистов Лифшица и Левенбука. Один номер, «Бабье лето», мы, Измайловы, написали вместе, а второй, «Руководство для желающих выйти замуж», мы написали с Левенбуком. Оба номера были опробованы на самой разной публике.

И вот приехали мы с Владиным на ВДНХ. Площадь у фонтана забита толпой. Идёт концерт. Первым из нас пошёл Владин, он читал прозаические пародии. Интеллигентные, милые и абсолютно неподходящие для тысячной толпы, да ещё на улице.

После него пошёл я и читал два своих эстрадных номера, которые шли на ура.

Володя был расстроен. Но я ему пытался объяснить, что такие пародии годятся для ЦДЛ, а не для площади. Когда мы вернулись в «Клуб», Веселовский спросил Владина при мне:

– Как там Измайлов прошёл?

Владин сказал:

– Прилично.

Веселовский, понимая ситуацию, спросил:

– Лучше тебя?

Владин при мне не мог соврать, сказал:

– Лучше.

Заявка была сделана. Но меня на платные концерты всё ещё не брали. А в «Клубе» была такая традиция: если ты делаешь платный концерт, то тебя берут на этот концерт выступать.

Я попросил своего друга, Леонида Хавронского, сделать концерт в его НИИ в Зеленограде. Мы с ним, с Лёней, там не раз выступали с миниатюрами ещё студентами, и меня там публика знала.

И вот мы едем на концерт в Зеленоград. Веселовский, Суслов, Резников, Арканов, Горин, Измайлов и Хазанов. Едем в микроавтобусе. И Веселовский говорит:

– А давайте будем выступать, ну, пару месяцев, в пользу кого-то, и этот кто-то купит машину, а следующие концерты – для следующего.

Все призадумались.

Приехали на площадку. Веселовский прочитал доклад, вместе с Сусловым они почитали «Рога и копыта». Потом выпустили меня. Обычно новичка выпускают в начале, чтобы, если провалится, можно было прикрыться.

Я делаю первый номер – хороший успех. Делаю второй номер, и меня не отпускают. Люди скандируют, и я не могу уйти.

Веселовский говорит:

– Давай читай ещё.

А у меня больше ничего эстрадного нет. Тогда я беру из папки рассказ «Хорошее настроение», про флаг, тот самый, который хотел исполнять Райкин, и читаю этот рассказ в полной тишине. Он хороший рассказ, но совсем не эстрадный.

В конце раздались аплодисменты вежливости. Но это уже было не важно, главное, все увидели, как я здорово прошёл.

Когда я сошёл со сцены, Суслов сказал:

– Старичок, ты читал наизусть, а авторы обычно читают по бумажке, учти это.

Потом подошёл Горин и сказал:

– Зачем ты играешь, ты же не артист, ты автор, скромнее надо быть. И не части так.

После этого ко мне подошёл Арканов и сказал:

– Всё, что они тебе говорили, забудь. Вот как читаешь, так и читай.

Старик Арканов нас заметил, уже тогда благословил.

Когда ехали назад, Веселовский сказал:

– Ну что, будем скидываться на машины?

Горин сказал, смеясь:

– Ага, начнём скидываться, а тут появится какой-нибудь очередной Измайлов, и надо будет ему скидываться. Ну уж нет. До меня очередь никогда не дойдёт.

На том и порешили.

После этого концерта меня пригласили с «Клубом» на концерты в Ленинград.

И вот мы едем в Ленинград. Весна 1972 года. Везёт нас зам начальника бюро пропаганды литературы Царёв. А у начальника фамилия – Батрак.

Царёв с женой очень ко мне тепло относятся. Я в этой компании самый молодой. И они с женой обсуждают, какой я симпатичный мальчик.

А компания звёздная: администраторы «Клуба», Арканов, Горин, пародист Александр Иванов, в Ленинграде к нам должен присоединиться Жванецкий.

Сан Саныч Иванов уже поддал и в коридоре вагона объясняет мне, салаге, значение пародий в литературе.

– Лиоша, ты пойми, литература умрёт, а пародия останется.

Говорит он так громко, что Горин открывает дверь своего купе и говорит:

– Саня, пародия останется, литература умрёт, но не ори так, мы уже спать легли.

Саша уводит меня в тамбур и продолжает свою лекцию.

Утром мы расположились в гостинице «Астория». Я пришёл в буфет на своём этаже, а там уже сидит, ест и выпивает Виктор Васильевич Веселовский, наш главный начальник.

Он говорит:

– Давай по пятьдесят грамм.

Мы выпиваем по пятьдесят. Потом ещё по пятьдесят. После третьей буфетчица стала нам казаться красавицей. Она закрыла буфет и села к нам за столик. Мы продолжили вместе с буфетчицей.

Виктор Васильевич мог выпить много, буфетчица ещё больше, а я уже поплыл, в голове кружилось, а вечером выступать. Я шёл по коридору, держась за стену. Навстречу мне шёл Царев с женой. Когда он увидел меня в таком состоянии, он только и сказал:

– Вот тебе и симпатичный мальчик.

Помог мне Гриша Горин. Он напоил меня чаем, уложил спать, потом разбудил меня, накормил борщом, и я несколько пришёл в себя.

Вечером меня, конечно же, пошатывало, но выступил я хорошо.

Жванецкий сказал, что его знакомой, ленинградке, я даже понравился.

Она сказала:

– Вот этот, с кукольным личиком…

Я и не знал, что у меня кукольное личико.

А выступали мы в Ленинграде в филармонии и в Капелле. Директор сказал, что в Капелле из литераторов до нас выступали только М. Горький и И. Андронников.

Но вернёмся к Арканову.

Ездить на гастроли с Аркадием Михайловичем было одно удовольствие. Он немногословен и спокоен. Болтливость на гастролях сильно раздражает, ведь приходится подолгу бывать вместе.

Арканов хорошо играл в шахматы, где-то по первому разряду. Мы постоянно возили с собой шахматы, и он играл то с Резниковым, то с Владиным.

Как-то раз Владин сказал:

– Я пойду в свой номер, надо готовиться к выступлению.

Арканов тут же среагировал:

– А что тебе готовиться, перхоть стряхнул и пошёл.

Он был очень остроумным человеком. Причём в жизни даже более остроумным, чем в литературе.

Как-то мы выступали в Одесской филармонии. На сцене сидели представители не основной национальности СССР. Ворлен Львович Стронгин, с таким носом, что, когда он поворачивал голову, по залу шла волна свежего воздуха, Юрий Самсонович Волович, тоже мало похожий на киргиза, Аркадий Михайлович Арканов, на самом деле Штейнбок, Лион Моисеевич Измайлов, кстати, Поляк, а не Измайлов, и единственный из нас «нормальный» – Александр Александрович Иванов.

Арканову, который вёл концерт, пришла записка, которую он тут же и прочитал:

– «Это у вас настоящие фамилии или псевдонимы?» – Аркадий тут же ответил: – У всех настоящие, только у Иванова псевдоним.

В зале – обвал, ещё пару минут смеха и аплодисментов.

В первый раз Аркадий женился на молоденькой и очень симпатичной певице, Майе Кристалинской. Прожили они четыре месяца. Через четыре месяца какой-то аркановский приятель сказал ему по секрету, что он встречается с певицей. Певица и была Майя.

Смешно рассказывал Арканов про их свадьбу. На ней отец Майи раздал всем металлические головоломки, и все гости часа полтора пытались вынуть одни части из других.

Через месяц они развелись, без скандалов, и потом при встрече мило беседовали.

Второй женой Аркадия была преподаватель института, Женя Морозова. От неё у Арканова сын Василий, сейчас живёт в Америке, занимается литературными переводами.

Любовь у них была непростая. Аркадий Михайлович, как я уже говорил, был мужчина красивый. Женщинам нравился, и они ему нравились.

Однажды мы с ним ужинали в ресторане Дома литераторов. К нам подошёл официант Адик и сказал Арканову:

– Видите, там у стены сидит женщина, она просит вас подойти к ней.

Женщина была известная киноактриса.

Арканов подошёл. Вернулся через пять минут и говорит:

– Она предлагает поехать к ней.

– Ну, и что ты решил?

– Не поеду, какая-то она странная. Нет, не поеду.

Вот такой был привлекательный мужчина.

Я как-то спросил одну нашу общую знакомую, чем он так нравится женщинам.

Она сказала:

– У него образ. Очень привлекательный образ.

Да что там, красивый, умный, остроумный и известный писатель.

С Женей они развелись лет через десять. Я спрашивал Женю, в чём была причина.

– У него в глазах всё время стоял вопрос: «Почему ты здесь, рядом?»

Однажды Арканов сказал Жене, что пойдёт за цветами. Пошёл, вернулся дня через два.

– Где ты был? – кричала Женя.

– За цветами ходил, – мрачно ответил Арканов.

Они с Гришей писали в Гришиной квартире, где-то на окраине города.

Женя решила, что они весь день сидят голодные, и поехала к ним покормить.

Приехала, позвонила в дверь. Арканов и Горин сидели за столом и выпивали с двумя девушками. Горин пошёл открывать, а Арканов на всякий случай пошёл в соседнюю комнату, лёг на кровать и сделал вид, что спит.

Женя, увидев девиц, сразу же пошла к Арканову и стала требовать объяснений, но Арканов делал вид, что смертельно пьян, и не отзывался. Наконец Женя дёрнула его за руку, он свалился на пол и продолжал изображать в дупель пьяного.

– Ну и чёрт с тобой, – сказала Женя, пошла в соседнюю комнату, села за стол, и они вчетвером стали выпивать и закусывать.

А дальше Аркан говорил мне:

– Ну, ты представляешь, они выпивают, закусывают, веселятся, а я, как дурак, один лежу и скучаю.

Ясно, что долго это продолжаться не могло. Они развелись, разменяли свою трёхкомнатную, и вот Женя с сыном живут на пятом этаже, а Аркан – один на втором.

Конечно, это было мучительно. У Жени были свои ухажёры, у Аркана – разные девушки. Расстаться окончательно не могли, и жить вместе тоже не могли.

Арканов устроил Женю редактором в «Клуб 12 стульев». Она, конечно, не была профессионалом в этом деле, но старалась. Через несколько лет её за какую-то оплошность уволили. Арканов жутко обиделся на Веселовского, перестал с ним общаться и не хотел слушать никаких объяснений.

Случайно они встретились в Доме литераторов. Веселовский сказал Арканову:

– Я не виноват, я перед тобой чист, как голубь.

Арканов сказал:

– Давай, голубь, лети подальше.

Так они и не помирились.

Где-то в середине 70-х Арканов с Гориным разошлись. Горин хотел продолжать писательство в одиночку. Он уже написал пьесу «Забыть Герострата», которая шла во многих театрах.

Арканов сильно переживал, сильно поддавал, он лишился молодого, талантливого и очень активного соавтора. Горин бегал по редакциям, устраивал их тексты, находил заказы, а Арканов был довольно ленив.

Через какое-то время начались финансовые трудности. Накопить денег в тучные годы ему не удалось, потому что он играл на бегах.

Арканов называл Горина везунком. Однажды даже послал Горину телеграмму в другой город: «Возвращайся скорее, не могу поймать такси».

Дело в том, что Арканов действительно подолгу ловил такси, а Гриша как только выходил на шоссе, тут же появлялась свободная машина.

В это время возник конфликт между Веселовским и бюро пропаганды. Поездки закончились. Тогда Царёв обратился ко мне, чтобы я собрал новую группу, уже без Веселовского.

Группу я собрал быстро, у нас должно было быть первое выступление в Черноголовке. Я заехал за Аркановым, звоню в дверь, он не открывает.

Я пошёл к Жене. Она говорит:

– Он лежит пьяный, я боюсь за него. Добейся, чтобы он дверь открыл.

Я снова позвонил в дверь, раздался голос Арканова:

– Отстаньте от меня, я заплачу!

Оказывается, он давно уже не платил за квартиру.

Я пошёл к его соседям и через балкон вошёл в квартиру Аркана. Он лежал на постели абсолютно пьяный. Если мы сорвём концерт, с нами не будут больше сотрудничать. С трудом я поднял Арканова с дивана, привёл в ванную, окатил его там водой, потом напоил чаем, дал таблетку аспирина. Пока мы два часа ехали в Черноголовку, он пришёл в себя. Концерт прошёл удовлетворительно, и мы ещё лет пятнадцать, до самого конца СССР, ездили от бюро по всей стране.

Особенно часто мы ездили в Баку. Там у нас было всегда по многу концертов. Принимали в Баку всегда очень хорошо. Южные жители всегда более эмоциональны, чем северные. А бакинцы – это такой сплав, в то время азербайджанцы, русские, армяне и евреи все жили вместе.

Приходил к нам на концерты местная, да и всесоюзная знаменитость – Юлий Гусман и, конечно же, учил нас, как надо выступать.

Когда мы в 1976 году приехали туда с Хазановым, в филармонии выломали двери. Публика жаждала узреть новую звезду. Но и без Хазанова нас принимали прекрасно. Но когда было по семь концертов подряд, то на последние уже свозили с окраин автобусами.

И вот однажды на одном из таких «лишних» концертов публика была ну совсем не наша. Очень простая была публика. Всё шло очень туго. Но Хайт всё-таки проходил хорошо. Я тоже имел репертуар для простых, а вот Арканов натурально мучился.

На одном концерте Аркан прочёл второй рассказ, а зал даже и не понял, что рассказ закончился. Аплодисментов не было. Арканов в полной тишине прочёл ещё один рассказ и под жидкие хлопки сошёл со сцены. Он был просто белый, и сказал мне:

– Я, кажется, занимаюсь не своим делом.

– Не говори ерунды, – возразил я. – Мы с Хайтом читаем эстрадные монологи с простыми и очень народными репризами, а ты читаешь спокойные литературные рассказы. Да ещё публика, где не все хорошо знают русский язык.

Подобная история была у нас и в Казахстане, где мы выступали втроём – Арканов, поэт Владимир Луговой и я.

Возила нас женщина-администратор. Возила в такие места, где у нас на дороге в метель оторвало дверь «Волги» ветром.

Вот там была тяжёлая работа. Арканов со своими интеллигентными рассказами и поэт со своими стихами там совсем не проходили, и всё держалось на мне.

Однажды я предложил Арканову попробовать со сцены мой новый номер. Там были пародии на Магомаева, на Лещенко, на Мартынова и т. д.

Я говорил:

– Аркан, у тебя слух абсолютный, ты споёшь, а я – нет. А я посмотрю из зала, как этот номер проходит.

Аркан сказал:

– Ну, что ж я буду, старый дурак, петь. Я ж не певец, я же писатель.

Долго я его уговаривал, наконец он согласился.

Я пошёл в зал, посмотрел. Арканов очень хорошо всё спел, даже изображал этих персонажей. Имел большой успех, его не отпускали со сцены. Когда он наконец сошёл, я ему говорю:

– Аркан, пожилой человек, писатель, как старый дурак, поёшь со сцены.

Мы хохотали оба. Он юмор оценил.

Так потом, в 90-х годах, он запел. Стал сочинять тексты и пел потом сам, что дало мне возможность объявить его в Лужниках:

– А сейчас выступает молодой, начинающий певец – Аркадий Арканов.

Вот тут он слегка обиделся, запретил так его объявлять, хотя всем артистам шутка понравилась.

Они с Гориным когда-то написали всенародный шлягер «Оранжевое небо», который исполняла девочка-грузинка, Ирма Сохадзе. И вот, через много лет, когда у Арканова был юбилей, 75-летие, из Грузии приехала уже в возрасте Ирма Сохадзе. И снова спела эту популярную песню.

А Арканов в 60 лет вдруг решил запеть. Дело в том, что у Арканова был абсолютный слух. В молодости он играл на трубе, а в 90-х стал писать тексты для песен. Музыку писал Игорь Крутой, и они выпустили два диска с песнями. Писали на его стихи и другие композиторы, а пели – и Буйнов, и Лолита, но больше всех он пел сам. У Арканова хороший голос. Вот он и напел такие песни, как «Гондурас», «Люси» и ещё много разных других.

А ещё они с Левоном Оганезовым сделали целый цикл песен по классике, такие пародийные песни в духе иностранных дайджестов, где «Война и мир» укладываются в песню из нескольких куплетов. Были сделаны песни про Анну Каренину, про Отелло, про Настасью Филипповну. Все эти песни и песенки Арканов потом издал книжкой.

В 70-х годах Арканов печатал в «Литгазете» хорошие рассказы: «Соловьи в сентябре», «Везунок», «Кросс», «Подбородок набекрень». Их, эти рассказы, после «Литературки» охотно исполняли эстрадные артисты.

Одно время Арканов писал Петросяну, а Горин – Писаренкову. Арканов – человек грустный, а Горин – весёлый.

Однажды встретились два артиста, меланхоличный Петросян и живчик Писаренков.

Писаренков спросил:

– Ну, как твой?

– Грустит, – грустно сказал Петросян.

– А мой, весёлый, шутит, – сказал живчик Писаренков.

Но Арканов не всегда был грустным. В чужой компании он обычно рта не раскрывал и своим угрюмым видом мог погасить любое веселье, ну точно как Зощенко. Зато в своей компании, где его все любили, был очень остроумным и весёлым.

Он всегда был настроен на игру, и мы с ним были идеальными партнёрами по розыгрышам, причём даже не сговариваясь. Он всё ловил на лету.

Дело было ещё в Ленинграде. Мы с ним пошли в гостиничный буфет.

Он стоит в очереди передо мной. Подходит поэт-пародист Борис Брайнин, встаёт за мной. И вдруг я ни с того ни с сего начинаю:

– Аркан, так мы что, поедем на этот левак?

Арканов:

– А какие условия?

Я говорю:

– Два мешка картошки, мешок моркови, полмешка свёклы. И пакет яблок.

– Всем?

– Нет, на каждого.

Боря вступает в разговор:

– А, что? Где? Куда?

Я говорю:

– Борь, тебе это неинтересно.

– Это почему мне неинтересно, мне тоже витамины нужны.

– Да вряд ли ты поедешь.

– Поеду, где это?

Аркан говорит:

– Да позвонил председатель колхоза, всего сорок километров, расплачивается натурой.

– Я поеду.

– Да нет, не получится, здесь-то он подвезёт к поезду, а в Москве как?

– Беру это на себя. Я организую в Москве грузовик, – суетится Боря.

Мы говорим Боре, что дадим его телефон председателю, пусть он сам с ним договаривается. Потом наш приятель, писатель Миша Городинский, долго морочит голову Боре как председатель, но, в конце концов, не выдерживает и хохочет.

В результате Боря обижается только на меня. Он, конечно, расстроен, лишился свёклы с картошкой, а он ведь уже позвонил домой и сообщил жене, что привезёт кучу овощей.

В общем, мы довольные и весёлые, он грустный и месяца два со мной не разговаривал.

Арканов всегда настроен на юмор. Обычно звонил мне в полпервого ночи и говорил:

– Хочешь фразу?

– Хочу.

– У импотента стояли только часы.

В следующий раз:

– Знаешь, как называется «Аншлаг»?

– Как?

– Фабрика региновых изделий.

У Арканова под глазами были большие мешки. Он утверждал, что хранит там деньги.

Аркадий был человек необычный. Он бы мог быть разведчиком. Он подмечал такие мелочи в жизни и так логически мыслил, как мало кто. По-моему, у него были и какие-то паранормальные способности.

Он всё время играл – на бегах, в карты, в шахматы, в «Спортлото». Всегда на деньги.

Однажды ему приснилось, что он взял свои два билета «Спортлото», пошёл с ними в сберкассу и оказалось, что выиграл «Волгу». Аркадий проснулся, взял свои два билета, именно два у него и было. Пришёл в сберкассу в соседнем доме. Там ему по газете проверили билеты, оказалось, что он действительно выиграл «Волгу».

Он тогда сильно нуждался в деньгах и продал билет какому-то цеховику.

В то время цеховики, опасаясь ОБХСС, покупали выигравшие лотерейные билеты для легализации своих доходов.

– Откуда деньги?

– Выиграл в лотерею.

И всё – отстали.

Вот такой везунок был Арканов, хотя всегда утверждал, что везунок – Горин.

Я понимаю, что рисую какого-то благостного Арканова. На самом деле это не совсем так. Вернее, совсем не так. В нём всякое было намешано, и плохое и хорошее.

Однажды он предложил мне переписать грузинскую пьесу, которую он взял для перевода в минкультуре. Должны были заплатить пятьсот рублей.