Текст книги "Девушка под сенью оливы"

Все выше и выше поднимались они в горы. Белые горы! Итак, отныне она всецело зависит от милости этих гор, от милостей здешней природы и от добросердечия здешних людей. Никогда еще ей не было так одиноко и горько. Хоть бы Йоланда была рядом, и то ей было бы легче.

Пенни остановилась, чтобы перевести дыхание и немного прийти в себя. Ветер с завыванием кружил снег вокруг, готовый разорвать все на части. И Пенни почти физически ощутила, как рвется на части ее сердце.

Но ты же сама избрала для себя такой путь. Ты сама в свое время решила остаться в пещере, одна среди множества мужчин. И вот новое испытание. Опасное путешествие в горы началось. Но кто возьмется сейчас предсказать, куда приведет эта дорога?

Весна 1942 года

Уже несколько недель Йоланда не имела никаких вестей от Пенни. Наверное, снег перекрыл все дороги, помешав ее возвращению назад. И она осталась в горах, отрезанная от остального мира. Правда, Андреас сказал, что в клинике ходят слухи, будто бы Пенни похитили какие-то бандиты. Сняли прямо с автобуса, направлявшегося в Ханью. Люди говорили, что подруга его возлюбленной просто ушла в горы, чтобы ухаживать там за ранеными бойцами Сопротивления. Сам же он опасался только одного: что в их ряды проникнут предатели и шпионы, которые вынудят партизан сложить оружие.

Постепенно все стали привыкать к тяготам первой зимы в оккупации, и они даже перестали казаться такими уж невыносимыми. Немцы пока оставили в покое маленькую еврейскую коммуну. Разве что связали их целым рядом ограничений. Например, вести торговлю можно только с местным населением, причем с беднейшими его слоями. Конечно, голодали. Нехватка продуктов чувствовалась повсеместно. Впрочем, исчезли не только продукты, но и самые обычные повседневные вещи: мыло, книги. Однако все знали, что есть черный рынок, на котором можно купить все. Или почти все. Главное – раздобыть деньги. И вот уже состоятельные члены общины, купцы, владельцы антикварных и ювелирных лавок, дома которых были экспроприированы немцами для собственных нужд, стали распродавать свои коллекции, другие ценные вещи и переезжать к родственникам. В еврейском квартале стало еще многолюднее.

А в семье Йоланды с новой силой вспыхнули разговоры о замужестве.

– Время идет, и мы не делаемся моложе, – тяжело вздыхал Соломон Маркос. – А так хочется успеть понянчить перед смертью собственных внуков!

– Ты уже вполне созрела для того, чтобы зажить собственным домом, – вторила отцу мама. – Посмотри, вокруг полно приличных молодых людей, и все они готовы поухаживать за тобой. Скажи лишь слово!

Йоланда отбивала родительские атаки тем, что повторяла снова и снова: у них нет денег ни на приданое, ни на свадебные торжества. Они и так едва сводят концы с концами, впрочем как и большинство членов их общины. А потому не время сейчас думать о замужестве.

– Папочка, ты посмотри, что творится вокруг! – убеждала она отца. – Мир рушится прямо на наших глазах, а ты толкуешь о какой-то свадьбе. Замужество от меня никуда не убежит, – резонно замечала она, прекрасно осознавая, что главная причина ее нежелания идти под венец ни с кем из своих – это Андреас Андронакис, уже успевший навсегда покорить ее сердце.

Ах, если бы рядом была ее верная подруга Пенни! Тогда ей было бы гораздо проще противиться воле родителей, зная, что та всецело на ее стороне. Иначе как Йоланда посмеет сказать отцу и матери, что никогда не выйдет замуж за человека, которого не любит? А уж заводить речь об Андреасе у нее и вовсе язык не повернется. Родители никогда не примут иноверца в качестве своего зятя.

Все последние месяцы Йоланда жила как на вулкане. Она отлично видела, что в матримониальные хлопоты уже активно включились и дядя Иосиф, и его жена Мириам. Следовательно, все остальное – это лишь вопрос времени. И что делать? Разве она посмеет ослушаться родителей? Ведь ее неповиновение родительской воле навлечет несмываемый позор на всю их семью. А разве они заслужили такое потрясение на старости лет? Единственная дочь, их гордость и опора, их главная надежда на будущее, и тут такое! И ведь все война проклятая! Если бы не война, то все могло бы быть иначе. Да и ее собственная жизнь была бы совсем другой.

Постоянные переживания на сердечной почве привели к тому, что и в клинике работа у нее вдруг разладилась. За что она ни бралась, все валилось из рук, а при малейшем промахе сразу же начинались слезы. Среди медсестер пошли разговоры, что с сестрой Маркос творится что-то неладное.

Однажды Андреас отыскал ее в подсобке, где она рыдала в свое удовольствие в полном одиночестве.

– Что с тобой происходит? – спросил он сердито. – Моя лучшая медсестра, моя гордость и опора во всем обливается горючими слезами, словно неопытная девчонка, впервые в жизни заступившая на ночное дежурство.

И тут ее неожиданно прорвало и она рассказала ему все. Как боится она каждый раз после дежурства возвращаться домой – а вдруг там уже сидит Мордо со своими родственниками, пришедшими просить ее руки? И что ей делать? Как поступить? А тут еще и Пенни пропала. И она страшно волнуется и переживает за подругу.

– А кто этот Мордо? Ты никогда не говорила о нем, – поинтересовался Андреас, неторопливо раскуривая трубку. – Ты собираешься за него замуж? – задал он свой следующий вопрос, не глядя на Йоланду.

– Нет! Конечно же нет! Он хороший человек. Но он мне не подходит. И вообще, я пока замуж не хочу! – проговорила Йоланда, вытирая слезы. Действительно, что за ребячество – плакать на работе!

– Вот и отлично! Это в корне меняет все дело. Мне бы тоже не хотелось в данный момент лишаться своего наиболее ценного кадра. Но если ты вдруг передумаешь насчет замужества, то просьба – поставь меня в известность. Дело в том, что я сам хочу на тебе жениться. И для начала я, как и положено у нас на Крите, выкраду тебя в ночи. Прямо через окно! Все в полном соответствии с лучшими национальными традициями. Не возражаешь?

Он посмотрел ей прямо в лицо. Йоланда тоже подняла на него глаза, полные смятения.

– Это правда? – прошептала она, но Андреас уже всецело переключился на поиски какого-то нужного ему инструмента.

– Знаешь, – сказал он, не поворачиваясь, – у меня тут появилась одна идея. А что, если ты слегка расправишь свои крылышки и полетаешь немного по острову вместо Афины? Завезешь необходимые медикаменты в одно место, потом – в другое.

– Родители никогда не отпустят меня одну из дома.

– Придется выбирать, моя радость! Либо свобода, либо жизнь в клетке.

– Тебя послушать, так все проще простого!

– Ничего простого! Я предлагаю тебе очень опасную работу. Но женщины справляются с обязанностями курьеров лучше мужчин. Их реже останавливают на блокпостах, почти никогда не обыскивают. Начнем пока с небольших поручений в пределах города. Пусть уличные патрули привыкнут к тому, что после дежурства в клинике ты еще совершаешь обходы, навещаешь некоторых наших пациентов. А заодно и твои родители перестанут волноваться, что ты задерживаешься на работе. Это важно, Йоланда! Очень!

Йоланда нахмурилась, сосредоточенно обдумывая слова Андреаса.

– Хорошо! Я постараюсь.

– Уверен, что ты справишься. Ты у меня такая молодец. И помни, то, что я говорил тебе о своих планах на будущее, – это серьезно. Ты единственная девушка, которая мне действительно нужна! – Андреас заключил Йоланду в объятия и нежно поцеловал ей руку. – Больше не будешь плакать, да? Что же до мистера Мордо, то сообщи ему, что, к большому сожалению, он опоздал и ты не можешь стать его женой, так как тебя уже просватали другие.

– Уже? – улыбнулась она, возвращая ему поцелуй.

Малеме
2001 год

Сидя на скамейке, Райнер Брехт приходил в себя после посещения Немецкого военного кладбища, расположенного неподалеку от старого аэропорта в Малеме. Он бесцельно разглядывал залив и горы, возвышающиеся на горизонте. Бывший десантник долго собирался с силами, прежде чем приехать сюда, хорошо зная, что не может покинуть Крит, не отдав дань памяти тем, кто упокоился в этой земле навсегда.

Сегодня здесь тихо, спокойно, все чистенько и ухожено. Никаких следов того кошмара, которым стали в свое время бои за то, что в военных сводках значилось просто как «высота 107». Как отчаянно они дрались с англичанами на этом крохотном пятачке! Воистину, не на жизнь, а на смерть. Парадоксальная вещь: сегодня за порядком на кладбище следит не кто-нибудь, а лично Георг Сиходакис, один из самых прославленных героев критского Сопротивления. А вот поди ж ты! Под конец жизни решил примириться с былыми врагами таким необычным способом: ухаживает за немецкими могилами, приводит в порядок надгробия, следит за чистотой на кладбище.

Сколько знакомых имен всплыло в памяти, пока Райнер прогуливался по кладбищенским аллеям. Не раз на глаза наворачивались слезы при мысли о том, сколько молодых мальчишек полегло здесь в момент высадки десанта. Да и потом, когда они воевали в горах.

Да, не всем повезло тогда так, как ему. Он уцелел в годы войны, прожил долгую жизнь, сделал академическую карьеру, женился, вырастил сыновей, не без гордости наблюдая за тем, каких успехов и процветания уже они добились в своей жизни. О, они пошли гораздо, гораздо дальше отца. Иногда ему даже казалось, что войны в его жизни и вовсе не было. Никогда! А потом вдруг отчетливо представлял себе, как когда-то, сидя под испепеляющим критским солнцем, он отчаянно желал только одного: как можно скорее оправиться после ранения и навсегда покинуть Крит. Он был готов отправиться воевать куда угодно. Только не здесь! Только не на этом острове, который такой смертельной хваткой вцепился и в победителей, и в побежденных.

Лето 1942 года

В поле зрения Райнера попал один из переводчиков, выходец из дальнего высокогорного села, причем в том районе, где у немцев было особенно много проблем с подавлением бунтарских настроений среди местного населения. Этого переводчика в штабе числили среди лучших агентов: умный, сообразительный, наблюдательный, умеющий произвести на всех хорошее впечатление. К тому же абсолютно безжалостный к врагу. Агентурная сеть была у них обширной, и агентов было предостаточно, да только проку от большинства из них было немного. То есть все они, конечно, обещали горы золотые, но ценной информации добывали жалкие крохи. Что кот наплакал. А некоторые и вовсе откровенно подставляли своих друзей и родственников в обмен на деньги и всякие поблажки и привилегии. Были и такие, кто попросту сводил старые счеты с врагами, мстил им за былые обиды в лучших средневековых традициях кровавой мести. Этот же агент вел себя принципиально иначе. Он вначале втирался в доверие к потенциальному подозреваемому, заводил с ним дружеские отношения и даже начинал сливать обрывки кое-какой ценной информации. Многие вместе с наживкой заглатывали и крючок, и взять таких людей с поличным было лишь делом техники.

Вообще-то большинство своих осведомителей Райнер откровенно презирал. Впрочем, он презирал и самого себя за то, что все никак не может вернуться в строй и почувствовать себя полноценным офицером действующей армии. Разве его готовили для карательных рейдов? Его место сейчас в Египте, в армии Роммеля, который в это самое время утюжит пустыню своими танками. Разумеется, в разгорающейся схватке между англичанами и Роммелем Крит приобретал необыкновенно важное стратегическое значение как перевалочный пункт для поставок немецкой техники, боеприпасов, топлива, наконец, военной силы. Танкеры с нефтью день и ночь шли на Ближний Восток в сопровождении усиленного конвоя на случай возможных атак противника и с моря, и с воздуха. Там, в Африке, шли настоящие боевые действия, там решались судьбы мира, а Райнер в это время безвылазно сидел на своем крохотном островке.

Между тем особого прогресса в собственной реабилитации Райнер пока не наблюдал, и это печалило больше всего. Ни регулярные морские ванны, ни всевозможные физиопроцедуры ощутимых результатов не приносили. Напротив, он чувствовал, как с каждым днем все сильнее атрофируется его нога от бедра и ниже, что каждый шаг сопровождается нестерпимой болью. Порой он со страхом думал о том, что его ждет впереди. Уж не обречен ли он после ранения на пожизненную инвалидность с перспективой закончить свои дни заштатным клерком в какой-нибудь второсортной конторе? Словом, с некоторых пор будущее рисовалось Райнеру исключительно в мрачных тонах, и именно в этот момент ему посоветовали обратиться к одному местному врачу, практикующему в клинике Красного Креста в Ханье. Райнер решил рискнуть, тем более что немецкие врачи со всеми их хвалеными методами консервативной терапии пока не сильно преуспели. Правда, и на грека Райнер не возлагал особых надежд. Но, как говорится, попытка не пытка.

Первый визит разочаровал: какая-то затрапезная комнатка, в которой принимал врач. Скудная обстановка, из мебели – лишь одна кушетка для мануальных процедур. Одноглазый доктор приблизительно его возраста внимательно обозрел рану, заставил несколько раз встать и сесть, проверил, как работают все мускулы, задал пару вопросов и вынес вердикт:

– Рана полностью зажила. Но у вас за время реабилитации уже выработался неосознанный рефлекс: как только при ходьбе возникает боль, вы моментально переносите всю нагрузку на здоровый бок. Равновесие при этом нарушается, и вы начинаете хромать. Вы слышали что-нибудь об остеопатическом массаже?

Райнер неопределенно пожал плечами. Дескать, слышал, но не придавал особого значения. Раньше ему просто не нужны были подобные процедуры.

– Заметных сдвигов мы добьемся уже через четыре сеанса, – пообещал на прощание врач. – Но нужно время. Чем вы сейчас занимаетесь по долгу службы?

Райнер предельно лаконично изложил круг своих обязанностей, тщательно взвешивая каждое слово, чтобы не сказать чего лишнего, тем более иностранцу, тем более представителю вражеской стороны.

– Никакого сидения за столом. Стул вам не поможет встать на ноги. Вы должны ходить, регулярно выполнять физические упражнения, плюс плавание.

– Но больно же!

– Боль ослабнет, как только вы восстановите правильную осанку и перестанете кривиться на один бок. Знаете, порой мышечная боль возникает по вине человеческого сознания. Мозг посылает в ту или иную мышцу сигнал, означающий нежелание выполнять какое-то движение, потому что оно сулит временный дискомфорт. Отсюда боль. Но вы должны ходить, ходить и еще раз ходить! Ходить, преодолевая боль, и все у вас пойдет на поправку. Вот увидите!

Легкость, с которой доктор Андронакис отмел прочь все его страхи, вызвала любопытство, и Райнер вознамерился пройти хотя бы пару сеансов мануальной терапии. Первый сеанс длился на удивление мало. Врач прошелся по его позвоночнику, осторожно вправляя на место отдельные диски, потом продемонстрировал несколько поз, наиболее подходящих для пациента, и показал упражнения, которые следует делать ежедневно. Он также посоветовал сменить обувь, чтобы снять излишнюю нагрузку с больной ноги.

Доктор всегда был очень занят, и попасть к нему на сеанс было совсем не просто. Помимо напряженной работы в самом госпитале, Андронакис постоянно бывал в разъездах. Его приглашали для консультаций и для осмотра больных по всему острову. У него даже имелся специальный пропуск, позволявший беспрепятственно посещать самые дальние районы Крита. Познания в области остеопатии доктор приобрел еще в бытность своей работы в Афинах, и, надо сказать, он умело применял эти знания на практике. Клиникой он руководил очень жестко, но эффективно. И вообще вызывал у Райнера самую искреннюю симпатию. Он даже порывался пару раз спросить у доктора, не работает ли под его началом белокурая медсестра из пещер. Он ничего не слышал о ней с тех самых пор, как за ней захлопнулись монастырские ворота. Пару раз Райнер даже специально подъезжал к обители в надежде встретить девушку на прогулке с сиротами или во время отлучки из монастыря по делам, но безрезультатно. Стены монастырской обители были высокими, а про то, что творится за ними, знать ему было не положено.

После одного из сеансов массажа, когда весь крестец занялся огнем, Райнер все же не выдержал.

– У вас, случайно, в клинике не работает одна высокая блондинка? Зовут Пенелопой.

– Блондинка? Да еще высокая! – улыбнулся доктор. – Уж ее бы я точно заметил. Нет, к сожалению, таких красавиц среди моих медсестер нет. Как спина?

– Много лучше!

– Хотите побыстрее избавиться от бумажной работы и снова на фронт? А я вот всегда считал, что работать в штабе – это одно удовольствие.

Уж не выуживает ли этот эскулап из него какую-то информацию? Но Райнер так расслабился под его умелыми руками, что даже позволил себе немного пооткровенничать. Сказал, что ему надоела служба на Крите и он мечтает об отправке на фронт.

– Значит, наш прекрасный остров вам не нравится, – продолжал Андронакис прежним беззаботным тоном. – А ведь многие называют Крит страной праздных мечтателей. Дескать, здесь люди живут в свое удовольствие, наслаждаются жизнью.

Трудно было понять, говорил доктор серьезно или шутил, а потому Райнер решил сменить тему.

– А вы сами где потеряли глаз? На войне?

– О, заурядный несчастный случай, и только. Еще в юности. Неожиданно сработало заряженное ружье. Я же, по долгу своей профессии, предпочитаю штопать людей и собирать их воедино, а не рвать на части.

Оба они замолчали. Да и что можно было возразить врачу после его последней реплики?

Но вот доктор отошел от кушетки.

– Продолжайте работать над собой в том же духе, и тогда в обозримом будущем у вас появится реальный шанс заняться упаковкой полевого ранца. Только не торопите события! Для полного выздоровления потребуются месяцы: чуть больше, чуть меньше, этого вам не скажет никто. В любом случае мне еще нужно изрядно потрудиться над вашей ногой.

Вскоре Райнер настолько вошел во вкус сеансов доктора, что уже просто не мыслил своего существования без них. Было просто удивительно наблюдать за тем, как возвращаются силы, как тело приобретает прежнюю ловкость, как все более гибкими делаются суставы. Но главное – боль! Как и обещал в самом начале их знакомства доктор Андронакис, боль действительно стала отступать.

На второй год победоносной войны наметились полномасштабные перемены в стиле работы немецких спецслужб. В штабе появились офицеры гестапо, привнесшие совсем иной подход в решении проблем с местным населением. Холодный ум и высокая отдача в сочетании с почти клинически отработанными навыками. Гестаповцы с присущей им оперативностью молниеносно просеивали сквозь свое сито колоссальные объемы информации, прямо по ходу отделяя зерна от плевел. Самым ценным по-прежнему считался агент под незамысловатым именем «К». Именно он сообщил немцам о том, что в Белых горах англичане наладили постоянную радиосвязь и регулярно передают в центр данные о передвижении немецких транспортных судов по акватории бухты Суда. Несколько конвоев были успешно атакованы британскими летчиками, и едва ли их успех можно было считать простым совпадением. Уж очень точно сошлось время налета с датой отплытия каравана. Насколько было известно Райнеру, «К» пользовался абсолютным доверием руководителя местной группы Сопротивления, а потому можно было приступать к разработке операции по ликвидации всей группы в ходе внезапного карательного рейда.

Особое раздражение у немцев вызывал тот факт, что на острове все еще шляются несколько сотен английских солдат, и всех их усиленно прячут у себя местные жители, и это несмотря на все суровые меры со стороны новых властей. Якобы англичан постепенно переправляют на юг острова, а оттуда их вывозят в Египет британские подводные лодки. Проводниками в горах выступают местные пастухи, а координацией спасательных работ занимается группа английских офицеров, специально прибывших из Каира. Выследить и поймать беглецов оказалось совсем не так просто, как это представлялось в самом начале.

Попытки внедрить своих в среду военнопленных почти всегда терпели фиаско: одних выдавал акцент, других погубило незнание имен футболистов того или иного клуба, третьи погорели на неумении правильно заваривать чай, четвертые не имели элементарного понятия о том, какие лирические песенки пользуются наибольшей популярностью в среде английских солдат. Тогда тактику поменяли: было решено направлять в высокогорные села полицейских, переодетых в форму греческих служб безопасности. Такой маскарад должен был, по мнению руководства, усыпить бдительность местного населения.

Но, несмотря на отдельные неудачи, в целом настроение у всех было хорошим и боевой дух немецких солдат находился на должном уровне. Роммель рыскал по Северной Африке как у себя дома, наводя страх на британцев. Да и здесь, на Крите, сопротивление немцам было не столь уж пугающим. Точнее, оно было откровенно слабым. Главным своим успехом немцы считали то, что англичанам так и не удалось объединить разрозненные партизанские группы в единое формирование. Мешали застарелые клановые обиды и разногласия, а еще больше – амбиции отдельных руководителей Сопротивления на местах. Все эти люди были мужественны, но упрямы и своенравны, как и положено критянам, а таким всегда трудно договориться между собой.

Лето было в разгаре, и надо было наслаждаться всеми его прелестями, главные из которых – это обилие фруктов и солнце. Что вполне совмещалось с кругом обязанностей Райнера на данный момент. Он контролировал ход строительства дорог и фортификационных сооружений. На стройках трудились исключительно местные. Дела со здоровьем пошли на поправку, и Райнер уже в буквальном смысле слова считал дни, оставшиеся до того момента, когда он наконец распрощается с этим надоевшим ему до чертиков островом. Хотелось верить – навсегда!

Как-то вечером он прогуливался по набережной. В свете последних событий настроение у него было приподнятым, и он с надеждой всматривался в воды залива, прикидывая уже вполне конкретные сроки отъезда. Несколько приморских кафе были еще открыты, за столиками сидели люди, и в одном из посетителей Райнер, к своему немалому изумлению, узнал доктора Андронакиса. Укрывшись под тентом, тот сидел за столиком в компании двух женщин. Одна из них, облаченная в черное, заметив приближение Райнера, тут же поднялась со своего места и стремительно зашагала прочь. Что-то в облике этой высокой женщины, во всем ее силуэте, показалось ему смутно знакомым. Впрочем, эту женскую фигуру он бы мог узнать среди сотен других. Да, но почему доктор Андронакис солгал ему? Почему сказал, что не знает медсестру из пещер? Что ж, выяснить правду будет несложно.

Райнер подошел к столику и лихо щелкнул каблуками.

– Герр доктор! Следуя вашим указаниям, выполняю вечерний моцион. Рад видеть, что вы тоже отдыхаете.

Врач заметно смутился и даже покраснел.

– Капитан Брехт! Прошу за наш столик! – воскликнул он, поспешно вскакивая с места. Как показалось Райнеру, слишком поспешно. – У нас перерыв, вот мы и наслаждаемся свободной минуткой. Это моя невеста!

Райнер увидел, что девушка, облаченная в форму Красного Креста, вспыхнула от смущения и робко тронула мужчину за руку.

– Андреас, пожалуйста, не надо! Мы же еще ничего не объявляли официально.

Красивая евреечка, подумал Райнер, глядя на ее точеный профиль. Впрочем, невеста доктора интересовала его в самую последнюю очередь. Он посмотрел на дорожку, по которой так поспешно убежала их спутница.

– А эта юная леди, которая сорвалась с места, заметив меня… Я чем-то напугал ее?

– Афина? Что вы! Она просто опаздывает на дежурство. Сказала, что могут быть неприятности.

– Жаль, что я не успел толком рассмотреть ее. Она мне очень напомнила одну медсестру, которую я знал когда-то. Но ту звали Пенелопой. Помнится, доктор Андронакис, я вам о ней рассказывал. Эта женщина очень на нее похожа. Впрочем, скорее всего, я ошибся.

От его глаза не ускользнуло, как окаменело лицо спутницы Андронакиса при упоминании имени Пенелопы, но она тут же взяла себя в руки и, поднявшись, непринужденно бросила доктору:

– Прошу простить меня. Но я еще хочу успеть заглянуть в пару магазинов, пока они не закрылись.

– Потрясающе красивая девушка! – восхищенно бросил Райнер, глядя вслед Йоланде. – Она из местных?

– Из Афин. Ее родители – правоверные евреи. Очень строгие. Конечно, мне не нужно было называть ее на людях невестой. Пока мы держим свои планы в тайне.

Доктор бросил взгляд на часы.

«Да уж, держи, – подумал про себя Райнер. – Если расовые законы, введенные на материке, доберутся и сюда, то тебе несдобровать. Немецким солдатам уже запрещено вступать в брак не только с еврейками, но и вообще с иностранками. Хотя, кто его знает, может быть, эти суровые запреты не коснутся греков». Но вслух он лишь коротко бросил:

– Не волнуйтесь, доктор! Ваша тайна умрет вместе со мной!

Как интересно, размышлял он по дороге домой. Доктор, его возлюбленная… И Пенелопа! Да, но почему она теперь работает под именем Афина? Все как-то очень запутано! Какие же еще тайны так умело скрывает от него герр доктор?

* * *

Пенни бежала к площади, не чувствуя под собой ног. Опять этот немецкий капитан! Узнал он ее или нет? Правда, она одета как вдова, но что из того? Она не имеет права так подставляться! Особенно сейчас, когда вплотную работает с британскими военными. И какого черта ее понесло в эту Ханью? Поддалась минутному соблазну, села и приехала. Глупо было рассчитывать на то, что ее здесь никто не узнает. Но ей так хотелось повидаться с Йоландой, да и у Андреаса для нее имелись поручения. И все шло замечательно. Так приятно было сидеть с друзьями за столиком кафе и просто болтать, как в старые добрые времена. И вдруг этот капитан! Выскочил невесть откуда, словно черт из табакерки. Хорошо еще, что она вовремя успела его заметить. Интересно, почему он еще здесь? Она полагала, что он уже давным-давно отбыл на фронт. Один вид немецкого капитана всегда нагонял на нее страх. Если она сумела узнать его даже на расстоянии, то и он, скорее всего, тоже узнал ее.

Надо немедленно уезжать из города! Первым же автобусом, куда бы он ни шел! Главное сейчас – вон из города!

Брюс поселил ее у одного торговца, которого ей представили под именем Ике. Официально ее пригласили в дом в качестве няни для двух дочерей хозяина. Ике вместе с семьей вернулся на Крит из Америки незадолго до оккупации острова. Он довольно сносно говорил на английском, что существенно упрощало его постоянные контакты с англичанами, скрывающимися в горах. В цокольном этаже своей большой виллы Ике прятал больных и раненых английских солдат. Его жена Катрина происходила из древнего рода, славного своими мужественными воинами. Катрина и сама владела кинжалом и ружьем не хуже любого мужчины и в случае чего могла постоять за себя. Как звали этих людей на самом деле, Пенни не знала. Принцип «меньше знаешь – крепче спишь» продолжал действовать, что не помешало хозяевам виллы с самого начала показать ей секретный схрон, старинный фамильный склеп, расположенный неподалеку в оливковой роще. Это был запасной вариант на самый крайний случай.

Поселившись на вилле, Пенни тем не менее исправно посещала больного Блу, пока тот не окреп настолько, что смог сам самостоятельно спуститься вниз. Его укрыли в одном из тайников, оборудованных в оливковой роще. Пенни регулярно гуляла там с девочками, что давало отличную возможность приносить больному еду и чистую воду, не привлекая к себе излишнего внимания. Для всех окружающих она была няней Оливии и Таки, дочерей Ике.

Лечение Блу шло с переменным успехом, ибо его друзья, несмотря на категорические запреты Пенни, ночами регулярно доставляли больному товарищу вино. Приняв изрядную порцию горячительного, новозеландцы быстро раскрепощались, забывая, где они и что с ними, и начинали с упоением горланить песни, будоражившие окрестности в предрассветный час. В конце концов в дело вмешался Брюс. Рассвирепев, он пообещал самолично свернуть шеи певцам, если они не прекратят свои ночные бдения, способные привести к самым серьезным последствиям. На какое-то время концерты прекратились. Пенни часто виделась с Брюсом, но он всегда был не один. Никаких взрывов страсти, которыми сопровождалась их первая встреча, больше не случалось. К большому сожалению, уныло вздыхала про себя Пенни.

Трясясь в автобусе, увозившем ее из Ханьи, Пенни снова и снова перебирала в памяти все подробности ее встречи с Йоландой. Беглого взгляда на подругу было достаточно, чтобы понять, что та по уши влюблена в своего доктора. Правда, им так и не удалось пообщаться наедине. А Пенни очень хотелось поделиться с Йоландой уже собственными переживаниями, рассказать ей о встрече с Брюсом и о том взрыве страсти, которым она сопровождалась. Но сейчас он с головой ушел в работу. По слухам, Брюс занимался организацией очередной группы Сопротивления из числа местных жителей. Перед ними была поставлена одна-единственная задача: обеспечить надежную защиту английскому радисту, который должен наладить регулярную связь со ставкой. Радиста поселили в одном из домов местных фермеров. Все понимали, какому риску подвергает фермер и себя, и своих близких, соглашаясь на то, чтобы сеансы связи велись непосредственно из его дома, но, как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.

С наступлением лета Катрина погрузилась в домашние хлопоты, широким фронтом развернув заготовку припасов. Правда, сахара у них было мало, а потому джемы и варенье отошли на второй план. Зато они сушили травы, засаливали и мариновали овощи. Все заготовки прятались небольшими партиями по разным погребам, на случай если вдруг нагрянут немцы и станут отбирать излишки продуктов. Для фасоли и оливкового масла специально была вырыта отдельная яма все в той же оливковой роще, куда с большими предосторожностями и опустили драгоценные продукты, а закопав их, разровняли землю сверху так аккуратно, что при всем желании найти схрон было бы чрезвычайно сложно.

В один из дней в деревню нагрянул немецкий патруль. Зашли и к ним в дом. Офицер безучастно наблюдал за тем, как один из солдат сорвал со стены старинную икону с ликом Богородицы, которую в семье Катрины на протяжении нескольких столетий передавали из поколения в поколение. Катрина, наблюдавшая за этим бесчинством, не проронила ни слова, лишь глаза ее вспыхнули нехорошим огнем. Когда немцы ушли, она молча зажгла свечу, уколола палец и, смешав каплю крови с воском, вдавила в него свой крест.

– Будь проклят и ты, и весь твой род за то, что ты снял с моей стены! – с ненавистью воскликнула она и смачно сплюнула.