Текст книги "Непокорная невеста"
Автор книги: Лиза Клейпас
Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Глава 6
Сентябрь
Спустя три месяца напряженной работы и разнообразнейших развлечений Том был вынужден признать, что ему так и не удалось выбросить леди Кассандру Рейвенел из головы. Воспоминания о ней яркими вспышками постоянно всплывали у него в сознании, словно частички рождественской мишуры, застрявшие в ворсистом ковре.
Ему бы никогда не пришло в голову, что Кассандра может прийти к нему на кухню, тем более что он этого и не хотел. Том выбрал бы совсем другую обстановку для их встречи: в каком-нибудь красивом месте в окружении цветов и свечей или на террасе в саду. И все же, когда они вместе сидели на грязном полу, погрузившись с головой в процесс пайки трубы в помещении, полном кухонной прислуги, он ощутил неподдельный восторг. Она оказалась такой умной и любознательной, излучала такую энергию, что сразила его наповал. А затем простодушно заявила, что он ей нравится.
Томаса потрясла его собственная реакция. За считанные мгновения Кассандра превратилась из объекта желания в слабость, которую он не мог себе позволить. Она представляла для него опасность, олицетворяла нечто новое и странное, а он не хотел ничего подобного. Он никому не позволит обладать над ним такой властью, а значит, ее надо просто забыть.
Вот только это оказалось невозможно.
Даже общение с Ризом Уинтерборном, который был женат на сестре Кассандры Хелен, нисколько не помогало. Том часто встречался с ним, чтобы пообедать в трактире или закусочной, располагавшихся неподалеку от их контор, и как-то Риз сообщил, что Уэстон Рейвенел обручился с Фебой, леди Клэр, молодой вдовой с двумя маленькими сыновьями, Джастином и Стивеном.
– Я подозревал, что этим закончится, – сказал Том, довольный новостью. – Позавчера вечером мы встретились в клубе Дженнера, и Уэст мне все уши о ней прожужжал.
– Я слышал, вы с Рейвенелом попали в небольшую переделку, – вспомнил Уинтерборн.
Том закатил глаза.
– Бывший поклонник леди Клэр подошел к нам с пистолетом наизготовку. Все было далеко не так забавно, как может показаться. Однако его быстро обезоружили, а ночной портье выволок его из клуба, – Том откинулся на спинку стула, когда подошла официантка и поставила перед ними тарелки с охлажденным крабовым салатом и сельдереем. – Но до того, как это произошло, Рейвенел нес всякую чепуху о том, что из-за своего сомнительного прошлого он недостаточно хорош для леди Клэр и что боится подать дурной пример ее детям.
В темно-карих глазах Уинтерборна зажегся интерес:
– И что ты ему сказал?
Том пожал плечами.
– Брак принесет ему выгоду, а что еще имеет значение? Леди Клэр богата, красива, а кроме того, дочь герцога. Что же касается ее сыновей… Какой бы пример им ни подавали, дети все равно пойдут своей дорогой по жизни, – Том сделал глоток эля и продолжил: – Угрызения совести только излишне усложняют принятие решения. Они как те ненужные части тела, в которых нет никакого смысла.
Уинтерборн не донес салат до рта:
– Какие ненужные части тела?
– Например, аппендикс, соски, ушные раковины.
– Мне нужны уши.
– Только внутренняя их часть, а раковины абсолютно бесполезны.
Уинтерборн чуть не расхохотался:
– Лично мне они не мешают, а, напротив, помогают – например, удерживать шляпу на голове.
Том ухмыльнулся и пожал плечами, признавая разумность довода:
– В любом случае Рейвенел сумел завоевать прекрасную женщину. Молодец.
Они подняли бокалы и чокнулись в честь молодых.
– Дату свадьбы уже назначили? – спросил Том.
– Пока нет, но скоро. Церемония состоится в Эссексе, в поместье Клэр. Тихое мероприятие, только для близких друзей и родственников, – Уинтерборн взял стебель сельдерея, присыпал щепоткой соли и добавил: – Рейвенел собирается тебя пригласить.
Пальцы Тома рефлекторно сжали дольку лимона, и капля сока брызнула ему на щеку. Он бросил кожуру на тарелку, вытер лицо салфеткой и пробормотал:
– Не могу понять, зачем. Раньше он никогда не вносил мое имя в список гостей да и вообще вряд ли знает, как оно пишется. В любом случае ему не стоит тратить бумагу и чернила на приглашение: я все равно его не приму.
Уинтерборн бросил на него скептический взгляд:
– Ты не пойдешь на свадьбу? Вы знакомы по меньшей мере лет десять!
– Не думаю, что мое отсутствие повергнет его в печаль, – раздраженно проговорил Том.
– Это как-то связано с Кассандрой? – спросил Уинтерборн.
Глаза Северина сузились.
– Тренир тебе рассказал, – скорее констатировал, чем спросил Том.
– Он упомянул, что ты познакомился с Кассандрой и она тебе понравилась.
– Конечно, понравилась, – холодно кивнул Том. – Ты же знаешь, как я люблю красивые вещи. Но из этого ничего не выйдет. Тренир счел мою идею насчет брака не самой удачной, и я полностью с ним согласился.
– Симпатия не была односторонней, – невозмутимо сообщил Уинтерборн.
Заявление вызвало у Тома резкий приступ нервной дрожи в животе. Внезапно потеряв интерес к еде, он принялся вилкой гонять по тарелке веточку петрушки:
– Откуда тебе это известно?
– На прошлой неделе Кассандра пила чай с Хелен, и, судя по тому, что рассказала мне жена, ты произвел на нее сильное впечатление.
Том коротко рассмеялся:
– Я на всех произвожу сильное впечатление, но Кассандра сама мне сказала, что я не смогу дать ей ту жизнь, о которой она всегда мечтала, но главное – не смогу стать мужем, который ее полюбит.
– Действительно не сможешь?
– Конечно, нет! Какая любовь? Ее не существует.
Склонив голову, Уинтерборн окинул его насмешливым взглядом:
– Любви не существует?
– Как и денег.
Теперь Уинтерборн был сбит с толку:
– Денег тоже не существует?
Вместо ответа Том сунул руку в карман и, мгновение порывшись, вытащил банкноту:
– Скажи мне, сколько она стоит.
– Пять фунтов.
– Нет, сколько стоит бумага, на которой она отпечатана?
– Полпенни, – предположил Уинтерборн.
– Именно. Но эта бумажка в полпенни стоит пять фунтов, потому что мы все договорились притворяться, что так оно и есть. А теперь вернемся к браку…
– Yr Duw[1]1
Господи (валл.).
[Закрыть], – пробормотал Уинтерборн, поняв, к чему ведет Северин.
– Брак – это экономическое соглашение, – продолжил Том. – Могут ли люди жениться без любви? Конечно. Способны ли произвести без нее потомство? Очевидно. Но мы притворяемся, что верим в эту мифическую, зыбкую субстанцию, которую никто не может ни услышать, ни увидеть, ни потрогать, хотя истина заключается в том, что любовь – это всего-навсего искусственная ценность, которую мы приписываем отношениям.
– А как же дети? – возразил Уинтерборн. – Разве для них любовь тоже искусственная ценность?
Том засунул пятифунтовую банкноту обратно в карман и ответил:
– То, что дети считают любовью, на самом деле инстинкт выживания. Такой способ побудить родителей заботиться о них до тех пор, пока они не смогут делать это сами.
Уинтерборна ошеломило такое умозаключение.
– Боже милостивый, Том! – он положил кусочек краба в рот и принялся тщательно пережевывать, обдумывая ответ. Наконец, проговорил: – Любовь реальна. Если ты когда-нибудь испытаешь ее…
– Знаю-знаю, – раздраженно перебил его Том. – Всякий раз, когда я завожу подобные разговоры, все мне твердят одно и то же. Но даже если бы любовь существовала, какая мне от нее выгода? Она основная причина иррациональных решений, нередко даже смерти. Я чувствую себя гораздо счастливее без любви.
– В самом деле? – усомнился Уинтерборн, но замолчал, поскольку к их столику подошла официантка с кувшином эля.
После того как она наполнила их кружки и ушла, Риз сказал:
– Моя мать говаривала: «Несчастен тот, кто жаждет завоевать мир, несчастен тот, кто его завоевал». Я знал, что она ошибается: как может человек, завоевавший весь мир, не быть счастливым? Но, разбогатев, я наконец понял, что она имела в виду: то, что сначала помогает нам вскарабкаться на вершину, потом мешает получать удовольствие от успеха.
Том хотел было возразить, что ему удается радоваться жизни, но Уинтерборн, будь он неладен, абсолютно прав: хандра одолевала его уже несколько месяцев. Проклятье! Неужели ему суждено так маяться до конца дней?
– Тогда мое дело труба, – мрачно изрек Северин. – Мне нужны доказательства, слепая вера не для меня.
– Я не раз убеждался, что чрезмерный рационализм мешает тебе принять правильное решение. Но если бы тебе удалось выбраться из этого лабиринта сознания хоть на некоторое время, чтобы понять, чего ты хочешь – не то, что возымел намерение хотеть, а то, что подсказывает чутье, – тогда, возможно, ты бы обнаружил, к чему взывает твоя душа.
– У меня нет души, ее вообще не существует.
– Тогда что, скажи на милость, заставляет мозг работать, а сердце биться? – раздражаясь, спросил Уинтерборн.
– Электрические импульсы. Итальянский ученый Гальвани доказал это сто лет назад, используя лягушку в качестве наглядного примера.
– Я не могу говорить за лягушку, – твердо сказал Уинтерборн, – но у человека душа есть. И мой тебе совет: обрати на нее наконец внимание.
После обеда Северин направился в свою контору на Ганновер-стрит. Был ветреный холодный осенний день – «фланелевый», как охарактеризовал его Уинтерборн. Резкие и внезапные порывы ветра постоянно меняли направление, по улице разметало потерянные перчатки, окурки сигар, газеты и тряпье, сорванное с бельевых веревок.
Том остановился перед зданием, в котором располагались головные конторы пяти его компаний. Неподалеку юный беспризорник усердно собирал окурки сигар в сточной канаве, чтобы позже извлечь из них табак и потом использовать для изготовления дешевых, по два пенса за штуку, сигар.
Внушительный парадный вход высотой двадцать футов был увенчан массивной фронтонной аркой. Первые пять этажей были облицованы белым известняком, а два верхних – красным кирпичом и затейливой белокаменной резьбой. Световой колодец в вестибюле протянулся от пола к застекленному окну в потолке, а внутри помещения располагалась широкая лестница.
В этом месте все свидетельствовало о том, что деловые люди приходят сюда работать и решать важные вопросы. Когда Том приближался к зданию, его охватывало чувство несказанного удовлетворения, но сегодня ничего не вызывало у него радости.
Впрочем, он испытал прежнее удовлетворение от достижения желаемой цели (ну не абсурд ли!), пока ремонтировал котел в Эверсби. Ему вновь довелось поработать руками, вспомнить навыки, полученные много лет назад, когда он был лишь подмастерьем и успех еще только ждал его впереди.
В те годы он был счастлив. Его детские амбиции взрастил и удостоил высокой оценки пожилой наставник Чемберс Пакстон, заменивший ему отца, в котором он так нуждался. Тогда, по молодости, ему казалось, что нет преград, чтобы найти ответы на любые вопросы и решить любую проблему. Даже лишения были Тому на руку: когда не нужно беспокоиться о любви, чести или другой подобной чепухе, можно спокойно зарабатывать большие деньги. Он получал от этого несказанное удовольствие – до поры до времени.
Сейчас же почему-то некоторые лишения стали именно так и ощущаться – как лишения, и ничто иное. Счастье или по крайней мере то, что он под ним понимал, бесследно испарилось.
Ветер кружил и дул со всех сторон. Резкий порыв сорвал с его головы черную шляпу из шерстяного фетра, и она катилась по тротуару, пока ее не подхватил юный охотник за окурками. Сжимая в руках головной убор, он исподлобья взглянул на его хозяина. Оценив расстояние между ними, Северин пришел к выводу, что пускаться в погоню бессмысленно: мальчишка легко ускользнет от него, скрывшись в лабиринте переулков и конюшен позади главной улицы. «Пусть забирает», – решил Том и направился в здание. Если удастся продать шляпу за сумму хотя бы отдаленно сопоставимую с первоначальной ценой, юный бизнесмен заработает небольшое состояние.
Том поднялся в свои апартаменты на пятом этаже, и Кристофер Барнаби, его личный секретарь и помощник, немедленно явился забрать черное шерстяное пальто. Когда он в недоумении огляделся в поисках шляпы, Том резко бросил, направляясь к большому письменному столу с бронзовой столешницей:
– Ветер.
– Пойти поискать, сэр?
– Нет, ее уже и след простыл, – он уселся за стол, заваленный гроссбухами и стопками корреспонденции. – Кофе!
Барнаби тут же умчался с проворством, которое никак не увязывалось с его полноватой фигурой.
Три года назад Том временно взял младшего бухгалтера на место личного секретаря и помощника, пока не найдется подходящая кандидатура на эту должность. Вообще-то ему бы и в голову не пришло взять кого-то вроде вечно взъерошенного и встревоженного Барнаби с шапкой буйных каштановых кудрей, которые вечно плясали и разлетались во все стороны на его голове. Даже после того, как Том послал Барнаби к личному портному на Сэвил-роу и оплатил счет за несколько элегантных рубашек, три шелковых галстука и два сшитых на заказ костюма – один из шерсти, другой из тонкого черного сукна, – молодой человек все равно выглядел так, словно выудил свою одежду из ближайшей бельевой корзины. Внешность личного помощника выставляла в невыгодном свете его работодателя, но Барнаби быстро доказал свою пригодность, продемонстрировав внимание к деталям и исключительную способность расставлять приоритеты, поэтому Тому стало наплевать на его внешний вид.
После того как Барнаби принес кофе с сахаром и сливками, он достал маленькую записную книжку и приготовился записывать указания патрона, но прежде напомнил:
– Сэр, японская делегация подтвердила прибытие через два месяца для закупки экскаваторов и бурового оборудования. Они также хотят проконсультироваться по инженерным вопросам, связанным со строительством железной дороги Накасендо через горные районы.
– Мне понадобятся копии топографических карт и геологических исследований местности, и как можно скорее.
– Да, мистер Северин.
– Кроме того, найми преподавателя японского языка.
Барнаби моргнул:
– Вы имеете в виду переводчика, сэр?
– Нет, преподавателя. Я бы предпочел общаться с представителями японской делегации без посредника.
– Но, сэр, – обескураженно произнес помощник, – вы же не собираетесь выучиться свободно говорить на японском за два месяца?
– Барнаби, не говори глупости.
Помощник смущенно улыбнулся:
– Конечно, сэр, просто ваши слова прозвучали так, будто…
– Мне потребуется от силы месяца полтора, – с его уникальной памятью Тому легко давалось изучение иностранных языков, хотя, положа руку на сердце, произношение оставляло желать лучшего. – Организуй ежедневные занятия начиная с понедельника.
– Да, мистер Северин, – Барнаби быстро делал пометки в своей книжице. – Следующий пункт в моем списке чрезвычайно интересен, сэр. Кембриджский университет вынес решение вручить вам Александрийскую премию за работы в области гидродинамики. Вы первый, кто, не будучи выпускником Кембриджа, ее получит, – лицо секретаря озарила улыбка от уха до уха. – Поздравляю вас, сэр!
Том нахмурился и потер уголки глаз:
– Мне обязательно произносить речь?
– Да, торжественное вручение состоится в Питерхаусе.
– А можно забрать награду без речи?
Барнаби покачал головой:
– Тогда придется отказаться от награды.
Увидев удивленный взгляд патрона, секретарь добавил:
– Но вы не можете так поступить! Благодаря этим исследованиям вам могут пожаловать рыцарское звание, но шанс будет упущен, если вы откажетесь от Александрийской премии. А ведь рыцарство – ваша мечта! Сами же говорили!
– Теперь оно уже не имеет для меня значения, – пробормотал Северин. – Никакого.
Помощник заупрямился:
– Я включу это мероприятие в ваше расписание и напишу для вас речь – что-нибудь вроде выражения благодарности и в то же время удивления по поводу того, что именно вы удостоились такой чести, хотя вы один из многих умов, что трудятся на благо империи ее величества…
– Ради всего святого, Барнаби! В мои пять эмоций не входят подобные темы, о которых говоришь ты. Более того, я никогда не назову себя одним из многих, потому что таких, как я, больше нет: я единственный и неповторимый, – Том коротко вздохнул. – Я сам напишу речь.
– Как скажете, сэр, – на губах секретаря заиграла слабая, но явно довольная улыбка. – На этом пока все. Будут ли для меня поручения, прежде чем я вернусь к своим делам?
Том кивнул и уставился на пустую кофейную чашку, водя большим пальцем по тонкому фарфоровому краю:
– Да. Сходи в книжный магазин и купи мне роман «Вокруг света за восемьдесят дней».
– Жюль Верн, – проговорил Барнаби, и его лицо просияло.
– Ты что, читал его?
– Да, это необыкновенно увлекательная история.
– Какой урок извлекает Филеас Фогг? – увидев недоумение на лице помощника, Том нетерпеливо добавил: – Во время своего путешествия. К каким выводам он приходит в процессе?
– Зачем преждевременно раскрывать сюжет? Вам будет неинтересно читать, – серьезно проговорил молодой человек.
– Не переживай. Мне просто нужно знать, какая истина открылась бы нормальному человеку.
– Все совершенно очевидно, сэр, – заверил его Барнаби. – Сами все поймете, когда прочтете.
Секретарь покинул кабинет, но всего через пару минут вернулся. К удивлению Тома, помощник держал в руках его утраченный головной убор.
– Швейцар принес вашу шляпу, – пояснил Барнаби. – Ее вернул уличный мальчишка и даже вознаграждения не попросил. – Критически оглядев войлочные поля, он добавил: – Я прослежу, чтобы ее хорошенько почистили, сэр.
Том подошел к окну. Беспризорник опять вернулся в канаву собирать сигарные окурки.
– Я выйду на минутку, – сказал он секретарю.
– Какие-то поручения еще будут? – спросил тот.
– Нет, я справлюсь сам.
– Ваше пальто… – начал Барнаби, но Том не обратил на него внимания и быстрым шагом прошел мимо.
Когда он вышел на улицу, щурясь от резких порывов ветра, поднимавших тучи пыли, мальчишка, видимо, решив передохнуть, сидел на корточках возле сточной канавы. Заметив приближавшегося Тома, он явно перепугался и насторожился. Парнишка был щуплый и нескладный, неопределенного возраста, но явно не старше десяти-одиннадцати лет. Карие глаза его слезились, кожа на лице загрубела, как у ощипанной курицы, длинные черные волосы явно не расчесывали и не мыли не одну неделю.
– Почему ты не оставил ее себе? – без предисловий спросил Том.
– Я не вор, – ответил мальчишка, поднимая очередной окурок маленькой ручкой, покрытой грязью и струпьями.
Том достал из кармана шиллинг и протянул замарашке, но тот проигнорировал этот жест, покачав головой:
– Мне не нужны подачки.
– Это не подачка, – возразил Том, немало удивившись такому проявлению чувства собственного достоинства у ребенка, который едва ли мог себе это позволить, – а всего лишь плата за оказанную услугу.
Мальчик пожал плечами и, взяв монету, бросил ее в тот же мешочек, куда собирал окурки.
– Как тебя зовут? – спросил Том.
– Безил-младший.
– А полностью?
Мальчик опять пожал плечами:
– Меня все так кличут, а папаша был Безил-старший.
Разум подсказывал Тому оставить все как есть: в этом беспризорнике не было ничего особенного. Помощь конкретному ребенку может удовлетворить мимолетный порыв благородства души, но никак не облегчит тяжелую долю тысяч других детей, которые живут так же, в грязи и нищете. Он уже и так пожертвовал немалые суммы, причем крайне демонстративно, множеству лондонских благотворительных организаций. Этого более чем достаточно.
Но что-то не давало ему покоя – вероятно, все дело в нотациях Уинтерборна. Помочь этому маленькому оборванцу подсказывало Тому чутье, которое никогда его не подводило, как бы он ни старался его игнорировать.
– Безил, мне нужен уборщик в контору. Хочешь получить эту работу?
Мальчишка подозрительно посмотрел на Тома:
– Надуть меня хотите, господин?
– Даже не думал. Да, и зови меня «мистер Северин» или «сэр», – Том дал мальчику еще одну монету. – Купи метлу и приходи завтра утром. Я предупрежу швейцара.
– Вишь ты! И когда же мне заявиться, сэр?
– Ровно в девять.
Направляясь обратно в здание, Северин мрачно пробормотал:
– Если этот оборванец обчистит мою контору, счет я вышлю тебе, треклятый Уинтерборн.
Глава 7
Месяц спустя Том сел на поезд до станции Сафрон-Уолден в Эссексе, а оттуда нанял экипаж до поместья Клэр. Такое путешествие кардинально отличалось от поездки в комфортабельном железнодорожном вагоне, где он мог отгородиться от всего внешнего мира. Навещая людей, Том предпочитал не полагаться на их милость. Его вполне устраивало, что он мог приезжать и уезжать по своему желанию, принимать пищу, какую хотел и когда хотел, мыться своим любимым мылом и спать в тишине, когда некому потревожить его сон.
Однако по случаю свадьбы Уэста Рейвенела Том собирался попробовать для себя кое-что новенькое. Он станет частью толпы гостей: займет спальню, куда в безбожно ранний час приходят горничные, чтобы разжечь очаг, спустится в столовую и позавтракает вместе с другими гостями, смиренно присоединится к ним на прогулках, чтобы полюбоваться видом на холмы, деревья и пруды. В доме полно детей, но к ним он отнесется терпимо или попросту станет игнорировать. По вечерам, во время салонных игр и любительских постановок пьес, он сделает вид, будто получает от них удовольствие.
Решение подвергнуться подобным испытаниям напрямую вытекало из совета Риза Уинтерборна прислушаться к своему чутью. Пока все шло далеко не лучшим образом, но Том так устал от невыносимо долгих месяцев ощущения внутренней пустоты, что даже непрерывная череда неудобств казалась ему переменой к лучшему.
В отдалении на пологом холме, заросшем вечнозелеными растениями и обнесенном низкими, увитыми плющом стенами, показалась усадьба с белыми колоннами в классическом георгианском стиле. Кольца дыма поднимались из аккуратного ряда дымовых труб, растворяясь в ноябрьском небе. Деревья вдоль аллеи сбросили листву, обнаженные ветви застыли, словно окутанные черным кружевом. На голые поля вдалеке опускался густой вечерний туман.
Наемный экипаж остановился перед парадным портиком. Его тут же окружили три лакея и принялись открывать лакированную дверь, выдвигать ступеньки и выгружать багаж. Том спустился на гравийную дорожку и глубоко вдохнул аромат мокрых листьев, припорошенных инеем. Он не мог не признать, что в сельской местности воздух приятнее, чем в городе.
Ряды створчатых окон позволяли мельком разглядеть толпу гостей, которые собрались в передних комнатах. Громкая музыка и смех чередовались с радостными криками детей, которых, судя по всему, там было немало.
– Тихое семейное мероприятие, черт бы его побрал, – пробормотал Том, поднимаясь по ступенькам крыльца в парадный холл, где дворецкий забрал у него шляпу, пальто и перчатки.
Внутри поместье Клэр выглядело просторным и воздушным благодаря интерьеру: стены были окрашены в спокойные белый, бледно-голубой и светло-зеленый цвета, мебель тоже была светлой. Здание было благоразумно украшено в соответствии с его неоклассическим фасадом, без бесчисленных фарфоровых статуэток и мириад вышитых подушек на диванах.
Через пару мгновений прибывшего гостя вышли поприветствовать лорд Уэстон Рейвенел и Феба, леди Клэр. Они были красивой парой: высокий, неизменно загорелый Уэстон и стройная рыжеволосая вдова. Казалось, их связывала таинственная невидимая связь, при взгляде на них возникало ощущение некоего единства, которое не имело ничего общего ни со схожим образом мыслей, ни даже с браком. Озадаченный и заинтригованный, Томас понял, что друг перестал быть абсолютно независимой единицей, а стал теперь частью новой величины.
Феба присела в изящном реверансе:
– Добро пожаловать, мистер Северин.
Том не мог не отметить, что с тех пор, как он в последний раз видел ее – на свадьбе Пандоры, – с ней произошли разительные перемены. Тогда он счел леди Клэр очень красивой, но в ее хладнокровном самообладании сквозила меланхолия и какая-то надломленность. Теперь же она была расслаблена и словно светилась изнутри.
Уэстон протянул руку, и они с Томом обменялись сердечными рукопожатиями.
– Мы рады, что ты приехал, – просто сказал друг.
– Я принял решение буквально в последний момент, – ответил Том. – Если меня приглашают на мероприятия, пропадает всякое желание их посещать: веселье уже не то.
Уэстон усмехнулся:
– Извини, но мне пришлось включить тебя в список гостей, ведь я у тебя в долгу за услугу, которую ты оказал нам прошлым летом.
– Ты имеешь в виду ремонт котла?
– Нет, дело не в этом, – недоумение на лице Тома заставило Уэстона пояснить: – За то, что ты помог тайно вывезти моего друга из Лондона.
– А, вот ты о чем! Пустяки.
– Ты сильно рисковал, помогая нам спасти Рэнсома, – возразил Уэст. – Если бы власти обнаружили, что ты как-то в этом замешан, тебе пришлось бы за это поплатиться.
Том лениво улыбнулся:
– Риск был невелик, Рейвенел.
– Ты мог потерять государственные контракты и, возможно, попасть в тюрьму.
– Не тот случай. В моем распоряжении достаточно прикормленных политиков, – самодовольно заметил Том. – Я подмазал большему числу членов палаты лордов и палаты общин, чем у тебя волос на голове. Так называемые парламентские расходы являются частью бюджета каждого железнодорожного строителя. Взяточничество – единственный способ протолкнуть частный законопроект через коллегиальный орган и получить необходимые разрешения.
– Но ты все равно рисковал, – настаивал Уэстон, – и я в большем долгу перед тобой, чем ты можешь себе представить. Я не мог рассказать тебе раньше, но Этан Рэнсом тесно связан с семьей Рейвенел.
Том пристально посмотрел на друга:
– И каким же образом?
– Как оказалось, он внебрачный сын старого графа, то есть сводный брат Кассандры и Пандоры. Если бы он был законнорожденным, то титул и поместье по праву принадлежали бы ему, а не моему брату.
– Интересно, – пробормотал Том. – И вы не видите в нем угрозы?
Лицо Уэстона приняло саркастическое выражение:
– Нет, дружище, Рэнсому нет никакого дела до поместья. По правде говоря, он так сильно скрывает свою связь с Рейвенелами, что мне пришлось уговаривать и даже запугивать его, чтобы он согласился посетить семейное мероприятие. Он здесь только потому, что его жена изъявила желание приехать, – Уэстон сделал паузу. – Ты, без сомнения, помнишь доктора Гибсон.
– Доктора Гаррет Гибсон? – уточнил Том. – Она вышла за него замуж?
Уэстон усмехнулся:
– А кто, по-твоему, ухаживал за Рэнсомом, пока он выздоравливал в поместье?
Заметив смущение Тома, Феба мягко спросила:
– Вы испытывали симпатию к доктору Гибсон, мистер Северин?
– Нет, но… – Том умолк на полуслове.
Гаррет Гибсон была необыкновенной женщиной – первой женщиной-врачом в Англии с дипломом Сорбонны. Несмотря на молодость, она уже успела заработать себе репутацию высококвалифицированного хирурга, после того как ее наставник, сэр Джозеф Листер, обучил ее своим методам антисептики. Поскольку Гибсон дружила с Уинтерборнами и открыла медицинскую клинику при магазине Уинтерборна на Корк-стрит для служащих универмага, Том виделся с ней несколько раз и относился к ней очень тепло и с большой симпатией.
– Доктор Гибсон – на удивление практичная женщина, – сказал Северин. – Рэнсому повезло, что его жена не витает в облаках и ей нет дела до романтического вздора.
Уэстон улыбнулся и покачал головой:
– Мне очень жаль разрушать твои иллюзии, Северин, но доктор Гибсон без ума от мужа и обожает его романтический вздор.
Он собирался еще что-то добавить, но не успел: к Фебе подскочил малыш и чуть не сбил ее с ног. Уэстон машинально поддержал их обоих.
– Мама! – выкрикнул ребенок, задыхаясь от волнения, и Феба с беспокойством воскликнула:
– Джастин, что случилось?
– Галоша притащила дохлую мышь и положила на пол прямо у моих ног!
– О боже! – Феба нежно пригладила его темные вихры. – Поверь, кошка не хотела тебе навредить, а, напротив, решила, что мышь – это прекрасный подарок для хорошего человечка.
– Няня отказалась ее трогать, горничная закричала, а я поссорился с Иво.
Хотя младший брат Фебы, Иво, формально приходился Джастину дядей, их небольшая разница в возрасте позволяла мальчикам часто вместе играть и затевать ссоры.
– Из-за мыши? – с сочувствием спросила Феба.
– Нет, еще до мыши. Иво сказал, что вы уедете на медовый месяц, а мне с вами нельзя, потому что он для взрослых, – мальчик запрокинул голову, глядя на мать, его нижняя губа задрожала. – Ты ведь не уедешь без меня, правда, мама?
– Дорогой, мы еще не планировали никаких путешествий. У нас очень много дел, и нам всем нужно время, чтобы освоиться в поместье. Может быть, весной…
– Отец не захочет меня оставлять. Я уверен!
В напряженной тишине Том бросил быстрый взгляд на озадаченное и растерянное лицо Уэстона.
Феба медленно присела, и ее лицо оказалось на одном уровне с личиком сына.
– Ты имеешь в виду дядю Уэста? – мягко спросила она. – Это его ты теперь так называешь?
Джастин кивнул:
– Я не хочу, чтобы он был моим дядей: у меня их и так много. А если у меня не будет отца, я так и не научусь завязывать шнурки на ботинках!
Феба улыбнулась:
– Почему бы тебе тогда не называть его папой?
– Тогда ты не поймешь, о ком я говорю, – резонно заметил Джастин, – о том, который на небесах, или о том, который здесь.
Феба весело улыбнулась:
– Ты прав, мой умный мальчик.
Джастин неуверенно взглянул на высокого мужчину рядом:
– Я ведь могу называть тебя отцом, правда? Тебе понравится?
Уэстон изменился в лице, румянец стал ярче, черты исказились от нахлынувших эмоций. Он подхватил Джастина на руки, обхватив большой ладонью голову мальчика, и поцеловал его в щечку.
– Мне очень нравится, – судорожно вздохнув, произнес Уэстон. – Очень!
Ребенок обнял его за шею.
Том, ненавидевший подобные сентиментальные сцены, почувствовал себя крайне неуютно и огляделся в надежде найти возможность незаметно ускользнуть, решив, что найдет свою комнату позже.
– Можно, мы поедем в Африку на медовый месяц, отец? – послышался голосок Джастина.
– Да, – приглушенно ответил Уэстон.
– А можно мне завести крокодила, отец?
– Да, конечно…
Словно из ниоткуда Феба достала носовой платок и, незаметно вложив в руку Уэстона, прошептала:
– Я позабочусь о мистере Северине, если ты решишь проблему с дохлой мышью.
Всхрапнув, Уэстон кивнул и так сжал мальчика в объятиях, что тот протестующе пискнул.
Феба повернулась к Тому с ослепительной улыбкой:
– Пройдемте со мной.
Вздохнув с облегчением, Северин последовал за леди Клэр.
– Прошу прощения за сына, что он вмешался в разговор, – сказала Феба, когда они пересекли холл. – Для детей не существует такого понятия, как неподходящий момент.
– Не стоит извиняться, – улыбнулся Том. – Я знал, что на свадьбе всегда кто-нибудь расчувствуется и всплакнет, но вот уж не думал, что это будет жених.
Феба улыбнулась:
– Моему бедному жениху не позавидуешь: без всякой подготовки стать отцом сразу двух сорванцов. Однако он превосходно справляется. Мои мальчики его обожают.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?