Текст книги "Рождественская история"

Патриция смотрела на мать и не переставала удивляться: Аманда не менялась. Течение времени будто огибало ее. По крайней мере, за последние десять лет в лице ее не изменилось ничего: та же моложавая, подтянутая женщина, которая когда-то собирала дочку в школу. Патриция украдкой заглянула в зеркало – а насколько лицо выдает ее возраст?

Вроде бы все в порядке, лицо гладкое, дорогие кремы и косметологи отлично помогают справляться с мелкими морщинками, и только взгляд…

– Мам, как я выгляжу?

– Что? – Аманда явно растерялась от такого вопроса. – Хорошо ты выглядишь, я бы сказала даже… мм… роскошно.

– Нет, роскошно выглядят юные девицы из высшего общества, у которых нет других забот, кроме как ухаживать за собой. Ко мне это неприменимо, я слишком много работаю. По-моему, у меня что-то не то с глазами.

Патриция встала и подошла к зеркалу. При ближайшем рассмотрении впечатление абсолютной измотанности рассеялось.

– Патриция, знаешь, я недавно разговаривала с тетей Кэт. Я, конечно, пригласила ее на праздники. Сама понимаешь…

– Да, одинокая старость – не радость. То есть она еще не старая, но кроме нас… – Патриция вспомнила мамину старшую сестру, старую деву, которая жила в Джерси и всегда приезжала к ним на праздники.

– Да, никого нет. И я очень боюсь, что тебя постигнет та же участь, – заключила Аманда.

– Ах вот ты к чему! А я уж думала, что легко отделалась. Тебе не кажется, что я сама вправе решать, как распоряжаться своей жизнью?

– Но я же твоя мать! Я волнуюсь за тебя! Я так хочу внуков!

Патриция заметила, что у мамы уже глаза на мокром месте.

– Мам, я тоже хочу, чтобы у тебя были внуки. Но я не стану связываться с первым встречным. Мой муж должен быть богат, успешен и как минимум приятен внешне. Понимаешь?

– У тебя слишком высокие требования, Патриция. Это сужает круг поиска. А время идет.

– Мама, у меня ко всему высокие требования. И что, если не это, позволило мне добиться всего в жизни? Удачный брак – следующая ступень. И с ней тоже не нужно торопиться.

– Патриция, мне понятен ход твоих рассуждений. Но меня беспокоит, что у тебя вообще никого нет. Для взрослой здоровой женщины это… трудно.

– Мам, вот это уж слишком!

– Извини. Я не хотела тебя обидеть. Но у меня есть один знакомый психолог…

– Сходи к нему и спроси, как смириться с независимостью своего ребенка! – взорвалась Патриция. – Еще один такой разговор – и я умру. Или убью кого-нибудь. В состоянии аффекта. И меня посадят в психушку. А виновата будешь ты, слышишь?

Патриция пожалела, что уже слишком взрослая, чтобы выбегать из комнаты, хлопнув дверью. Это бы сейчас очень пригодилось для разрядки. Она готова была разреветься от обиды и бессильной злости: ведь не вложишь своего-то ума! Бог все-таки создал камень, который он не в состоянии поднять, и этот камень – воля человеческая! А уж если сталкиваются две воли… Черт, ведь иногда с другим человеком становится совершенно невозможно общаться!

– Пат, прости. Я не хотела тебя обидеть.

– Тебе это и не удалось. Я просто разозлилась.

– Не сердись на меня. Я же очень тебя люблю.

– Я тебе не верю. – Патриция чмокнула мать в щеку.

– Будет тебе. Пей чай. Я не стану больше к тебе приставать, раз это так болезненно.

– Мама… Я предупредила: еще один подобный разговор…

– Я все поняла. Хочешь отдохнуть с дороги?

– Было бы неплохо.

– Вот и хорошо. Не болей, я тебя очень прошу.

– Ага.

Патриция с облегчением выдохнула, когда мать закрыла дверь с другой стороны. Мамина навязчивая идея насчет спутника жизни пробуждала в ней нехорошее чувство – чувство, что у нее в жизни что-то не так. Патриция, разумеется, не позволяла этому чувству разрастаться, старательно его душила, но даже самые стойкие и уверенные в себе люди порой оказываются беспомощными перед своими родителями. А как может быть иначе, ведь, сколько бы тебе ни было лет, мама и папа – очень-очень важные люди…

Приняв душ, Патриция решила заняться тем, чем давно собиралась – перебрать старые безделушки и фотографии. За этим занятием ее сморило, и она заснула, свернувшись клубочком, прямо в банном халате.

Она проснулась от поднявшейся в доме суеты. Чтобы вспомнить, где она находится и с чем может быть связан шум на первом этаже, Патриции понадобилось некоторое время.

Алекс приехал! – улыбнулась она.

Первый порыв – кинуться вниз как есть – пришлось в себе подавить. Слышались чужие голоса. Это значит, что нужно полностью приводить себя в порядок.

Патриция быстро влезла в светлые джинсы и тонкую шерстяную блузку цвета морской волны. Взбила волосы. Известно, что сложнее всего создать на голове красивый беспорядок. Подкрасила ресницы, провела помадой по губам – готова!

Если хочешь, чтобы все верили в твою несокрушимую волю, нужно даже по родительскому дому ходить в красивых туфлях.

Патриция как раз заканчивала с выбором последних, когда в дверь постучали. Совсем не деликатно.

– Да! – Патриция сунула ноги в элегантные лодочки из бежевой замши.

Алекс ворвался в комнату, как торнадо.

– А мне сказали, что ты сегодня больная соня! Но я им не поверил!

Патрицию подхватили и закружили в объятиях.

– Алекс, пусти, сумасшедший!

– И правильно сделал! – договорил Алекс и звонко чмокнул сестру в щеку. – Чудесно выглядишь!

– Спасибо, стараюсь! Ты, кстати говоря, тоже весь сияешь! – Патриция вгляделась в лицо брата – красивое, чуть румяное с мороза, с лучистыми глазами.

– Да, есть основания. Как ты? – Он держал руки на ее плечах.

– Отлично. Работаю и зарабатываю. А как ты?

– Превосходно. Женюсь, – в тон ей ответил Алекс.

– Как?! – изумилась Патриция.

– По любви! – провозгласил Алекс.

– Не смеши меня, – привычно отозвалась она.

– А сестренка у меня все такая же циничная. Ну ничего, я привез ее с собой.

– Невесту?

– Кэтрин. Когда ты с ней познакомишься, ты меня поймешь!

– Полагаешь, я тоже в нее влюблюсь? – саркастически поинтересовалась Патриция.

Она улыбалась: искрящееся счастье брата мало-помалу передавалось и ей. Если не рассуждать о том, что любовь – это только выдумки, можно искренне порадоваться за человека.

– Полагаю, она тебе понравится, потому что Кэтрин – просто чудо!

– Я уже начинаю ревновать.

– Тебя, родная, мне никто не заменит! И твоих гнусных шуточек тоже!

– Я знала! Тебе нравится, когда я над тобой подтруниваю.

– Ну, если ты не умеешь выражать свою любовь по-другому…

Алексу пришлось убегать очень-очень быстро.

На лестнице он в кого-то врезался.

– Прости, любимая! Не ушиблась?

Патриция притормозила, чтобы предотвратить очередное столкновение. Она увидела миловидную хрупкую шатенку в очках и свитере цвета верблюжьей шерсти.

– Нет, милый. Ты куда-то спешишь?

– Уже, по-видимому, нет: у нас перемирие в честь знакомства с тобой. Это моя сестра Патриция. Пат, моя невеста Кэтрин.

– Очень приятно, – Патриция спустилась, чтобы стоять с Кэтрин на одном уровне, и протянула руку.

– И мне. – Кэтрин широко улыбнулась.

Патриция решила, что она и впрямь очень мила.

– Алекс часто говорит о вас.

– О тебе, – поправила Патриция.

– Да, конечно, о тебе.

– И что, он тебя мною, наверное, запугал?

– Нет, что ты! Он всегда тобой восхищается. Алекс говорил, у тебя свое дело в Вашингтоне?

– Да. Дома. Мое дело – дома. Я работаю с недвижимостью.

– А я работаю учительницей. – Кэтрин улыбнулась немного застенчиво.

Патриция с удовольствием отметила, что она, похоже, будет покладистой женой. Это хорошо. Сам Алекс был экономистом, он работал финансовым аналитиком в крупной фармацевтической компании и никогда не отличался лидерскими качествами, как Патриция.

– Ого. А Алекс не успел сказать, что у него героическая невеста!

Кэтрин от ее шутки смутилась еще больше.

– Дети, дети, обед на столе! – провозгласила Аманда. Она стояла внизу и смотрела на замершую прямо на лестнице троицу. Свою реплику она сказала таким тоном, что сразу стало понятно: она ждала возможности ее произнести уже много месяцев.

– Мы идем, мама!

Все трое спустились вниз. Патриция отметила, что Алекс все время нежно держит Кэтрин за руку. Улыбнулась краешком губ: прямо пастушок и пастушка из какой-нибудь пасторали.

В столовой ждали трое. Патриция не ожидала увидеть кого-то, кроме отца и матери, поэтому инстинктивно подобралась. Тем более что третьим был мужчина.

Патриция смотрела на этого невысокого, красиво сложенного человека с короткими черными волосами и не могла понять, что именно в нем вызывает у нее тревогу. Умное лицо, правильные черты. Он, наверняка, ровесник Алексу, хотя мог бы быть на несколько лет старше: очень мудрые глаза. Спокойная поза. Не представляет опасности, но…

– Пат, а я совсем забыл сказать, что у меня для тебя еще один сюрприз, – сказал Алекс. – Ты помнишь Эрика Уайза?

– Эрика Уайза… – повторила Патриция. Ей показалось, что пол качнулся у нее под ногами.

3

Патриция помнила Эрика Уайза.

Первая любовь не забывается. Даже если это детские глупости. Особенно неразделенная первая любовь.

Когда-то, хотя в этом и усомнились бы многие ее знакомые, Патриция тоже была подростком. Секретничала с подружками, делясь своими скудными познаниями в области отношений мужчин и женщин. Вместе с ними строила соответствующие предположения. Комплексовала из-за прыщей, больших ладоней и худых ног, из-за крупных ушей, которые казались ей наказанием Господним, и неразвитой груди. Да мало ли бед у тринадцатилетней девчонки?!

Эрик Уайз тогда был, наверное, ее главной бедой.

Его имя она выписывала красивым почерком в дневнике с сердечком на обложке. Она краснела и запиралась в комнате, когда он приходил в гости к Алексу, своему лучшему другу. Ее заветной мечтой было пойти с ним на выпускной – в красном платье, на каблуках, с красивой прической… Чтобы все остальные воздыхательницы в один вечер умерли от зависти.

Надо сказать, что остальные воздыхательницы пользовались у Эрика не большим успехом, чем Патриция. Он был крайне целеустремленным юношей. А целью он себе поставил поступить на медицинский факультет со стипендией от муниципалитета. Поэтому он штудировал книги по биологии и химии, и еще классическую европейскую литературу – просто интересно. Он еще занимался бейсболом и был звездой школьной команды.

Патриция лютой ненавистью ненавидела всех девиц из группы поддержки. Во-первых, ее туда не взяли из-за вздорного характера и неразвитости форм, во-вторых, они были особенно популярны среди спортсменов.

Эрик, ровесник Алекса, был старше Патриции на три года, но относился к ней, как к самой настоящей малявке. Он считал себя уже сформировавшейся личностью, и девчачьи причуды Патриции вызывали у него только снисходительное умиление.

Собственно, и общаться им приходилось не так часто: как уже говорилось, при его приближении Патриция норовила куда-нибудь спрятаться и где-нибудь отсидеться. Пока не станет достаточно взрослой и привлекательной, чтобы он влюбился сразу и навсегда. Эрик несколько раз ездил с Динами на пикники, а еще Патриция имела счастье и несчастье сидеть с ним рядом, когда он оставался у них на обед или на ужин. Собственно, вот и все.

Потом Алекс и Эрик поступили в колледжи в разных городах и надолго потерялись. Судя по всему. А теперь…

– Здравствуй, Эрик! – Патриция протянула ему руку для приветствия и улыбнулась самой уверенной из своих деловых улыбок. На рукопожатие его она ответила очень твердо.

Он улыбнулся ей той самой улыбкой, которая когда-то заставляла ее заливаться краской до ушей и спасаться бегством.

– Очень рад видеть тебя, Пат… Патриция. Ты невероятно изменилась.

У любого другого человека Патриция едко поинтересовалась бы: «Постарела?»

– Я догадывался, что маленькая Пат вырастет красивой женщиной. Но что женщина эта будет настолько обворожительна…

– Не такая уж я была и маленькая, – фыркнула Патриция. Потом осеклась: ее в кои-то веки смутил комплимент?

– Да, конечно. Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто я тогда так… видел мир.

Эрик пододвинул ей стул. Патриция с удивлением обнаружила, что не заметила, как расселись другие. Эрик полностью поглотил ее внимание.

Он сел рядом с ней. Патриция чувствовала себя в высшей степени странно. Ей было приятно и неприятно одновременно. Почти как тогда, много лет назад.

Она не была рада встрече с ним. Ведь глупо радоваться напоминанию о своей первой любовной неудаче! Точнее несостоявшемся любовном опыте. Но все равно…

Пусть подобным сюрпризам от судьбы радуются сентиментальные неудачницы!

Патрицию бы больше согрела встреча с первым парнем, которому она разбила сердце. Или с любым другим из этих несчастных. Учась в колледже, она делала это регулярно. И почему Эрик не встретился ей, когда ей было хотя бы девятнадцать?!

– Кстати, а как вы нашли друг друга? – поинтересовалась она.

– О, я давно ждал, что ты спросишь, – ответил Алекс. – Это Кэтрин. Оказывается, после колледжа, получив бакалавра по естественным наукам, Эрик тоже поехал в Филадельфию – на медицинский факультет, но мы ничего друг о друге не знали. А потом я познакомился с Кэтрин, мы начали встречаться, и она представила меня своим друзьям! Среди них оказался и Эрик, представляешь? Столько радости было!

– Представляю…

– Судьба – удивительно извилистая дорога. Делает иногда такие петли… Как ты считаешь, Патриция?

– Да. Петли – то самое слово.

– Ты веришь в судьбу? – спросила Кэтрин.

– Мм… Я ей не доверяю, – улыбнулась Патриция.

За столом засмеялись.

– У меня есть тост, – сказал вдруг Эрик.

– Конечно-конечно! – обрадовалась Аманда. – А то мы совсем заболтались.

Он поднял бокал с красным вином.

– Конечно, в таких случаях полагается пить за встречу. И я предлагаю выпить за встречу. За старых друзей. А еще… За то, чтобы судьба преподносила нам такие подарки, чтобы в нее верили и ей доверяли.

– Отлично сказано! – удовлетворенно проговорил Роберт.

Я его сейчас возненавижу, подумала Патриция. Чтобы у стальной Патриции Дин сердце заходилось от слов какого-то непонятного типа?!

За обедом разговоры шли о двух вещах: об истории отношений Кэтрин и Алекса и о судьбе Эрика.

По первому пункту выяснилось: Алекс и Кэтрин познакомились, когда один из ее учеников разбил мячом боковое стекло в машине проезжавшего мимо школьной площадки Алекса. Это была любовь с первого взгляда. Сие знаменательное событие произошло полгода назад, но этих шести месяцев вполне хватило обоим, чтобы понять: они хотят всю жизнь прожить вместе и родить как минимум четверых детей. Свадьба планируется в июне или июле следующего года. Это зависит от того, когда босс позволит Алексу взять отпуск и уехать в свадебное путешествие.

Как все просто. Так, что почти неинтересно. Если бы Патриция любила своего брата чуть меньше, она бы заняла по отношению к этому браку позицию критика.

По второму пункту выяснилось: Эрик поступил на медицинский факультет Колумбийского университета. Так как муниципалитет не выделил ему стипендии и к Нью-Йорку он не был привязан, то после окончания учебы Эрик принял предложение о работе, которое поступило из Филадельфии. В настоящее время он специализируется на нейрохирургии и трудится в Центре медицинских исследований Джордана.

– Эрик, ты женился? – задала Аманда животрепещущий вопрос.

– Нет, миссис Дин. Медицина затмила собой все. Понимаю, что это плохая рекомендация и Патриция, возможно, посмотрит на меня… с недоверием, – Эрик печально улыбнулся, – однако это чистая правда. Мне тридцать три, и я считаюсь еще молодым врачом, мне нужно много работать и еще очень многому учиться. И чем больше я узнаю в своей профессии, тем больше передо мной открывается неизвестных областей и тонкостей.

– Похоже, в последнее время такая позиция привлекает все больше и больше поклонников. – Алекс переглянулся с матерью. – Интересно, а могут ли сойтись два человека, исповедующие подобную теорию? – Он подмигнул сестре.

– Это не теория, – назидательно-скучающим тоном заметила Патриция. – Это образ жизни. Образ жизни занятых современных людей, которые хотят многого добиться в жизни.

– Такое заступничество мне очень лестно, Патриция, – рассмеялся Эрик. – Нечасто женщины меня защищают.

– Не обольщайся, дружище. Пат защищает идею. И свой образ жизни. Вряд ли она станет заботиться о ком-то еще.

– Естественно. Так гораздо легче выжить в нашем мире. А то получается, что, если ты сильный, на тебя балластом навешивается с дюжину слабаков, которых приходится тащить на себе. Когда-нибудь, конечно, мой доход позволит мне не в ущерб себе заняться благотворительностью. Но не сейчас. – Патриция пригубила вино. Ее настроение стремительно портилось.

Либо я веду себя, как стерва, либо меня ставят в позицию слабой. Неужели все может быть только так? – с тоской подумала она. Стало как-то обидно. Вот сидит Кэтрин. Милая девушка, которую никто не пытается подмять под себя, убедить в ее собственной неправоте или напичкать какими-то правильными мыслями. Никто не пытается ею воспользоваться, поманипулировать и чего-то для себя добиться. И наверняка ничего подобного с ней никогда не делали, иначе она бы уже растеряла свою «пушистость».

И где в этом мире справедливость?

Когда одним приходится грызть землю, рвать зубами и когтями, чтобы остаться целыми и чего-то добиться, другим позволительно оставаться милыми и улыбчивыми. А удача сама их находит, гладит по голове и, заговорщически подмигивая, приоткрывает нужную дверь. Неужели это все так и есть?

Ну и ладно, подумала Патриция. Она всего лишь школьная учительница. Ей не нужно того, о чем мечтаю я. А мне было бы тесно в ее жизни.

Патриция никогда никому не завидовала. Это ей завидовали все. Но сейчас на нее что-то нашло… Конечно, не зависть, а так, слабенькое ощущение некоторой общей несправедливости жизни.

Собственные ее мысли окрасили обед в мрачноватые тона.

После обеда Алекс и Кэтрин отправились отдыхать. Патриция послонялась по дому, обсудила с мамой всякие важные вещи – вроде того, что готовить на ужин. Аманда сегодня не звала кухарку: хотела сама побаловать своих детей. Но ей просто необходим был человек, с которым можно было бы обговорить меню. Для нее приготовление пищи давно превратилось в священный ритуал, и потому она очень ответственно подходила к этому вопросу.

– Мама, я давно хотела спросить: как ты все успеваешь? – не выдержала Патриция.

– Что ты имеешь в виду?

– Как ты умудряешься ухаживать за собой, работать с папой и еще заниматься домашними делами?

– А ты разве не успеваешь? Твоей прическе можно позавидовать, ты всегда накрашена, ты работаешь сутки напролет! Не знаю, что там творится у тебя дома…

Патриция с благодарностью вспомнила о приходящей домработнице. Дома все должно быть чисто и аккуратно.

– Но когда я была у тебя в последний раз, чистота меня порадовала. Так что…

– Признаться, это стоит мне… некоторых усилий воли.

– Да? А сразу не скажешь, – Аманда наивно захлопала ресницами. – Ну а что касается меня… Мне просто нравится все, что я делаю. Не только результат, но и процесс. Когда думаешь о результате больше, то это иной раз может и подстегнуть. Например, сбросить несколько фунтов. Но если тебе не нравится питаться фруктами, ходить в тренажерный зал и бегать по утрам, то нет-нет да и пропустишь что-нибудь. Не удержишься и съешь пирожное. Проспишь пробежку… Мало ли предлогов, чтобы чего-нибудь не сделать? А мне все нравится.

– Ясно.

Патриция задумалась. Выходит, ей не все нравится из того, что она делает. Нужно что-то пересмотреть.

– А как тебе Эрик? Помнится, ты к нему неровно дышала когда-то, – Аманда покосилась на дочь.

– Интеллигентный зануда. Каким был, таким и остался.

– А по-моему, очень милый…

– Лучше скажи, как тебе твоя будущая невестка.

– Очаровательная девушка, тебе не кажется?

– Кажется, но… – Патриция поймала себя на том, что скатывается к обычным женским сплетням, и ужаснулась. – Извини, мам, у меня где-то сотовый звонит.

Патриция поспешно ретировалась из кухни и направилась в библиотеку.

Это была гордость Роберта. Он собирал свою библиотеку почти сорок лет. Он обожал книги, и на высоких стеллажах стояло немало букинистических редкостей и раритетных изданий.

В детстве Патриция пряталась здесь, когда хотела, чтобы все решили, что ее нет дома. Помещение библиотеки было не очень большим, зато уютным. Здесь пахло пылью, типографской краской, и старой бумагой, и кожаными переплетами. Как в старинном английском поместье. Патриция точно знала, что в ее усадьбе тоже будет библиотека.

На этот раз спрятаться от мира не удалось: в библиотеке сидел Эрик.

– Кто бы мог сомневаться? Если бы тебя кто-то искал, я бы его смело направила в библиотеку.

– А ты меня искала, Патриция?

– Вовсе нет.

– Тем не менее ты здесь… – Эрик без улыбки посмотрел на нее поверх страниц книги в темном переплете, которую держал в руках. Он сидел в кресле за столом. Здесь стояли еще два кресла и небольшой диван – гарнитур, отделанный кожей цвета черного кофе. Патриция вдруг почувствовала себя гостьей, которой не предложили сесть. Это не прибавило ей мягкости.

– Я искала покоя. Видимо, не судьба.

– А чем покой лучше приятного человеческого общества?

– Философский вопрос, особенно если принять во внимание, что «приятная компания» – понятие относительное и весьма субъективное.

– Ты права. Кстати, я нечасто встречаю женщин, которые разговаривают, как на защите магистерской диссертации.

– Если ты хотел меня уязвить, то не трать зарядов зря. У меня прочная броня и тяжелая артиллерия за спиной.

– Я заметил, – серьезно ответил Эрик.

Патриция посчитала тему исчерпанной.

– Ладно, я поищу покоя в другом месте.

– А может, повезет и найдется приятная компания, – улыбнулся Эрик. – Снег идет.

Патриция взглянула в окно. В сиреневых сумерках и вправду порхали белые пушистые хлопья.

– Как ты узнал? Ты же сидишь спиной к окну, – поразилась Патриция.

– Чувствую. – Эрик пожал плечами. – И… свет становится такой… особенный.

– Романтик, – сказала Патриция таким тоном, каким говорят «придурок».

– В твоих устах звучит, как обвинение, – рассмеялся Эрик. – Не хочешь прогуляться?

– Нет.

– Жаль. А я, пожалуй, пойду пройдусь.

Патриция подумала, что не гуляла – не ходила просто по улице без дела и без конкретной цели – уже, наверное, целую тысячу лет. И сразу после этого подумала, что правильно делала: бессмысленное занятие для людей, которым нечем занять свое время.

– Удачи. А я, пожалуй, останусь и почитаю.

Эрик улыбнулся ей легкой, почти незаметной, как прикосновение крыла бабочки, улыбкой и вышел. Патриция подошла к столу. Ей стало любопытно, что же за книгу он держал в руках… надо же. Камю сорокового года издания. Раритет – для кого-то. Для нее – книга подросткового бунта.

– Вот чудак… – зачем-то сказала Патриция, взяла «Бунтующего человека» и устроилась с ногами на отцовском диване.

Ей пришли в голову сразу две нехорошие мысли. Во-первых, что она не брала в руки книгу почти что со времен колледжа. Потом все как-то было не до того. Во-вторых, Эрик ведь рос в Нью-Йорке. Почему он не отправился к матери? Она знала, что отец его давно оставил семью. Надо будет спросить у Алекса. Потихоньку.

После ужина Аманда куда-то увела Кэтрин: ей не терпелось пообщаться с ней поближе. Алекс разговорился с отцом о рынке ценных бумаг. Он хорошо ориентировался в этих потоках, а Роберт как раз хотел заняться игрой на бирже. Патрицию это пока не интересовало, так что она не прислушивалась. Она сидела в гостиной в кресле и листала мамины глянцевые журналы.

Скука, это позорное чувство бездельников, накрыла ее своей тенью.

Конечно, можно было попробовать позвонить кому-то из школьных подруг, встретиться и поделиться своими жизненными достижениями. Для Патриции этот вариант всегда оставался на крайний случай.

– Патриция, ты занята? – Эрик подошел к ней сзади, так что она вздрогнула.

– Как видишь, страшно занята, – съязвила она. – А ты сам как относишься к женской журналистике?

– Никак не отношусь, потому что не сталкивался. Я хотел кое-что с тобой обсудить.

– Пожалуйста. – Она закрыла журнал с видом королевы, которая милостиво назначила внеплановую аудиенцию.

– Нет, не здесь. Если у тебя есть несколько свободных минут, то пошли.

– Куда?

– Там холодно и все еще идет снег. Так что оденься.

– Собрался меня похитить и съесть?

– Ну зачем же съесть? Я не голоден. Миссис Дин отлично готовит…

Патриция фыркнула, чтобы не выдать искренней улыбки.

Она поднялась к себе, надела теплую обувь, повязала на шею шелковый платок. Подкрасила губы. Нанесла капельку духов за ухо. Просто так…

Эрик ждал ее в холле. Ее поразил его переброшенный через плечо щегольской белый шарф. Настоящий джентльмен. Или герой мультфильма.

– Учти: если предлог окажется нестоящим…

– То что?

Патриция не сразу нашлась:

– То я стану думать о тебе еще хуже.

Эрик развел руками.

– Пойдем.

Он изящным жестом открыл перед ней дверь. Патриция вздернула бровь: у него это получилось очень легко и красиво, а между тем дверь в доме Динов была тяжелая-претяжелая, из старого дуба.

– Смотри. – Он указал рукой влево.

Патриция чуть не упала с крыльца.

Посреди занесенной снегом лужайки восседал огромный снежный заяц. Упитанный заяц с длинными ушами и красным шарфом.

– Это ты сделал?! – воскликнула Патриция.

– Да. Хотел тебя спросить: стоит ли показать остальным?

Патрицию захлестнула волна такого детского веселья, что она не удержалась от хохота. При ближайшем рассмотрении у зайца обнаружилась во рту ирландская курительная трубка.

– Ну ты даешь! – только и смогла выговорить она.

– Я рад, что удалось тебя рассмешить.

– Это не тебе, это зайцу! – запротестовала Патриция. – Очень уж он… потешный.

– Нам с зайцем. А все-таки тебе идет смеяться…

– Ты на что намекаешь?

– Ни на что. – При свете уличных фонарей видно было, как в глазах у Эрика пляшут веселые чертики.

– Давай позовем всех, я уверена, что Алекс точно оценит.

– А давай потом. Раз уж ты взяла на себя труд надеть пальто, может быть, дойдем до ближайшего магазина и купим вишневой шипучки и пончиков? Очень хочется вспомнить детство.

– По-моему, ты уже достаточно в него впал. Ну пойдем.

Патриция прошла по дорожке через двор и вышла на тротуар. В этот момент в спину ей влепилось что-то холодное и плотное.

– А-ах! – Она задохнулась от негодования.

В следующий момент снежок полетел в сторону Эрика.

– Ты что себе позволяешь?! – завопила Патриция.

– Я проверяю, где границы твоего терпения! – Еще один комок.

Возня затянулась минут на десять. Патриция обнаружила себя сидящей в сугробе. Снег набился ей за шиворот, и платок промок. Этот платок ручной росписи ей привезла из Парижа приятельница, которую туда возил любовник. Патриция вспомнила, что она серьезная женщина, которой вовсе не пристало барахтаться в снегу и громко хохотать посреди улицы.

– Уайз! У меня к тебе вопрос.

– Да? – Эрик подошел, протянул ей руку и сильным движением поставил на ноги. Сложно понять, откуда столько мощи в руках этого невысокого человека.

– Как я теперь в таком виде пойду по улице и зайду в магазин?

– Ну… Добропорядочные обыватели в это время должны сидеть по домам и смотреть телевизор. До остальных тебе нет дела, правда? Или ты замерзла?

– Нет, ничего особенного. Воспользуюсь тем преимуществом, что я работаю в другом городе и здесь меня никто не помнит. – Патриция расстегнула верхнюю пуговицу пальто и сняла с шеи мокрый платок. Перчатки тоже стали влажными от талого снега, но тут уж ничего не попишешь.

Эрик снял шарф и протянул ей:

– Держи. В порядке извинения.

– Это еще зачем?

– Ты замерзла, а мне и без того тепло.

– Демонстрируешь свои рыцарские качества? Не люблю, когда мужчины распускают перья. – Патриция лукавила. На самом деле, как и любой женщине, «павлинье» поведение ее хотя и раздражало порой, но все равно льстило какой-то части ее души.

– Молчи и подчиняйся, женщина, – наигранно сурово проговорил Эрик.

– И не подумаю! – Патриция прибавила шагу. – Пошли скорее, нам идти еще полтора квартала!

– А ты куда-то торопишься? – обезоруживающе улыбнулся Эрик, догнав ее.

Патриция поняла, что торопиться действительно некуда. Даже ее маме хватит ума не волноваться за тридцатилетнюю дочурку. А вечер такой красивый… И пушистый рождественский снег все еще танцует в синем чистом воздухе.