Текст книги "Пропавшие девочки"

Я делаю еще один глоток пива. Пена закончилась, и я наконец добираюсь до горьковатой согревающей жидкости. Теперь я замечаю, что мое присутствие внесло некоторое беспокойство. Новость о моем приходе, словно рябь на воде, передается от группы к группе. Разные люди оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Когда-то я совсем не возражала против такого внимания, даже наслаждалась им. Но теперь я чувствую волнение, чувствую, что меня оценивают, словно я на контрольной. Может, это толстовка Ник так на меня влияет, может, часть ее неуверенности в себе передалась мне, проникнув прямо через кожу.

– Слушай. – Ариана делает шаг мне навстречу и говорит быстро и тихо. Она тяжело дышит, как будто каждое слово стоит ей физических усилий. – Я хочу сказать, что мне очень жаль. Я должна была быть рядом с тобой. После аварии я должна была… или сделать хоть что-нибудь, но я не смогла, точнее, я не знала, что делать…

– Не переживай, – отвечаю я и делаю шаг назад. Глаза Арианы умоляюще распахнуты, словно у маленького ребенка. Внезапно я чувствую отвращение. – Ты ничем не могла помочь.

Ариана выдыхает с явным облегчением.

– Если тебе что-нибудь нужно…

– Я в порядке, – быстро отвечаю я. – Мы в порядке.

Я уже жалею о том, что пришла. Хоть я и не различаю лиц в темноте, я чувствую, как все пялятся на меня. Натягиваю капюшон, чтобы быть уверенной, что мои шрамы скрыты.

Затем толпа вновь раздвигается, и я вижу Паркера. Он перепрыгивает через кусок бетона и подходит ко мне с широкой улыбкой на лице. Внезапно меня посещает острое желание бежать, но в то же время не могу пошевелиться. На нем старая потрепанная футболка, на которой все еще различим логотип одного кемпинга. Наши семьи провели там не одно лето вместе. Ну, хоть Ариана исчезла.

– Привет, – говорит Паркер, спрыгивая со старого бордюра прямо передо мной. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

«Конечно, ты же меня сюда не приглашал», – едва не произношу я. Но это означало бы признать, что мне не все равно. Могло бы даже показаться, что я ревную из-за того, что он пригласил Ник. По той же самой причине я отказываюсь, я не буду спрашивать, где она.

– Мне захотелось выйти из дома, – отвечаю я вместо этого.

Засовываю свободную руку в карман толстовки Ник, а второй с такой силой стискиваю свой стаканчик, что костяшки пальцев белеют.

– Итак, ФэнЛэнд, да?

Он ухмыляется, и это меня раздражает. Он слишком спокойный, слишком радостный по сравнению с тем Паркером, который вчера остановился, чтобы поговорить со мной, странным и жестким Паркером, который даже не вылез из машины, чтобы меня обнять. Не хочу, чтобы он думал, что мы теперь будем лучшими друзьями просто из-за того, что я появилась в «Пивнушке».

– Да, в ФэнЛэнде неплохо, – говорит он. Его зубы сияют белизной. Он стоит так близко, что я чувствую его запах. Я могла бы просто преодолеть шесть дюймов и положить щеку на мягкую ткань его футболки. – Хотя они немножко перебарщивают с энтузиазмом.

– С энтузиазмом? – переспрашиваю я.

– Ну, типа, «Повеяло молодостью», «Выпей яду» и все в этом духе, – Паркер поднимает кулак. – ФэнЛэнд, вперед!

Хорошо, что Паркер всегда был не от мира сего. Иначе он стал бы дико популярен. Я смотрю в сторону.

– Однажды моя сестра там чуть не утонула, пытаясь встать на доску в бассейне с искусственными волнами, – я не уточняю, что это я уговорила ее влезть на эту доску после того, как она уговорила меня скатиться с водной горки головой вниз.

– Похоже на нее, – отвечает Паркер, смеясь.

Я оглядываюсь и делаю еще один глоток пива. Стоять так близко и видеть такие знакомые черты его лица: нос, слегка искривленный и с едва заметным шрамом в том месте, где он врезался им в локоть другого парня во время игры во фризби, его щеки, ресницы, длинные, почти как у девчонки. От этого мой желудок сжимается.

– Послушай, – Паркер касается моего локтя, и я отодвигаюсь, – я правда очень рад, что ты пришла. Мы так ни разу и не поговорили по-настоящему о том, что произошло.

«Ты разбил мое сердце. Я влюбилась в тебя, а ты разбил мое сердце. Точка. Конец истории».

Я чувствую, как мое сердце сжимается и разжимается в груди, словно ладонь, которая пытается что-то сжать в кулак. Это все поездка на велосипеде. Я все еще слишком слаба.

– Не сегодня, ладно? – Я выдавливаю из себя улыбку. Не хочу слушать, как Паркер извиняется за то, что не любит меня. Это будет даже хуже, чем сам факт. – Я пришла сюда развеяться.

Улыбка Паркера меркнет.

– Да, ок, – говорит он, – понимаю.

Он толкает мой стаканчик своим.

– Тогда как насчет добавки?

В толпе я замечаю Арона Ли, парня, с которым Ник встречалась некоторое время перед аварией. Симпатичный парень, очень приличный – в общем, безнадежный придурок. Его глаза загораются, и он машет, подняв руку, словно подзывая такси. Должно быть, он думает, что со мной пришла Ник.

– Мне хватит, – отвечаю я. Сегодня пиво на меня не действует, не приносит обычного ощущения тепла. Вместо того чтобы чувствовать себя расслабленной и беззаботной, я… Я выливаю остатки пива на землю. Паркер отступает на шаг, чтобы брызги не попали на него. – Я на самом деле не очень хорошо себя чувствую. Мне лучше вернуться домой.

Его улыбка угасает. Он потирает левое ухо. На языке Паркера это означает, что он недоволен.

– Ты же только пришла.

– Да, и уже ухожу.

Все больше людей оборачиваются в моем направлении и бросают любопытные взгляды. Мои шрамы пылают, словно на них направлен свет прожекторов. Я представляю себе, что они светятся, и все вокруг видят их издалека.

– Ты в порядке, или мне проводить тебя?

Я знаю, что поступаю жестоко, но ничего не могу поделать. Паркер пренебрег мной. Он избегал меня со дня аварии. А теперь думает, что может просто вернуться в мою жизнь под фанфары, а я буду бросать к его ногам конфетти?

– Подожди. – На короткий момент пальцы Паркера, ледяные от соприкосновения с банкой пива, останавливаются на внутренней стороне моего запястья.

Я отдергиваю руку и, неуклюже развернувшись, тороплюсь прочь, обходя куски бетона, лежащие в траве, и прокладывая себе путь через толпу, которая легко расступается передо мной. Слишком легко. Как будто я заразная.

Майк Дейси пытается развести костер в специально оборудованной для этого яме, обложенной кирпичом. Пока получается у него не очень. К небу поднимаются плотные клубы густого, плохо пахнущего дыма. Глупо. Копы всегда патрулируют лес, чтобы избежать возгораний. Девчонки пятятся в сторону, руками разгоняя дым и весело смеясь. Одна из них (имени ее я не помню) больно наступает мне на ногу.

– Простииии, – произносит она, и от нее пахнет «Амаретто».

А потом Ариана с широкой и фальшивой улыбкой, как будто она продавец, который пытается обрызгать меня духами, спрашивает:

– Ты уже уходишь?

Я не останавливаюсь. А когда чувствую, что на мою руку ложится ладонь, резко оборачиваюсь и стряхиваю ее со словами:

– Что? Какого черта тебе еще надо?

Арон Ли быстро отступает на шаг.

– Прости. Я не хотел… прости.

Моя злость мгновенно сходит на нет. Я всегда немного жалела этого парня, хоть мы и не общались. Я знаю, что такое пытаться соответствовать Ник, пытаться угнаться за ней, все время оставаясь на шаг позади. Я живу так с самого момента своего рождения.

– Все нормально, – отвечаю я. – Просто я уже ухожу.

– Как дела? – спрашивает он, как будто не слышал меня.

Он нервничает, это видно. Держит руки по швам, словно ожидает, что я вот-вот отдам ему какой-то приказ. Рост Арона шесть и четыре. Он – самый высокий среди парней-китайцев в школе. На самом деле даже самый высокий из всех китайцев, которых я когда-либо встречала. И в эту самую секунду его рост заметен. Как будто он не знает, что делать со всеми этими дюймами своего тела. Прежде чем я могу ответить, он добавляет:

– Ты отлично выглядишь. То есть ты всегда отлично выглядела. Но учитывая…

И в этот момент кто-то кричит:

– Копы!

Одновременно вся толпа с криками бросается бежать, смеясь и скатываясь по холму, чтобы затем скрыться среди деревьев, в то время как по траве мечутся круги света. В ночи воет сирена, надрываясь, словно цикады.

– Копы! Копы! Копы!

Кто-то врезается в меня и сбивает с ног. Хохочущая Хейли Брукс исчезает в лесу, а ее светлые волосы развеваются за спиной, словно знамя. Падая, я пытаюсь защитить запястье и всем весом приземляюсь на локоть. Один из копов, словно в полицейском сериале, скручивает согнувшемуся в три погибели Майку Дэйси руки за спиной. Все орут, и копы кричат. Повсюду люди. Их силуэты ярко выделяются на фоне огня и света фонариков.

Внезапно прямо перед моими глазами появляется, ослепляя, большая луна.

– Ну вот, – говорит женщина-коп, – еще одна.

Я пытаюсь вывернуться, но она хватает меня за кофту сзади, роняя свой фонарик.

– Поймала.

Но она тяжело дышит, и я понимаю, что смогу убежать от нее, несмотря на все прошлые травмы ног.

– Прости, – говорю я наполовину ей, наполовину Ник, которая так любит это худи. Я рывком расстегиваю «молнию», одну за другой высвобождаю руки и, пользуясь тем, что коп с удивленным возгласом отшатывается назад, бегу, прихрамывая, с голыми руками в спасительную влажную темноту леса.

Запись в дневнике Дары, 11 февраля

Сегодня на Дебильном Естествознании (ой, подождите, на Современном Естествознании, нам же теперь нельзя использовать слово «дебильный») мисс Барнес все бубнила и бубнила про силы, которые заставляют нашу планету вращаться вокруг Солнца, а спутники – вокруг Сатурна, не давая им столкнуться и взорваться. И про все эти орбиты, проложенные, словно железнодорожные пути, в самом центе великой и огромной пустоты. Она сказала, это величайшее чудо, что каждый крохотный кусочек материи должен вращаться по своему маленькому кругу, ограниченному пределами его орбиты.

Не думаю, что это чудо. Мне кажется, это печально.

Это как в моей семье. Каждый из нас заперт в своем собственном кругу и все время вращается мимо остальных. Так что хочется кричать. Так что я мечтаю о столкновении.

На прошлой неделе Лизни сказал, что, по его мнению, наша семья не умеет справляться с конфликтами. Он сказал это с таким серьезным выражением на лице, как будто пытался выдавить из себя какую-то мудрую истину. Неужели ему нужно было получить диплом психолога, чтобы говорить такую очевидную фигню?

Меня зовут доктор Личми…

Например: сегодня я застала в своей комнате Ник. Она сделала вид, что ищет голубой кашемировый свитер, тот, который раньше был мамин. Так я и поверила. Она же прекрасно знает, что я скорее рабицей обернусь, чем надену пастель. И знает, что я знаю, что она это знает и просто ищет себе оправдание. Поклясться могу, что это мама прислала ее шпионить за мной и копаться в моих вещах, чтобы разузнать, не вляпалась ли я в историю.

На случай, если это повторится: ПРИВЕТ, НИК! ВАЛИ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ И ПРЕКРАТИ ЧИТАТЬ МОЙ ДНЕВНИК!

И чтобы сэкономить твое время: травка припрятана в горшке с цветком, а сигареты – в ящике с нижним бельем. Ой, кстати, друг Арианы работает в «Батон-Руж», и он говорит, что знает кое-кого, кто достанет нам фен[8]8
   Фен (фенамин) – наркотик (прим. ред.).


[Закрыть] в эти выходные.

Только не рассказывай маме и папе, а то я расскажу им, что их маленький ангелочек вовсе не такой уж и святой. Я слышала, что вы с Ароном делали в бойлерной на балу в честь Дня Отцов-основателей. Бесстыжая девчонка. Вот для чего ты носишь в сумочке презервативы?

Все нормально, Н. Большие мальчики и девочки могут играть в эту игру.

С любовью,

твоя маленькая сестренка.

Ник, 21 июля

Сегодня только второй день моей работы в ФэнЛэнде, а я уже опаздываю. Я на кухне глотаю мамин кофе (который по вкусу подозрительно напоминает средство для очистки труб), когда раздается стук в дверь.

– Я открою! – кричу я, отчасти потому, что уже на пути к выходу, и отчасти из-за того, что мама все еще в ванной: каждое утро – крема, лосьоны и тонны макияжа помогают ей замаскировать морщины и скрыть круги под глазами.

Хватаю сумку с подоконника и бегу через прихожую, отметив про себя, что незнакомые резиновые сапоги все еще валяются там же, где я обнаружила их пять дней назад, посередине комнаты. Чувствую легкое раздражение. Мама всегда пилила нас за то, что мы не убираем за собой, а ее это, выходит, не касается? Я поднимаю их и бросаю в шкаф. От толстой подошвы отлетают увесистые куски грязи.

Я совсем не готова ко встрече с тем, кто стоит за дверью. Это женщина-полицейский. На секунду мою грудную клетку сдавливает, а время замедляется или даже поворачивает вспять, и я думаю: «Дара. Что-то случилось с Дарой».

Но затем я вспоминаю, что прошлым вечером Дара вернулась домой. Я слышала ее топот наверху, когда она изображала странный скандинавский танец, как будто нарочно пытаясь досадить мне.

Женщина держит в руках мою любимую толстовку.

– Ты Николь Уоррен? – Она произносит мое имя, написанное на старом ярлычке из лагеря, пришитом к воротнику, словно какое-то грязное слово.

– Ник, – автоматически поправляю я.

– Что тут происходит?

Мама, так и не успев завершить макияж, спускается по ступеням. Из-за тонального крема она кажется бледной, а брови и ресницы, и без того не слишком темные, вообще почти исчезли. Все ее лицо похоже на тусклую маску. Поверх брюк на ней банный халат.

– Не знаю, – отвечаю я.

Одновременно со мной женщина-коп произносит:

– Прошлой ночью на заброшенной стройке у реки Саскавачи была вечеринка. – Она поднимает толстовку чуть выше. – Там мы и сняли вот это с вашей дочери.

– Ник, – мама уже внизу и направляется к нам, туже затягивая пояс халата, – это правда?

– Нет. В смысле, я не знаю. В смысле…

Я делаю глубокий вдох.

– Меня там не было.

Полицейский переводит глаза с меня на толстовку и обратно:

– Это твое?

– Это очевидно, – отвечаю я, начиная выходить из себя. Дара. Как всегда, эта чертова Дара. Несмотря на аварию, несмотря на все случившееся, она просто не может не влипать в истории. Это словно подпитывает ее изнутри, как будто она черпает энергию из хаоса. – На ней же мое имя. Но меня там не было. Я была дома прошлым вечером.

– Сомневаюсь, что толстовка пришла в «Пивнушку» сама, – говорит коп, самодовольно усмехаясь, словно удачно пошутила.

Меня раздражает, что она использует слово «Пивнушка». Это наше название, глупое прозвище, которое случайно прижилось. Неприятно осознавать, что она об этом знает. Как будто доктор лезет руками тебе в рот.

– Ну, тогда это загадка, – отвечаю я, выхватывая у нее из рук свою толстовку, – но вы же коп. Вы обязательно разберетесь.

– Ник, – теперь мамин голос звучит жестко, – прекрати.

Обе они пялятся на меня с одинаковым выражением недоумения на лицах. Не знаю, где взрослых этому учат. Может, это часть программы в колледже? Я едва сдерживаюсь, чтобы не выпалить им всю правду: как Дара спускается по решетке вместо лестницы, как она, видимо, стащила мою толстовку, а потом напилась и забыла ее там.

Но много лет назад, когда мы с Дарой были детьми, мы поклялись никогда не выдавать друг друга. Никакого официального соглашения, не было даже клятвы на мизинцах. Но было какое-то негласное понимание между нами, глубже, чем все, что можно произнести вслух.

Даже тогда, когда она начала влипать в неприятности, когда я стала находить у нее на подоконнике окурки и маленькие пакетики с непонятными таблетками, спрятанные под подставкой для карандашей на ее столе, я никому не сказала. Иногда это просто меня убивало. Я лежала без сна и прислушивалась к скрипу решетки за окном, приглушенным взрывам смеха и шуму двигателя, уносящегося в ночь. Но я не могла рассказать родителям, я чувствовала, что разрушу этим нечто, что невозможно будет восстановить.

Как будто, пока я храню ее секреты, она в безопасности. Она моя.

Поэтому я говорю:

– Ладно. Да, ладно. Я была там.

– Не могу в это поверить. – Мама делает пол-оборота. – Сначала Дара. Теперь ты. Я просто, на хрен, не могу в это поверить. Простите, – последние слова обращены к копу, которая даже не моргнула.

– Да это не так уж и серьезно, мам. – Как же глупо оправдываться за то, что ты даже не совершал. – Народ постоянно тусуется в «Пивнушке».

– Но это незаконное проникновение, – говорит коп. Она явно в восторге от себя в этот момент.

– Это очень серьезно, Ник. – Мамин голос становится все выше и выше. Когда она злится, кажется, что она не говорит, а свистит. – После того что случилось в марте, все очень серьезно.

– Если ты пила, – подхватывает коп (они с мамой прямо гребаная команда), – ты могла попасть в беду.

– Но я не пила. – Я бросаю на нее взгляд, надеясь, что она исполнила роль злого полицейского и теперь наконец отвалит.

Но она неподвижно и твердо стоит на своем месте, словно каменная глыба.

– Ты когда-нибудь занималась общественными работами, Николь?

Я впиваюсь в нее взглядом.

– Вы шутите, – отвечаю я. – Это вам не «Судья Джуди»[9]9
   «Судья Джуди» – телевизионное шоу, основанное на реальных событиях (прим. ред.).


[Закрыть], вы не можете заставить меня…

– Я не могу заставить тебя, – прерывает она, – но я могу попросить тебя. И могу предупредить тебя, что, если ты откажешься помочь, я напишу в рапорте о том, что ты участвовала во вчерашней вечеринке в «Пивнушке». Мне кажется, толстовки вполне достаточно, чтобы это подтвердить, – на секунду выражение ее лица смягчается. – Слушай, мы просто пытаемся заботиться о вашей безопасности.

– Она права, Ник, – говорит мама сдавленным голосом. – Она просто делает свою работу. Этого больше не повторится, – добавляет мама, обращаясь к копу. – Правда, Ник?

Я не собираюсь клясться не повторять того, что я и в первый-то раз не делала.

– Я опаздываю на работу, – отвечаю я, закидывая сумку на плечо.

На секунду мне кажется, что коп собирается меня остановить. Но она отступает, и я наслаждаюсь триумфом, как будто действительно что-то натворила, но смогла избежать ответственности.

Но, когда я прохожу мимо нее, она хватает меня за локоть.

– Подожди минутку. – Она сует мне в руку свернутую листовку, которая выглядит так, словно ее весь день таскали в заднем кармане. – Ты помогаешь мне – я помогаю тебе. Увидимся завтра.

Пересекая лужайку перед домом, я расправляю листовку.

«Помогите найти Мэдлин Сноу».

– Мы еще поговорим об этом, Ник, – кричит мама.

Я не отвечаю.

Вместо этого я вылавливаю в сумке телефон и набираю смс Даре, которая, я уверена, еще спит, распространяя вокруг запах пива или водки – в общем, того, на что ей вчера удалось развести очередного парня. Волосы рассыпаны по пропахшей сигаретами подушке.

«Ты мне должна. По-крупному».

www.naitiMedlin.tumblr.com

ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ МЭДЛИН! ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К ПОИСКАМ.

Всем привет,

Спасибо за ту поддержку, которую вы оказываете нашему сайту, семье Сноу и Мэдлин все это время. Это очень много значит для нас.

Многие из вас спрашивали, чем могут помочь. В данный момент мы не принимаем пожертвования, но просим вас присоединиться к поисковой операции, которая состоится 22 июля в 4 часа. Мы встречаемся на парковке у «Биг Скуп Айс Крим + Кэнди», 66598 шоссе 101, Ист Норуок.

Пожалуйста, поделитесь этой информацией с друзьями, членами семьи и соседями и не забудьте подписаться на @ aitiMedlinSnow, чтобы следить за последними новостями.

Давайте поможем Мэдлин вернуться домой живой и невредимой!

Я приду!!!

Комментарий от: allegoryrules в 11:05

И я.

Комментарий от: katywinnfever в 11:33

>>>>>>комментарий удален администратором<<<<<<

Ник, 21 июля

Во вселенной есть одно фундаментальное правило, и оно звучит так: если ты куда-то спешишь, обязательно пропустишь свой автобус. Еще ты пропустишь его, если идет дождь или тебе нужно попасть на какое-то важное мероприятие, например, тест на оценку успеваемости или экзамен по вождению. У нас с Дарой есть особое слово для таких случаев: «дерьмопад». Когда дерьмо сыпется на тебя одно за другим.

Мое утро уже превратилось в настоящий дерьмопад.

Я добираюсь в ФэнЛэнд с двадцатипятиминутным опозданием. Вдоль побережья сплошные пробки. Новость о том, что два дня назад Мэдлин Сноу пропала из машины своей сестры, оставленной на парковке перед кафе-мороженым, уже разлетелась по всему штату. По пляжам слоняется еще больше туристов, чем обычно. Странно, что людей так привлекают трагедии, но может, это помогает им забыть о дерьмопаде в их собственных жизнях?

Главный вход открыт, хотя официально парк будет принимать гостей только через полчаса. В офисе никого, тишину нарушает только легкое жужжание холодильника, хранящего бесценную диетическую колу для Донны. Я достаю свою красную футболку из шкафчика (да, у меня есть свой шкафчик, прямо как в детском саду) и быстро проверяю подмышки на запах. Неплохо, но после сегодняшней смены точно придется постирать. Термометр в виде попугая уже показывает девяносто три градуса[10]10
   По Фаренгейту. Примерно 35 градусов по Цельсию (прим. ред.).


[Закрыть].

Я выхожу на улицу, моргая от солнца. По-прежнему ни души. Иду по тропе, которая ведет мимо больших общественных туалетов к Лагуне (которую между собой мы еще называем «Мартини», «Клоака» и «Играй и писай»), где расположены все водные аттракционы. Ветер шелестит листьями деревьев, настоящих и искусственных, которые обрамляют тропинку, и я вспоминаю, как смотрела на тощую, как палка, кривоногую Дару, бегущую впереди. Помню, как она смеялась, пробегая рукой по колючим кустам. Завернув за угол, я вижу, что все работники парка в сборе. Они сидят полукругом в уличном амфитеатре, который обычно используется для празднования дней рождения и особых представлений. Мистер Уилкокс стоит на перевернутом деревянном ящике, словно сумасшедший фанатик, проповедующий свою религию. Одновременно на меня устремляются пятьдесят пар глаз.

Забавно, что даже в толпе первым я замечаю Паркера.

– Уоррен, как мило, что ты решила к нам присоединиться, – ворчит мистер Уилкокс. Но голос у него не очень сердитый. Я вообще не могу его представить себе злым. Это как пытаться представить себе тощего Санта-Клауса. – Давай бери стул, садись.

Никаких стульев, конечно, нет. Я сажусь с краешку, скрестив ноги. Лицо пылает, и я мечтаю только об одном: чтобы все перестали пялиться. Я ловлю взгляд Паркера и пытаюсь улыбнуться, но он отворачивается.

– Мы как раз обсуждали планы на наш знаменательный день, – говорит мистер Уилкокс, обращаясь ко мне. – Семьдесят пятый день рождения ФэнЛэнда! Нам потребуется каждая пара рук и даже придется воспользоваться помощью волонтеров из числа местных школьников. Палатки и павильоны будут работать вдвое дольше обычного, ведь мы ожидаем более трех тысяч гостей в этот день.

Уилкокс продолжает бубнить про необходимость передать часть задач помощникам, важность командной работы и организации, как будто впереди нас ждет решающее сражение, а не вечеринка для кучки противных детей и их измотанных родителей. Я слушаю вполуха, вспоминая день рождения Дары два года назад, когда она заставила нас пойти в этот убогий клуб для подростков рядом с пляжем Чиппеуа, где круглый год мусолят тему Хэллоуина. Она знала местного диджея (Гусь, Сокол, или как там его). Помню, как она танцевала на столе, маска сползла на шею, а фальшивая кровь струилась по впадине между ключиц.

Дара всегда любила наряжаться: в зеленое на День святого Патрика, кроличьи ушки на Пасху. Использовала любой предлог, чтобы сделать что-нибудь необычное.

Если и есть в мире что-то, что ей не удается, так это как раз быть обычной.

После собрания Уилкокс поручает мне помочь Мод с подготовкой парка. У Мод какое-то стянутое лицо, как будто оно побывало в тисках, короткие светлые волосы с вкраплением синих прядей и тоннели в ушах. Она одета, как хиппи из 60-х: свободная длинная юбка и кожаные сандалии, поэтому форменная красная футболка выглядит на ней еще более нелепо. Имя Мод ей очень подходит: несложно представить, как через сорок лет она будет вязать подстилку для сидения унитаза, проклиная соседских детей за то, что те попали бейсбольным мячом в ее крыльцо. С ее лица не сходит угрюмое выражение.

– В чем смысл пробного прогона? – спрашиваю я, чтобы завязать разговор.

Мы стоим перед «Коброй», самым большим и старым аттракционом в парке. Щурясь на солнце, я наблюдаю, как пустые вагончики, дребезжа, движутся по зубчатой дорожке, как будто поглощая ее. На расстоянии они действительно напоминают змею.

– Нужно их разогреть, – отвечает она. У Мод на удивление глубокий и хриплый голос, какой бывает у курильщиков. Точно Мод. – Поднять их на ноги, разбудить, проверить, нет ли глюков.

– Ты говоришь так, будто они живые, – говорю я.

И это лишь отчасти шутка. Ее лицо становится еще угрюмее.

Мы нарезаем круги, проверяя «Планку» и «Кружащегося Дервиша», «Пиратскую бухту» и «Остров сокровищ», «Черную звезду» и «Мародера». Солнце поднимается все выше. Парк уже официально работает: шатры поставлены, игровые будки открыты, а воздух наполняется запахом жареного теста. Семьи устремляются в парк: малыши торопятся, неся в руках бумажные флажки, которые раздают на входе, а матери кричат им вдогонку: «Помедленнее! Не спеши!»

Перед центральным входом мистер Уилкокс разговаривает с двумя копами, у которых одинаковые зеркальные очки и хмурые лица. С ними девушка, лицо которой кажется мне знакомым. Ее светлые волосы стянуты в высокий хвост на затылке. Глаза красные, как будто она плакала.

В отдалении я вижу Элис и Паркера, которые пишут краской на длинном полотне баннера, разложенном на дорожке между ними. Я не могу разглядеть, что там написано, какие-то черно-красные буквы и синие кляксы (возможно, цветы). Паркер снова без рубашки. Отросшие волосы лезут в глаза. Мускулы на его спине напрягаются при каждом движении кистью. Элис замечает, что я смотрю в их сторону, и машет мне рукой, широко улыбаясь. Паркер тоже поднимает глаза, но он, когда я делаю жест, чтобы помахать, насупившись, отворачивается. Это уже второй раз за сегодня, когда он избегает моего взгляда. Может, он злится из-за того, что я пропустила вечеринку?

– Готово, – говорит Мод.

Мы запустили линию соединенных между собой лодок и теперь смотрим, как они, проходя через «Корабль-призрак», появляются на другой стороне пустыми, без пассажиров. Изнутри доносятся приглушенные крики и рычание. Элис вчера объяснила мне, что это – для создания нужного настроения.

– А как насчет вон того? – Я указываю на аттракцион, который похож на одинокий металлический палец, устремленный в небо. «Врата в небо» – гласит надпись на боку шестнадцатиместной кабинки, которая, если судить по названию, видимо, взмывает вверх, прежде чем рухнуть вниз.

– Он закрыт, – отвечает она, уже отвернувшись от меня.

Как только она это произносит, я понимаю, что она права. Аттракцион выглядит так, будто его не запускали уже многие годы. Краска облупилась, и вся конструкция имеет печальный вид брошенной и забытой игрушки.

– Как так вышло?

Мод поворачивается, издавая тяжелый вздох.

– Он закрыт навсегда.

Почему-то я не могу остановиться.

– Но из-за чего?

– Одна девочка выпала из кабины лет десять назад. – Мод произносит это ровно и тускло, словно читает самый скучный в мире список покупок.

Хоть мы и стоим под палящим солнцем, а температура сегодня, должно быть, градусов под сто, по моей спине пробегает холодок.

– Она умерла?

Мод бросает на меня взгляд искоса.

– Нет, жила долго и счастливо, – отвечает она, а затем, засопев, качает головой. – Конечно, она умерла. В этой штуковине футов сто пятьдесят высоты. Она упала с самого верха. Прямо на дорожку. Бах.

– Почему тогда его не уберут?

Аттракцион больше не кажется мне печальным, он выглядит зловещим: палец поднят не для того, чтобы привлечь внимание, а в знак предупреждения.

– Уилкокс не станет этого делать: все еще хочет однажды снова его запустить. В любом случае это была вина самой девочки. Она не была пристегнута страховочным ремнем. Сама расстегнула его в шутку.

Мод пожимает плечами.

– Теперь они все автоматические. Ремни, я имею в виду.

Внезапно я представляю себе Дару, отстегнувшуюся, летящую через пространство, руки цепляются за воздух, ветер уносит ее крик и звуки детского смеха. А потом авария: короткая вспышка в моей голове. Крик, иззубренная каменная глыба в свете фар и руль, выскакивающий из моих рук.

Я закрываю глаза, сглатываю и отгоняю видение. Медленно вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, отсчитывая долгие секунды, как доктор Личми учил меня. Единственная полезная вещь, которой он меня научил. Откуда мы ехали? Почему я вела так быстро? Почему я потеряла управление?

Авария стерлась из моей памяти начисто, как будто была вырезана хирургом. И даже последние дни перед ней погружены во мрак, утонули в глубоком, липком болоте. И время от времени новые обрывки воспоминаний вспыхивают в моей голове, словно всплывая на поверхность мутной воды. Доктор сказал маме, что это может быть связано с сотрясением, и постепенно память ко мне вернется. Доктор Личми говорит: «Нужно время на восстановление после травмы».

– Иногда ее отец приходит в парк и просто стоит там, глядя наверх. Как будто все еще ждет, что она сейчас упадет. Если увидишь его, просто позови Элис. Он только с ней разговаривает.

Мод поджимает верхнюю губу, обнаруживая зубы, на удивление мелкие, как у ребенка.

– Он однажды сказал ей, что она похожа на его дочь. Жутко, да?

– Скорее печально, – отвечаю я, но Мод не слушает. Она уже уходит, шелестя юбкой.

На все оставшееся утро Элис отправляет меня помогать в «зеленом ряду». По ее словам, так его называют из-за денег, которые там циркулируют. Моя задача: выдавать мягких попугаев и следить, чтобы дети не орали, когда им не удается попасть в деревянных акул из своих водяных пистолетов. К половине первого я насквозь промокла от пота, умираю от голода и валюсь с ног. Посетители продолжают прибывать, наводняя парк. Нескончаемый поток бабушек и дедушек с внуками, именинников и их гостей, детей из летних лагерей, одетых в одинаковые ярко-оранжевые футболки – все они сливаются в огромный калейдоскоп, вызывающий головокружение.

– В чем дело, Уоррен? – Уилкокс, как ни странно, не потеет. Наоборот, сейчас он выглядит даже чище и опрятнее, чем утром. Как будто всего его недавно отпылесосили и отгладили. – Тебе что, не жарко? Давай-ка. Иди возьми свой ланч и перекуси в тени. И не забывай пить воду.

Я отправляюсь в другой конец парка, в павильон, который Паркер показал мне вчера. Не то чтобы я мечтала о еще одном диалоге с Ширли (или Принцессой), но в других павильонах битком, а идея прокладывать себе путь через толпу потных малявок нравится мне еще меньше. Снова приходится пройти мимо «Небесных врат». В этот раз я представляю себе Мэдлин Сноу, пропавшую девочку, о которой говорили в новостях: она летит вниз, а светлые волосы развеваются за ее спиной.

В восточной части парка заметно тише. Наверное, потому что аттракционы здесь спокойнее и расположены дальше друг от друга, разделенные длинными дорожками и подстриженными лужайками, где под высокими елями гнездятся лавочки. Элис говорит, что эту часть парка в ФэнЛэнде называют «домом престарелых», и я действительно замечаю здесь множество пожилых людей. Несколько пар прогуливаются с внуками. Мужчина с одутловатым лицом решил вздремнуть, сидя на скамье. Женщина с ходунками медленно двигается в сторону столовой, а сопровождающая ее молодая женщина безуспешно пытается притвориться полной терпения. В павильоне всего несколько человек. Они обедают под тентом, сидя за металлическими столиками для пикника. К своему удивлению, за стойкой я вижу Паркера.