Текст книги "Спасенная с «Титаника»"

Глава 13

Мэй схватила ребенка, едва сознавая сквозь ступор, что произошло невероятное чудо. Теперь же, когда облегчение рывком вернуло ее к жизни, окоченение сменилось жгучей болью. Мэй ощущала в темноте тепло детского тельца, ровное дыхание спящей дочурки. Ей не терпелось развернуть многочисленные слои одеял и поцеловать эту нежную щечку, но пронизывающий холод Атлантики не позволял сделать этого без вреда для Элен.

От Мэй пахло морем, машинным маслом, солью. Она посмотрела на звезды, рассыпанные в темном полуночном небе, и поблагодарила Господа за спасение ее драгоценной малютки. Все-таки Бог милостив.

– И как такая страшная катастрофа могла случиться в столь прекрасную ночь? – прошептала молодая женщина, сидевшая рядом. Ее золотисто-каштановые волосы выбивались из-под черной шляпки. Вместе они наблюдали за агонией гигантского корабля, нос которого был устремлен вверх и напоминал гневный перст, обвиняющий небеса в вероломстве. Вновь послышались леденящие душу крики пассажиров, что в последний момент бросались в волны, пытались выплыть, барахтались, тонули, взывая к матерям, Богу, святым… Мэй знала, что эти крики будут стоять у нее в ушах до самого последнего дня.

– Пожалуйста, давайте вернемся, – со слезами на глазах начали умолять обе, Мэй и ее соседка. – Мой муж там, в воде, – рыдала Мэй.

– Да там половина всех пассажиров! – отрезал один из моряков. – Мы сделали, что могли. Приближаться опасно. Все, надежды нет.

Мэй отвернулась. Она не могла смотреть на тягостное зрелище и, стараясь не слушать вопли обреченных, уткнулась носом в одеяла, которыми была укутана дочка.

– Ради бога, помогите им! – продолжала умолять девушка в черной шляпке. – Неужели у вас нет сердца?

– А ну, заткнитесь! Мы подобрали ребенка, и хватит. Поднимем на борт еще кого-нибудь и перевернемся.

– Поберегите силы, леди, ночь будет длинной, – приказал чей-то сиплый голос.

Молодая женщина в черном, дрожа, сгорбилась и умолкла. На глазах у сидящих в шлюпке рухнули две трубы океанского левиафана. Судно разломилось пополам, корма сразу затонула, а нос пальцем воткнулся в небо, после чего начал погружаться в воду так плавно, словно это было самое естественное явление в природе.

Если Элен спасли, значит, и Джо мог выжить, рассуждала Мэй. От этой мысли на сердце у нее полегчало. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной[2]2
  Псалом 22:4.


[Закрыть], – молилась она за души погибших, веря, что Джо находится где-то на другой шлюпке. Мэй снова обратила взор на место катастрофы и прислушалась: крики из воды становились тише и слабее. В конце концов наступила зловещая тишина.

– Они все мертвы, – прошептала соседка Мэй. – Их муки закончились, тогда как наши, боюсь, только начинаются. Моряки не хотели обидеть вас грубостью. Страх толкает нас на отвратительные поступки. Хвала Господу, ваше дитя спасено. Что ж, гребцы, пора плыть к другим лодкам. Наверное, нас уже ждут.

– Верно говорите, леди, так мы и сделаем. Все шлюпки должны держаться вместе, – крикнул старший матрос. Фонарь на носу лодки медленно качнулся.

Вскоре они уже представляли собой безмолвную флотилию из нескольких шлюпок, связанных друг с другом, как игрушечные кораблики на мельничном пруду. Постепенно занимался рассвет. Мэй ужасно закоченела. Элен, по счастью, продолжала мирно посапывать. Прошло несколько часов, но их по-прежнему сопровождали только льдины и плеск весел, ударявшихся о воду. От холода конечности Мэй почти потеряли чувствительность. Она боролась с собой, чтобы не уснуть. В мыслях Мэй видела, как Джо подплывает к шлюпке и его поднимают на борт; ее муж жив, как и она; Джо молится и верит в лучшее, а потом семья воссоединяется. Она цеплялась за эту надежду, как за спасательный плот.

– Не спать, не спать! Если заснете, уже не очнетесь, – предостерег один из матросов.

Было очень трудно не поддаться искушению скользнуть в сладкую дрему, забыться в блаженном неведении, однако Мэй была начеку, прислушиваясь к малейшим переменам в ритме дыхания девочки. Клюнув носом, она тут же стряхивала сон и заставляла себя бодрствовать. Неожиданно кто-то закричал, что видит на горизонте огни, на этот раз настоящие, и ночное небо дугой осветила вспышка ракеты.

– К нам идут! Смотрите, корабль! Просыпайтесь! Мы спасены!

Глава 14

Селеста дышала на онемевшие руки, стараясь вернуть в них тепло. Несколько драгоценных минут она держала малышку, пока мать девочки растирала заледеневшие пальцы. Надо же, ребенок проспал все время, пока разворачивалась трагедия. Неужели тот человек, который вытащил дитя из воды, – действительно капитан Смит? Сам он даже не пытался спастись.

– Да уж пора, черт возьми! – заорала «пожилая леди», чье лицо еще недавно закрывала шаль. Теперь эта «леди» сдвинула шаль на затылок и уже не трудилась скрывать мужскую бороду. Еще один малодушный слабак, прыгнувший в шлюпку ради спасения собственной шкуры, с отвращением подумала Селеста. Как же она презирает трусов, а заодно и женщин, таких, как та, что отодвинулась от матери с ребенком, словно опасалась набраться блох.

Селеста рассматривала айсберги, которые во множестве плавали вокруг. Красота ледяных глыб завораживала. С восходом солнца они засверкали, точно бриллианты, среди них и тот, что послужил причиной чудовищного кораблекрушения. Как жестока природа, уничтожающая людей посредством такого великолепия!

На море поднялось волнение, шлюпку кидало на волнах, словно океан насмехался над этой попыткой выжить. Судно медленно приближалось. Селеста сняла с себя сухое одеяло и накинула его на ребенка. Почему же так вышло?

– Как вы? – шепотом обратилась она к Мэй. – Может, подержать девочку?

– Спасибо, пока не надо. Вы очень добры. Ох, я даже не знаю вашего имени!

– Меня зовут Селестина Паркс, на «Титанике» я возвращалась домой. А как зовут малышку?

– Это Элен, а я – Мэй Смит. Мой муж Джо, должно быть, сел в другую шлюпку. Мы направляемся на Средний Запад, адрес и все такое – у него.

Бедная девушка совсем не понимает, что случилось, осознала Селеста. Шансов на то, что ее мужа подобрала одна из шлюпок, практически нет.

– Как же вы справитесь?

– Справимся, – улыбнулась Мэй дочке, лежащей у нее на коленях, – прекрасно справимся.

* * *

Только когда заря стала ярче и силуэт корабля на горизонте приобрел внушительные размеры, Мэй перестала судорожно стискивать одеяла, в которых была надежно спелената Элен. Такая кроха, думала Мэй, а в воде она словно бы еще уменьшилась и до сих пор спит. Лучше ее не будить. Когда они встретятся с Джо, Мэй будет что рассказать: и как ее затащили в шлюпку, полумертвую от холода, и как следом спасли дочурку. Мэй так устала, так иззябла, дрожь отдавалась болью во всем теле. И все же один взгляд Элен придаст ей сил.

Шлюпку осветил яркий свет, и Мэй откинула уголки одеял, обрамлявших миниатюрное личико, чтобы посмотреть, проснулась ли дочка. Глаза, которые смотрели на нее, блестели, как два черных агата… У Элен голубые глазки! Подавив вопль, готовый сорваться с уст, Мэй вновь закрыла лицо девочки одеялом, не желая признавать правду. Кровь застучала у нее в висках. Это не она! – в ужасе думала Мэй. – Это не мой ребенок!

Глава 15

На Мэй никто не обращал внимания; все бурно приветствовали корабль, который шел на помощь. Она снова заглянула под уголок одеяла и снова увидела те же незнакомые, пронзающие душу глаза в обрамлении кружевного чепчика. Мэй пристально всмотрелась в личико ребенка, дабы убедиться, что все это ей не приснилось. Одежки под многочисленными одеялами тоже отличались от тех, что были на Элен.

Дрожащая Мэй прислонилась к борту шлюпки. Огромный океанский лайнер был уже близко. Это неправильно, несправедливо! Так не должно быть. Господь дает жизнь и забирает ее, но не может же Он поступить так с Мэй! Этот «подарок» из морской пучины – шутка Создателя? Капитан совершил свой последний мужественный поступок, подбросив Мэй чужого младенца? Где же тогда ее собственный ребенок? Ей нужна родная дочь, Элен!

Мэй оглянулась. Там, за спиной, уже не было ничего, лишь расстилалась океанская ширь, обманчиво спокойная, коварная и смертоносная. Мэй перевела взгляд. Кроха удивленно таращилась на нее, словно спрашивая: «Кто ты?». Что мне делать? – мысленно рыдала Мэй. – Боже, что мне делать?

Глава 16

Селеста с нарастающим волнением наблюдала, как к ним приближается большой корабль. Облегченно вздохнула: кошмар почти закончился. Даже проживи она сто лет, все равно не забудет виденного этой ночью. Что касается лично ее, спасение прошло гладко: она успела тепло одеться и спокойно сесть в шлюпку. Стюарды вовремя предупредили пассажиров первого класса об опасности, раздали спасательные жилеты и быстро вывели на палубу. Селеста запомнила неуверенную улыбку горничной, ставшую ответом на вопрос о том, что случилось. Именно это выражение лица девушки заставило ее не мешкая следовать всем указаниям.

Селеста стала свидетельницей чудовищных, неописуемых страданий. Самый большой корабль в мире вышел в свой первый рейс, но водная стихия – лед и море – его уничтожила. Не показалось ли ей среди этого ужаса, что капитан судна перед смертью вернул ребенка безутешной матери? Селеста успела заметить серебристую бороду и седые волосы. Бедняга, кем бы он ни был. Селеста никогда не забудет, как этот человек отвернулся от протянутых рук, которые могли бы его спасти. А последние слова капитана!..

Слава Всевышнему, она не взяла с собой Родди. Как бы ей хотелось обнять его! Мальчик сейчас дома, лежит в постельке, а в соседней комнате спит няня Сьюзан. Гровер наверняка у себя в кабинете, засиживается за работой до поздней ночи, или где-нибудь в городе… бог знает с кем, мрачно подумала Селеста.

Море вновь стало неспокойным, шлюпку начало бросать на волнах. На миг Селесту охватила паника: спасение так близко и одновременно так далеко! Увидит ли она еще когда-нибудь маленького сынишку? Селеста смотрела, как девушка рядом с ней баюкает ребенка, подвывая от холода, и шепотом повторяет имя пропавшего мужа. На ее измученном лице написан страх.

Хорошо, что новое пальто Селесты теперь согревает обеих – мать и дочь, а горжетка из лисьего меха застегнута на девочке. Кошелек, перстни и фотографии Родди, привезенные для отца, Селеста приколола к подкладке. Какими пустячными кажутся теперь эти вещи!

Она обвела взором печальную флотилию шлюпок. Почему большинство из них заполнены едва наполовину? Сперва Селеста предположила, что пассажиров пересаживают в лодки и с другого борта «Титаника», и только сейчас осознала, как мало выживших. Сколько же людей осталось в смертельной ловушке, скольких пассажиров третьего класса бросили в беде, предоставив самим заботиться о себе! Ужасная несправедливость.

По крайней мере, матросам в их шлюпке хватило совести задержаться возле тонущего корабля и вытащить из воды троих человек, помимо бедной молодой женщины, чьи страдания разрывали сердце Селесты. Юная мать не старше ее самой, совсем еще девочка, судя по акценту, – откуда-то с севера страны. Долг Селесты – проследить, чтобы Мэй и Элен благополучно перебрались на борт судна, пришедшего на помощь, а также чтобы доктор осмотрел обмороженные руки Мэй и дал ей хорошую мазь. Будучи дочерью священника, Селеста знает свои обязанности. Кроме того, это отвлечет ее от мрачных мыслей.

Теперь кажется, что похороны мамы были очень давно. Однако Луизу Форестер хотя бы предали земле по всем правилам, в отличие от сотен несчастных душ, которые барахтались в ледяной воде до тех пор, пока, обессилев, не смирялись со своей страшной участью. Говорят, что утонуть – все равно что погрузиться в сон. Хочется надеяться, что это правда.

Уже ясно, что пассажиров с нижних палуб стали выводить наверх слишком поздно. Для богатых – одни правила, для бедных – другие. Какой позор!

Насколько же мелки проблемы Селесты по сравнению с горем тех женщин, на глазах у которых тонули мужья! Она должна проявить силу духа, вернуться в Акрон – к запаху химических фабрик, к дорогому Родди, к Гроверу – и стойко переносить все трудности своего брака. Короткая передышка закончилась. Похороны и кораблекрушение – поездку не назовешь увеселительной.

Бог спас Селесту не просто так. Ей следует подавить всякое недовольство и страх за собственную жизнь; раскрыв глаза, смотреть на все, что показывает Господь, и искать ответы на вопросы. Почему произошла катастрофа? Сколько людей безвинно погибло? Кто виноват в трагедии? Впрочем, все это позже. Сначала Селеста должна взять под свое крыло молодую мать и ее крохотную дочурку. Во-первых, это правильно, а во-вторых, некогда будет предаваться нечестивым думам, поселившимся в душе.

Селеста посмотрела туда, где затонул «Титаник». Если бы муж сопровождал ее в путешествии, то сейчас покоился бы в океанских глубинах. Гровер всегда считал себя джентльменом, но смог бы он, как другие мужчины, выполнить свой долг и достойно встретить гибель? Селеста сомневалась. Откуда у нее эти гадкие мысли в такую тяжелую минуту? И все же они прочно засели в мозгу Селесты, и избавиться от них непросто.

– Это «Карпатия»! Она пришла за нами! – послышались слабые, но радостные возгласы. Скоро все окажутся в безопасности. Селеста повернулась к своей новой знакомой, гадая, каким образом экипажу удастся поднять детей и раненых по трапам на борт «Карпатии». Как бы то ни было, Селеста не бросит своих подопечных, пока не убедится, что с ними все в порядке.

Глава 17

Мэй сидела у ограждения на палубе «Карпатии», устремив взор на серебристую водную гладь, и вместе с другими вдовами молилась, чтобы подошла еще хоть одна шлюпка. Наверх их поднимали сетями, точно судовой груз. Мэй слишком перемерзла и ослабела, чтобы взбираться по веревке. Одни женщины были одеты лишь в ночные сорочки и шали, другие – в меха; многие прижимали к себе перемазанных, испуганных детей, завернутых в одеяла. Тяжелое испытание уравняло всех.

Зловещая тишина прерывалась лишь голосами спасенных, которые ходили с палубы на палубу и собирали сведения о своих родных. «Вам не попадался…», «В какой шлюпке вы были?», «Вы не видели моего мужа?».

Иностранки сбились в кучки и напряженно вслушивались, пытаясь сообразить, насколько серьезно их положение, пока переводчики махали руками, показывали на море и качали головами. Мэй слышала истерические вопли этих женщин, когда до них доходило, что они теперь одни на целом свете, а из имущества осталась лишь одежда – та, что сейчас на них.

Мэй поплотнее завернулась в одеяла и откинулась в кресле. Идти вниз она категорически отказалась. Если потребуется, она и спать будет на палубе. У нее не хватит мужества снова увидеть внутренности корабля. Мэй потягивала какой-то странный кофе, разбавленный виски, и грела ладони о кружку, чувствуя острую боль в оживающих пальцах.

Молодая женщина в дорогом пальто не оставляла ее ни на минуту, ухаживала и заботилась о ней, как служанка, от чего Мэй в конце концов стало неловко. Как ее зовут? Эрнестина?.. Ладно, неважно. Мэй слишком утомлена и не способна о чем-то думать.

Следовало сказать сразу, открыть правду о ребенке, но Мэй не смогла бы с ним расстаться. Ощущение пустоты в руках ошеломило ее, когда санитарка пришла забрать младенца на осмотр к доктору палубой ниже. Мэй пошла было с ними, однако страх сдавил ей грудь, и она, рыдая, рухнула обратно в шезлонг. Теперь дитя вновь лежит у нее на коленях, в чистой и сухой одежде. По словам врача, пребывание в воде никак не отразилось на здоровье малышки. Малышки, отметила Мэй, значит, девочка. Взгляд шоколадных глаз обладал невероятной притягательной силой; Мэй улыбнулась, и настороженное выражение на детском личике сменилось улыбкой во весь рот. Бедное крохотное существо не вспомнит о жутких событиях вчерашней ночи, а вот Мэй не забудет их до самой смерти, просто не сможет вычеркнуть из памяти.

Еще вчера, устроившись в каюте, они с Джо плыли навстречу новой жизни, а потом, после ужасных минут на палубе, разлучились. Где теперь Джо и Элен? Как жестоко отнеслась судьба к Мэй, не дав даже попрощаться с мужем и дочерью! Ни ласковых слов, ни последних поцелуев, только судорожное барахтанье в воде, отчаянная попытка выжить. Мэй осталась совсем одна и теперь вынуждена сама о себе заботиться. Есть ли среди спасенных еще такие, как она? «Титаник» оказался океанским чудовищем, поглотившим все самое дорогое, что у нее было. Джо и Элен замерзли в ледяной воде, и в глубине души Мэй знала, что никогда их больше не увидит. Она лишилась самого верного, самого задушевного друга и их чудесной доченьки, плоти от плоти. Мэй вцепилась в ограждение, горячо надеясь увидеть на горизонте еще одну шлюпку.

За ее спиной женщины в сотый раз пересказывали свои истории экипажу «Карпатии», словно хотели разобраться в ночной трагедии. Внезапно разразился скандал: одна из женщин вырывала из рук другой ребенка.

– Это мой сын, мой Филли! Отдай, отдай его мне!

Вторая женщина, иностранка, прижимала мальчика к себе.

– Non! Non! Mio bambino!

Пришлось вмешаться офицеру с «Карпатии».

– Что происходит? – осведомился он.

– У этой женщины мой сын, Филипп. Его спустили в шлюпку без меня. У нее мой сын!

Вокруг разъяренных женщин собралась толпа, однако матросы быстро увели их с палубы.

– Капитан Рострон разберется с этим лично, – заявил офицер. Он забрал плачущего мальчика и спустился с ним по лестнице в недра корабля. Обе женщины, завывая, двинулись следом.

Эта сцена лишила Мэй последнего мужества. Она поняла, что должна снять с девочки кружевной чепчик и заставить себя походить по палубе, чтобы все могли полюбоваться блестящими черными волосиками. Может, кто-нибудь и признает своего ребенка.

– Какая красавица! – восхитилась чета супругов, гулявших под руку. – И ни царапинки!

– Ее спас капитан Смит, – сообщила Мэй. – Положил в шлюпку, а сам не стал спасаться, так мне сказали матросы. – Она поискала глазами свою новую знакомую в дорогом пальто, но та стояла слишком далеко, чтобы подтвердить историю.

– Слыхали? Малютку спас капитан Смит. Он заслужил медаль, – произнесла другая женщина, ласково потрепав девочку по волосам.

Мэй с ребенком на руках обошла всю палубу, но прав на него не заявил никто. До нее постепенно стало доходить, что дитя можно оставить себе. Девочка была младше Элен, смуглая и темноглазая, здоровенькая и красивая.

В укромном уголке Мэй развернула одеяла и внимательно рассмотрела новые одежки, подаренные пассажирами «Карпатии». Она невольно восхитилась качеством: батистовое белье, кофточка и штанишки из мериносовой шерсти, жакетик, отделанный кружевом, и гофрированный чепчик. Такой наряд подошел бы и принцессе. Добрая знакомая Мэй обещала, что старое платье ребенка выстирают и высушат.

Мэй осторожно развернула подгузник. Действительно, девочка, облегченно вздохнула она. Искушение стало сильнее. Почему бы не оставить ее себе? Ребенку нужна мать, а не приют, переполненный такими же сиротами. Кому, как не Мэй, знать об этом, ведь она сама сирота! После приюта она воспитывалась в Коттедж-Хоумс – интернате, расположенном за городом, а затем ее отдали в служанки, и во всем мире у Мэй не было ни одного родного человека, который бы о ней заботился, – до тех пор, пока она не повстречала Джо. Как бы он поступил с ребенком? Внезапно Мэй осознала, что мужа больше нет рядом и он ей не поможет. О, Джо, что же мне делать? – мысленно простонала она, не чувствуя ничего, кроме опустошенности. Мэй заплакала, уткнувшись в одеяло. Видимо, принимать судьбоносное решение ей придется в одиночку. Ледяное оцепенение, сковавшее Мэй ночью, проходило, сменяясь тупой ломотой во всем теле.

Она понимала, что после того, как ребенка осмотрели и признали здоровым, ей следовало сообщить о своей ошибке судовому врачу, но у Мэй не повернулся язык произнести слова, которые разлучили бы ее с девочкой. Может быть, потом, когда корабль причалит к берегу, она расскажет правду… И все-таки в глубине души Мэй знала, что все уже для себя решила.

– Ты – мой подарок от капитана, значит, так тому и быть. Я – твоя мама, ясно? – прошептала она в ухо девочке.

Малышка проголодалась. Она беспокойно ерзала в одеялах, поднимала личико вверх и тянулась к груди Мэй в поисках молока.

– Элла хочет кушать, – улыбнулась новая приятельница.

«Селестина Паркс», – неожиданно вспомнила ее имя Мэй.

– У меня нет молока, – пробормотала Мэй. Элен отлучили от груди несколько месяцев назад.

– Ничего удивительного, что после такого потрясения у вас пропало молоко, – отозвалась Селеста. – Сейчас попробую найти бутылочку.

Когда она ушла, Мэй склонилась над девочкой и вновь зашептала:

– После всего, что мы вместе пережили, я ни за что не отдам тебя в чужие руки. Отныне заботиться о тебе буду я.

«Карпатия» легла на обратный курс и теперь возвращалась к месту катастрофы. Пассажирам велели покинуть палубы, к тому же шел дождь, но Мэй по-прежнему отказывалась спускаться в каюту. На горизонте показались белые предметы – обломки кораблекрушения и тела погибших. Мэй отвернулась. К чему себя истязать? Джо не вернется, как и маленькая Элен. При мысли о том, что их безжизненные тела качаются где-то на волнах, Мэй стало дурно. Разве сможет она уплыть прочь, когда они здесь? Как мне жить без вас? Что делать? – взывала она к их душам.

Мэй вдруг поняла, что у нее не хватит смелости отправиться в Айдахо без мужа, но и в Болтон возвращаться нельзя, ведь она не сумеет объяснить, почему Элла стала меньше, смуглее и у нее изменился цвет глаз. Элла. Миссис Паркс не расслышала имени, однако это устраивало Мэй. Элла Смит – очень близко по звучанию к имени, указанному в свидетельстве о рождении ее настоящей дочери, и все же «Элла» достаточно отличается от «Элен». Когда Мэй будет звать девочку, ее сердце не станет всякий раз сжиматься. Ну вот, она уже хитрит и продумывает детали этого чудовищного обмана.

Им нужно уехать как можно дальше от океана, от воспоминаний об ужасной трагедии, – лихорадочно размышляла Мэй, – куда-нибудь, где их никто не знает, где она начнет все с чистого листа, и ложь будет ее спутницей на всю оставшуюся жизнь.

Мэй перегнулась через перила и подставила лицо ветру. По щекам текли слезы. Она должна это сделать, должна заполнить пустоту в сердце страшной тайной. Надежды для нее больше нет, осталась лишь вечная мука, но Элла станет ей хоть каким-то утешением. Грудь теснила такая невыносимая боль, что Мэй едва дышала. Волна радости от того, что она осталась жива, выталкивала Мэй вверх, а тяжесть вины, гнева и горечь потери, наоборот, камнем тянули вниз. Надо отрешиться от собственного горя и жить ради этой крохи, что спит у нее на руках. В лиловом сумраке, разделяющем ночь и день, Мэй, широко раскрыв глаза, смотрела на океан так, как испуганный ребенок наблюдает за волнами, что разбиваются о борт корабля. Ее взгляд выискивал нечто, чего уже не было.

Теперь это и есть ее жизнь – одинокое существование и огромная тайна в сердце, искалеченном страданием и виной; единственный свет в окошке – эта беззащитная кроха. Однако хотя Мэй была убита горем, часть ее разума трудилась, осмысливая решения и поступки. Господь да пребудет с вами, мои любимые. Верю, вы поймете, что я нужна этой малышке. Вы будете жить в моем сердце до скончания дней, но теперь у меня иная задача. Бог оставил Мэй в живых, чтобы она взяла на себя заботу об этом ребенке. Элла станет для нее смыслом жизни.