Электронная библиотека » Лора Тейлор Нейми » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 28 апреля 2020, 11:20


Автор книги: Лора Тейлор Нейми


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава седьмая
Чернила

Это слово нужно было бы вывести не чернилами, а золотой краской.

Д. Барри, «Питер Пэн»[11]11
  Здесь и далее данное произведение цитируется в переводе Н. Демуровой.


[Закрыть]

– Прошу прощения? Мисс!

Я вздрогнула, сонная после вчерашней вечеринки у костра, продлившейся до поздней ночи. У кассы в «Желтом пере» стояла светлокожая женщина средних лет. Погрузившись с головой в изучение платформы eBay и в разработку плана по перемещению косметики из ящика на аукцион, я не услышала дверного колокольчика.

– Извините. – Я захлопнула ноутбук. – Чем могу вам помочь?

Брюнетка, приподняв очки на лоб, придвинула ко мне книжку в мягкой обложке. «Питер Пэн» Д. М. Барри.

– Мне надо вернуть ее. Читать невозможно.

Невозможно? «Питер Пэн» – классика, я перечитывала его бесчисленное количество раз. Я взяла книгу в руки. Наверное, это из отдела подержанных. Истертая до бледно-изумрудного цвета обложка была вся в царапинах. На ней был изображен силуэт главного героя в шапочке с пером. Он куда-то летел.

– Давайте я помогу вам найти другую книгу?

Покупательница выудила из сумочки чек:

– Дело не в этом. Моей дочке для курса детской литературы в университете штата нужен «Питер Пэн». На прошлой неделе я обрадовалась, найдя эту книгу со скидкой. Но предыдущий владелец ее испортил, и дочка не может сосредоточиться, читая ее. – Она кивнула на книгу. – Посмотрите сами.

Я открыла книгу и ахнула. Из ста пятидесяти страниц текста многие – очень, очень многие – изобиловали надписями синей и черной ручкой. Целые куски текста были обведены или подчеркнуты. Углы на страницах загнуты. Кто-то сделал множество заметок, поставил восклицательные знаки и даже нарисовал сердечки, и все это между строчками, абзацами и главами. По полям, от верха страницы и до пустого места, предназначенного для сносок, тянулись списки. Написанные от руки длиннющие комментарии заполонили всю книгу. Ничего подобного я раньше не видела. Пока я листала страницы, взгляд остановился на чем-то вроде своеобразного стихотворения, записанного на свободном клочке страницы после пятой главы.

 
Дерзким прыжком прогнал гримасу с губ,
через белозубый забор перемахнув,
путь проторил, спускаясь в горло, вниз.
Проник.
Гордый собой, по жилам он бродил,
Избороздил и кровь, и жизнь мою,
Пока не решил сквозь ребра влезть в тайник.
Трепещущее сердце сжав, к нему
Приник[12]12
  Здесь и далее все стихотворения приведены в переводе В. Соломахиной.


[Закрыть]
.
 
* * *

Стихотворение зацепило мое сердце, как гвоздь цепляется за свитер. Кто написал его и все остальное? Почему именно в этой книге, которая вообще-то для детей? Я пролистала еще пару страниц. Еще стихи и заметки. Еще и еще.

– Мисс?

– Извините, мэм.

Ну, я опять за свое. С головой ушла в печатный текст. Правда, на этот раз все было немного иначе: здесь была новая история внутри одной из величайших сказок всех времен. И мне захотелось прочитать все это.

– Вместо возврата денег предлагаю вам вот что. – Я вышла из-за стойки и направилась в отдел классики, который у Уинстона располагался на рядах старинных полок из красного дерева. Поискав в секции B и отклеив ценник, я протянула покупательнице новый экземпляр «Питера Пэна».

– Вот почему я всегда к вам хожу. Такого уровня обслуживания клиентов от больших интернет-магазинов не дождешься. – Она улыбнулась.

Обслуживание клиентов? Она Уинстона вообще видела? Я улыбнулась в ответ и сказала:

– Приятно слышать! Вот и разобрались. Хорошего вам дня.

Когда она ушла, я взяла подержанного «Питера Пэна» и наклейку со штрихкодом. Я постаралась для покупателя, теперь придется отплатить тем же «Желтому перу». Я пробила новую книгу, внесла свою мизерную скидку сотрудника и достала из кошелька нужную сумму. Я, в отличие от мамы, считала каждый доллар. Но эта книга должна была стать моей, даже если мне пришлось бы отказаться от еженедельного карамельного латте со льдом.

За спиной зашаркали мокасины Уинстона. Пока он раскладывал каталоги на стеллаже, я поскорее кинула «Питера Пэна» в сумку.

– Кажется, был покупатель?

– Она только что вышла.

Я направилась к отделу подержанных книг, в свой любимый уголок. Эта секция в форме буквы «Г» располагалась в глубине магазина, и там было удобно прятаться. Бывшие в употреблении книги покоились на пяти стареньких тележках бирюзового цвета. Здесь, и только здесь, пахло настоящей жизнью. Гостиными и кожаными портфелями. Розовой водой и сигаретным дымом. Ароматическими саше, солнцезащитным кремом из отпуска, типографским клеем, а еще немного шерстью и плесенью. Это было лучше любого аромата из коллекции духов от «Элизы Б.».

– И как, купила что-нибудь? – Поморщившись, босс облокотился о стойку. Будто это я виновата, если не купила.

– Просто посмотрела. – Собственно, это не было ложью. Она смотрела на стойку. На мой ноутбук. На мои скругленные ногти, на которые Марисоль нанесла на днях бледно-розовый лак.

– Хм-м.

Мне была нужна информация. Я положила руку на одну из металлических тележек:

– А вы храните сведения о людях, у которых приобретаете подержанные книги?

Вдруг мне удастся найти таинственного поэта и автора заметок? Может, хоть узнаю, мужчина это или женщина.

Уинстон взглянул так, будто у меня на голове распустились цветы:

– Нет, никогда. Зачем? Ты же знаешь. Я забираю их коробками – плачу сразу за все или открываю кредит в магазине. А уже после назначаю цену на каждую книгу для индивидуальной продажи. – Снова взгляд, будто говорящий «ты же знаешь».

– Но вы хотя бы просматриваете их, прежде чем купить? Чтобы удостовериться, что сможете их продать?

Его бледное лицо сморщилось, и казалось, что усы – жесткие, желтоватые – могут в любой момент засохнуть и отвалиться.

– Да, конечно. А что?

– Да так. Просто интересно.

Не просто, а очень интересно. Моя новая-старая книга не должна была в таком состоянии попасть на полки «Желтого пера».

Звеня ключами, Уинстон направился к выходу.

– Мне надо домой. Можешь распаковать и выставить на витрину новую партию закладок и те литературные побрякушки, что я закупаю по твоему требованию. Я оставил все там, в глубине, – добавил он и закрыл дверь, звякнув колокольчиком.

Вот о чем я подумала по пути в хранилище: книги, подобно деньгам, могут путешествовать. Во Флориде человек зашел в мини-маркет и купил шоколадный батончик, заплатив доллар. Следующий покупатель получил тот же доллар на сдачу и, улетев на Гавайи, купил на него фруктовый лед. Деньги постоянно перемещаются. Через сколько рук прошли банкноты, что у меня в кошельке?

С книгами то же самое. Романы из отданной на благотворительность коробки могут оказаться в десяти разных домах. Или осядут потом в библиотеке. Или будут передаваться из рук в руки. Или снова пойдут на благотворительность. Или попадут в независимый книжный магазин вроде «Желтого пера». Это означало, что автор заметок в «Питере Пэне», скорее всего, не из местных. Возможно, ключ к разгадке найдется, когда я прочитаю загадочные каракули. А пока у меня покалывало кожу от одной мысли. Я не должна была увидеть эту книгу. Ее купили, и тем не менее она нашла дорогу обратно. И вернулась не к Уинстону, пока я была дома или в школе. Вернулась ко мне. Я не могла отделаться от ощущения, что ей просто суждено было стать моей.

* * *

Двадцать минут спустя я решила, что либо «Желтому перу» нужен новый дверной колокольчик, либо мне – новые уши. Я вернулась в торговый зал с полными руками нового товара и довольно неуклюже плюхнула его на прилавок, когда вдруг увидела Эшера. Даже успела тихонько ахнуть.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я позвал, но мне не ответили. Тогда я огляделся тут и вот что нашел. – Он показал на подержанный экземпляр популярного романа Стивена Кинга.

Голос пока ко мне не вернулся. Я просто кивнула и оценила ситуацию. Эшер не просто огляделся, он успел развалиться (что он здесь ошивается, бездельник?) в одном из вольтеровских кресел винного цвета и – о нет! – положить ноги на милый сердцу Уинстона дорожный сундук. Это был верный способ вывести Уинстона из себя (вздумай тот прямо сейчас появиться на пороге). Подойдя поближе, я поняла, что дело обстоит еще хуже. На втором кресле криво повисло синее худи, стопку журналов о путешествиях венчали солнцезащитные очки-авиаторы. И… стаканчик из «Старбакса». Вмиг схватив пробковую подставку, я подложила ее под напиток Эшера.

– Хозяин немного нервный, трепетно относится к своей мебели.

Эшер со стуком опустил ноги на пол:

– Понял. На прошлой неделе я пришел купить подарок маме, и мистер Уинстон помог мне с выбором. Понимаю, что ты имеешь в виду, говоря «нервный». Но он очень сведущий человек.

Ну да. Конечно. Я тупо кивала головой, стараясь переварить то, что Эшер здесь и я здесь, и все это наутро после вечеринки Брин.

– Ну, то есть сведущий, если тебе нужен иллюстрированный альбом о поп-искусстве, чтобы на кофейный столик положить.

Эшер улыбнулся, да так тепло, что у него тут же, как у марионетки, которую потянули за ниточки, изменилось все лицо. Улыбка тронула даже квадратную челюсть и потемневшие от загара щеки под турмалиновыми карими глазами.

Я уже знала, что делать, когда у Эшера мрачный вид, а вот улыбка сбила меня с толку. Приятно, конечно, но я пока не была готова забыть тот факт, что вчера вечером девушка Эшера пыталась поставить меня в неловкое положение перед бо́льшей частью старшеклассников Джефферсона. Я сплела руки на груди.

– Значит, в этой части здания сотрудникам париков не полагается?

Чудовищное сооружение Тэсс. Он запомнил. Я была готова смотреть куда угодно, лишь бы не на Эшера. Мне хотелось сменить его лицо на страницы книг, но это было бы невежливо.

– Я хожу туда во время перерыва, а у Тэсс нет дочерей, вот она и… – Я крепче сжала руки. – Ей нравится поить меня экзотическим чаем и наряжать в парики.

Эшер кивнул мне и бросил взгляд на дверь:

– Кстати, о перерывах. Для своих я, кажется, нашел идеальное место. – Он снова опустился в бархатное кресло. – О нем, скорее всего, никто в Северном Парке не знает, а зря. Тихо, мирно, олдскульно, удобные кресла и… – Окинув взглядом помещение, он посмотрел на меня и игриво улыбнулся.

И что? У меня выстроилась целая очередь из ненужных вопросов. Перерывы? Во множественном числе? Он что, планировал приходить сюда, чтобы в своих выцветших футболках, которые, наверное, пахнут свежевыстиранным бельем и солнцем, в своих идеально сидящих джинсах и в черных конверсах сидеть, небрежно развалившись, на старинной мебели Уинстона?

– Ты, похоже, сбита с толку. Что, мистер Уинстон не одобряет, когда люди таки получают удовольствие от его изысканного заведения?

– Э-э, нет.

Эшер поднялся и протянул мне книгу:

– Нашел ее в уголке. – Он захлопнул ее, бросив быстрый взгляд на страницу. – Все, сделал мысленно закладку. Может, удастся прочитать, пока не купили. Пока тебя не было, уже разделался с пятью главами.

От удивления я даже вновь обрела способность говорить законченными предложениями.

– Как это – с пятью главами? Да меня всего минут двадцать не было.

– А я обучен скорочтению.

Я чуть не упала. С тем же успехом он мог сказать, что убивает щенков или систематически не возвращает книги в библиотеку.

– Что, не одобряешь?

Скорочтение и чтение мыслей. Я помотала головой, чтобы мысли прояснились.

– Просто я мало об этом знаю. Я так люблю читать, что даже не представляю, как это – читать для скорости.

– Не удивлен, Брин что-то такое вчера говорила.

Жар разлился по пальцам, по коже. Щеки вспыхнули, как все красные цветы, какие я только могла назвать. К счастью, Эшер уже направился в отдел подержанных книг, чтобы поставить Кинга на полку.

– Ну, это помогает пропахивать учебники и те противные романы из списка для чтения по литературе.

Странные хриплые вздохи смешивались с доносящимся из динамиков приглушенным пением Синатры. Вздохи оказались моими.

– Я научился скорочтению в конце одиннадцатого класса. – Эшер быстро пожал плечами. – Думал, хорошо бы овладеть перед… университетом. – На последнем слове взгляд его погас. Я гадала почему, не испугавшись на этот раз своего любопытства. – Но ты считаешь это кощунством.

Я обогнула стойку:

– Никогда не считала, что книги, а особенно романы или другие литературные произведения, нужно пропахивать. Смысл чтения в том, чтобы насладиться историей, целиком погрузиться в совершенно новый для себя мир. Возможно, даже в несуществующий. – Уходя от действительности, прячась, меняя свою жизнь на чужую. – Как можно с этим спешить?

Он подошел к стойке и положил локти на ее деревянную столешницу:

– Дай угадаю: ты и электронные книги терпеть не можешь.

Шаг назад, ладони прижаты к груди, ужас на лице. Эшер громко расхохотался:

– Тогда не буду упоминать слово на букву K[13]13
  Kindle – устройство для чтения электронных книг.


[Закрыть]
.

Я тоже не смогла сдержать смеха.

– Держать книгу – все равно что держать маленький мир. Когда переворачиваешь страницы, они шелестят между пальцами. Края листов становятся мягкими, затираются. С настоящей книгой ты глубже погружаешься в историю. – Я бессознательно нашла глазами выглядывавшего из сумки «Питера Пэна». А когда подняла взгляд, увидела лицо Эшера. – Скорочтение не дает насладиться процессом. Пропускаешь детали, не чувствуешь ритма и вообще всего того, что задумано автором.

– Может, я просто люблю все быстрое, – сказал Эшер, и между нами вдруг кляксой зависли все слова из книг, стоявших в отделе тайн и загадок. – Но в одном ты все же ошиблась. Даже читая быстро, я ничего не упускаю.

Я с сомнением приподняла бровь.

– А спроси меня про что-нибудь из первых пяти глав романа Кинга.

– Каким блюдом знаменито меню закусочной Эла?

– Толстобургер, – незамедлительно ответил Эшер.

– Впечатляет.

– Еще больше впечатляет то, что тебе не пришлось заглядывать в книгу, чтобы придумать вопрос.

– Похоже, каждый из нас талантлив по-своему.

Я ожидала, что Эшер опять рассмеется, но произошло обратное. Его лицо поникло, но выражение не стало неприветливо-хмурым, как бывало раньше. Резкие черты смягчились, сгладились.

– Наверное, мне пора возвращаться в центр. Гипсокартон сам себя не повесит.

– Ну, раз там главный – твой дядя, то босс у тебя, должно быть, не такой требовательный, как у меня.

Он вскинул брови:

– А?

– Тэсс ввела меня в курс дела. Сказала, ты выполняешь для него какие-то строительные работы? – Скорее, это были слухи от Марисоль.

Эшер кивнул:

– Думаю, это удачное решение для всех нас. Им понадобились новые конференц-зал и комната отдыха. Фундамент дяде сделали профессионалы. А я просто занимаюсь отделочными работами. Должен закончить до следующего семестра, когда буду поступать в уважаемый и престижный университет штата в Сан-Диего.

– Похоже, тебя это не радует. Университет хороший. Я туда тоже осенью подавать буду.

Эшер нахмурился. Посмотрел на свои шнурки, потом снова на меня:

– Отличный университет. Но не Аннаполис.

Аннаполис? О Военно-морской академии в Мэриленде я знала только то, что набрать проходной балл там было архисложно.

– Ты собирался поступать в Аннаполис?

– Я поступил в Аннаполис. Всегда хотел туда, с самого детства. В апреле получил письмо о зачислении, как и мои папа с дедушкой много лет назад. Все шло хорошо: заработал приличные оценки, прошел собеседования, добыл рекомендательное письмо от местного члена конгресса. А теперь вот на мне семейная традиция обрывается. – Увидев вопрос у меня в глазах, он потер левую ногу. – В Аннаполис берут только умных, эмоционально стабильных и физически здоровых. К сожалению, там нет места парню с бионическим коленом.

А-а, хромота. Выверенные движения.

– Та авария…

– Ну да. Меня сильно покорежило. Левое колено раздробило напрочь, его пришлось полностью заменить. Куча людей потратили кучу времени на мою реабилитацию, но вот письмо о зачислении не восстановишь. Университет штата – это все, что мне доступно, но пришлось один семестр подождать.

– Я очень сожалею. – Что тут еще скажешь?

– Благодарю. – Пройдя через комнату к столу-сундуку, он взял старбаксовский стаканчик. За ним потянулась ниточка с бумажной биркой.

– Чай, а не кофе? Тэсс только не говори, а то утонешь в ее в травяных отварах.

– Не по собственной воле. – Эшер встряхнул стаканчик. – Ромашковый. Вкусно, не правда ли? Пришлось распрощаться с кофеином, шоколадом и алкоголем. Можешь считать меня образцовым представителем борьбы с пороком.

– Это из-за лекарств?

Эшер глотнул чая:

– Да у меня их целый коктейль, хорошего мало, как ты понимаешь. Туда входит и лечение от ПКС.

– От ПКС?

– От постконтузионного синдрома. Я ему так нравлюсь, что он никак от меня не отстанет. Вот что я тебе скажу: если подумываешь о большой автомобильной аварии, чтобы как-то развеяться в пятницу вечером, лучше продолжай читать книги.

– Ясно, – ответила я.

«Продолжай читать книги». Обычно я так и делаю, причем охотно. Но не всегда. В другой жизни в пятницу вечером я бы наслаждалась всеми доступными в семнадцать лет развлечениями. Но другой жизни у меня не было. Была только эта, вдавленная в захламленную жизнь мамы. Я пыталась уместить всю себя в маленькую часть себя самой. Когда накатывало одиночество, я изливала свою боль в печатные страницы. Книги всегда ее охотно принимали. С ними я могла оставаться девчонкой-невидимкой, а Эшер Флит – еще одним недоступным для меня парнем.

– Спасибо за тихое местечко. Там, через дорогу, иногда бывает слишком шумно, а мне следует этого избегать, – объяснил Эшер. – В бесплатной юридической консультации частенько такое услышишь – может, даже увлекательнее романа Кинга. Интересно, будет ли он еще здесь в следующий раз.

– Ты же знаешь, что его можно просто купить?

Еще глоток.

– Хочешь сказать, что здесь книжный магазин, а не библиотека, да?

Будь он проклят вместе со своим бионическим коленом и бионической супергеройской способностью читать мысли.

Эшер отступил на шаг, посмеиваясь:

– Я тут на днях на глянцевую книгу с шедеврами Лихтенштейна и Уорхола шестьдесят пять баксов потратил. Даже пришлось иметь дело с мистером Уинстоном. Думаю, Дарси, пока у нас все по-честному.

Рот у меня открылся и тут же закрылся. Вот, значит, как: у нас все по-честному? Тогда почему магазин вдруг будто бы накренился и тысячи книг беспомощно поползли вниз? Чтобы устоять, я достала «Питера Пэна». Он был таким приятным на ощупь. Тяжелым, правильным. Я снова пролистала до того места после пятой главы и провела пальцем по написанным от руки строчкам стихотворения. Только теперь я увидела еще и заголовок, который не заметила в первый раз: «Без приглашения».

Без приглашения. Вроде как ежедневные обеденные встречи за кофе, нет, за чаем? Возможно. Но воспоминание о чае вызвало другую мысль. Сменив роман на ноутбук, я нашла «ПКС» и пробежала информацию глазами.

Медицинские сайты описывали ПКС как долгосрочные последствия травмы головы или как симптомы контузии, от которых невозможно избавиться. Некоторые люди страдали месяцами или даже дольше. Сильные препараты ослабляли дискомфорт, но часто действовали на организм негативно до тех пор, пока врачи не подбирали верную дозировку и организм не приспосабливался.

Список симптомов был длинный и устрашающий. Некоторые из них, пугающе знакомые, буквально выпрыгивали на меня с экрана. Нетерпеливость. Раздражительность. Склонность к конфронтации. Депрессия. Частая смена настроения. Головокружение. Головная боль. Мигрень.

Я вспомнила, как Эшер потирал виски, хандрил и огрызался. Я вспомнила его в тихом месте у причала из черного камня. ПКС объяснял, почему приветливость у Эшера быстро сменялась замкнутостью. Симптомы облегчало правильное питание. Пациентам следовало избегать сахара, глютена, алкоголя и кофеина. Как Эшер и говорил, диета была строгой. Похоже, он придерживался плана лечения, чтобы выздороветь. Я все поняла неверно. Эшер не был груб и непредсказуем, он был болен.

Глава восьмая
Мамы

«Это было гнездо, о котором я тебе рассказывал. Оно плыло по воде, а в нем сидела Птица-Небылица.

– Смотри, – сказал Крюк, указывая на нее Неряхе. – Вот что такое мама. Какой урок! Гнездо, как видно, упало в воду, но разве мать оставит своих птенцов? Никогда!»

Так понимает Крюк родительский долг. Даже злодеям известно, что такое хорошая мать.

Д. Барри, «Питер Пэн», и таинственный автор заметок в книге «Питер Пэн»

Громко хлопнув пассажирской дверью внедорожника Марисоль, я уронила голову на подголовник.

– Совсем озверела? – сквозь шум работавшего мотора спросила Марисоль.

– Ох… ох… иногда она бывает такой… – Я удержалась от ругательства, заметив на заднем сиденье близнецов-четырехлеток Карлоса и Камиллу. Тяжело вздохнув, я повернулась лицом вперед. – Спасибо, что согласилась подвезти.

– Хорошо, что ты позвонила, когда я забирала los animales[14]14
  Зверята (исп.).


[Закрыть]
с акробатики.

Младшие сестренка и братишка Марисоль блаженно сосали сок из коробочек, свесив с детских кресел одинаковые кроссовки «Адидас». Камилла едва заметно помахала мне ручкой, как птичка крылышком.

– Ты бы все равно за мной приехала. – Большие выразительные глаза.

– Возможно. – Подруга постучала пальцами по рулю. – Не могла бы ты повторить, почему я здесь и почему ты оказалась без машины? По телефону ты вопила, как банши, все, что я поняла: «возмутительно», «отвези», «мамин ужин», «очень прошу, Марисоль».

– В целом так и есть. После «Пера» я на пару часов заперлась в своей комнате и изучала eBay, чтобы при первой попытке что-то продать не выглядеть полным новичком в этом деле. Плюс домашка.

– А машину украли инопланетяне?

– Инопланетяне почти все зеленые и фиолетовые, – гордо вставил Карлос.

А Камилла добавила:

– Еще бывают розовые и желтые. Так в книжках написано.

Я рассмеялась:

– Знаете что, маленькие обезьянки? Вы оба правы! – Теперь можно было вернуться к Марисоль. – У мамы оказался пустой бак, а заправиться она вчера забыла. И просто уехала на работу на моей машине и оставила мне записку.

– Что, даже разрешения не спросила?

У меня в груди снова заклокотало:

– Она решила, что у меня нет никаких планов и что я на весь вечер залягу с книгами.

– Вот, возьми, – сказала Марисоль, открыв мини-холодильник, всегда стоявший на полу у заднего сиденья.

Когда миссис Роблес купила новую машину, она предложила старшей дочери красный «ниссан». С одним условием: Марисоль тоже будет возить близнецов. Разъезжая с места на место, между занятиями по физкультуре, организованными у кого-то дома совместными играми и экскурсиями в парке, Марисоль вскоре поняла: 1) Ева Роблес – гений; 2) коробочки сока способствуют мирным поездкам.

Я поморщилась:

– Сок? Серьезно?

– Или сок, или жвачка, малышка. – Подруга окинула меня оценивающим взглядом. – Значит, сок. – Одной рукой переключив передачу, она отъехала от тротуара. Другая рука, вслепую пошарив в холодильнике, что-то оттуда выудила.

– Клюквенно-виноградный, – сказала я. – Фу.

– Как я могла этого не почувствовать?

– Нет ли у тебя там клюквенного со вкусом «Безответственная мать»? Или клюквенного с добавкой «Страсть к покупкам» и «Десятки литров духов, при этом ни литра в бензобаке»?

Проскочив на желтый, Марисоль плюхнула мне в ладонь белую коробочку. Клюквенно-малиновый. Ладно. Проткнув соломинкой в нужном месте, я сделала пару глотков. Странно, но это успокаивало.

* * *

Когда отстегнутые близнецы выбрались из кресел и побежали в дом, Марисоль остановилась посреди мощенной плитами дорожки.

– Так, давай сюда, – привычно приказала подруга, как делала всегда, когда я приходила к ней ужинать.

Я поныла, но покорно достала из сумочки «Весь этот мир». И после пары шагов:

– А теперь другую, из застегнутого кармана. – Марисоль сверкнула разгневанной улыбкой.

Черт бы ее побрал – это был новый старый «Питер Пэн».

– Мари, ты же знаешь свою семью. Через пару часов родители и братья с сестрами, а также бесчисленные tios[15]15
  Тетушки и дядюшки (исп.).


[Закрыть]
будут все меньше говорить по-английски и все больше по-испански. Будут говорить все громче и громче, и… Я могла бы просто пересесть на диван и чи…

– Могла бы, но не пересядешь. Будешь общаться и веселиться. И вообще, ты тоже член семьи.

Я не сопротивлялась, когда Марисоль схватила книгу, – подруга все равно ее не откроет. Одним прыжком заскочив на веранду, она запихнула обе книги в почтовый ящик семьи Роблес:

– Вызволишь их перед тем, как я отвезу тебя домой.

Мне бы выразить недовольство, но запах! Входная дверь двухэтажного дома в тосканском стиле была приоткрыта, и изнутри шли ароматы любви в виде чеснока и жареного острого перца. А еще пикантного мяса, цитрусовых и сахара. Я шла на запах. За охлажденными бутылками cerveza[16]16
  Пиво.


[Закрыть]
и ледяной колы с лаймом звенели приятные беседы. Мы оставили куртки и сумочки в прихожей. В комнатах раздавался смех. Меня, как обычно, хлопали по спине и тепло улыбались в ответ на мои приветствия. Мультимедийная система дрожала от ритм-н-блюза в стиле мотаун, и сновали, весело хохоча, дети с горячими масляными тортильями. Ева Роблес выглянула из кухни и помахала нам:

– Проходи, моя девочка. Ты как раз вовремя, mija[17]17
  Сокр. mi hija (исп.) – «моя дочь», «доченька». Используется по отношению к любой девушке.


[Закрыть]
.

Мама Марисоль радостно чмокнула меня в щеку. И по этому, на первый взгляд, невинному приветствию я сразу поняла, что меня ждет.

Собравшиеся в огромной кухне люди – я почти всех узнала – вдруг притихли. Члены семьи топтались возле шкафов из темного дерева, пока сеньора Роблес сыпала соль пальцами с ярко-красным маникюром. Потом она выжала лайм над огромной чашей домашней сальсы. Наталия, сестра Марисоль, прыснув со смеху, протянула мне тортилью, а миссис Роблес представила всем присутствовавшим свое творение.

Едва касаясь поверхности, я макнула самый кончик лепешки в красный соус. И только откусила, как жар, горячий, будто дыхание дракона, охватил язык и горло. Я закашлялась. Охнула. Из глаз потекли слезы, я отплевывалась, шмыгала носом и размахивала руками. Комната будто взорвалась, ожила и зашумела.

– Bueno[18]18
  Хорошо (исп.).


[Закрыть]
, получилось идеально, разве нет? – сказала мама Роблес, подавая чашу гостям.

Невозмутимая Марисоль, не прекращая болтать с кузиной, сунула в поле моего затуманенного зрения заранее припасенные салфетки и стакан молока. Потом, прилепив шарик фиолетовой жвачки на золотой браслет, моя огнедышащая подруга принялась за чашу с сальсой.

Я же, отсморкавшись, пила холодное, успокаивавшее все внутри молоко. От воды было бы только хуже.

– Фуф, – моргая, сказала я маме Марисоль.

– Pobrecita[19]19
  Бедняжка (исп.).


[Закрыть]
. – Она приложила гладкие, как атлас, ладони к моим щекам. – Прости, mija. Но лучше тебя не найдешь… как это..? А-а… подопытного кролика! A ver[20]20
  Смотри (исп.).


[Закрыть]
. – Мама Роблес наклонилась к гранитной стойке и взяла оттуда небольшой контейнер. – Я сделала un poquito[21]21
  Немножко (исп.).


[Закрыть]
специально для тебя. Без зерен и с другим перцем чили, который ты больше любишь.

Я приняла контейнер у этой миниатюрной черноволосой женщины. Мама Роблес часто готовила сальсу помягче специально для меня, но сегодня, после пустых бензобаков и еще более пустых предположений, от этого ее жеста внимания и заботы у меня навернулись слезы. Глаза пылали от соли. Но не той, которую для вкуса добавляют в сальсу.

* * *

– Марисоль. – Шаг, еще шаг. – Сюда бы лифт. И слава богу, что папа у тебя врач, потому что охмойбедныйжелудок.

Поднимавшаяся по лестнице впереди меня подруга лишь усмехнулась:

– Это тебе кара за добавку.

Две добавки вообще-то, но Марисоль этого не знала. И не должна была меня упрекать – кормили словами не описать как вкусно. Обычно ужин у меня состоял из омлета или салата, жареного сыра или томатного супа из коробки. Но сегодня я утратила контроль над собой, когда Ева Роблес подала огромные блюда с жареным мясом, ведра комковатого гуакамоле и кусочки курицы, тушенной с томатом и луком. А еще любимое блюдо папы Марисоль – кубинские эмпанады, фаршированные пикантным говяжьим фаршем. И бесчисленные гарниры.

– А зачем мы идем наверх? Я забыла.

– У тебя в голове бобы, да? Не помнишь? За костюмами для «Много шума».

А, точно. Всю неделю подруга работала над платьями для главных женских ролей – Геро и Беатриче. Еще несколько мучительных движений – и я поднялась в большую мастерскую, которую Марисоль делила с мамой. Два шага – и я будто попала в сказку. Метры ткани цвета слоновой кости были мастерски собраны в великолепное свадебное платье – ничего красивее я не видела. Оно висело на потолочном крюке, как изящное привидение. Ева Роблес работала одна, ей помогала Марисоль. Стильные невесты ждали месяцами и отдавали целые состояния за уникальные создания мамы Роблес.

Марисоль заметила, что я исхожу слюной:

– Да-а, эта вещь – что-то запредельное. – Подруга коснулась выреза. – Мама вручную пришивала весь этот мелкий жемчуг, а он там в два ряда. Я помогала с лифом. Ужас! Эти складки!

Я ей верила. И, как всегда в этой комнате, я задумалась о том, наступит ли когда-нибудь моя очередь. Пошитое на заказ атласное платье и тот, для кого его надеваешь. Но что будет, когда я надену белое платье, созданное мамой Марисоль, на себя? Сядет ли оно на мою нескладную фигуру и еще более нескладную семейную историю? Я уже видела, как стелющийся по полу кружевной шлейф чернеет от пыли и провисает под тяжестью хлама, который за мной всегда тянется. Какое уж тут «жили долго и счастливо» в моем-то случае!

Вздохнув, я отмахнулась от своих переживаний и от шелка – Марисоль не терпелось показать мне свою работу. В ее части студии весь угол, где она проводила очень много времени, занимали две швейные машинки, стеллажи для тканей и других материалов и широкий кроильный стол.

– Я в восторге от того, что получается. Это для Беатриче. – Марисоль показала на первый манекен. На нем было бледно-голубое платье с маленькими рукавами и завышенной талией. – Я решила придерживаться стиля эпохи Регентства, миссис Ховард понравилась эта идея. Тебе не кажется, что этот цвет будет хорошо смотреться на Алиссе?

– Конечно. Мне тоже очень нравится.

Я изучила аккуратные швы и красиво уложенные складки. Даже мне было очевидно, что работа выполнена мастерски. Дополнительные детали и со вкусом добавленные завитушки поражали воображение.

Марисоль притащила блокнот с эскизами и лоскутки ткани. Она приподняла уголок плотной парчи с голубыми и розовыми цветами.

– Для первого появления я сошью из этого материала с цветами короткий жакет-болеро, он будет надеваться поверх платья Беатриче, плотно облегая фигуру. А еще у нее будет соломенная шляпка с голубыми лентами и белые перчатки. – Подруга достала второй лоскуток – фисташковый фон был испещрен голубыми листочками. – Для сцены пышной свадьбы из этой ткани я сошью длинную накидку с разрезом, пышными рукавами и кружевной отделкой. Аксессуары тоже заменим.

– Классно ты придумала, – сказала я и перешла ко второму манекену, на котором был булавками приколот лиф из атласа цвета слоновой кости. Края у ткани пока не были обработаны.

– На Геро в первом акте будет надето платье цвета слоновой кости с похожим розовым жакетом-болеро. На свадьбу ей я шью длинную кружевную накидку с небольшим шлейфом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации