Текст книги "Небесные создания. Как смотреть и понимать балет"

В «Сильфиде» впервые в истории балета пуанты стали выразительным смысловым элементом хореографической фантазии и проводником в мир иллюзий. «Восхождение» на пуанты стало еще одним способом подняться в воздух, гораздо более устойчивым и психологически убедительным, чем прыжок или подскок – и гораздо более атмосферным. Продольная арка – маленькая выемка с внутренней стороны стопы – внезапно вытянулась и выпустила на сцену целый сонм волшебных существ, умеющих летать. «После “Сильфиды”, – писал французский критик Теофиль Готье в 1844 году, – балет стал территорией гномов, русалок, саламандр, эльфов, никс[14]14
  Никсы, никси или нёкки – водяные или души утопленников в западноевропейском и скандинавском фольклоре.


[Закрыть], вил и пери – всех тех странных и загадочных существ, что так прекрасно вписываются в фантазии хореографа». (6)

А еще после «Сильфиды» балет однозначно стал территорией женщин.

«Ее воздушное величество», – окрестил Тальони французский критик Жюль Жанин.

«Сравнить ее можно лишь с чем-то, что не выразить словами», – говорил о ней Готье.

«“Сильфида” проникла в страну грез и тем расширила границы балетного искусства», – писал русский критик Андрей Левинсон в своей блестящей монографии 1930 года «Мария Тальони». «Прежде балет был развлечением, – пишет он, – теперь он стал мистерией».

Критики извели немало чернил, обсуждая физические данные Тальони: ее невзрачное лицо, легкую сутулость, ненормально длинные руки и ноги, худобу. В то время в моде были маленькие ножки – стопы Тальони были длинные и узкие. Открыть в себе блестящую балерину, невзирая на физические несовершенства, Тальони помогли ее гениальность, дальновидность отца и жесточайший режим тренировок под его руководством – она могла удерживать позу на сто счетов. Наклон ее покатых плеч и длинные свисающие руки на сцене вырисовывались в необычный мягкий силуэт, словно ныряющий из солнечного пятна в сумеречную бездну. Ее баллон был безупречным и бесшумным. А ее релеве на длинной стопе за кажущейся хрупкостью и нежностью таило железную мощь.

В танце Тальони не просто провокационно слились форма и содержание, она стала первой (или одной из первых) балериной, вместившей в себе уникальное для балета единство противоположностей. Ее мощная техника была призвана выразить невыразимое. Ее воздушный стиль, удлиненный силуэт и легкость были возвышенны и эффектны. Ее тело словно стремилось освободиться от оков плоти; Левинсон описывал ее как «человеческую фигуру, стремящуюся к наиболее абстрактному своему воплощению, фигуру, от чьей массы осталась лишь игра прямых линий и чистых изгибов».

А еще она стояла на пуантах. Если стопа – душа классического танца, то зарождение танца на пальцах можно сравнить с моментом, когда в теле зарождается душа. Религия говорит, что бог «вдыхает» душу в тело человека. Не будет большим преувеличением сказать, что Тальони вдохнула душу в искусство балета (хотя эта душа и располагалась на кончиках пальцев ног). Надев те же туфли, что носили в то время модницы, лишь укрепив их кожаной подошвой и штопкой по бокам, она вставала на пуанты ненадолго, вероятно, даже не на самые кончики пальцев, но этого момента, похожего на вздох, шепот, мимолетный взгляд, было достаточно, чтобы заворожить зрителей, перенести их – особенно женщин – из зрительного зала в иное измерение. Это повлияло на язык – в нем появилось прилагательное «сильфидный» от существительного «сильфида». В последующие десятилетия, как видно на многочисленных полотнах импрессионистов, в женской моде возобладали «сильфидные» белые платья: воздушная пена тонкой белой ткани, воплощенный викторианский идеал женственности – «ангел дома». В «Сильфиде» легко увидеть зарождение импрессионизма, особенно во втором акте, где действие происходит на открытом воздухе, в свете луны, который, возможно, играет шутки с восприятием. Сильфида из балета тоже была ангелом, правда, вне дома – символом чистой, но хаотичной энергии.

Сознательное и бессознательное, реальность и грезы, долг и желание, общество и «я» (и нимфа!) – пуанты Тальони вывели движение в иную плоскость и привнесли в классический танец актуальные для того времени полярности.

Так возник романтический балет.

Почти в одночасье танец на пуантах стал новым балетным стандартом, но это не значит, что его логика была понятна всем. Танец на пуантах ошибочно сравнивали с запрещенной практикой бинтования ног, потому что обе эти техники противоречат здравому смыслу. «В балете женщины обычно танцуют на кончиках пальцев, – пишет Аким Волынский, – и на первый взгляд это положение стоп может показаться неестественным и абсурдным. Чтобы прояснить этот вопрос, столь важный для балета, необходимо изучить природу и смысл вертикальности в повседневной жизни человека». (7)

Волынский считал, что вертикаль вызывает у человека подсознательное эмоциональное стремление к небу. «Взмывающие ввысь соборы, обелиски, колонны, горы, – рассуждает он, – все это возвышает душу». Он вспоминает первобытных людей и предлагает собственную – довольно убедительную – теорию эволюции. «Было время, когда люди ходили на четвереньках и жили на деревьях, как сейчас живут обезьяны; они вели горизонтальную жизнь, не обращая взгляд к звездам, и следовательно, мыслили горизонтально… Но в процессе развития… человек спустился с дерева, прочно встал на две ноги и освободил руки, вступив в осознанную схватку со своим окружением». Далее Волынский пишет о том же, о чем и Мильтон («превосходили прочих прямизной»): «С вертикального положения начинается история человеческой культуры и постепенное покорение небес и земли».

Поэтическое описание Волынского по смыслу довольно близко к оригинальной формулировке теории эволюциик. В поисках новых источников пищи первые люди действительно спустились с деревьев на равнины. Здесь выживание зависело от того, что палеонтологи называют «привычной бипедией» – от положения стоп, поддерживающего вертикальность. Такое положение позволяло видеть добычу и хищников, а также освобождало руки, в которых можно было нести охотничьи орудия. Так начало развиваться абстрактное мышление – то есть мозг. Главным отличием привычной бипедии от анатомического строения нашего ближайшего родственника – африканских приматов – стал голеностопный сустав с ограниченной амплитудой движения, большой палец ноги, смотрящий в ту же сторону, что и остальные пальцы, и крепкий, устойчивый мизинец. По внутреннему краю этой проточеловеческой стопы уже намечался подъем. В природе есть животные с отстоящим большим пальцем руки – это признак не только человеческого вида. Но больше ни у кого, кроме нас, нет подъема стопы. (9)

Стопа, ладонь и мозг развивались синхронно. Но именно стопа, а конкретно – продольная арка стала мостиком от обезьяны к человеку. В будущем строители поймут, что арка – лучшая и вместе с тем простейшая несущая конструкция, благодаря которой создаются внутренние пространства огромной площади. И хотя во многих культурах стопы считались «низменной» частью тела, классический танец облагородил их. Их потайное внутреннее пространство – продольная арка, поддерживающая нас на каждом шагу, – стало основой внутреннего видения человека: его воображения.

Вы помните, когда в последний раз смотрели на Луну? Смотрели по-настоящему внимательно? Когда в последний раз вы видели ее чистое сияние цвета отраженного золотого блика, смотрели на нее, парящую в небесах и выполняющую подзвездный баллон? Месяц светит сквозь века небесным серпом. Полная луна управляет приливами и отливами и направляет перелетных птиц; ее свет зажигает светлячков в воображении поэтов. Богиня Луны Селена влюбляется в пастуха Эндимиона. В лунных лучах на серебристой поляне танцуют сильфиды; верша волшебство классического танца, они диктуют женщинам присвоить его себе, растревожить этих золотых мальчиков, качающихся в позолоченных колыбелях.

Вы помните, когда в последний раз видели след на песке? След человеческой ноги: отпечаток пяти пальцев, один меньше другого; основание под пальцами; перемычка – внешний край стопы – и глубокая вмятина от пятки. Классический балет танцуется на пальцах, мячике стопы и перемычке, а пятка едва касается земли. Песок под продольной аркой стопы остается нетронутым – полушарие, подобное половине солнечного диска и половинке Луны.

В своем эссе «О танце на пальцах» Эдвин Денби пишет: «Шаги на пальцах – вариация старого балетного приема: вытяжения колена, щиколотки и подъема стопы в одну прямую линию. В XVIII веке это особое вытяжение ноги стало использоваться все чаще и чаще, хотя тогда выполнялось только в воздухе».

С восхождением на пуанты в «одну прямую линию», о которой говорит Денби, стали вытягивать не только ту ногу, которая была в воздухе, но и опорную ногу. С переходом с полупальцев на полные пальцы – более напряженное, неустойчивое положение – прямая линия опорной ноги стала «заряженной», подобно стрелке компаса, упрямо указывающей на север.

В этой позе была олимпийская мощь, возвышающая и усиливающая каждый шаг. Она раскрыла динамику классического танца, изменила весь список требований, предъявляемых к танцорам, и придала им новые векторы и скорости движения, потому что эта туго натянутая вертикальная линия могла крениться и отклоняться вправо и влево; могла бить хлыстом, а могла вращаться со всей силой, с какой позволяла опора – мысок пуанта, небольшая поверхность, называемая «платформой», – вращаться свободно, как шарикоподшипник. Мощная новая энергия высвободилась и выстрелила вверх, преобразив балетное искусство. Пируэты на пуантах стали стремительнее, что привело к увеличению числа поворотов. Балансы на пуантах стали более волнующими, как хождение по канату без страховочной сетки. Пуанты привнесли в балетную технику точность, острую, как резец гравера. Каждое движение стопы теперь стало отточенным, каждая линия – более завершенной, а когда музыкальная фраза заканчивалась позой sur la pointe (на полных пальцах), в ней слышалось долгое эхо последней ноты.

Пуанты подкрепили фантазию о «небесной» принадлежности классического танца. Ноги балерины в пуантах двигались подобно стрелкам астрономического компаса, описывали дуги и взмывали ввысь, очерчивали физические и метафорические границы и привносили в хореографическое искусство чувство картографического порядка и завершенности. Подобно пространству, измеряемому разведенными ножками циркуля на эстампах Уильяма Блейка «Ньютон» и «Великий архитектор» («Ветхий днями») – в точности вторая позиция на пуантах или эшапе (/), – пространство, измеряемое пуантами, может быть обыденным, а может – эпическим. Строфы поэмы Блейка «Песнь невинности»:

 
Увидеть мир в одной песчинке
И Космос весь – в одной травинке!
Вместить в ладони бесконечность
И в миге мимолетном вечность[15]15
  Пер. С. Маршака.


[Закрыть].
 

могли бы описывать игру метафизических понятий в балете, его способность вместить бесконечность в подъеме стопы, а вечность – на кончиках пальцев ног.

Сам вид ног на пуантах поэтичен. Вытянутая стопа делается похожа на копье, меч, волшебную палочку – что-то из мира короля Артура. («Королевские идиллии» Альфреда Теннисона увидели свет в 1859 году, а вторая часть вышла в 1885. Этот сборник белых стихов, по сути – романтический балет, записанный словами.) Балерине достаточно лишь пройтись на кончиках пальцев, чтобы превратиться в нимфу, призрак, лебедя, шестнадцатилетнюю именинницу, единорога со шпалеры в музее Клюни, водомерку Йейтса на глади озер, супермодель на самых высоких каблуках, робота машинного века, феминистку, обозначающую границу личного пространства носком ноги, да хоть саму смерть. В профиль изгиб стопы на пуантах похож на шею ныряющего лебедя, ястребиный клюв, тигриный коготь, писчее перо, грудь голубки, иглу гобеленщика, стрелу, выпущенную из лука, эхо растущей луны. Предельно выраженный подъем и арка стопы считаются «барочными», это стопа на грани декадентства, «мягкая» стопа, которую сложнее контролировать. Стопа с менее акцентированной аркой – когда с вытянутыми пальцами она составляет почти прямую линию – более классическая, собранная, подтянутая; такая стопа обретает выражение силы.

Посмотрев балет и обсуждая его с друзьями и близкими, обратите внимание, какими словами и образами вы описываете шаги балерины на пуантах. Они похожи на деликатные ручные стежки вышивальщицы? Твердую строчку швейной машинки? Или резкие, агрессивные уколы иглой? Каждая из этих аналогий уже является формой анализа, пусть бессознательного. Если балерина на пуантах видится вам подобной пауку, плетущему свою паутину, это может объясняться замыслом хореографа – тот поставил себе целью «сплести» паутину отношений на сцене. Если танцовщица возвышается на пуантах, как неприступная башня, это может быть ключом к пониманию ее персонажа. Шаги также могут быть «холодными», как в большинстве классических балетов (недаром их геометрические расстановки похожи на снежинки), или горячими, искрящимися, как в яркой роли Китри в «Дон Кихоте».

Базовое движение и стойка на пуантах – су-сю (sous-sus), в буквальном переводе – «над-под». В этой позе стоят игрушечные балерины, выскакивающие из музыкальных шкатулок, которые так любят маленькие девочки. Су-сю – это пятая позиция с плотно перекрещенными ногами, но обе ноги при этом стоят на пальцах, одна впереди другой и так близко друг к другу, что «задняя» нога и стопа (те, что «под») почти не видны. Хотя балерина из шкатулки вращается в су-сю без усилий, в реальности это невозможно – так как нельзя сделать пируэт, стоя двумя ногами на земле. Даже удерживать равновесие в су-сю не так просто, как кажется. Поза выглядит неподвижной, но на самом деле она не статична; балерина в ней постоянно корректирует свое положение, внося в него микроизменения: чуть выше приподнимается на пальцах, «вырастает» из неподвижного таза, пытаясь сбалансировать центр тяжести. В балете «Баядерка» (1877), в его знаменитом акте «Царство теней», который весь представляет собой опиумную галлюцинацию, отряд из тридцати двух воинов-призраков в белых пачках строится четырьмя рядами по восемь и синхронно поднимается в су-сю, удерживая это положение на семь невозможных секунд. Вытянутые пальцы балерин создают напряженное энергетическое поле, неподвижность, в которой на самом деле заключена динамика.

Когда балерина решает выпустить наружу скрытую энергию су-сю, поза превращается в па-де-бурре (pas de bourrée): очень мелкие переборы ногами на пуантах. Движение ног в па-де-бурре напоминает порхание колибри; переступая таким образом, можно двигаться в любом направлении или порхать на месте, словно играя тремоло на одной ноте.

Пожалуй, ни один хореограф не понимал танец на пальцах лучше Мариуса Петипа. Этот французский балетмейстер руководил Мариинским театром с 1871 по 1904 год и создал для него и обширный репертуар. В «Спящей красавице», поставленной в 1890 году вместе с Чайковским (чья музыка была прекрасна даже без хореографии), Петипа удается рассказать сложную многоуровневую историю – языком танца на пуантах, с его гениальной визуальной омонимикой, передающей любые лирические нюансы.

Например, когда в первом акте «Спящей красавицы» шестнадцатилетняя Аврора танцует с четырьмя женихами «Розовое адажио», в один момент она спускается со сцены, переполненная радостью, и медленно кружится в па-де-бурре. Она вращается на месте, верхняя часть ее тела то склоняется вниз, то распрямляется – Аврора словно роза на длинном стебле, раскрывающая лепестки. Одновременно и бессознательно она создает образ рокового веретена, которое вскоре приведет к ее гибели. В этом динамичном, красочном су-сю сплелись два смысла. Но нет… есть и третий. В третьем акте, на свадьбе Авроры, первый дуэт королевской пары венчается вертикальным всплеском ликования: принц поднимает Аврору, выполняющую су-сю, и держит высоко над сценой.

Роза – веретено – скипетр!

Такова алхимия балета, рождающаяся на пуантах.

Глава третья. Читаем программку: глоссарий

В театре к месту в зале вас проводит капельдинер; он же неизменно вручает программку предстоящего спектакля. Этот листок хоть и мал по размеру, но значение его велико. Балетная программка – не просто памятный сувенир, но и кусочек истории, кадр хроники балетной компании. Эти странички, напечатанные за считанные дни до представления, чтобы избежать неточностей (иногда из-за травм состав выступающих меняется в последний момент), – летопись труппы: в них указано, кто руководит труппой и кто в ней состоит, какие балеты в репертуаре и какие в моде, какое место занимает тот или иной танцор в иерархии труппы, какие современные хореографы участвуют в деятельности компании и каким талантам удалось пробиться наверх в этот раз. Есть балетоманы, страстные поклонники балетного искусства, которые хранят все программки за долгие годы и ведут архив своего увлечения.

После колледжа я устроилась на свою первую работу в «Стэйджбилл» – национальный театральный журнал, который раздавали перед спектаклями как программку. В журнале печатали программы драматических и оперных театров, центров исполнительских искусств и симфонических оркестров. Я работала замредактора чикагской редакции и до сих пор помню, какое всех охватывало волнение, когда в городе гастролировала балетная труппа. У нас проходили ежегодные гастроли Американского балетного театра, балета Джоффри (сейчас он базируется в Чикаго) и Танцевального театра Гарлема, бывали и зарубежные труппы – балет Большого театра, Штутгартский балет и Датский королевский балет. Я всегда вызывалась редактировать балетные программки, хотя мне и приходилось сверять правильное написание множества имен. Нам выдавали список труппы – его всегда помещали на первом или титульном листе; название балета или балетов; полный состав участников и исполнителей, а иногда – краткое изложение сюжета. Затем шли другие перечни: музыкантов оркестра; руководителей и сотрудников балетной компании; попечителей и спонсоров, благодаря которым компания держалась на плаву.

В постановке балета участвует очень много людей, и это делает балет дорогим предприятием. Классический танец в неоплатном долгу у королей и королев, царей и цариц, у которых находилось время, место и средства, чтобы поддерживать эту форму искусства – органичную и чисто декоративную, медленно развивающуюся, но требующую больших вложений. Балет – это искусство мышечной памяти, растянувшейся на века, эпическим размахом напоминающее поэмы Гомера. Один лишь доход от продажи билетов никогда не покроет расходы балетной компании, и во многих странах балет по-прежнему финансируется государством и существует под покровительством сохранившихся монархий, а также носит их имя – как, например, Королевский балет Великобритании. В балетных труппах США есть специальные отделы по поиску источников финансирования – это могут быть корпоративные гранты, государственные фонды и частные пожертвования. Бюджет балетной компании всегда стремится к бесконечности и включает гонорары за выступления, гонорары за ежедневную работу и гонорары музыкантам; расходы на костюмы и декорации, аренду репетиционной базы и стоимость бесчисленных часов репетиций (а все эти часы учитываются профсоюзами). Если труппа гастролирует, добавим к этому гигантские дорожные расходы. В последние годы компаниям удается частично покрывать расходы, привлекая спонсоров. Кто-либо из совета директоров, богатый поклонник таланта или корпорация оплачивает гонорары одного танцора или танцовщицы. Но эта практика вызвала неоднозначную реакцию: не породит ли такая стратегия фаворитизм? Не будут ли танцору, живущему за счет спонсора, отдавать предпочтение в сравнении с танцорами, не получающими поддержки? Расходы на содержание балетной труппы по-прежнему сравнимы с содержанием королевского двора.

Сама балетная компания тоже похожа на королевство, здесь тоже действует ступенчатая иерархия званий. Но это королевство окутано романтической аурой, и жизнь в нем порой развивается по сказочному сюжету: здесь и соперничество между чрезвычайно амбициозными женщинами («Свет мой, зеркальце, скажи, кто на свете всех милее?»), и мгновенные трансформации, совершающиеся будто по мановению волшебной палочки (так обычно меняется состав исполнителей). Взгляните на титульный лист программки – там все написано: четкая иерархия, отражающая высоту профессиональных достижений, почти как в армии, где действуют те же принципы – работа под давлением. От балерин требуются те же смелость, изящество и воображение, что от великих полководцев, чьи подвиги порождают восторженные дебаты военных историков.

Лишь современная хореография XX века бросила вызов армейскому порядку балета. Современные труппы скорее похожи на коммуны или коллективы, где все танцоры равны или почти равны, никто не воспаряет выше линии горизонта. Балету же с его стремлением к вертикалти, с вечной тягой ввысь, идея равенства чужда. Правда в том, что любой ученик первого курса балетного училища может определить лучшую балерину в классе, как любой третьеклассник знает, кто быстрее всех бегает стометровку. Артисты балета всеми силами пытаются не допустить равенства.

Но вернемся к титульному листу. Здесь вся иерархия выстроена сверху вниз: примы, солисты, кордебалет. Эти ступени, из которых испокон веков строился балет, похожи на многоярусный свадебный торт: нижний корж – простолюдины, средний – дворянство, верхний – аристократия, а фигурки на самом верху – королевская чета. Иерархия на титульном листе – это и лестница к славе: танцоры из кордебалета только и надеются стать солистами, а солисты – примами и премьерами.

Танцоры готовы к этому многоступенчатому подъему еще с балетной школы, где им тоже приходится переходить с одной ступени на другую, и часто каждому уровню даже соответствует трико определенного цвета. На этом пути многие не выдерживают и покидают балет: у кого-то с наступлением половой зрелости меняются пропорции, кому-то с трудом дается техника, кто-то теряет интерес, увлеченность и мотивацию. Поступление в балетную труппу для выпускников балетного училища – триумф, но эта победа снова отбрасывает их на нижнюю ступень лестницы – их принимают в кордебалет, то есть в базовый лагерь, откуда только начинается новое восхождение к вершине. Родина балета, Франция – страна критиков, привыкших автоматически оценивать все (вот это хорошо, это лучше, а это лучше всего); современные американцы же чувствуют себя неуютно под оценивающими взглядами. Сотрудница парижского модного дома Agnes B однажды попыталась объяснить мне эту склонность французов к гиперкритичности: «Я парижанка, я всё ненавижу». Неудивительно, что именно в иерархии парижской оперы больше всего градаций. О них рассказывает Гейл Грант, описывая «лестницу» снизу вверх: «(1) éléves (ученицы, также известные, как “крысята”); (2) premiers quadrilles, seconds quadrilles (“первая кадриль”, “вторая кадриль” – кордебалет); (3) coryphées (солистки кордебалета); (4) grands sujets, petits sujets (солистки); (5) premiéres danseuses (балерины); (6) premiéres danseuses étoiles (примы). Аналогичная иерархия действует и для танцоров мужского пола».

Это мельчайшее иерархическое дробление создает впечатление, что восхождение к вершине – трудоемкий процесс, и, прежде чем артисту доверят главную роль, ему предстоит пройти немало испытаний. В США ступеней иерархии всего три, и американцы гораздо чаще дают солистам и даже танцовщицам кордебалета роли, значительно превосходящие их по статусу, иногда даже главные, чем весьма раздражают прим. На самом деле, в балете нет никаких «учениц»; есть премьерный состав, а есть второй, третий и даже четвертый состав. Но даже если бы состав был всего один, в каждой балетной труппе найдутся свои Пегги Сойер и Ив Харрингтон[16]16
  Пегги Сойер – героиня мюзикла «42-я улица», безвестная девушка из кордебалета, которая становится звездой по счастливой случайности; Ив Харрингтон – героиня фильма «Все о Еве», фанатка известной бродвейской актрисы, которая втирается ей в доверие и ставит под угрозу и ее карьеру, и личную жизнь.


[Закрыть] – танцовщицы массовки, готовые «выстрелить» в любой момент и наутро проснуться звездой.

Далее вы найдете глоссарий терминов, которые могут встретиться вам в балетной программке. Знание этих терминов подготовит к правильному восприятию вас, зрителей.

Кордебалет. В кордебалете танцуют и мужчины, и женщины; обычно кордебалет изображает горожан, крестьян или сонм гостей, принадлежащих к тому или иному классу. В бессюжетном балете артисты кордебалета играют роль винтиков в общем механизме, или становятся живой метафорой, или просто танцорами, людьми, оказавшимся в то же время в том же месте, что и главные герои. У термина «кордебалет» также есть и другое, более абстрактное значение – это группа балерин, танцующих синхронно. Они могут изображать цветы, призраков, тени, нимф, лебедей, эльфов и так далее. Это тоже группа, но скорее группа душ, не воспринимающихся по отдельности друг от друга. Для многих любителей балета эти группы балерин и есть главное в труппе, ее тело и душа.

Кордебалет – это даже не древнегреческий хор, комментирующий повествование (хотя он может выполнять и такую функцию); он скорее поддерживает нарратив, сопереживает ему. Его линии и расстановки создают архитектурное пространство и декоративное обрамление для дуэтов и соло, которые всегда исполняются «внутри» кордебалета. Декорации в балете тоже нужны, но если притвориться, что их нет, и сосредоточиться лишь на постоянно меняющемся рисунке кордебалета, вы увидите, что именно он является в балете фоном и основой – он и есть декорации, только движущиеся и меняющиеся. В бессюжетных балетах – их также называют «абстрактными» и «ненарративными» – расстановки кордебалета часто имеют важный смысл. Спросите себя, о чем говорят вам эти живые фигуры? Похожи ли они на природные формы или вызывают исторические ассоциации, напоминают ли дизайн новой видеоигры или технологической новинки? Кордебалет постоянно и подспудно ворошит коллективную зрительную память, проявляя образы, насыщающие пространство смыслом.

Кордебалет – это ткань. Не случайно в двух важнейших для истории балета постановках – «Спящей красавице» (1890) и «Раймонде» (1898) – присутствует тема ткачества. Веретено из «Спящей красавицы» и гобеленовый портрет из «Раймонды» – эти символы намекают на связь балета с древним ремеслом ткачей. Расстановки кордебалета напоминают великолепный узор «дамаск», ворс с чередованием светлых и темных нитей, а солисты и премьеры играют роль отдельных нитей, пронизывающих это полотно; они вышивают по нему или выбиваются из него. Они также могут танцевать, поддерживая общий узор, растворяясь в нем. Это мы видим в «Серенаде», где Баланчин сплетает потрясающе эффектное полотно; он то «выдергивает» солистов из общей ткани, то снова вплетает их, тянет за одну нить, натягивая ее до предела, что приводит к драматическому эффекту «вальсирующей девушки»: ее нить вытягивается на всю длину и обрывается.

Кордебалет также подобен стихам. Его эффект похож на конечные рифмы сонета или рефрен песни – визуальное эхо, вторящее, украшающее, усиливающее основной мотив. Кордебалет напоминает строй солдат, но если танцовщицы одинаковы, как степфордские жены, он выглядит «деревянным», не дышит. Лучше думать о нем, как о саде, стае птиц, живом ландшафте. Кордебалет развевается на ветру, подставляет лица солнцу, мечется, попав в шторм, завороженно подчиняется заклинанию волшебника – что бы он ни делал, он обладает всеведением, недоступным непосвященному.

Танцовщицы кордебалета часто одеты в белое. Историк Дженнифер Хоманс пишет, что во времена французской революции женщины, одетые в «простые белые туники, стали мощным символом нации, очистившейся от коррупции и алчности… Кордебалет, который всегда является группой женщин (никогда – мужчин), перенял эту ассоциацию у революции и стал символом сообщества (и нации), чьи общие притязания важнее индивидуальных». (1)

Мне иногда кажется, что лучше было бы назвать кордебалет кор-де-сёрс или сёрс-де-бале — «группа сестер» или «балетные сестры» (от фр. souers – сестры). Одетые и думающие одинаково, эти сестры подобны сестрам (мойрам, музам, эриниям) из древнегреческой мифологии: они знают, что делают. Они одаривают смертных своей благосклонностью или затаивают злобу, разворачиваются и сворачиваются, как калейдоскоп, откалиброванный под один эмоциональный цвет. Эту синхронность, подобную пчелиной, это бессловесное постоянство хорошо удалось запечатлеть поющему хору из оперы «Мадам Баттерфляй». Солисты и примы приходят и уходят, но кордебалет, как рой медоносных рабочих пчел, поддерживающий жизнь бесконечно сменяющих друг друга маток, или классическое французское кассуле, мерно булькающее на плите, в котором сохраняется вкус первой горсти фасоли, – кордебалет вечен.

Благодаря такому постоянству именно кордебалет воспринимается как лицо балетной компании, главный хранитель ее стиля, и этим вызывает восхищение. Никто не хочет видеть кордебалет, движущийся, как машина; нам нужен «живой» синхронный кордебалет, являющийся отражением основных ценностей труппы и ее педагогики. Это значит, что танцовщицы кордебалета должны синхронно выпрямляться и сгибаться, как будто их колышет один ветер; отбрасывать тени под одним углом, руководствоваться тем же кинетическим разумом, что управляет полетом стаи скворцов и стремительным движением косяка рыб. Кордебалет репетирует, пока не становится природной стихией.

И все же, несмотря на то, что участницы кордебалета движутся как единая масса, мы помним, что состоит он из индивидуальностей. То и дело из лабиринта лиц, фигур и ног выделяется одно лицо, фигура или ножка и манит нас. Так у нас появляется новая фаворитка, та, за кем мы следим, та, что вызывает наше любопытство. Таким же образом наше внимание может привлечь один исполнитель в хоре или оркестре, но их голосов и инструментов, как правило, не слышно. А вот танцовщица кордебалета, вплетенная в общую паутину, привязанная к ее узорам, видна как на ладони. Мы спрашиваем себя: почему именно эта, такая красивая, так эффектно стоящая в арабеске, все еще в кордебалете, почему не сумела подняться выше? Может, еще и поднимется; а может, этому воспрепятствует недостаток силы, выносливости, психической устойчивости. Но может все-таки именно «эта» засияет среди сестер. Кордебалет всегда рождает такие вопросы.

Солисты. В балетной иерархии солисты занимают место между кордебалетом и премьерами/примами; им регулярно доверяют небольшие сольные партии и роли второго плана. Не каждому солисту приходится «оттрубить» определенный срок в кордебалете, прежде чем перейти на следующий уровень; многие застолбили себе местечко еще в балетной школе. Педагоги выпускных курсов могут и не заметить артистов, расцветающих со временем, которые заявляют о себе лишь в балетной компании, но невозможно не обратить внимания на вундеркиндов, одаренных инженю, этих при приеме в труппу пробуют на роль солистов, минуя кордебалет. Степень их выносливости и звездности еще не определена; те, кто блистает в классе, не всегда будет блистать на сцене. Поэтому танцоры могут пробыть в статусе солиста разное время: кто-то всего год, другие – два-три года; а третьи и еще дольше.