Текст книги "Трудно быть феей. Адская крестная"

Глава 8. Ну а дружба начинается с бутылки…

Ужинали Соловей и принц долго и вкусно. У разбойника бутылочка припасена была гномьего напитка. Под разговор неторопливый да кулеш вкусный с разносолами, коими салфетка-самобранка баловала, сидели мужики долго. Как водится, политику обсудили, заморские страны и правителей поругали, а после второй бутылки пришла пора и о женщинах вспомнить.

– Нет, ну вот ты мне скажи, – пьяным голосом, стуча по столу кулаком, вопрошал Соловей-разбойник, вприщур глядя на принца. – Вот что ей еще надобно, а? Терем – полная чаша. Дети справные, взрослые. Ездит куда душа пожелает. Про встречи богатырские я и не заикаюсь даже! Каждый год катается в школу нашу богатырских прикладных наук. Мы с ней в одном классе учились. За одной партой сиживали. Она ж на факультете богатырском одна-разъединственная из всех девиц была. Любой силач супротив моей любушки слабак и рохля. А сила её знаешь в чём?

– В чём? – разливая напиток по чашам, хриплым голосом поинтересовался Ждан.

Голос он сорвал, когда Соловей его свистеть правильно учил.

– А-а-а, – пьяно захохотал разбойник, – ишь чего удумал! То секрет и тайна великая, хоть пытай меня – всё равно не скажу! Выпьем давай! – и поднял чарку, расплескав жидкость. – Али ты шпион иноземный?! – вдруг грозно рявкнул и кулаком о стол стукнул, да так, что салфетка-самобранка жалобно пискнула, а посуда задребезжала.

– Что ты, что ты! – замахал руками принц. – Я принц! А нам, принцам, шпионить по статусу не положено, у нас на то соглядатаи имеются!

– Ну, за понимание! – кивнул, согласившись с доводами собутыльника, Соловей-разбойник.

– За… ик… понимание, – кивнул Ждан и опрокинул в себя очередную чарку гномьего ерша.

На поляне воцарилась тишина, нарушаемая лишь чавканьем и стуком вилок о края тарелок. Где-то всхрапнул конь и вздохнула лиса, уставшая наблюдать за принцем и захватчиком. Ей хотелось есть и пить, но покинуть засаду лисица не могла, пока смена не подоспеет, а это без малого ещё часа два лежать, не шелохнувшись, да пьяные разговоры слушать.

«У-у-у, – плакалась про себя рыжая шпионка. – И что Чоморе неймётся? Слежку за принцем устроила. Кому это надо?»

– И вот скажи ты мне, я ли её не любил? На руках не носил? Золотом-мехами-каменьями не одаривал? Да за сотню лет жизни с Горушкой моей ненаглядной, я на другую ни разу не глянул. И в мыслях чужой бабы не держал! – Соловей, обхватив принца за шею, притянул к себе близко-близко, заглянул в замутившиеся глаза и выдохнул: – Веришь мне?

В ответ Ждан обнял обеими руками за плечи разбойничка, упёрся головой в лоб его широкий и закивал, веру свою подтверждая.

– А давай споём? – вдруг вскинулся Соловей.

– А давай! – поддержал новоявленного друга принц.

И оба, не сговариваясь, затянули:

– То-олько-о-о рюмка-а-а во-о-дки-и на сто-о-ле-е, ветер пла-а-чет за-а а-акно-ом. Ти-ихой бо-о-ль-ю-у-у отзыва-а-ют-ся-а во-о-о мне-е это-ой мо-ло-до-ой лу-у-ны-ы кри-ики!

Лиса в ужасе прижала уши, накрыла лапами морду и постаралась вжаться в землю, чтобы поднявшийся ветер не засыпал глаза лесным мусором. Где-то вдали завыли волки, перепуганные птицы поднялись с гнёзд, зайчата поглубже зарылись в материнскую шёрстку.

– Слушай…

Пение стихло, певцы отдышались накатили ещё по чарочке и вернулись к разговорам.

– А чего ж ты из дома сбежал-то?

– Да не сбежал я, – досадливо махнул головой разбойник. – Выгнала она меня. Девка сенная с пузом оказалась, моя Горынья выпытывала у неё, кто мол, отец. Эта дурёха молчала, как рыба об лёд. А потом доброхот какой-то письмецо моей любушке подкинул: так, мол, и так, знаю я, кто папашка младенчика, которого служанка ваша под сердцем носит. А в конце кляузы имя моё. А я ж ведь ни сном ни духом! Не моё то дитё! Не моё, слышишь?!

Опрокинув стол, вскочил Соловей, схватил за грудки несчастного принца. Да так, что ноги у Ждана подкосились и сердце в пятки рухнуло. Тряс его разбойник, в глаза заглядывал и рычал, требуя то ли ответа, то ли подтверждения невиновности своей. Голова у принца болталась так, что зубы клацали, и несчастный слова вымолвить не мог.

– А-о-у-ы! – вырывались изо ждановского рта несуразные звуки.

Наконец Соловей немного поутих и отпустил жертву своего гнева. Принц рухнул на стул, схватился за сердце, отдышался, обвёл протрезвевшим взглядом стол и, цапнув полную рюмку, опрокинул её резво в себя. Занюхал чёрным хлебушком и прикрыл глаза, переживая стресс. «Эк ведь, хорошо как всё складывается, – радостно попискивали мыслишки в затуманенном разуме, поджав хвосты, как нашкодившие щенки. – А ну как Соловей взаправду злодеем-то оказался! А силы-то у него немерено! А я один!»

Ждан подрагивающей рукой схватил со стола бутылку с остатками гномьего снадобья, разлил по рюмкам, с трудом поднялся и произнёс:

– За мужскую дружбу… Ик…

Соловей глянул на него из-под мохнатых бровей, схватил чарку, встал вровень с принцем, кивнул, поддерживая тост. Молодцы чокнулись, синхронно выпили и рухнули обратно. Ноженьки молодецкие не держали, землю качало, ковры-самолёты над головами кружили.

– С-спать? – промямлил, заикаясь, Ждан, сфокусировав на собутыльнике взгляд.

Соловьёв почему-то стало в два раза больше. Принц опешил, прикрыл один глаз и удовлетворённо хмыкнул: разбойник по-прежнему в единственном экземпляре сидел напротив.

– С-с-пать! – с трудом ворочая языком, поддержал новоявленный друг.

Поднимались мужики долго и с выражениями: вспомнили всех предков и своих, и чужих. Витиевато выражаясь, пожелали врагам, кои ноги верёвками опутали (с-стервецы!), долгой жизни и благополучия… у Змея Горыныча в желудке. Наконец, справившись с непослушными телами, разбрелись каждый к своему ложу: принц добрёл до дуба, под которым лежало одеяло-на-земле-спало. А Соловей – до широкого лежбища с крышей из ветвей разлапистых ёлок, что среди семи дубов в паре метров от земли висело.

Полчаса, кряхтя, охая, поминая злыдней окаянных и всю их родню, пытался разбойник влезть в своё гнездо уютное. В конце концов плюнул, свистнул молодецким посвистом, рявкнул сильно пьяным голосом:

– Сивка-Бурка без вещей Каурки встань передо мной как лист перед травой!

В ту же минуту засвистал ветер в кронах, трава волнами пошла, и явился Бурка пред Соловьём-разбойничком.

– Ты того-этого… Закинь меня в гайнище (1), – велел он возмущённому Сивке. – Не бузи, часть долга карточного скошу.

Сивка-Бурка тяжело вздохнул, копытом стукнул, губами шлёпнул – и оказался тать в гнездовище своём.

– Ну, бывай, – махнул рукой подневольному помощничку. – С тебя ещё… ик… пятьсот золотых. А будешь возмущаться, проценты верну!

С этими словами голова чёрная лохматая пропала из поля зрения неудачливого картёжника, а спустя мгновение раздался мощный храп. Сивка поджал длинные уши, чтобы не оглохнуть, печально покачал головой, покосился на подсвистывающего спящего принца и исчез с глаз долой.

Глава 9. Утро добрым не бывает

Ждан плескался в прозрачных до синевы водах лесного ручья. Загребал ладонями живительную влагу и жадно глотал её. На вкус водица была слаще мёда, свежее только что сорванных ягод. Принц хохотал как ребёнок, устраивая водные фейерверки и наблюдая, как радуга танцует в хрустальных каплях. Но вдруг он поскользнулся на камне и с головой нырнул в ручей. Отфыркиваясь и смеясь, принц начал выбираться на берег, да тело скрутила судорога, и наследник снова пошёл на дно.

Неглубокий ручеёк оказался глубоководным омутом, и принца затягивало всё глубже и глубже. Ноги отказывались повиноваться, руки бессмысленно загребали воду, пытаясь прорваться к солнцу. Воздух в лёгких заканчивался, и паника всё сильнее затмевала разум принца. В какой-то момент Ждан не выдержал и, распахнув рот, выпустил из себя остатки жизни. Тут же наглотался воды, заорал и… проснулся.

Спелёнутый одеялом фей, как младенец, принц не мог пошевелиться. От неудобной позы ручки-ножки наследника затекли, да так сильно, что отказывались подчиняться. Во рту разместилось заморское государство, что раскинулось в горячих песках, а песчаные барханы изничтожили всю влагу, превратив нёбо принца в крупный наждак.

Застонав, а точнее, просипев нечто невнятное, похожее на ругательства, Ждан сделал попытку подняться и тут же кулём свалился под корни дерева, у которого ночевал. Одеяло-на-земле-спало держало крепко. С трудом выпутавшись из жарких пуховых объятий, принц наконец поднялся на ноги и протёр глаза. Собутыльник его, Соловей-разбойник, уже костерок запалил, котелок над ним повесил, сушёный лист смородины в воду забросил. В другом живность какая-то варилась, пряным духом бульон исходил.

Живительный аромат донёсся до ноздрей Ждана, и наследник сглотнул и закашлялся, оглядываясь в поисках воды. Соловей оглянулся на принца, крякнул, хмыкнул и бросил ему фляжку расписную. Отвинтив крышечку, принц жадно припал к горлышку и принялся шумно хлебать воду. Напившись всласть, осушив баклажку до донышка, подошёл к костерку, поблагодарил разбойничка и вернул ему сосуд.

– Бульон готов, доставай миски, – пробасил Соловей, пробуя варево на вкус.

Проглотив слюну, принц нехотя подошёл к неприбранному столу, брезгливо отодвинул веточкой последствия вечернего загула и оглянулся в поисках чистой посуды.

– Ну ты, принцёнок, берега попутал, – хрипло засмеялся разбойник. – Слуги в замке у папаши остались. Вон тропку видишь меж кустов? Бери миски и на ручей шагай, да песочком хорошенько потереть не забудь. Да кружки, кружки прихвати, увалень!

Ждан недовольно поморщился, но спорить не стал: мало ли что, разбойник всё ж таки. А ну как разозлится да прирежет под теми кустами у тропинки? Да и прикопает здесь же, чтоб никто не нашёл. Собрал посуду и, тяжело вздыхая, отправился к ручью. Вернулся принц спустя полчаса мокрый с головы до пят, злой, как анчутка. Смахнул веткой со стола мусор, грохнул тарелками-кружками о столешницу и, сердито сопя, уселся на стул, исподлобья глядя на Соловья.

Разбойник покосился на недовольного Ждана, хмыкнул в густую бороду, ловко снял с рогатины котелок и бухнул его на стол. Рты случайных собутыльников тут же наполнились слюной от умопомрачительного аромата. Не сговариваясь, принц и разбойник схватились за ложки и принялись за «лекарство».

«Бульон с похмелья – самое верное средство, – говаривал юному Ждану Бабай Кузьмич после нудных наставлений на предмет разгульного поведения наследного принца. – Али кружечка холодненького молочка».

Принц тяжко вздохнул и ещё быстрее заработал ложкой. Насытившись, сбив смурь, товарищи по несчастью откинулись на спинки стульев. Ждан, аристократично прикрыв рот ладошкой, тихонько икал. Соловей, взяв со стола маленький ножичек, с довольным видом ковырялся в зубах, вытаскивая остатки разваренного мяса.

«А Горыньюшка ужо по рукам наподдала бы», – печально подумал разбойник, и настроение его испортилось.

– А что, прЫнц – издевательски протянул Соловей, из-под насупившихся бровей зыркнув на разомлевшего Ждана. – Попил-поел – пора и честь знать. Али драться затеем? – потянувшись с хрустом, поинтересовался у побледневшего Ждана тать окаянный.

– Да что ты, что ты, – замахал руками наследник. – Какой там драться с добрым-то человеком?

– Ну и то верно, – добродушно кивнул Соловей. – Тогда и смерть лёгкую примешь. Знаю я места нужные на теле человечьем, нажму куда надобно – да и уснёшь ты сном сладким, вечным, безболезненным.

– Это… Как же это? За что же, позволь спросить? – залепетал Ждан, покрывшись испариной. – Я же… Того-этого… Я пойду, пожалуй. Да?

– Да как же ты пойдёшь-то, мил человек? А репутация моя? Баюну под хвост?

– Дак я…

– Ну что ты? – лениво поинтересовался Соловей. – Никому не расскажешь? Так лучше всего молчат покойнички.

– Да что ты, Соловушка! Побойся Рода! Ты ж женатый человек! Не бери грех на душу! Что опосля всего жена твоя скажет, Горынья-то Змеевна? Неужто одобрит злодейство такое? – заверещал Ждан, вжавшись в спинку стула.

– А вот лебёдушку мою ты не вспоминай. И без того на душе мерзопакостно.

– Так, а давай я тебе службу сослужу знатную, с женой помирю? – заискивающе заглядывая в глаза разбойнику, залебезил Ждан.

– Помиришь, говоришь? – Соловей встрепенулся, огладил бороду и тут же сник. – Да как же такое возможно? Молчит девка окаянная, не признаётся, кто отец её дитяти. Уж и знахарки травками поили, чтоб язык развязать, и колдуны заморские сон говорящий навевали. Всё одно: молчит, чучундра, а в голове только образ мой и более никого. Вот ведь напасть, не спал я с ней! – рявкнул в сердцах Соловей и так шандарахнул кулаком по столу, что посуда и остатки трапезы на траву как горох из банки посыпалась.

– Пожалуй, знаю я верное средство, – немного успокоившись, задумчиво пощипав губу, произнёс Ждан. – Побывал я с ответным визитом в государстве одном заморском. Видел там чудо чудное, диво дивное: тарелочку с наливным яблочком.

– Такого добра и у меня хватает в закромах, – пренебрежительно махнул рукой Соловей, снова достал нож и принялся его точить.

Принц сглотнул, взбледнул ещё больше, но продолжил, собравшись с силами:

– То да не то! Государство то на краю света разместилось, там, где солнышко красное восходит каждый ро́дный день. Чудес там видимо-невидимо. Тех-ни-чес-ких и ге-не-ти-чес-ких, – напрягши память, по слогам произнёс принц названия заморские, замудрённые.

– Блюдечко наше с яблочком мудрецы тамошние переделали. Да так, что теперь через него узнать возможность имеется, кто отец али матушка дитяти невинного. У них после войны с богами местными столько сирот осталось, да всякий на трон норовил самозванцем взойти. Вот и расстарались на благо отечества колдуны да маги, – доверительным голосом закончил пылкую речь Ждан и, вопросительно приподняв бровь, уставился на Соловья, ожидая его решения.

– Хм, – склонив голову к плечу, щуря чёрные глазищи, задумался Соловей-разбойник. – И как это яблочко помочь может? Покатается по тарелке и папашу родного покажет? Так говорю же тебе, бестолочь: именитые маги через сон волшебный правды-истины не добились, как не допытывались. А тут фрукт-ягода. Какой с него толк?

– А такой, – осмелев и придвинувшись к столу, доверительно заговорил Ждан, уловив смену настроения у разбойника. – А толк такой: волшебной иголочкой пальчик колют да на блюдечко то кровавые капли капают. От батюшки да от ребёночка, – опережая вопрос, уточнил принц. – Опосля лекари яблочко по блюдечку запускают да с такой скоростью невиданной, что уследить не уследишь, как оно несётся-катится по донышку. Долго ли, коротко – про то точно не ведаю. Да только как яблоко остановится, так два лика на тарелке и проявляются. Один – ребятёнкин, а другой – взаправдашнего отца-батюшки.

– А вот это дело! – повеселел разбойник. – И что, так всех опознать можно?

– А как же, – подрасслабился Ждан и вновь откинулся на спинку стула.

Соловей вскочил, подёргал бороду и заметался по поляне, что-то бормоча себе под нос, споря и ругаясь сам с собой. Довольный принц подтянул к себе котелок с чаем душистым, принюхался, скривился, но кружку налил полную и, прихлёбывая остывший напиток, наблюдал с улыбкой за метаниями собутыльника. Наконец разбойник принял какое-то решение, удовлетворённо мотнул головой, огладил бороду и степенным шагом подошёл к столу.

Оглядел всё, что осталось, ловким движением разрубил пополам одинокое яблоко, позабыв про салфетку-самобранку. Обиженная вещица пискнула и торопливо отползла подальше от неприятностей, попутно прибирая в никуда остатки пищи.

Принц едва успел подхватить кружку с чаем, с открытым ртом наблюдая за передвижениями походной скатёрки. Соловей тем временем подхватил две чарки, потряс кувшином, сиротливо торчавшим посреди стола. Услышав глухое бульканье, разлил остатки гномьего пойла по стакашкам и один придвинул к принцу.

Ждан хотел отказаться, да не тут-то было. Соловей нахмурился, грозно глянул на наследника, и тому ничего не осталось, как смириться.

«Эх, а дома Бабаюшка рассольчику притащил бы да кваску холодного! – одним махом опрокинув в себя рюмку и поморщившись от вкуса, подумал тоскливо принц. – Эк меня угораздило! И ладно б только к королеве попал в гости. Хороша девка, ничего не скажешь! Так ведь ещё и разбойника окаянного принесло в лес! Тоже мне, гроза дорог и перекрёстков, с бабой справиться не сумел! Из дома его выгнали, извинений не приняли! Я б такого ни в жизнь супружнице своей не дозволил! Бабёнок – их вот где держать надо!» – сжав кулак и захрустев половинкой яблочка наливного, размышлял про себя Ждан.

– Так что, мил человек, снаряжайся в путь-дорогу в государство дальнее, заморское, – молвил наследник, дожевав фрукт и протянув руку к кружке с чаем.

– С языка у меня снял, дорогой принц, – улыбнулся Соловей, хлопнув Ждана по плечу. – Собирайся-ка ты в путь-дорожку дальнюю. Добудь-ка ты мне это яблоко тех-ни-чес-ко-е заморское вместе с блюдечком волшебным. А я за то лес вечный освобожу от своего присутствия.

Побледневший принц чаем поперхнулся, да так, что закашлялся. Соловей ласково стукнул его по спине, желая помочь. От такой помощи пальцы принца разжались, и кружка из рук выпала.

– А коли сработает твоя правда в мою пользу и с Горыньюшкой меня примирит, так я и вовсе награжу тебя по-царски и навечно должником твоим, а то и другом верным тебе стану!

– Так как же… А сам что? Верное ведь дело: добудешь – да и прямиком к разлюбезной своей жёнушке… – попытался отбрехаться от соловьиной миссии Ждан.

– А нет, так я другого найду, а тебя, так и быть, за совет хороший и компанию весёлую, легко усыплю да тело твоё батюшке отправлю. Чтоб схоронили тебя по-человечьи, с почестями, – оскалив рот в добродушной улыбке, пообещал разбойник, глядя перетрусившему принцу в глаза.

– Так и быть, поедем вместе. И веселей, и легче дорога, – заискивающе промолвил Ждан.

– Эх, дорогой мой друг, – ласково приобняв наследника за плечи, огорчённо произнёс Соловей. – И хотел бы, да не могу. В годы молодые славно погулял я по миру, везде побывал, память о себе оставил. Почитай, во всех царствах-государствах на меня указы острожные разосланы да за поимку и голову золото-каменья обещаны по весу моему. А вешу я нынче знатно, – выпустив принца из медвежьих объятий, пробасил разбойник. – Откормила меня любушка, изнежила.

Соловей непритворно вздохнул и уселся на стул, подперев голову рукой и задумчиво разглядывая принца. Ждан съёжился, стремясь уменьшиться в размерах, а то и вовсе исчезнуть с поляны с глаз долой, из сердца вон.

– А чтобы обмануть меня не вздумал, да и быстрее с добычей обернулся, дам-ка я тебе помощничка.

Тут Соловей резво всунул два пальца в рот и засвистал-завыл по-звериному. Всколыхнулась трава-мурава, качнулся Ждан вместе со стулом. Деревья зашумели, будто гроза над ними рассыпалась ветром ураганным. Не успел озадаченный принц и глазом моргнуть, как посередь поляны объявился неведомо откуда разъярённый серый волк в кокетливом кружевном передничке. Клацая зубами, рыча и подвывая, волчара вертел головой в поисках недруга, что из дома родного его выдернул да неведомо куда забросил.

Разбойник свистеть перестал и с улыбкой наблюдал за зверем. Ветер стих, птицы угомонились, и волк наконец смог разглядеть, куда его занесла нелёгкая.

– Ты погляди, что с матёрым жена сотворила: в юбки обрядила, пироги печь заставила, – разглядев фартушек, захохотал Соловей.

Принц оглянулся и осторожно улыбнулся краешком губ. Если судьба – с этим зверем в путь отправиться, то не след смеяться над тем, кто может помощь оказать, а то и вовсе полдела за тебя сделать. «Не плюй в колодец – пригодится напиться», – говаривала матушка-покойница сыночку-несмышлёнышу. А батюшка шутил, чтоб царица не слыхала: «Царь творит – холоп исправляет, за государем хвосты заметает».

– И тебе поздорову, Одихмантьев сын, – сквозь зубы прорычал волк, ударился оземь и поднялся уже добрым молодцом.

Ждан вдругорядь от удивления рот раскрыл, во все глаза глядя на гостя. Высокий, широкоплечий, в расцвете сил и красоте мужеской заматеревшей, оборотень с длинными пепельными волосами так и стоял, не стесняясь, посреди полянки в женском переднике поверх штанов да рубахи, на груди распахнутой.

Принц завистливо вздохнул: до седьмого пота упражнялся он со стражами ежедневно, до метеликов в глазах гонял его воевода Черномор по морскому дну, где тридцать три богатыря квартировали и тренировались, да всё никак ширина в плечах не нарастала, жилы не пузырились, мышцы буграми не вздымались.

А этого сероглазого да пепельноволосого с небрежно стянутыми в хвост розовой лентой волосами хоть сейчас на обложку листка глянцевого модного «Пластелины и Властелины», что Кикимора издавала. Сам Ждан только однажды и засветился на его страницах, целый разворот писака ему посвятила, как только вошёл наследник в жениховскую пору.

– Некогда мне с тобой лясы точить, говори, пошто звал? Что хотел? – рявкнул Волк недружелюбно, окинув недобрым взглядом полянку.

Ждан постарался уменьшиться ещё больше, чтобы не попасть под раздачу. К его ужасу, Соловей-разбойник не то чтобы не испугался, а даже, наоборот, расхохотался. Да так обидно, что у оборотня глазищи серебром лунным блеснули и на мгновенье зубы волчьи за губами человечьими мелькнули. И показалось принцу на минуточку, что щёлкнул волчара зубами, да так злобно, что у наследника аж поджилки затряслись.

– Серый, не узнаю тебя! – склонив кудлатую голову к плечу, притворно удивился разбойник. – Раньше ты и на подъём лёгок был да и фартуков не носил, – и вновь захохотал глумливо.

Волк в ответ глаз прищурил, ступил шаг, другой и вдруг схватил неожиданно Соловья за шкварник да приподнял над землицей-матушкой так, что ноги в полуметре от травы кулями повисли. Принц от страха со стула брякнулся, да так остался сидеть, обняв ножку стола. А разбойничку всё нипочём: ржёт как мерин сивый да глаза от удовольствия закатывает.

Встряхнул хорошенько оборотень Соловья, вздохнул-рыкнул через губу, да и руки разжал, воротник выпустил. Брякнулся тать на землю – вздрогнула землица от тяжести. Птицы примолкли, лисы хвосты поджали, в норы забились, гнева разбойничьего испугавшись. Да только тишину лесную вновь хохот нарушил. Кряхтя, хохоча и утирая слёзы, поднялся Соловей с травы, отряхнулся, потянулся.

– Ну, здоров бугай, сил немерено. А так и не скажешь, – хохотнул разбойник и хлопнул оборотня по плечу. – Присаживайся, друг старинный, разговор есть великой важности.

Принц приоткрыл один глаз, оценил обстановку, осторожненько вздохнул: от страха он и вовсе под столом забыл, как дышать. Обнаружив потепление в переговорах, Ждан потихонечку поднялся, смахнул со штанов траву и сор и вновь уселся на стул. Сделав вид, что никуда вовсе не падал и не испугался ни капельки, наследник дрожащей рукой подтянул к себе кружку и одним махом опрокинул в себя содержимое. Поперхнулся, закашлялся, от злости на собственную неуклюжесть покраснел как рак и застыл на седлушке статуей, постаравшись слиться с местностью. Так сказать, во избежание непредвиденных ситуаций. Или ситуёвин. С Соловьём, как выяснилось по утру, не угадаешь, где найдёшь, а где потеряешь.

– Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, – вновь раздался волчий рык. – Говори, что за дело, да разбежимся по-хорошему.

– Вот так бы и сразу, – ласково улыбнулся Соловей. – Да ты присаживайся, Серый, в ногах правды-то нет. От слова совсем, – гостеприимно махнул рукой на валяющийся табурет, кивнул разбойник.

Волк, обведя золотым глазом полянку, стремительно шагнул вперёд, поддел ногой табурет, подкинул его в воздух, перехватил правой рукой, опустил на землю, проверил прочность и уселся. В процессе оборотень успел ещё и фартук снять, аккуратно его сложить и заткнуть за пояс штанов.