Текст книги "Трудно быть феей. Адская крестная"

Глава 10. Шумел камыш, деревья гнулись

Бабай Кузьмич долгонько простоял возле двери в кабинет царский. Прислушиваясь к звукам. Да не слышно ничего из-за дуба морёного-зачарованного. Уже и мышей заслать хотел домовой на разведку, да вовремя вспомнил: сам намедни с королём мышиным договор обновлял, чтобы таракан не проскочил, комар носа не просунул в светёлку ждановскую. Особливо на мышей упор-то и делал хранитель дворца.

В прошлый раз забыли их, паразитов, в договоре прописать, так и сгрызла юркость серая документ важный. Теперича тяжба судебная тянется за кусок земель на границе с Бармалеем Карабасовичем. Тому палец в рот не клади, руку оттяпает. Даром, что ли, у него в прадедах Людоед значится?

И не докажешь ведь без бумажки, что Кот в сапогах замок людоедовский за собой оставил, а земли жирные чернозёмные в приданное своему бывшему хозяину отписал, когда за принцессу его сватал. Каким бы героем Беспардон не показался девице красной, из плена спасённой, да не отдал бы простолюду кровиночку свою король Шах Третий Матовский.

«Охо-хо, пеньки трухлявые, – покачал головой Бабай Кузьмич, ус на палец наматывая. – И не помнит уж никто историю ту старую. А вот ведь, язви его душу, кота полосатого, подложил-таки свинью государю молодому, – мысли домового убежали в годы молодые-развесёлые. – Вот ведь сапог драный, кабы не женился на рыжухе лесной, так и обошлось бы всё».

Домовой прижал ухо к дверям, замер, прислушиваясь. Тишина пугала Бабая Кузьмича, оттого мысли всё больше в стародавнюю историю погружались. Отлип хранитель дворца от створок и махнул рукой, домовёнка подзывая. Дал указания подготовить всё к царскому утреннему выходу, а сам всё думу думал да чертыхался про себя, вспоминая порченые документы.

«Не бывало ещё, чтобы разбойные опосля амнистии, получив индульгенцию, в приличные люди выбивались, – продолжая мысленный давний спор со старым другом, бурчал про себя Кузьмич. – Титул бывшие разбойнички, на сторону света перешедшие, получили, да вот замашки бандюковские не сменили. Под камзолами нарядными души чёрные, жадные не спрячешь. А рыжуха в бригаде самой хитрой слыла, пояс атаманши носила за ум, удалость и продуманность. Недаром с бабским батальоном никто справиться не мог, пока царь-батюшка покойный не придумал разбойниц помилованием остановить».

Топчась туда-сюда под кабинетом ждановским, Бабай Кузьмич остановился возле портрета государя покойного.

«Говорил ведь хитровану блохастому царь-батюшка Беспардон Долдонович: не любит она тебя, на замок зарится да на земли богатые. Не послушал жулик хвостатый друга старинного, обженился на Лисе Патрикеевне. Сжила Котофея Иваныча со свету баба хитрая и дарственную изничтожила. Теперь земли требует, замка ей мало!»

От дум тяжких да мыслей сумрачных Бабай Кузьмич едва окрик царский не пропустил.

– Иду, батюшка, иду, голубчик наш, – расплылся в тревожной улыбке старый домовой и шагнул в царский кабинет.

Расхристанный бледный Ждан стоял возле распахнутого окна и жадно дышал воздухом свежим, утренним. Хранитель из-под кустистых бровей скоренько комнату оглядел, всё приметил и облегчённо выдохнул: царь тверёзый, посвежевший, глядишь, и забудет глупости холостяцкие, остепенится. А с королевой фей оно само как-нибудь опылится-рассосётся. Не впервой. А нет, так интрига какая придумается. Мало ли охотников до лесных богатств и тайн. Чужими руками всё легче жар загребать да дела скабрёзные творить.

– Ты вот что, Кузьмич, – не оборачиваясь к домовому, хрипло выдавил Ждан. – Ты вели мне чаю побольше принести сюда.

Бабай Кузьмич плечи расправил, заулыбался в усы пушистые, бороду огладил да голову набок склонил, умильно на царя молодого поглядывая, указания слушая.

– Что гости? По домам разъехались?

Царёва спина напряглась в ожидании ответа.

– Да как же, царь-батюшка, как можно-то. Молодых с опочивальни не встречали, второй день не отмечали, презентов ответных не получали. Да и не просыпались ишо, – растерянно забормотал домовой.

– Не просыпались, говоришь? – задумчиво протянул Ждан и развернулся-таки к хранителю. – Ты вот что, Кузьмич, – скривив губы в улыбке, молвил царь, – ты вели-ка домовятам громокруг достать из кладовой да в залу бальную притащить. Будить пойдём гостей разлюбезных. Царь не спит и другим спать не велит! – залихватски выкрикнул молодой государь, пустил петуха на последнем слоге и расхохотался смехом неприятным. – Столы накрыть. К дверям в гостиную скоморохов поставить с подносами да чарками пудовыми. Всем пить-веселиться! Неси наряды – да умыться, – Ждан без всякого перехода закончил указания.

И началась суета.

Бабай Кузьмич сапожком топнул, дверца скрипнула, замельтешили домовята. Кто тазик волок, кто кувшин с водой, третий – полотенце мягкое, духавитое. Которые постарше – одёжу царскую тащили на вытянутых руках. Через время малое Ждан Первый Неотразимый во всей своей неотразимости отражался в зеркале ростово́м. Довольно хмыкнув и пригладив волосы, царь стремительным шагом вынесся из кабинета прямиком к бально-гостиной зале, посередь которой слуги расторопные ужо поставили гонг огромный в два роста человеческих.

Поплевав на ладони, Ждан выхватил из рук домовёнка колотушку и со всей дури молодой шандарахнул по диску. Попадала на пол прислуга от гула великого, дрогнули стены дворцовые, заметалась по саду Каурка перепуганная, что спозаранку вышла прогуляться в цветники царские, да вещать начала. Прибежал Сивка, буркой жену спеленал, да только и оттуда неслись предсказания. Стараясь не вслушиваться в вещий лепет, вскинул он своё сокровище на плечо, оземь ударился и исчез со двора государева от греха и от плахи подальше.

Рок-кот Баюн в одних подштанниках из кухни выскочил, морду лапой утираючи, кувшин со сливками к груди прижимаючи, и помчал, дороги не разбираючи, в покои гостевые, тихонько подвывая басом, подскакивая по ступенькам: «Хо-ро-шо, всё будет хо-ро-шо, будет хорошо, я э-э-э-это зна-а-аю!»

Гости царские с перин пуховых попадали, спросонья ничего не понимая. А по дворцовым переходам побежали-понеслись слуги расторопные, призывая срочно-немедленно на пир свадебный вернуться.

И понеслась, покатилась гулянка раздольная, пирушка весёлая. Молодая царица, широко раскрыв глаза, в ужасе глядела на свистопляску свадебную втородневную. Царя с царицей обрядить по обычаю шуточному в жениха и невесту, ролями поменяв, гости дорогие не рискнули. Но вот на дружке с дружкой отыгрались сполна.

Баронессу Баба́ дель Риху (подружку царевнину) вырядили в мужской кафтан, усы пририсовали, пистоль к поясу прикрепили игрушечный, а в штаны для пущего веселья затребовали кабачок всунуть.

На трубадура сарафан напялили, отловив девку кухонную и раздев её до исподнего, несмотря на визги и сопротивление. От красавчика-гитариста млели многие придворные девицы незамужние. Да мамки-няньки строго блюли нравы: женат был охламон, оттого беречь сокровищницы тяжко было, но возможно, потому как бесперспективный жених. Но с тех пор как полгода назад жена-принцесса от трубадура сбежала, заявив, что ей до чёртиков надоело жить в доме на колёсах и спать в обнимку с зоопарком, барышни активизировались, и ухо приходилось держать востро. А баронессу и не жалко: не своя, не местная, чего её беречь-охранять?

И понеслась свадьба по улицам центральным с бубенцами, скрипачами, медведями и цыганами. С лентами и песнями разухабистыми. В какой-то момент, когда по каретам да повозкам рассаживались с гиканьем и воплями залихватскими пьяными, Ждан потихоньку исчез. Перед этим наказал коту Баюну царицу молодую и её придворных дам вместе с гостюшками дорогими до зорьки вечерней катать-выкатывать по столице, развлекать всячески и места памятные показывать да обо всём интересном рассказывать.

Как только свадебный кортеж скрылся со двора, царь затребовал в кабинет вина пару кувшинов, фруктов заморских, винограду и строго-настрого приказал не беспокоить его никому. Бабай Кузьмич, головой качая, приказания государя выполнил, домовятам заданий надавал, слуг настращал и примостился недалече от дверей в покои ждановские рабочие, чтобы в случае чего царю-батюшке ждать не пришлось исполнения прихотей своих.

Ждан же в кабинете заперся, вина в фейный бокал плеснул, кресло к окну подтянул и вновь мыслями в прошлое окунулся.

* * *

Раскрыв рот наблюдал принц Ждан за беседой Соловья-разбойника и оборотня. Долго Серый не соглашался сопровождать «задохлика невмерущего», «жаблика глазастого». Наследник от такого унижения то бледнел, то краснел, но стоически тепел измывательства охальника. В конце концов Волк стребовал с татя клятву на крови, чтоб освободиться от долга треклятого. Что и за что должен оборотень злыдню, Ждан так и не выяснил: собеседники ходили вкруг да около, словами мели, глазами сверкали, намёками друг дружку кололи, да так вслух и не высказались.

Кровная магия оказалась вещью тяжёлой для чувствительной натуры принца: в момент, когда Соловей и Волк ножом острым по ладоням чиркнули, нервные клетки Ждана не выдержали напряжения последних суток, и наследник благополучно отбыл в объятья тьмы. Последняя была столь благосклонна, что очнулся герой, когда уже всё закончилось и Волк с Соловьём чинно-мирно чаёк душистый попивали, за столом сидючи.

В плохом настроении принц присоединился к заклятым друзьям. Насупленный и злой, прихлёбывая чай из большой жестяной кружки, Ждан на все лады костерил про себя и разбойника, и оборотня, и главного егеря, и королеву Вечного леса. Но стоически молчал. «В чужом замке, – советовала матушка, – кулаками не маши и хотелки личные не высказывай: не твой дом, не твои порядки». Отец хмыкал в усы, а опосля внушал сыну: кто сильнее, тот и прав. А у подданных в гостях и вовсе всё государево: что хошь, то и требуй, что приглянулось, то и приватизируй.

– Ну что, собирайся в путь-дорожку, мил человек, – Соловей бороду отёр и хитро на принца глянул. – Серый тебя проводит, а где понадобится – поможет. Ты его слушайся, да сам не плошай. Не привезёшь тарелочку – я тебя из-под землицы любой заграничной достану, со свету сживу, – закончил разбойничек и так улыбнулся Ждану, что у принца сердце в пятки рухнуло, а оттуда и вовсе попыталось сбежать куда глаза глядят.

– Что ты, что ты, – замахал головой несчастный наследник. – И в мыслях не было! Да только ждать долго-то придётся! Туда и обратно на коне да с попутчиком за спиной путь не близкий! Может, ты, Соловушка, лес-то освободишь пока? Другое местечко подыщешь? А мы уж по-быстрому обернуться постараемся! – просительно заглядывая в глаза татю, заюлил Ждан.

– Аха-ха, нашёл дурака! – загоготал Соловей, Одихманьтев сын. – Да и конь тебе не понадобится. На Сером оно побыстрее будет. Да, друг любезный? – снова заржал разбойничек, хлопнув оборотня по плечу.

– Угу, – буркнул Волк, зло блеснув янтарными глазами. – Ты – собирайся! – рыкнул в сторону Ждана. – Быстро.

От неожиданности сердечко принцево, только-только на место вернувшееся, в глотку сигануло да и застряло там. Ждан чаем поперхнулся, закашлялся. А через секунду, красный и злой, валялся под столом и мечтал о мести, в красках представляя, как палач на дыбе обоих растягивает да топором головы буйные отрубает. Не сговариваясь, Соловей и Серый стукнули его по спине, желая помочь с кашлем справиться. Да и опрокинули бедолагу. Ударили-то легонько, да силищу в руках не рассчитали.

* * *

Задремавший было на банкетке напротив кабинета царского Бабай Кузьмич подпрыгнул от шума-грохота глухого. Торопливо прошуршал к дверям и прислонился ухом. Но в покоях вновь воцарилась тишина. Вздохнув тяжко, старый домовой вернулся на свой пост. Грузным камнем нехорошие предчувствия легли на сердце, мысли тревожные валунами перекатывались в голове.

«Быть беде, ох, беде быть! – вздохнул-простонал Бабай Кузьмич. – Написать, нешто, письмецо другу старинному, Дубоводу Семидневичу, разузнать, что да как в фейном царстве-государстве творится?»

Мысль показалась на диво светлой и верной, и хранитель, оставив заместо себя домовёнка шустрого, наказав тотчас на зов государев откликаться да паука, ежели что, с вестью прислать к нему, отправился в свою каморку.

Домовёныш помыкался, у двери покрутился, да и притулился тут же на банкеточке ждать-ожидать, когда окликнут. Достал из штанов полотняных глядунок (игрушку заморскую, презабавную) и стал на кнопочки нажимать усердно, пытаясь яички в корзиночку словить, чтобы ни одно не упало, не разбилось. Время от времени головёнку приподнимал, из игры выныривал, подбегал к дверям, прикладывался ушками растопыренными и замирал, вслушиваясь в тишину.

А в кабинете Ждан графинчик ведёрный один ополовинил да полез в тайник, что сам когда-то соорудил под подоконником, здраво рассудив, что в государевых хоромах, где батюшка уединению предавался, от дел царских отдыхая, чужие бродить не будут без пригляда. А шпионов быстро обнаружат, в темницу сволокут.

В конверте толстом, прозрачной кисеёй непромокаемой обмотанном, лежало сокровенное: альбом с карточками волшебными, на коих запечатлён принц Ждан с феей Амбреллой в те времена юные, когда в женихах наследник ходил, счастливый и влюблённый. Пригубив очередной бокал вина красного сладкого, закусив виноградинкой, рухнул Ждан Первый Неотразимый в кресло любимое, распаковал конверт и вновь погрузился в воспоминания.

А вспомнить было что. Поездочка за тарелочкой с наливным яблочком такими неожиданностями обернулась, что и не чаял принц живым вернуться. Да оборотень не дал сгинуть в чужих царствах-государствах наследнику.

Глава 11. Поди туда, не знаю, куда, принеси то, сам знаешь кому

До государства островного добрались быстро. Хоть и страшно принцу было до поджилок трясущихся: а ну как нестись по полям-лесам, через моря-окияны, горы и степи верхом на оборотне окаянном, вцепившись в холку пальцами дрожащими. Предложение взнуздать его Волк отчего-то не оценил. Так рыкнул в ответку, что Ждан едва не поседел.

Долго ли, коротко ли, добрались без приключений до страны солнца восходящего, где умники великие жили – эукариоты. Государство Эукариотия раскинулось на островах и славилось тем, что маги и колдуны, объединившись с учёными, создали новый вид волшбы – техномагию. Каким образом императору Протисту Первому Симбиогену, по прозванию Мудрый, удалось примирить премудрых и преумных, история умалчивала. Но зато результат радовал не только эукариотов, но и жителей всех сказочных королевств.

Волшебные вещицы, сдобренные техническими чудесами, служили дольше и умели больше. Да и тратить собственных сил не приходилось. Достаточно поставить штукенцию в приспособление на подзарядку, как накопитель магии пополнялся. Главное, не забывать аккумуляторы вовремя менять.

Оборотень настаивал на том, что тарелочку с яблочком генетическим выкрасть надо ночью тёмной без шума и пыли. Ждан огрызался: мол, не царское это дело разбоем промышлять, император Протист – знакомец его хороший, обещал привечать и помогать наследнику царя Долдона, коли потребуется. Серый хмыкнул скептически и отправился на разведку к императорскому дворцу – изучать ходы-выходы.

Принц отправился на приём к Протисту Первому Симбиогену, прождал весь день в приёмной, но так и не попал к государю Эукариотии: неофициальные визитёры, пусть даже и наследники, выдерживались долго и нудно, доводились до белого каления, дабы покладистей и поумеристей были в просьбах своих и требованиях.

Вечером оборотень и наследник встретились в гостинице на краю града столичного и за ужином сытным новостями обменялись. Принц поведал о неудаче своей, Серый не стал упрекать незадачливого наследника фразой ядовитой «я же говорил», развернул бумажку с планом и объяснил Ждану, что от него требуется.

Утром следующего дня отправился наследник, в форму посыльного обряженный, к императорскому дворцу. Постучал с чёрного входа стуком тайным и попал в святая святых обители техногомагии. Пыхтя и чертыхаясь про себя, затащил Ждан сумку-теплохранку на кухню, выложил коробки лепёшек горячих с начинками всяческими, выставил кофей с разными вкусами и в уголке примостился ждать-ожидать, когда люд научно-магический перекусить заглянет в перерыв между завтраком и обедом.

Оборотню в ла-бо-ра-то-ри-ю (принц твердил про себя слово мудрёное весь вечер, чтобы запомнить и за своего сойти) ходу не было. Охрана магическая настроена на всех оборотников чистокровных и полукровок с волчьей кровью, ибо могли они превращаться в кого угодно: и в девицу красную, и в коня буланого, и в птицу певчую – во всё живое, что на земле рождалось. Оттого из волчьего рода самые знаменитые воры-законники выходили да иллюзионисты-артисты.

Долго ли, коротко ли, вышли из кабинетов маги и технари откушать, что заказали в новомодной блинной, открывшейся недалече от дворцовой площади. «Колобок и Ко» пекли блины с блинчиками разных видов и мастей: открытые и закрытые, с начинкой и без, трубочками и конвертиками, розочками и рулетиками. А уж вкуснющие какие! Ждан, перерыва дожидаючись, слюной едва не захлебнулся: ароматы так и манили вскрыть коробку и отведать лепёшек с начинкой и сыром расплавленным.

Научный и магический люд шумно собирался на кухне, расхватывал кофей из подставок-самогревок, открывал упаковки и выхватывал куски, паром духмяным исходящие. Принц поглубже спрятал нос в воротник, чтобы не попросить кусочек. Оборотень строго-настрого наказал не есть ничего и не пить: зелье снотворное во всё кушанье волчара подмешал. И оставалось Ждану слюной давиться да ждать-ожидать, когда сон сморит техномагов.

Спустя час разбрелись по научным комнатам насытившиеся волшебники и технари. А ещё через полчасика достал принц карту из кармана и, шевеля губами, хмуря брови, принялся вспоминать волчье напутствие: куда идти, где сворачивать, как открывать, где брать. На все ждановские вопросы – откуда оборотень добыл план и указания – Серый отмахивался и знай одно твердил: «Много будешь знать – мозги вырастут, причёску попортят». Принц злился, но поделать ничего не мог с бугаём наглым. Только и оставалось, что про себя злиться да козни придумывать.

Разобравшись с путями-отходами, Ждан тихонько двинулся по коридору до первого поворота налево, затем опять налево, и так три раза. «Круглая она у них, что ли, ла-бо-ра-то-ри-я эта самая? – ворчал про себя незадачливый воришка. – Налево да налево, так и голова закружиться может. И ни одной развилки нет, странно всё это».

Страшно было наследнику татем красться по коридору: двери кабинетные прозрачными оказались – не спрятаться, не затаиться. По первой перепугался Ждан до изнеможения полного, а потом сообразил: спят все внутри, подействовало снадобье, не видит его никто. Тогда и шаг прибавил, и бодрость духа вернул. Через три поворота вышел наследный принц к двум дверям одинаковым. Опять карту достал и принялся вспоминать, в какой тарелочка хранится да как попасть к цели заветной.

Оказалось, забыл воришка в кабинет главного технаря заглянуть да пропуск у него с шеи стянуть. Без этого никак внутрь не попасть. На страже тайн техномагических стоит замок хитрый, только карточкой волшебной открывается: вставишь её в пасть э-лект-рон-ну-ю, запищит чудище механическое мышкой малою – дверь и откроется.

Пришлось возвращаться, надписи на дверях читать, имя сложное вспоминать. Наконец добрался Ждан до нужного кабинета, тихонько внутрь проник и обнаружил спящего прямо за рабочим столом магистра первой гильдии техномагов Архея до Мен Фагоцитоза. На цыпочках принц подкрался к слегка похрапывающему начальнику ге-не-ти-чес-ко-го отдела.

«Род побери, навыдумывали слов замудрённых, а ты тут мозг ломай, вспоминаючи, – пыхтел про себя раскрасневшийся от злости царственный воришка, обшаривая карманы. – Да куда ж ты её дел, злыдень перемагиченный?! На шее нет, в карманах не прячется! Тьфу ты, чтоб тебя в бане заперли да забыли!» – в сердцах пожелал магистру Ждан, обнаружив волшебную пластинку свисающей с полки. Схватив заветную вещицу, кинулся принц из кабинета, едва каблуки на сапогах не теряя по дороге. Долгонько провозился с поисками, скоро и пробудиться должны сони учёные.

Добежав до заветной двери, всунул принц дрожащей рукой карточку в пасть магическую. Запищало чудище, глазищами зелёными замигало, и вдруг исчезла преграда, открылся вход сам по себе. Да не абы как, а в стену спрятался. Внутри вспыхнули огоньки невидимые, озарив комнату, и увидел Ждан чудо-чудное, диво-дивное. Безо всякой другой охраны-стражи стоял посреди хором белоснежных стол овальный. На столе том по центру поблёскивало блюдечко цвета молочного. Рядышком на подставочке бочком красненьким посверкивало яблочко. А с другой стороны сундучок стоял расписной, каменьями да золотом украшенный, с замочком мудрёным и ключиком хрустальным.

Раскрыв рот, не веря глазам своим и успеху, шагнул Ждан в хранилище, схватил тарелочку да яблочко и уже было прятать начал за пазуху, да загляделся на ящичек. «Вот ведь дурни пучеглазые, вещицу важную ни каменьями, ни золотом не изукрасили. А ковчежек для хранения такой богатый да красивый сотворили. А и возьму-ка я его в путь-дорогу дальнюю, чтобы блюдечко не разбить яблочко не потерять!» – решил Ждан, протянул ручку, повернул ключ хрустальный да крышку открыл, чтобы добычу уложить.

В ту же секунду заверещали-завыли чудища, глазу невидимые, проход закрылся, свет погас. И вспомнил Ждан слова Волка прощальные: ни к чему в камере охранной, окромя тарелочки и фрукта, не прикасаться, не то быть беде.

За шумом-гамом и метаниями в поисках выхода не заметил принц, как в комнате тенями чёрными появилась стража дворцовая. Взяли неудачливого вора в кольцо и повели к императору.

Протист Первый Симбиоген встретил наследника тридцать пятого королевства сто сорок первого царства семьдесят второго государства с укоризною.

– Как же так, любезный, мы с вашим государством в мире-дружбе пребываем, а к нам в палаты не абы кто, а сам принц наследный татем лезет.

Повинился тут Ждан перед императором, поведал ему как на духу печаль-горе своё. Протист выслушал юношу, задумался. Долго принцу ждать решения императорского пришлось. Извёлся весь герой непутёвый, глядя, как советники с двух сторон в уши императору что-то нашёптывают. Наконец государь рукой махнул, прогоняя прочь царедворцев, и подозвал принца поближе.

– Поступок твой, царский сын, двойной тяжестью лёг на сердце. То, что татем прокрался за вещицей в лабораторию, нехорошо. Что слабые места хитрой выходкой своей показал, за то спасибо. Прощу я тебе, вьюноша неразумный, проступок твой некрасивый да обидный. Пришёл бы ко мне да покаялся: так мол и так, беда у меня. Разве не помог бы я сыну друга старинного?

Ждан покаянно шмыгнул носом, голову повесил, нагоняя похуже ожидая. А император меж тем после паузы мхатовской продолжил:

– Сослужишь ты мне за то службу, принц. Тогда и прощу, и отпущу по-хорошему, и батюшке сообщать не стану.

Наследник встрепенулся и вопросительно уставился на Протиста Первого.

– В соседнем государстве у царя Берендея дочка младшая на выданье. Росточка небольшого, да и с лица не красавица писанная. А вот талантами боги великими наделили. Знатной колдуньей станет, как в пору войдёт, – император помолчал, за ус длинный себя подёргал. – Жениться надумал. Уж сватов засылал. Да Берендей слышать ничего не хочет, говорит, сосватана с колыбели за царя лесного Тайгуна Дремучего.

– И чем же я помочь могу государю-императору? – недоумённо пожал плечами Ждан.

– Выкради принцессу да ко мне привези. А мы уж тут честным пирком да за свадебку. А с Тайгуном я договорюсь. Он давно технику летательную у меня прикупить хочет, да я всё никак не соглашался. Вот и задобрю его ковром-вертолётом последней модели. Как говорится, чистая шерсть, антимоль с гарантией на год, полный привод и абсолютная непромокаемость.

– Ковром-вертолётом? – глаза у принца загорелись.

– Опосля покажу, – император отмахнулся от горящего ждановского взгляда. – Как вернёшься с невестой, даже покатаю.

– Так, Ваше Императорское Величество, а ежели…

– А ежели не добудешь мне Крошечку-Хаврошечку, в подземелья брошу, – император грозно брови нахмурил. – А то в лабораторию на опыты отдам. У меня давно лекари человека просят голубых кровей для вакцинации, вот ты и сгодишься. Чай, наследник не пустая вода.

Ждан от страха неожиданно икнул и затрясся как осиновый листок. Таких пыток даже батюшка родной не придумывал. Вак-ци-на-ци-я – слово-то какое страшное, непонятное.

– Я… ик… попробую, Вашество… – пробормотал принц. – Позволите удалиться?

– Погоди чуток. Вот тебе наручи, на левую руку нацепи да с себя не снимай.

– За подарок благодарствую, – наследник слегка поклонился императору.

– Погоди благодарить, – хохотнул Протист Первый и предупредил: – С себя не снимай. В том обруче наручном великая магия: отыщем мы тебя везде и из беды вызволим. А попытаешься стащить али повредить, в ту же минуту яд в кровь твою попадёт, и упадёшь ты замертво.

Принц икать ещё сильнее стал, побледнел, покраснел, руку за спину спрятал, надеясь избежать участи страшной. Но стража в чёрных одеждах с лицами, до глаз тканью плотной закрытыми, так грозно зыркнула, что принц ещё больше струхнул и позволил себя окольцевать.

Плотный серебристый браслет пришёлся впору, замочек защёлкнулся, окружье обхватило запястье как вторая кожа.

– Теперь ступай, – милостиво кивнул Протист Первый Симбиоген. – Сроку тебе даю неделю. Не справишься – пеняй на себя.

Ждан, кланяясь и пятясь к выходу, на все лады проклинал про себя оборотня за авантюру и стенал в душе о судьбе своей горькой и жизни почти потерянной.

Волк ждал в таверне на окраине. Выслушал молча обвинения принца, хмыкнул и поинтересовался:

– Я тебе говорил, ни к чему, окромя тарелочки с яблочком, не прикасаться?

– Говорил, – тяжко вздохнув и придвинув к себе миску с кашей и мясом, вымолвил принц.

– Говорил, коробочку не трогать?

– Говорил, – буркнул Ждан, зачерпнул кушанье и отправил его в рот.

– Жадность полуверицу сгубила, – молвил Волк и ладонью стол припечатал, словно точку поставил. – Доедай да отдыхать иди.

– А как же?.. – ссутулившись и не поднимая глаз, пробормотал принц.

– Утро вечера светлее. Проснёмся – видно будет. А пока – марш наверх! – рыкнул оборотень, словно дитё малое перед ним сидело, а вовсе не наследник королевства тридцать пятого царства сто сорок первого государства семьдесят второго.

Ждан торопливо доел, прихватил с собой кружку пол-литровую с квасом да кувшин и, разомлев от вкусной еды, перестав трястись осиновым листом, зевая, поплёлся наверх.

Утро наступило внезапно. Только-только смежил веки незадачливый герой, как уже и солнышко красно встало, в опочивальню лучи свои протянуло, зайчиком по лицу проскакало. Разлепил принц глаза и сперва не сообразил, что за место такое незнакомое и как он в нём очутился. Взгляд сонный наткнулся на спину широкую, рубахой белотканной обтянутую. Оторопел принц от наглости такой: в спальне царевича посторонние! Куда стража смотрит?! Тут незнакомец повернулся, и Ждан признал Серого. Протяжный вздох раздался в горнице: вспомнил принц и где он, и почему, и что приключилось накануне, и чем обернулось приключение.

– Собирайся, – коротко приказал оборотень. – Завтрак внизу, вещи собраны. Поедим – и в путь.

– А… – заикнулся было Ждан.

– Можешь сам за принцессой отправляться, недосуг мне с тобой возиться, – блеснул янтарём в глазах Волк.

– А… – вскинулся было наследник.

– А с Соловьём я и сам разберусь, не первый год знаемся, не последний общаемся.

С этими словами Серый подхватил куртку кожаную тонкой выделки и вышел, оставив расхристанного и растерянного Ждана на кровати мысли в кучу собирать.

* * *

 
– Зеркало, мой свет, проснись,
По лей-линиям промчись,
Отрази свою сестрицу,
Что стоит в лесу в светлице,
Пусть расскажет мне про ту,
Что я со свету свожу.
 

Едва смолк женский голос, сочащийся ядом, как зеркало в тяжёлой дубовой оправе мигнуло призрачным тёмно-красным светом и отразило комнату чужую дворцовую, увитую плющом и цветами красоты невиданной. В зеркале показалось другое зеркало, напротив которого кресло стояло с высокой спинкой. Кто в нём восседал, просительница не могла разглядеть. Только руку тонкую бледную с изящными пальчиками, на подлокотнике возлежащую, и можно было наблюдать.

Темноволосая высокая и худая владелица волшебного стекла нетерпеливо придвинулась к изображению в надежде разглядеть хозяйку светлицы. Долго ждать не пришлось. Поднялась девица с места насиженного и к окну подошла поближе, выглядывая кого-то. Черноволоска тут же прильнула к стеклу, жадно разглядывая королеву Вечного леса. Обнаружив в волосах её пряди чёрные, удовлетворённо хмыкнула, а затем расхохоталась, от зеркала отпрянула, закружилась-завертелась по опочивальне, приговаривая:

 
– Зеркало моё живое,
отраженье дорогое,
за меня ты отомсти,
холод в сердце запусти.
В душу проскользни змеёй,
сделай фею неживой.
Жизнь Амбрелле сохрани,
Яду в кровь её пусти.
Пусть навек её скуёт
Королевы Снежной лёд.
 

Ведьма кружилась и кружилась, приговаривая то громче, то тише слова заветные, колдовские. Искорки маленькие снежные вспыхивали в такт словам на поверхности зеркальной и исчезали в глубине мерцающей. Холодом повеяло в комнате, но танцующая женщина не замечала ничего: яд обиды давным-давно сковал сердце, выел живую кровь, заполнил жилы ледяной крошкой.

* * *

Амбрелла, отпрянув от окна, прошлась по светлице бездумно да и замерла напротив зеркала волшебного, будто позвал кто-то из тёмной глубины, притянул. Рукой махнула, слова шепнула и замерла, залюбовавшись чудесами заморскими. А посмотреть было на что: на горы высокие, на моря глубокие, на страны жаркие, на танцы яркие.

Равнодушно взирала королева на чудеса чудные, без эмоций любовалась на дивности сказочные. Только морщилась время времени да плечиком точёным дёргала: чудилось ей, будто мураши по шее ползут да за пазуху прячутся. Спустя время кольнуло что-то острое в сердечко ретивое. Заныло оно, засбоило. Королева ладошкой грудь потёрла – боль и отступила. Отвернулась Амбрелла от зеркала, вернулась в кресло любимое и принялась вновь бездумно в окно глядеть. И не заметила фея, что волос тёмных в косах её прибавилось.

* * *

Усталая и довольная, ведьма закончила танец смерти, погладила зеркало, благодаря за помощь, и покинула комнату тайную.

В холле её встретила помощница – девица вертлявая, но сметливая, – доложила обстановку да встречи перечислила грядущие. Салон магии «Ягиня» огромной популярностью в царстве Берендея пользовался. А то, что владела им одна из царских дочек, славы только прибавляло. От клиентов отбоя не было, очередь на месяцы вперёд расписывалась.