Текст книги "Журнал «Юность» №10/2022"

Александра Завалина

Родилась в Удмуртии в 1996 году, живет в Ижевске. По образованию журналист, по профессии копирайтер. С детства пишет в жанрах фэнтези, мистики и волшебной сказки.

«Я стремлюсь создавать миры, в которые хочется нырять с головой и в которых хочется проживать иную реальность, – говорит Александра. – И я счастлива, когда мне это удается».

Эта история произошла очень давно. Так давно, что почти никто и не помнит, как было на самом деле…

Много земель подчинил себе злой Колдун, жадный до власти и богатства. Все эти земли превратились в мрачные пустыни, потому как осушал он их досуха…

А наш Родниковый Край жил себе да процветал. Зимой он был красив серебристым снегом и звездной ночью, весной – первыми цветами и пением птиц, летом – изумрудом зелени и теплом солнышка, осенью – золотистой листвой и жемчужным туманом. В те давние времена земли Края населяли три древних народа: нюлэсмурты (духи лесов), лудмурты (духи полей) и юсьмурты (духи неба и солнца).

Прознал Колдун об этом чудесном рае, подумал, что Родниковый Край так и ломится от золота, серебра да самоцветов дорогих. И захватил наш Край, превратив древние народы в слуг своих и рабов.

Целый год Колдун правил в том Краю, но так и не увидел богатства, ибо не умел по-настоящему видеть он.

Решил он спросить своих рабов. Позвал Колдун нюлэсмуртов и приказал:

– Через год я хочу видеть кучу золота перед собой!

Поклонились нюлэсмурты и ушли.

И вот, ровно через год, принесли они мешки большие. Удивился Колдун богатству Родникового Края, сунул крючковатый нос в ближайший мешок, да так и отпрянул. Вместо золота получил он желтые листья осени.

– Что это? – рассердился Колдун.

– Золото, господин, – ответили нюлэсмурты.

Осерчал Колдун, обрушился на нюлэсмуртов грозной яростью, и после того стали нюлэсмурты молчаливыми и спрятались в лесах, не желая никому показываться.

Тогда Колдун позвал лудмуртов, надеясь, что они будут потолковее. И приказал им:

– Хочу видеть перед собой кучу серебра да самоцветов!

Лудмурты поклонились и ушли.

Ровно через год принесли они сундуки дубовые – один с серебром, другой – с самоцветами. Да только опять остался недоволен Колдун: принесли ему лудмурты снег зимний да цветы летние.

– Что это? – яростно набросился на них Колдун.

– Серебро да самоцветы, господин, – пробормотали лудмурты.

Стукнул по ним Колдун яростью, и после того случая да по сей день живут лудмурты на лугах, ревностно оберегая свои тайны и не показываясь людям.

Осерчал Колдун, обрушился на нюлэсмуртов грозной яростью, и после того стали нюлэсмурты молчаливыми и спрятались в лесах, не желая никому показываться.

Следующими прилетели к нему на поклон юсь-мурты – люди-лебеди, сотворенные из воздуха и света.

– Я понял! – сказал им Колдун. – Только на солнце есть золото… Принесите мне солнце.

– Это невозможно, – заявили юсьмурты. – Только если долетишь до солнца, достанутся тебе богатства… Полетели!

Колдун превратился в ворона черного и вознесся в небеса. Долго летели они до солнца весеннего – ворону становилось жарче, а юсьмурты и не думали останавливаться.

И тогда сгорел злой и жадный Колдун…

А юсьмурты радостно носились в небесах и торжествовали:

– Не понял ты, Колдун, богатства Родникового Края!

Потому-то весна считается пробуждением жизни – только она избавила Родниковый Край от жадного Колдуна.

Юлия Иванова

Сценарист и писатель из Нижнего Новгорода. Окончила факультет журналистики и сценарную мастерскую Высшей школы режиссеров и сценаристов в Санкт-Петербурге. В 2016 году дипломный сценарий «Этой ночью» выиграл конкурс форума «Таврида» и холдинга ВГТРН. В 2022 году сценарий «Рачок» вошел в шорт-лист конкурса, организованного фондом Александра Сокурова «Пример интонации». Нак писатель публиковалась в «Литературной газете».

В те времена, когда ветра строили козни и шептались с могучими исполинами-тополями, а капризные реки задирали волны, поворачиваясь вспять, мордвин по прозвищу Скворец облюбовал одно волшебное место. Семь долговязых холмов сговорились, зажали в глиняных берегах сапфировую чаровницу Волгу и янтарную скромницу Оку, которые встретились у их подножья. Холмы извивались, лоснились, изумрудились, когда соседние земли сохли и морщились. Какая-то невидимая сила оберегала этот край от обнищания. «Гоже здесь жить!» – смекнул хитрый Скворец и остался.

Скворец был мужчиной видным. Когда-то он водил дружбу с могущественным Соловьем-Разбойником: колобродил вместе с ним по русским землям, грабил, хулиганничал, набивался в женихи первым красавицам. Одни девицы слушали его пышные речи и сами сбегали из отцовских объятий. Другие сторонились иноземца, отбивались, мучились. Но наступала ночь, и Скворец с товарищами, которые и жили, и умирали без царя в голове, врывался в дома и похищал невинных прелестниц. Они кричали-кричали да смирялись со своей участью. Так Скворец нажил большую семью: восемнадцать жен и семьдесят сыновей. А когда Илья Муромец прищучил его покровителя, Соловья-Разбойника, Скворец надумал бежать и поселиться на стороне тихой, неприметной, где он мог бы затаиться и преспокойно доживать отведенный срок.

Песчинки прятались в глубоких кожаных складках, царапали подошву, хороводили на мыске, то взмывая в воздух, то срываясь вниз. Скворец, его восемнадцать жен и семьдесят детей много месяцев шли в поисках благодатной для жизни земли, но лишь резали ноги о высокий терновник, вязли в мясистой грязи или, как сейчас, закапывались в дюны. Жара нагорала на лбах. Самые маленькие мальчики висли на материнских руках, как худые тряпочные куколки. Ребята чуть взрослее бежали впереди, вытянувшись в длинную струну, и, когда ландшафт менялся, струна натягивалась и звенела, передавая послание медлительному отцу, замыкающему строй.

– Смотри, холмы!

– Холмы, смотри!

– Смотри, смотри!

– Холмы, холмы!

Семью богатырями склоны возвышались над тихими речками. Они верховодили местными птицами, приказывали лесам, помыкали дикой живностью и, кажется, дышали каждой пористой клеточкой. Скворец втянул в каплевидные ноздри местную влажность, и в пазухи залился приятный сладковатый привкус, который напомнил о детских беспризорных годах, а еще – о подрагивающей дымке на закате и ягодных тропках. Он дома. Скворчихи с придыханием смотрели на своего повелителя, ожидая его справедливого суда. На горбатом лице показался бравый прищур, который был знаком многим из них по прежним лихим временам. Чуб закачался, а из-под него прокатились долгожданные слова: «Гоже здесь жить!»

Вдруг земля вздрогнула и приподнялась. Под морщинистым слоем пробежали жаркие искорки. Они утоляли солнечный голод поникшей травы, насыщая жизненной магией. Вскоре Любимый Скворчонок заприметил, что под ним уже не примятая жухлая травка, а ароматная и пушистая, словно зеленое облачко с желтыми прожилками из горицвета. Ветерок больше не тревожил. Мальчик скинул дырявую обувку, чтобы белесая кожа прижалась к весенней свежести и вспомнила, как по телу разливается благодать.

И не было здесь никого. Только кукушки отливали округлые звуки, выбирая для песен самые укромные уголки леса. Только под низкой травой вертелись пучеглазые ящерицы, пугая впечатлительных юных жен, которые в чем мать родила скакали вниз к прохладным водам, взбивая грубыми ступнями голубизну Волги и желтизну Оки. Только детский хохот вился, кудрявился, то иссякая, то вновь возрождаясь. Первые месяцы скворчата то и делали, что носились по вершинам, притворяясь сильными жеребцами, но не теми, что они видели на городских базарах оседланными и подкованными, а дикими, свободными, резвыми.

Любимый Скворчонок истоптал последнюю пару дубленой обувки, которая досталась ему от старшего брата, а тому – от его старшего брата. Когда он резвился на дальнем, седьмом холме, перепрыгивая с камня на камень, острый краешек минеральной породы чиркнул по измученной свиной коже и продрал пятку. Любимый Скворчонок по-отцовски пожал плечами и поплелся к хижине своей матери, которая умела приводить в порядок самые никчемные и потерянные вещи. Другие жены пользовались ее способностями и заваливали работой от заката до рассвета. Близилась зима, и трудиться приходилось все больше и больше, а новой одежды для суровой вьюги и снежных песен скворчихи до сих пор не приготовили. На многие километры они не увидели ни зайцев, ни лосей – меха не сыскать.

А холмы были лучшими охотниками. В осень они поймали прохладный ветерок и заключили в свои объятия. Ветерок хмурился, раздувался, как упрямый осел, но притерпелось ему, прижилось. Он бегал наперегонки с Любимым Скворчонком, раздувал волосинки на его затылке, поднимал пушок на шее, щекотал мелкие мурашки. Изо дня в день дуновения крепчали и кололи все больнее. Мальчик, чувствуя, что мощь ветерка усиливается, теперь старался быстрее спрятаться в лесочке, который грозил ветерку длинными ветками и не пускал в свои владения. И вихри крутились в одиночку, остужая землю и разгоняя по водной глади частую рябь.

Но сегодня Любимый Скворчонок бежал очень медленно. Его пяточка чмокала сырую побуревшую траву, леденея с каждым поцелуем. Вскоре мальчик так околел, что почти врос в поверхность, не смея больше передвигать руками и ногами. Ветерок узнал старого друга, накинулся на него, заобнимал, завертел, и Любимый Скворчонок свалился на колени, умоляя острые порывы сжалиться над ним. Ветерок так раскричался, что слышал лишь собственный голос, а тоненькие возгласы мальчика уносились на север, как только срывались с губ. Мальчик согнулся, припал щекой к сырости умирающей зелени и приготовился ждать своего конца.

Скворчихи закудахтали, засобирались, стали волочить тощие пожитки и штопать вещи с невиданным усердием. Не хотели они делить холмы со злым магом. Не нужно им купаться в предрассветных грезах, чтобы видеть будущее, – умрут здесь скворчата от холода и голода, когда ягоды скиснут, а рыба уйдет под лед. Скворец поддался уговорам и принялся вместе с самыми крепкими сыновьями готовить провизию в долгий-предолгий путь. Ходили они по холмам, словно прощаясь с местами, которые не бросили, приютили, прокормили.

Вдруг земля вздрогнула и приподнялась. Под морщинистым слоем пробежали жаркие искорки. Они утоляли солнечный голод поникшей травы, насыщая жизненной магией. Вскоре Любимый Скворчонок заприметил, что под ним уже не примятая жухлая травка, а ароматная и пушистая, словно зеленое облачко с желтыми прожилками из горицвета. Ветерок больше не тревожил. Мальчик скинул дырявую обувку, чтобы белесая кожа прижалась к весенней свежести и вспомнила, как по телу разливается благодать.

– Вот так волшебные холмы! – кричал его тоненький голосочек.

– Ишь, разорался! Ступай к матери, она с ног сбилась, тебя искамши…

В отдалении стоял старец в длинных одеждах. Он держался за тяжелый сук, который уходил корнями глубоко-глубоко в толщу склона и поддерживал сухонькое тело незнакомца. Любимому Скворчонку показалось, что он горбат, а лик его был расколот на две половины – темную и светлую. Но под прытким взглядом мальчика фигура стала меняться, вытягиваясь и хорошея. И вот перед ним оказался не старец, а крепкий мужчина со шрамом, проходившим по лбу, носу и рту: слева он улыбался, а справа – хмурился.

– Кыш! Иди! Прочь! Чего надобно? – запротестовал незнакомец.

– Надобно холмов, как прежде. Холодно, мерзнем. – Любимый Скворчонок протянул бывшему старцу свою истлевшую пару, доказывая, что он нисколечко не привирает.

– Иди! Кыш! Прочь!

Незнакомец в балахоне сгрудил брови и зарычал диким зверем, перебросив сук из одной руки в другую. Мальчик попятился-попятился, а когда закончился зеленый покров под ним, вскочил, встрепенулся и бросился наутек, оставляя за собой тропку из пробивающихся соцветий. Дома он поведал отцу о встрече со старцем в балахоне. Рассказ заставил Скворца пригорюниться, уткнуть обветренное на реках лицо в горстку из пальцев и закачать чубом, приговаривая: «Горе нам, горе». Встревоженные жены обступили мужа, вонзаясь в него испуганными глазищами, – никто не хотел срываться с насиженного места и вновь уходить в долгое странствие.

Тогда Скворец поведал, что в прежние времена, когда он служил в урочище у Соловья-Разбойника, слышал легенду о волшебнике Дятле. Притаился он в местах сокровенных, укрытых от людской голотьбы мантией из заклинаний и наговоров. Многие нечистые на руку, кого хотели за злодеяния приструнить и наказать жестким судом, пытались найти эти потаенные земли. Говорили, что живая сила в них течет – на закате переливается светом огненным, на рассвете умывает небо грезами. И каждому, кто вторгался в имения Дятла, следовало убраться поскорее или принять недобрую участь. «Вот тебе и холмы. Холмы, холмы…» – повторял Скворец, стуча костяшками по сожженному лбу.

Скворчихи закудахтали, засобирались, стали волочить тощие пожитки и штопать вещи с невиданным усердием. Не хотели они делить холмы со злым магом. Не нужно им купаться в предрассветных грезах, чтобы видеть будущее, – умрут здесь скворчата от холода и голода, когда ягоды скиснут, а рыба уйдет под лед. Скворец поддался уговорам и принялся вместе с самыми крепкими сыновьями готовить провизию в долгий-предолгий путь. Ходили они по холмам, словно прощаясь с местами, которые не бросили, приютили, прокормили.

Любимый Скворчонок увязался за отцом, хотя был самым хиленьким, но зато отличался острым слухом и веселым нравом. На берегу он подавал старшим снасти и следил, чтобы улов не унесли жадные речные птицы, кружившие над рыбаками с самого утра. И вдруг земля затряслась, стала пересыпать скопившийся на берегу песок обратно в Волгу и обнажать тектонические слои. Холмы дышали. Вдалеке Любимый Скворчонок опять увидел фигуру в балахоне, но так перепугался, что потерял дар речи. Горло сковалось, сжалось и издавало немощные хрипы вместо пронзительных криков, которые должны были оповестить братьев и отца об опасности. Но Дятла они так и не увидели. Он перебросил сук с правой хмурой стороны на левую улыбчивую и скрылся. В это же мгновение все поняли, почему почва разверзлась, – по холмам бежало неисчислимое стадо.

В хозяйстве у Скворцов появились козы, овцы, коровы. Холмы приняли большое семейство и обеспечили их мехом, мясом и молоком. В благодарность за доброту скворчата убирали сгнившую листву, которая мешала весной пробиваться юным росточкам, выкорчевывали пни, подкармливали птиц салом и семенами. Но вскоре злость поселилась в молодых сердцах. Каждый скворчонок желал прослужиться перед волшебными холмами и отвоевать участок для своей хижины, да пожирнее. Стали братья спорить, драться и делить землю, нередко убивая друг друга. Тяжело было старому Скворцу смотреть, как уничтожаются его усилия, как истлевает скворцовская порода, и, чтобы прекратить братоубийство, вернуть мир и благополучие на холмы, отправился он искать мага Дятла.

– Что ждет сыновей моих? – спросил Скворец.

К этому времени Дятел совсем поплохел. Сук вонзил острые веточки в его сухие ладони, обвил тело, пустил корни в жилах, подпитываясь жидкой магией.

– Если будут жить в мире друг с другом, то будут долго владеть здешними местами, а если продолжат злобу изрыгать, так и полягут все, один за другим.

Кричал и вопил Скворец, чтобы сыновья прекратили бессмысленные драки и переделы, но не услышали они отца и продолжили бороться, выгрызая пядь за пядью. Умер Дятел, умер Скворец. И холмы будто обмякли, испустили последний вдох – кончилась в них магия. Земли открылись для люда, и хлынули они толпами, заселяя сокровенные склоны, выгоняя с них скворчат. Последний из них, Любимый Скворчонок, не смог защитить свою хижину, бросился на копье пришлого мужика и погиб.

Утрами и вечерами слышали новые люди стук дятла, и прозвали эти места Дятловыми горами. Через годы здесь вырос каменный город – Нижний Новгород.

Нурсултан Назиров

21 год. Вырос на Дальнем Бостоне, в городе Биробиджане. Живет в Екатеринбурге, там же учится на драматурга (курс Н.В. Ноляды).

Давным-давно, больше пятидесяти лет тому назад, в маленьком городке Биробиджане, у станции Тихонькой, находилась столовая. В столовой работал всего один повар, Яков Исаакович. Он был невысокого роста, ходил в белой рубашке, которая славно подходила под его поварской колпак.

Яков, или дядя Яша, как его часто называли дети, придумал свое фирменное блюдо: «шницель по-биробиджански», это его и прославило на весь Дальний Восток. Но каждый раз, когда ему твердили это, он с улыбкой отвечал:

– Какой же я знаменитый – я просто повар…

Еженедельно на станцию Тихонькую прибывали новые люди, и первое, чего они желали, – вкусно поесть. Заходили в столовую люди хмурые, а выходили – счастливые. Так оно было всегда. Такие чудеса.

Женился Яков, будучи молодым. Жену звали Рая. Свадьба их прошла в этой же столовой, блюда в тот день подавались не такими вкусными, как все привыкли, потому что готовил не Яков – он жених. Рая – добродушная женщина, она всегда поддерживала ласковым словом, не давая мужу унывать. Как же сильно Яков любил свою жену, любил до безумия, любил настолько, насколько это возможно. С тех пор как они вместе, он брался за готовку и представлял, что готовит не для кого-то, а для своей Раи. Он любил ее глаза, ее пышную форму, любил ее нежные слова, горбинку на носу, любил ее характер и особенно любил ее еду.

Влага в Биробиджане стояла высокая, к которой Рая не смогла сразу привыкнуть. Февральской зимой она почувствовала себя неважно. Температура поднялась до 38, кашель, чихи, и чувствовала ужасный холод, хотя Яша держал дом в тепле и не видел необходимости поддавать еще дров.

Яков, как человек с большим умом, понимал, что все обойдется, что это пройдет, что Рая скоро выздоровеет. Но он не мог не думать об этом. Он переживал за нее каждую секунду: по пути на работу, на работе и по дороге домой. Почти не ел. Ни с кем не разговаривал. Улыбка пропала с его лица. И блюда… они перестали быть прежними: то они пересолены, то недосолены, то перегоревшие, то недожаренные. Все стали жаловаться на еду: «Это разве шницель? Это уголь!», «Почему еда такая соленая?», «Возвращай деньги!» Все это приходилось выслушивать нашему повару, но все проходило мимо ушей – голова морочилась другими вопросами.

Очередной день, выходные прошли, Рае лучше не становилось. Никакое лекарство не помогало. Яков шел на работу. Столовая стояла пустой. За весь день пришла только уборщица, даже та не стала ничего есть, хотя и получала там еду бесплатно.

«Что теперь делать… как быть? – начал думать Яков. – Рая болеет, в столовую никто не ходит. Денег у меня нет… Даже суп не могу нормально приготовить. Все пропало…»

Пока он плавал в своих мыслях, в столовую тайком зашла маленькая девочка, лет девяти, ее звали Адель. В руках она держала красное яблоко и маленькую баночку меда. Она подошла к Якову, который до сих пор не замечал ее.

– Дядя Яша… – окликнула его Адель.

– А-а-а, – очнулся Яков, – Адель, ты? Я тебя даже не заметил. Задумался я что-то… Ты голодна? Ты, наверное, есть хочешь?

– Спасибо, дядя Яша. Я сыта, честное-пречестное слово. Я дома поела, я же живу недалеко от станции.

– Тогда зачем ты пришла? Я что-то должен твоим родителям?

– Нет. Я пришла, чтобы… – Тут Адель призадумалась, затем продолжила: – Я знаю, что вам сейчас тяжело. Мне тоже неделю назад было грустно, и тогда моя мама дала мне яблоко с медом. Мама сказала, что оно волшебное и может вылечить все что угодно. Я его съела, и мне стало лучше. Вот…

Яков сразу понял ее намерения, даже заулыбался, но перебить не посмел.

– Я попросила у мамы, – продолжала она, – еще одно волшебное яблоко. Взяла немного меда. И принесла вам. Может, и вам поможет. Возьмите, пожалуйста.

Она протянула яблоко и баночку меда. Яков принял ее. И она крепко его обняла.

– Спасибо, Адель. Мне очень приятно. Я обязательно попробую и сообщу тебе о своем счастье, хорошо?

Адель кивнула. И убежала.

Яков решил проверить волшебность яблока. Он отрезал маленький кусочек, макнул его в мед и съел. И голова наполнилась светом, настолько, что даже для малейшей темной мысли не нашлось бы места. Не думая ни секунды, оставил столовую и побежал к своей Рае. Бежал со счастьем на лице и с широкой улыбкой.

По приходе домой он увидел, что жена спит. Он тихонько присел рядом и ждал, пока она проснется. Проснувшись, Рая увидела светлое лицо Якова и сама тому обрадовалась, затем она услышала историю про волшебное яблоко и решилась попробовать его.

На следующий день она была живее всех живых, бодрее все бодрых. Никакой высокой температуры, никакого озноба: от болезни не осталось и следа.

И все магическим образом стало как прежде, даже лучше. Яков стал в десять раз вкуснее готовить, его перевели в ресторан «Восток», назначив главным поваром. И в десять раз сильнее стал любить Раю, а Рая – его. Он, конечно же, помнил об Адель и ее помощи, поэтому всегда ее угощал абсолютно бесплатно, а иногда и за свой счет. Ведь было сделано волшебное дело, а это самое главное, и Яков это понимал.