Текст книги "Журнал «Юность» №08/2024"

Надежда Лидваль

Родилась в 1990 году в Омске, окончила Омский государственный университет. Живет в Санкт-Петербурге, работает переводчиком. Училась в школе писательского мастерства CWS и на курсе Евгения Бабушкина.

Публиковалась в журналах «Новая юность», «Традиции & Авангард», «Пашня», «Прочтение». В 2024 году вошла в длинный список премии «Лицей». Участница литературных мастерских АСПИР.

Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией союзов писателей и издателей России (АСПИР).

И вот народились у земли небоскребы, один другого выше и тоньше. Раньше вырастали дома плотные, приземистые, коренастые, а тут от малокровия пошли все жерди худосочные, которым лишь бы ввысь устремиться. Аркашина многоэтажка обещала обогнать по высоте остальные здания ЖК, прорасти сквозь небо и упереться крышей в сапог одноногого бога. Обещала, да только выросла всего на четверть и остановилась в развитии. Стоит теперь грустным безглазым коробом – ни туда, ни сюда.

Аркаша – тот еще на котлован приходил любоваться, когда там не было ничего, кроме ямы и огромных бочек не пойми с чем – приданое химзавода, которому земля уже отслужила. Аркаша становился у забора, обращал глаза к небу, туда, где мыслил себе восемнадцатый этаж, и мечтал: «Вот тут у меня телевизор висеть будет. На лоджии поставлю стол, чтобы летом работать. Утеплю обязательно. А в том углу будет место под барабаны. Да, мама, я все-таки куплю себе барабаны и научусь играть, ворчи сколько хочешь. Можешь даже смеяться. Ну а здесь – будуар будущей жены, или без чего они там обойтись не могут, эти женщины».

Он не переставал мечтать, даже когда стройка замерла на шестом этаже: вычитал где-то, что дома полезно подкармливать позитивными мыслями. Но вот «Урбанстройкапиталинвесткоммерцгруп» объявила о своем банкротстве, краны впали в спячку, под ними перестали копошиться расторопные люди, и только слепой сторож месил сапогами песок. Тогда Аркаша перешел к действиям более решительным.

Однажды незадолго до полуночи он с пакетом в руке приблизился к щели в заборе и кликнул сторожа. С той стороны лениво рявкнула собака, послышались шаги и несвежий голос:

– Чего вам?

– Я знаю, почему дом не строится, – объясняет Аркаша.

– И че?

– Кажется, я нашел решение.

– Дольщик, что ли? Идите в суд.

– Вы не соблюдали ритуалы. Старые дома стоят крепко, потому что возведены на костях и пропитаны кровью. А здесь был бездушный завод – он жизни не даст. Вы монету в котлован не зарывали, землю не освящали, животом к ней не припадали, не целовали ее в уста. Вот земля мой дом и родила только частично.

– Давай отсюда. Охраняемый объект.

– Да нет, вы послушайте. Я принес черного петуха. Точнее, петуха достать сложно – была только курица. И то не живая. За живой нужно ехать на специальный рынок. Поэтому вот, охлажденная.

Аркаша перекидывает пакет через забор. Сторож шуршит пакетом, вздыхает, гремит цепью, и где-то в стороне открывается калитка.

– Тебе чего надо-то?

– Мне только дайте квартиру еще раз посмотреть. Я прикину, в угол мне барабаны ставить или по центру стены.

Сторож впускает.

Одна лампочка, кое-как к деревянному шесту прикрученная, светит изможденным солнцем, а в остальном за забором – чернота и звезды. Аркаша идет, не глядя под ноги, спотыкаясь о какие-то кирпичи и железяки. Не видит и не слышит ни собаки, что вцепилась зубами в пакет с охлажденной курицей, ни сторожа, что орет отрывистым матом, сапогом пытается достать пса. Аркаша шагает, взметая песок, глядя счастливо вверх, где звездами обозначается купленный им кусок черного неба.

У Ксюши не росли брови. Приходилось по утрам отнимать час-полтора от сна и рисовать недостающие черты. Ей говорили: «Это же хорошо. Все в твоих руках. Каждый новый день не похож на предыдущий». За столько лет можно было научиться одним росчерком карандаша и взмахом кисточки с гелем изображать из себя и девушку без фильтров, и принцессу без комплексов, и мечтательную нимфоманку. Но Ксюша ничего такого не умела и ходила с вечным удивлением на лице.

А тут – свадьба. «А на свадьбе, – думала Ксюша, – надо быть не такой, как в жизни. Чтобы хоть на фотографиях собой любоваться годы спустя. А то замужем не до этого – там семейные ценности, и махровый халат, и супный чад на всю квартиру, и дети в том или ином количестве… Там уже не до бровей».

Ксюша решила довериться профессионалам. Все бы хорошо, только мысль эта пришла ей за два дня до бракосочетания, когда в нормальных салонах уже давно все было расписано. До двух часов ночи Ксюша гуглила местных бровистов. Нашла Амину, дизайнера взгляда из подвала соседнего дома, между скупкой телефонов и зоотоварами. Ксюша пришла к ней с мольбой в глазах и без бровей. Амина сунула ей в руки каталог, сама пошла курить. В каталоге – выбирай не хочу. Брови на любой вкус: аристократичные, истеричные, пикантные, атаманские, рабоче-крестьянские, «мефистофель». И приписочка ручкой: «Возможен смешанный дизайн».

Четких пожеланий Ксюша не высказала, главное – чтобы красиво и все восхитились немедленно. Амина хмыкнула, надела черные перчатки и склонилась над девушкой. Долго колдовала, усердно: расчерчивала Ксюшин лоб по линейке, рисочки ставила, кресты чернильные рисовала, кожу иголочками прокалывала, туда пигмент заливала. («Вам только среднекоричневый, у вас такой типаж».) Наконец подала зеркало.

– Ну вот, пожалуйста. Устраивает?

Ксюша смотрит на себя, а слова застряли где-то глубоко, повисли на связках.

– Да вы накраситесь, хорошо вам будет, – успокаивает Амина. – Реснички, если захотите, могу вам в следующий раз сделать.

Ксюша идет к остановке, ловя в витринах свой новый образ. Ксюшу распирает от удивления. Только на лице удивления нет. На лице – что-то злобное и не вполне человеческое. И новые брови.

Жених долго всматривался, не мог понять – зачем? Потом сказал:

– Я полюбил свою Ксюшу за кроткий взгляд и за то, что она смотрела на меня подобострастно. Это вселяло в меня уверенность и давало мне повод думать о будущем. Вы же глядите так хищно, что мне становится страшно и немного не по себе. Мне нужно все осмыслить. Я отойду на минутку.

Больше его в загсе в тот день не видели. Телефон забыл, а паспорт забрал. Родственники с той и с другой стороны посетовали, потоптались, но потом, переборов стыд, все же поехали на банкет. Ну а Ксюша – домой, плакать и анализировать ситуацию.

Понятно, что семейной жизни не получилось из-за бровей. Но так ли от этого больно, как должно быть? Обидно, конечно, и стыдно перед родственниками. И фотографий теперь не будет. Хотя какие фотографии с такими бровями? Ну а что с ними не так? Ксюша и раньше себе не нравилась. А сейчас? Брови вроде ровные получились, почти одинаковые, просто Ксюша их побаивалась. Какие-то они не такие, не отражают ее внутренний мир, а может, и того хуже. Ксюша замечала, как за надбровными дугами потихоньку скапливаются нехорошие мысли: «Есть поступки, которые нельзя прощать. Есть слова, которые нельзя забыть. Есть люди, которые из самых близких становятся никем…» И вот еще: «Только судьба может дать второй шанс. Я не такая добрая. Потому что не судьба». Или даже так: «Я не нарушаю чужие правила – я просто живу по своим». Рука сама потянулась к телефону, чтобы это все опубликовать на стене и фотографию прикрепить позагадочнее: женская лодыжка в красной туфле, или только нижняя половина лица с приоткрытым ртом, или волосы, спадающие на плечо. Ксюшу объял ужас неимоверный. Телефон она отодвинула от себя подальше, а наутро – успеть бы, пока совсем не накрыло, – побежала к Амине.

– Микроблейдинг – это навсегда, – заявила Амина. – Если перекрывать, то только «мефистофелем». Но оно вам надо?

– Я не хочу «мефистофеля». Я хочу свои старые брови.

– Нет их больше. Убыли.

– Куда убыли?

– Не «куда», а «к кому». У вас убыли, у кого-то прибыли. Количество красоты во Вселенной – величина постоянная. И двух одинаковых бровей не бывает.

– В смысле, двух пар бровей?

– Нет.

– Так а что же мне делать?

– Да жить, как раньше жили. Удалять – это только лазером, и то на месте этих возникнут, сами понимаете, не те, что раньше. А само если побледнеет, то разве что в фиолетовый. Слушайте, а давайте я вам губы сделаю. Вам хорошо будет. Они на себя часть внимания заберут.

Ксюша от губ отказалась. С мыслью о старых бровях и новой жизни пошла в аптеку, купила перекись и йод. Дня три исправно мазала на ночь брови, приговаривая: «Чистая кровь, небесная кровь, избави Ксюшу от татуажа злого, от пигмента худого. Верни безбровное счастье. И руки Амине повыдергивай». На четвертую ночь Ксюша проснулась оттого, что лоб распух, горит невыносимо, и лицом шевелить больно.

В коридоре травмпункта на железных стульях сидели блондинка с раздутой до носа верхней губой, рыжая девушка со склеенными ресницами, женщина с нарывом под ногтем и мальчик со сломанной ногой.

Ксюша спустя три часа вышла от врача под рассветное небо с перевязанным по самые волосы лбом, а на крыльце – та блондинка с губой. Она курила, приподняв повязку надо ртом, чтобы сигарете удобнее было.

– Ты после Амины? – спрашивает. – Знакомый почерк. Вон, видала? Ее работа.

Она выпятила вперед губы для лучшего обзора.

– Всю жизнь мне испоганила. Меня теперь не воспринимают как личность. Поэтому я буду мстить. Присоединяйся.

– А смысл? Брови и губы нам никто не вернет. Они убыли.

– Не вернет. Зато почувствуем кратковременную эйфорию и хоть ненадолго восстановим душевное равновесие, зная, что обидчице пришлось хуже, чем нам. Меня Наташа зовут. Ну что, рассчитываю я на тебя? Ты не бойся – адвоката я уже нашла.

Ксюша согласилась. Наташа стянула у брата-ветеринара самый страшный скальпель – на нем даже шерсть и следы крови остались. Ксюша записалась к Амине на восемь тридцать. Зашли вдвоем, Наташа дверь за собой защелкнула и достала скальпель.

– Ну здравствуй, Аминочка, красота ты наша. Хорошо у тебя дела? Щас станут еще лучше. Ксюш, клади ее на кушетку, руки обмотай чем-нибудь. И телефон забери.

Амина телефон не отдавала, ложиться не хотела, пиналась, кричала матом и вообще показала себя волевой женщиной. Ксюша так бы с ней и не совладала, если бы Наташа не подошла и не ударила Амину по лбу, отчего та повалилась на кушетку. Девушки Амину привязали, смотрят на нее сверху. Наташа примеряется, как лучше резать.

– Хочешь, ты первая? – И протягивает скальпель Ксюше.

Ксюша пожимает плечами, берет нож. Брови у Амины черные-черные, четкие-четкие. «Атаманские», – подумала Ксюша.

– Девочки, да за что? – лепечет Амина.

– А ты думала как? – Наташа нависла над ней, почти касаясь губами. – Можно кривыми ручками людям жизни ломать, и ничего тебе за это не будет? Вот походишь с такой же рожей, как у нас, – и скажешь потом, как тебе.

– С какой рожей? Ну с какой такой рожей? Девочки, да хорошо вам. Нормально я все сделала. Это вы с непривычки так. Лучше, что ли, без бровей и без губ, как бледная поганка, ходить? Да вы сами посмотрите.

Ксюша посмотрела на Наташу, та кивнула и подала ей зеркало. Ксюша размотала повязку: кожа под ней была пунцовая, но сами брови яркость и четкость не потеряли.

– Вам только чуть-чуть подправить, – советовала с кушетки Амина. – И губки поднакачать, чтоб с бровями сочеталось.

Наташа, в свою очередь, отлепила пластырь под носом. Губы были припухшие, сочные, налитые.

– А вам, – сказала Амина, – брови бы поярче, тоже для гармонии. Давайте попробуем. Ну не понравится – зарежете. Только имейте в виду: у меня много родственников, и кровная месть – наша семейная традиция.

Через полгода Ксюша и Наташа пришли к Амине на коррекцию, а заодно – показать фотографии с двойной свадьбы на Сейшелах. Девушки успели за это время выйти замуж за футболистов. Амина смотрит на снимки – не нарадуется.

– У Ксюши платье обалденное. Со стразиками такое, блескучее.

– Это Наташкино. У меня с кружевом. Вот я рядом стою, видишь?

– Тьфу. Совсем уже. Простите, девочки. Наташ, давай ложись.

– Ложусь. Только я Ксюша.

– Да что ж такое?

Так Амина и не выучила, кто есть кто. Путала она и других своих клиенток: Иру – с Машей, Дашу – с Аней, Веру – с Настей. Народу все больше, как всех упомнишь? Рука у Амины поставлена, глаз наметан, работа спорится, тут не до имен. Главное ведь – гармония. И чтобы клиентки выходили от мастера счастливые, и чтобы все у них было одинаково хорошо.

Екатерина Паршинцева

Родилась в Тамбовской области. По образованию архитектор. В 2008 году переехала в Москву и основала интерьерную дизайн-студию. В 2017 году прошла обучение профессии сценографа в Британской высшей школе дизайна. Занимается писательским творчеством с 2022 года. В 2024 году обучалась в Creative Writing School и опубликовала свои первые рассказы.

– Коллеги, надеюсь, что у вас и ваших близких все в порядке. Предлагаю начать планерку. Наш сметчик сообщает, что цена предложения, сделанного на прошлой неделе, может существенно возрасти после детального просчета. Что будем делать? Евгений.

– Считаю, что надо выходить на договор в любом случае. А после разберемся.

– Екатерина, ваше мнение?

– Думаю, что говорить о повышении надо сейчас, до заключения договора. Иначе потом нам обеспечены проблемы, и авторитет компании будет подорван. Это приоритетный заказчик. Мы должны играть в открытую.

– Извините, но мне нужно закрыть план до конца месяца, – противно хихикает Евгений.

«Какой же он ушлый, одно слово – продажник. Уже проходили не раз эту схему, взять клиента во что бы то ни стало, закрыть план, а потом расхлебывать претензии придется опять мне».

В этот понедельник планерка кажется особенно бессмысленной. Чувство потерянности не отпускает уже третий день. Диалог генерального и менеджера слушаю вполуха. Сегодня работаю из дома, и у меня привычка во время таких созвонов смотреть в окно. Это очень удобно, глаза отдыхают от экрана, и можно неспешно поглазеть на дворовую жизнь.

«Хотя бы солнечный день сегодня, хоть какое-то облегчение».

Рабочие мысли не хотят задерживаться в голове. Открытый страх последних дней улегся, но на душе все равно еще пустота, и что-то постоянно тикает, тянет в пучину мрачных размышлений.

«Такая страшная трагедия, 130 погибших, как же так…»

За окном все как обычно, редкие люди, машины на парковке, недотаявший снег, голые березки на краю клочка леса. Вдруг глаз ловит быстрое движение. По дороге несется бигль.

«Кто же отпустил собаку на дорогу?

Хотя нет… Хвост поджат. Удирает от кого-то?»

Стремительно бегущая собака внезапно останавливается, оглядывается. Туда, сюда, назад. Проходит подальше, снова замирает. Хвост вниз, между задними лапами. Домашняя, в голубой шлейке. Несмело подходит к домику трансформатора. Видно, что испугана.

Сердце екает.

«Она же потерялась!»

Высовываюсь в окно, глазами пробегаю по двору, хозяина не видно. Вероятно, он сильно отстал. Понимаю, что нужно бежать и ловить пса. На ходу накидываю куртку.

– Екатерина, вы сможете провести встречу со сметчиком и предоставить полную картину для понимания размера превышения сметы?

– Да, постараюсь сделать это в ближайшее время.

«Неужели они все-таки думают заманить клиента этой низкой ценой, идиоты!»

«Так, нужно взять поводок, если удастся поймать, то нужно же будет ее удержать».

Тихонько командую своему встревоженному внезапными сборами Фреду оставаться дома и ждать. Вопрошающие глаза: «Идешь гулять, и без меня?» Трогательность этих глаз пробивает мою озабоченность. Чмокаю его в нос и вылетаю.

В лифте связь продолжается.

– Давайте подумаем над тем, какие могут быть сценарии, если заказчик захочет проверить наше предложение у конкурентов.

Рядом с трансформатором никого уже нет, конечно. Пес убежал дальше, искать хозяина или дом. Где он теперь? Хочешь понять собаку – думай как собака. Вспоминаю рассказы о том, как разные потерянные животные находились рядом с подъездом дома.

«Он бежал в сторону школы и леса, потом по пешеходной дорожке, возможно, там он и живет. На этой дорожке довольно людно и нет машин, безопасно. Там его кто-то может поймать и по адреснику сообщить хозяину. А вот в лесу никого нет, и перед ним дорога с машинами!»

Решаю идти туда. Каковы мои шансы? Клички нет, хозяина тоже. Никто, кроме меня, похоже, не знает про бедного потерявшегося бигля. Вокруг тишина обычного дня, прохожим нет никакого дела ни до кого. Прилипшая тревожность нарастает. В груди громко тикает, отсчитывает время. На полянке перед лесом ноги проваливаются в рыхлый снег, повсюду собачьи кучки, настоящее «минное поле».

«Как не ругаться на собачников», – ворчу мимоходом.

Среди деревьев еще тише и, несмотря на довольно солнечный день, до сих пор мрачновато. В этом лесу большинство владельцев собак нашего микрорайона знают каждый уголок. Мы с Фредом гуляли здесь всю зиму. Было незабываемо красиво, особенно после снегопадов. Сказочные деревья как на открытке, белоснежные дорожки, морозный звон. А сейчас совсем другая картина. Голые холодные ветки деревьев, как тощие молящиеся руки, тянутся вверх. На фоне черных еловых зарослей особенно драматично смотрятся березы с их по-девичьи тонкими стволами. Открывшаяся земля вокруг стволов покрыта прошлогодней гнилой и мокрой травой. Усталый серый снег в зарослях кустов тихонько умирает, доживает последнее. Скорбная компания последних дней этого марта.

Через каждые двадцать метров останавливаюсь и внимательно всматриваюсь, не бежит ли испуганный пес. Собака в такой ситуации не станет бессмысленно стоять на месте, она будет двигаться, искать, действовать.

«А может, мне показалось? И никто не потерялся. А если и потерялся, то уже нашелся? Ведь я так и не узнаю. И сколько буду здесь ходить, час, два? С чего вдруг я вообще решила, что нужна моя помощь?»

– Коллеги, данный кейс считаю проработанным.

Евгений будет на связи с клиентом и в случае необходимости предоставит ему корректные данные. Давайте двигаться дальше.

Вдруг мелькает силуэт человека в черном. Слышу крик, явно зовут кого-то. Еще крик.

«Хозяйка!»

Стремительно шагаю в сторону голоса.

Девушка, совсем молодая, в распахнутой настежь куртке, черное худи, голая шея, в руке нежно-голубой поводок, тяжелые черные ботинки громко шлепают по снегу. Ярко-розовые щеки, но в целом лицо очень бледное, еще не заплаканное, но уже на грани. Взгляд как будто не здесь, шарит по кустам, между деревьями. Видно, что она ходит так уже давно.

В телефоне ставлю свой звук в режим mute.

– Вы собаку ищете?

– Ищу. – Внезапно останавливается, все еще не видит меня, смотрит куда-то вдаль.

– Я увидела ее из окна, поняла, что потерялась. Выбежала вот искать.

– А где видели? – Секунда внимания. Ее голос чуть не срывается в рыдания, но сама она держится.

– Там, на углу. Но пока вышла, он убежал. Как зовут?

– Дарси.

«Вот так совпадение, Дарси – так же зовут брата Фреда».

– У подъезда проверяли?

– Да, там мама уже ищет, его нет нигде. – Голос девушки дрогнул, ком со слезами подступил уже близко.

– У него телефон на адреснике есть?

– Нет адресника, потерялся он еще на прошлой неделе. На выходных так и не сделали, не до этого было. А теперь вот. – Махнула рукой в сторону и слегка топнула ногой, выдав отчаяние и обиду.

– Давайте запишу ваш номер. – Тут вспоминаю, что созвон-совещание продолжается. – Нет, запишите мой.

Девушка не сразу попадает на нужные цифры. Прошу, чтобы сделала прозвон, появилась вторая линия, получилось.

– Предлагаю разделиться. Вы где уже искали?

– Мы в лесу гуляли, он рядом шел без поводка. Подбежала другая собака и напугала его. Он и рванул. Никогда так не делал, и вот убежал, да так быстро, я не успела даже очнуться.

– На людей он как реагирует? Подойдет ко мне, если что? – Показываю прихваченный с собой поводок.

– Он добрый, очень общительный. – Не удержалась, вытекла слеза. По-детски трогательно она стерла ее кулаком с зажатым в нем поводком.

– Найдется! – выдаю уверенно.

Без слов мы разошлись в разные стороны. Девушка к школе, я в другую сторону.

Солнце разыгралось, слепит глаза, бреду ему навстречу. Заглядываю между машинами, за решетками площадок для мусора, волнение закипает внизу, где-то под сердцем.

«Такая юная девушка, кажется, винит себя, что упустила собаку. И перед родителями наверняка страшно».

Опять слышу стук в груди. Дыхание чаще, в зимней куртке становится жарко, расстегиваю молнию. Волнение уже трудно сдерживать, перехожу на рысцу. Жизнь вокруг все так же безразлична, а часовой механизм внутри меня усиленно работает.

Иногда, в самые отчаянные моменты, я молюсь. По-своему, как умею. Обращаюсь напрямую к Вселенной с простой и понятной просьбой – с тем, что мне позарез надо. Сейчас я всем существом хочу, чтобы Дарси нашелся. Неважно, кто его найдет, главное, чтобы он вернулся домой.

«Дорогая Вселенная, помоги, пожалуйста, найти Дарси».

Повторяю, снова и снова, хотя знаю, что мудрая Вселенная слышит нас с первого раза.

Добираюсь до конца микрорайона, дальше трасса, за ней пустырь и промзона. Смотрю на проезжую часть, сколько видно глазу: чисто. Фух. В промзоне искать совсем страшно. Если он там, то шансов почти нет. Долгий красный на светофоре, решаюсь все же идти, жду у пешеходного перехода.

«Да скорей же!»

Минут через пять моих метаний у забора склада звонок, неизвестный номер, красно-зеленое «ответ/удержание», включаю вторую линию.

– Нашлась собака! Здесь, на площадке, люди нашли. – Грудной голос той девушки, слез уже не сдерживает.

Слышно, как кто-то громко и радостно осыпает счастливчика Дарсика похвалами.

– Какое счастье! – Выдох, глубокий, горячий.

– Спасибо вам, мы так рады. – Смеется.

– Вам спасибо, что позвонили.

Поворачиваю назад, то самое «не чувствую земли».

На переходе меня приглашает зеленый свет. Делаю глубокий вдох, хочу подавить подступающие слезы.

– Екатерина, подтвердите, что поддерживаете идею Евгения в дальнейшем совместно прорабатывать предложения для клиентов.

– Согласна! Попросите, пожалуйста, Лену вписать встречу в мой график.

– Что же, коллеги, будем прощаться. Всем продуктивной недели. И берегите себя.

Лечу домой. Трепещу.

«Нашлась!»

Отовсюду шумит, чистый асфальт, проснувшиеся газоны, новые дома – все кричит мне навстречу. Звуками наполнен воздух. Как будто все разом зачирикали дворовые птички.

Группа мамочек медленно катит коляски по тротуару. Ребенок с лопаткой упорно пытается расковырять мерзлый песок на площадке, улыбается сам себе.

Улыбаюсь ли я? Кажется, нет.

Скорее в лифт.

Шестой.

Дома встречает Фред, прыгает до самого лица, хоть разок лизнуть. Обычно игнорирую бурные радости при встрече у порога, чтобы не усиливать его стресс. В собачьей психике особые механизмы, и с ними нужно правильно взаимодействовать. Но сейчас нет, сама радостно бросаюсь его обнимать. С разбега он валит меня с ног, облизывает лицо, лупит хвостом по стене, по полу. В эту минуту тикающий внутри механизм останавливается, и, как ударная волна, моя любовь к нему и ко всему в мире накрывает все вокруг.

– Нашлась, Фред! И я нашлась, слышишь?

Больше не могу сдерживаться, рыдаю. Обнимаю свою собаку и рыдаю без остановки, без стеснения.

«Жить! Как же хорошо жить, сегодня, здесь, сейчас».