Текст книги "Ангел в эфире"

Глава 6
НЕ МОГУ ТЕБЯ ЗАБЫТЬ[19]19
  Перевод названия песни Кайли Миноуг «Can't get you out of my head».


[Закрыть]

– Здравствуйте, линия третья. Как вас зовут, и откуда вы звоните? – говорю я, отбрыкиваясь в душе: одни заезженные фразы – надо будет придумать что-нибудь пооригинальнее.

У нас заключительный момент горячих дебатов относительно помады миссис Блэр, которая была на губах супруги премьер-министра во время ее недавнего посещения королевской благотворительной лечебницы города Глазго. Тему беседы, как водится, подняла наша любимая Глэдис из Мазеруэлла. Сегодня мы, что называется, оказались в самой гуще политической и социальной жизни страны.

– Энджел, душечка, поймите меня правильно, я не утверждаю, будто милашке Чери[20]20
  Имеется в виду Чери Блэр, супруга премьер-министра Великобритании Тони Блэра.


[Закрыть] красный не к лицу, но всему должно быть свое время и место. Я добровольно посещаю одиноких и престарелых, и сама была в больнице, видела все своими глазами. Знаете, у меня есть подруга Мэгги, а у нее – дочь Сэди, так вот она дружит с одной девочкой, Флорой, которая торгует косметикой в большом магазине «Дженнерс» в Эдинбурге, и та заглянула полюбопытствовать. Она навскидку определила «Шанель», а такая помада стоит больше, чем полугодовой проездной на автобус. Нет, от человека, который вращается среди важных шишек, хотелось бы ожидать хотя бы минимума вкуса. Вы со мной не согласны?

«Если честно, Глэдис, помада Чери Блэр – последнее, что меня сейчас интересует. В эту минуту самолет увозит на другой конец света дорогого мне человека, мы не увидимся целых полгода; он сделал мне предложение, и я впопыхах согласилась, даже не подумав хорошенько; а теперь, когда дело сделано, ума не приложу, как исправить ситуацию. Я в полном смятении». Так и подмывает все это высказать в прямом эфире, но, к несчастью, пока у меня нет постоянной группы поддержки среди радиослушателей, которая простила бы откровенную дерзость и не стала бы впадать в ступор из-за подобных пустяков. Вот мне и остается, заинтересованно воркуя, попивать чаек, переваривать болтовню пожилой леди и утешать себя тем, что на часах без пяти три и скоро передача закончится.

– У этой бабенции такая пасть – хоть видеокассету суй, – слышу в наушниках знакомый голос с четвертой линии.

Внутренне содрогнувшись, настороженно смотрю на Дэна – тот хихикает за стеклянной перегородкой. Малкольм из Гамильтона, чтоб его разорвало. Скуп на благие пожелания, зато неуместными комментариями так и сыплет. А Дэн, мерзавец, по своему обыкновению приберег его на самый конец передачи, когда я уже на пределе и мечтаю поставить какую-нибудь длинную – а лучше очень длинную – песню.

– Приветствую, Малкольм. – Тихий ужас. – Будем надеяться, что в эту пятницу Тони не взял выходной и не настроился на нашу волну, иначе эта дискуссия заденет его за живое.

В принципе Малкольм не так уж и далек от истины, но мне, поймите, платят не за то, чтобы я поливала грязью серьезных людей вроде нашего премьер-министра, напротив, я призвана всячески оберегать репутацию «Энерджи-FM».

– Не напрягай свою милую головку по таким пустякам, цыпочка. – Малкольм еле ворочает языком – видимо, хорошенько набрался в обед. – Тони слушает «Радио-4» и старые добрые радиостанции, а не вашу «Энерджи» – на кой ляд ему такое барахло.

– Большое спасибо, – сквозь зубы отвечаю я, махнув Дэну рукой: «Вырубай».

Дэн делает знак, что понял, а сам ухмыляется, как гном, от уха до уха.

– Поделитесь с нами еще какими-нибудь мыслями? – спрашиваю я и грожу своему режиссеру пальцем: «Мерзавец!»

Малкольм фыркает и бормочет что-то неразборчивое – кажется, алкогольные пары сейчас заклубятся из телефонной трубки. Кстати, папе давно не звонила. Однако печально, что на воспоминания о родном отце наводят только пьяные радиослушатели…

– Малкольм, наверное, вы хотели бы заказать какую-нибудь музыку? Мы примем заказ и прокрутим в понедельник, – предлагаю я, всеми силами стараясь не поддаваться на подначки. – Может, в честь какой-нибудь особенно дорогой для тебя дамы?

– Ха! – взвыл он. – Дамы-мадамы! Нет у меня никого, ха-ха! Ясно тебе, ты…

– Какая жалость, связь прервалась, – торопливо перебиваю я, поражаясь Дэну: у него настоящее чутье на нецензурную брань – моментально вырубает линию, не дав похабнику и первого слога произнести.

Крайне редко, но все-таки случается: какая-нибудь гадость проскочит в эфир, и тогда неприятностей не оберешься – замучишься с жалобами разбираться: братия старой закалки начнет обрывать телефоны.

– А сейчас послушаем песню «Ты» в исполнении группы «Тен шарп», – говорю я в микрофон, а сама давлюсь от смеха, глядя на Дэна, – тот держит над головой листок с надписью: «Я тебе это припомню!» – Заодно передаю привет Базу, таксисту, который живет здесь неподалеку, от его невесты Шаз, с любовью.

Но вот послышались первые такты оркестровки, я стягиваю наушники и расслабленно откидываюсь на спинку кресла из искусственной кожи. На часах без четырех минут три. Интересно, самолет уже приземлился? Сколько длится перелет над Атлантическим океаном? Наверное, достаточно, чтобы гламурные красотки посвятили в свои тайны всех находящихся на борту особей мужского пола. Поразительно: Коннор уехал каких-то полдня назад, а я уже гадаю, чем он занят. Даже замутило на нервной почве. Надеваю наушники и, вымученно улыбаясь в микрофон, продолжаю передачу:

– Лирическая песня для База от его невесты. В следующий раз послушаем замечательную музыку, – «Хм, если повезет, попадется парочка хитов нынешнего столетия», – и почешем зубки об очередную сахарную косточку. Желаю незабываемых выходных. Жду вас в понедельник на своей передаче, которая выходит в эфир с двенадцати до трех пополудни. Ваша Энджел.

– Оставь ты в покое телефон! – взрывается Мег, когда я в десятый раз за последние пять минут поднимаю трубку, чтобы послушать гудок. – Форменная дуреха! Как он, по-твоему, дозвонится, если ты постоянно на линии?

Мег, чей наряд сегодня изобилует едко-оранжевым бархатом, развалилась на диване и напоминает огромную тыкву. Она читает журнал «Смэш хите».[21]21
  «Smash Hits» – «Шлягеры».


[Закрыть] Видите ли, мне по работе положено быть в курсе последних событий и разбираться в музыкальных тонкостях – профессия обязывает. Я лежу на мягком креслице из розового рубчатого вельвета и изо всех сил пытаюсь усидчиво просвещаться, но ничего, кроме гороскопа и комиксов с приключениями кота Гарфильда, в голову не лезет. Мы даже забрали из коридора телефон, опасаясь случайно пропустить звонок: мне до смерти надо поговорить с Коннором, чтобы в голове хоть чуть-чуть прояснилось – и не только у меня. Заморочила парню голову.

Раньше у нас с Коннором вообще не возникало проблем с взаимопониманием; теперь же ситуация изменилась: нас разделяет расстояние. Сами посудите: если мужчина узнает, что его возлюбленная вовсе не собиралась отвечать «да» на предложение руки и сердца и до сих пор не уверена стоит ли, от него можно ожидать любой мыслимой и немыслимой реакции. Представьте, молодой здоровый организм, вынужденный целых полгода провести в жаркой Калифорнии в обществе ненасытных эссекских красоток, когда его половина находится на другом конце света, и тут такие новости. Не исключено, что человеку, чья уверенность в партнерше подверглась длительной осаде временем и расстоянием, в конечном счете придет в голову искать утешения на вздымающейся груди какой-нибудь чувственной незнакомки. Не скажу, чтобы Коннор когда-либо давал повод к подозрениям и ревности, так ведь до сих пор и моя преданность не стояла под вопросом. Я, конечно, не утверждаю, что непременно открою ему всю правду, но и ходить целых полгода в обманщицах тоже мало приятного. Придется действовать по ситуации, призвав на помощь такт и женскую изворотливость.

Перелистнув страницу, Мег вскрикивает от восторга: на развороте помещена крупная фотография новоиспеченной французской знаменитости, чья слава стремительно набирает обороты в Европе.

– Дидье Лафит, – томно воркует она. – Какой душка. Гос-с-поди, вы только поглядите – да он без штанишек.

Подружка берет в руки журнал и гладит фото томно развалившегося на пустом берегу певца, единственным предметом туалета которого является крохотное полотенчико.

– Ни за что не поверю, что он тебя совсем не привлекает, – млеет она. – Я, конечно, понимаю, ты у нас девушка влюбленная, без пяти минут невеста, да только такую прелесть грех не оценить – если, конечно, с гормонами все в порядке.

При упоминании о браке нервозно покашливаю.

– Э-э. Да, ничего себе, очаровательный паренек. Красивые глаза.

– Ай, и глаза тоже. Вот бы его батончик пощипать. – Мег заходится громким хохотом, широко распахнув рот и подскакивая на диване.

Я тоже смеюсь – хоть немного развеяться, а то замучилась со своими мыслями. В итоге так развеселилась, что даже забыла про телефон, как вдруг в холле что-то настойчиво затрезвонило.

Ныряю к трубке, как вратарь на пенальти в последнюю минуту игры, – и заливаюсь краской, сообразив, что долгожданный звук исходит от входной двери.

– Не унывай, обязательно позвонит, – утешает меня Мег, мимоходом касаясь моей руки.

«Да? И что прикажете ему наплести, когда он, наконец, удосужится обо мне вспомнить?» – язвительно думаю про себя.

С натянутой улыбкой плетусь к двери, открываю и, подавшись в сторону, впускаю в квартиру Кери.

– Сегодня ничего не получится! – восклицает та, решительно направляясь в холл; за ней, точно крылья, хлопают полы длинного, по щиколотку, замшевого плаща.

Обнимает меня – так, словно боится помять одежду, – и посылает воздушный поцелуй Мег через спинку дивана.

– Как это понять, Кери, ты ведь уже пришла, – смеется та, невозмутимо почесывая под левой грудью. – Видать, в голове чуток переклинило. Эх, девчонки, я сейчас готова слона съесть. Давайте закажем пиццу, а то с голоду помру.

– Маловероятно, моя прелесть, – ехидно фыркает Кери и, приподняв брови, косится на облаченные в бархат пышные формы подруги. – Не ждите меня, рыбки мои, срочное свидание.

– С кем? – интересуюсь я.

Если кто-то вам скажет, что у Кери насыщенная личная жизнь, считайте, он вам ничего не сказал. Она поедает мужчин на завтрак, а на обед использует их косточки вместо зубочисток. Может, эта девица когда-то и познала любовь, но выудить у нее признание – задачка не для слабонервных. Сейчас моя подруга, кажется, вполне довольна жизнью и поглощена поисками счастливчика, который удержит ее внимание больше чем на неделю. Обольстительница активно пробует всех представителей мужского пола города Глазго, стоящих маломальского внимания, да только, смею вас заверить, их шансы на успех мизерны: нашу красавицу способен увлечь лишь воистину неординарный человек.

– С номером третьим, – отвечает Кери, цокая на своих длиннющих шпильках к окну и вглядываясь в темноту из-за краешка занавески. – Вон он, в машине ждет.

– Огроменный «мерседес»! – верещит укрывшаяся с другой стороны шторы Мег.

Кери безразлично пожимает плечами:

– Авто в порядке, жаль только, салон пропах отвратным одеколоном. Представляете, этот индюк покупает туалетную воду в аптеке! Уму непостижимо – а еще миллионер. Вопиющее отсутствие вкуса.

При слове «миллионер» Мег едва ни лишается чувств. Я улыбаюсь, предпочитая промолчать.

– И драгоценности у него дешевые. Вы только представьте, он упорно меня убеждал, что его золотое кольцо из Гоа, – думает, нашел простушку.

– Да-да-да, кстати о кольцах. – Последнее слово Мег протянула так, точно оно приклеилось к ее голосовым связкам и упорно не желает отделяться. – Ну давай, Энджел, выкладывай. – Тыквочка расплывается в широченной улыбке до самых ушей и беспечно хлопает в ладоши.

Кери, подозрительно на меня уставившись, отбрасывает за плечи длинные локоны и интересуется, надув губки:

– О чем шепчемся? Что у вас там за тайны?

– Никаких тайн, – откашливаюсь я, внезапно обнаружив безмерный интерес к ногтям на левой руке. – Вчера вечером я тебе звонила и оставила сообщение на автоответчике.

– Тот пьяный бред о том, что Коннор отлучился в туалет? Я не сочла нужным тратить время.

– А зря, – отрезает Мег и, подбежав, хватает меня под ручку.

Похоже, ей прямо не терпится поведать подружке сногсшибательные новости. А вы как думали? Наша божественная подружка – королева сплетен в масштабе всего города, да, к сожалению, нам редко выпадает случай рассказать ей что-нибудь новенькое.

– Энджел выходит замуж, – гордо объявляет Меган.

– Что?

Кери бледнеет на глазах – так я и думала: не верит она в верность до гроба.

– Подумать только, – радостно продолжает Мег. – Она станет женой!

– Чьей? – интересуется наша белокурая красавица, пристраиваясь на краешке подоконника.

– Как чьей, дуреха ты этакая? Коннора, конечно. Они уже целую вечность вместе.

– Тринадцать лет, – поправляет блондинка.

Я киваю и старательно вглядываюсь в лицо Кери, пытаясь уловить в мимике подружки хоть какой-то намек на ее позицию. Должна признаться, жизненные характеристики выглядят неутешительно.

– Значит, вот как, – отвечает она. – Такие у вас новости… И когда это произошло?

– Прошлой ночью, – торопливо подсказывает Мег, не давая мне и слова вставить. – Представь, отвел ее в «Ледяной дворец». Так романтично! Все так красиво – тарелки, стол. Он купил кольцо, а потом…

– И ты, насколько я понимаю, согласилась? Задумчиво покусываю ноготь.

– Э-э, да.

– Хм… – протягивает Кери. – Значит, он не собирался тебя бросать?

– Видимо, не собирался, – отвечаю я, задрав нос. – Разве только сильно напутал или совсем без понятия, как это делается.

– Гм, ну, во всяком случае, последняя девушка бросила его первой, – пожимает плечами Кери, подразумевая себя. – Хотя вполне возможно, что предложение он сделал лишь для того, чтобы заставить тебя ждать. А то ведь в жизни всякое бывает – как знать, вдруг его ненаглядной подвернется случай самостоятельно устроить свою жизнь? Нечего сказать, удобно! Закрепил позиции.

– Премного благодарна, Кери, – цежу сквозь зубы, – я уже рассматривала такой вариант.

– Да что ты? – притворно удивляется она. – Он дал тебе повод?

Закусываю губу.

– Ну, Коннор, конечно, упомянул нечто подобное – мол, теперь я буду ждать его возвращения. Только мне кажется, не стоит выискивать во всем какой-то подтекст.

– Скрытый смысл, дорогуша, есть всегда, – цедит сквозь зубы Кери. – Запомни, мужчины никогда ничего просто так не говорят.

– Да хватит вам воду-то мутить, – вмешивается сияющая Мег. – Вы с Коннором превосходная пара, Энджел; все устроилось как нельзя лучше. Давайте закатим праздник.

Кери кивает:

– Да, похоже, нам предстоит о многом поговорить. Пожалуй, отошлю своего ухажера.

– Нет, ну зачем же…

Впрочем, Кери, не долго думая, отворяет окно, чтобы окликнуть поджидающего на улице дружка.

– Эй, третий номер! – В голове не укладывается, что она открыто нумерует своих ухажеров.

И что самое удивительное – они откликаются.

– Повеселись без меня, моя прелесть: кое-что стряслось. Завтра позвони.

Ни злобных упреков, ни сцен – третий номер, как послушный (и богатый) мальчик, молча улыбнувшись, заводит «мерседес» и исчезает в ночи. Поразительно.

– Так, моя милая, – усаживается Кери, накинув плащ на спинку дивана. – А теперь рассказывай!

Глава 7
ПОЗВОНИ МНЕ, ПОЗВОНИ[22]22
  Перевод названия песни Блонди «Hanging On The Telephone».


[Закрыть]

– Значит, ты не уверена? – интересуется Кери, изящно извлекая сочную маслянистую сердцевину из ломтика чесночного хлеба.

Пытаюсь спрятать лицо, которое помимо моей воли стало заливаться стыдливым румянцем, за сочным куском вегетарианской пиццы с двойным пепперони. (Я заметила, что в ней обычно больше всего начинки.)

– Ну как тебе сказать… Пока раздумываю.

– Энджел! – пронзительно взвизгивает Мег в опасной близости к моему правому уху. – Что я слышу?! Ты сомневаешься, выходить ли замуж? Да не за кого-нибудь, а за Коннора?!

Отчаявшись подобрать верные слова, беспомощно пожимаю плечами:

– Я вроде бы и сомневаюсь, и не сомневаюсь. Никак не пойму, что же правильнее.

– Насколько я знаю, – говорит Кери, скрещивая свои длинные ноги, – женитьба – это для тех, кто либо исчерпал все темы для беседы, либо хочет прикупить в дом барахлишка, а самому раскошеливаться неохота. Видишь ли, – она тянется к коробке с пиццей, откладывая на нее очередной кусок сочного хлебца, а затем воротит нос, – приятно, конечно, получать подарки на свадьбу, но это не повод связывать себя на всю жизнь, согласись.

– Я как-то не задумывалась, – хмурюсь я. – Коннор вроде бы тоже не собирается ничего покупать. А барахлишка у меня и так хватает.

– Ну уж тут ты совершенно права, – фыркает Кери, обводя взглядом камин, над которым разместилась полная коллекция пустых баночек «Принглс».

Мы заняли свои обычные субботние места: Кери – на диване, Мег развалилась на полу, опустив голову на пуфик, а я на «фасолине» – мягком креслице без каркаса, которое принимает контуры тела благодаря своей набивке: мелким пластмассовым шарикам. Единственное исключение из заведенного порядка – сегодня не суббота, а пятница, и у нас ЧП. Наконец-то я решилась взглянуть правде в глаза и поделиться с подругами своим беспокойством насчет замужества. Никто другой не знает нас с Коннором лучше, чем Мег с Кери, и в то же время обе наслышаны о плачевной участи, постигшей брак моих родителей. Теперь мне как никогда нужен совет. Мы нередко обсуждали мужчин – порой и замужество (излюбленная тема нашей Мег, которая, невзирая на обстоятельства, до сих пор не теряет надежды). Мы делились сплетнями и измышлениями, но никогда еще на наших девичниках вопрос о браке не стоял ребром. А теперь шутки в сторону – все серьезно до мурашек по спине.

Кери снимает пряную веточку с ломтика чесночного хлеба и аккуратно кладет ее на язык.

– Никак в себя не приду: мы все прекрасно знаем Коннора, но вообразить, чтобы он взял и сделал предложение – вот уж увольте. Я знавала его еще десятилетним мальчишкой: он никогда не был безнадежным романтиком. Безнадежным – не исключено, а вот романтиком – вряд ли.

Переливчатый смех Кери действует мне на нервы, а я, поверьте, и так уже на взводе из-за телефона, который, судя по всему, дал обет молчания. Ох, и любительница же она напоминать, что знала Коннора (и лапала его в автобусе), когда меня еще и в помине не было, – и ничего тут не попишешь, это правда. Мне остается только терпеть, стиснув зубы, и гнать от себя мысли, что я исключена из той части его жизни, в которой была Кери. Поверьте, все-таки хочется быть единственной, да еще порой кажется, что подруженька информирована о моем парне больше меня.

– Да если хочешь знать, Коннор настоящий романтик, – обиженно возражаю я, обхватив подушку. – Он очень красиво сделал предложение. Сам выбрал кольцо и все что полагается в таких случаях.

– Где же оно? – интересуется подружка.

Вскакиваю и направляюсь в спальню, беру серебряный футляр, который на всякий пожарный оставила на ночном столике на стопке книг. Некоторые из них лежат тут месяцами – руки не доходят убрать на место. Крепко сжав в кулаке заветную коробочку, возвращаюсь в гостиную и дрожащей рукой протягиваю свою драгоценность Кери. Она нажимает на замочек, крышечка отскакивает, подружки одновременно заглядывают внутрь, и их челюсти отваливаются с идеально отточенной синхронностью. Ну вот, настал час моего триумфа.

– Гос-с-поди, – выдыхает Мег, – огромное-то какое.

– Что верно, то верно, – фыркает Кери, впившись взглядом в перстенек. – Где он откопал такого монстра? Напал на трансвестита?

Час триумфа оказался краток.

Выхватываю футлярчик, захлопываю крышку и, пристально глядя в насмешливое лицо Кери, уточняю:

– Премного благодарна. Между прочим, Кери, ты говоришь о моем обручальном кольце.

– Я так и подумала, – усмехается она, – неудивительно, что ты не можешь решиться, если придется носить такое безобразие.

– Какая ты злюка, Кери! – вступается Мег, дружески похлопывая меня по руке. – Симпатичное колечко.

Кери неторопливо обводит глазами оранжевый наряд моей преданной подруги.

– Симпатичное безобразие.

Меган явно задета: надувается и обиженно складывает руки на груди. Я забираю футляр, отказываясь говорить до тех пор, пока с губ Кери не сойдет триумфальная улыбка: ведь наша защитница справедливости искренне считает своим высшим предназначением наставлять таких дурнушек, как мы, в вопросах изысканности и стиля. Наступило тягостное молчание, и мой взгляд сам собой вернулся к телефону. Коннор давно должен был приехать и позвонить. Что же он тянет? Сначала я ждала его звонка с ужасом, теперь мучусь оттого, что он до сих пор не объявился. Уже девять часов: самолет сел утром – полдня прошло. Откровенно говоря, мне не по себе: такое чувство, будто со мной поступают непорядочно.

– Так зачем было соглашаться, если не уверена? – спрашивает наша сплетница.

– Я, э-э, хм…

– Боялась задеть его чувства?

– Да нет.

– Раньше не сомневалась?

– Нет.

Пригубив вино и облизнув верхнюю губу, Кери продолжает:

– Тогда не понимаю. Вы давно знакомы, так неужели до сих пор не отучились друг другу врать?

– Послушайте, – начинаю я дрожащим голосом и осекаюсь: как подумаешь обо всем на трезвую голову, жуть берет.

«Кого я обманываю?»

– Честно говоря, девчонки, это была оплошность с моей стороны.

Перевожу взгляд с одной на другую. Нижняя челюсть Мег опять отваливается до самых туфель. Кери сидит мрачнее тучи.

– Оплошность? – переспрашивает она. – По-моему, тут невозможно перепутать, Энджел. Ты либо отвечаешь «да», либо «нет».

– Я с тобой вполне согласна, – робко пожимаю плечами. – Пойми, я дала маху. Коннор разбудил меня ни свет ни заря: он собрался ехать – в дверях уже стоял и был как на иголках. Я имела в виду, что согласна подумать, а он не дослушал. Как пойдет на радостях куролесить…

– Да, дело дрянь, – вздыхает Кери.

– Ой-ой, – говорит Мег, – бедняжка Коннор.

– Это я бедняжка: взяла и все испортила.

Наш скептик откидывает за спину прядь волос и прочищает горло.

– Ты обязана поставить его в известность. Нельзя вводить человека в заблуждение: он будет считать, что помолвлен, а на самом деле все вовсе не так. Ты должна ему все рассказать: объясни, что вышло недоразумение, и ты за него не выйдешь.

– Но я не говорила, будто не собираюсь за него замуж, – причитаю я. – Я пока не решила. Мало ли – а вдруг захочу. Надо хотя бы с мыслью свыкнуться.

– Что ж, времени на размышления у тебя предостаточно, – соглашается Мег. – Коннор не скоро приедет.

– Вот именно, – улыбаюсь я. – Значит, пока дело терпит. И вообще, я думаю, нам уже самое время пожениться. Что скажете, подружки?

– Решать тебе, цыпочка моя, – отвечает Кери. – Вы давно встречаетесь. Впрочем, я понимаю твои опасения, ведь не зря говорят: лучшее – враг хорошего. Может, и не стоит рисковать – как бы хуже не вышло.

Киваю, закусив губу.

– А раз сомневаешься, значит, ты не из тех, кто спешит выскочить замуж.

– Только имей в виду, цыпуль: отказом ты его без ножа зарежешь, – испуганно встревает Мег. – Ты же сама рассказывала, как он обрадовался; ну вот, дня не прошло – а ты уже решила обломать парня.

Пока подруги дискутируют, мне остается слушать скрепя сердце.

– Ну, на этот счет не беспокойся: Коннор быстро оправится, – небрежно отмахивается наша ехидна.

– Слушай, кроха, вы ведь с Коннором идеальная пара, – уверенно заявляет Мег. – Лучшего мужа и желать не приходится, да и из тебя получится отличная невеста, даже не сомневайся.

– Только не забывай принять в расчет, что свадьбой все не закончится. У вас впереди будущее.

– И я о том же: не отказывай хорошему человеку – всю жизнь себя корить будешь.

Такое чувство, что я попала на теннисный турнир: одна посылает аргумент, другая его берет, я считаю подачи.

– Поговори с ним, – настаивает Кери. – Поделись своими сомнениями.

– А если он ее бросит? – возражает Мег, качая головой. – Предложения, между прочим, не каждый день делают.

– В прошлом месяце мне трое делали предложение, – ухмыляется красотка, – и ни одному я не ответила согласием. Говоря по чести, двоим я вообще не сочла нужным отвечать.

– Наверное, не знала, как их зовут, – ворчит Мег, а в глазах так и беснуются чертенята. – У нас другая ситуация.

– Господи, ну я не знаю, – хватаюсь за голову. – Я очень люблю Коннора, только вся эта белиберда с замужеством на меня как снег на голову свалилась. Да еще и он в отъезде – я совсем запуталась. С одной стороны, мне кровь из носу надо с ним посоветоваться, а с другой – не знаю, как все преподнести.

– Ничего не говори! – взвизгивает Мег.

– Скажи, что он неправильно понял, – перекрикивает ее Кери.

Звонок! Звонок!

Все затаили дыхание, три пары глаз устремлены на телефон Кери, вскакивая с дивана, делает Мег знак, хватает замшевый плащ и, крепко стиснув запястье подруги (та свободной рукой пытается ухватить оставшиеся в коробке кусочки пиццы), тащит ее в коридор.

– Куда вы? – жалобно вскрикиваю я, понимая, что теперь придется самой расхлебывать ужасную кашу, что я заварила сегодня утром, объясняя своему парню, будто невестой я сделалась по ошибке, которую хочу исправить.

Ну спасибо, подруженьки.

– Это конфиденциальный разговор, в таких делах третий лишний, – кивает на телефон Кери, увлекая толстушку за собой.

Исчезли быстрее, чем школьники с последнего в учебном году урока…

– Смельчаки сваливают, когда жарко, – ворчу я и отвечаю дрожащим голосом; – Да, алло.

Жду, затаив дыхание. На том конце провода молчат – наверное, какой-нибудь телефонный хулиган. Ну, камикадзе, погоди! Добалуешься ты у меня.

– Алло, – повторяю уже настойчивее. В трубке щелчок – и отвечают:

– A1lo, allo, oui, Angelique, c'est maman a l'appareil. Cа va?[23]23
  Алло, алло, да, Анжелика, это мама говорит. Как дела? (фр.)


[Закрыть]

Черт, мамуля.

– Oui. Јa va, maman.[24]24
  Да. Все нормально, мама (фр.).


[Закрыть]

Спасибо мамуле, что я знаю французский, а все потому, что она больше английского языка ненавидит только саму Англию. Конечно, это не классический слог Пуаро, а скорее сленг, за что мне частенько попадало на уроках французского языка в старших классах. Честно говоря, с тех пор как я окончила школу, редко выпадал случай попрактиковаться – кроме, разве что, разговоров с мамулей. Видите ли, на радиостанции, где Уэльс считают «заграницей», не слишком велик спрос на «беглый» французский. В лучшем случае я могу заказать по-французски круассан в пекарне за углом – к этому и сводится вся моя разговорная практика.

– Решила дома вечерок скоротать? – спрашиваю я, беспокойно поглядывая на часы, чтобы не слишком долго занимать телефон.

– En frangais, Angelique, s'il te plait.[25]25
  Будь добра, Анжелика, говори по-французски (фр.).


[Закрыть]

– Нет, мамуль, избавь меня от этого – я слишком устала. К тому же я в Шотландии, здесь говорят по-английски.

Подумать только, у нас рекорд – прошло всего двадцать секунд, а я уже перечу матери. Пожалуй, лишь родителям под силу превратить двадцатидевятилетнюю дочь во взбалмошную девчонку-грубиянку.

– Фи, – фыркает Дельфина, – ты должна гордиться своим французским пррроисхождением, cherie.[26]26
  Дорогая (фр).


[Закрыть]

Ее акцент сильно напоминает выговор воображалы из «Алле, алле»,[27]27
  Имеется в виду популярный английский комедийный телесериал.


[Закрыть] только у нее все всерьез.

– Горжусь, мамуль, – ворчу я. – В субботу купила круассан.

Боже мой, так и хочется получить хорошенькую оплеуху. Всегда так – когда звонит мамочка, я становлюсь сама не своя.

– Мама, давай ближе к делу, – говорю я с напускным радушием.

– О-о, charmant,[28]28
  Очаровательно (фр).


[Закрыть] уже нельзя позвонить родной дочери, чтобы поинтересоваться, как у нее дела! Позволю себе заметить, что ты позвонила первая, вчера вечером.

– А-а, припоминаю. Просто хотела узнать, как поживаешь. Все в порядке, так что, пожалуйста, не беспокойся. Рада была тебя слышать, мамуля, но, честно говоря, я не могу сейчас долго разговаривать… Мне должны позвонить.

– Ах вот как… Попробую догадаться, кто этот человек, который должен тебе позвонить.

Французская грамматика предполагает массу вспомогательных слов; то же правило матушка переносит и на довольно лаконичный английский язык.

– Коннор, мамуль.

– Ай-ай-ай, я так и знала. Шляется где-то, заставляет ждать мою бедную девочку.

– Нет, – вздыхаю я, – он уехал в Штаты и обещал оттуда позвонить. Так что мне действительно надо освободить линию. Из-за границы трудно дозвониться.

– А как же я? Разве я не за границей, cherie? Знаешь ли, Франция – отдельное государство. Вы даже не европейцы, а все из-за вашего правительства: сборище ксенофобов, несущих вздор о защите национальной валюты и неприкосновенности монархии. Вам не помешало бы набраться ума-разума у цивилизованных людей.

Ну все, пошло-поехало. Ей каждый раз непременно нужно читать нотации. Матери только дай повод – вскочит на трибуну и примется размахивать гордым стягом Франции, пропагандируя политическое и культурное превосходство своей нации. Я предпочитаю в таких случаях не вмешиваться и не спорить – только хмыкаю, всячески выражая одобрение, да, превозмогая бешенство, выслушиваю упреки в адрес «моего» фунта и «моего» правительства, словно королевский монетный двор и парламент Шотландии находятся под моим непосредственным контролем. Ничего тут не попишешь: во мне течет и французская кровь, хотя я предпочитаю вспоминать об этом, когда Франция выигрывает чемпионат мира по футболу или в случае какой-нибудь другой победы; имею на это право, согласитесь.

– А твой Коннор – что он там делает, в Америке?

– Снимает фильм. Не забыла еще – он кинооператор.

– Ах да, кинооператор…

Дельфине каким-то образом удается произнести это слово с той же интонацией, с которой кто-нибудь иной сказал бы «проститутка» или «вонючий бродяга». Она с самого начала не одобряла работу Коннора, несмотря на пылкую страсть, которую мать питает к кинематографу. А он, согласитесь (я часто пытаюсь ей это доказать, хотя пока – тщетно), был бы не столь занятным времяпрепровождением без мастерства операторов. В отличие от неприязни матери к моей работе неприятие профессии Коннора вытекает из того простого факта, что она на дух не переносит моего парня. Уверена, даже стань он премьер-министром Франции, мать все равно считала бы его шотландским пустомелей.

Ничего не попишешь: Коннор повинен в том, что он не француз, не богат и не Дэвид Джинола. Я пыталась подчеркнуть его сходство с Гэри Линекером, и все равно наш неискушенный здоровяк и всеобщий любимец Дельфину не впечатляет. У мамули уже развилась фобия в отношении англичан – вполне объяснимая, учитывая, сколько лет потрачено впустую, в бездарном браке с моим отцом. Только вот одного мамочка, похоже, не понимает: мои взгляды на жизнь являются чисто английскими, и в милую кокетку из Бордо меня уже не перекроишь. Я не курю и уж тем более не обладаю чувством собственного достоинства французов, чтобы смело и без стеснения держаться в их обществе. Мне нравится шептать на ушко возлюбленному милую бессмыслицу, не опасаясь совершить грамматическую ошибку или произвести недолжное впечатление. Коннор приложил немало усилий, пытаясь наладить отношения с Дельфиной за те одиннадцать лет, что мама жила в Шотландии. В конечном счете, убедившись, что их взаимная неприязнь неискоренима, они поняли, что им остается лишь холодно терпеть друг друга. Коннору эта ситуация претит, меня неизменно приводит в бешенство, но, как говорится, c'est la vie,[29]29
  Такова жизнь (фр.).


[Закрыть] и ничего тут не попишешь.