Текст книги "Девушка под сенью оливы"

Райнер почувствовал, как у него похолодело в груди. А они посылают на остров всего лишь четыре тысячи солдат, у которых при себе лишь легкое стрелковое оружие. Итак, четыре тысячи самых лучших, самых подготовленных из его бойцов против многократно превосходящей армии противника плюс артиллерия, готовая встретить их шквальным огнем, плюс фортификационные сооружения и арсеналы с боеприпасами. Да не посылает ли их командование на верную гибель, мелькнула у него шальная мысль.

Май 2001 года

Мы летели прямым рейсом из Лондона до Афин и ночь провели в Гранд-отеле «Бретань» на площади Конституции. Какой деловой вид приобрела эта площадь в наши дни! Впрочем, в последний раз я видела площадь Конституции в совсем ином обрамлении: повсюду пушки, оружие, длиннющие очереди в британское посольство из желающих немедленно оформить все бумаги для того, чтобы поскорее покинуть город, где каждый провел такое прекрасное время, вкусив все радости жизни.

Из окна своего номера я наблюдала за тем, как все новые и новые серебристые лайнеры заходят на посадку в афинском аэропорту, доставляя очередную партию настроенных на отдых туристов. Да, а в моей памяти еще живы картины того, как «мессеры», подобно зловещим черным птицам, кружили над городом, испепеляя все подряд своим смертоносным огнем. Последние дни моей сестринской практики в Афинах 1940 года. Как я тогда выжила в том аду, и сама не знаю.

Потом я вспомнила, какими увидела Афины в последний раз. Город стоял в руинах, под стать мне самой, сломленной и опустошенной. Кругом одни развалины и неимоверная грязь, отличная среда обитания для тараканов и крыс. Но не хочется думать о том страшном времени. Зато какая красота сегодня! Город восстал из пепла, подобно птице феникс. Вот только прошлое не отпускает от себя никого. Да и что говорить! Пережитое сделало меня тем, кто я есть сегодня. Я все-таки выжила! Паром, стоявший в бухте Пиргос, был заполнен народом до отказа: туристы, много местных жителей, студенты в шортах с неизменными мобильниками и наушниками от персональных стереосистем, множество критян, возвращающихся домой после семейного шопинга в столице. Разве можно спутать эти смуглые черноглазые лица с кем-нибудь еще? Молодые женщины с младенцами на руках, ребятня с аккуратно подстриженными волосиками цвета слоновой кости и баклажан. А рядом вдовы в темных костюмах из кримплена. Кто-то играет в карты, кто-то просто разговаривает со знакомыми на колоритном местном диалекте. В памяти сами собой всплывают полузабытые слова.

Неподалеку группа британских ветеранов в строгих блейзерах с форменными нашивками частей и воинских подразделений. Наверняка направляются для участия в намеченных торжествах. Их воспоминания, скорее всего, похожи на мои собственные: моментальные снимки, выцветшие от времени. И снова в памяти стали возникать образы тех, кого я знала в те давние годы.

Я долго не могла заснуть. Мешал гул моторов, звуки воды, льющейся по трубам, громкий топот детских ног в коридоре. Надо встать пораньше, еще до того момента, как корабль пришвартуется в бухте Суда.

Я стояла на палубе, закутавшись в теплый плащ, и вглядывалась вдаль, туда, где море смыкается с полуночным небом и где уже слабо забрезжила тонюсенькая полоска бирюзы. Но вот и солнце показалось из-за заснеженных вершин Белых гор, облило их золотистым светом, и они застыли яркими бликами на фоне сочной зелени долин. Ах, как же все это знакомо! Я вдохнула полной грудью напоенный ароматами цветов воздух и улыбнулась при виде крохотных кубических домиков на берегу. Как же все быстро вернулось ко мне – и цвета, и краски, и запахи. Все многообразие оттенков и тонов Крита, дремавшее в моей душе столько лет.

Ханья
Май 1941 года

При первых проблесках наступающего утра остров вынырнул из тумана, заняв положенное ему место между небом и землей. Горные пики, покрытые снежными шапками, скалистые утесы, обрывающиеся прямо в море. «Амалия» медленно проследовала мимо береговой артиллерии, вдоль старинной крепости, дальше, в глубь залива. Поднялось солнце, залив макушки гор насыщенным лимонно-золотистым светом. Вся бухта была запружена военными кораблями, рыболовецкими суднами, яхтами. Остатки флотилии, уцелевшие после эвакуации британских сил с севера. На палубах было черно от людей: усталые изможденные лица, глаза, глядящие куда-то в пустоту. Все вокруг пропахло дымом, жженой резиной, кордитом. Судя по всему, гавань недавно бомбили.

Дети на их кайке сидели как мыши. Многие еще не пришли в себя после пережитого шока. Женщины испуганно сбились в кучу, ожидая худшего. И лишь море сохраняло величавое спокойствие. Но и оно было серым, в пятнах мазута и разводах от масла. Хорошее обрамление для картины, запечатлевшей полный разгром и тотальное поражение.

– Ты должна остаться с нами, Пенни! – стала настаивать Джуди Харрингтон. – Тебе тоже нужен отдых. Да и дети тебя слушаются. Гордон распорядился, чтобы нам зарезервировали виллу. Слава богу, он прибыл сюда раньше. Бедная Ангела! Она все еще не может прийти в себя после гибели Эдмунда. Так ужасно! Сама мысль о том, что нельзя забрать с собой тело…

– Нет! – решительно возразила Пенни. – Я остаюсь с ранеными. Прежде всего я нужна им!

Ей не хотелось связывать себя никакими обязательствами, пока не прояснится вся обстановка в целом. А потому ее не привлекала перспектива трудоустройства в качестве медсестры в армейском госпитале, но и быть нянькой при чужих детях ей тоже категорически не хотелось.

– А госпиталь здесь есть? – поинтересовалась она у Брюса, отхлебывая из чашки с чаем, которым их угостили сразу же по прибытии.

На берегу было полно военных, докеров, тут же толпились местные жители. На пирсе стояли кареты «Скорой помощи», легковые автомобили, грузовики, повозки. Джуди упала на грудь мужу и с облегчением всхлипнула. Кажется, их испытания почти подошли к концу. Ангела замешкалась, собирая детей. Вид у нее был подавленный: белое как мел лицо, опухшие от слез глаза. Бедняжка, подумала Пенни, ее испытания еще только начинаются.

– Полевой госпиталь разбит прямо на берегу залива, в западной части города, – ответил Гордон, муж Джуди, окидывая Пенни взглядом с ног до головы. – Они работают круглыми сутками. Но, боюсь, молоденьким девушкам там не место.

– Ах, что ты, дорогой! – тут же бросилась на защиту Пенни его жена. – Наша Пенни молодец! Воистину, она на этом ужасном острове вела себя как самая настоящая Флоренс Найтингейл. Если бы не Пенни, мы бы и половины из тех раненых, что привезли с собой, недосчитались.

– Какую-то пользу я все же могу принести! – не согласилась с Гордоном Пенни. – Ведь работы по уходу за ранеными хватает.

– Да, но официально вы не числитесь военной медсестрой! – насупился Гордон. – К тому же скоро начнется их эвакуация.

– Боюсь, Гордон, вы ошибаетесь. Я именно военная медсестра. Неужели вы думаете, что они откажутся от пары лишних рук?

– Итак, мы снова упрямимся! – вмешался в разговор Брюс. – Да Эвадна разорвет всех нас на части, если мы не доставим эту беглянку домой!

– Я не ребенок, Брюс! – взорвалась Пенни. – И, пожалуйста, не командуй мною так, будто я одна из твоих пассий. А сейчас я еду вместе с ранеными в госпиталь! Увидимся позже!

– Но ты ведь даже не знаешь, где мы будем! Я сам заберу тебя из госпиталя, и это приказ! – рявкнул в ответ Брюс, но Пенни уже не слышала его.

Вот как! Там, на острове, и потом на лодке, все они были рады тому, что она есть, и тому, что она может помочь им. А здесь… Она не собирается прохлаждаться на этой дурацкой вилле. Распивать коктейли, болтать всякую чепуху в ожидании, когда их наконец переправят в Египет. Особенно когда здесь работы невпроворот.

Она быстро запрыгнула в карету «Скорой помощи», бросив последний взгляд на тот страшный хаос, который творился на берегу. Мужчины, уставшие, изможденные, босиком, выбиваясь из последних сил, разгружали корабли. Стаскивали по сходням ящики с грузом, блестя на солнце потными торсами. Да и сама она чувствовала себя липкой от грязи и пота. Как хорошо сейчас было бы искупаться, принять ванну. Но больные ждут, чтобы она поменяла им повязки, измерила температуру. Она почти не сомневалась, что у двоих уже началось заражение. А это самое опасное, в том числе и для жизни самих медсестер, ухаживающих за такими ранеными. По инструкции, положено мыться каждый день и дважды в течение смены менять одежду. Но сегодня о такой роскоши можно лишь мечтать. Да и о каких инструкциях можно вести речь, когда кругом война?

Машину вела медсестра, облаченная в военную форму австралийских войск. Она уверенно петляла по узеньким улочкам Ханьи. Пенни нащупала рукой холщовую сумку со своими пожитками. Медицинская форма – вот ее главное сокровище на данный момент! Как хорошо, что она прихватила ее с собой. Она с ней ни за что не расстанется.

Странное чувство свободы вдруг охватило все ее естество. Она с любопытством разглядывала улицы незнакомого города. Совсем не похож на Афины! Город начинался прямо от бухты Суда и простирался вдоль моря, повторяя все изгибы и выступы береговой линии. Вдоль пыльных дорог теснились крохотные домики, похожие на кубики. Во всех домах ставни плотно закрыты – спасение и от духоты, и от пыли. Между домами виднелись фруктовые сады с ровными рядами пышных лимонных деревьев. То тут, то там мелькали оливковые рощи. Вдоль улиц тянулись шеренги высоких платанов, густые кроны которых создавали живительную тень. Были и еще какие-то деревья, названий которых Пенни просто не знала. Между тем скорость пришлось сбросить, так как они пристроились в самый хвост длиннющей колонны. Повозки с впряженными в них мулами и осликами были доверху нагружены плетеными корзинами. И повсюду при виде их машины люди начинали улыбаться и приветствовали их. Женщины в черных головных уборах, босоногая ребятня с радостным визгом сопровождали машину с обеих сторон. Даже собаки, как показалось Пенни, встречали их веселым лаем, с энтузиазмом бросаясь под колеса. Ближе к центру постройки стали выше: оштукатуренные дома с балконами, с резными ставнями, расписанными яркими красками. Потом и вовсе пошли элегантные особняки, построенные в классическом стиле, с красивыми окнами и коваными чугунными оградами. Они свернули влево и стали стремительно удаляться от центральных улиц вверх по склону, ведущему к скалистому берегу. Пенни уже издали увидела палатки и натянутые тенты, над каждым из которых развевался «Юнион Джек». Подъезжают!

Бухта Галатас завораживала своей первозданной красотой. Госпиталь разбили на свободном пространстве между дорогой и берегом моря, поближе к скалистым отрогам, служившим одновременно и защитой от береговых ветров. Легкий бриз шевелил натянутые тенты, установленные в тени кипарисов и оливковых деревьев. Все время подъезжали машины, доставляя новых раненых. Тут же суетились санитары, дневальные отдавали команды, регулируя общий поток. При себе у Пенни были только паспорт, форма, золотые часики – подарок отца и носовой платок – подарок Йоланды. Носовой платок был весь в пятнах крови. «Если они откажутся взять меня, пущу в ход козырные карты, – решила про себя Пенни. – Начну афишировать связи Уолтера в посольстве».

Но случая воспользоваться знакомствами не представилось. Их сразу же направили в перевязочный пункт, где хлопотали сестры из австралийских и новозеландских частей. Они быстро переписали фамилии и звания всех раненых и тут же увезли их на осмотр.

Конечно, в любое другое время Пенни тут же побежала бы к воде, чтобы окунуться и смыть с себя всю грязь. Но сейчас не до купаний. Должна же она как-то обозначить свое присутствие здесь: зарегистрироваться, получить задание. Неужели же для нее не найдется работы?

Старшая медсестра выслушала ее, а когда Пенни рассказала о своем военном опыте в составе миссии Красного Креста, то сестра уже более не раздумывала. Она приказала ей немедленно переодеться в чистую форму и тут же выписала ордер на постой, согласно которому Пенни прикомандировывалась к военно-полевому госпиталю вплоть до момента эвакуации личного состава госпиталя с острова.

– Сегодня после обеда у нас пройдет служба благодарения, – сказала ей старшая медсестра. – Если хотите, присоединяйтесь.

– А за что благодарить? – невольно вырвалось у Пенни. Все увиденное ею за последние месяцы никак не настраивало на благодарственные молебны.

Сестра была явно шокирована ее вопросом.

– Как за что? За то, что нам удалось спасти стольких мужественных солдат. За то, что мы все еще живы. Моя подруга сгорела заживо вместе с ранеными и гражданскими, которых перевозил паром «Геллас». Они даже не успели выйти из бухты.

Пенни невольно содрогнулась при мысли о том, что среди этих несчастных могла быть и Йоланда.

Перед началом службы одну из ближайших скал задрапировали национальным флагом Великобритании. Перед флагом поставили две железные банки из-под повидла с полевыми цветами. Пенни почему-то захотелось расплакаться при виде этой картины. Говорили о свободе, о красоте окружающей природы – и ни слова о смерти, о палатках, о нехватке дезинфицирующих средств.

С наступлением вечера Пенни вместе с другими медсестрами, освободившимися после дежурства, отправилась на море. Они нашли укромный уголок, где можно было искупаться, не привлекая к себе излишнего внимания, быстро разделись и нырнули в прохладные волны. Как хорошо, подумала Пенни, наблюдая за тем, как девушки, поднимают вокруг себя фонтаны брызг. И впереди у них еще несколько часов свободного времени.

– А давайте оторвемся по полной, – предложила одна из медсестер по имени Сэлли. – Сейчас махнем на попутке в город, и мы тебе покажем все местные красоты, – обратилась она к Пенни. – Главная достопримечательность – это, конечно, сама бухта. Вернее, то, что от нее осталось. А еще я знаю одно местечко, где продается самое вкусное в мире мороженое. В двух шагах от Кафедральной площади.

Пенни даже не во что было переодеться. Почти все свои вещи она пустила на тряпки для перевязки раненых. Пришлось ехать в том, в чем была.

В городе бурлила жизнь. Десятки узеньких улочек, извиваясь и петляя, бежали от гавани вверх, к центру. То и дело им встречались большие воронки от разорвавшихся бомб, люди осторожно обходили их и торопились дальше по своим делам. Кто-то собирал разбросанный вокруг мусор, кто-то блуждал по магазинчикам, которые, несмотря на военное время, бойко торговали всем подряд. В одной из лавчонок Пенни купила себе кружевную блузку вместо той рубашки, которую пустила на бинты для Брюса. Потом девушки купили себе еще немного сладостей, орехи, масло, мыло и повели Пенни в ту часть города, где ремесленники прямо на улицах торгуют своими изделиями. Особенно бойко шла торговля у сапожников. Греческие военные из местных охотно покупали высокие, до самых колен, кожаные сапоги. Знакомая обувь, подумала Пенни. Сколько таких вот сапог ей пришлось разрезать, чтобы добраться до раны. Себе она купила небольшую сумочку-кошелек на ремешке, которую носят пристегнутой к талии. Вполне достаточно места для хранения документов, нескольких соверенов, сэкономленных на черный день, и небольшой фляжки с бренди. Плюс золотые часы и драгоценный носовой платок. Она вдруг вспомнила, как одна пожилая медсестра-гречанка учила ее в Афинах, что в непредвиденных обстоятельствах главное – это сохранять хладнокровие и иметь при себе хоть немного наличных денег.

Покончив с покупками, девушки отправились в кафе-мороженое и, сев за столик, стали просто глазеть по сторонам. Уже смеркалось. В их распоряжении оставалось не больше часа. Еще немного поболтают о своем, о девичьем, обменяются приобретенным за дежурство опытом – и назад, в госпиталь. Впереди ночная смена. Они забросали Пенни вопросами, и та охотно рассказала им о своей работе в составе миссии Красного Креста, не забыв упомянуть и о поездках в районы боевых действий.

– Мы бы тебя считали за главную! – уважительно заметила Сэлли, выслушав ее рассказ, пустив пачку сигарет по кругу и предложив одну Пенни. – Ты так хорошо говоришь по-гречески!

Пенни отрицательно покачала головой, давая понять, что курить ей пока не хочется.

– Вообще-то я работала всего лишь в качестве волонтера, – честно призналась она и поспешно добавила, чтобы девушки, не дай бог, не подумали, что она увиливала от опасностей: – Но в переделках нам довелось побывать!

Ее спутницы понимающе закивали головами. Им во время отступления тоже уже пришлось повидать всякое. Они сказали, что многие критяне, которых спешно мобилизовали и перебросили на север Греции, все еще остаются там, и весьма сомнительно, что они сумеют вернуться домой.

– Что ждет гражданское население острова в случае продолжения налетов! Даже подумать страшно, – задумчиво обронила одна из медсестер. – Состояние наших войск ты сама видела. На двоих – одна винтовка и пара башмаков.

– Да! Немцы устроили нам настоящую бойню! – вздохнула Сэлли. – Хорошо, что нас вывозят отсюда. Говорят, мы нужны в Египте. Там, похоже, дорога тоже не усыпана розами.

– А кто же останется здесь? – заинтересованно спросила Пенни.

– Только мужской персонал: врачи, санитары, фельдшеры. Всех женщин приказано немедленно эвакуировать. Что ж, приказ есть приказ. Приказы не обсуждают.

«Вот так новость, – подумала Пенни. – Не успела я попасть на Крит, а уже нужно уезжать. А с другой стороны, зачем? Я же не военный человек и их приказам подчиняться не обязана. Даже не успела как следует познакомиться с самим островом. А ведь столько читала о Крите в свое время. И о тех раскопках, которые здесь велись. Пенни вдруг вспомнила своих однокурсников из Британской школы археологии. Интересно, где они сейчас, чем занимаются? Но вслух она не стала распространяться на тему об эвакуации. Армейская дисциплина строгая. Раз приказано женщин вывезти, значит, так надо. В глубине души Пенни прекрасно понимала, почему военные торопятся поскорее избавиться от женского присутствия на фронте. Значит, здесь ожидаются горячие денечки.

– Ой, я совсем забыла! – вдруг спохватилась она, вскакивая с места. – Мне еще нужно навестить кое-кого из тех женщин, которые прибыли сегодня на остров вместе со мной. Побегу! До встречи в лагере!

«Пожалуй, мне не стоит более появляться в обществе госпитальных медсестер, – подумала она. – Вдруг их уже сегодня отправят всех скопом в Египет? Нет, нужно время, чтобы все хорошенько обдумать. А для этого лучше всего залечь на дно на вилле Джуди Харрингтон, а заодно привести в порядок свою униформу медсестры греческого Красного Креста. Точнее, то, что от нее осталось. Кто знает, она может еще понадобиться. Собрав свои покупки, Пенни бросилась на поиски извозчика. Семью Харрингтонов поселили на шикарной вилле с не менее красивым и даже поэтичным названием – «Стелла Виста». Большой элегантный особняк примостился на самом краю утеса, с которого открывался просто потрясающий вид на окрестности. Весь залив Ханьи был как на ладони. Едва Пенни толкнула чугунную калитку, как увидела спешащего ей навстречу Гордона.

– Очень хорошо, что вы приехали! – бросил он на ходу. – Ступайте, помогите Джуди! Ангела в таком состоянии… А я убегаю… Столько еще работы, столько работы…

Ангела сидела в кресле, оцепенело вперив взор в пустоту. В руках она держала стакан с виски. Лицо ее было по-прежнему смертельно бледным. Заметив Пенни, она нервно поежилась в кресле.

– Дети все время спрашивают, что случилось с папой. Как им объяснить, что папы больше нет? Что я могу сказать? И что будет с нами со всеми?

– Напрасно ты налила ей столько виски! – укоризненно покачала головой Пенни, заметив стоящую в дверях Джуди. – Она еще в состоянии шока. Куда ее определили на постой?

– Сюда. Вместе с нами. И няня ее детей здесь же. Вилла большая, десять спален. Говорят, нас на днях отправят в Египет. Надеюсь, ты уже упаковала свои вещи?

Пенни улыбнулась и помахала перед ней пустой холщовой сумкой.

– Вот весь мой гардероб! Как говорится, все свое ношу с собой. Как команда? Где они?

– В клинике. И Брюс поехал вместе с ними. Он просто незаменим в трудную минуту! Хороший парень, да? Вы, если я не ошибаюсь, с ним давно знакомы?

Джуди бросила на нее любопытный взгляд. Но Пенни, сразу же уловив, к чему клонит давняя знакомая, сказала, как отрезала:

– Он старинный приятель Уолтера и моей сестры Эвадны. Я даже понятия не имею, где конкретно он служит. Он ведь такой: Фигаро здесь, Фигаро там.

– И хорошо! Меньше знаешь, лучше спишь! – понимающе усмехнулась Джуди и озабоченно потерла переносицу. – Всем известно, что наши ведомства, работающие с заграницей, просто обожают напускать туман на все вокруг. Вечно у них одни секреты и шпионские страсти. Впрочем, насколько я успела заметить, Брюс прекрасно знает язык. Следовательно, польза от него здесь есть, и немалая. Хотя, конечно, твой греческий гораздо лучше. И сама ты такая смуглая! Вполне можешь сойти за гречанку! Ну, как дела в госпитале?

– Готовят к эвакуации тяжелораненых и всех медсестер. С больными все ясно. Здесь не самые подходящие условия. Много пыли, насекомых. Мухи совершенно фантастических размеров. В такой среде раны затянутся не скоро, если вообще затянутся. Скорее уж станут стремительно разлагаться.

В комнате, куда отвела ее Джуди для того, чтобы привести себя в порядок, Пенни долго любовалась из окна видом на залив. Какая красота, думала она. И вся эта роскошь вокруг – ванная комната, чистая постель с накрахмаленными до хруста простынями, занавешенная сетчатым пологом. Впервые за последние месяцы Пенни почувствовала, как война отодвинулась вдруг далеко-далеко, словно ее и нету вовсе. Лежа в постели, она некоторое время напряженно вслушивалась в ночные звуки. Ветер колышет кроны деревьев, печально ухает сова, дети все никак не могут успокоиться в комнате наверху. А потом ее вдруг сморила такая усталость, что она провалилась в сон, словно в бездну. И проснулась от рева самолетов, свиста бомб и артиллерийской канонады.

– Ну вот! Как всегда, прилетели нас будить! – невесело пошутил Гордон, пытаясь разрядить обстановку. – Детей немедленно в подвал! Пусть поиграют там пока в пинг-понг!

Пенни с тревогой подумала о том, что происходит сейчас в госпитале. Неужели у немцев хватит совести бомбить госпиталь? И как там девушки, с которыми она познакомилась накануне? О том, чтобы ехать туда прямо сейчас, не могло быть и речи. Гордон категорически отказался выпустить ее из дома, пока не закончится налет.

Занялось утро, а вместе с ним начались и привычные хлопоты: приготовить завтрак, помыть, одеть и накормить детей. У Джуди созрела мысль устроить нечто вроде благотворительного чаепития для тех солдат, которые все еще томятся в порту в ожидании отправки. Она готова была поделиться ради этой затеи теми скромными запасами продовольствия, что были на вилле, и с присущей ей практичностью тут же загрузила всех женщин работой. Даже Ангелика, выйдя из ступора, откликнулась на сие благородное начинание. Но само мероприятие следовало согласовать с командованием британских войск. Штаб был расквартирован в бывшей резиденции греческого премьер-министра. Туда и отправились женщины за разрешением на проведение мероприятия. Пенни, воспользовавшись тем, что все заняты своими делами, быстро собрала вещи, намереваясь немедленно ехать в госпиталь, чтобы заступить на очередное дежурство.

Она уже держала в руках плащ, когда снова вернулся Гордон в сопровождении Брюса Джардина. Брюс был весь в пыли и страшно пропах дымом.

– Всю ночь жег бумаги в штабе, – пояснил за него Гордон. – Так, на всякий случай! Вдруг немцы захотят полакомиться нашими секретами! Хвать – а там ничего! Пусто! У Брюса для нас хорошие новости! Завтра за нами придет корабль. Пора заняться упаковкой вещей.

– Ты шутишь, дорогой! У нас же ничего не осталось! – вмешалась в разговор Джуди. – Разве что пойти прикупить что-нибудь для детей на дорогу.

– Вот и пошли, – проговорила Пенни, увлекая ее к выходу.

– Одну минутку, юная леди! – преградил ей путь Гордон. – Вас это тоже, между прочим, касается!

– Прошу простить, но я работаю в госпитале и подчиняюсь только распоряжениям своего начальства!

– Отставить разговорчики! – взорвался Гордон. – Пока за вашу безопасность несет ответственность консульский отдел. А потому делайте что вам говорят!

Разъяренная Пенни оттолкнула дипломата в сторону и выскочила на улицу. Брюс поймал ее уже на крыльце и схватил за руку.

– Пенелопа! Игры закончились! Теперь здесь начинаются серьезные дела. И на этом представлении женщинам не место!

– Вот как? А куда же вы упрячете несчастных критянок?

– О них позаботятся их семьи. Местные мужчины уведут своих женщин в горы. Так что пусть у тебя голова о них не болит!

– Напротив! Я служу в Красном Кресте. А первейшая обязанность этой организации – заботиться именно о гражданском населении. Тебе ясно?

– Пожалуйста, не разыгрывай из себя великомученицу! – вспылил Брюс, и его глаза сверкнули нехорошим блеском. – То, что здесь будет происходить, тебя не касается!

– Ты так думаешь? Я наполовину гречанка! У меня квалификация медсестры. Я имею опыт работы в условиях боевых действий! Не забывай, Красный Крест всегда стоит над схваткой. Для нас нет врагов, понятно?

– Когда же ты повзрослеешь, Пен! Все это чушь собачья, до которой никому не будет дела, когда начнется реальная бойня. И тогда ты моментально превратишься в обузу для всех. Женщины в таких делах – это всегда обуза! Как же ты этого не понимаешь?!

– Ах ты самовлюбленный болван! На «Амалии», между прочим, мы для вас не были обузой. И на острове кое-какая польза от нас тоже была, да? Или ты уже забыл, кто бинтовал тебе твои противные руки? Повторяю в последний раз! Я никуда не уеду, пока не получу соответствующее указание от своего начальства. В госпитале полно работы! И потом, мне надоело бегать, спасаясь от своих преследователей, словно загнанная дичь. Сейчас я направляюсь туда, где меня ждут и где для меня есть работа. Всё! Можешь передать Гордону, чтобы отдал мой билет кому-нибудь другому. И не смей мне приказывать впредь!

– В гневе ты неподражаема! – вдруг широко улыбнулся Брюс, разглядывая Пенни сверху донизу. – Позволь же хоть на прощание угостить тебя обедом. Поедем в город, найдем местечко, где можно спокойно посидеть. Полагаю, тебе есть о чем подумать с бокалом вина в руке.

– Мне пора в госпиталь! Я уже и так опаздываю, – проговорила Пенни без прежней уверенности в голосе. Конечно, служба прежде всего. А с другой стороны, когда они с Брюсом увидятся снова? И увидятся ли вообще? А в его компании так приятно будет отвлечься на часок-другой от тревожных мыслей о том, что ждет их впереди. К тому же нельзя забывать, что именно ему она обязана своим спасением. Ведь это же он в самую последнюю минуту буквально выхватил ее из Афин.

– Какие опоздания, Пенни? Ты что, числишься у них в штате? Или на тебя уже составлен график дежурств? Пошли! Я знаю поблизости один хороший ресторанчик, где превосходно готовят здешнюю рыбу. А потом я сам подброшу тебя до госпиталя. Думаю, на дорогах после налета творится черт знает что. Кстати, я сам тоже в скором времени отбываю. Но пару часов роли не играют, верно?

Сопротивляться бесполезно. Брюс, как всегда, оплел ее своей шелковистой паутиной, увлекая за собой. Он всегда действует на нее подобно гипнозу. К тому же он абсолютно прав. Пару часов роли не играют. Он усадил ее в открытый двухместный джип, и они помчались по рытвинам и колдобинам, в которые превратились почти все дороги. Из-под колес выбивались клубы пыли, ветер свистел в лицо, а ее волосы развевались на ветру подобно золотистому шарфу.

Они проехали по побережью, потом Брюс свернул на проселочную дорогу, миновал небольшую оливковую рощицу, проскочил мимо старинной монастырской обители и вынырнул на перекресток с небольшим уличным кафе на углу, примостившимся среди приземистых одноэтажных домиков.

Он представил Пенни хозяйке, и та не медля предъявила им рыбу, которую муж выловил в море сегодня рано утром. По ее словам, он едва успел спастись сам и спасти свою лодку от начавшейся бомбежки. Женщина моментально запекла рыбу на тлеющих угольях, обильно сдобрила ее оливковым маслом и лимонным соком и поставила перед ними блюдо со свежими горными травами. Эта простая еда была так необыкновенно вкусна, что они с Брюсом умяли целое блюдо рыбы, запивая ее таким же вкусным и ароматным домашним вином. И Пенни снова почувствовала себя так, будто никакой войны нет и в помине.

Она благодарно улыбнулась Брюсу.

– Огромное спасибо за обед! Вкуснотища! Но это ничего не меняет. Я остаюсь, и это решено! А все свои приказы можешь оставить при себе, ясно?

– Не язви, Пенни! Это тебя не красит.

– А с чего ты решил, что можешь мною командовать?

– Потому что я волнуюсь за тебя. И чувствую свою ответственность за твою жизнь. В конце концов, ведь это же я втянул тебя в эти дела. Или ты забыла?

– Пожалуйста, не обольщайся на свой счет! Уже тогда, когда я отказалась уезжать из Афин вместе с друзьями Эффи и Уолтера, я хорошо представляла себе, что делаю. И я знала, что поступаю правильно! Потому что могу принести здесь какую-то пользу. И сейчас не отступлюсь! Я ничего не боюсь!

– В том-то вся и беда, Пенни! Потому что бояться следует. Скоро здесь будет самый настоящий ад, и кто уцелеет в этом аду – известно лишь одному Богу. Боюсь даже думать о том, что станет с тобой, если ты попадешь в плен. Или даже того хуже! Война – это страшно!

– Я все прекрасно понимаю! Или ты забыл, где мне довелось побывать минувшей зимой? Я там на такое насмотрелась… Не волнуйся, справлюсь! Не смейся, но, честное слово, я всем сердцем чувствую, – для пущей убедительности Пенни даже постучала кулаком себе в грудь, – что мое призвание – это помогать больным, облегчать их страдания. Сама не знаю, откуда такая уверенность, но она есть, и это факт. Когда я рвалась в Афины, то хотела просто убежать от семьи, от притязаний домашних на мою жизнь, от тех обязательств, которые мне вменялись, от маминых надежд, которые она на меня возлагала. А потом я стала заниматься сестринской практикой, и все моментально изменилось. Мой побег из дома перестал быть просто приключением взбалмошной девчонки. Мое пребывание в Греции – это, если хочешь знать, вопрос жизни и смерти, особенно здесь, на Крите, и сейчас, когда все бегут и каждый спасается как может. Боже, как я мечтала в свое время о путешествии на Крит! И вот оно, мое путешествие и, если хочешь, моя судьба! Я ни о чем не жалею. И эта война – не только твоя, но и моя тоже!