Текст книги "Упади семь раз"

10

Обжегшись супом, дуть на салат.

Японская пословица

Несчастного Мыша похоронили под тополем в глубине дворов за мастерской. Поминки решили справить в ближайшем суши-баре. Никто не хотел отмывать стол, да и просто находиться в мастерской, где произошло уже два убийства. «А что, саке очень даже гармонирует с харакири, – подумалось мне. – Вот только в такую жару ещё и горячую сивуху пить… брр…» – на всякий случай я ещё чуть-чуть отодвинулась от Аньки. Подруга, споткнувшись на полуслове, как-то недоумённо-беззащитно посмотрела на меня.

– Лейка, с тобой всё в порядке? – Андре не могла понять, почему я молчу и шарахаюсь от неё.

Надька, напротив, ближе и ближе пододвигалась к нашей певице.

– Слушай, Ань, я давно хотела тебя спросить… – Надин взяла подругу за руку в третий раз за последние два часа. Попыталась развернуть ладонь.

Андре судорожно выдернула пальцы, отодвигаясь ко мне. Я автоматически дернулась в сторону Надьки. Ещё пару часов – и мы совершим на стульях полный оборот вокруг стола.

– Девушка, а у вас есть абсент? – Надин решила идти ва-банк, остановив официантку.

Чио-Чио-сан местного разлива отрицательно покачала головой.

– Тогда нам ещё кувшинчик саке. Нет, лучше сразу два.

Надьку можно понять – не каждую неделю в твоей мастерской совершаются преступления: подкидывают труп и делают харакири коту.

Я вытерла со лба пот. Господи, когда же это закончится? Никогда не думала, что так тяжело рассмотреть ногти у человека. В какой-то момент я самоустранилась, Надька же напоминала поджарую гончую, идущую по свежему следу, оставленному лосём. Лось (то есть Анька), интуитивно понимая, что на него устроили королевскую охоту, сопротивлялся изо всех сил.

– Так, ещё чуть-чуть, и я лопну. Кто-нибудь хочет этот ролл? – Андре и не собиралась пьянеть, усиленно заедая тёплую водку рисовыми кусочками, обёрнутыми в нори. – Надь, ещё раз тронешь меня за руку – я за себя не отвечаю. Учись у Лейки – скромная, красивая, тихая…

Я снова поспешно отодвинулась от Андре. Слово «тихая» навевало совершенно нерадостные ассоциации. Ага, Мышу сейчас особенно тихо. Тихий тополь, тихо дует ветерок, тихонько травка растёт…

– Лейка, да что с тобой сегодня? – Анька почти с болью посмотрела на меня.

– Сама не видишь, её от сашими пучит. Фу-у-у-у-у-у… – помахала рукой возле носа Надька, больно пнув ногой меня под столом.

Сразу несколько заинтересованных мужских лиц развернулось к нашему столику. Как назло – именно таких, которые мне нравятся. И чего им в жару дома не сидится? Ну, Надька, я тебе этого никогда не прощу!

– Девчонки, вы как хотите, а я иду домой. Не успела с утра погулять со своей пусечкой-кошечкой Джулькой! – Я сделала попытку встать из-за стола. – Да и убираться у меня в квартире желающих что-то особо не наблюдается…

Надьку при слове «кошечка» перекосило, подруга как-то резко погрустнела.

– Да, Лейка, тебе, видно, и вправду нехорошо. Собаку кошечкой называть стала… – забеспокоилась Андре. Потом глянула на скривившуюся Надин. – Хотя, с кем поведёшься – так тебе и надо. Не стоило кота Мышью обзывать, царство ему небесное.

Анька, не чокаясь, опрокинула стопку тошнотворно тёплого саке и опять придвинулась ко мне. А я, вместо того чтобы уйти, снова опустилась на стул и в очередной раз переместилась к Надьке. Что я говорила? Не прошло и двух часов – оборот вокруг стола завершился.

11

Не любо – не слушай, а врать не мешай.

Русская пословица

– Лейка, а тебе Надька не кажется странной в последнее время? – Зайдя в мою комнату вечером, Андре уселась в кресло. – Она ко мне на кровать пыталась прилечь…

– Ань, отстань ради бога, а?

Больше всего на свете мне хотелось заснуть. Ага, Надька, видимо, продолжает попытки рассмотреть маникюр у Аньки. Я, хорошо подумав, всё меньше и меньше верила в версию «Андре-кошкопотрошительница», но присутствие убийцы, даже потенциальной, даже подруги, как-то не добавляло мне спокойствия.

– Лейка, ну ответь мне! Ты за ней ничего такого не замечала?

Нет, всё, виноваты сами. Обе. Одна чужим котам харакири делает почём зря и посуду не моет. Вторая позорит меня газами перед приличными мужиками и… не моет посуду. Пусть потом Надька орёт, но не надо было меня так злить…

– Ань, а ты что, не знала, что Надин – бисексуалка? – как можно небрежнее бросила я. – Мне казалось, ты в курсе.

Андре сидячим соляным столбом застыла в кресле, ошеломлённо глядя на меня. Я поспешила закрепить достигнутый успех:

– Сколько раз она тебе предлагала попозировать голой? Не считала? А зря. Думаешь, Надька твоими сиськами с художественной точки зрения восхищается? Наивная ты, Ань. Надька просто спит и видит, как затащить тебя в постель, только спугнуть боится. А у них там, в художествах, все такие. А у вас на сцене разве не так? – меня несло во все тяжкие.

На волне озарения я вдруг чётко поняла, что именно надо делать. Сейчас, потом будет поздно.

Спрыгнув с постели, я по-кошачьи присела на боковинку кресла. Анька судорожно стала вжиматься в обивку, сдавленно всхлипнув.

– Разве она не пыталась сделать вот так? – взяла я безвольную ладошку Андре в руки. Странно, все стразы на месте. – Или вот так… – схватила я вторую, поцарапанную непонятно откуда взявшимся гвоздём ладонь. Все камешки до единого блеснули на красивых коготочках в тусклом свете ночника. Я облегчённо заорала: – Анька, милая, можно я тебя поцелую?!

Андре взрывной волной вынесло из кресла. Шарахнувшись к выходу, Анька, видимо, подумала, что дальше ей придётся прорываться с боем мимо комнаты Забавы, где спокойно смотрела телевизор маньячка-бисексуалка, она же Надька, и, посчитав меня меньшим злом, застыла в дверном проёме.

– Лейка, а ты… ты спала с Надькой?

Никогда не слышала, чтобы в голосе было столько страха.

– Нет, что ты. Как только Надин предложила мне, я ответила, что в принципе не против, но сплю только с теми, с кем официально зарегистрировала брак. Стас Мультивенко – единственное исключение за много лет.

Ух ты, даже умудрилась не соврать, практически ни разу! Анька немым вопросом уставилась на меня.

– А Надька не захотела быть моим четвёртым мужем.

Я старалась говорить как можно спокойнее, но хохот прорывался наружу, я истерически корчила рожи, чтобы не взорваться смехом. Андре с ужасом смотрела на меня.

– Ань, об одном только прошу, – простонала я, закрывая глаза. – Не говори Надьке, что я её «сдала». Не простит ведь она меня. Ни-ког-да! («А ведь действительно, не простит», – подумала трезвая часть моего сознания.)

– Ну, не плачь, – прошептала Андре, – я буду нема как рыба. Ты, наверное, до сих пор её любишь? Теперь мне понятно, почему ты не спишь с мужиками…

Я рухнула на постель лицом в подушку. Конвульсии, сотрясавшие меня, Анька поняла по-своему. Воистину, человек верит либо в то, чего страстно хочет, либо в то, чего безумно боится.

12

Недоверчивость – мудрость дурака.

Д. Б. Шоу

Надин и Андре решили остаться у меня ещё на пару дней. Ни та, ни другая не хотели возвращаться в привычное. Обе объясняли это стрессом. А я взяла отпуск на работе на неделю раньше, чем собиралась, – знаю я их «пару дней».

Втроём мы дружно пустились в ничегонеделание. Не мыли, не убирали. После всех ужасных событий нами овладела странная апатия. И было ощущение, что следует ожидать продолжения, а значит, копить силы. Стас не подходил к телефону.

Начало июля измучивало жарой город и горожан. Душно было как вечером, так и ночью. Надька и Андре валялись целыми днями, у обеих наблюдался творческий простой.

Джуля, моя выносливая и совершенно непривередливая Джулька, вдруг оказалась полностью беззащитной перед температурными аномалиями. Бедная собака пластом лежала на кухонном линолеуме, отказываясь даже есть. Псинка вяло виляла хвостом при очередных моих тщетных попытках покормить её.

Я со скрытым ужасом пыталась впихнуть дорогущие консервы, купленные Андре по моей просьбе, в пасть издыхающей Джульетты.

Неужели это всё? Джульке было больше восьми лет – солидный возраст для собаки.

Решение пришло неожиданно. При очередном разговоре с Аврашкой я, не подумав, бросила в трубку, что Джуля помирает от непереносимой жары. Через пять минут после разговора с сыном перезвонила Забава:

– Мамусик, придумай, как Джульку к нам привезти. Тут ей будет лучше, однозначно. Бабку Сару мы берём на себя.

Ломая голову над неразрешимой проблемой доставки полусдохшей псинки (в электричке с ней не поедешь, такси – безумно дорого), позвонила Боре. Коллега по работе отказался категорически:

– Не, Лейк, я всё понимаю. Но одно дело – свёрток мороженой свинины в багажнике, а другое – собака на заднем сиденье. Потом замучаюсь пылесосить шерсть. У моей жены на неё аллергия – убьёт сразу.

Раздумывая, как переправить Джульку к бабке Саре, я вспомнила про нового соседа. Про то, что он ездил на собственной машине в «Золотую долину» к друзьям.

Выйдя на площадку, притормозила перед дверью. Неудобно как-то, почти не знаем друг друга. Но Джульку надо было спасать – я решительно нажала на кнопку звонка квартиры напротив.

– Лия, здравствуйте, – Матвей, открыв дверь, размашистым жестом пригласил меня.

Я, сглотнув слюну, машинально шагнула. На соседе из одежды были только белые, почти полупрозрачные, обтягивающие трусы. «Слишком обтягивающе», – подумалось мне. Мужская стать выпирала бесстыдным образом. Да, фигура у него – то, что надо! Даже слишком. Жаль, что блондин. И на руках и мускулистом торсе – татуировки, а я этого терпеть не могу. На левом предплечье Матвея был прорисован меч, причём довольно пошло. Но вот татушка в виде ветки сакуры, начинавшаяся ниже пупка и полупросвечивающая через белый материал, потрясала воображение. Оторвавшись от рассматривания накачанного разрисованного тела, я изложила проблему. Попросила отвезти нас с собакой в «Золотую долину».

Пообещала заплатить, сколько нужно. Мой взгляд периодически соскальзывал в район белого бесстыдства соседа, но я старалась держать себя в руках.

– Давай минут через двадцать я к тебе зайду, – ухмыльнулся Матвей, переходя на «ты». Он явно уловил мой бабский интерес: – Готовь собаку к переезду. Денег не надо. Пригласи меня пару раз на домашний ужин. А то я на заморозках тут язву себе схвачу.

На ватных ногах поплелась домой разыскивать поводок Джульке. Так, собрать ей сухой корм, консервы, пакет с косточками – специальными. Главное – не думать про этого красивого мужика. Слишком он для меня молод. Но, как назло, перед глазами стоял упругий, накачанный силуэт Матвея.

С помощью соседа мне и удалось переправить к бабке Саре собаку – не знаю, чего стоило детям уговорить мою свекровь на этот подвиг. В машине я упорно молчала, злясь на себя за повышенный интерес к Матвею. По-видимому, он что-то уловил, перестав меня мучить вопросами.

Сдав Джульку на руки детям, я даже не зашла в гости к Саре Моисеевне, сославшись, что меня ждёт такси.

– Лия, заедем к моему другу? Он просил цветы поливать, пока будет в отпуске. Здесь рядом. Можешь даже из машины не выходить.

Прождав в машине возле симпатичного двухэтажного домика недалеко от коттеджа Сары Моисеевны больше получаса, подумала: «Лучше бы с детьми это время провела. Но, с другой стороны, Матвей меня здорово выручил с Джулькой».

Всю обратную дорогу мы слушали радио «Шансон», практически не разговаривая друг с другом. Я сгорала от неосуществимого желания обнять Матвея и от стыда за это. Ведь я люблю Стаса, и мне нужен только он? Куда, кстати, делся мой любимый мужчина? Телефон постоянно не отвечает, мне оставалось только тосковать и вспоминать ту волшебную ночь. Но вот если бы Матвей меня прямо сейчас поцеловал, я не смогла бы сказать «нет».

Питер встретил пробками и жарищей с бензиновым привкусом. Излишне сухо попрощавшись с соседом, я нырнула в спасительную полупрохладу подъезда. К подругам и отсутствию соблазна, упакованного в белые, слишком обтягивающие, полупрозрачные трусы.

Начало третьей недели июля вяло перетекало в середину. Раз в день, ближе к вечеру, либо Надька, либо Анька выползали в супермаркет за едой.

Поев, валили тарелки в раковину. В квартире стояла дикая жара. Когда залитая водой сковородка с подгоревшей яичницей завоняла тухлятиной, Надин начала складывать грязную посуду в холодильник. Слава богу, он у меня большой. На протяжении трёх дней мы хаотично забивали полки и морозилку – чашками, рюмками, блюдцами. Кастрюлями и сковородками. Я принципиально решила не мыть посуду. Отпуск так отпуск.

– Тебе Андре не кажется странной в последние дни? – спросила меня Надин. – Не ругается, курит, Надюшей меня называет. Что-то тут нечисто.

Я улыбнулась. Вот как, оказывается, подействовали мои «откровения» про сексуальные предпочтения Надин. До этого я уже успела несколько раз доложить Надьке результаты осмотра коготков Андре, а про остальное, естественно, умолчала в целях собственной безопасности.

– Надь, а может, она созрела для позирования? Только тебе сказать стесняется. Ты с ней поласковее будь, поделикатнее – глядишь, нарисуешь ещё один портрет в стиле ню.

Надька мечтательно задумалась, отложив пластиковую коробочку с недоеденным наполовину салатом. Я внутренне хихикнула.

– Хотя на твоём месте, – нарочито резко одёрнула я Надин, – лучше бы вспомнить, что три дня ещё вчера истекли. Что делать собираешься?

– Ничего, – закурив, Надька уставилась на меня тяжёлым взглядом. – Я ж понятия не имею, про какой файл в записке написано. У меня даже компьютера нет. Будем ждать событий.

События в лице Андре ввалились на кухню, грохнув пакетами, заполненными едой.

– Всё, девочки, это последнее – у меня деньги закончились, – Андре кокетливо-маняще посмотрела на Надьку. – Надюш, отлично выглядишь. Я в ванную – на полчасика.

Я поперхнулась холодцом (теперь я питалась исключительно им, благодаря щедрости моих подруг). Анька, бросив томный взгляд из-под полуопущенных ресниц на подругу, ушла в комнату, виляя обтянутым кремовыми брюками задом. Надька повернулась ко мне.

– Видела? Кстати, я вчера тоже последнее бабло спустила. У тебя как с финансами?

Я вздохнула. Отдых детей у бабы Сары сожрал все отложенные деньги.

– Заработаем.

– Есть предложения? – Надька опять затянулась сигареткой.

Нет, моя астма её не простит никогда.

– Соседка снизу уезжает в отпуск на десять дней. У неё мать лежачая с Паркинсоном, нужна сиделка. Я соглашусь, наверное, за тысячу в день.

– И чего делать надо?

– Менять памперсы, кормить, мыть – как обычно за лежачими.

– А мне бы противно было, – поморщилась Андре, вошедшая в моём китайском халатике с драконами. Учитывая разницу в наших размерах – неудивительно, что верхняя и нижняя части её роскошного тела были практически обнажены.

– Надь, ты мне спинку не потрёшь? Я тебя тогда позову. – Приняв остолбенелое молчание Надин за согласие, Андре продефилировала в ванную.

Меня душил хохот. Но смеяться нельзя – Надин может обо всём догадаться. Может, рассказать ей про файл? Нет, пока подожду. Посмотрим, куда кривая вывезет.

Глава третья,
в которой только чудом не выпадает из окна Надька, Андре ссорится с бабкой из ада, а операция «Стас-Стас» чуть не срывается из-за «генерал-капитана»

1

Нет милее дружка, чем родная матушка.

Русская пословица

Совещание на тему «Где взять деньги?» мы решили провести на кухне. Хорошо, что я заварила каркаде ещё днём и разлила его по бутылкам: в набитом грязной посудой холодильнике напиток из страны фараонов успел остыть до нужной кондиции.

– Лейк, у тебя что, вообще денег нет? И заначки тоже? – Распаренная после банных процедур в полотенце на голове Анька кокетливо поправила сползающую полу китайского халата. Выглядела Андре даже без макияжа, даже в полотенце просто потрясающе.

– Понимаешь, когда у тебя трое детей, да ещё дочь-подросток, да ещё мужья не помогают, заначку отложить ну никак не получается, хоть лопни.

Я тоскливо разлила каркаде по пластиковым одноразовым стаканчикам. Чистые чашки закончились, тарелки тоже. Кому-то всё же придётся разгружать холодильник.

– А бабушки-дедушки? – Надин в принципе знала мою семейную ситуацию, но подробно мы не обсуждали денежный вопрос.

– Ну, первый мой бывший платит алименты на Аврашку – аж полторы тысячи в месяц. Он – научный сотрудник, и официальная зарплата мизерная. Сара Моисеевна считает, что и того много. И хотя она иногда берёт летом детей к себе, деньги на их пропитание я всегда ей передаю, – я задумчиво припоминала перипетии первого и самого короткого моего брака. – Мечик утонул, вы знаете, а его родители шлют овощи с огорода и «свинячьи подарки». Да и то, подозреваю, потому, что точно знают: мясо достанется только их родной внучке.

Подруги смотрели на меня со странной смесью сочувствия и непонимания.

– Отец Альки куда-то канул после того, как бросил меня беременную в аэропорту. Хадиджа, его мать, сама со мной списалась. Я с детьми несколько раз к ней ездила. Она неплохая женщина, но с деньгами у нее туго. В Таджикистане сейчас работы нет, живут подножным кормом. Так что главная тягловая лошадка в нашем семейном интернационале – я.

– Лейка, боже мой, как ты всё это выдерживаешь? Ну что за мужики пошли!

От возмущения Андре вскочила с табурета. Халат разъехался, Надька завороженно уставилась на открывшуюся картину. Анька судорожно запахнула полы халата.

– В основном помогает моя мать. Иногда я подрабатываю переводами. Но больших денег не получается – времени мало, дети не дают сосредоточиться. А в киоске порой такой наплыв покупателей, что не присядешь.

Надин с сочувствием смотрела на меня. Сама она довольно успешно продавала картины. У неё был круг постоянных поклонников – коллекционеры, врачи, учителя, бизнесмены. Некая дама с Рублёвки второй год собирала коллекцию Надькиных картин, покупала из разных периодов: студенческие работы, парижские эскизы, пейзажи Кижей и Валаама. Не завышая цены, художница гарантировала безупречное качество. Небольшие работы, как я их называла – «формата телевизора», она продавала по двадцать – тридцать тысяч рублей. Крупные живописные полотна, где размеры уже измерялись метрами, Надин выставляла от пяти до пятнадцати тысяч евро. Но и продавались они крайне редко.

– Дизайнерша, как посредник, берёт двадцать процентов, зато у меня продажи. И я не парюсь разговорами с клиентами. Она всё утрясает. И цены, и скидки, и сроки.

Кроме торговли через посредников, подруга делала творческие работы на выставки, рассылала картины за границу, где обычно пиарилась через местных организаторов галерей. Насколько позволяли средства. Цены там были уже европейские – выставляли накрутку до ста процентов, а соответственно и покупалось искусство более вяло, чем на родине.

Надька считала, что для рекламы важен и вид самого художника, поэтому всё у неё было стильным: мобильник, сумочка, шариковая ручка, не говоря об одежде, подобранной со вкусом в бутиках.

Я часто путалась в фамилиях модельеров, Кукаи называла Мураками, и подруга хохотала над моей дикостью. Временами она старалась принарядить меня, но безуспешно. Наденешь модную кофту – юбка старая выпирает. Купишь фирменную жилетку, а джинсы рваные. Одиночный элемент гламура не спасал общей картины.

Как только стильный покупатель на иномарке тормозил на Невском у мастерской, я старалась поскорее смыться, стесняясь своей простоватости. Надин же, нисколько не тушуясь, насильно задерживала меня и представляла:

– Знакомьтесь – Лия Лин, переводчик.

Последнее было преувеличением. Конечно, я бралась за английские, французские и даже китайские тексты, чаще биологические или медицинские, но профессиональным переводчиком не являлась.

Самую ощутимую помощь я получала от мамочки. Жила она в Москве, и виделись мы нечасто. Но перезванивались регулярно. Окончив ЛГУ, я не пошла по стопам родителей, видевших во мне своё научное продолжение, чем их страшно разочаровала. После ранней смерти моего отца-француза мама так и не вышла больше замуж. Предложение возглавить кафедру в МГУ мама приняла, хотя долго мучилась, что я остаюсь в городе на Неве без её чуткого присмотра.

Но тогда моим мужем был Мечик, который не переносил тёщу. Решающим фактором стало то, что маме предложили «профессорскую квартиру» в Главном здании университета, и она смогла оставить нам питерские пенаты у «Ломоносовской». И мы перебрались в эту трёшку, продав двадцатиметровую комнату на Невском, которую дал мне в приданое отец при первом браке. Чтобы я имела возможность самостоятельно терпеть своего супруга, тогда предполагалось – одного… Деньги от продажи жилья, где родился Авраашка и Забава, позволили нам с Мечиком два года безбедно существовать. И купить тот самый злополучный акваланг…

Мама до сих пор преподавала в старейшем университете страны. За многие годы настолько отработала материал, что читала лекции на автомате. Она любила студентов. Но главным стимулом для труда считала материальную помощь многодетной дочери. При каждой аттестации не забывала напомнить: «Я – многодетная бабушка. Меня увольнять нельзя!»

В шестьдесят лет мама полна энергии: все еще заведует кафедрой, берет аспирантов, ездит на международные конференции. И каждый месяц отсылает бо́льшую часть зарплаты мне и внукам. Сама же обходится овсянкой и кефиром, поддерживая стройность фигуры и бодрость духа. Невероятная оптимистка, мама как никто другой, помогала мне выстоять в самые трудные моменты судьбы.