Текст книги "Время и боги. Дочь короля Эльфландии"

Речения Имбона

Пророк богов сказал:

– Там, у дороги, сидит лжепророк и каждому, кто хочет знать о тайных днях, говорит: «Скоро царь проедет здесь на колеснице и будет беседовать с тобой». И люди приносят дары лжепророку и слушают его охотнее, чем Пророка богов.

Тогда сказал Имбон:

– Что известно Пророку богов? Мне известно, что люди ничего не знают о богах и очень мало – о людях. Могу ли я, их пророк, сказать им об этом?

Ведь люди избирают себе пророков, чтобы те говорили об их надеждах и о том, что надежды эти сбудутся.

Лжепророк сказал: «Скоро царь будет беседовать с тобой».

Почему бы мне не сказать: «Скоро боги будут беседовать с тобой в Пегане»?

Тогда люди будут счастливы, и поверившие словам Пророка будут знать, что их надежды сбудутся.

Но что знает о богах Пророк, к которому никто не придет и не скажет: «Твои надежды сбудутся»? Перед его глазами никто не делает тайных знаков, чтобы отогнать страх смерти, не для него звучат песнопения служителей храма.

Пророк богов купил себе мудрость ценою счастья и отдал свои надежды людям.

Еще сказал Имбон:

– Если ночью тебя охватит гнев, погляди на звезды: они тихи. Тому, кто мал, подобает ли браниться, когда великие молчат? Или, если гнев охватит тебя днем, взгляни на далекие холмы: их лик украшен спокойствием. Подобает ли тебе гневаться, когда они невозмутимы?

Не ропщи на людей, ибо они, как и ты, движимы Дорозандом. Разве волы, на которых одно ярмо, подгоняют друг друга?

Не ропщи на Дорозанда, ибо тогда ты сражаешься голыми руками с железным утесом.

Все, что делается, делается потому, что так должно быть. Поэтому не ропщи на неизбежное.

И еще сказал Имбон:

– Солнце восходит, чтобы осиять славой все, что видит под собою, и превращает простую росу в драгоценные камни. И убирает ими холмы.

Так же и человек. Он рождается, и в садах его юности пребывает слава. И Солнце, и человек проходят свой путь, чтобы исполнить предначертанное Дорозандом.

Закатится Солнце, и звезды тихо загорятся на небосклоне.

Умрет человек, и родственники тихо плачут на его могиле.

Наступит ли снова рассвет его жизни? Увидит ли он вновь сады своей юности? Или же все завершится закатом?

О том, как Имбон говорил с царем о смерти

Когда в Арадеке свирепствовала чума, царь, выглянув в окно, увидел, что люди умирают. И, увидав Смерть, испугался, что однажды даже ему придется умереть. Тогда царь приказал своим стражам привести во дворец мудрейшего из пророков Арадека.

И вестники явились в храм Всех богов, кроме Одного, и громко возгласили, предварительно потребовав тишины:

– Разахан, царь Арадека, Наследный князь Илдана и Илдона, Завоеватель Патии, Эзека и Азхана, Повелитель Холмов, приветствует Верховного Пророка Всех богов, кроме Одного!

А затем привели Верховного Пророка к царю. И сказал царь пророку:

– О Пророк Всех богов, кроме Одного, неужели и я когда-нибудь умру?

И пророк ответил:

– О царь! Твой народ не сможет вечно наслаждаться твоим правлением. Придет и твой черед умереть.

И царь ответил:

– Возможно, ты и прав, но вот ты умрешь наверняка. Возможно, я когда-нибудь умру, но пока я жив, жизнь подданных в моих руках.

И стражи увели пророка.

С тех пор пророки Арадека не говорят с царями о смерти.

Об Ооде

Говорят, если ты отправишься к Сундари по равнинам и поднимешься на вершину прежде, чем тебя накроет лавина, подстерегающая путника на склонах, перед тобой откроется горная гряда. И когда ты взберешься на эти горы и перейдешь лежащие меж ними долины (которых будет семь по числу вершин), ты наконец окажешься в стране забытых холмов, где посреди долин и снегов стоит «Великий храм Одного бога».

Внутри храма дремлет пророк и с ним все служители.

Они – жрецы МАНА-ЙУД-СУШАИ. В храме запрещено свершать труды и молиться. В его стенах день неотличим от ночи. Жрецы там предаются отдыху, как предается МАНА. И пророк его зовется Оод.

Оод – величайший из пророков Земли. Говорят, если он начнет молиться нараспев вместе со всеми служителями храма и станет призывать МАНА-ЙУД-СУШАИ, то МАНА-ЙУД-СУШАИ очнется от сна – ведь он обязательно услышит молитву своего пророка, – и тогда не станет больше Миров.

Есть еще один путь в страну забытых холмов. Это прямая ровная дорога в самом сердце гор. Но по неким тайным причинам лучше добираться в обитель Оода через вершины и снега – пускай ты и погибнешь в пути, – чем пробовать попасть туда по ровной прямой дороге.

Река

В Пегане берет начало река, но не река воды и даже не река огня: по небесам и Мирам струится к Пределу Миров Река Безмолвия. Миры полны звуками и шумами, полны эхом голосов и песен, только на Реке царит молчание, ибо там все звуки умирают.

Река рождается из барабанной дроби Скарла, течет меж берегов из грома, а за Мирами, за самой далекой звездой, впадает в Океан Безмолвия.

Я лежал в пустыне, вдали от городов и звуков, и надо мной по небу текла Река Безмолвия, а на краю пустыни ночь сражалась с Солнцем.

Когда же ночь одержала победу, на Реке показался корабль Йохарнет-Лехея, корабль Сновидений, плывущий в сумерках.

Шпангоуты корабля сделаны из старых снов, высокие прямые мачты – из фантазий поэтов, а снасти – из людских надежд.

Гребцы на палубе – те, что умерли, и те, что еще не родились, принцы из забытых сказок и существа, рожденные фантазией, – беззвучно поднимали и опускали весла.

Ветры приносят в Пегану людские надежды и мечты, которым не нашлось места в Мирах, а бог Йохарнет-Лехей вплетает их в сны и вновь отсылает на Землю.

Каждую ночь Йохарнет-Лехей садится на корабль Сновидений, чтобы вернуть людям былые надежды и забытые мечты.

Прежде чем новый день вступит в свои права и легионы зари примутся метать в лицо ночи огненные копья, Йохарнет-Лехей покидает спящие Миры и уплывает по Реке Безмолвия в Пегану и дальше, в Океан Безмолвия, лежащий за Мирами.

И зовется та Река Имраной – Рекой Безмолвия. Те, кто устал от шума городов, пробираются ночью на корабль Йохарнет-Лехея, ложатся на палубу и плывут по Реке, окруженные былыми снами и мечтаниями, пока Мунг не явит им свое знамение, ибо такова их судьба. И, лежа на палубе среди незабытых фантазий и неспетых песен, они перед рассветом достигают Имраны, где не слышно ни шума городов, ни раскатов грома, ни полуночного воя Боли, терзающей людские тела, где никому нет дела до печалей Мира.

Корабль Йохарнет-Лехея

У врат Пеганы, там, где Река струится меж двумя созвездиями-близнецами Йумом и Готумом – Йум стоит на страже справа, а Готум слева, – сидит Сирами, властелин Забвения. Когда корабль проплывает мимо, Сирами глядит сапфировыми глазами на лица и мимо лиц тех, кто устал от городов, глядит, как глядят перед собою те, кто ничего не помнит, и плавно взмахивает руками, и люди на палубе забывают все – кроме того, что забыть невозможно, даже за Пределом Миров.

Говорят, когда Скарл перестанет бить в барабан и МАНА-ЙУД-СУШАИ очнется от сна, боги Пеганы поймут, что настал КОНЕЦ, и, не теряя достоинства, взойдут на золотые галеоны и поплывут вниз по Имране, к Океану Безмолвия, где нет ничего, даже звуков. А далеко, на берегу Реки, будет лаять их старый пес-Время, восставший на своих хозяев. А МАНА-ЙУД-СУШАИ придумает другие миры и других богов.

Птица судьбы и Конец

В последний срок Миры сотрясутся от раскатов грома, задумавшего избежать участи богов, а отощавший с годами пес-Время станет алчно скалиться на своих хозяев.

И тогда из сокрытой в горах долины взовьется в небо птица судьбы, Мозаан, чей голос подобен трубе, и станет громко бить крыльями, возвещая трубным голосом КОНЕЦ.

Тогда при всеобщем смятении, под яростный лай пса, боги явят в последний раз свое знамение и гордо прошествуют к золотым галеонам, чтобы уплыть по Реке Безмолвия и никогда не вернуться.

И выйдет Река из берегов, и Океан Безмолвия затопит все Миры и Небеса. А МАНА-ЙУД-СУШАИ будет восседать в Средине Всего, погруженный в раздумья. И когда Миры и города, служившие пищей Времени, исчезнут, пес-Время сдохнет от голода.

Но некоторые утверждают – и в этом состоит ересь Сайготов, – что когда боги взойдут на золотые галеоны, то Мунг останется в Пегане и, опершись спиной о вершину Трехагобола, поднимет разящий меч, который зовется Смертью, и напоследок сразится с псом-Временем, а пустые ножны Сон будут болтаться у него за спиной.

Когда покинут боги Пегану, то у подножия Трехагобола Мунг вступит в бой со Временем.

Сайготы говорят, что два дня и две ночи пес будет злобно рычать в лицо Мунгу, два дня и две ночи будут биться они во мгле. Ведь после того, как золотые галеоны уплывут, солнце, луна и звезды утонут в небе вместе с остальными, ибо боги, создавшие их, перестанут быть богами.

В отчаянном прыжке пес вцепится в горло Мунгу, а тот, в последний раз явив свое знамение, вгонит меч меж лопаток пса, и кровь Времени разъест Смерть.

И МАНА-ЙУД СУШАИ останется один, и не будет вокруг ничего; ни Времени, ни Смерти, ни пения часов, ни шелеста прошедших жизней.

Но далеко от Пеганы будут плыть золотые галеоны, унося на себе богов, лица которых останутся бесстрастными. Ибо боги – это боги, и они знают, что настал КОНЕЦ.

Конец

Время и боги

Предисловие

Это рассказы о том, что происходило с богами и людьми Йарнита, Аверона, Зарканду и других стран, привидевшихся мне.

Часть I

Однажды, когда боги были молоды – только Их смуглый слуга Время не имел возраста, – Они уснули на земле неподалеку от широкой реки. Боги спали в долине, которую избрали Себе для отдыха, и Им снились мраморные сны. Храмы и башни Их снов поднимались и гордо вставали между рекою и небом, сияя белизной навстречу утру. Посреди города тысяча сверкающих мраморных ступеней вела к крепости, вздымавшей четыре угловые башни до самого неба, а в центре ее высился огромный храм, такой, каким увидели его боги. Вокруг, уступ за уступом, шли мраморные террасы, их стерегли львы, высеченные из оникса. Струи воды в фонтанах, взметнувшись высоко вверх, падали со звуком, напоминавшим звон колоколов в невидимой за холмами земле пастухов. Боги проснулись – перед Ними стоял Сардатрион. Не всем дозволяли боги разгуливать по улицам Сардатриона, не всякий мог любоваться его фонтанами. Только тому, с кем во время одиноких ночных прогулок говорят боги, склоняясь с расцвеченного звездами неба, тому, кто слышит Их божественные голоса над полоской зари или видит над морем Их лики, только тому дано было увидеть Сардатрион, приблизиться к его башням, воздвигшимся в свежем ночном воздухе из сновидений богов. Ибо пустыня простиралась вокруг долины, и не каждый мог добраться туда, лишь избранники богов, внезапно ощутив в душе неукротимое стремление и повинуясь ему, преодолевали горы, отделявшие пустыню от мира, и, ведомые богами, пересекали ее, и добирались до долины, сокрытой в сердце пустыни, и их глазам представал Сардатрион.

Пустыня вокруг долины поросла колючим кустарником, и все шипы его были обращены в сторону Сардатриона. Множество тех, кого боги дарили своей любовью, входили в мраморный город, но никто не возвращался назад, ибо ни один город не мог стать домом тех, чья нога ступала по мраморным мостовым Сардатриона, в котором не стыдились появляться боги в человеческом образе, прикрывая лицо полою одеяния. Поэтому ни одному городу не доводилось слышать песен, что пели за стенами мраморной крепости те, кто внимал божественным голосам. Никто в мире не мог и представить себе музыки фонтанов, когда их струи, взлетев к небу, падали в озеро, где боги в человеческом образе порою омывали чело. Никто не подозревал о поэтах этого города, с которыми вели беседы боги.

Город стоял уединенно. О нем не ходило легенд – один я видел его в сновидениях и не знал, истинны ли они.

* * *

В незапамятные времена, спустя годы после создания Сардатриона, боги правили мирами. Теперь Они больше не прогуливались вечерами по Мраморному Городу, слушая плеск фонтанов или пение людей, полюбившихся им, поскольку подошло время и труды богов должны были быть совершены.

Но часто, в мгновения, свободные от божественных своих деяний, выслушав людские молитвы, наслав Кары и явив Милосердие, боги предавались воспоминаниям, беседуя друг с другом о прошедших годах:

– Помнишь ли ты Сардатрион?

И в ответ слышалось:

– Еще бы! И Сардатрион, и его подернутые туманом мраморные террасы, по которым теперь не ступает наша нога.

Затем боги возвращались к Своим трудам, отвечая на людские молитвы или карая людей и всегда посылая Своего смуглого слугу, Время, исцелить или сокрушить человека. И Время нисходило в миры, повинуясь велениям богов, но бросая на Них косые взгляды, а боги продолжали утруждать Время, потому что ему были известны миры и потому что Они были богами.

Однажды, в незапамятные времена, когда Время, смуглый слуга богов, тайно спустился туда, где были миры, чтобы незамедлительно покарать город, в котором мало чтили богов, сами боги стали говорить между Собою:

– Нет сомнений, что мы господа Времени и, кроме того, боги вверенных нам миров. Достаточно взглянуть, как наш Сардатрион вознесся над другими городами. Другие города встают и рушатся, один Сардатрион пребывает неизменным. Реки исчезают в море, а ручьи пропадают меж холмов, но фонтаны продолжают взлетать вверх в городе, который привиделся нам. Сардатрион существовал, когда мы были молоды, и до сих пор его улицы – свидетельство тому, что мы боги.

Вдруг перед ними выросла фигура Времени. Пальцы его были обагрены кровью, кровь струилась и по праздному мечу, покоившемуся в правой руке. Раздался голос Времени:

– Сардатрион погиб! Он разрушен мною!

И боги воскликнули:

– Сардатрион? Сардатрион, наш мраморный город? Это ты разрушил его? Ты, наш раб?

И старший из богов спросил:

– Неужели Сардатрион погиб?

И Время, их смуглый слуга, искоса взглянул в его лицо и шагнул к нему, сжимая окровавленными пальцами рукоять своего верного меча.

Тут боги ощутили неведомый Им доселе страх – страх, что тот, кто превратил в руины Их город, когда-нибудь низвергнет Их самих. И раздались неслыханные дотоле стенания и плач: боги оплакивали город Своих снов.

– Слезами не вернуть Сардатрион.

– Но боги, бесстрастно наблюдавшие горести десяти тысяч миров, – твои боги оплакивают тебя.

– Слезами не вернуть Сардатрион.

– Не верь, Сардатрион, что твои боги наслали на тебя погибель; тот, кто уничтожил тебя, низринет и твоих богов.

– Как часто в давние времена, когда Ночь внезапно сменяла игравший на просторе День, мы любовались твоими шпилями, мерцавшими в сумерках, Сардатрион, Сардатрион, город, приснившийся богам, и твоими высеченными из оникса львами, едва различимыми в темноте.

– Как часто мы посылали наше дитя, Рассвет, играть на верхушках твоих фонтанов, как часто Заря, прелестнейшая из наших богинь, подолгу блуждала по твоим балконам.

– Пусть уцелел бы хоть обломок твоего мрамора во прахе, чтобы твои древние боги могли хранить его, как человек, лишившийся всего на свете, кроме локона своей возлюбленной.

– Сардатрион, боги хотят еще раз поцеловать землю, где пролегали твои улицы.

– Каким чудесным мрамором были вымощены твои улицы и площади, Сардатрион.

– Сардатрион, Сардатрион, боги оплакивают тебя.

В давние времена не было моря, и боги шествовали по зеленым равнинам земли.

Как-то вечером в незапамятные годы боги воссели на холмы, и все речушки мира улеглись спать у Их ног, как вдруг Слид, новый бог со звезд, сошел внезапно на землю, лежавшую в уголке пространства. А за спиной Слида двигался миллион волн, и вслед за Слидом они ступили в сумерки; и Слид коснулся земли в одной из ее великих зеленых долин, что пролегала на юге, и стал там лагерем со всеми своими волнами. А до богов, восседавших на вершинах холмов, донесся с зеленых равнин, что лежали внизу, новый крик, и боги сказали:

– То не крик жизни, но еще и не шепот смерти. Что же это за новый крик, без ведома богов достигший Их слуха?

И боги вскричали все вместе, издав клич юга, призывающий к Ним южный ветер. И еще вскричали, издав клич севера, призывая к Себе ветер севера. Так Они собрали все ветры и послали четверку их в низину узнать, что за существо издало новый крик, и изгнать его подальше от богов.

Тогда ветры собрали тучи и, взнуздав их, погнали их в великую зеленую долину, что пролегла посреди юга, и нашли там Слида в окружении волн. И на великой равнине схватились Слид и четверка ветров, и боролись, покуда не иссякла сила ветров, и отступили они к богам, своим властелинам, и сказали:

– Мы встретились с новым существом, что сошло на землю, и сразились с его войском, но не смогли одолеть его; а новое существо прекрасно, хотя сердито, и оно подступает к богам.

И Слид двинул свои войска вверх по долине и принялся дюйм за дюймом, милю за милей отвоевывать земли богов. Тогда боги ниспослали вниз великую армаду утесов с красных гор и велели им идти против Слида. И утесы двинулись вниз туда, где стоял Слид, и сомкнули вершины, и грозно стали неколебимой стеной, заслонив собой земли богов от могущества моря, отторгнув Слида от мира. Тогда Слид выслал мелкие волны попытать, что за сила стоит против него, и утесы разбили их. Но Слид собрал большие волны и бросил на утесы, и утесы разбили их. И Слид вызвал из глубин армаду самых больших волн и послал ее, грохочущую, против стражей богов, и красные скалы сдвинулись и разбили ее. И снова Слид собрал свои мощные силы и отправил сразиться со скалами, и, когда эти волны были разбиты, как и те, что до них, утесы уже едва держались, и лики их были изборождены шрамами. Тогда в каждое ущелье этих утесов, что стояли стеной, Слид наслал по гигантской волне, а за ними шли другие, и сам Слид ухватил ручищами крепкие скалы, и вырвал их из земли, и бросил себе под ноги. А когда шум утих и море победило, по останкам поверженных красных скал армии Слида вошли в зеленую долину.

Тогда боги услышали вдали торжествующего Слида и его песнь победы над их разбитыми скалами, а грохот наступающего войска все громче и громче отзывался в ушах богов.

Тогда боги повелели Своим холмам спасти Их мир от Слида, и холмы собрались вместе и белой сверкающей стеной замерли перед Слидом. Слид не стал бросать на них свои легионы и, пока волны его покоились, начал тихо напевать песню – ту, что некогда тревожила звезды и вызывала слезы сумерек.

Твердо стояли холмы на страже ради спасения мира богов, но песня, что некогда тревожила звезды, все звучала, пробуждая подавленные желания, пока мелодия не улеглась у ног богов. Тогда голубые реки, что спали, свернувшись, открыли свои блестящие глаза, распрямились и, пробравшись между окрестными холмами, устремились на поиски моря. И, пройдя долгий путь, достигли наконец того места, где стояли белые холмы, прорвали их цепь и стекли к Слиду, и боги вознегодовали на предательство рек.

Тогда Слид прервал свою песню, что околдовывает мир, и собрал свои легионы, а реки и волны подняли головы, и все вместе двинулись на утесы богов. И там, где реки прорывали цепь скал, армии Слида брали их в осаду, раскалывали на острова и разбрасывали окрест. А боги на холмах вновь услышали голос торжествующего Слида.

Уже полмира лежало поверженным у ног Слида, а его войско все прибывало, и подданные Слида, рыбы и длинные угри, заселяли прежде дорогие богам убежища. Тогда испугались боги за Свои владения и взошли в самое сердце гор и нашли там Тинтаггона, гору черного мрамора, далеко провидевшего землю, и так сказали ему голосами богов:

– О старейшина гор, когда мы только создали землю, мы сотворили тебя, а потом лишь поля и низины, долины и другие горы, возложив их у твоих ног. А ныне, Тинтаггон, твои древние властители, боги, повстречались с пришельцем, который разрушает старый уклад. Пойди же, Тинтаггон, и стань против Слида, дабы боги пребывали богами, а земля по-прежнему зеленела.

Услышав голоса своих властелинов, старших богов, Тинтаггон сошел сквозь вечер, оставив за спиной разбуженные сумерки, и, пройдя зеленой землей, достиг Амбради у края долины и там встретил передовой отряд грозных сил Слида, завоевывающих мир.

Слид бросил против него мощь целого залива, который ударился о колени Тинтаггона, разбился на потоки и разлился тонкими струями. Тинтаггон же стоял непоколебимо за честь и господство своих властелинов, старших богов. Тогда подошел к Тинтаггону Слид и сказал:

– Давай примиримся. Отступи от Амбради и позволь мне и моим войскам пройти в долину, которая открывается в мир, и пусть зеленая земля, что дремлет у ног старших богов, узнает нового бога Слида. Тогда мои легионы не станут больше сражаться с тобой, а ты да я станем равноправными властителями всей земли, и, когда вся земля воспоет гимн в честь Слида, лишь твоя глава возвысится над моими войсками, а все другие горы и утесы сгинут. И я уберу тебя всеми сокровищами моря, и все трофеи, что собрал я в дивных городах, возложу к ногам твоим. Тинтаггон, я покорил все звезды, моя песнь звучала во всех пространствах, я с победой прошел Ман и Ханагат до самых окраин миров, и нам с тобой быть равными властителями, когда уйдут старые боги и зеленая земля узнает Слида. Смотри, как блистает моя лазурь, как сверкает тысяча моих улыбок, как сменяют одно другое тысяча моих настроений.

И ответил Тинтаггон:

– Я тверд и черен, и настроение у меня всегда одно – защищать моих хозяев и их зеленую землю.

Тогда Слид с ворчаньем отступил и собрал вместе волны целого моря и с пением швырнул их в лик Тинтаггона. И, ударившись о мраморный лик Тинтаггона, с воем отпрянуло море на разбитый берег и струя за струей притекло к Слиду, жалуясь: «Тинтаггон неколебим».

Вдали от разбитого берега, что лежал у ног Тинтаггона, долго отдыхал Слид и послал челн, чтобы плавал он перед глазами Тинтаггона, а сам сел со своим войском петь странные песни о волшебных островах, что лежат далеко на юге, и неподвижных звездах, сумеречных вечерах и давно прошедшем. А Тинтаггон твердо стоял, упершись в край долины, защищая богов и их зеленую землю от моря.

И все то время, пока Слид пел свои песни и играл с челном, он собирал свои воды. Однажды утром, когда Слид пел о древних жестоких войнах, и о самом сладком мире, и о волшебных островах, и о южном ветре, и о солнце, он вдруг извлек из глубин пять океанов и бросил их против Тинтаггона. И пять океанов ринулись на Тинтаггона и омыли его главу. Но раз от раза наплыв океанов слабел, и один за другим уходили они вглубь, а Тинтаггон все стоял, и в то утро мощь всех пяти океанов разбилась о его твердь.

Все, что отвоевал Слид, он удержал, и нет больше великой зеленой долины на юге, но все, что Тинтаггон отстоял у Слида, он вернул богам. Тихое море лежит теперь у ног Тинтаггона, а он стоит весь черный среди складчатых белых утесов и красных скал. И часто море отступает далеко от берега, и часто волны с воинственным грохотом кидаются на него, словно вспоминая великую битву с Тинтаггоном, когда он охранял богов и зеленую землю от Слида.

Иногда в снах своих израненные в боях воины Слида подымают головы и издают боевой клич; тогда собираются над темным ликом Тинтаггона грозовые тучи, но стоит он непоколебимо там, где когда-то одолел Слида, и издалека видят его корабли. И боги хорошо знают, что, пока стоит Тинтаггон, Они и Их Мир в безопасности; а покорит ли когда-нибудь Слид Тинтаггона, то скрыто в тайнах моря.