Текст книги "Упади семь раз"

10

Чего вы не понимаете, то не принадлежит вам.

И. Гёте

В четверг вечером, после очередной вахты у бабки из ада (с лёгкой руки Андре мы называли её теперь только так), ввалившись домой, я вдруг услышала трёхэтажный мат. Орала Надька:

– Ять… Вообще охренела? Рыбку – не отдам! Это святое! Только Кошка меня понимала, слушала всегда, ни слова поперёк не сказала за всю свою недолгую жизнь! Не то что ты – тебя вообще никогда не заткнуть!

– Девчонки, чего опять ссоритесь? – Я устало присела на табурет. – Как же накурено на кухне, а?

– Да Надька свою Рыбку по имени Кошка зажимает, – хмыкнула Андре. – Говорит, что любит её до сих пор. Некрозоофилка прямо!

От усталости я плохо понимала, о чём речь. И спросила:

– Надь, ты что, кошечку завела? А при чём здесь рыбка?

– Ой, держите меня семеро… – закатилась от хохота Андре. – Лейк, её Рыбка уже давно, того… «Рыбка Кошка», которую Надин на тефалевой сковородке прикончила…

Надька, вскочив, схватила какие-то листы со стола и приголубила ими Андре по голове. Анька, отбиваясь, ржала как сумасшедшая и пряталась за меня.

– Так всё, брейк! Брейк! – завопила я. – Надь, сядь, а. Как человека тебя прошу. И ты, Ань, не подначивай. Что тут у вас? Вообще не понимаю, что происходит.

– «Лилиями» пусть подавится, а «Рыбку» не отдам, и не уговаривай. Мало ей того, что «Ирисы» у меня отбирает! Скотина! – Надька, покраснев, истерически чиркала колёсиком зажигалки, пытаясь прикурить.

– Нет, скажи, пожалуйста, какая краля! Тьфу! – возмущению Андре не было предела. – Я кручусь, а она… Как будто мне одной выставка нужна. Вон уже макет каталога прислали. Как я их уговорила в долг сделать, сама не понимаю. За себя никогда так не просила. С Вадимом договорилась, что плату за выставку возьмёт двумя Надькиными «нетленками» и процентом с продаж. Потратила время, водя его по мастерской. А Лятрекша даже не соизволила присоединиться! Озарение у неё, понимаешь ли. Красота по-японски, блин.

Надька только вздохнула.

Андре продолжала нагнетать ситуацию:

– Надь, у тебя ни стыда ни совести: мы же живём сейчас за счёт Лейки. Она в аду работает, дерьмо выносит, а ты пожалела две свои маляки. Кстати, Вадим обещал, что повесит их среди картин этого, как его, Казимировича, – крутого аномалюка. Тебе ж прямая реклама…

– Анималиста, – поправила Надин. – А при чём тут мои «Лилии»? Это же растения.

– Вадим сказал, что морские лилии у тебя, как животные. И там же рыбки между ними плавают. Короче – он так захотел.

– Морские лилии – действительно разновидность иглокожих, – некстати дало о себе знать моё фундаментальное биологическое образование, полученное в ЛГУ. – Ближайшие родственники – морские звёзды и огурцы.

– Вот, даже Лейка согласна, – продолжала Андре прессовать подругу. – Эх ты, хоть её послушай, Лятрекша, она ж с красным дипломом единственная среди нас. Огурцов игложопых пожалела, нарисованных…

– Ладно, делайте, что хотите, – вздохнула Надька. – Лишь бы хоть одна картина нормально продалась, надоело консервами питаться. Кстати, что у нас с фуршетом – где деньги брать будем?

– Не ценишь ты меня, Надь, – хитро прищурилась Анька. – Я уже обо всём договорилась. Нам девочки из клуба «Грешницы» всё организуют. Знаешь такой? Я потом у них отработаю разок в ночном шоу.

– А, эти, «лишь бы нам было хорошо»? Не хиппи и не панки? – Надин озадаченно рассматривала макет каталога. – Никогда не понимала лесбиянок, как можно спать только с женщинами. Лучше уж бисексуалки – у них кругозор шире.

Андре лукаво посмотрела на меня, кивнув головой: мол, я всё понимаю, но тебя не выдам, ничего не скажу. Смеяться сил не было.

Подруги приступили к правке каталога, а еще надо было стартовые цены на шедевры Надин проставить. Меня клонило в сон, но отпускать меня спать они не собирались.

– Ань, вот зачем такая дорогая бумага и цветная печать? Сделали бы обычный прайс-лист, чёрно-белый, – бубнила недовольная потерей трёх картин (включая «Ирисы») Надин.

– Вот уж нет! – горячилась Андре. – Всё должно быть пафосно и богато. Сам Мультивенко приезжает к тебе на выставку, я договорилась. А за ним и его заместители потянулись. Глядишь, раскупят твои кули-мули по выгодной цене.

Я аж проснулась от неожиданности. Мы с Надькой уставились в четыре глаза на Аньку.

– Ну, не я лично договаривалась, Храм помог. У него с Мультивенко-старшим свои дела. Я, когда начала записывать песню «Харакири», рассказала Андрею про выставку, иначе пришлось бы за студию платить. Вот он и придумал – практически премьера песни. Сейчас уточняется список гостей. Теперь понимаешь, что всё должно быть шоколадно? Кстати, дай-ка телефон своего Мурашки, у меня парочка идей по поводу твоего критикана. Да, и надо легенду придумать для Лейки.

– Ну уж нет! В воскресенье мне последний день у бабки работать, если дочка её не вернётся пораньше. Я ещё согласна тихо-мирно сидеть на кассе и записывать покупателей, но никаких легенд! – Спать мне расхотелось совершенно.

– Вопрос с бабкой я беру на себя. А что касается легенды – ничего ты не понимаешь, Лейка. Нам нужно как можно больше продать, причем как можно дороже – я своим именем заручилась. Поэтому будешь предупреждать потенциальных покупателей шедевров нашей Лятрекши, что проводится необычный аукцион: посетитель называет свою цену – ты записываешь, по итогам картина достаётся тому, кто предложил больше.

– Ань, так не делают! И потом, всё равно половину загребёт Вадим. В таких крутых галереях – стопроцентная накрутка.

– Никто не делает, а мы будем первые. Не спорь, Надь! Дело тебе говорю. С Вадимом я договорилась – он берёт половину от цены из каталога, если картина продаётся. Сечёшь фишку? Всё, что сверху, – наше. Вот нам и нужна Лейка. Будет разводить покупателей на бабло.

Я разводила в этой жизни только собак (вернее, Джулька сама разводилась на щенков с удручающим постоянством), поэтому план Аньки показался мне полным бредом, о чём я и не замедлила сообщить подруге. Надин бурно меня поддержала.

– Ну, вы и клуши! – Андре с иронией смотрела на нас. – Просто поверьте мне, и все. Сам факт, что кто-то может предложить больше, будет сильно стимулировать наших непростых гостей. Осталось придумать Лейке сценическое имя.

– Зачем мне псевдоним? У меня и своих фамилий хватает. Лия Хаимович, Лия Непийвода, Лия Махмадали, девичья, наконец… – я едва дышала в задымлённой кухне.

– А затем, кисюнь, что ты у нас будешь великим знатоком из Китая. Кому твой советский интернационал интересен? Надо дать пафоса и экзотики. А то Лятрекша всю жизнь будет только на хлеб без масла зарабатывать. Да и я в пролёте окажусь со своими обещаниями. Короче, Лию сокращаем до Ли. Будет очень по-китайски.

Я мученически посмотрела на Аньку. Её ай-кью меня всегда удивлял. Объяснять подруге, что это фамилия в Китае, причем самая распространённая, как у нас Иванов, Петров, Сидоров, – бесполезно. А вспомню бабку Ли, так Андре тем более не отстанет. Но её было всё равно не остановить:

– Лейк, быстро говори первый пришедший в голову популярный бренд в Китае.

Видимо, я не очень хорошо поняла Андре. Или та не очень чётко выражала свои мысли. Для меня бренд – торговая марка, а не псевдоним. Потому я и ляпнула «Хайсянь». Всегда мечтала попробовать суп «хого» с морепродуктами.

11

Нет похорон без покойника.

Корейская пословица

Пятницу для завершения операции «Стас-Стас» мы выбрали по двум причинам. Первая: бывший муж Надин уступал ей свою «Газель» для перевозки картин на выставку. В субботу транспортное средство было ему нужно самому для той же цели. Вторая: Дашка уезжала на выходные за город, а без неё доступ к телу в анатомичке проблематичен. Да и практиканты-вечерники могут помочь погрузить.

Лето разливалось аномалиями. Так кричали синоптики. Не понимаю, почему сильный мороз и крепкий зной стали отклонениями от нормы? Мне нравится жара. И грозы.

В девять мы ехали по Выборгскому шоссе. За рулем сидела Андре. Тарахтело радио: «Сегодня в Петербурге были штормовой ветер и ливни…» Вдоль дороги стояли расколотые деревья с пустой сердцевиной – коричневатой, выеденной годами. Гроза обнажила то, что скрывалось за корой.

– Слышала про смерч в Колпино? Кто бы мог подумать, не на Гавайях и не в Канзасе, а в тихом провинциальном Колпино.

– Днём трамваи не ходили – расплавился битум, в который впаяны рельсы.

Мы перебрасывались аномальностями, старательно обходя стороной содержимое свёртка, лежавшего сзади на полу. Бедный ненаш Стас… Асфальт выдавал на дальнем плане миражи. Термометр показывал тридцать семь градусов по Цельсию.

С обочины вспорхнул голубь. Он летел медленно, разморенный от жары. Взвизгнув, Андре начала тормозить… Послышался удар. Я обернулась и посмотрела на шоссе. Птица лежала с растопыренными крыльями. Продрало морозом – не люблю свежую смерть, которая налетает внезапно как ветер – и ломает…

– Как же так? Я ведь пыталась остановиться! – убивалась Андре.

– Успокойся! Это был больной голубь. С птичьим гриппом.

– Всё равно неприятно.

– Ты слишком чувствительная.

– Я за три года, пока жила в Москве, столько кошек и собак объехала. Они всегда неожиданно бросаются под колёса, но мне удавалось не сталкиваться, даже по московским пробкам. И надо же! Дурацкий голубь! Он как-то странно летел. Это жара. Сегодня в середине дня у меня сжало виски, пятна поплыли перед глазами – тепловой удар, наверное. Надька вон, когда картинки малюет, ноги в тазу с холодной водой держит. Говорит, так легче. – Андре непроизвольно набирала скорость.

– Ань, смотри на знак, идиотка, гаишник впереди! Всё, вляпались!

Мы втроём оцепенело уставились на подходящего к нам сотрудника ГИБДД.

– Девочки, говорить буду я. Вы – немые! – Андре, вытащив из помертвелых рук Надьки доверенность, выскочила из машины.

– Товарищ генерал, я опять что-то нарушила? – От приторно-сладкого голоса Аньки гаишник остолбенел. – Вот так всегда, я такая невнимательная… Товарищ генерал… Капитан? Извините, я в звёздочках совсем ничего не понимаю. – Андре провела коготками по погонам «генерал-капитана».

А ведь у неё получится. Не может не получиться, иначе нам всем кранты. Стоит только проверить салон.

– Да, конечно, записывайте номер… у меня московский, сами понимаете, – ворковала Андре. – Восемь, четыреста девяносто пять, сто двадцать три, сорок пять, шестьдесят семь. Ну, мы поехали? Звоните мне, я вас на свой концерт приглашу.

Анька резво тронула с места машину. Мы с Надькой молча смотрели на её вспотевшую спину.

– Пронесло, – прошептала Надька.

– Это меня чуть не пронесло, как Бормана из анекдота, от волнения, – Андре пробирала дрожь. – Всегда, когда перенервничаю, живот крутить начинает. Интересно, когда этот крендель в погонах поймёт, что я ему левый номер дала? Назад поедем по другой дороге. Надь, долго ещё до твоей рощицы заветной? Копать будете сами, девочки. У меня стресс…

Через три часа, вернувшись и поставив возле дома машину, мы с Надин в ближайшем подвальном магазинчике взяли трёхлитровый пакет красного вина с дурацким названием «Ласковые сети». Жара всегда красного цвета. Андре, выходя из машины, глянула на крышу, видимо боясь увидеть голубиную кровь, но там ничего не было.

– Долго не забуду этого голубя, – сокрушалась Анька. – Разбитые птицы не к добру. Что-то случится.

Как биолог, я строила предположения, что у голубя был орнитоз, и ему поплохело от болезни, которая заразна и для человека, и, может, неплохо, что переносчик инфекции отошёл в мир иной.

– Помянем его душу! – всхлипнула Надька.

– Угу.

«Ласковые сети» пурпурно размягчали и без того варёное тело. Мы поднимали бокалы за наше здоровье, за упокой ненашего Стаса, захороненного в красивой роще, и птичьей души. А синоптики вещали: «Уходящий июль в Петербурге вторые сутки подряд бьет температурные рекорды. Белые ночи прошли, но погода не даёт ни забыть, ни отдохнуть от дневного зноя. Гидрометцентр предупреждает: в течение недели аномальная жара точно не спадет…»

Глава четвёртая,
в которой на нас падают неожиданные деньги и связанные с ними неприятности

1

В науку нет коротких путей.

Японская пословица

Утро той сумасшедшей субботы началось со звонка Аврашки. Оказалось, ему срочно надо в Питер – с ним связались друзья-абитуриенты и предупредили, что по конкурсу они не проходят в вуз на выбранный факультет.

Для переписки по Интернету и выбора другого факультета Авраам как раз и должен был вернуться. Алька с Забавой остались. Бедная Сара Моисеевна с двумя некошерными внуками – тяжело ей придётся. А ещё и Джулька. Мне почему-то было совсем не жаль мою первую свекровь.

Только я договорилась с Матвеем, что к обеду он привезёт из «Золотой долины» сына, как позвонила Дашка. Напомнила про тушёную свинину к понедельнику, она уже на неё гостей пригласила.

Случайно мы затронули тему вступительных экзаменов, и оказалось, что мой Авраам и дочка Дашки – ровесники. А потому вопрос поступления в институт обсуждался нами не просто горячо, а горячечно. Тем более что детки подали документы в раскрученные вузы.

До этого Иаков напирал на Авраама с мудростью, настоянной на двадцатипятилетнем опыте работы в научном институте…

– Поступай, сынок, в большой университет. Только после окончания этого учебного заведения ты сможешь чувствовать себя разорившимся дворянином. Никем не стать, ничего не зарабатывать, но испытывать уважение к себе.

Авраам не захотел стать разорившимся дворянином. И поэтому ориентировался на специальности, за которые платят. И соответственно подал документы в ИМХО – Институт механики, химии и оптики.

В советские времена вуз хитовым не считался – слабые умы на этих предметах: техническая физика, физическая химия, оптотехника – ломались, но выжившие перельманы двигали прогресс. Перестраиваясь под веяния двадцать первого века, ректор выбрал перспективную модернизацию – в программу ввели компьютерный дизайн, бизнес-информатику, менеджмент. Конкурс вырос в десятки раз. Однако, наполняя институт новым содержанием, профиль оставляли прежним – оптическим, отчего названия кафедр стали звучать своеобразно – оптоинформатика, оптодизайн, оптомуниципальное управление… Впрочем, бессмысленная «оптовость» направлений никого не отпугивала – абитуриенты толпами атаковали ИМХО.

Я угорала, глядя, как подрастает циферка проходного балла.

– Дашка, ты помнишь, какой конкурс был в ЛГУ? Мы поступали – семь человек на место. На филфаке – двадцать пять, и это считалось запредельной цифрой. А в ИМХО пятьдесят человек на место.

– А такое бывает? – не верила Дашка.

– Бывает и хуже. К концу срока подачи заявлений на всех престижных направлениях вообще исчез вступительный балл. Дашка, только представь – сегодня баллы исчезли! Мне Аврашка по телефону только что сказал! – орала я в трубку. – Вместо них БИ!

Дашка закашлялась от смеха. Я опровергла её вопли:

– Нет, это не бисексуалы. – Надеюсь, Андре меня сейчас слышит, а Надька как раз наоборот. – А те, кто идут без испытаний, – льготники, целевики, медалисты и олимпиадники. И среди них битва – кто более льготный. У меня Аврашка родился в девяносто третьем, ты помнишь роддома пустые, тогда была предельно низкая рождаемость. Скажи, откуда берётся народ?

– Лейка, пойми, в Москву и Питер едет поступать вся Россия. В небольших городах вузы позакрывали, вот Ломоносовы и прут. Да ещё бюджетные места сократили…

– Да если бы только Ломоносовы… – Я вспомнила Джамбура, друга Авраама, уехавшего в Чечню к отцу сдавать три ЕГЭ на триста баллов. – Они получают отличные результаты на местах и едут с ними в МГИМО, а потом учиться не могут, вылетают или все пять курсов сдают за деньги.

– Не парься, куда-то твой Аврашка пройдёт.

– Именно, что куда-то, а не туда, куда хотел. А ведь он не троечник, и на платные курсы ходил – бабка Сара раскошелилась. ЕГЭ по информатике у него лучший в районе.

2

Украшение девушки – благовоспитанность, а не золоченая одежда.

Арабская пословица

– Что ты там про бисексуалов говорила?

Андре, зайдя ко мне в комнату, присела на край кровати.

– Лейк, вставай быстро, нас ждут великие дела. Лятрекша всю ночь под пьяную дудочку ненашего Стаса домулёвывала. Даже спать не ложилась, на кухне сидит. Надо для тебя прикид достойный выбрать. А в одиннадцать – в салон красоты, маникюр тебе делать. Ты у нас завтра заезжей знаменитостью будешь.

Я поморщилась. Если бы вчера не дала слово подругам – а всё «Ласковые сети» виноваты! – ни за что не стала бы сейчас напрягаться. Но уговор дороже денег. Пройдя на кухню и увидев Надин, подливающую себе вино в чашку из краника пакета, мне стало не по себе.

– Доброе утро, Лейка. Так, сбрасывай свой балахон. Стой! Повернись! – Надька взглядом-прицелом фиксировала мою полуобнажённую фигуру на фоне окна. – М-да, случай клинический. Низ твой, Ань. А с верхом мне корячиться.

Я вздрогнула. Это ещё что за делёж?

– Будем лепить из того, что есть.

Андре с Надин вдруг стали сыпать брендами:

– Может, твои брючки Cacharel? Нет, не помогут. Юбку Кукаи? Твоё джинсовое рваньё от Дольче и Габбана? Слушай, я подумала вдруг про мою блузку Армани из шифона…

– Идея. У меня к ней сумка, туфли и очки есть. С верхом решено. Во что низ упаковывать будем?

Я с ужасом слушала подруг.

– Нет, бриджи SASCH отстой полный. Придумала! Те твои обтягивающие джинсики, ниже пупка, Calvin Klein. Со стразами которые.

– Хорошо. С прикидом определились. Теперь смотрим на рожу. Лейк, ты хоть раз в солярий ходила? Ясно – глубокий пилинг, коллагеновая маска на час, вечером – автозагар. А косметику в фиолетово-серебристых тонах, поярче.

– С головой-то что делать? Одним походом в салон не обойдёшься…

Подруги как-то разом тоскливо вздохнули. Повисла пауза. Я сгорала от стыда. Вот уж не думала, что у меня так всё запущено.

– Ес! – заорала Андре. – Плохие волосы надо прятать. Парик от Герды, тот самый! Он у меня дома уже несколько лет пылится.

Мы уставились на сияющую Аньку: Надин с восторгом, я – со страхом. Никогда не носила париков.

– Кстати, сама собой отпадает проблема аксессуаров: уши прикрыты париком, шея – блузкой. Разве на руку что-нибудь? О, мой японский браслет подчеркнёт восточный колорит нашей китаёзы.

– Лейк, чего стоишь? Быстро одевайся! Опаздываем в салон! Надь – ты к себе, за блузкой и туфельками. Браслет не забудь. Мы по дороге обратно ко мне заскочим, за всем остальным.

3

Чужая одежда – только до вечера.

Ассирийская пословица

Откинувшись в кресле, я, несмотря на толстый слой коллагеновой маски на лице, пыталась подсмотреть, что делают с моими ногтями.

– Не надо глазки открывать, не стоит, вас же визажист предупреждал. Вы потерпите, уже скоро. Зато кожа будет как у молочного поросёночка. – Я непроизвольно вздрогнула. И здесь поросята.

– Андре, душенька, что ж у твоей подруги ногти-то обрезаны под корень? Варварство просто. Обязательно тёмно-фиолетовый лак? Ладно. Может, парочку стразов приклеить? Нет, на этом фоне хорошо будут смотреться серебристые иероглифы паутинкой – это последний тренд сезона. Ультрамодно. Делаем? Отлично. Кстати, когда я тебе повторно приклеила камешек, больше не отваливался? Я заказала ещё, на всякий случай. Обычно крепко держатся…

У меня засосало под ложечкой. Как-то само собой сообразилось, что за камешек имеет в виду слишком любезная маникюрша.

В салоне мы провели больше двух с половиной часов и оставили примерно мой месячный доход. Андре отмела слова благодарности и потащила в магазин нижнего белья. Я, внутренне застыв, не оказывала никакого сопротивления. Даже когда заехали к Андре и там собирали всё, что она считала нужным.

Вернувшись домой, мы застали Надин спящей на моей постели. Рядом были сложены пакеты с вещами.

– Пусть проспится, ей надо. Давай в комнату к мальчишкам, у Забавы – картины сохнут. А на кухне – освещение не то. – Андре приступила к пытке макияжем. Затем обрядила в брендовые шмотки.

Часа через два Анька за руку подвела меня к зеркалу в прихожей.

Я зачарованно застыла. Невысокая брюнетка с миндалевидным разрезом глаз смотрела на меня из зеркала с неподдельным интересом. Она была ослепительна. Я жадно рассматривала высокую грудь, полупросвечивающую через серебристо-фиолетовый шифоновый блузон, стянутый на талии (откуда она у меня?) узлом. Голый плоский живот ускользал в приспущенные на бёдра перламутрово-фиолетовые джинсы. Всегда считала, что у меня слишком широкие бёдра. Но вот у той, в зеркале, – идеальная амфора. Ноги в туфлях на высоких каблуках казались стройными.

– Ну чего молчишь? Не нравится? А мне кажется, неплохо. Вечером наложим автозагар, завтра приклею тебе накладные ресницы – вообще отлично будет. Так, губы в следующий раз подчеркнём поярче, поверх блеск нанесём, серебряный. Скулы можно чуть резче. Лейка, а вообще – ты красотка… Ты чего, идиотка, – не вздумай только завтра заплакать. А если чувствуешь, что испарина, – бегом в туалет. Я тебе сейчас объясню, как экспресс-восстановительные работы проводить перед зеркалом. И вообще – я тебя люблю. Ты такая молодец! Троих родила – и так потрясно выглядишь. Ну, не без моей помощи, конечно. Хрен бы Лятрекша так тебе боевую раскраску наложила.

Через полчаса Анька умчалась к себе, проводить предварительно-штукатурочные работы по боевой раскраске уже себя, любимой, на завтра. Пообещала заглянуть вечером, после записи в студии. Я рассматривала себя со всех сторон в зеркале – лет десяти как не бывало. Не хотелось смывать макияж, Новая я мне нравилась. И нравилась очень. Теперь понятно, почему Андре так долго всегда собирается.

Внезапно в замке повернулся ключ, дверь распахнулась. Абрашка, влетев в коридор, остановился:

– Здравствуйте!

Я недоумённо взглянула на сына. Тот, сбросив кроссовки, проскользнул в комнату и вернулся через пару минут с вопросом:

– А где мама?

Я расхохоталась. Сын пялился на меня во все глаза.

– Что, Абраш, уже от родной матери отказываешься? – мне было не просто смешно. Всё тело вдруг заполнила пьянящая лёгкость.

– Мать, ну ты вообще… Это точно ты? Слушай, а ты, оказывается, супер. Не, вообще обалдеть! – Авраам заулыбался и полез обниматься.

– Что за шум, а драки нет? – зевающая Надин рассматривала нас прищуренным взглядом. – Чувствуется рука мастера. Андре хорошо тебя сделала, Лейк. Только я бы губы и скулы подчеркнула сильнее, и ресницы накладные можно… Хотя – ты и так выглядишь на лимон баксов. Авраш, правда, мать у тебя классная тёлка?

Мы дружно рассмеялись. Втроём.

Перед тем как смыть боевую раскраску, решила совершить пробный выход в свет. Мусор давно никто не выносил. Вот и потренируемся в новой амуниции.

Едва я распахнула входную дверь и наклонилась за пакетами с мусором, на площадку выскочил Матвей.

– Вам помочь? – сосед с изумлением стал рассматривать меня. – Лейка, это ты? Всё, я сражён наповал. Девушка, давайте поженимся?

Я улыбалась до ушей комплиментам и шуткам Матвея. Он, галантно проводив меня до мусорных контейнеров во дворе, обещал завтра заскочить в гости.

Вернувшись домой и переодевшись в обыденное, я с неохотой стала снимать косметику с лица. Специальными салфетками, промоченными косметическим молочком, – всё, как сказала Анька. Наложила автозагар – и тут завибрировал мобильный. Ада, распрощавшись с подругой, сразу вызвонила меня – ей надо было срочно поменять памперс. Затем Аделаиде Ильиничне приспичило к приезду дочери запечь рыбу в духовке.

Естественно, моими руками и под её чутким руководством.

Превращение принцессы в золушку произошло с удручающей быстротой.