Текст книги "Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914"

Не прошло и года, как все эти фантастические мечты о почти всемирном господстве православной империи Третьего Рима разрушаются сначала февральской, а затем октябрьской революцией. В 1917 г. русские монархисты еще не понимали значения совершающихся событий. Византинист А. А. Дмитриевский после февральской революции продолжает проповедовать традиционные идеи с амвона Николо-Барградской церкви в Петрограде[155]155
  Герд А. А. А. А. Дмитриевский как староста Николо-Барградской церкви в Петербурге //Родное и вселенское. Сборник к 60-летию Н. Н. Лисового. М., 2006. С. 105–123; Рогозный П. Г. «Пред нашими взорами совершился суд над историей» (Проповедь профессора А. А. Дмитриевского 5 марта 1917 г.) // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 30. 2007. С. 447–455.


[Закрыть]. За несколько дней до октябрьского переворота бывший генконсул в Фессалонике А. К. Беляев заверял греческого посланника в Петрограде в верности России своей исторической миссии – защищать православные народы Востока и оказывать им всемерную поддержку, а нестроения в политической жизни страны полагал временным явлением[156]156
  Донесение посланника в Петрограде министру иностранных дел Н. Политису от 19/2 октября 1917 г. AYE. Фак. 8956. Тр. В.


[Закрыть]. И только события конца 1917 г. подвели окончательную черту под византийским периодом в русской общественно-политической мысли, а вместе с тем наступил конец и эпохе политического романтизма в России.

Русские дипломатические и духовные представители в Константинополе в начале XX в.

Первостепенное значение, которое имела церковная составляющая в политике России на Ближнем Востоке, требовало от сотрудников константинопольского посольства постоянно входить в сложные вопросы канонического права, изучать опыт церковной истории предшествующих столетий, без которого было невозможно разобраться в современной ситуации. Среди русских дипломатов в Турции всегда были люди, особенно близко знакомые с церковной тематикой: в 1860-70-е гг. посол Н. П. Игнатьев, в 1880-е М. К. Ону[157]157
  Михаил Константинович Ону (1835–1901), выпускник Лазаревского института восточных языков, первый драгоман, затем советник посольства в Константинополе, с 1889 г. чрезвычайный посланник и полномочный министр в Греции.


[Закрыть], в 1900-10-е гг. М. В. Кохманский и Б. С. Серафимов[158]158
  Борис Саввич Серафимов (1882 – после 1940 г.), выпускник арабо-персидско-турецко-татарского отдела факультета восточных языков Петербургского университета. С 1909 г. на службе по МИДу; сотрудник 1 департамента (1909); и. о. секретаря и драгомана консульства в Алеппо (1911); 3-й драгоман миссии в Константинополе (1914). После эвакуации посольства в 1914 г. остался в Константинополе и занимался делами, связанными с русскими подданными. В годы войны служил военно-морским агентом при миссии в Афинах, далее в Берне. В 1920-30-е гг. председатель Нансеновского комитета в Болгарии, занимался делами русских эмигрантов.


[Закрыть], и бессменно на протяжении нескольких десятилетий – П. Б. Мансуров, которого можно назвать настоящим специалистом по национально-церковным противоречиям Балкан и Ближнего Востока[159]159
  Павел Борисович Мансуров (1860–1932) – дипломат, духовный писатель. Его отец, Борис Павлович (1828–1910), был главой Палестинского Комитета, одного из важнейших русских учреждений на Ближнем Востоке середины XIX в. (см.: Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006. С. 108–119,121-126). П. Б. Мансуров служил сотрудником русского посольства в Константинополе (1898–1903), чиновником особых поручений МИДа (1905–1912), директором московского Главного архива иностранных дел (1915–1917), был одним из учредителей и участников «Кружка ищущих христианского просвещения» М. А. Новоселова; член поместного собора 1917–1918 гг. В константинопольском посольстве выступал экспертом по церковным делам и неоднократно ездил с особыми поручениями на Афон. В течение многих лет своей дипломатической службы он досконально изучил церковную политику на Востоке и придавал первостепенное значение церковной составляющей российской ближневосточной политики. Его перу принадлежат работы: Очерки с православного Востока. Сергиев Посад, 1904; Константинопольская церковь. Очерк основных начал строя ее в XIX веке. Ч. I. Центральное управление. М., 1909.


[Закрыть]. Пожалуй, ни одно решение по важным церковно-политическим делам не принималось без его совета; неоднократно он предпринимал поездки на Афон для переговоров с греками, русскими и другими славянами. Хорошими знатоками церковных дел на Востоке были русские генеральные консулы в Иерусалиме и Фессалонике, а также консулы в других крупных городах Османской империи – Смирне, Бейруте, Дамаске, Адрианополе. Постоянно иметь контакты с местным духовенством и знать все тонкости церковных дел неизбежно приходилось всем консулам и вице-консулам на местах: ведь каждый митрополит (греческий, болгарский, армянский) представлял ту или иную этно-конфессиональную группу в данном регионе Османской империи. Послы в Константинополе конца XIX – начала XX в. (А. Б. Лобанов-Ростовский, А. И. Нелидов, И. А. Зиновьев, Н. В. Чарыков, М. Н. Гире) также уделяли большое внимание церковной политике, регулярно вели переговоры с патриархом, членами Синода, Болгарским экзархом, по мере необходимости осуществляли посредническую функцию между церковными предстоятелями и Портой, а в сложных конфликтных ситуациях использовали авторитет России для непосредственного давления на турецкое правительство в защиту интересов Церкви, а также для избрания или устранения того или иного иерарха.

В 1897 г. послом в Константинополь был назначен И. А. Зиновьев[160]160
  Иван Алексеевич Зиновьев (1835–1917), выпускник Лазаревского института восточных языков, в 1851 г. поступил на службу в московский главный архив МИДа. В 1871 г. назначен дипломатическим агентом при румынском князе; в 1876 г. аккредитован в качестве чрезвычайного посланника при персидском шахе. С 1883 г. директор Азиатского департамента МИДа. В 1891 г. назначен посланником при короле шведском и норвежском. В 1897–1909 гг. посол в Константинополе. С 1909 г. член Государственного совета.


[Закрыть]. Не считая возможным поддерживать в балканских национальных конфликтах ни греческую, ни болгарскую сторону, он встал на защиту сербских интересов в Македонии. Благодаря его усилиям состоялось назначение митрополита-серба в Ускюб (Скопие). В целом, ввиду избранного русским правительством курса на сохранение status quo в Македонии, действия посла были направлены на смягчение противостояния и поддержку османских властей: так, после Илинденского восстания 1903 г. он настаивал на применении к повстанцам всех мер строгости. В переговорах с болгарским экзархом одним из главных требований было ограничение деятельности болгарских комитетов. Преемник Зиновьева Н. В. Чарыков (1909–1912)[161]161
  Николай Валерьевич Чарыков (1855–1930), выпускник Александровского лицея. С 1883 г. дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторе; с 1886 г. политический агент в Бухаре. В 1896–1897 гг. дипломатический агент в Болгарии; с 1897 г. министр-резидент при святейшем престоле папы Римского; с 1900 г. чрезвычайный посланник и полномочный министр в Сербии; с 1905 г. посол в Голландии. В 1908–1909 гг. товарищ министра иностранных дел. В 1909–1912 гг. посол в Константинополе.


[Закрыть] сыграл большую роль в налаживании переговоров при создании балканской лиги; в церковных делах его важнейшей заботой было, как и прежде, смягчение греко-болгарских противоречий и создание условий для снятия схизмы. Последний посол царского правительства в Константинополе М. Н. Гире (1912–1914)[162]162
  Михаил Николаевич Гире (1856–1932), сын министра иностранных дел Н. К. Гирса. Выпускник пажеского корпуса, участник войны 1877–1878 гг. На службе в МИДа с 1878 г. Был посланником в Бразилии, Китае, Баварии, Румынии, послом в Константинополе (1912–1914) и в Риме (с 1915).


[Закрыть], уже имевший опыт дипломатической службы на Балканах, непосредственно связывал защиту интересов православия в Турции с русскими интересами: оказание помощи Вселенскому патриархату в 1913–1914 гг. ставилось им в прямую зависимость от уступок политического характера (в вопросах снятия болгарской схизмы, преобразования Халкинской школы). В деле русского монашества на Афоне Гире присоединился к точке зрения российского Св. Синода и был одним из организаторов изгнания имяславцев в 1913 г. Церковная жизнь на Востоке в начале XX в. характеризуется крайней политизированностью и исключительным накалом противоречий на Балканах, потому в это время мы не встретим тех доверительных отношений между русскими представителями и греческим духовенством, которые еще возникали иногда во второй половине XIX в. Русская имперская политика для греков теперь все больше отождествлялась с враждебным эллинизму «панславизмом»; простора для духовных и гуманитарных контактов оставалось все меньше и меньше. Положительные инициативы все более уступали место давлению с позиции силы.

Защита интересов православия на Ближнем Востоке и опора на христианское население Турции требовали от русского правительства наличия большого числа специально подготовленных сотрудников, которые бы занимались исключительно церковными делами. Единственной структурой, которая в некоторой степени отвечала этим требованиям, была Русская Духовная миссия в Иерусалиме, существовавшая с 1847 г. С 1882 г. к ней присоединилось Императорское Православное Палестинское Общество. Однако эти две организации, в задачи которых входило поддержание православия в Палестине и Сирии, не распространяли свою деятельность на другие регионы Османской империи. Кроме того, масштабы их деятельности не могли сравниться с развернутой сетью агентов католической и протестантской пропаганды, осуществлявшей свою работу через церкви, монастыри, школы и благотворительные заведения во всех уголках Турции. На протяжении нескольких десятилетий в российском МИДе и Св. Синоде неоднократно ставился вопрос об учреждении в османской столице русской духовной миссии. В задачи такой миссии должны были входить непосредственные контакты с Константинопольским патриархом и налаживание более тесных связей между церквами. Миссия могла взять на себя функцию распределения материальной помощи бедным церквам и монастырям балканского и малоазийского районов Турции, а также доставлять в Св. Синод сведения о положении Церкви. Наличие в столице русского представителя – духовного лица в качестве настоятеля миссии могло бы смягчить отношения греческого и болгарского духовенства с русскими дипломатами и усилить церковную сторону этих контактов. Однако этот проект так и не был осуществлен из-за сложности международной ситуации и необходимости для российского правительства соблюдать крайнюю осторожность и не нарушать хрупкое равновесие. Не в последнюю очередь здесь сыграло роль нежелание МИДа и константинопольского посольства создавать ситуацию «двоевластия» и провоцировать конфликты между русскими учреждениями, пример чему уже был в Иерусалиме. Нереализованным остался и другой проект – назначение русского консула на Афон для защиты интересов нескольких тысяч русских насельников Св. Горы и осуществления контроля над ними.

Н. В. Чарыков

В некоторой степени помощь посольству в церковных делах оказывало духовенство русской посольской церкви в Константинополе, настоятелями которой были как личности вовсе бесцветные и не проявлявшие собственной инициативы, так и фигуры достаточно яркие и самостоятельные.

В 1913 г. по случаю ухода на покой многолетнего настоятеля о. Ионы (Вуколова) посол М. Н. Гире пишет о значении духовного лица при посольстве:

«По своему положению, представитель Св. Синода в Константинополе должен бы быть моим ближайшим естественным помощником в сношениях с Вселенской патриархией, и при обладании им высокими нравственными качествами, широким духовным образованием и тактом, мог бы приобрести огромное влияние среди местного православного духовенства и оказывать неоценимые услуги вверенному мне посольству при обсуждении с патриархией многих сложных вопросов, касающихся существенных интересов православной церкви на Востоке»[163]163
  М. Н. Гире – В. К. Саблеру. 24 января 1913 г. // РГИА. Ф. 797. Оп. 83. 2 отд. 3 ст. Д. 79. А. 1–2.


[Закрыть].

Всего в Константинополе в конце XIX – начале XX в. было четыре русских церкви, подведомственных российскому Св. Синоду. Две из них находились при посольстве (Св. Николая Чудотворца в Пере, устроена в 1845 г. при посланнике В. П. Титове; Свв. Константина и Елены в летней резиденции посольства в Буюк-Дере, была устроена в 1818 г. при посланнике Строганове и возобновлена в 1867 г., при перестройке здания послом Н. П. Игнатьевым). Церковь при русской Николаевской больнице в Пангальди, каменная пятиглавая в византийском стиле с колокольней, была построена в 1875–1876 гг. и освящена Дерконским митрополитом Иоакимом. Богослужения в ней совершал помощник настоятеля посольской церкви. Трое певчих из Пантелеймонова монастыря на Афоне с 1876 г. служили псаломщиками. Церковь-усыпальница Св. Георгия в Сан-Стефано состояла из двух этажей (церковь и склеп). Построена она была в 1892–1898 гг., освящена в присутствии вел. кн. Николая Николаевича при после И. А. Зиновьеве. Богослужение в ней совершал причт посольской церкви в храмовые праздники и дни поминовения усопших[164]164
  Ведомость о русских православных церквах в Константинополе за 1900 год // РГИА. Ф. 797. Оп. 71. 2 отд. 3 ст. Д. 13. Л. 51-52об.


[Закрыть]. Храм был взорван вскоре после вступления Турции в Первую мировую войну, 14 ноября 1914 г. Кроме этих церквей, в Константинополе, в Галате, находились подворья русских обителей на Афоне со своими церквами – Пантелеймонова монастыря, Ильинского и Андреевского скитов, а также некоторых наиболее крупных келлий. Братство русских келлий на Афоне содержало в Сан-Стефано школу. Настоятели афонских константинопольских подворий также находились в тесном контакте с русскими дипломатическими представителями.

В начале XX в. причт русской посольской церкви состоял из настоятеля, второго священника, диакона и псаломщика. Настоятелем посольской церкви в 1899–1913 гг. был архимандрит Иона (Вуколов)[165]165
  Уроженец Орловской губернии. В 1882 г. окончил курс Орловской семинарии, в 1882-87 гг. был сельским учителем в Орловском уезде. Священником стал в 1887 г., а затем, овдовев, в 1893 г. принял монашество. В 1894 г. он окончил курс Киевской духовной академии, после чего занимал посты инспектора, затем ректора Петербургской семинарии, ректора Екатеринославской и Владимирской семинарий. 17 февраля 1899 г. назначен настоятелем русской посольской церкви в Константинополе. В 1900 г. избран действительным членом общества церковного пения в Константинополе, а в 1912 г. получил от патриарха Иоакима III титул Великого архимандрита Вселенского Апостольского престола. 30 ноября 1912 г. Иерусалимский патриарх Дамиан пожаловал ему золотой крест с частицей Честнаго Древа.


[Закрыть]. Автор многочисленных полемических работ в защиту греческого духовенства, архимандрит Иона выступал как против русских его критиков, так и против католического прозелитизма. Такое направление не соответствовало русской прославянской политике, сторонником которой был посол в Константинополе И. А. Зиновьев и имевший большой авторитет в политических вопросах директор РАИКа Ф. И. Успенский. Различным было отношение и к русскому монашеству на Афоне со стороны посла и Успенского, с одной стороны, и архимандрит Ионы – с другой. Если первые видели в «русском Афоне» сильную опору для политического влияния России на Балканах и вообще на Востоке, то для Ионы русские афонцы представляли собой массу необразованных мужиков, которые незаслуженно владели большими материальными средствами и не желали, по своей ограниченности, употребить даже часть этих денег в помощь греческим школам. В этом смысле архимандрит Иона присоединялся к позиции греческой иерархии, обвинявшей русскую политику на Востоке в преследовании чисто политических целей под прикрытием помощи православию.

В 1908 г. он опубликовал брошюру против католического прозелитизма. В последнее время, писал автор, много говорится о соединении церквей. Ватикан действует на Востоке различными способами. Так, французская графиня Рианкур, филэллинистка, живущая в Афинах, пишет сочинения о соединении, жертвует деньги в пользу Иерусалимского патриархата и афонских монастырей. Она уступает православным во всех вопросах, но упорно отстаивает идею папизма. 18 марта 1907 г. два латинских монаха в одежде греческих священников в притворе одного из константинопольских храмов раздавали листовки с призывом к единению с католичеством. Посещение саксонского принца Макса в сентябре 1907 г. тоже способствовало католической пропаганде. Католикам, говорит архимандрит Иона, следует совершенно отказаться от идеи прозелитизма; диалог необходим на уровне предстоятелей церквей, но высокомерие Ватикана делает его невозможным[166]166
  Иона, архим. К вопросу о соединении церквей. Письмо из Константинополя. СПб., 1908 (оттиск: РГИА. Ф. 796. Оп. 187. VI отд. 1 ст. Д. 7078. Л. 22а-22 м).


[Закрыть].

Русский храм-памятник в Сан-Стефано

Вскоре после избрания на патриарший престол Иоакима III в 1901 г. архимандрит Иона выступил посредником между ним и российским Св. Синодом по вопросу о распространении официального органа Вселенского патриархата еженедельного журнала Ἐκκλησιαστικὴ Ἀλήθεια(Церковная истина) в библиотеки всех семинарий России. В России, писал Иона, 58 семинарий и 4 академии.

Он рекомендовал Св. Синоду выписать его в количестве 62 экземпляров, что послужило бы, на его взгляд, существенной материальной поддержкой патриархату. Ходатайство патриарха было принято, и по настоянию К. П. Победоносцева, Ἐκκλησιαστικὴ Ἀλήθεια по цене 25 франков за номер была выписана для 57 духовных семинарий России[167]167
  Иоаким III – митрополит Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию. 28 декабря 1901 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 183. VI отд. 1 ст. Д. 4456. Л. 2; К. П. Победоносцев – Св. Синоду. Предложение. 2 марта 1902 г. № 6123 // Там же. Л. 7-7об.; Благодарственное письмо Иоакима III – митрополиту Антонию. 5 апреля 1902 г. // Там же. Л. 9. Рус. пер. Л. 10.


[Закрыть]. Пользуясь случаем, архимандрит Иона привлек внимание и к своей деятельности на пользу православия в Константинополе. В соседнем с Сан-Стефано селении Галатария, писал он, католики устроили часовню, в которой служат по праздникам, ходят по домам православных жителей и приглашают их детей в школу. Архим. Иона перекупил арендуемый католиками дом и намеревался устроить в нем школу. Далее в том же письме он выступил с предложением изымать ежегодно у богатых русских обителей на Афоне некоторую сумму на поддержание греческих школ на Востоке[168]168
  Иоаким III – митрополит Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию. 28 декабря 1901 г. // Там же. Л. 2; Архим. Иона – В. К. Саблеру. 17 января 1902 г. // Там же. Л. 4-5об.


[Закрыть].

В 1903 г. о. Иона создал в Галатарии, при храме-памятнике в Сан-Стефано, школу для 60 православных детей, которая размещалась в специально приобретенном им доме. «Ввиду большой опасности, какая в настоящее время угрожает от латинской пропаганды бедным детям православных греческих селений, находящихся вблизи русского Сан-Стефанского храма […], желательно и весьма полезно было бы открыть здесь русскую школу для этих детей», – писал архимандрит Иона митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию. Помощником о. Ионе и учителем в школе был назначен иеромонах Павел (Вильковский), выпускник Киевской духовной академии, хорошо владевший греческим языком и уже два года живший в Константинополе[169]169
  Иером. Павел (Вильковский), выпускник Киевской духовной академии, 16 ноября 1900 г. командирован в РАИК для ученых занятий с назначением 600 рублей в год. 30 июля 1903 г. назначен учителем и заведующим школой в Сан-Стефано.


[Закрыть]. На содержание ее отпускалось по 700 рублей в год из доходов от бессарабских имений[170]170
  РГИА. Ф. 796. Он. 184. VI отд. 1 ст. Д. 5263.


[Закрыть]. В том же 1903 г. архимандрит Иона обратился к митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию с новой просьбой об увеличении субсидии на содержание школы до 1000 р., а также о назначении ему второго помощника для научных занятий в константинопольских церковных книгохранилищах, грека Аристотеля Мейдриноса, окончившего курс Санкт-Петербургской духовной академии в 1901 г., с жалованием в 1000 рублей в год[171]171
  Там же. Д. 5236. Л. 1-1об.


[Закрыть]. Иона предполагал, чтобы Мейдринос работал при нем в качестве секретаря и переводчика и помогал ему в написании полемических статей, опровергающих клевету на Россию, которая появляется в иезуитских и греческих периодических изданиях. Однако посол И. А. Зиновьев не счел целесообразным удовлетворение этой просьбы архимандрита Ионы, и на сей раз он получил отказ[172]172
  МИД – в Канцелярию Св. Синода. 22 августа 1907 г. № 5320 // Там же. Л. 11.


[Закрыть]. В 1903 г. о. Павел доставил серебряную раку для мощей св. вмч. Евфимии, изготовленную в Петербурге на пожертвование митрополита Антония (Вадковского); 12 ноября 1903 г. мощи были торжественно переложены в храме св. Георгия в Фанаре[173]173
  Там же. 1904. № 51–52. С. 2132–2135.


[Закрыть]. В благодарность о. Павел получил от патриарха частицу раки, в которой мощи лежали до тех пор[174]174
  АПК КПА. Кы5. 965. No. 7396. 15 ноября 1904 г.


[Закрыть].

Рака с мощами Св. Евфимии в храме Св. Георгия в Фанаре (современная фотография)

Следует предполагать, что И. А. Зиновьев выражал недовольство самостоятельностью о. Ионы и его прогреческой позицией в церковных делах. 29 января 1906 г. Иона обратился к митрополиту Антонию с просьбой не переводить его на другое место. «Мое здоровье, не выносящее сурового климата и какой-либо систематической работы, моя деятельность в основанной мною школе и по изданию полезных книг на греческом языке, поддерживаемые мною отличные и дружеские отношения с греческой иерархией – все это дает мне смелость надеяться на милостивое внимание Вашего Высокопреосвященства к моей просьбе», – писал он[175]175
  Архиманлрит Иона – митрополиту Антонию 29 января 1906 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 187. VI отд. 1 ст. Д. 7087. Л. 2–3.


[Закрыть]. Неблагополучно складывались и отношения архимандрита Ионы с иеромонахом Павлом, которые постепенно перешли в открытый конфликт. О. Павел, в лице которого Иона ожидал преданного послушника, секретаря и помощника, проявлял в своей деятельности большую самостоятельность, чем вызвал негодование своего властного начальника. В том же письме следуют жалобы на о. Павла, который, по словам о. Ионы, уже в течение пяти месяцев отсутствует, в последние два года не помогает ему в его литературных занятиях и мало полезен для школы, а вместо того занимается без ведома начальника сбором денег, скрывая от него сборные книги и отчеты. В заключение он просит удалить о. Павла и передать заведование школой ему самому. Поскольку эта просьба была оставлена без внимания, 27 сентября 1908 г. архимандрит Иона снова обращается к митрополиту Антонию с жалобой на о. Павла, деятельность которого, по его словам, вредна для дела и «огорчительна для меня лично». По сообщению о. Ионы, иеромонах Павел без его ведома занимался сбором денег на Константинопольскую патриархию, чем ставил его в неловкое положение. «Увлеченный денежными операциями, иер. Павел задумал без моего ведома скупать священные реликвии, продаваемые здесь некоторыми недобросовестными людьми. У одного расстриженного монаха-грека из Иерусалима он купил часть Животворящего Креста, которая была препровождена им в Воскресенский монастырь Новгородской губернии, место прежнего жительства иер. Павла, где была принята с большими торжествами. Но вскоре между продавцом и покупателем возник денежный спор, приведший к суду у патриарха и у г. посла […]. Соблазн от этой торговли вышел большой»[176]176
  Там же. Л. 8-9об.


[Закрыть]. В этом же письме архимандрит Иона с раздражением пишет о двух школах в Сан-Стефано, которые содержатся русскими афонскими келлиотами (монашеской и женской). О. Павел стал преподавать и в них, чем вызвал негодование своего начальника.

Донос о. Ионы возымел свое действие: 2 декабря 1908 г., даже не попытавшись разобраться в ситуации, Синод постановил возвратить о. Павла в Воскресенский монастырь[177]177
  Выписка из определения Св. Синода 2 декабря 1908 г. // Там же. Л. 10-10об.


[Закрыть]. Далее бюрократическая машина начала действовать, и 11 сентября 1909 г. был издан указ хозяйственного управления при Синоде о прекращении высылки ему пособия[178]178
  Там же. Л. 18.


[Закрыть].

О. Павел нашел защитника в лице посла И. А. Зиновьева, который признавал образ действий о. Ионы неправильным. По рекомендации Ф. И. Успенского о. Павел был назначен преподавателем закона Божия в русском коммерческом училище. И. А. Зиновьев также предложил ему совершать в Сан-Стефанском храме богослужения на греческом языке для местного населения. Все обязанности о. Павел выполнял, по словам посла, «с примерной добросовестностью». Удаление его, таким образом, «крайне невыгодно отразилось бы на деятельности учебных учреждений»[179]179
  И. А. Зиновьев – митрополиту Антонию. 7 марта 1909 г. // Там же. Л. 12-15об.


[Закрыть]. Письмом от 9 июня 1909 г. о. Павел лично обратился к митрополиту Антонию Санкт-Петербургскому с просьбой об оставлении в Константинополе[180]180
  Там же. Л. 16–17.


[Закрыть].

Назначение нового посла в Константинополе Н. В. Чарыкова было с большим удовлетворением встречено архимандритом Ионой, который, наконец, избавился от строгого надзора не благоволившего к нему И. А. Зиновьева. «Новое направление русской политики в церковных делах Востока, – писал он, – произвело отрадное впечатление на всех восточных христиан. Заявление нового посла России г. Чарыкова, сделанное Вселенскому патриарху, что Россия возвращается к своей традиционной политике покровительства православным всех племен, имеет весьма серьезное значение»[181]181
  Архимандрит Иона – митрополиту Антонию. 12 сентября 1909 г. // Там же. Л. 20-21об.


[Закрыть]. Недавно, продолжал Иона, впервые за 10 лет патриарх удостоился в посольстве подобающего его высокому положению почетного приема. Далее начинается уничтожающая критика в адрес политики И. А. Зиновьева. «Я помню случай, – продолжает автор письма, – когда Вселенский патриарх во время визита в русское посольство чуть-чуть не был выгнан из комнаты. Я знаю случаи, когда по тайному требованию русского посла греческие митрополиты были отправляемы продажной турецкой администрацией в ссылку. […] Я помню, как мне рассказывали, что вследствие задержки денег из России учителя Халкинской богословской школы и чиновники патриархии по многим месяцам не получали жалования. Да, это было время настоящего похода против православия, и, как показали обстоятельства, на пользу Ватикана. Вся деятельность г. Зиновьева, казалось, была направлена к тому, чтобы озлобить против России всю греческую иерархию и вызвать церковную схизму». В упрек Зиновьеву о. Иона ставит молчание при заключении Митилинского договора Франции с Турцией, когда католикам было предоставлено преимущество в открытии школ и учреждений на территории Турции. Скандальным представлялось отсутствие посла и Ф. И. Успенского на празднике Торжества православия в Фанаре, при том что в тот же день в РАИКе была назначена лекция монаха-ассомпциониста[182]182
  Там же. Вероятно, речь идет об известном французском византинисте Луи Пти.


[Закрыть].

Между тем Св. Синод, верный принятому решению, 6 февраля 1910 г. снова решительно потребовал возвращения иеромонаха Павла в Россию. Приехав в Петербург, о. Павел вновь обратился за помощью к И. А. Зиновьеву, теперь состоявшему членом Государственного совета, и тот 5 июня 1910 г. написал обер-прокурору С. М. Лукьянову письмо в его защиту[183]183
  И. А. Зиновьев – С. М. Лукьянову. 5 июня 1910 г. // Там же. Л. 27-27об.


[Закрыть]. В своем обращении к обер-прокурору о. Павел характеризует действия о. Ионы как «самоуправное, посредством обмана начальства, лишение меня должностей и службы»[184]184
  Иером. Павел – С. М. Лукьянову. 3 июня 1910 г. // Там же. Л. 28-29об.


[Закрыть].

15 июня 1910 г. о. Павел обращается к С. М. Лукьянову с новым пространным письмом, в котором высказывает свои соображения по вопросу русской церковной политики на православном Востоке. «Есть в нашей церковной жизни одно явление, в высшей степени печального свойства – это все более и более возрастающее обособление, отчуждение нашей церкви от церковной жизни православного Востока, с которым – между тем – мы связаны таким глубоким духовным родством – единством веры и общением благодати. Говорим не об оскудении у нас симпатий „к грекам'' к чему весьма многие насмешливо готовы иногда свести дело, а о равнодушии и холодности, проявляемой, по-видимому, в самой церкви, к судьбам православия, и даже христианства на Востоке, по отношению к которым тщательно стараемся держаться в стороне»[185]185
  Иером. Павел – С. М. Лукьянову. Санкт-Петербург, 15 июня 1910 г. // Там же. Л. 30-31об.


[Закрыть]. Далее автор письма снова поднимает многократно обсуждавшийся вопрос о назначении представителя Русской церкви в Константинополь. «Наша церковь и церковное правительство, – продолжает он, – не имеют на православном Востоке ни лиц, ни учреждений даже просто для того, чтобы через них обстоятельно и своевременно знать о происходящих там событиях и переменах в церковной жизни, не говоря уже о лицах и учреждениях, уполномоченных развивать какую-либо деятельность от имени русской Церкви и в ее интересах». Такое положение дел, по мнению о. Павла, совершенно ненормально и лишает Русскую церковь возможности осуществлять непосредственные контакты с Константинопольским патриархатом и влиять на положение дел в нем. В качестве примера он указывал на возникший незадолго до того кипрский церковный вопрос, когда патриархат сам проявил инициативу обратиться к Русской церкви с вопросом об избрании Кипрского архиепископа. «Ясно, что и церкви нашей необходимо иметь на Востоке свои органы, с помощью которых совершалось бы дело правильного осведомления ее относительно тамошней церковной жизни, а затем – и соответствующая деятельность на пользу наших церковных интересов. Словом, необходимо учреждение на православном Востоке русской церковной миссии. Эта необходимость, сознанная некогда, вызвала к жизни так называемую духовную нашу миссию в Иерусалиме. К сожалению, с течением времени иерусалимская миссия, совершенно затертая деятельностью Палестинского общества и по другим причинам, превратилась в простое общежитие монахов-требоисполнителей. А кроме того, Иерусалим хотя и важный, но не самый выдающийся центр церковной жизни на православном Востоке. Таким является – Константинополь, столица, местопребывание „вселенского" патриарха, турецкого парламента, послов великих держав». В заключение он предлагает свою кандидатуру в качестве представителя Русской церкви в Константинополе[186]186
  Там же.


[Закрыть].

Но и на этот раз Св. Синод остался глух к его воззваниям. 19 июля 1910 г. о. Павел назначается смотрителем Торопецкого духовного училища[187]187
  Там же. Л. 33.


[Закрыть], а 19 августа вышел приказ о прекращении переписки о дозволении о. Павлу возвратиться в Константинополь[188]188
  Там же. Л. 34-34об.


[Закрыть]. Таким образом, из-за личной ревности и мелких материальных соображений со стороны непосредственного начальника, по одному непроверенному доносу, этот несомненно талантливый и подготовленный для службы на Востоке человек был отстранен от деятельности в Константинополе. Данный случай в истории Русской церкви, к сожалению, не был единичным. Противостояние архимандрита Ионы послу И. А. Зиновьеву, исполненное ссор и обид на личной почве, является отражением как несогласованности позиций МИДа и Св. Синода, так и противоборства двух направлений русской политики – прославянской и русской имперской со стороны посла и Ф. И. Успенского и прогреческой в лице о. Ионы. По-разному понимаемый интерес России на православном Востоке приводил к печальным недоразумениям и открытым конфликтам. Таким образом, очередная возможность сближения России с греческим духовенством была упущена, равно как и очередная попытка учреждения постоянного духовного представительства в османской столице.

После ухода на покой 26 июля 1913 г. архимандрит Иона поселился в своем доме в Галатарии, вблизи храма-памятника в Сан-Стефано. Русское правительство назначило ему пенсию в размере 1000 рублей в год[189]189
  РГИА. Ф. 797. Оп. 83. 2 отд. 3 ст. Д. 79. Л. 15-18об.


[Закрыть]. На его место был назначен ректор Тверской семинарии архимандрит Ювеналий (Машковский).