Текст книги "Не просыпайся"

Глава 11

Мощные удары по входной двери вырвали Алекс из похмельного сна. Она оторвала больную голову от подушки и усилием воли разлепила тяжелые припухшие веки. Гостиную заливал дневной свет, хотя еще горели и люстра, и торшеры. Ее влажная одежда беспорядочно валялась на ковре, там, где она сбрасывала ее, а выпитая бутылка водки противно заплескалась у нее в животе, когда Алекс поднялась с импровизированной кровати.

– Секундочку! – крикнула она, хватая с пола подушку с пуховым одеялом и засовывая их в диванный ящик.

Проходя мимо зеркала, увидела у себя на лице разрушительные действия своих возлияний. Из зеркала на нее уставились глаза панды, окруженные черными кругами от потекшей под душем туши. Она выглядела как несусветное чудище, и сейчас ее вряд ли узнали бы даже хорошие знакомые.

Приоткрыв дверь, Алекс выглянула в щель.

На лестничной клетке стоял полицейский детектив, беседовавший с ней ночью, в том же самом костюме, но другой рубашке и чистом галстуке.

– Можно войти?

Хозяйка попятилась от двери, позволив ему проследовать за ней в гостиную. Она даже не попыталась собрать разбросанную мокрую одежду или скрыть следы своего пьянства. Пусть думает что угодно. С кем не бывает, рассудила Алекс. Почему она должна быть исключением?

– Хотите кофе? – спросила она.

– С удовольствием.

Оставив его в одиночестве, в ожидании закипания чайника, Алекс успела смыть косметику и причесаться. Когда она вернулась в гостиную, неожиданный гость стоял спиной к ней у окна, и она заметила, что при дневном освещении его темные волосы приобрели золотисто-каштановый оттенок. Ее квартиру редко посещали мужчины, и Алекс подумала, не сочтет ли он гостиную пустоватой.

– Какое сказочное местечко, – заметил инспектор. – Едва выйдя из дома, вы можете окунуться в Эйвон… Завидую вам.

– Обычно я совершаю пробежки вдоль берега, и они на редкость живописны.

Дом стоял на южном берегу реки Эйвон, и это стало второй причиной для покупки квартиры именно в нем, вдобавок к тому, что строгая охрана свободно пропускала на домовую территорию лишь жильцов. Безусловно, Тёрнеру удалось дойти прямо до ее двери только благодаря полицейскому удостоверению.

Темный шерстяной ковер и хромированный журнальный столик со стеклянной столешницей располагались между двумя диванами, обтянутыми коричневой кожей. Около каждого дивана стояли торшеры на длинных ножках. Их изящно изогнутые верхние концы завершались серебристыми плафонами, а третий светильник, стоящий в углу, затенялся абажуром, сплетенным из бордовых нитей. Единственными украшениями гостиной служили расположившиеся на изящном серванте две уотерфордские хрустальные вазы для цветов; правда, пока они пустовали. Между ними раскинулась большая коряга, найденная на берегу и высохшая до серебристо-серого оттенка.

В выборе интерьера Алекс положилась на вкус Патрика – и постепенно начала привыкать к столь изысканно лаконичной обстановке, пока не увидела в ней Грега Тёрнера. Присущая его облику приземленность предполагала, что ему должна больше нравиться традиционная деревянная мебель с приятной на ощупь обивкой. Мысленно доктор Тейлор представила, как он с почерневшими от угля руками разводит огонь в камине, рядом с которым дремлет большая мохнатая собака, изредка сонно поднимающая голову в надежде, что ее погладят…

Алекс тряхнула головой, отгоняя безнадежные призрачные фантазии. В ее дом пришел полицейский в штатском костюме и при галстуке, а она начала представлять его в другой обстановке, заметив красивый цвет его волос и то, что он не вписывался в ее комнату. Откровенно говоря, редкий человек вписывался в нее, разве что эстетствующие снобы в шикарных костюмах или в платьях для коктейлей. Сейчас Алекс и сама видела эту крутую, расчетливо-шикарную гостиную, где не только крошки уронить, туфли-то неуместно сбросить.

– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросил гость, повернувшись к ней.

– Так, словно мои мозги взбили миксером. Больно даже головой пошевелить.

– Может, попробуете принять резолв, – инспектор сочувственно улыбнулся. – По-моему, это лучшее лекарство, хотя вам, как врачу, вероятно, лучше знать.

– Большинству моих пациентов я обычно ставлю большую капельницу с физраствором. А мне должна помочь пара таблеток парацетамола. Вы что, работали всю ночь?

– А также утро и день, – ответил Тёрнер и, заметив недоумение на лице хозяйки, добавил: – Уже без пятнадцати четыре.

Алекс была потрясена. Значит, она провалялась в своей импровизированной постели около десяти часов. После обхода операционных вернулась домой в самом начале шестого утра, с трудом доплелась до гостиной и устроилась у стены с остатками водки. Но Алекс думала, что сейчас еще утро. Через пять часов она собиралась вернуться на работу. Собиралась стойко встретить критику, извиниться за то, что бросила Натана Белла одного, сорвала свое дежурство, вела себя как законченная идиотка. В очередной раз.

– Я только что разговаривал с коронером, – сообщил Грег. – Мне выдали предварительный отчет о вскрытии. На очереди еще токсикология и прочие исследования, но он дал мне достаточно материала для работы.

Глубоко вздохнув, Алекс ждала продолжения.

– Он полагает, что имел место самостоятельный криминальный аборт.

Алекс упала на диван. Она была так уверена, так убеждена, что и в этом виноват похитивший ее мерзавец! Судорожно вздохнув, попыталась осмыслить это откровение.

– Почему же они решили, что он был самостоятельный?

– Они пока еще ничего не решили, но находки склоняют их к такому выводу. Ее отпечатки пальцев на инструменте.

– Каком инструменте?

– Она пыталась сделать его профессионально. Есть версия, что ей не удалось сделать аборт самой или она не выдержала мучительной боли.

– Вы подразумеваете, что инструмент находился внутри? Чем она воспользовалась?

– Какой-то маточной кюреткой. Я не вполне понимаю, что это такое. Этот инструмент вроде как повредил матку. Его обнаружили там во время вскрытия. Суд– медэксперт считает причиной смерти геморрагический шок. Но что это за штука?

– Хирургический инструмент в форме длинной тамбурной иглы с каплевидным крючком. Она используется для выскребания содержимого матки. Применяется во время хирургического аборта и исключительно под наркозом. Вы представляете, как женщина делает это сама? Вводит себе иглу через собственное влагалище? Извините за натуральные подробности, но они именно таковы.

Увидев, как Тёрнер поморщился, Алекс решила пойти до конца:

– С какой стати ей делать аборт самой? Причем у нас, в Бате, в Соединенном Королевстве, в двадцать первом веке… Ведь есть Национальная служба здравоохранения и множество частных клиник, готовых оказать всяческую помощь. Зачем вообще женщине идти на жуткий риск, пытаясь самой избавиться от нежеланной беременности?

– По словам ее терапевта, в последнее время она была подавлена, особенно с тех пор, как узнала о беременности. Он лечил ее от гонореи, и она беспокоилась, что это могло повредить плоду. Две недели назад она советовалась с ним по поводу прерывания. Он ждал ее решения.

Алекс поднялась с дивана, в отчаянии махнув рукой.

– Так почему же она не пришла к нему? Ведь с легкостью могла получить любую помощь…

– Нам пока неизвестно, почему Эббот сделала это. Она была профессиональной медсестрой. Возможно, думала, что справится самостоятельно. Или на отчаянный шаг ее толкнула депрессия… Мы пытаемся установить отцовство. Ее родители сообщили нам, что у нее не было постоянного друга, но если мы сумеем найти его, возможно, он как-то прояснит ситуацию, поведав нам нечто новое.

– Значит, все, что я говорила вам раньше, сейчас звучит несуразно. Должно быть, вы сочли, что вам позвонила какая-то сумасшедшая. Я как раз подумала…

Грег Тёрнер сел на подоконник и скрестил ноги в лодыжках.

– Доктор Тейлор, нам не удалось обнаружить никакой связи. Я прочел ваши показания и пообщался с констеблем Бест. Понимаете, в ту ночь они тщательно обыскали и саму больницу, и прилегающую территорию. И ничего не нашли. Проверили все операционные. В трех из них в то время, о котором вы говорили, проводились операции. Мы опросили хирургические бригады, работавшие в ту ночь, и все они признали, что никто посторонний не мог бы занять одну из операционных так, чтобы они не знали об этом. Дежурные уборщицы находились в больнице до полуночи, поскольку в одной из операционных обнаружили стафилококк, и им пришлось ждать полного окончания работ, чтобы провести дезинфекцию. К сожалению, система видеонаблюдения не достигает той части парковки, где вас обнаружили, но на земле около того места, где вы лежали, обнаружили три большие свежесломанные ветви.

Алекс старалась сохранять спокойствие. Ей отчаянно захотелось выпить что-нибудь покрепче – кофе, сдобренного виски, оказалось недостаточно. Она нуждалась в крепком неразбавленном напитке, чтобы разогнать кровь.

– Платье, в котором я была в ту ночь, забрали ваши сотрудники; не думаю, что констебль Бест обратила на него внимание.

Полицейский прищурился, услышав, как изменился тон ее голоса, когда она упомянула имя его подчиненной.

– Оно осталось сухим, совершенно сухим… и совершенно чистым, насколько я видела, – продолжила Алекс. – Они нашли меня за парковкой, где я долго лежала под дождем, умудрившись остаться сухой и чистой. Как вы это объясните, инспектор Тёрнер?

– Не знаю. Может, в лаборатории что-то обнаружат… Если уже не обнаружили. Я напомню им о необходимости провести исследование. И также поговорю об этом с констеблем Бест. Хотя не сомневаюсь, что она не обошла вниманием состояние вашего платья. Ее отношение к работе достаточно серьезно.

Алекс вспыхнула, осознав подразумеваемый Тёрнером упрек, но, черт побери, она предпочла бы быть про́клятой, чем извиниться. Лора Бест даже не потрудилась позвонить и спросить, как она себя чувствует.

– Спустя несколько дней констебль Бест пыталась увидеться с вами, но вы уже улетели, – добавил инспектор. – Ваши коллеги сообщили ей, что у вас недельный отпуск.

Почувствовав, как задрожали ее губы, Алекс до боли прикусила нижнюю губу, чтобы не разреветься. Ей уже осточертело плакать, так откровенно проявляя собственную слабость. Восстановив дыхание, она немного успокоилась.

– Две недели назад у меня была нормальная жизнь. Любимая работа, коллеги, доверявшие моему мнению… А сейчас от моей жизни остались одни руины. И я не в состоянии ничего исправить. Что бы вы сделали на моем месте?

Обхватив ладонями кружку с кофе, Грег задумчиво помолчал.

– Я знал многих мужчин и женщин, переживших кризисные этапы жизни, – наконец сказал он. – Один мой друг, тоже полицейский, выполнял задание, когда произошел несчастный случай, что повлекло за собой лечение от тяжелого стресса. Он винил себя в смерти пешехода, который выскочил на дорогу перед его мчавшейся на предельной скорости машиной. Не важно, что его полностью оправдали, – он считал, что во время той гонки и преследования должен был предвидеть возможность совершенно неожиданного появления человека на дороге. Сопровождавший их вертолет не заметил того человека, напарник моего друга, сидевший на пассажирском сиденье, тоже не заметил его, но мой друг упорно винил себя. Поговорите с кем-нибудь, доктор Тейлор. Наш мозг хрупок и уязвим. Он может подвести нас, когда мы менее всего ожидаем этого, и совершенно необъяснимым образом повредить нам. Вы сможете все исправить, когда будете готовы. И жизнь ваша вновь наладится.

Глава 12

На кремовых стенах ее детской спальни в родительском доме еще виднелись шрамы от пластилина и скотча, которыми она когда-то приклеивала фотографии и плакаты, и по-прежнему в больших стеклянных рамах висели копии знаменитых работ Энди Уорхола[8]8
  Энди Уорхол (1928–1987) – американский художник, продюсер, дизайнер, писатель, коллекционер, издатель журналов и кинорежиссер, заметная персона в истории поп-арт-движения и современного искусства в целом. Известен также популярными портретами знаменитостей.


[Закрыть] – портреты Джеки Кеннеди и Ингрид Бергман. В этой спальне она видела сладкие детские сны и мечтала о будущем.

Ноги Алекс так сильно дрожали, что от падения она удерживалась только благодаря тому, что крепко вцепилась рукой в дверцу гардероба. На глаза ей попалось платье точно такого же розового оттенка, как у того, что было на ней тем вечером, когда на нее напали. Платье того же стиля, только длиннее, и к нему того же типа босоножки с ремешками. Ее сестра Памела взирала на нее со смесью гнева и возмущения. Типичные для нее чувства. Алекс осознавала, что постоянно вызывала возмущение у своей младшей сестры. Между ними – всего полтора года разницы, но в смысле зрелости Алекс всегда чувствовала себя значительно старше.

Памела выросла, полагая, что ее сестра достигала любых целей практически без усилий, что ей достаточно было щелкнуть пальцами для получения желаемого. Памеле даже не приходило в голову подумать о годах упорной учебы и о всех тех потрясающих вечеринках, семейных отпусках и дружеских встречах, которые Алекс пропустила ради сосредоточенных занятий во время сессий, ради успешного будущего и достижения намеченных целей.

Памела поступила в специальный колледж вместо университета, предпочла получить свидетельство об окончании предпринимательских и технических курсов вместо диплома, подрабатывала на стороне, отказавшись от студенческого займа, и в итоге стала помощницей управляющего отелем. Последние несколько лет она, казалось, была вполне довольна жизнью: прекрасные друзья, прекрасные подруги, прекрасные отпуска, все прекрасно. Прекрасно и безопасно. И ничто не омрачало ее счастья, за исключением все того же детского возмущения старшей сестрой. Несколько раз, когда они встречались в компании и Алекс представляли кому-то одновременно с сестрой, неизбежно следовал вопрос: «А чем вы занимаетесь?», и после ответа старшая Тейлор видела восхищение в глазах друзей Памелы и ее завистливые взгляды. Именно ученые степени, звания, должности и титулы больше всего раздражали ее сестру. Она зациклилась на всем этом.

Ее муж непременно должен был иметь титул. И вот она встретила знатного помещика, лорда или шотландского пэра, имеющего длинную родословную и наследные владения в той самой горной Шотландии. Он как раз жил в отеле, где работала Памела. Этот богатый аристократ превосходил ее самые смелые мечты. Он забрал ее с работы и в тот же день изъявил желание жениться на ней. Богатый, слегка занудный Хеймиш, с которым Алекс еще предстояло познакомиться, выбрал ее младшую сестру, хотя при наличии весьма серьезного счета в банке мог взять в жены любую стильную светскую львицу.

Именно Памела обрела свое счастье, в то время как Алекс еще выплачивала студенческую ссуду, с трудом справляясь с долгами по ипотеке, а теперь ее жизнь вообще превратилась в руины. Однако Тейлор-младшая упорно продолжала считать себя неудачницей, не реализовавшей свой потенциал, бедной малышкой, прозябающей в тени своей старшей, более ученой сестры.

– Алекс, что, черт побери, тебя не устраивает? – Памела отпихнула сестру в сторону и вытащила из шкафа розовое платье. – Это же твой цвет! Если б ты нашла время зайти к нам и посмотреть заранее, то мы еще успели бы поменять его, выбрав наряд по твоему вкусу.

Прикрыв глаза, Алекс отчаянно пыталась взять себя в руки.

– Нормальный наряд, Памела.

– Нормальный?! Что ж, спасибо тебе большое, сестричка. Я купила тебе платье, надеясь, что оно тебе понравится. А ты лишь сочла его нормальным… Ты обзавелась чу́дным загаром, явно нашла время съездить в отпуск, и теперь, в день моей свадьбы, воротишь нос от платья подружки невесты…

– Извини, – старшая вымученно улыбнулась, – оно мне нравится. Дело не в платье. Оно мне очень нравится.

– Но я же видела выражение твоего лица.

Алекс подумала, не пора ли рассказать сестре о случившемся.

– Уверяю тебя, дело не в платье. Мне…

– Это же мой день, Алекс! – Глаза Памелы возмущенно сверкнули. – А не твой! С тобой уже все давно ясно. Мама постоянно твердит нам, как святая Алекс спасла очередную жизнь…

– Памела, пожалуйста, успокойся. Платье ты выбрала замечательное. Мне просто необходимо кое-что тебе рассказать.

– Не сегодня, Алекс. – Младшая покачала головой, растянув губы в фальшивой улыбке. – Сегодня, ради разнообразия, все разговоры только обо мне.

Дверь спальни захлопнулась, оставив Алекс одну в комнате. Дрожащими руками она открыла свою сумочку и вытащила бумажный пакет, который таскала с собой последние дни. Присобрав горловину пакета, закрыла им нос и рот и дышала в него до тех пор, пока не закончился приступ паники. Постепенно нормальное дыхание восстановилось, а сердцебиение замедлилось.

У нее вырвался истерический смешок, когда она подумала, имеет ли вообще смысл рассказывать о случившемся Памеле. Скорее всего, не имеет. Ее сестра тоже подумает, что она все выдумала. Тринадцать месяцев назад Алекс поймала недоверчивый взгляд Памелы, а ведь тогда она рассказала ей о другой ситуации, гораздо более правдоподобной и случавшейся в жизни многих женщин. Недавнюю же историю, как предположила Лора Бест, ей мог навеять лишь какой-то ужастик…

Внизу собрались родственники, а родители еще готовились к выходу в своей комнате. Патрик развлекал в саду юных гостей, несомненно, кормя их «байками из ветеринарной лечебницы», а Алекс торчала в своей детской спальне с пакетом у рта, пытаясь собраться с силами.

* * *

В городском зале приемов под приглушенным сегодня вечером сиянием хрустальных люстр собрались на свадьбу около двухсот гостей. Они танцевали под музыку, исполняемую шестью джазовыми музыкантами. Во время ужина играл другой ансамбль – струнный квартет, создавая подблюдное настроение. С расходами не считались. Во время церемонии венчания в Батском аббатстве пел знаменитый хор, и когда солистка начала исполнять «Аве Мария», Алекс впервые за долгое время обрела покой. Цветы на алтаре низвергались кремовыми купами, воздух насыщали ароматы, и Памела, плавно двигаясь к алтарю, выглядела как сказочная принцесса. Приемную украсили подобными цветочными композициями – они ниспадали изящными волнами по светлым каменным колоннам.

Бесконечной чередой безукоризненно одетых официантов и официанток гостям подавались канапе с морскими гребешками и тигровыми креветками, рыбные котлетки и ломтики лосося на банановых листьях. Фужеры для шампанского вновь и вновь наполнялись лучшим марочным искристым вином задолго до того, как начали произносить речи, а всем мужчинам предлагалось подымить свернутыми вручную сигарами.

Такую свадьбу запомнят надолго, о ней будут рассказывать друзьям, а в понедельник утром «Дейли телеграф», безусловно, посвятит ей раздел в светской хронике.

Алекс смотрела на свою сестру, не завидуя и искренне надеясь, что та будет счастлива с Хэймишем, что их союз заключен на небесах. Судя по блеску в глазах Памелы и ее исполненному восторгом лицу, она уже предвкушала будущее счастье.

Они помирились, когда Памела, выйдя из «Роллс-Ройса», увидела Алекс в розовом платье подружки невесты, и ее карие глаза мгновенно наполнились слезами.

– Прости, что я вела себя как набитая дура. Мне так приятно, что ты здесь, – сказала она.

Алекс осторожно поцеловала ее скрытую под вуалью щеку и впервые за целую неделю почувствовала себя лучше.

Напротив нее за столом сидел Патрик в окружении детей, ловивших каждое его слово. Он продолжал общаться с этими юными гостями, все еще развлекая их волнующими историями о животных. Алекс с нежностью взглянула на него, на время забыв о недавнем разочаровании. Он был хорошим и добрым человеком. Разве и впрямь так ужасно с его стороны, что ему не хочется говорить о случившемся, не хочется, чтобы ему постоянно напоминали о ее мучительном похищении? Если б она сама услышала такую историю от Фионы или, может, от Памелы, то, без сомнения, ей было бы трудно поверить, что такое вообще могло случиться. Патрик же, по крайней мере, хотел верить ей. Но не было никаких доказательств. И никакого логичного объяснения. Она пережила жуткое испытание, выйдя из него фактически целой и невредимой, однако полицейские не могли отнестись к ее словам серьезно. И никто не мог, подозревала она, даже Фиона. Не то чтобы та высказалась по этому поводу определенно – просто, казалось, избегала общения. Они разговаривали на работе, но исключительно о пациентах. Если б не события последнего года, Фиона, вероятно, могла бы поверить в историю Алекс или по крайней мере признать, что с ней произошло нечто более серьезное, чем сотрясение мозга. Но, учитывая то, что случилось в прошлом году, Тейлор постоянно думала, поверила ли ей тогда Фиона, не подумала ли она, что Алекс в некотором смысле сама виновата?

Возможно, вообще нет смысла зацикливаться на прошлом. Она жива и здорова. Может, напавший на нее мужчина больше ни для кого не представлял опасности. Возможно, ее избрал своей мишенью сбежавший из психиатрического крыла больной, который дорвался тем вечером до нескольких часов свободы. Если так и было, то опасность больше никому не грозит. Эта мысль казалась обнадеживающей, и Алекс все больше хотелось признать ее верной, по мере того как шампанское притупляло ее обычно аналитический ум.

Когда Патрик, подняв бокал, взглянул на нее, она заметила, как нежен его ласкающий взгляд, и впервые с той ужасной ночи ей реально захотелось лечь с ним в постель.

– О чем ты думаешь? – прошептала она.

Патрик приподнял бровь, делая вид, что тщательно обдумывает ее вопрос.

– Даже не знаю. Свадебный торт, россыпи конфетти, все эти праздничные нюансы… действуют весьма опьяняюще, если задуматься. – Он игриво подмигнул подруге. – Хотя не уверен, что мне нравится подвенечное платье в стиле пышного воздушного торта.

– Тише, – со смехом произнесла Алекс, – Памела выглядит прелестно.

– Я просто невольно думаю, – прошептал Патрик, склонившись к ней, коснувшись губами ее уха и лаская дыханием шею, – не скрываются ли под ним рулоны туалетной бумаги.

Алекс громко рассмеялась и пристально взирала на него до тех пор, пока не увидела, как его щеки слегка порозовели. День выдался удивительный. Он стал своеобразным поворотным пунктом, легкой паузой в осознании всего случившегося. Она ничего не забудет, но, по крайней мере, сможет продолжать жить с этим.