Текст книги "Женщина в огне"

Джулс наблюдает за Адамом, лицо которого то краснеет, то бледнеет. Любопытно.

– Насколько я вижу, Марго массово использует непокрытые чеки[8]8
  Непокрытые расчетные чеки – чеки, по которым банк гарантирует платежи чекодателю при временном отсутствии средств на его счете за счет средств банка.


[Закрыть], – продолжает Дэн, глядя в документы. – Что же касается «Женщины в огне», то, по самым скромным оценкам, ее стоимость может превысить сто миллионов долларов – учитывая, что это последняя известная работа художника. Судя по тому, что я знаю о мадемуазель де Лоран, она может счесть идею завладеть картиной весьма соблазнительной. Учитывая финансовую ситуацию ее компании, это лучшее решение проблемы. Однако я всего лишь строю догадки, никаких серьезных доказательств у нас нет. – Дэн сцепляет руки в замок. – Адам, я ценю твое желание помочь. Ты возобновил контакты с Марго де Лоран в надежде что-нибудь разузнать, но, как я уже говорил, риск велик…

– Я справлюсь, ясно? – Адам выглядит смущенным, Джулс даже немного его жалко. – Давайте продолжим обсуждение.

Дэн наливает себе воды и наполняет стаканы остальных. Он поворачивается к Джулс.

– Что ж, твоя очередь. Начнем с того, что мы знаем о картине и ее судьбе, чтобы не осталось пробелов. Мы тебя слушаем.

Джулс кивает и достает из сумочки несколько документов.

– Итак… После того как «Женщина в огне» покинула Париж, она появилась на специальном аукционе, где продавали украденные нацистами произведения искусства. Он состоялся в Люцерне в 1939 году, и проводил его Теодор Фишер, владелец самого крупного на тот момент аукционного дома в Швейцарии. – Она смотрит на Эллиса. – Я изучила ваши документы, касающиеся того периода, а также раздобыла брошюру, предлагающую к продаже сто двадцать шесть картин и семнадцать скульптур – разумеется, только шедевры, и все краденые. Мы говорим о таких именах, как Гоген, Шагал, Матисс, Кокошка, Кирхнер и Пикассо. Однако самое важное то, что в моем распоряжении есть две бумаги, свидетельствующие о том, что среди них находилась «Женщина в огне». Смотрите. – Джулс демонстрирует выцветшую брошюру. – Заявлена и продана. Но личность покупателя остается загадкой. После чего о судьбе холста долгое время ничего не было известно – семьдесят девять лет, если быть точной. Похоже, в итоге полотно оказалось в руках Гайслера. Это опять-таки предположение, а не факт. – Джулс замечает, что Эллис сцепил руки в замок под подбородком, словно в молитве. – Я собираюсь заглянуть в каждый уголок, мистер Баум. Нацисты с поразительной дотошностью документировали каждый свой шаг, что в итоге обернулось против них. – Она смотрит на Дэна. – Итак, за дело.

Адам, который до этого момента молча слушал, подает голос:

– Хочу вернуться к Марго и добавить несколько штрихов к ее портрету. Она не просто беспринципна и склонна рисковать, как отметил Дэн. Это было бы слишком просто. Марго – умна, хитра и прекрасно говорит на четырех языках. Ее нельзя недооценивать. Она мастерски манипулирует людьми, шпионит за своими клиентами и конкурентами. На нее работают бывший агент ФБР, выполняющий всю грязную работу, и бывший сотрудник Силиконовой долины, решающий все остальные вопросы. Лично я с ними не встречался, знаю лишь об их существовании. Самое главное, что Марго важен не столько результат, сколько сама игра. Это нужно учитывать. Я сотни раз наблюдал, как она действует. Мадемуазель де Лоран в итоге достигает желаемого, при этом получая удовольствие от методов, к которым прибегает. Если Марго причастна к краже в квартире Гайслера и станет нашей целью – а чутье подсказывает мне, что так и есть, – необходимо понимать, что никакие правила нам не помогут. – Адам пристально смотрит на Дэна. Тот кивает и делает заметки. Парень ненадолго опускает глаза, а затем продолжает: – Еще кое-что, дедушка уже в курсе. Марго как-то упоминала эту картину, когда мы гостили в ее замке на юге Франции. Я смутно помню, что она рассказывала о любимом полотне деда – женщине в огне, – которое украли нацисты. – Адам откидывается на подушки дивана. – Сказать по правде, воспоминания весьма смутные. Я был под кайфом. Но решил, что упомянуть об этом стоит.

Ручка Дэна замирает, повисает долгая пауза. Затем главред снова принимается писать.

– Ценная информация. Что еще нам известно о Марго? Любая мелочь может оказаться полезной. Итак?

Эллис начинает перечислять:

– Она – член совета директоров Метрополитен-музея[9]9
  Метрополитен-музей (англ. The Metropolitan Museum of Art) – один из крупнейших и четвертый по посещаемости художественный музей мира. Расположен в Нью-Йорке, США.


[Закрыть] и член комитета планирования – как и я, разумеется. Также мадемуазель де Лоран входит в состав правления Музея Соломона Гуггенхайма и Музея современного искусства в Нью-Йорке. Мы вращаемся в одних кругах, но я всегда ее избегал. – Баум смотрит на внука. – Не только из-за того, что Марго сотворила с тобой. Я никогда ее не любил. Если верить рассказам клиентов, у нее множество знакомых, а вот друзей нет. Как говорят в мире моды, «о тебе судят по тому, насколько ты заметен». Марго всегда стремится оказаться в центре внимания и окружить себя самыми известными людьми, особенно во время Недели моды. Я слышал, что она только и делает, что хвастается новыми знакомствами. – Баум проводит ладонью по густой копне седых волос. – На мое отношение к мадемуазель де Лоран повлияло и то, что случилось с Адамом. Он попал в поле зрения Марго, и вот… – Эллис пристально смотрит на внука, опасаясь, не сболтнул ли лишнего.

Джулс любопытно, что именно произошло между Марго и Адамом. По взгляду, брошенному Дэном на Эллиса, ясно, что шеф в курсе. Джулс сдерживает желание спросить – сейчас не время.

Дэн хлопает в ладоши, давая понять, что тему пора сменить, и поворачивается к ней.

– Вернемся к тебе…

– Вернемся ко мне. – Джулс театрально машет ручкой, Эллис и Адам смеются. Дэн даже не улыбается.

– Я придумал для тебя роль. Журналист, специализирующийся на произведениях искусства. Ты пишешь обширную статью для «Кроникл» о похищенных культурных ценностях. С такой легендой ты сможешь брать интервью у кураторов музеев, коллекционеров, чиновников, торговцев произведениями искусства – всех, кто нам интересен, а также приблизиться к Марго, если возникнет такая необходимость. Получается, ты будешь играть в открытую, а мы получим некоторое пространство для маневра. Есть вероятность, что в процессе мы поймем, что нужно проработать и другие версии, не связанные с мадемуазель де Лоран. Твоя роль, возможно, самая важная из всех. Я сам не могу этим заняться – у главного редактора газеты руки связаны. Но, как мы уже обсуждали, я буду действовать скрытно.

«Опять “приманка”, – думает Джулс. – Тебя знают все, меня не знает никто. У меня свобода действий». Дэн кивает, словно слышит ее мысли.

– Будь осторожна, – предупреждает Адам. – Марго умнее, чем любой из нас. И… ты – ее тип.

– Ее тип? – Джулс краснеет.

– Да. Она обращет внимание на серьезных благовоспитанных женщин, предпочтительно гетеросексуалок. Марго любит, когда ей бросают вызов. Ее манит идея управлять людьми. Марго соблазнила немало галеристок – так на профессиональном сленге называют девушек, работающих в художественных галереях. – Адам смотрит на Дэна. – Вот только потом мадемуазель де Лоран начинает сталкивать своих жертв лбами. Для нее это своеобразный спорт.

– Я могу за себя постоять, – возражает Джулс. Звучит так, словно она оправдывается.

– Видишь ли, в чем дело, – говорит Адам, наклоняясь вперед. Растянутый ворот футболки оттопыривается, и Джулс видит его голую грудь. – Если ты согласна на эту роль и планируешь собирать информацию, притворяться нельзя. Тебе придется вжиться в образ. В мире искусства ошибок не прощают. Ты должна разбираться в предмете, говорить на профессиональном сленге – не важно, общаешься ты с Марго или с кем-то другим. Иначе твоя легенда не стоит и выеденного яйца.

– А ведь он прав, – соглашается Дэн.

Джулс шумно выдыхает.

– Я, конечно, быстро учусь, но в искусстве разбираюсь плохо. При этом не хочу никого подвести.

Адам слегка толкает ее ногу своим торчащим из дырки коленом.

– Ты ведь задержишься здесь до среды, верно? Получается, у меня есть сорок восемь часов, чтобы провести для тебя небольшой тренинг. Ты должна понимать, что представляет собой культурная жизнь Нью-Йорка, кто основные игроки, научиться говорить на языке, который знаком Марго, и рассуждать об искусстве. Я тебе помогу. Если ты не против. – Он пытливо всматривается в ее лицо.

«Не против»? Джулс изо всех сил старается не выдать своих истинных чувств.

– А я даю голову на отсечение, что, приложив определенные усилия, ты и выглядеть можешь соответствующе, – подхватывает Эллис, осматривая девушку с головы до ног, словно она одна из его моделей. Джулс хочется залезть под журнальный столик. – Визит к хорошему парикмахеру и несколько штрихов – вот и все. Ты миловидна, так что преобразить тебя не составит труда.

Глаза всей команды обращаются на Джулс. Она чувствует легкое покалывание, которое распространяется по лицу и ползет вниз по спине, и надеется, что по ней не видно, насколько она смущена. Джулс ненавидит быть в центре внимания. Куда с большим удовольствием она почитала бы книгу или порылась в интернете, разыскивая какую-нибудь информацию.

– Отличный план, – наконец выдавливает она из себя.

Эллис смотрит на часы.

– Скоро за мной приедет водитель. Я хотел бы немного прогуляться с Дэном, пока есть возможность. – Баум смотрит на Адама и Джулс. – Считаю, что встреча прошла отлично. – Он кладет руку на плечо Дэну – точно в такой позе Эллис стоял, когда Джулс вошла в домик. Она замечает выражение лица шефа – как у мальчишки, который хочет получить одобрение отца. – Ну что, Дэнни, идем?

«Дэнни». Джулс не может сдержать улыбки. Похоже, Эллис – единственный человек, которому такое сходит с рук.

Дэн отводит взгляд, притворяясь, будто что-то ищет в портфеле, но Джулс замечает слезу, блеснувшую в уголке глаза. Она показывается на мгновение, словно крошечная жемчужина из приоткрывшейся раковины, и вот уже перед ними снова не ранимый Дэнни, а крепкий орешек Дэн. «Сколько же у каждого из нас тайн», – думает Джулс. Адам не сводит с нее глаз. Он такого же мнения.

Глава тринадцатая

– Умненькая девочка. Она мне понравилась, – говорит Эллис. Они с Дэном идут по густо заросшему лесом берегу реки Блэкфут, что протекает за домиком Адама. Баум снял пиджак и галстук, расстегнул рубашку и закатал рукава. Кажется, его не особенно заботит, что он гуляет по сельской местности в лоферах за две тысячи долларов.

– Джулс быстро ориентируется и чертовски сообразительна. Пожалуй, это лучший комплимент, который можно от меня услышать. И все-таки я за нее волнуюсь. Она из той породы людей, кто готов на все, чтобы заполучить материал. Мне придется не спускать с нее глаз. – Дэн находит плоский камешек и пускает его по воде. Вдалеке он замечает двух рыбаков. – Пусть тебя не вводит в заблуждение ее молодость. Эта девочка – крепкий орешек. Знаешь, как мы с ней познакомились? Она взяла штурмом мой кабинет и не собиралась уходить, пока не получит работу. Настоящая заноза. – Он смеется. – И в тот же вечер Джулс решила самостоятельно отправиться в самый опасный район Чикаго, где произошла перестрелка, найти мать преступника и взять у нее интервью для статьи, которая в итоге попала на первую страницу. И провернула все это меньше чем за шесть часов.

– Она напоминает мне тебя, – смеется Эллис.

– Это-то меня и беспокоит, – отвечает Дэн, указывая на закрытый повязкой глаз.

Баум откашливается и останавливается у зарослей елей.

– Я должен кое-что тебе сказать… что я утаил. Есть еще один человек, которому я рассказал о картине и о расследовании, но я ему полностью доверяю.

– Понятно. – Дэн скрещивает руки на груди, широко расставляет ноги, упираясь в грязную землю, и ждет.

– Его зовут Генри Ламонт, он фотограф. Мой близкий друг и… – Эллис осекается. – Нет, не просто друг. Из уважения к Вивьен и своей семье я хранил свои наклонности в тайне. Моя жена все знает, а вот Адам – нет.

Эллис наблюдает, как Дэн переваривает информацию. В его голове одна за другой пролетают мысли, словно цифры, сменяющие друг друга на табло кассы, – это видно по его здоровому глазу.

– Прости, что не рассказал тебе раньше, – продолжает Эллис, чувствуя, как гулко стучит в груди сердце.

– Похоже, ты многого не рассказал.

Дэн награждает друга недоверчивым взглядом, который тот уже однажды видел, когда они встретились в клинике. Баум прекрасно помнит тот вечер. Группа собралась на первую встречу, а Дэн опоздал. Выглядел он тогда кошмарно.

День был ветреный, шел снег. Реабилитация проходила в большом деревянном доме в забытым богом городе Галена штата Иллинойс. Дэн ворвался в комнату весь в снегу, взъерошенный и явно навеселе. Он изо всех сил старался контролировать себя, обводя взглядом полную людей комнату, и понять, кто заслуживает доверия, а кто предаст. Эллису было хорошо знакомо это чувство. Шестеро других пациентов уже расселись на потертые кожаные диваны: Эллис, два очень известных актера, два музыканта – один молодой и популярный, второй – закатившаяся звезда и первое лицо одной из компаний Силиконовой долины – изобретатель одной отвратительной видеоигры, которой стали одержимы подростки. Когда Дэн опустился на стул рядом с Эллисом, Баум понял, что прошел проверку на вшивость.

А сейчас его мысленно переместили в категорию предателей. И этот недоверчивый взгляд ранил больнее всего.

Здоровый глаз Дэна прожигает Эллиса.

– Не понимаю, почему ты не рассказал мне все, когда мы были в клинике? Мы постоянно гуляли и часами разговаривали. Я изливал тебе душу, описывая жизнь с отцом-алкоголиком, который использовал мою голову вместо боксерской груши. А ты говорил лишь о том, что не справляешься с нагрузкой на работе. А теперь оказывается, что у тебя на глазах нацисты убили мать, а сам ты – живешь двойной жизнью. Какого черта, Эллис?

– Дэнни, послушай… Ты абсолютно прав. – Баум чувствует, что ему тяжело дышать. – Да, я всю жизнь притворялся. Я похоронил прошлое – хотя, если честно, это оно похоронило меня. Приехав в Америку, я скрывался. Придумал себе легенду, чтобы выжить. В США ты можешь стать кем угодно. Бельгия и бриллианты – подходящая история. Я создал вымышленного персонажа, который идеально подходил для моих целей, позволил достичь вершины и стать великим модельером. Я отрекся от своего прошлого, однако теперь я проживаю его заново, и оно в буквальном смысле меня убивает.

Они смотрят друг другу в глаза, ощущая повисшее в воздухе напряжение. Затем переводят взгляд на появившуюся стаю птиц, парящую над водой.

– Ладно. – Дэн наконец сдается. – Почему ты рассказал Генри? На то есть причина, правда?

Эллис с облегчением выдыхает, пинает ногой попавшийся на пути камешек и царапает носок табачно-бурой кожаной туфли.

– Несколько лет назад мы с Генри на некоторое время расстались… Его звали Гриффин Фройнд, и он в то время был хранителем Музея современного искусства. Его выгнали оттуда за непригодность. По слухам, Гриффин тайком связался с воротилами черного рынка. Неудивительно, что он ближайший соратник Марго и тех подонков, которые способствовали разрушению жизни моего внука. В итоге Генри разорвал отношения с Фройндом, и мы сумели пережить кризис. – Эллис замолкает, смотрит на простирающиеся за рекой холмы и думает, какие в Монтане великолепные пейзажи. – Я рассказал Генри о «Женщине в огне» по одной причине. Я уверен, что, если кто-то попробует продать это полотно или другие холсты из числа украденных у Гайслера, Фройнд в числе первых будет искать покупателей. Он до сих пор тесно работает с Марго. Мне говорили, что он находит клиентов, а она толкает им картины. – Баум вытирает платком вспотевший лоб. – Поэтому я попросил Генри возобновить общение с Фройндом. Возможно, через него мы сумеем получить какие-то зацепки.

Дэн изучает исказившееся от боли лицо друга.

– Хочу расставить все точки над «и». Под «возобновить общение» ты имеешь в виду…

Эллис смотрит, как течение реки разбивается о большой валун неподалеку.

– Да, ты все правильно понял. Да, ради этой картины я поднес на серебряном блюде дорогого мне человека отвратительному чудовищу. Генри вне себя от злости, но согласился. Умирающий способен на такое, что другим и не снилось. – Баум смотрит на поцарапанную туфлю и еще сильнее втыкает ее в грязь, словно желая за что-то наказать. – Как видишь, я опустился ниже некуда.

Дэн приобнимает поникшие плечи друга.

– Нет, я понимаю, что «Женщина в огне» значит для тебя все.

– Точно. – Глаза Эллиса наполняются слезами, он начинает задыхаться. Слишком много слез скопилось в нем за восемьдесят лет. – Дэнни… Прости, что лгал тебе.

Глава четырнадцатая

Адам несет подушку, простыню и одеяло. Джулс следует за ним по пятам. На улице резко похолодало, в свитере уже зябко. Она обхватывает себя руками и втягивает носом свежий горный воздух. Вдалеке горный хребет – неровный силуэт на фоне темного неба. Над головой огромные яркие звезды, словно кто-то споткнулся и рассыпал тысячи бриллиантов из черной бархатной сумки.

«До чего же красивые здесь места», – думает Джулс, а вслух говорит:

– В жизни не видела столько звезд.

Адам замирает и оборачивается.

– Это главный плюс Монтаны. Вот, возьми-ка одеяло и накинь на плечи. Ты, похоже, замерзла. – Его зубы блестят в лунном свете, создавая жутковатое впечатление – как будто перед Джулс светильник Джека[10]10
  Светильник Джека (англ. jack-o’-lantern) – фонарь из тыквы, один из самых узнаваемых атрибутов Хеллоуина. Представляет собой фонарь, традиционно вырезаемый из тыквы или репы, напоминающий голову с пугающим или забавным лицом и свечой внутри.


[Закрыть]. – Кстати, в студии есть телескоп. Если ты любишь наблюдать за звездами, могу вынести его наружу.

– Спасибо.

Они продолжают путь и проходят мимо круглого столика на одной ножке, какие обычно стоят в кафе. Джулс замечает, что рядом с ним один стул. Адам живет здесь в полном уединении и абсолютно не похож на того человека, которого полоскали в прессе. Он полная противоположность: скромный, милый, вежливый, спокойный. А еще жутко привлекательный и при этом держится так просто, словно даже не подозревает о своей красоте. Видели бы ее сейчас друзья. Разговоров хватило бы надолго.

Джулс пытается отогнать эти мысли. «Помни о правилах». Одно из них – о котором Дэн не упоминал во время своей нудной лекции – она открыла на собственном горьком опыте: никогда не спи с редактором и вообще с теми, с кем вместе работаешь. Иначе беды не миновать. И не заводи шашней с источником информации. Джулс мысленно читает себе наставления, а сама не может оторвать взгляда от широких плеч и красивого торса идущего впереди Адама. А какие у него руки! Она обратила внимание, когда они мыли посуду. Изящные, элегантные, жилистые. У Эллиса точно такие же. Когда Адам улыбается, в его глазах загораются огоньки, как у мальчишки.

«Прекрати, – одергивает себя Джулс. – Ты уже это проходила и поклялась, что больше такого не повторится».

Они входят в студию, Адам включает свет.

– Здесь пахнет красками – достаточно сильно, но я привык. Если тебе неприятно – дай знать. Я могу переночевать здесь, а ты ляжешь в моей спальне. – Он смеется и указывает за плечо, как будто домик совсем рядом. – Дэн отрубился прежде, чем я успел разложить диван. Завтра спина скажет ему спасибо.

– Он и ботинки не снял, – хихикает Джулс. – Все в порядке, не беспокойся. По правде сказать, у меня такое впечатление, что мы вторглись в твои владения.

В глазах Адама проскакивает искорка, словно она удачно пошутила.

– Похоже, меня и в самом деле считают отшельником – мать меня так называет. Не волнуйся, все в порядке. Никуда вы не вторглись. – Он кладет постельное белье и подушку на стоящую в углу койку и поворачивается к Джулс. – Дэн весьма напористый.

– Разве? – Она поднимает брови. – Знаю, он достаточно жесткий и стремится все контролировать. Зато за месяц работы с ним я узнала больше, чем за все годы учебы в университете. Похоже, они с твоим дедом достаточно близки. Что их связывает?

– Дэнни, – произносят они одновременно и смеются. Джулс чувствует, как между ними проскакивает искра.

Адам водит ногой по пыльному деревянному полу.

– Встретились в клинике, когда проходили реабилитацию. Дед говорил, что Дэн – единственный, кому можно было доверять.

«Реабилитация»? Джулс хлопает глазами. Неужели и Эллис тоже? Надо же, ее соратники – поголовно бывшие наркоманы и алкоголики. Впрочем, мысль быстро переключается с клиники на Адама, который стоит очень близко. Слишком близко. Джулс осторожно делает шаг назад и поворачивается к противоположной стене, где висит десяток картин.

– Ничего себе! Не возражаешь, если я взгляну?

Парень жестом показывает, что он не против.

Точно так же, как настоящий Адам отличается от созданного прессой образа, работы в студии совсем не похожи на изображения на стенах его домика. Абстрактные мрачные полотна создают впечатление дикого и манящего танца. Хаотичные резкие мазки в серых, темно-коричневых, зеленых и черных тонах и разные текстуры символизируют горе, жестокость, смерть и разрушение. Джулс чувствует, как начинает кружиться голова, а по спине стекает струйка пота. Полная жуть. Как ей теперь здесь заснуть? Вопреки желанию выбежать из мастерской и укрыться где-нибудь в безопасном месте, она подходит к картинам ближе, чувствуя себя так, словно приближается к чему-то опасному – как будто собирается тронуть горячую плиту.

Адам стоит позади нее, прислонившись спиной к тонкой деревянной балке, и наблюдает за ее реакцией. Правда, Джулс его больше не замечает. Он слился с фоном, фигура расплывается, сметенная с пути мощью его творений. Теперь Джулс понимает, как родился образ, нарисованный прессой. Адам Чейс под героином. Плохой мальчик, любитель вечеринок, разгуливающий в обнимку с полуодетыми девицами. Адам, балансирующий на краю пропасти.

Джулс холодеет. Она смотрит на парня по-другому, через призму его искусства, свидетельствующего о боли и страданиях. Веселые картинки из домика теперь кажутся просто ширмой, прикрывающей настоящего Адама.

Джулс медленно поворачивается, пытаясь подобрать правильные слова.

– Эти работы полны боли. Так отличаются от…

– Да, – перебивает он, подходя ближе. – Благодаря им я прославился и едва не погиб. Я создавал их, пребывая в аду. Марго понимала это лучше, чем кто-либо другой, и воспользовалась ситуацией. Я с детства страдал от депрессии. Теперь лечусь, принимаю лекарства. А тогда… – Голос Адама хрипнет. – Мадемуазель де Лоран наживалась на моем состоянии. Впрочем, я сам ей позволил. Она знала, что я создаю лучшие и приносящие наибольшую прибыль полотна, когда нахожусь на самом дне, и делала все возможное, чтобы там я и оставался. Моя зависимость от героина стала гарантией ее успеха. Разрушение весьма популярно у покупателей. А саморазрушение… Ван Гог знал об этом лучше других. Глядя на такое, люди забывают о собственных пороках. – Адам щурится, словно пытаясь отогнать приближающихся дементоров.

Джулс слушает его и чувствует, как по коже бегут мурашки. Возможно, Дэн прав. Наверное, возвращение Адама «на место преступления», к прошлой мрачной жизни, ознаменованной присутствием Марго де Лоран, – не лучшая идея. Хватит ли у него сил не сорваться? Стоит ли картина, которую хочет разыскать его дед, подобного риска?

Адам отворачивается, будто понимая, что рассказал о себе слишком много.

– Возможно, я лезу не в свое дело, – начинает Джулс, – но стоит ли тебе возвращаться к…

Взгляд парня становится жестким, и она осекается.

– Я должен. Во-первых, ради деда. А если уж быть до конца откровенным, после четырех лет добровольного изгнания пора взглянуть в глаза своим страхам, доказать себе, что я могу вернуться в реальный мир, в мир искусства, которому принадлежу. Так что я не отступлю.

Он поворачивается к стене с картинами.

– Иди сюда. – Адам подводит Джулс к большому полотну в дальнем углу студии. Она подходит ближе.

Огромный небоскреб наклонился вбок. Вдоль его края, словно по бульвару, прогуливаются хорошо одетые женщины в мехах и драгоценностях, ведя на поводках пуделей. Важных дам окружают попрошайки, бездомные и проститутки, на их лицах боль и отчаяние. Случайные зеваки, автомобили, такси и велосипеды свалены вокруг небоскреба в кучи, словно готовые к расфасовке по банкам шпроты. Богатые дамы не обращают на них внимания. Страдание наталкивается на безразличие в зажатом в тесные рамки городском аду.

– Расскажи об этой картине, – шепчет Джулс. «Тебе оно надо?» – спрашивает внутренний голос.

– У каждого холста своя история. Этот я назвал «Кошмар на Пятой авеню»[11]11
  Пятая авеню (англ. Fifth Avenue) – улица в центре Манхэттена в Нью-Йорке; одна из самых известных, респектабельных и дорогих улиц в мире, на которой находится множество эксклюзивных бутиков.


[Закрыть]. – Адам смеется и вдруг резко замолкает. – Я никогда не объясняю, почему изобразил то-то и то-то. Не имеет никакого значения. Посмотри на полотно. Не описывай, что видишь, скажи, что чувствуешь.

«Я чувствую, как твоя рука касается моего плеча и мешает мне сосредоточиться. А запах терпентина[12]12
  Терпентин – разбавитель на основе скипидара для масляных красок.


[Закрыть] разъедает мне ноздри, вот только я скорее умру, чем пожалуюсь».

Джулс хочет что-то сказать, но не может подобрать слов. Адам смотрит уже не на нее, а на картину. Его лицо мрачнеет, словно он заново открывает для себя каждую жуткую деталь, видя ее глазами Джулс.

– Прежде чем приехать сюда, – начинает она тихо, – я несколько недель изучала искусство периода холокоста. Работы немецких экспрессионистов, и в частности Эрнста Энгеля – все, что он написал до «Женщины в огне». Твоя техника напоминает его манеру работать: хаотичные злые мазки, дышащие страстью и притягивающие взгляд. Он тоже изображал меняющийся и охваченный тревогой Берлин. Не могу описать, что я здесь вижу. Но чувствую себя так, словно внутри только что начал извергаться вулкан. Горячая лава движется под кожей, и я не в силах ее остановить. – Она смотрит Адаму прямо в глаза. – И не хочу. Это зловещее полотно наводит на размышления. Выдающаяся работа.

Лицо Адама смягчается – словно солнце выглянуло из-за грозовых туч. Он смотрит на Джулс, и у нее такое ощущение, что воздух вокруг них становится плотнее. «Правила. Помни о правилах».

– Мне многие льстили, потому что я внук Эллиса Баума, – с горечью говорит Адам, водя носком ботинка по полу. – А ты, кажется, говоришь искренне, не втираешь какую-то чушь. Мне это нравится. – Адам засовывает руки глубоко в карманы и шевелит пальцами, словно ищет мелочь. Затем отводит взгляд. – В холодильнике есть вода, ванная – в дальнем углу. Я встаю рано, вместе с собаками. Если услышишь около дома громкие шаги – не пугайся, это всего лишь я.

Он делает шаг назад, а затем направляется к двери. Слова застревают у Джулс в горле.

– Добрых снов, – говорит Адам. – Знакомиться с миром искусства начнем после завтрака.

Он берет телескоп и выходит из мастерской. Джулс не успевает ни поблагодарить его, ни пожелать спокойной ночи. Она смотрит на закрывшуюся дверь, потом запирает ее на замок. Вокруг так тихо, что слышны звуки шагов Адама, удаляющегося к дому. Под его ботинками хрустит гравий. Затем наступает тишина – может, он остановился у круглого столика? Джулс слышит лишь громкий стук своего сердца. Она прижимается спиной к стене и медленно сползает вниз.

Похоже, только что произошло нечто, что ей сложно объяснить. Джулс долго сидит на полу, успокаивая дыхание и рассматривая неординарные и вызывающие бурю эмоций картины – отражение натуры Адама Чейса. Ей на глаза попадается средних размеров холст без рамы – он не висит на стене, а лежит на полу в куче других неоконченных работ. Джулс встает, подходит к полотну, берет его и несет к свету. Картина маслом, абстрактный портрет женщины. Черные как смоль волосы, прожигающие насквозь глаза. На ней ничего нет, кроме туфель на шпильках с ремешками, оплетающими длинные ноги – такие же полоски кожи можно увидеть на калигах[13]13
  Калиги (лат. Călĭgae – «сапоги») – у римлян солдатская обувь, полусапоги, покрывавшие голени до половины. Они состояли из кожаных чулок и сандалий с ремнями. Переплеты ремней часто доходили до колен.


[Закрыть] римских солдат. Одна из моделей «Аники Баум»? У женщины крепкие высокие груди с торчащими вперед розовыми сосками. Она возвышается над какой-то планетой – круглым, объятым огнем шаром, состоящим из лаймово-зеленых и темно-синих завитков. Земля? Каблук женщины пронзает планету, словно бурильный молоток, вгрызающийся в поверхность, которую нужно разрушить. Джулс чувствует, что волоски у нее на коже встают дыбом. Это она. Марго де Лоран.