Текст книги "Реплика"

Глава 4

Оценка когнитивных функций проводилась в просторном кабинете в крыле D, где вечно гуляли сквозняки. Раньше здесь держали клетки с кроликами, и в помещении до сих пор чувствовался слабый запах сухого корма и мочи. Лира не знала, что случилось с кроликами. Хэвен был огромным, и многие комнаты были запретны для посещения, поэтому Лира решила, что клетки с животными куда-то перенесли. Или, может, кролики не сумели развиваться нормально, как многие реплики.

Оценка когнитивных функций каждую неделю менялась. Репликам могли велеть на скорость собирать мелкие скользкие булавки, пытаться сложить трехмерный пазл или пройти по нарисованному лабиринту.

Реплик-самок – все девятьсот шестьдесят – в тот день в ходе оценки разделили на группы по цвету, по сорок штук. Сиреневый Ручей уже вышла из Коробки и теперь сидела возле Лиры. Сиреневый Ручей взяла себе имя после какой-то рекламы по телевизору медсестер. Даже после того, как медсестры истерически расхохотались и объяснили репликам, что это женская спринцовка (а заодно – и для чего она нужна), Сиреневый Ручей отказалась менять имя. Она твердила, что ей нравится, как оно звучит.

– Ты неважно выглядишь, – бросила Сиреневый Ручей, покосившись на Лиру.

Сиреневый Ручей мало разговаривала. Она была одной из самых медлительных реплик. Ей до сих пор помогали одеваться, и она так и не научилась элементарным вещам.

– Ты болеешь? – спросила она.

Лира покачала головой, упрямо уставившись в стол. Ночью ее рвало, а затем у нее чудовищно кружилась голова, и она минут двадцать просидела на унитазе, пока ее не застукала Кассиопея. Но Лира не думала, что Кассиопея расскажет и выдаст ее. Кассиопее всегда влетало – за то, что она не съела ужин и за ее болтовню, а еще за то, что она пялилась на самцов и пыталась общаться с ними в тех редких случаях, когда они сталкивались в коридоре, в Коробке или в Кастрюле.

– А я болею, – сообщила Сиреневый Ручей. Она говорила очень громко, и Лира машинально посмотрела на Стеклянные Глаза, хотя и была осведомлена о том, что камеры не фиксируют звуки. – Меня отправили в Коробку.

У Лиры не было друзей в Хэвене. Она не знала, что такое друг. Но она подумала, что расстроилась бы, если бы Сиреневый Ручей умерла. Лире исполнилось пять лет, когда Сиреневый Ручей появилась на свет – и она еще не забыла, что после того, как Сиреневый Ручей родилась и ее перевели в послеродовое отделение, она била розовыми ножками и размахивала кулачками, словно танцевала.

Но сейчас она и впрямь выглядела неважно. С Коричневыми что-то творилось, и врачи в Коробке не могли прекратить мор. За последние четыре месяца умерло пять Коричневых, четыре самки и самец номер Триста Двенадцать. Двое из них скончались ночью. Медсестры нацепили плотные перчатки и маски и увязали тела в один тюк из непромокаемого брезента, чтобы трупы увезли с острова.

Лира заметила, что у Сиреневого Ручья кожа все еще была красной и блестящей, как бывает, когда на теле вскочат волдыри. Ее волосы, коротко подстриженные, как и у других реплик, стали клочковатыми и редкими: местами сквозь них просвечивала кожа.

– Все не слишком плохо, – подытожила Сиреневый Ручей, хотя Лира ей и не отвечала. – Пальмолив выжила.

Пальмолив тоже была Коричневой. Ее начало рвать пару недель назад, а потом ее обнаружили ночью бродящей по коридорам. Пальмолив перевели в Коробку, когда ситуация совсем ухудшилась и даже глоток воды вызывал у реплики сильнейшие рвотные позывы.

– Как думаешь, я скоро умру? – неожиданно спросила Сиреневый Ручей.

К счастью, явились медсестры, и Лире не пришлось ей отвечать. Помогали при проверке Ленивая Корма и Вот Те На. Оценку когнитивных способностей почти всегда проводили они, однако Лира опасалась, как бы сегодня на их месте не оказался кто-то другой.

Сегодня репликам следовало выполнить три теста. Всякий раз, как сердце Лиры начинало биться чаще, она представляла себе все четыре его клапана, открывающиеся и закрывающиеся, как ставни – поток крови, всегда текущий в одну сторону, бесконечную петлю наподобие переплетающихся крыльев Хэвена. Про сердце она узнала так же, как и про остальные части человеческого организма: потому что больше нечего было изучать. В Хэвене не имелось ничего достоверного, кроме медицины – ничего, кроме боли и отклика на нее, симптома и лечения, вдоха и выдоха и кожи поверх мышц и костей.

Сперва медсестра Вот Те На проговаривала последовательность из пяти букв и требовала, чтобы реплики их запомнили. Потом им приказали разложить листочки цветной бумаги так, чтобы получился ровный переход от зеленого к желтому. Затем нужно было вставлять деревянные фигурки в отверстия соответствующей формы – просто смехотворный тест! Но Сиреневый Ручей справилась с ним с трудом – она пыталась всунуть ромб в треугольное отверстие, постоянно роняла детальки, и они с громким стуком падали на пол.

Для последнего теста Вот Те На раздала им бумагу и ручки (Лира украдкой сунула ручку в рот, наслаждаясь вкусом чернил: ей безумно захотелось присвоить этот экземпляр для своей коллекции) и велела репликам записать по порядку пять букв, которые они должны были заранее запомнить.

В основном реплик обучили алфавиту и заставили выучивать свои номера, чтобы они могли опознавать собственные кровати и использовать простую информацию для тестирования… Ну а Лире ужасно нравилось выводить изгибы и уголки каждой цифры по очереди, представляя, что цифры тоже являются особым языком.

А когда она подняла голову, то обнаружила, что листок Сиреневого Ручья по-прежнему чист. Сиреневый Ручей неуклюже держала ручку и непонимающе хлопала глазами. Что за странность!

Лира точно знала, что Сиреневый Ручей давно выучила буквы своего имени и очень этим гордилась.

Наконец Ленивая Корма объявила, что время истекло. Медсестра Вот Те На собрала листочки, а они молча сидели, пока результаты собирали, подсчитывали и заносили в их личные дела. У Лиры вспотели ладони. Вот сейчас…

– Я забыла буквы, – выдавила Сиреневый Ручей. – Я ничего не могу вспомнить.

– Ладно, уже все.

Ленивая Корма поднялась со стула – скривившись, как всегда после тестирования. Реплики последовали ее примеру. И только Лира осталась сидеть. Сердце в ее груди сжималось и разжималось.

Как обычно, стоило лишь Ленивой Корме встать, и она тотчас же принялась жаловаться.

– Проклятые туфли. Мерзкая погода. И вот теперь моей ленивой корме надо тащиться в административное крыло! Мне двадцать минут потребуется, чтоб сходить туда и обратно. А сегодня еще эти люди приезжают!

Ленивая Корма работала на посту охраны, но ее обычно вызывали и на подмену при тестировании. У нее было фунтов двести лишнего веса, а лодыжки в жару распухали так, что могли сравняться толщиной со стволами пальмы в садике внутреннего двора.

– Вот те на! – как всегда, фыркнула Вот Те На.

Ее лоснящаяся коричневая кожа выглядела так, словно ее только что смазали маслом.

Пора! Большинство реплик уже убрались восвояси. Осталась лишь Сиреневый Ручей и Лира. Они обе не шевелились.

– Давайте я схожу, – предложила Лира и неловко встала.

Она тяжело дышала, как будто провалила тест. Вдруг Ленивая Корма заметит ее испуг? Нет. Конечно, она ничего не заметит. Медсестры, похоже, вообще не различают реплик. Лира помнила, как она в детстве таращилась на медсестер: ей хотелось, чтобы они посмотрели на нее, увидели ее по-настоящему, взяли на руки, обняли и сказали, что она красивая. Однажды ее на два дня посадили в изолятор за то, что она украла электронный пропуск медсестры Эм. Лира думала, что без пропуска та не сможет уйти и останется жить в Хэвене. Но, разумеется, медсестра Эм нашла способ улизнуть, а вскоре навсегда покинула Хэвен.

Но Лира привыкла к тому, что все уходят и покидают ее. И она радовалась тому, что ее не отличают от других. Кстати, и медперсонал, и доктора тоже были для нее, в принципе, одинаковы. Поэтому она и стала придумывать им прозвища.

Медсестры Вот Те На и Ленивая Корма повернулись и удивленно уставились на нее. Лира побагровела. Купероз. Она научилась этому, сызмальства прислушиваясь к врачам.

– Что оно сказало? – отчетливо произнесла Ленивая Корма. Она обращалась не к Лире, но та ответила.

– Оно может отнести, – сказала Лира, принуждая себя стоять неподвижно.

Когда она была маленькой, то никак не могла уразуметь разницы между «я» и «оно» и всегда их путала. Если она разнервничается, то может сплоховать! Но она все-таки предприняла очередную попытку.

– Я могу отнести бумаги в администрацию вместо вас.

Вот Те На прыснула со смеху.

– Иисус, Мария и Иосиф!

Но Ленивая Корма смерила Лиру тяжелым взглядом.

– Ты сумеешь дойти до администрации?

Лира кивнула. Она же из Хэвена. Она всегда будет жить в Хэвене. Множество помещений здесь заперты и запретны, доступны только по электронной карте и коду – сотни кабинетов и палат, куда она не может войти, тысячи закрытых дверей, за которыми маячат люди в белом и со шлемами на голове. Но она выучила наизусть расположение каждого коридора и знала с точностью до секунды, сколько времени потребуется, чтобы дойти от туалета до Кастрюли и обратно. Она запомнила все отделы и комнаты отдыха, лестницы и черные ходы – они не представляют для нее никакой загадки, так же, как выпуклости ее бедер и груди! Она невольно породнилась с ними, как со своей кроватью номер двадцать четыре (ведь койка всегда принадлежала ей!). Тонометр и латекс, инвакаровская Змеетрубка, Красные Шапки, Стеклянные Глаза – все это и есть Хэвен.

Ее друзья, ее враги, ее мир.

– Лира, а что такое администрация? – спросила Сиреневый Ручей.

Она сейчас все испортит! И Сиреневый Ручей в курсе, где находится администрация! Про местоположение администрации известно каждой реплике. Сиреневый Ручей не может быть настолько тупой.

– Я быстро, – произнесла Лира, игнорируя Сиреневый Ручей.

– Доктору Саппо такое самоуправство не понравится, – поджала губы Вот Те На.

Доктором Саппо персонал Хэвена называл Бога, но исключительно тогда, когда он не мог их услышать.

А когда мог – то доктор Саперштейн или директор Саперштейн.

Ленивая Корма ухмыльнулась.

– Да мне плевать, понравится ему или нет, – заявила она. – У него-то нет мозолей размером с гору святой Елены! Да и вообще ему никто ничего не скажет, верно?

– А если оно… накосячит? – предположила Вот Те На. – У тебя будут неприятности.

– Не на… – попыталась возразить Лира и откашлялась, потому что из горла вырвался какой-то невразумительный хрип. – Я не накосячу. Я понимаю, что делать. Надо пойти на минус первый этаж в крыле А.

Сиреневый Ручей захныкала:

– Хочу в администрацию!

Медсестра Вот Те На хмыкнула и повернулась к Сиреневому Ручью.

– А эта пойдет со мной! – рявкнула она и, чуть-чуть понизив голос, добавила: – Коричневые мрут как мухи. Занятно, как по-разному на них подействовало, да?

Лира продолжала стоять как столб.

– Все потому, что они до сих пор ничего толком не сделали. – Ленивая Корма покачала головой. – Ох, хоть бы они правду говорили, что этой гадостью нельзя заразиться!

Ленивая Корма продолжала смотреть на Лиру, сощурившись и что-то мысленно прикидывая. Затем Ленивая Корма забарабанила пальцами по стопке результатов тестов, словно ответ мог просочиться прямо в кончики ее пальцев.

– Я же тебе говорила, что нельзя. Во всяком случае, шастать по институту… Я в Хэвене – с самого начала. Разве я похожа на покойника?

Сиреневый Ручей заревела – громко, пронзительно, навзрыд, как плачут реплики-младенцы в палатах наблюдения. Вот Те На грубо вздернула ее на ноги и выволокла в коридор. И лишь когда Лира перестала слышать всхлипывания Сиреневого Ручья, она осознала, что затаила дыхание.

Внезапно Ленивая Корма подвинула стопку бумаг на полдюйма вперед. Лира едва не подпрыгнула от напряжения.

– Возьми результаты, ступай в администрацию и нигде не останавливайся, – пробурчала Ленивая Корма. – Если спросят, куда ты идешь, не отвечай и двигайся себе дальше. Там сейчас, наверное, Вернер. Передай ему, что я тебя прислала.

Лира почувствовала, как подергиваются мышцы вокруг ее губ. Но если она будет радоваться слишком явно, у Ленивой Кормы появятся подозрения. Лира взяла стопку – даже шелест бумажных листов был великолепен – и бережно прижала свою ношу к груди.

– Вперед, – проговорила Ленивая Корма.

Лира не стала ждать, не передумает ли медсестра. Но, очутившись в коридоре, она все-таки побаивалась, что Ленивая Корма окликнет ее. Вдруг она прикажет ей вернуться или решит, что это была плохая идея?

Лира пошла по коридору. Линолеум холодил кожу ее босых ступней.

Хэвен состоял из шести крыльев с буквенными обозначениями от А до G. Крыло Е отсутствовало по неведомым причинам, хотя персонал порой шептался, что у первого Бога, Ричарда Хэвена, была бывшая жена по имени Элен или Елена. Кроме Коробки, официально именуемой «крыло G», все здания были связаны между собой и образовывали пятиугольник с внутренним двором в четыре акра. Там был разбит сад со статуями, скамейками и даже спортивной площадкой, которую медперсонал использовал для пэдлбола[2]2
  Разновидность сквоша, причем если сквош – это игра с ракеткой и мячом, то в пэдлболе используется мяч на резинке, привязанный к ракетке.


[Закрыть]. Электронные двустворчатые двери разъединяли крылья в местах соприкосновения, подобно механическим суставам. Только Коробка достигала еще больших размеров: она включала в себя как минимум четыре этажа – плюс, предположительно, три подземных (хотя, учитывая, что Коробка находилась на уровне моря, последнее казалось маловероятным). Само здание Коробки, построенное из серых бетонных блоков, располагалось в доброй сотне ярдов от основной части Хэвена.

Лира знала, что самый краткий путь из кабинета тестирования в крыло А лежит через крыло F, и шла по привычному маршруту. Она решила, что если кто-нибудь к ней пристанет, она скажет, что идет в Кастрюлю – обедать.

Но никто ничего не спросил. Сперва Лира миновала медсестер, сидевших в комнате отдыха. Они хохотали над двумя женщинами в телевизоре – репликами, как с волнением подумала Лира, но затем смекнула, что актрисы являлись всего-навсего близнецами – как ни крути, а в их облике имелись явные отличия.

Потом начались спальни и комнатки поменьше – для младшего персонала, на четверых, с двухъярусными кроватями, а затем – просторное жилье врачей. И в конце – Кастрюля. От запаха готовящейся еды Лиру стало мутить.

Она поспешила вперед, опустив голову. Когда она проскользнула в крыло А, дежурный охранник едва удостоил ее взглядом. Лира пересекла мраморный вестибюль с бюстом первого Бога, Ричарда Хэвена, и обнаружила, что кто-то завернул гранитного Ричарда в красно-синюю накидку и водрузил на него забавную шляпу. Лира поняла: это какая-то игра, нечто, связанное с местом под названием Пенсильванский универ, откуда происходили оба Бога, и первый, и второй. Искусственная новогодняя елка, купленная для ежегодной вечеринки, уже три года пылилась на площадке главной лестницы – гирлянды выключали из розетки сразу после Рождества. Со стен улыбались фотографии незнакомцев: на одной из них, правда, красовались Ричард Хэвен и доктор Саперштейн – оба молодые, одетые в красное и синее. Они и лица себе раскрасили.

Но сегодня Лира не останавливалась поглазеть. Она толкнула дверь и оказалась на лестнице, где слабо пахло сигаретным дымом.

Чем ближе Лира подходила к администрации, тем сильнее ей сдавливало грудь, как будто ей вставили в горло Змеетрубку и закачивали жидкость в легкие. На минус первом этаже всегда царила тишина. Многие двери были снабжены кодовыми замками и отмечены красными кругами, перечеркнутыми наискось, что означало – вход разрешен только сотрудникам. А стены буквально всасывали шум, поглощая любые звуки, в том числе и шаги Лиры.

Вход в администрацию был также разрешен исключительно сотрудникам. Ленивая Корма заявила, что сейчас дежурит Вернер, и от этого зависел исход плана Лиры. Через двойные оконца в двери она разглядела помещение, разделенное на отдельные рабочие кабинки.

Ничего не изменилось. Здесь были те же самые пробковые доски, увешанные стикерами. Клавиатуры, теряющиеся под грудами канцелярских папок. Телефоны и компьютеры, подключенные к перегруженным сетевым фильтрам. Все делопроизводство Хэвена стекалось сюда, от писем до медицинских заключений, документы проходили в администрации сортировку и отправлялись куда-то дальше, разлетаясь по нужным адресам.

Лира нырнула в нишу, расположенную футов за двадцать до входа. Отсюда открывался хороший обзор на коридор, включая и самое главное – дверь в администрацию.

Может, она пришла вовремя? Может, она не упустит свой шанс?

Пару раз Лира опасливо осматривалась, но дверь оставалась закрыта.

Наконец, когда Лира почти потеряла надежду, она услышала тихий щелчок замка. Створка скрипнула и отворилась. Секунду спустя кто-то направился к лестнице. Дождавшись, когда шаги стихли, Лира выскользнула из своего укрытия.

Со времени исчезновения доктора О’Доннел Лира периодически пробиралась к администрации. Она знала, что каждый день, когда куча работников еще болтается в Кастрюле, Вернер покидает свой пост, чтобы выкурить сигаретку-другую и оставляет администрацию без присмотра.

Вот и сегодня он специально всунул пустую папку между створкой и косяком, чтобы дверь не закрылась автоматически.

Лира на цыпочках вбежала в помещение, проверила, на месте ли папка, и аккуратно притворила дверь за собой.

Сначала она стояла, не шевелясь, позволяя безмолвию окутать ее. Администрация состояла из нескольких помещений, соединенных между собой. Первое из них, в котором находилась Лира, смахивало на современный офис: его освещали длинные потолочные светильники, как и в лабораториях наверху.

Лира двинулась в чащу архивных шкафов и старых пластиковых коробов с горами бумаг: к ним-то наверняка годами никто не прикасался!

В смежных комнатушках было темно или горел лишь нижний свет. Лира чутко вслушивалась в тишину. Ей казалось, что она различает шепот миллионов слов, запертых в каждом ящике и бьющихся изнутри в дверцы шкафов.

Она стремилась заполнить себя словами до краев – да так, чтобы из ушей потекло.

Лира пробралась в дальний угол самой дальней комнаты и наугад открыла первый попавшийся шкаф. Ей были безразличны свежие отчеты и все, что в них могли писать или подразумевать. Она просто хотела получить возможность попрактиковаться. Доктор О’Доннел однажды объяснила ей, что такое настоящая библиотека и для чего она нужна, а Лира сообразила, что администрация – ближайший аналог библиотеки, в котором ей удастся побывать.

Она выбрала самую дальнюю из папок, к которой точно никто не прикасался в течение десятилетия. Она оказалась тонкой, и Лира порадовалась, что ее будет несложно спрятать. Закрыв шкаф, Лира вернулась обратно, через комнаты, которые постепенно светлели и становились менее пыльными.

Выскочив в коридор, она опять нырнула в нишу и стала ждать. И действительно, через минуту дверь, ведущая на лестницу, скрипнула, затем хлопнула, и по коридору застучали каблуки. Вернер возвращался.

Теперь Лире следовало выполнить официальное поручение. Но сперва она должна была спрятать добытую с таким трудом папку, пусть и ненадолго. Вариантов имелось не слишком много. Лира выбрала висящий на стене металлический ящик со значком, который вроде бы означал «Опасные отходы». Обычно медсестры и врачи оставляли там использованные перчатки, пустые ампулы и шприцы, но сейчас ящик был пуст.

Вернер не впустил ее. Когда Лира постучалась в стекло, он шагнул к двери и нахмурился.

– Чего надо? – буркнул он. Стекло приглушило его голос, но говорил Вернер очень медленно, наверное, сомневался в умственных способностях Лиры.

Очевидно, он не привык иметь дело с репликами.

– Меня послала Шэннон из охраны, – ответила Лира, едва удержавшись, чтобы не ляпнуть «Ленивая Корма».

Вернер исчез. Когда он вновь возник в поле зрения Лиры, чтобы открыть дверь, она обнаружила, что он нацепил перчатки и медицинскую маску. Низший персонал часто отказывался иметь дело с репликами без соблюдения мер предосторожности, хотя Лира считала такое поведение крайне глупым. Болезни, убивающие реплик, и условия, делающие их неразвитыми и туповатыми, были напрямую связаны с процессом клонирования и с тем, что они выросли в Хэвене.

Вернер уставился на стопку бумаг в руках Лиры, как на дохлого зверька.

– Ладно, давай. И скажи Шэннон из охраны, чтобы в следующий раз сама исполняла свои обязанности.

Вернер выхватил бумаги у Лиры и мигом отступил, сердито глазея на нее через стекло. Но Лира не обратила внимания на его испуганную брезгливость. Мысленно она уже зарылась в сотни тысяч букв. Ее ждут новые страницы, новые слова, в которые можно погрузиться, разобрать их, расшифровать!

Лира огляделась по сторонам, убедилась, что в коридоре никого нет, и достала папку из металлического ящика. Но одну деталь плана Лира не продумала до конца. Она должна спрятать добычу в своей постели, но сначала надо каким-то образом донести ее до общей спальни реплик. А если кто-нибудь увидит Лиру и поинтересуется, где она раздобыла папку? Конечно, можно сказать медсестре, что она, Лира, выполняет поручение – но вдруг кто-нибудь захочет проверить? Лира не была уверена, что сумеет соврать достаточно убедительно. Она редко общалась с персоналом, а сейчас слишком вымоталась.

В итоге она сунула папку за пояс брюк и выпустила подол рубашки. Ей было неудобно: чтобы папка не выскальзывала, приходилось семенить, обхватив себя руками за живот, будто он у нее болит. Теперь Лире казалось, что ее сопровождает шорох бумаги. Но выбора не было. Оставалось лишь надеяться, что она сумеет вернуться в крыло D, не вступая ни с кем в разговоры.

Однако стоило Лире выйти на лестницу, как она услышала громкие голоса. Она даже не успела спрятаться: по ступеням уверенно спускался Бог в сопровождении Агента. Лира сжалась и отступила в сторонку, прижимая папку к животу и молясь, чтобы эти двое не заметили ее.

Но они остановились.

– Эй, – окликнул ее чужак. – Эй, ты! – повторил он и посмотрел на Лиру угольно-черными глазами. – Это которое из них? – осведомился он у Бога.

– Точно не скажу. Некоторые медсестры умеют их различать. – Бог взглянул на Лиру. – Ты которое? – спросил он.

Вероятно, причиной тому была украденная папка, но Лире вдруг захотелось представиться по имени.

– Номер Двадцать Четыре, – произнесла она вслух.

– И вы позволяете им бродить по институту бесконтрольно? – Чужак по-прежнему смотрел на Лиру, но обращался явно к Богу. – После того, что случилось?

Лира поняла, что он подразумевает Черный Код.

– Мы следуем протоколу, – ответил Бог. Его голос напомнил Лире укус шприца. – Вы же помните историю Хэвена? Еще в самом начале нашей деятельности было важно, чтобы с ними обращались гуманно. Таковы законы частного бизнеса.

– Какой еще частный бизнес? Деньгами теперь распоряжаемся мы, – отрезал чужак. – Как насчет заразы?

Лира почти не слушала их. Похоже, украденная папка пропиталась липким потом. Ей представлялось, как он просачивается сквозь картон и мочит страницы. Папка немного сдвинулась: Лира боялась, что какой-нибудь лист ненароком выскользнет – и тогда ее застанут с поличным.

– Заразиться можно только перорально, как вы должны бы были знать, если бы действительно читали отчеты. Ладно, номер двадцать четыре, иди, – сказал Бог.

Лира чуть не вскрикнула от облегчения. Но лишь двинулась мимо них, по-прежнему не поднимая головы и крепко обхватив себя за талию.

– Стой! – позвал ее Агент.

Напружинившись, Лира обернулась. Она уже успела подняться на несколько ступеней, и сейчас их глаза были на одном уровне. Лира чувствовала себя, как во время медосмотра, когда дрожишь в больничной рубашке и щуришься от яркого света ламп на высоком потолке. В такие моменты ощущаешь себя заледеневшей и выставленной напоказ.

– Что у нее с желудком? – спросил Агент.

Лира еще сильнее притиснула ладони к животу. «Пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста». Завершить мысль она не смогла. Если ее заставят отвести руки, папка выпадет. Лира представила, как листы бумаги скользят через штанины и рассыпаются по ступенькам.

Бог указал на пластиковый браслет, который всегда носила Лира.

– Зеленые, – пояснил он. – Первые версии. Более замедленный вариант, чем болезнь Крейтцфельдта-Якоба[3]3
  Быстро прогрессирующее заболевание мозга.


[Закрыть]. Большинство Зеленых до сих пор живы, хотя в последнее время наблюдаются признаки нейродегенеративной активности.

– А если по-нормальному?

В отличие от Агента в костюме, Бог не смотрел в глаза Лире. Он поглядывал на ее плечи, руки, колени, лоб – но глаза игнорировал.

– Побочные эффекты, – произнес Бог и натянуто улыбнулся.

И Лиру наконец отпустили.

Лира – не единственная из реплик – собирала всякие вещи. Роза держала под подушкой зубные щетки. Пальмолив выискивала в коридорах оброненные монеты и складывала их в коробочку, где раньше хранились антибактериальные ватные палочки. Кассиопея раскладывала на подоконнике рядом с кроватью десятки морских ракушек. Кроме того, однажды Кассиопея упросила медсестру Долли принести ей немного скотча, чтобы повесить рисунки, которые она нарисовала на салфетках, украденных из столовой. Она изображала мусорные баки, круги с красными полосками, стетоскопы, бюст первого Бога в его красно-синей кепке и скальпели, поблескивающие в складках чистой ткани. У нее здорово получалось. Ну а Каллиопа умудрилась утащить мобильник у медсестры, за что позже наказали весь ее генотип.

Поэтому Лира всегда соблюдала осторожность – да и скрытности ей было не занимать. Папку Лира аккуратно спрятала под тонкий матрас, рядом с прочим дорогим ее сердцу имуществом. В тайнике хранилось несколько ручек, включая ее любимую, зеленую со съемным колпачком и белой надписью «Файн энд Ивз», и пустая коробка с надписью «Атолидс». А еще полдюжины монет, найденных у автомата прохладительных напитков, и ее истрепанная книжка, «Маленький принц».

Лира постоянно перечитывала ее, и многие страницы уже начали выпадать.

«В книге есть одна важная идея, – сказала Лире доктор О’Доннел перед тем, как покинуть Хэвен. – В любви Маленького принца к Розе заключена мудрость, которой может научиться каждый из нас».

Лира кивала, старательно притворяясь, будто она понимает слова доктора О’Доннел, хоть на самом деле все обстояло наоборот.

Она ничего не понимала ни про любовь, ни про надежду.

Доктор О’Доннел ушла, а Лира снова осталась одна.