Текст книги "Ангел в эфире"

Глава 5
ОСТАТЬСЯ ОДНОЙ[18]18
  Так переводится название хита группы «Спайс герлз» «2 Become 1».


[Закрыть]

Проснулась и поняла, что Коннор гладит меня по лицу. Хотела открыть глаза – не могу век разлепить: вчера три слоя туши намазала перед рестораном. Лягнула себя за то, что так напилась и забыла снять косметику перед тем, как заваливаться в постель. По крайней мере, хотела лягнуть – да не вышло: ноги не подчинялись.

– На, выпей кофе, взбодрись, – нежно шепчет Коннор.

Он ставит чашку на ночной столик, и звук болью отдается в голове – да что там говорить: одеяло и то шуршит с таким грохотом, будто вовсе не из перьев и пуха сделано, а непонятно из чего.

– Ох, – тяжко вздыхаю, отчаянно протирая глаза, чтобы узреть дневной свет.

Однако дневного света нет и в помине, и меня на миг пронзает ужасная догадка: ослепла! Ах нет, слава Богу, просто еще не рассвело. Разбудил меня посреди ночи.

– Коннор, – бормочу я, стараясь обрести власть над собственным языком, – еще ночь, спать надо. Ложись. Ш-ш-ш.

Прячусь под одеяло с невинным намерением свернуться калачиком и заснуть, как вдруг кто-то резко его с меня стягивает.

– Нет, только не засыпай – нам надо поговорить.

– Потом, Кон, до смерти спать охота.

– Нет!

Даже в совершенно разобранном состоянии мне удается уловить настойчивость в голосе Коннора. Превозмогая сон, сажусь на постели и пытаюсь сосредоточиться – голова кругом идет.

– Слушай, Коннор, у меня башка раскалывается, я перепила, и мне, честно, не до тебя. Не знаю, почему тебе так приспичило будить меня посреди ночи, но если… – Тут я вижу в тусклом свете ночника, что на нем пальто: – В чем дело? Куда ты собрался?

Он подходит и присаживается на краешек кровати.

– Мне пора ехать. – Вяло улыбается. – Ты забыла? В Америку, – напоминает он, опуская ладонь на мою руку.

– Господи, уже?! – Меня точно сковородой огрели – так я ошарашена.

– Ну все, малыш, – вздыхает мой ненаглядный, нежно гладя меня по руке. – Такси ждет на улице, я и так припозднился. Все, пора.

– Нет! Ох, Коннор…

Я бросаюсь к нему и цепляюсь за пальто, стремясь прижать Коннора к себе. Он меня обнимает, и я еще раз вдыхаю такой родной, такой знакомый запах. Как страшно! Моя любовь уезжает на целых шесть месяцев, а у нас нет и шестидесяти секунд, чтобы поворковать на прощание. Как обидно: я всю неделю готовилась к его отъезду, то так и не успела сказать самого главного.

– Правда, я не смогу уехать, пока ты не ответишь мне на один вопрос, – наконец говорит Коннор, отстраняясь и вытирая с моего лица слезу.

– Да? Что ты хочешь узнать? Я все скажу.

Плотно сжав губы, он стискивает мой локоть. Пристально вглядывается в мое лицо. Я смотрю в его глаза, синие, лучистые, не то, что мои, – представляю, какой у них вид: красные и опухли после вчерашнего. У меня от напряжения даже голова загудела.

– Вчера вечером, – начинает он и вздрагивает, когда на улице раздается гудок. – Черт, подожди, хорошо?

Стараясь сохранять самообладание, кидаю отчаянный взгляд на окно: взревел мотор такси, в котором мой мужчина умчится от меня почти навеки.

– Вчера мы были в ресторане, – снова начинает он.

– Коннор, мне очень жаль, что я так напилась, прости меня, пожалуйста. К сожалению, ты так долго пропадал в этом дурацком туалете, что…

– Мне очень стыдно, извини. Я все объяснил тебе, если помнишь, – застенчиво отвечает он.

Господи, как я могла про такое забыть?

– Да-да, просто мне было так неловко одной. Я подумала, что от дорогого шампанского, наверное, не пьянеют и один бокальчик не повредит. Откуда мне было знать, что потом такое кошмарное похмелье.

– Возможно, ты самую малость перебрала, Ангелок, но это не важно, дело прошлое.

Снова прогнусавил гудок – на этот раз громче и нетерпеливее. Уже послышались голоса возмущенных соседей.

– Послушай, я не двинусь отсюда, пока ты не скажешь мне, каково твое решение. Да или нет?

Облизываю пересохшие губы и выжидающе смотрю на Коннора. И тут в мозгу, наконец, возникает: «Господи, предложение! Совсем вылетело из головы».

– О-о… – Дыхание так и сперло, я продолжаю дрожащим голосом: – А, это. Я, э-э, тьфу ты…

– Да, я знаю, сейчас не самый удачный момент – мне пора бежать, да и ты… Только мне надо знать сейчас – больше возможности не представится.

Таксист отчаянно жмет на гудок, видимо, вложив в этот сигнал остатки терпения; за окном снова взвизгивает соседка, и к ней присоединяются еще несколько недовольных голосов. Коннор заглядывает мне в глаза, ожидая ответа. Он так напряжен, словно не на кровати сидит, а стоит в стартовых колодках на изготовку, чтобы вот-вот сорваться с места и бежать спринт. Это слишком; голова раскалывается – нельзя же так торопить человека. Мне нужно подумать, свыкнуться с мыслью, что Коннор исчезнет из моей жизни на полгода. Через пару минут я уже буду одинокой девушкой, чей парень умчался далеко и надолго, а такого со мной еще никогда не случалось. Что, если у меня не хватит терпения?

«Не спеши, – слышу я голос разума. – Такие вещи не решаются в одночасье. Если любит, поймет».

«Соглашайся. Ты только посмотри на него: представляешь, как он будет разочарован?» – подсказывает сердце.

– Энджел Найтс, – говорит Коннор, глядя мне прямо в глаза, – ты согласна выйти за меня замуж?

«Хорошо, я согласна подумать, – проговариваю я мысленно, открывая рот, чтобы произнести эти слова. – Хорошо, я согласна подумать».

– Коннор, – начинаю я, откашливаясь (в горло будто цемента налили). – Создание семьи – серьезный шаг, особенно если учесть, что ты уезжаешь. Но я согласна…

– Да! – взвизгивает Коннор и, вскочив с кровати, начинает нарезать круги по спальне. – О Боже, да!

Я так и опешила, а он подскакивает к окну, распахивает его и во всю глотку орет:

– Она согласна! Слушайте все: она согласна!

Темноту улицы прорезает заспанный голос:

– И кому какое дело?

– Эй, ты едешь или нет?! – кричит таксист.

Коннор подбегает ко мне, подхватывает на руки и кружится, осыпая поцелуями шею.

– Я знал, я был уверен, Энджел ты мой! – Он так и светится от счастья. – Я тебя обожаю! Мне будет тебя страшно не хватать. Как только доберусь – позвоню, и мы все обсудим. Теперь ты будешь ждать меня; я уезжаю с легким сердцем!

Так и дошли до двери, целуясь и не разнимая объятий; я не сказала ни слова – разве что старалась изобразить подобие радости под стать его чувствам; все смешалось в водовороте объятий, слез, хватания чемоданов, выскакивания из двери, возвращения за паспортом, объятий и снова прыжка за дверь. Наконец, я за ним закрываю, устало тащусь к окну и провожаю взглядом такси, которое скоро исчезает во мраке ночи, увозя моего парня. Опускаю окно, прислоняюсь лбом к стеклу и вздыхаю:

– Уф, что же я натворила.

– С добрым утром, юная дева, наша дорогая невестушка. Пора примерять фату и свадебное платье.

В испуге открываю глаза и обнаруживаю, что спала на животе и во рту ни капли влаги, будто всю ночь сосала шариковый дезодорант.

– Ну что еще? Зачем? – хрипло выдыхаю я, в первый миг пробуждения надеясь, что предыдущий раз мне приснился и то, что я приняла предложение Коннора за несколько секунд до того, как он выскочил из двери и прыгнул в стоящее под парами такси, – плод моего воображения.

И в это время замечаю, что склонившееся надо мной лицо принадлежит не моему возлюбленному, а Мег. Она чем-то сильно воодушевлена и готова взорваться от радости, осыпавшись мелкими хлопьями прямо на мой ковер.

– Зачем? Зачем? – вопит толстушка, сдергивая с меня одеяло. – Потому что ты замуж выходишь, моя дорогая, времени в обрез! Нужно подыскать платье, туфли, вуали и цветы, у-у-ух! И подружек невесты! Пожалуйста, пусть я буду подружкой! Я, конечно, напрашиваюсь, но знай, из меня получится классная подружка, вот увидишь. Только можно мы с этой тощей папуаской Кери будем в совершенно разных платьях, а? Отлично. – Она хлопает в ладоши перед моим ошеломленным лицом. – С нарядами разобрались. Давай, сестрица, поднимайся. Скорее, скорее, я с ума сойду от волнения!

Так, лежа на животе, смотрю на Мег и вдруг чувствую – сейчас стошнит.

– Я пока не могу выходить замуж, – скулю я. – И согласилась я всего пять минут назад. – С превеликими муками пытаюсь занять вертикальное положение и хватаюсь руками за голову. – Нет, пожалуйста, только не сейчас. Не заставляй меня выходить замуж сегодня. Мне это не по силам, я не выдержу. И не готова – надо мыслями созреть.

Мег, склонив набок голову, смотрит в мое заплаканное лицо – и вдруг, задрав кверху нос, заходится оглушительным смехом. Надув губы, жду, когда же веселье поутихнет.

– Ах ты, глупышка. Совсем сбрендила. – Она так и лопается от смеха. – До свадьбы еще далеко. Он и предложение-то сделал тебе только вчера, за один день тут не подготовишься. Ух ты, вот здорово будет: Энджел – нареченная невеста. – Мег опять разражается диким хохотом и торопливо цокает каблучками, направляясь на кухню.

– Ох. Да, кстати, – вывалившись из кровати, обшариваю пол в поисках моего любимого серого трико. – А как ты узнала? Коннор предупредил?

– Не-а, – кричит из соседней комнаты Мег, – ты сама звонила из ресторана! Не помнишь, глупыш? Вчера вечером. У тебя голос такой был на автоответчике, будто ты не в себе, я даже не поняла, то ли это из-за предложения, – последнее слово она выкрикивает на таких децибелах, какие способны услышать лишь собаки, – то ли перебрала с «бодрящим сочком».

– «Бодрящий сочок» тоже был, – подтверждаю из спальни, держась за егозящий живот. – Очень дорогой, очень пузыристый «сочок».

– Ясно, дорогуша. Тогда не раскаивайся, вполне объяснимо, что ты так надралась: не каждый день девушке делают предложение. Конечно, за исключением…

– Кери Дивайн, – говорим мы в унисон.

– Ты не сказала по телефону, что согласна, – продолжает Мег, громко бренча чашками, – но я уже знала твой ответ.

– Хм… – Я качаю головой и ворошу волосы, прищуренно глядя на себя в зеркало.

На сегодня прическа «я у мамы вместо швабры» вполне сойдет. Беру в ладонь немного пенки и наношу на всклокоченную шевелюру, устраивая ее в острые, беспорядочно расположенные на голове пучки. Надеваю белую футболку (благодаря Коннору в комоде сложена стопочка чистого белья) и линялый розовый свитер. Натягиваю носки и скоро оказываюсь на кухне, где Мег брезгливо морщит свой поросячий носик, проверяя содержимое чашек.

– Господи, Энджел, да у тебя тут как в каморке нищей студентки, – смеется она, опрокидывая расписную кружку с отколотыми краями, из которой выглядывает пушистая поросль плесени. – Вот за что я тебя обожаю.

– Я забыла закрыть дверь? Как ты вошла? – Зеваю, приподнимая красное покрывало, чтобы поискать под диваном левую кроссовку.

– Не-а. – Отчаявшись отыскать чистую посуду, подруга усаживается на стол. – Я открыла своим ключом.

Мег, как и Кери, всегда носит с собой ключ от моей квартиры. Давненько лелею надежду, что однажды Кери придет, отопрет дверь, наведет образцовую чистоту, как у себя, и оставит в шкафу какую-нибудь дорогую одежду от модного дизайнера. Мечтать не вредно.

– Итак, где наш герой? – весело чирикает толстушка, поворачивая голову вправо-влево, будто собирается переходить очень оживленную улицу. – Дайте мне обнять счастливчика.

– Забудь. – Я пожимаю плечами и тяжело опускаюсь на диван. – Он уехал.

– Уехал? Куда? – спрашивает Мег, переступая с ноги на ногу; на ней кроссовки голубого грудничкового оттенка.

– В Америку, – шмыгаю носом, – рано утром, – С улыбкой развожу руками. – Перед тобой теперь одинокое сердце, любящее на расстоянии. Зато я сама себе хозяйка.

Мег спешит ко мне шаркающей походкой, садится рядом на диван и обнимает, широко раскинув руки. Уж что-что, а это в ней неизменно: моя подруга умеет так по-доброму, так искренне обнять, что сразу становится тепло, чего не скажешь о скупом прикосновении костлявых рук Кери.

– Ты не одинока, помни, – вздыхает она мне на ухо. – У тебя есть мы с Кери, твои слушатели и твой отец…

Мы обе засмеялись: отец. Мой папа, может, и находится в пределах досягаемости, но в делах сердечных надеяться на него не стоит – у родителя острый дефицит эмоциональности.

– В любом случае у тебя есть я и Кери; поможем выкарабкаться если что. И никакое ты не одинокое сердце – ты теперь невеста, а это стоит отпраздновать, уж поверь мне. Я предлагаю сейчас рвануть на «Заводной апельсин», потом устроимся в кафешке, закажем путевый завтрак, и ты мне все расскажешь. Хочу знать каждую мелочь, все до последней подробности – найдем местечко потише и поболтаем от души.

– Звучит заманчиво, – киваю я, хватаясь за голову дрожащими руками. – Завтрак не помешает. Жир и кофеин, срочно.

– Итак, где состоялось событие? – Мег широко разинула рот, и моему взгляду во всей красе предстал жареный омлет с колбасой.

Мы сидим в кафе у самого конца Бьюкенен-стрит, которая приобретает тем более модные очертания, чем ближе к центру ты находишься. Кафе стилизовано в духе Чарлза Ренни Макинтоша; здесь царит уютная расслабляющая атмосфера, и посещают его обычные, непривередливые люди. Меню предлагает булочки, роскошные бутерброды и домашние завтраки с яичным хлебом. Мы, разумеется, нацелились на последнее – булочки, щедро сдобренные деревенским сливочным маслом, ломти квадратной колбасы, яичница. Воздушные оладьи, ветчина, помидоры, грибы, яичный хлеб с кофе и стаканчик «Айрн брю», нашей доброй шотландской газировки с апельсиновым соком – для полноты картины. Подумала было, а не пригласить ли Кери – вдруг она сможет сбежать на часок с работы: посидели бы, поболтали – такое уже случалось, – но вовремя вспомнила, что подруга хотела встретиться с кем-то важным, чтобы приправить свежим слушком свою колонку сплетен.

– В «Ледяной дворец» меня повел – ни больше ни меньше.

– Гос-с-поди! – Мег раскрывает рот, осыпая стол кусочками пережеванной колбасы. – Да будь у меня парень, который бы решил потратиться на «Ледяной дворец», вышла бы за него прямо на месте, между кофе и десертом. А я-то, дурочка, думала, что развлеклась по-королевски, когда малыш Франко отвел меня на вечер бинго.

– Кстати, как сходили? – спрашиваю я, вдруг осознав, что так поглощена хитросплетениями собственного романа, что даже не поинтересовалась грандиозным свиданием Мег.

– Так себе, – пожимает плечами подруга, помешивая кофе ручкой ножа. – Этот идиот никак не мог вспомнить, как читается его номер по-английски. Весь вечер разбирались с цифрами, в итоге я и со своей карточкой запуталась. Потом он полез целоваться, а я сказала, что ни на что не соглашусь, пока не получу самую малость гарантий.

– Ох.

– Он, конечно, ничего себе: крепкий задок, темные загадочные глаза – похож на молодого Рики Мартина. Однако у меня чувство, что ему бы только в простынях побарахтаться. Поэтому расстались без обмена секреторными жидкостями, и я пошла домой. Взяла сырных чипсов, бутылочку имбирного пива – одним словом, ни романтики, ни «Ледяного дворца».

– Гони его в шею из магазина, чтоб зря губы не раскатывал. Пусть поищет кого-нибудь в своем духе, – ухмыляюсь я.

– Не могу, Энджел. Еще подумает, будто я служебным положением злоупотребляю.

– Ты злоупотребила своим положением, когда на работу его устраивала. Вряд ли он такой уж ценный сотрудник, если даже по-нашему ни бе ни ме.

– Да вообще-то верно. Завтра же и рассчитаю его, а сегодня у меня выходной, – лукаво подмигивает она, – и я жду рассказа о волшебном превращении нашей Золушки в невесту.

Воодушевленно встряхнув копной рыжих завитушек, Мег хлопает в ладоши и склоняется ко мне, предвкушая мой рассказ. Тут, как назло, ее массивные буфера в тесном топике погружаются в лужицу кетчупа на краешке тарелки.

– А-а, подумаешь, отойдет, – отмахивается Мег, когда я, морщась, указываю на ярко-красное пятно.

Второпях промокнув кетчуп бумажной салфеткой, радостно продолжает:

– Давай, цыпуль, выкладывай все по порядку.

Теперь, видимо, самое время поведать вам о печальном происшествии в туалете. Похоже, я все-таки была права: мужчины, которым приходится делать предложение даме – пусть даже по собственной инициативе, – представляют собой жалкое зрелище. Несмотря на то, что вначале Коннору удалось расхрабриться, на следующей двухсотметровке нервы его подвели. Сию печальную историю он поведал мне по пути домой, когда я висела, высунув голову из окна такси, и угощала тротуар плохо переваренным креветочным коктейлем. Большая часть повествования запомнилась мне довольно смутно, но суть сводилась к тому, что, поставив меня в известность о своих намерениях, Коннор скрылся в туалете, дабы сбросить избытки курсирующего по телу адреналина. («Чтобы погонять чертенят из зада», – деликатно выразилась Мег.) Он торопился вернуться за столик, стремясь услышать мой ответ, и в итоге, пытаясь застегнуть дрожащими руками брюки, прищемил мужское достоинство молнией. Накричавшись, надергав (простите мою вольность) и испытав все возможные способы освободить дражайший орган, Коннор был вынужден, оставив гордость, выйти в своем бедственном положении из кабинки и обратиться к другому джентльмену, пользовавшемуся услугами уборной. В результате только с помощью трех незнакомцев, нескольких галлонов холодной воды, трети пузырька ярко-розового мыла из флакончика и уймы времени мой возлюбленный вернул себе попранное достоинство – отсюда компрометирующее пятно на брюках и болезненное выражение лица. И как следствие, алкогольная интоксикация его подруги.

– Так, и что случилось после того, как тебя подобрали с пола? – прыскает Мег.

Неторопливо пожевываю ломтик ветчины.

– Он не захотел выслушать мой ответ, – пожимаю плечами. – Сказал, для начала мне надо протрезветь, чтобы насладиться всей прелестью момента, – нечто в этом духе. А сегодня с утра, перед тем как уехать в аэропорт, Коннор снова поставил передо мной тот же вопрос.

– Насчет прелести момента не уверена, но эту ночь ты точно не забудешь. Вот умора: его пробрал понос, а ты блюешь из окна такси. Представляю, то-то будет у вас свадьба! Ха, зато будет чем детишек развлечь.

Откашливаюсь и поднимаю взгляд к свисающей с потолка лампе из мутного стекла.

– Хм-м-м, дети… – неловко улыбаюсь. – Звучит жутковато.

– Нет, правда. Вы будете потрясающими родителями, лучше не придумаешь – помяни мое слово. Мистер и миссис Маклин и их крохотулечки. Здорово, да? – Тут, задыхаясь от восторга, Мег начинает хлопать в ладоши и подскакивать на месте. – А можно, ой… можно, я буду крестной?

Видите теперь, что я имела в виду под снежным комом?

У меня морозец вырывается из той самой черной дыры в душе, где гнездятся страх и боязнь всего нового. А между тем подруга пускается в долгие лирические рассуждения относительно моего воображаемого будущего, и я испускаю долгий вздох.

– Так вот, Ангелок. – Мег, улыбаясь до ушей, буквально ложится на полированный стол. – Когда начнем планировать знаменательное событие?

– Что? С-свадьбу? – с дрожью в голосе уточняю я.

– Ой, ну разумеется, свадьбу. Не чемпионат же по футболу?

Издаю нервозный смешок.

– Думаю, пока лучше не торопиться. Коннора теперь полгода не будет, да мы еще ничего с ним и не обсуждали. Придется подождать его звонка. В каком он отеле остановился, я пока не знаю, а по мобильному придется через три спутника прозваниваться – слишком дорого выйдет.

– Я в технике не разбираюсь. Короче говоря, ты звонить ему тоже не станешь, а то столько начислят, сколько Кери за неделю на наряды выбрасывает.

– Боже упаси. Ты не слышала, тут на днях она купила себе пальто за девятьсот фунтов? Откуда у нее такие доходы? Не многовато ли для простой газетчицы?

– Ухажеры задаривают, – отвечает Мег, морща нос. – Где она только находит таких безмозглых болванов: обращается с ними, как с последним барахлом, а те рады стараться, так подарками и осыпают. Денег куры не клюют, а ума – ни капли.

– Поразительно, – недоумеваю я. – Как ей удается? Непостижимая особа.

Мег подносит к губам стаканчик апельсиновой шипучки и делает знак следовать ее примеру.

– И ты у нас непостижимая, Ангелок. И умница, раз выходишь замуж. Я поднимаю этот бокал «Айрн брю» за вас с Коннором. За самую неотразимую пару на свете!

Мы чокаемся, и я залпом выпиваю апельсиновую газировку; пузырьки пощипывают в носу. Хочется рассказать Мег обо всем, объяснить ей, что, сказав «согласна», я не успела договорить остаток фразы: «подумать над твоим предложением». Коннор не дал мне закончить, он обрадовался, как ребенок, и у меня просто не хватило смелости его переубеждать. А теперь он улетел на целых полгода. И мне так не хватает кого-нибудь, кто выслушает мои сомнения, – а вдруг я не создана для супружества? Только вот очень трудно выдавить из себя хотя бы слово. Да, подруга меня давно знает как свои пять пальцев, и, более того, она обязательно поймет, и все же кое-что меня удерживает. И дело не только в том, что сама Мег готова правую руку отдать, лишь бы пойти к алтарю, а скорее в том, что, не проявляя должной решимости, я ставлю под сомнение и самого Коннора. Чертовски сложный денек.

Вздыхаю и перевожу взгляд на огромные часы, висящие на стене по левую руку от меня.

– Ух ты, черт! – Я вскакиваю, накидываю на плечи выгоревшую джинсовку. – У меня же через десять минут эфир! Все, пока, бегу. Надо же так заболтаться – босс меня живьем съест.

Расстегиваю кошелек, бросаю на стол десятифунтовую бумажку (у Мег будет сердечный приступ, если я оставлю ее расплачиваться за обеих).

– Как-нибудь в следующий раз по магазинчикам прошвырнемся. У меня сегодня еще совещание на работе: обсудим, в какую сторону станцию разруливать.

Напоследок глотаю остывший кофе.

– Удачи, Ангелок.

– Спасибо. – Склоняюсь к подруге и крепко обнимаю ее на прощание. – Забеги вечерком, лады?

– Договорились, – улыбается Мег. – И Кери с собой прихвачу.

– Не-е, она занята, – отвечаю я, нащупывая под столом рюкзачок.

– Ну уж нет, ради такого случая она у меня как миленькая притащится. Пока, невестушка! – Мег хитровато подмигивает.

– Все, до скорого.

Обнимаю подругу за плечи, благодарю официантку и выхожу на улицу. Теперь придется бегом, при всем честном народе, да еще с похмелья. Хуже не придумаешь.