Текст книги "По мосту через пропасть"

9

– Эйд, что-то ты совсем захандрил, – констатировала тетя Маргарет, аккуратно помешивая ложечкой чай.

Завтрак проходил в молчании и скуке. Может быть, этому способствовала пасмурная осенняя погода. Может быть, то, что Адриан и Джеймс совсем плохо ладили в последнее время.

Сьюзен шумно вздохнула и отправила в рот кусочек бисквита.

Тетя Маргарет очень рассчитывала, что присутствие Сьюзен подействует на Адриана благотворно и он перестанет заниматься всякими глупостями (просиживать часами в кофейне у Анны Бартон), а вернется к обычным делам – станет писать книгу, гулять с подругой, развлекать беседами любимую тетю.

Адриан, конечно, перестал бывать у Анны – судя по тому, что все время проводил, запершись в спальне, – но погрузился в мрачную апатию, и тетя Маргарет сомневалась, что он проводит эти тихие часы за компьютером.

Она подарила ему старинную печатную машинку. Антиквар клялся, что сам Сомерсет Моэм печатал на ней свои первые пьесы. Адриан этому писательскому подарку обрадовался лишь настолько, насколько требовали приличия. Похоже, труд по экзистенциальной философии переживал не лучшие времена.

Сьюзен ходила по дому потерянная и какая-то бледная. В октябре только пылкая взаимная влюбленность может заставить барышню расцвести. Похоже, Сьюзен в этом плане не повезло. Кроме всего прочего, в этой глуши некому было оценить ее безупречно подобранные наряды, и она очень скоро перестала переодеваться к чаю и к ужину и ходила по дому в одном платье – кажется, «Гуччи», с кожаным ремнем, который, как ни крути, идеально подчеркивал осиную талию.

– Что случилось? – для проформы спросила тетя Маргарет. Кто-кто, а она-то знала, что он ничего ей не скажет.

– Все в порядке, тетя, не волнуйся. Наверное, какая-то вялотекущая простуда, – устало проговорил Адриан. Воспаление чувств. Плюс острая аллергия на Джеймса.

– Понятно. Судя по всему, эта вещь заразная, и скоро мы все превратимся в осенних сонных мух, – предположила тетя Маргарет.

– Может, сходим в театр? – предложила Сьюзен.

– Ты же вроде как отдыхать в тишине и покое сюда приехала. Наблюдать английскую провинцию. Разве нет? – уточнил Адриан.

– Отдых и умирание со скуки – не одно и то же, – ответила Сьюзен.

– Кажется, пора возвращаться в Лондон, – провозгласила тетя Маргарет. – Лично я уже нагостилась на исторической родине.

– Ну наконец-то, – проворчал Джеймс. – А то дела стоят, а мы тут убиваем время.

– А тебя кто-нибудь просил тут задерживаться? – поинтересовался Адриан.

– А как же! – подмигнул ему Джеймс.

Адриан побелел.

Тетя Маргарет и Сьюзен переводили взгляд с одного на другого.

– Я что-то не голоден, – проговорил Адриан. – Прошу прощения.

Он поднялся и, вскинув голову, широким шагом вышел из столовой.

– А в чем, собственно, дело? – спросила тетя Маргарет, буравя Джеймса взглядом.

– Эйд не в духе, ты же видишь. Какой-нибудь экзистенциальный жизненный кризис, – пожал плечами Джеймс.

Уж не Анной ли зовут этот кризис? – спросила сама себя тетя Маргарет. Развивать эту мысль не хотелось. Анна – не та женщина, которая может изменить жизнь ее любимого племянника. Значит, чем скорее он отсюда уедет, тем лучше.

Адриан и сам не знал, разделяет он это мнение или нет. С одной стороны, ему очень хотелось поскорее покончить с этой историей (и чтобы Джеймс покончил с ней тоже). С другой стороны, его мучила неразрешенность отношений с Анной. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что глупо поступает, прячась от нее. Тот демонстративный визит под ручку со Сьюзен, очевидно, неприятно поразил Анну, это было видно по ее реакции. Они как-то молчаливо поссорились, не сказав друг другу ни слова по существу вопроса… Хотя что тут скажешь? «Прости, мне очень понравился твой брат». – «Да ничего, я все прекрасно понимаю, мы же друзья, не бери в голову»…

Раньше Адриан не верил в безвыходные ситуации. Ему казалось, что выход есть всегда, просто человек иногда не готов, не хочет его увидеть. Теперь он отлично понял, как ощущает себя этот самый человек.

Время уезжать. Может, хорошо, что все так? Если бы у них с Анной что-то получилось, если бы он понял, что чувствует к ней, чуточку раньше, сейчас мысль об отъезде казалась бы ему невыносимой. А так…

А так она просто тяжела. Как столп Стоунхенджа.

Адриан начал собирать вещи. Вещей было немного. Он до сих пор ходил в джинсах, но как-то несколько дней забывал побриться, и сейчас растительность на щеках и подбородке напоминала о том времени, когда он носил бороду. Забавно. Он совсем не похож на себя прежнего. Скорее на какого-то гангстера или рок-музыканта. Эта мысль заставила его улыбнуться. Анне бы понравилось. Улыбка превратилась в усмешку. Да, ей, похоже, по вкусу целоваться с усатыми мужчинами…

В комнату тихо постучали. Адриан вздрогнул от неожиданности. Живот рефлекторно напрягся. Неужели Джеймс, легок на помине?

– Да?

Это была Сьюзен. Сьюзен хотела, чтобы он погулял с ней по городу перед отъездом. Тетя Маргарет решила, что откладывать в долгий ящик не следует и можно выехать после вечернего чая. У Адриана сложилось впечатление, что она хотела чего-то еще, но намеренно об этом не заговаривала.

– Сью, я сейчас не лучшая компания для прогулок, правда. Еще подхватишь мою хандру, – попробовал отшутиться Адриан.

– А я уже подхватила, так что мне ничто не угрожает. Пошли, Эйд, ну пожалуйста!

И как можно сопротивляться, когда она так хлопает ресницами? Бедный ее будущий муж, придется ему осваивать профессию волшебника, ведь когда-нибудь она попросит луну с неба и вот так же будет смотреть – печально и просительно.

Адриан усмехнулся.

– Ну, пошли, принцесса, только не жалуйся потом…

– Звучит, как обещание, – улыбнулась она, сверкнув глазами. Ему показалось или она и вправду вложила какой-то двусмысленный подтекст в это замечание?

По извилистым улочкам, мимо старинных домов, на крышах которых здесь и там виднелись флюгера, причем самые причудливые: мальчик с подзорной трубой, дракон, какая-то длинноносая птица с распростертыми крыльями, – мимо маленьких, будто игрушечных, каменных мостиков через ручьи они дошли до того поворота, с которого была видна кофейня Анны.

Адриан остановился, когда взгляд его упал на знакомую вывеску.

– Ой, смотри, а мы тут были! – махнула рукой Сьюзен. – Зайдем?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А попрощаться? – Сьюзен заглянула ему в глаза. – Ведь Анна твоя знакомая…

– Ну да, знакомая. Но я бы предпочел уйти, то есть уехать… по-английски.

Сьюзен вздохнула – то ли с облегчением, то ли с осуждением, Адриан не понял. Он в последний раз посмотрел на дом, в котором текла уютная, размеренная, сладостная жизнь, о которой он так мечтал. А потом взял Сьюзен под локоть и решительно зашагал прочь.

Сьюзен обмирала от счастья.

Оно было бы полным, если бы в глазах Адриана не отражалась такая огромная, невысказанная мука. Но, как говорится, лучшее – враг хорошего, и бесполезно желать большего, когда и так получил очень много.

Ночью Адриану снилось, что они с Анной занимались любовью. Это был лучший сон в его жизни. Проснувшись, он, не открывая глаз, потянулся рукой, чтобы ощутить ее плечо, – но его ладонь скользнула только по холодным простыням.

Это было очень горькое утро.

Еще горше ему стало, когда он понял, что они с Анной теперь в разных городах. Спальня в вестминстерском доме была больше и строже, чем в Эшингтоне, и он почувствовал себя совсем одиноко. В душе взметнулось отчаяние: зачем все так? Зачем уехал, не поговорив? Может, она солгала бы ему, но он бы поверил, утешился, и тогда…

Расстояние проблемы не решило и ответов на его вопросы давать не собиралось.

Ему захотелось позвонить Анне и спросить, как она. Черт с ними, с гордостью и глупой обидой! И вообще, Джеймс ведь вряд ли станет наведываться к ней в Эшингтон. Так что между ними наверняка все кончено.

Адриан потянулся к сотовому и вспомнил, что номера Анны у него нет. Как-то никогда не требовался.

Пришлось стиснуть зубы и принять ледяной душ. Выжженная изнутри душа ненадолго потеряла чувствительность, как замерзшие мышцы, и перестала болеть – но тоже ненадолго.

Потянулись дни, похожие один на другой, как горошины в стручке. И такие же лишенные красоты и романтики. Книга, фигурально выражаясь, медленно покрывалась пылью – думать с расколотым сердцем сложнее, чем грезить образами. Адриан попробовал заняться делами компании – благо из-за грядущего слияния дел было по горло, – но это предполагало постоянное общение с Джеймсом, и Адриан был на грани того, чтобы уйти в монастырь: каяться в ненависти к родному брату. Родной брат, кстати, не делал ничего, что эту ненависть могло бы смягчить и превратить хотя бы в отчужденность, наоборот, он источал волны такого ощутимого превосходства, что Адриан всерьез задумался о покупке пистолета, и отнюдь не из соображений самообороны.

На несколько дней Сьюзен оставила его в покое – не звонила, только слала сообщения и открытки по электронной почте, которые в принципе ответа не требовали, а потому Адриана не раздражали.

Когда звонок все-таки раздался, Адриан оказался к нему совершенно не готов. Без брони.

– Привет, Эйд! – Голос у Сьюзен был как теплое молоко с медом, нежный и сладкий до приторности.

И чего я к ней придираюсь? – укорил себя Адриан. Она же не виновата в моих проблемах. Честное слово.

– Привет, Сью. – Он постарался сказать это как можно мягче – в извинение за свою внутреннюю резкость.

Он так хорошо изучил ее, что ему не нужно было ее видеть, чтобы понять: Сьюзен просияла, как зеркальце, поймавшее солнечный луч.

– Как твоя хандра? – поинтересовалась она. – Тает?

– Все в порядке, – уклончиво ответил Адриан.

– Понятно. Я подумала, может, сходим куда-нибудь? Я приглашаю.

Как будто это имело значение – ни ему, ни ей не приходилось гнуть спину ради денег, которые и без того преспокойно лежали на счете в банке.

– Почему бы и нет, – равнодушно отозвался Адриан.

– Хорошо. Тогда я заеду за тобой в семь тридцать. Будь готов. И просыпайся! – Она чмокнула воздух у трубки и нажала «отбой».

Адриан немного послушал гудки. Ей-богу, так продолжаться не может. Нужно или начать жить заново, или…

Мысль была такой черной и страшной, что он на нее не решился.

За обедом тетя Маргарет осведомилась, не забыл ли он, что они сегодня идут в Ковент-Гарден.

– Ой. Забыл, – признался Адриан. – Жаль, я как раз согласился поужинать со Сьюзен.

– Вы можете поужинать пораньше, а потом вдвоем приехать, – предположила тетя Маргарет.

Ее взгляд при упоминании о Сьюзен потеплел. Наверное, если бы они со Сью когда-нибудь поженились, тетя Маргарет была бы на этой свадьбе самым счастливым человеком. «После Сьюзен», – подсказал ехидный внутренний голос. «Быть не может!» – возмутился Адриан. Кощунственно подозревать лучшую подругу в таких намерениях.

Адриан сам заехал за Сьюзен без четверти шесть. Ему пришлось прождать не больше десяти минут, что говорило о большом желании Сьюзен его порадовать.

Она была восхитительно хороша. Под манто скрывалось нежно-голубое платье, волосы были убраны в высокую прихотливую прическу, но косметика на лице лишь угадывалась.

– Отлично выглядишь, – улыбнулся ей Адриан.

– Спасибо. Все, как ты любишь, – блеснула зубами она.

Хм. Еще более двусмысленно, чем «звучит как обещание». Ему действительно нравятся девушки без макияжа. Хотя… Кто ей сказал, что он – фанат лака для волос?

Они поехали в «Аквамарин» – стильный, современный бар-ресторан в Сохо с интерьером в зеленовато-голубых тонах, мягким светом и изумительным меню из даров моря.

Вот к чему, оказывается, было голубое платье…

«Голубой цвет располагает к доверию», – всплыла в памяти фраза из какого-то учебника по психологии. Следователям рекомендуют одеваться в голубое, когда они ведут допросы. И на деловых переговорах тоже этот цвет весьма популярен…

Метрдотель, на удивление молодо выглядевший парень, был любезен и проводил их к лучшему столику.

– Сью, сегодня какой-то праздник? – уточнил Адриан. Он чувствовал себя как муж, забывший о годовщине свадьбы, на праздновании этой самой годовщины.

Она неопределенно повела точеным плечом.

– Может быть.

Может. Определенно может. Но вряд ли, Сью, вряд ли… Адриана грызло тяжелое предчувствие, и он уже почти понял, что именно предчувствует.

Он знал, что здесь подают лучших в Лондоне устриц, но заказывать не стал – обошелся тунцом, приготовленным в каком-то невообразимом соусе. Смотреть, как ловко и изящно Сьюзен орудует специальным ножом для вскрытия устричных раковин, ему сегодня было как-то неприятно. Они же живые… И как эта мысль до сих пор не приходила ему в голову?

– Не хочешь потанцевать? – Три хлопка ресницами.

– Прости, сегодня я не танцую.

Возможно, он вообще не будет больше с ней танцевать. Танцы – это слишком интимное, слишком откровенное указание на то, что он мужчина, а она – женщина. Не стоит зря подогревать в ней это чувство.

– Жаль. Давай выпьем, Эйд?

– За что? – Он поднял бокал светло-янтарного вина.

– За нас.

– За тебя и меня.

– За нас. – У нее был горячий взгляд. Адриан не знал, как такое возможно, но именно горячий. Не сухой, как в лихорадке, а влажный, как… как поцелуй.

– Сью, мы с тобой давно дружим, и я полагаю, что могу быть с тобой откровенным. – Адриан не собирался поднимать эту тему, но замалчивать ее и дальше становилось бессмысленно. Еще неясно, какие могут быть последствия.

– Конечно, Эйд. – Похоже, она не только не испугалась, но и обрадовалась этим словам. В какую игру она играет?

– Мне кажется, с недавнего времени наши отношения как-то изменились. Может быть, дело в том, что изменился я, а вместе со мной – восприятие тебя…

Она молчала. Адриан замолчал тоже, вглядываясь в ее лицо, способное украсить обложку любого глянцевого журнала. Может, не стоит этого говорить? Нет, стоит, в отношениях должна быть ясность, иначе эта игра рискует обернуться катастрофой.

– Продолжай, – грудным голосом сказала Сьюзен.

– Ты мой друг, Сьюзен. Старый, надежный, верный друг. Я очень боюсь, что потеряю это.

– Не потеряешь.

– Я надеюсь. Но если ты вдруг увидишь во мне больше чем друга, увидишь мужчину, если твое отношение ко мне перерастет… во влюбленность, – Адриан отпил из бокала – в горле пересохло. Говорить было трудно, но необходимо, поэтому он говорил, несмотря на то что гортань будто клещами сдавило. – Я не смогу тебе ответить взаимностью. И ты, возможно, оттолкнешь меня, возможно, возненавидишь…

Сьюзен белела. Незначительное количество косметики не позволяло скрыть истинный цвет лица. К тому же у нее подрагивали крылья носа. В точку. Больно. Адриану и самому было несладко. Может, это последний день так много значившей для него дружбы.

– Я этого боюсь, Сьюзен. Недомолвки и хрупкие иллюзии могут сделать человека очень несчастным.

Она комкала салфетку безупречными пальцами с длинными, остро отточенными ногтями.

– Скажи, что думаешь, – попросил он.

– Ты… – она старалась, чтобы голос ей не изменил, поэтому говорила медленно, – ты не смог бы увидеть во мне женщину?

– Я вижу в тебе женщину, Сьюзен, красивую, привлекательную юную женщину, которая будет счастлива с кем-то другим. Ты – не моя женщина. Ты моя подруга. Почти сестра.

Она улыбнулась.

– Извинишь меня? Мне надо попудрить носик. Я быстро. – Проходя мимо, она погладила его по плечу. Как будто попрощалась.

Будет плакать в туалете. Как грустно. У Адриана сжималось сердце при мысли об этом, но он ничего не мог поделать. По любому другому поводу она могла бы выплакаться у него на плече, он бы согрел ее и утешил. А тут… Наверное, она слишком далеко зашла в своих фантазиях. Чем выше летаешь, тем больнее падать. Иллюзорные крылья не держат долго.

Правда, Анна?

Адриан поднял бокал – будто чокнулся с кем-то невидимым.

А ведь она, может быть, тоже плачет сейчас от одиночества.

Анна в эти дни не плакала от одиночества – она вязала шарф. Не то чтобы у нее было мало аксессуаров этого рода, но сейчас ей нужен был шарф особенный. Связанный для одного случая. Шарф-талисман.

Благо теперь, когда книга дописана, она могла себе позволить занять руки и время вязанием. Она вязала по вечерам и днем, когда не было посетителей. Шарф – не хитрая вещица, на него нужно не так уж много времени, но Анна по капельке собирала самые светлые воспоминания своей жизни и будто вплетала их в простую ткань вязанья.

Как оказалось, очень многие из этих воспоминаний были связаны с Адрианом. Тем сложнее было отделить эту нежность, этот свет от его холодного молчания, упавшего внезапно, как камень.

Но у Анны получалось. Дереку, во всяком случае, не досталось ни петельки.

Анна вспомнила свои школьные годы – как уютно было читать книжки, когда по стеклам барабанил дождь. Вспомнила первый встреченный летний рассвет, запах мха в лесу, вкус мятного шоколада, первый поцелуй, выпускной и день приезда в колледж, первое стихотворение на арабском, которое она выучила, месяцы начала работы над книгой… и дни ее завершения. И Адриана, и все, что с ним связано, и особенно – день накануне его поездки в Лондон, когда их дружба готова была вот-вот стать любовью.

Когда была надежда на… да, черт подери, на «жили долго и счастливо и умерли в один день».

Ой нет, не стоит. Не ко времени. Это должен быть «счастливый шарф».

С этим шарфом Анна собиралась ехать в Лондон, чтобы представить миру свое творение.

Дело за малым – чтобы какой-нибудь издатель разглядел это творение в массе других и согласился с ней, что оно достойно того, чтобы увидеть свет. В крайнем случае можно было бы напечатать книгу за свои деньги, но Анна всегда с презрением относилась к «тщеславиздату» и оставляла этот выход как самый-пресамый распоследний, искренне надеясь, что прибегнуть к нему не придется.

Улучив свободную минутку и сверившись с часами, чтобы звонок не оказался непозволительно поздним, Анна набрала номер Майкла – того самого, к которому фатально приревновал ее Дерек. Видимо, такая у нее карма – терять мужчин из-за «неизвестно чего». Причины всегда есть, понятное дело, но вот повод, повод…

– Алло? – Голос у него стал хриплым. Майкл, Майкл, ну зачем же ты столько куришь?

– Привет. – Анна улыбнулась своему невидимому собеседнику. Ей доставляло удовольствие то, что он ее еще не узнал, а сам перед ней, как на ладони.

– Привет… – осторожно подтвердил Майкл.

– Как дела? – еще больше развеселилась Анна.

– Хорошо, – с подозрением ответил Майкл.

– Вот и здорово. У меня тоже хорошо.

– А… мм… Анна?!

– А я все жду, жду, когда же ты вспомнишь мое имя!

– Анна, господи, куда же ты…

– Да, Майкл, я знаю, я повела себя глупо и жестоко. Я знаю, ты добрый, ты мне простишь. – Эта улыбка вышла печальной. Она ведь и вправду не звонила ему уже три года – с того дня, как бросила свою лондонскую жизнь.

– Анна, где ты? Я же искал тебя… – В голосе Майкла прорезалась давняя боль. И отчаяние – тоже давнее. Он был ей хорошим другом и заботился о ней. Майкл был старше ее на одиннадцать лет, никогда не проявлял к ней интереса, помимо дружеского, и работать с ним было одно удовольствие.

Наверное, он очень испугался, когда она пропала с горизонта.

– Майкл, прости, пожалуйста. Мне очень нужно было исчезнуть.

– Я боялся, что ты… Что с тобой что-то случилось.

– Нет. Думаю, ты поймешь, если я скажу, что мне нужно было разыграть свою смерть, чтобы не умереть совсем. А случилось со мной что-то хорошее. Я начала новую жизнь, и она мне очень нравится.

– Я рад. Правда, очень-очень рад.

– Я знаю. Ты очень добрый и мудрый. Самый мудрый из всех, кого я знаю.

– Дай угадаю – ты подлизываешься, – проворчал Майкл.

– А как же. Но тебе все равно приятно.

– А как же, – передразнил он ее.

– Мне нужна твоя помощь, Майкл.

– Какая именно? – с готовностью отозвался он.

Хороший, честный, замечательный Майкл… Анна была в нем уверена. Он не станет ее «наказывать» за все свои тревоги и переживания.

– Знаешь, я, похоже, возвращаюсь…

Она приехала на четверть часа раньше, чем договаривались, – разучилась ориентироваться в лондонском движении и рассчитывать время в соответствии с возможными пробками. Анна сидела на красном диванчике в уголке небольшого кафе, где подавали фастфуд и никудышный кофе, зато выпечка была отменной, и вспоминала свою бесшабашную юность. Сколько проектов они с Майклом обсудили здесь же, скольким несчастным французским авторам перемыли косточки…

Вокруг шеи Анны был обмотан узкий шарф цвета кофе с молоком. В нем она казалась моложе.

В большой сумке у нее лежала рукопись «Жизни в облаках».

Майкл против обыкновения не опоздал. Замер на пороге, улыбнулся ей радостно и как-то растерянно.

Она помахала ему рукой и постаралась вложить в улыбку все тепло, которое к нему чувствовала.

– Ну привет… – Он, видимо, колебался: обойтись рукопожатием или поцеловать. Решился – коснулся щекой ее щеки. Почти поцелуй. От него пахло ментоловыми сигаретами.

– Привет-привет. Отлично выглядишь! – Анна немного лукавила. Ей было больно видеть его заметно посеревшие волосы.

– Будет тебе… Это ты с годами молодеешь и хорошеешь! Тебе идет стрижка.

– Спасибо.

– Ударилась в вязание? – Майкл окинул взглядом ее джемпер явно ручной вязки и шарф.

– Да. Отлично помогает справляться со временем.

– Ага. А мне справляться со временем помогают сигареты. – Кашлянул в кулак. – Расскажешь, как живешь?

– Почему бы не рассказать. Только кофе не заказывай, он не стал лучше.

– Хорошо, спасибо, что напомнила. Девушка, – это уже подошедшей официантке, – крепкий чай с молоком и два круассана. Итак…

– Итак, я живу в Эшингтоне, в бабушкином доме. Держу кофейню. Все делаю сама. У меня лучший кофе во всем городе. Это льстит моему самолюбию. И вообще я довольна.

У Майкла были удивительно умные и проницательные глаза. Он будто видел ее насквозь, всю, до донышка, до самой последней мысли. Анна подумала, что ей свой «человеческий рентген» еще настраивать и настраивать…

– Значит, ты променяла французские книги на кофе?

– Да.

– На месте французских писателей я бы после такого совершил коллективное самоубийство.

– Ага. И дополнил бы его ярким аутодафе, – усмехнулась Анна.

– Точно-точно. Но вернемся к разговору о кофе. Что-то мне подсказывает, что времена меняются…

– Да. Меняются. Я закончила свою книгу.

Майкл нервно постучал ложечкой по стенкам принесенной чашки с чаем. Видно было, что он волнуется. Еще бы, он знал, что значила для Анны эта книга.

– Я могу?..

– Да.

Анна достала рукопись.

Майкл осторожно отодвинул чашку, чтобы, не дай бог, не пролить чай. Он очень бережно относился к книгам.

– Ты будешь первым. И я рада.

– Спасибо. «Жизнь в облаках»… – Майкл словно попробовал название на вкус. – Почему-то мне кажется, что книга совсем не о сладкой жизни.

– Почитай, узнаешь наверняка, – усмехнулась Анна. – Сколько тебе нужно времени, чтобы прочитать?

– Триста десять страниц… Я думаю, что остатка дня и ночи хватит.

– Если бы я тебя не знала, я бы решила, что ты просто хочешь от меня отделаться поскорее.

– Я завтра же с утра позвоню Бейкерсу и съезжу к нему вместе с тобой. Заметь, как велик мой кредит доверия к тебе – я же еще не читал ни строчки.

– Спасибо, Майк.

– Спасибо тебе. Я рад, что ты снова… есть. Где ты остановилась?

Анна пожала плечами:

– Пока нигде.

– Понятно. Буду рад, если ты станешь моей гостьей.

– А я стану…

Майкл жил все в той же студии на углу Сидней-стрит и Кингз-роуд.

– Ой, а ты сделал ремонт?

– Да, мне кажется, оливковый больше подходит для творчества, чем меланж.

– Да уж… – У Анны было чувство, что она после долгого отсутствия вернулась домой. К себе. Что за время странствий она почти успела стать кем-то другим, а теперь вернулась в точку, откуда все начиналось…

– Устала с дороги? – Майкл уже включил электрический чайник и полез в холодильник на поиски вкусной еды. Какая наивная и милая традиция – кормить людей, которые приходят к тебе в дом…

– Устала. Прости, можно я посплю? Я ведь книгу по ночам дописывала, и теперь такое ощущение, будто никак не могу до конца выспаться. – Анна виновато улыбнулась.

– Диван в твоем распоряжении. – Майкл застыл над коробкой мармелада и нарезанным сыром, которые вытащил из холодильника.

– Спасибо, ты очень добрый, – пробормотала Анна. – И как так получилось, что тебя никто на себе не женил?

– Я верен своей музе, – усмехнулся Майкл. – Так ведь бывает, что самые большие сокровища остаются незамеченными. Бывает, Анна?

– Ага. Жаль. Судьба… – Она уже натянула на голову плед. Откуда эта усталость?

– Анна, я хотел пригласить тебя вечером в оперу. Ты же, наверное, соскучилась по этой жизни…

– Соскучилась. Давай договоримся – если я проснусь, то приму твое предложение с превеликой радостью.

– Я приложу все усилия, – зловеще подмигнул ей Майкл.

Анна зажмурилась. Друг – это человек, в присутствии которого легко и приятно засыпать. Потому что надежно. Хорошо, что он есть. Хорошо, что между ними так и не наросла корочка льда.

Когда она открыла глаза, уже начали сгущаться сумерки. Майкл сидел за рабочим столом и читал, повернув лампу так, чтобы свет не бил Анне в глаза.

– При-вет…

Он, кажется, не сразу ее услышал.

– А, привет, соня!

– Я чувствую себя странно, – сообщила Анна. – Тысячу лет не приходилось засыпать нигде, кроме собственной постели. Сколько времени?

– Пять пятнадцать.

– Так мы еще успеваем в оперу?

– Похоже, да.

– Или не успеваем, потому что нужно заехать еще купить платье. И туфли. Я ничего с собой не взяла. Будем рисковать? – Анна уже сидела.

– Риск – дело благородное. Выглядишь хорошо. Я уж думал, лучше не бывает.

– Майкл, как книга?

– Подожди, я прочитаю все – потом скажу.

– Не томи!

Майкл был мастером эффектных пауз – он мог оттягивать долгожданный ответ на те самые часы, когда от стресса гибнет больше всего нервных клеток.

– Ну пожалуйста, не торопи события! Я хочу знать всю ткань повествования, от начала до конца.

– Вредный.

– Нет. Принципиальный. А ты собирайся, иначе будешь покупать платье без примерки.

Все-таки Майкл – самый лучший. На всем белом свете. Анна удивлялась, как не разглядела этого раньше. Он когда-то казался ей очень умным и робким занудой. Удивительно, какой же она тогда еще была наивной! Путала вдумчивость с нерешительностью и глубину с занудством… а на самом деле он отзывчив, внимателен и бескорыстен. Из тех людей, знать которых – большая удача.

Платье Анна все равно купила первое попавшееся – благо удача ей сопутствовала, и классическое маленькое черное платье от «Шанель» она нашла в первом же бутике. Дорого, конечно, но должно же и у нее быть настоящее маленькое черное платье!

Тем более что туфли под него подобрать легче легкого. Анне не хотелось расставаться со своей сумкой, в которой покоился теперь шарф-талисман, но она решила не компрометировать Майкла своей экстравагантностью. Изысканный наряд – и огромный саквояж… Да, ее появление в Ковент-Гардене запомнилось бы многим.

– А что мы слушаем? – Анна внезапно обнаружила, что ответ на этот вопрос для нее является загадкой. Впрочем, ее больше интересовало, как успеть закончить прическу до того, как они выедут из пробки, и как бы им выехать из пробки, не опоздав к началу.

– «Травиату». Дирижирует Шолти.

– Ого! Надеялся вот так сразу взять и приобщить меня к культурной жизни? Можно сказать, рывком?

– Ну, боялся, что потребуется культурный экзорцизм – изгнание из тебя духа провинции.

– Думаешь, я не помню, что ты просто очень любишь музыку?

– А я помню, что ты ее не любишь. А то, с какой легкостью ты согласилась, меня даже испугало.

– Я просто соскучилась по этому, Майк.

– Я понимаю.

Величественное здание оперного театра встретило их сиянием огней. Вечный праздник прекрасного, подумала Анна и пожалела, что нет мягкого боа, которым можно было бы укутать плечи – зябкий осенний воздух пробирался в машину Майкла.

Майкл вышел из машины и открыл для Анны дверцу.

– Прошу, леди.

Они влились в поток нарядной публики, которая стекалась к массивным дверям этого истинного храма искусства.

Майкл взял билеты в бельэтаж. Как опытный театрал, он знал места, на которых и под самым потолком великолепно видно и слышно. Поднимаясь по широкой лестнице, Анна споткнулась: острый каблук-шпилька зацепился за какую-то некстати вылезшую из ковра нитку.

А когда она проверила целостность каблука и вновь подняла глаза, ей показалось, что она бредит или спит. Или сошла с ума. В любом случае, то, что она видела, никакой связи с реальностью иметь не могло.

Потому что видела она Адриана.

Адриан смотрел на нее и, по-видимому, испытывал сходные чувства.

Вот тебе и связала шарфик…

– Анна? – Голос Майкла пытался вернуть ее к действительности. – Что-то случилось?

Случилось…

Рядом с Адрианом возникла тетя Маргарет и взяла его под руку.

Видения, которые сбиваются в стайки, это уже не видения. Это болезнь.

– Ты тоже видишь вон того высокого блондина и седеющую леди рядом с ним? – уточнила Анна.

– Конечно да. Тебе нехорошо?

Тетя Маргарет смотрела на Анну во все глаза – насколько это вписывалось в рамки приличий. Наверное, образ Анны Бартон никак не связывался в ее сознании с лондонским оперным театром.

– Мисс Бартон?

– Добрый вечер, миссис Хиггинс. Эйд…

– Добрый вечер, – кивнула тетя Маргарет.

– Привет, – растерянно обронил Адриан.

– Вот это встреча! – Тетя Маргарет уже взяла себя в руки, а в свои руки – нить светской беседы. Так она чувствовала себя гораздо увереннее. – Подумать только! Какими судьбами в столице?

– Дела.

Анна смотрела только на Адриана – и ничего не могла с собой поделать. Он силился отвести взгляд, но у него плохо получалось.

Смущенно кашлянул Майкл. Анна представила его, как своего старого друга. А как представлять их? «Парень, которого я сбила на машине и в которого влюбилась без памяти, и его тетушка»?

– Сейчас уже начнется спектакль, а мы еще не на местах. Извините нас. – Тетя Маргарет улыбнулась. – Поговорим позже.

– Пойдем-пойдем. Так, осторожнее, тут ступенька. – Майкл поддерживал Анну под локоть, как больную. Впрочем, она и была больна.

– Я не сказала ему спасибо за книгу, – поделилась с ним Анна.

– Что? – не понял Майкл.

– Если бы не он, я бы не дописала роман. Он мне сделал так больно, что я почти потеряла себя, и, чтобы не сойти с ума, все выплеснула в книгу.

– Понятно. Но ничего, скажешь еще. Пойдем. Или ты хочешь подышать?

– Нет, я уже в порядке. – Анна потерла виски.

В чем там было дело на сцене, она так и не поняла. Музыка была слишком громкой и талантливо написанной, поэтому она просачивалась даже сквозь плотный щит невосприятия внешнего мира. Еще вначале Анна попыталась найти взглядом Адриана, но не разглядела его ни в ложе, ни в партере.

«Позже», о котором говорила тетя Маргарет, так и не наступило: антракт Анна провела в дамской комнате, прикладывая смоченные холодной водой ладони к щекам и лбу, а после окончания спектакля в человеческом море не встретилась с ними.