Текст книги "Мастер вечной жизни"

– Но ведь они не могут спуситься вниз! – воскликнула Софья и слезы с новой силой побежали по ее щекам, – ты же сам сказа-а-а-ал!

– Не могут! – подтвердил Рануар.

– И что же мне теперь делать? – ей трудно стало дышать. – Я задыхаюсь! – прошептала она.

Рануар положил ее на кушетку. Софья смотрела ему в глаза, не отрываясь, в то время как его руки гладили воздух вокруг головы и лица Софьи.

– Как это больно – знать, – успокоившись, сказала она.

– Поэтому мы и не говорим всем, – отозвался Рануар, – Софья, мне осталось тебе сказать еще совсем немного: твои братья тебя потеряли… У вас случилась авария. Ты осталась в плотных слоях Земли и вовлеклась в инкарнационный цикл, но ты всегда знала, что карма – это нечто чуждое тебе.

– Что же мне теперь делать? – спросила Софья, снова поднимаясь на кушетке. – Ведь они не могут спуситься вниз!

– Но ты можешь подняться вверх! – отозвался Рануар и улыбнулся.

– Как? – тотчас спросила Софья.

– Ответ найдешь сама!

Софья начала смеяться, ее голос был хриплым еще от слез, но смеялась она заразительно. Как она привыкла в школе к подобным фразам! Все знание находится внутри них и все ответы на вопросы найдут их позже, когда они для этих ответов созреют.

– Мы называем тебя здесь «Изумрудная Леди», – проговорил Рануар.

– Да? – поразилась Софья, – такая я «зеленая»?

– Мы приготовили для тебя небольшой подарок! – продолжал Рануар, – хочешь ли ты его принять?

– Да! – воскликнула Софья, не спрашивая о том, что это за подарок.

Рануар взял руки Софьи в свои, повернув ладонями к себе. Он смотрел на них некоторое время, а потом произнес:

– Если ты хочешь, получишь на каждый палец по кристаллу и один внутри ладони. Все кристаллы будут разные и теперь, когда ты захочешь кого-либо исцелить, ты сможешь пользоваться отдельным пальцем и тем кристаллом, который более всего подходит в данный момент для твоей работы. Я нарисую тебе все кристаллы и заякорю их. Ты хочешь?

– Конечно! – ответила Софья, ей стало радостно, как бывает радостно в детстве, когда получаешь подарки.

Рануар наклонил голову над софьиными руками, и она заметила, как из лба Рануара, там, где третий глаз, проявился луч. Он становился все интенсивнее, ярче и напоминал спираль, которая устремилась сначала к правой руке Софьи. Луч рисовал кристалл сначала на большом пальце правой руки, потом на указательном, потом на среднем, на безымянном, на мизинце – каждый раз новый кристалл. Потом луч устремился к ладони и «впечатал» в ладонь огромный кристалл.

Затем луч медленно перешел на пальцы левой руки, и Софья получила на каждый палец кристаллы, они были другими, чем на правой руке. Она их узнавала, некоторые из них давала Селина на уроке, некоторые она нашла в папке, другие пришли ей во время путешествий. Наконец, «передача» подарка закончилась. Софья еще некоторое время сидела на кушетке, наблюдая, как кристаллы заякоряются в ее пальцах и соединяются с ее тонкими структурами.

– Пора возвращаться назад, – проговорила Софья сама себе, – пора возвращаться.

Она встала с кушетки, обняла Рануара, мысленно поблагодарив его, и они переместились вместе в зал, под куполом которого находились золотые сферы, она видела их, когда прибыла на Сириус в первый раз. Двери распахнулись и Софья устремилась назад в звездное пространство.

В школу она не успевала, кроме того, усталость давала знать о себе. Софья осталась дома. Ей пришло в голову сделать генеральную уборку: выбросить старую бумагу, журналы, газеты, разные мешки, просмотреть одежду в плательном шкафу, потом в книжном шкафу вытащить разный хлам, проверить шкафчики в кухне, убраться на письменном столе. Она начала все вытаскивать из шкафов и сбрасывать на пол, отчего в квартире через некоторое время стало еще больше беспорядка. Потом Софья села посреди этой кучи и схватилась за голову: она поняла, что дня ей не хватит, чтоб привести все в порядок.

И потом, у Софьи была очень вредная привычка: уборка в книжном шкафу заканчивалась всегда одним и тем же, а именно, Софья случайно находила какую-нибудь книжку, про которую уже давно забыла, открывала ее от радости, начинала в ней читать отдельные страницы, натыкалась на интересные пассажи, потом замечала, что кое-что нужно подчеркнуть или даже выписать. Когда она вспоминала про уборку, был уже поздний вечер, пора было ложиться спать. Но сегодня она твердо решила не углубляться в чтение. Она решила провести тотальную «чистку» квартиры.

За этим занятием ее и застала Кати, сразу после уроков она решила поехать к Софье ее попроведать. Она уже выяснила по телефону, что Софья жива и отностительно здорова, и на уроки она не пришла потому, что проспала, что была опять в «служебной командировке», как они выражались, и у нее были замечательные новости. Как же после этого Кати могла удержаться и не приехать к Софье в гости?

Глава 3. Мифы

В дверь позвонили и Софья побежала открывать. Это была Кати, конечно. И Софье не пришло в голову извиняться за беспорядок в квартире, потому что на самом деле это было несущественно и глупо. Кати приехала, чтоб узнать новости, а не делать инспекцию квартире, и они еще не знали, какие большие изменения в жизни обеих внесет этот вечер и этот беспорядок.

Кати вошла в комнату, остановилась рядом со стопками книг на полу, наклонилась посмотреть, что за книги.

– Ты что, пакуешь вещи? – спросила она.

– Вещи? – переспросила Софья, – нет, пока что я «пакую» мусор.

– Мне показалось, ты собираешься переезжать, – проговорила Кати, пролистывая книжку.

– Было бы куда, – сказала Софья, садясь на диван, – а переезжать все равно придется. После того, как исчез перевод книги, я не смогла найти ни одного заказа. Мне нечем платить за квартиру. Поэтому хочу я или не хочу…

– Переезжай ко мне, – перебила ее Кати и оторвала взгляд от книги.

– Такое мне в голову даже не приходило, – отозвалась Софья с дивана. – Такой немного неожиданный ход мыслей.

– Мне кажется, это логический конец твоего сидения в телефонном автомате… Ты можешь поселиться в комнате Марика, – продолжала Кати, – он все равно там не живет.

Лицо Софьи при этом напряглось, и это не ускользнуло от Кати. Она наблюдала не первый раз, как выражение лица собеседника мгновенно менялось, когда она упоминала о своем брате. Удивляла ли ее сейчас странная реакция Софьи на ее слова? – Нет, совсем нет. Марк был харизматичен, как никто другой. Он не искал дружбы с женщинами, он избегал этой «дружбы». Дамы сами летели на него, как мотыльки на огонь, все без исключения. И она сама не была исключением.

– А почему твой брат сам не хочет жить в своей комнате? – спросила Софья.

Вопрос не удивил Кати. Она молча прошла к дивану, села и некоторое время молчала, собираясь с мыслями, а Софья сидела рядом и ждала.

– Это все так запутанно на самом деле, что я даже не знаю, с чего начать, – произнесла Кати, – это не составляет какой-то тайны, по крайней мере, тебе я могу рассказать, потому что ты в любом случае поймешь… Тебе будет понятно без долгих отступлений. Но вся эта история такая запутанная, как будто клубок, у него множество нитей и концов. В зависимости от того, с какого конца ты начнешь распутывать, такой смысл она и примет…

– Хорошо, – отозвалась Софья, – выбери любую ниточку и начинай за нее тянуть и посмотрим, что вытянется.

Хорошо, – сказала Кати и тяжело вздохнула.

Она на самом деле давно уже ждала минуты, когда появится в ее жизни человек, которому она сможет все рассказать.

– Как ты понимаешь, мы все столкнулись в этой жизни неслучайно и мы связаны друг с другом…

– Кармическими связями, – договорила Софья с улыбкой.

– Вот именно, – отозвалась Кати и снова замолчала.

Софья почувствовала, что Кати очень тяжело и она колеблется, внутренне колеблется, и не может подобрать подходящие слова.

– Ты заметила, что мы с Марком внешне совсем непохожи? Вы с ним скорее похожи на брата и сестру.

У Софьи при этом словно кольнуло внутри, словно приговор прозвучал, но она промолчала. Она отмахнулась от странного мимолетного чувства, полностью сосредоточившись на словах Кати.

– Ты ведь видела фотографии родителей? – продолжала Кати. – На родителей он тоже не похож. Спрашивается, почему?

«Почему?» – мысленно спросила Софья, теперь она не понимала, какое направление принимает эта история и причем здесь родители.

– У моих родителей долгое время не было детей, – отозвалась Кати на внутренний монолог Софьи. – В конце концов, они решили взять приемного ребенка. Родители Марка неизвестны… Он появился в семье, когда ему было два года, а в скором врмени «почему-то» родилась я. Но все это только начало… Мы просматривали с Марком наши прошлые жизни и не раз столкнулись в них буквально лбами. Одна из них была совместная совсем прошлая жизнь…

– Но с другой стороны прошлых жизней не существует, – перебила ее Софья, – то есть, они существуют не в прошлом, все наши жизни существуют одномоментно. Просто в этом измерении мы вопринимаем их, как если б они были расположены линейно, друг за другом.

– Да, конечно, – проговорила Кати, – я просто по привычке говорю «прошлые жизни». Мне показали Грецию в античные времена. Мне было тогда восемнадцать лет. Я стою на утесе, закутавшись в белый кусок материи, что это, тога? – На ногах деревянные сандали… Сандали, наверное, и могли быть тогда только деревянными. У меня были длинные светлые волосы, кудрявые, а на голове – золотой обруч. Мы договорились встретиться с Марком на утесе… Мы с ним там всегда встречались. Нас соединяли не братсткие отношения, совсем нет. А в этот раз пришлось его долго ждать. Он не пришел. Так мне тогда казалось. Мне пришлось ждать до вечера, до сих пор не знаю, что его задержало… И я впала, скорее, я впал в отчаяние.

– Впал? – вокликнула Софья, – Впал? Ты была?..

– Ну, да, – продолжала Кати, – при вспоминании этой жизни я увидела, как выглядела ситуация для меня и одновременно, как выглядела для него. Тогда я не узнала, что он все-таки пришел на утес. А тогда я знала только… Или я знал, что он не пришел и меня покинул, он просто опоздал. А теперь, при вспоминании, мне показали, как он поднимался на утес, он был очень уставшим, очень уставшим, он торопился, он волновался, он был в тревоге за меня. И теперь мне были видны все его чувства, я могла прочувствовать их и знала теперь все его мысли, что он думал в эти последние минуты. У него были предчувствия. Он был очень молод и прекрасен. И я тоже – нечто совершенное и чистое, и благородное… И мы любили друг друга…

– Для Древней Греции это было нормально, – отозвалась Софья. Ей хотелось поддержать Кати, чтоб история на прервалась на полуслове.

– Любовь – это для любого времени нормально, – сказала Кати, – когда Марк поднялся на утес, меня на утесе уже не было. Моя душа вышла из тела, он опоздал на несколько минут… Теперь я смотрела на все со стороны, потому что душа парила. Его чувства успели на мгновение проникнуть в меня, вся его страсть и горе – неутешительное, это была очень острая боль, но короткая. В эти несколько мгновений я была им и видела свое тело, лежащее внизу на камнях, и я была душой, которая парила и наблюдала за происходящим сверху, и я была тем телом внизу… Это такое странное чувство, я была одновременно всем: и камнями, и ветром, и волнами… Волны то и дело набегали на тело, покрывали его, а потом снова отбегали, а пена оставалась, она окрасилась розовым. Пена была розовой. И закат тоже был розовым. Под конец я оставила и тело, и Марка, и без всякого сожаления, да, именно, без всякого сожаления устремилась на закат.

Наступило молчание. Софья чувствовала себя подавленной. Также, как когда-то Кати почувствовала горе Марка, которое он пережил на утесе, Софья пережила сейчас все тягостные чувства, которые нахлынули на Кати при воспоминании об этой жизни. Она молчала некоторое время.

– Какой-то кошмар, – сказала она, наконец. – У меня всегда было подозрение, что прошлые жизни не столько проясняют нашу сегодняшнюю жизнь, сколько еще больше заморачивают людей. Может быть, мы делаем это больше из любопытства, а не для того, чтоб чему-то научиться… Чему учиться, когда этих жизней – тысячи, да еще к ним есть параллельные? Жить здесь и сейчас – это единственный способ оставаться адекватной…

– Может быть, – задумчиво отозвалась Кати, – но были и другие совместные жизни, когда мы любили друг друга.

– А сейчас? – спросила Софья.

Кати повела плечами, что означало «не знаю», опустила голову и замолчала. Софья терпеливо ждала, пока Кати соберется с силами. Она чувствовала, что разговор еще не окончен.

– Понятия не имею, я чувствую по отношению к нему нечто… Не знаю, как это называется, – снова заговорила Кати, – я чувствую, да, конечно, определенно, я чувствую, но что это? – Не знаю… И самое главное, чего я не знаю, эти чувства принадлежат этой жизни или они просочились из прошлых воплощений и теперь не дают мне спокойно жить. Непонятно, это нечто настоящее, реальное или фантомное, как воспоминание о чувстве… Или это чувство само? – Кати замолчала.

– Не знаю даже, что тебе сказать, – произнесла Софья после некоторого молчания, – как говорится, у каждого в подвале свои скелеты.

– Пока что мне ясно только одно: в этой жизни я ждала, пока Марк попадет в семью, а когда это произошло, воплотилась сама, – добавила Кати и Софья почувствовала, что тема закрыта.

После разговора Кати сразу же собралась ехать домой. Она еще раз сказала Софье, что та может переехать к ней, и она уже знала, что они будут жить вместе и это будет очень интенсивный и плодотворный период дружбы и творчества. Нечто новое открывалось перед ними обеими. В душе царило чувство новизны и даже умиление. Возможно, это нужно было сделать, – рассказать Софье о Марке и теперь закрыть эту дверь – дверь в прошлое, освободиться ради будущего, ради творчества, ради жизни.

Они уже прощались в коридоре, как Софье пришла в голову мысль проводить Кати. Они могли вместе дойти до остановки или пойти вообще пешком через парк. Софья так давно не выходила на свежий воздух, просто так, без всякой причины. А Кати была только рада.

Был теплый вечер, сухой и приветливый. Софья то и дело крутила головой то в одну, то в другую сторону, удивлялась всему, что видела вокруг.

– Надо же, оказывается, зима уже прошла! Столько людей в парке! На прогулке! Народившиеся дети в колясках… О! Это же весна!

– Возвращайся, дорогая Софья! – смеялась Кати. – Возвращайся на Землю! Действительно, весна!

Софья покачнулась и резко остановилась на дорожке. У нее под ногами лежал грязный комок, а она на него чуть не наступила. Было непонятно вначале, то ли это свалявшиеся листья, то ли перья. Она успела вовремя отдернуть ногу и покачнулась неуклюже, на время потеряв равновесие.

Комок покачивался на ветру вправо-влево, вправо-влево… Они с Кати наклонились над ним, чтоб получше рассмотреть. Это был полудохлый воробей, который не мог больше ни летать, ни передвигаться по-другому, он втянул в себя голову, превратившись в шарик, и ветер «пинал» его из стороны в сторону. Софья протянула к нему руку, но услышав позади себя топот ног и детские голоса, отдернула ее. Дети подбежали и остановились за их спиной посмотреть, что можно было интересного в парке найти в это время. Софья не знала, сколько стояло детей позади, она не оборачивалась, обернулась лишь Кати и поздоровалась с детьми. Софья убрала свою руку от воробья и не знала, что ей дальше делать, лишь продолжала сидеть перед ним на корточках и рассматривать.

– Он мертвый? – спросил кто-то из детей.

– Нет, – ответила Кати, – но ему нужно лечение.

– Нужно отнести его в больницу, – предложил кто-то из детей.

Софье показалось, голоса детей и Кати удаляются и становятся приглушенными, она больше не различала слов за спиной, на смену им пришли удары сердца, она все отчетливее слышала их с своих ушах. Ей казалось теперь, что голова лопнет от энергии, которая прошла через голову во все тело, она больше ничего не слышала и не видела, тело было переполнено, и это чувство становилось невыносимым, единственное, что оставалось в этот миг – протянуть руки к полудохлому воробью и отдать ему всю энергию. Не зря же он выкатился ей под ноги на дорогу.

Софья снова приблизила руки к птенцу и тотчас почувствовала, как энергия потекла из ладоней и из кончиков пальцев, руки тряслись мелкой дрожью.

– София проводит лечение воробья, – пояснила Кати детям.

Они перестали разговаривать и даже шептаться. Софья ничего не видела вокруг и не понимала, что происходит у нее за спиной, ей показалось, что голова ее опустела и одновременно расширилась до космических пределов. Теперь она ощущала лишь свои дрожащие руки.

Через несколько минут воробей вытянул голову из туловища и закрутил ею в разные стороны, он уже был в состоянии стоять на лапах. Пара зеленых мух, которых он приютил под крыльями, улетели. Он открыл глаза и закинул голову вверх, открыв клюв. Он открывал и закрывал клюв, «пил» из софьиных ладоней. Это «кормление» продолжалось некоторое время, затем воробей начал помахивать крыльями и пытался себя почистить. Дети завороженно наблюдали за преображением «пациента». Он пару раз взмахнул крыльями, подскочил в воздухе и, почувствовав силу, стремглав побежал с дорожки прятаться в кусты.

– Воробей жив, воробей жив! – закричали в восторге дети.

Софья убрала тотчас руки за спину и выпрямилась.

– Пойдем, – сказала она Кати, так они направились по дорожке к выходу из парка. – Никогда не думала, что стану заниматься фокусами на публике, – проговорила она через некоторое время.

– Да, но это не фокус, – возразила Кати, – это чудо, действительно, чудо!

– А! – Софья махнула рукой и больше ничего не сказала. Они пошли к остановке.

Софья попрощалась с Кати и вернулась обратно в парк.

«Какое чудесное время, и оно чудесно без всяких причин», – думала Софья, прогуливаясь по главной аллее. Без всяких причин улыбались ей мимо проходящие люди. Прохожие были довольны погодой и жизнью. Странно, они почти все без исключения своим настроением походили на Софью, а она была безмерно счастлива в эти минуты. В какое-то мгновение ее взгляд ясно выделил дерево в конце аллеи. Софья не поняла, как это могло произойти и продолжала смотреть вдаль. Чем дольше она смотрела вперед, тем яснее видела, что дерево, стоящее в конце аллеи, машет ей ветками. Софья проморгалась и снова устремила свой взгляд на дерево, одновременно пошла к нему навстречуу. Теперь дерево не только махало ей приветливо ветками, нет, теперь Софья начала слышать, что ветки не шелестят, а шепчут.

Что они шептали, это было Софье непонятно, она не понимала еще их языка, а что это была именно речь, в этом она не сомневалась. Они разговаривали с ней, их шепот был устремлен в ее сторону. Для уверенности, Софья обернулась по сторонам. Она медленно приближалась к дереву, все происходило как в замедленном кино, но в кино на том конце аллеи должен был бы стоять возлюбленный, с кем они договорились в парке о свидании.

Софья подошла к нему, бережно положила ладони на ствол и спросила: «Можно мне обнять тебя?» Она чувствовала: ее словно примагничивает к дереву. «Хорошо, я поняла», – сказала Софья, – большое спасибо». Она обхватила ствол руками.

Из ее ног, словно, корни возникли и начали прорезываться сквозь почву и соединяться, переплетаться с корнями дерева и уходить вглубь земли, и она сама – врастать в землю. Софья приклонила голову к стволу и окончательно соединилась с деревом.

Она перестала быть – отождествилась с ним. И мысли легкие и умиротворяющие родились в ней, полные благодарности и нежности:

 
«Отче наш, сущий на небесах, на Земле и во мне!
Да святится имя Твое и Мое,
Да пребудет царство Твое
В небесах, на Земле и во мне.
Хлеб духовный
Дай нам на каждый день
И прости мне духовную лень.
 
 
Я прощаю всех и простите – мне.
Посылаю исцеление Гайе-Земле!
 
 
Отче наш, освободи от иллюзий дня!
Да святится имя Твое и Мое.
Отче наш, сущий везде и всегда,
Я люблю Тебя, а Ты любишь меня!
 

Она вернулась после прогулки домой и сразу же начала укладывать свои вещи. Бумажный мусор из коробок она вытряхнула в мешки и выставила их за дверью, а в коробки сложила книги и посуду. Она приняла предложение Кати и чувствовала: начинается новая полоса жизни. «Все будет хорошо, – говорила она себе, – все будет хорошо». Шел третий час нового дня. Ненадолго забылась Софья во сне.

Наутро Кати ожидала ее в фойе школы.

– Ну, что, ты уже упаковала свои вещички? – это был ее первый вопрос.

– Да, все, кроме одежды, – ответила Софья.

Хотя вещи и были почти упакованы, она еще толком не знала, будет ли она переезжать на этой неделе или на следующей, или в следующем месяце. Или когда?

– Мы можем взять такси после уроков и в несколько заходов все перевезти, – предложила Кати. – Я вчера прибрала комнату Марика, она готова… Сколько раз нам нужно будет съездить? – это был ее второй вопрос.

– Уже сегодня? – нерешительно спросила Софья.

Софья в некоторой степени была растеряна: все так стремительно менялось и складывалось, не было никаких препятствий! Главное было – не тормозить. Ее как будто кто-то подтолкнул – и вот она уже неслась в свое будущее на полной скорости.

– Наверное, двумя заходами и обойдемся, – наконец, сказала Софья. – Ведь мебель мне не принадлежит. Мои в квартире только одежда, книги, посуда… Да, еще компьютер, книжная полка и лампа.

– Ну, и хорошо, считай, что ты уже переехала, а завтра мы приглашены на выставку! – сообщила Кати.

Ей и самой было забавно от того, что еще вчера она заехала навестить Софью после школы, застала ее посреди беспорядка в квартире, а уже сегодня Софья переезжала к ней.

– У меня приглашение на двоих, оно пришло от моего учителя, ты познакомишься с ним! – добавила она.

После занятий у Эль Шары они поехали сразу к Софье. Они разобрали книжную полку и упаковали компьютер, подтащили коробки к входной двери, прежде чем заказать такси, а потом присели на диван.

– Присядем на дорожку, – предложила Софья.

В квартире еще оставались старые вещи, которые Софья с собой не брала. Ей предстояло сюда еще вернуться, чтоб прибраться и сдать квартиру хозяйке, но прощалась мысленно она уже сейчас с тем периодом жизни, что провела в этих стенах. Она прощалась со своим бывшим мужем Марком, с его теперяшней и своей бывшей подругой Ольгой, с их кругом, к которому она еще год назад принадлежала. Она прощалась со своими бывшими мечтами, которые оказались ничем иным, как мыльными пузырями.

Перед Софьей сейчас лежал чистый лист бумаги. Все события так быстро начинались и заканчивались, что она не успевала реагировать, тем более решить, что на этом чистом листе будет написано в ближайшее время. Ей казалось теперь, что на самом деле это были не события ее прошлой жизни, а именно воздушные шары за спиной, которые лопались, от них оставалась… странное дело, от них оставалась лишь пустота. От прошлой жизни не осталось и следа, она закруглялась и свертывалась, а впереди – чистый лист бумаги.

Софья еще и подумать не успела, что на нем напишет, но точно знала, что ничего плохого с ней не случится. Больше уже никогда с ней не случится плохого. Софья вздохнула и поднялась с дивана. Пришло время. Софья еще один раз вернется в квартиру, но с той минуты, когда она поднялась с дивана, жизнь ее больше не принадлежала этому месту. «Прощай, дорогая квартира!»

Они перевезли и поставили все софьины коробки в комнате Марка, у Софьи еще язык не поворачивался сказать, что это ее комната, – она не привыкла. Вечер провели на кухне. Ночью Софья осталась один на один со своими мыслями в кровати… Опять же, она назвала ее «кроватью Марка».

Софья лежала с открытыми глазами в темноте и смотрела в потолок. Вместо сна на нее нашло очень ясное состояние духа и мыслей. Голос внутри нее спросил: «Ты хочешь узнать свое будущее?» – «Нет, – ответила мысленно Софья, быстро и не колеблясь, – я хочу пережить свое будущее, а не ждать его». – «Мужество и сила Духа – великие качества Посвященного», – проговорил голос и исчез. «Да, не будем стелить солому», – подумала Софья.

Какой-то непонятно откуда возникший импульс поднял Софью с постели, она откинула одеяло, спрыгнула с постели и подошла в темноте к письменному столу. Несколько мгновений она стояла молча, глядя на ящички и сначала не могла решить, какой из них выдвинуть. Все же, она наклонилась и выдвинула самый нижний. Он был пуст. Нет, не совсем. Совсем не пуст. В дальнем углу его Софья почувствовала темное пятно и провела руками по нему. Поверхность пятна была бумажной, гладкой и прохладной. Фотография! – догадалась Софья. Она взяла фотографию в руки, положила на стол перед лампой и включила свет. Свет от лампы осветил фотографию.

– О! – вокликнула Софья.

На фотографии она увидела Марка. И Софья смотрела не отрываясь в его карие глаза и, чем дольше она вглядывалась, тем сильнее был контакт, их глаза словно примагнитились друг к другу. И изображение начало оживать, лицо Марка стало подвижным. «А ты, ты хочешь узнать свое будущее?» – Софья мысленно спросила его и увидела, как лицо Марка принимает насмешливое выражение, он мысленно спрашивал ее: «Какое из всех многочисленных будущих? Какое из многочисленных вариантов?»

– Как мы похожи! – воскликнула Софья вслух и прикрыла глаза, чтоб прервать контакт. – Будущее светло и прекрасно – это единственное, что нам нужно знать!

Она взяла фотографию и вложила ее в свою записную книжку. Теперь у нее появилась возможность время от времени беседовать с ним по вечерам перед отходом ко сну. И после этого «разговора» она быстро уснула.

На следующий день после занятий Софья отправилась с Кати в галерею на открытие выставки. Собственно, до этого дня Софья особо не интересовалась живописью и тем более не рисовала сама. Ее увлечением и профессией были книги и литература и все, что с ними связано. Кати находила это замечательным, что у Софьи не было больших познаний в живописи. Если у человека не было знаний о каком-либо предмете, это означало одновременно, что у него не было на этот счет предубеждений и авторитетов. Что касалось последнего, Кати оказалась абсолютно права.

– Что тебе здесь нравится? – спросила Кати о картинах, не выдерживая затянувшегося софьиного молчания.

Софья большей частью молчала, пока они прохаживались по галерее, и это становилось подозрительным.

– Скажи уже что-нибудь!

– У меня такие мысли, что лучше рот не раскрывать: заплачут самые зверские крокодилы, – отозвалась Софья.

– Хорошо, расскажешь потом по дороге, – согласилась Кати.

Они сделали еще один круг по галерее. Кати то и дело останавливалась и заговаривала с людьми, в то время как Софья никого здесь не знала и чувствовала себя не в своей тарелке. Не успели двери галереи закрыться за ними, Кати схватила Софью за руку и спросила:

– Как тебе его картины?

– Это не картины, – невозмутимо отозвалась Софья и хотела было сделать шаг вперед, но Кати ее остановила.

– А что же это?

– Это продукция, – снова отозвалась Софья, она снова хотела было сделать шаг, но поняла, что Кати не собирается никуда идти. – Они были написаны как товар, потому они так равнодушно и действуют. Их создатель мог бы потрудиться и соединить технику с интеллектом. Если, конечно, у него есть интеллект, а лучше всего – соединить с душой. Краску на полотне вижу, а смысла – нет. Не могу даже назвать это цветом. Цвет – это осмысленные одушевленные краски. Их одушевляет мысль, идея, энергия души. А если этого нет, это не искусство, это продукт.

– Слава Богу, что ты не искусствовед и не критик, – выдохнула Кати. Она выглядела обескураженной.

– Вот я и говорю, мне лучше помолчать, – сказала Софья.

– Но у тебя слишком высокие требования к искусству! – сказала Кати, – одушевленность, духовность, интеллект…

– Тогда пусть занимаются малярными работами и не называют это искусством, – засмеялась Софья, – я же тебя предупреждала… Пойдем уже, а то совсем темно.

Кати поплелась за Софьей, она была в «растерзанных» чувствах. Ведь года три назад она была влюблена в своего учителя, теперь она даже не была уверена, была ли влюблена в его харизматическую личность или в его искусство. Харизматичность его стала очень быстро угасать по мере общения. Некоторые определенные черты характера быстро поедают харизматичность. Осталось искусство. Оно искупало, искупало его капризы, непонятные выходки, угрюмость, необязательность и откровенный эгоизм по отношению к близким людям. Софья как будто не заметила его харизматичности. Она сразу перешла на искусство и несколькими фразами сорвала Кати все повязки с глаз, которые делали ее слепой, и Кати чувствовала, что Софья права, но было для Кати загадкой, как Софья все это поняла, едва бросив взгляд на картины!

Софья уже через десять минут после открытия выставки ходила, и скучала, и пыталась не зевать. А Кати была влюблена в этого человека! Она содрогнулась от мысли.

– Знаешь, что про тебя сказал Сергей? – спросила Кати, выравнивая шаг с Софьей.

– Какой Сергей? – спросила в свою очередь Софья, медленно выходя из своих раздумий.

– Владелец эзотерической лавки, мы делали у него фотографии, – пояснила Кати, – он сказал про тебя: «Эта женщина знает, но молчит»…

– Он прав, – сказала Софья и улыбнулась, – я думаю, что нам нужно молчать. Лучше молчать, особенно, если не спрашивают. А если спрашивают, значит, созрели для ответа… Хотя вся эта человеческая говорильня – это пустая трата энергии.

– Как ты думаешь, они возьмут мои картины в галерею? – спросила Кати.

– Я надеюсь, что нет! – засмеялась Софья.

– Но Софья! – возмутилась Кати.

Смешно было смотреть на Кати, когда она была возмущена, и это был такой редкий случай. Она не сердилась при этом и не злилась, но становилась комичной, потому что походила на ребенка, у которого внезапно выхватили из рук чупа-чупс… Еще непонятно, отдадут ли обратно…

– Как ты можешь так говорить! Представь, если мы через галерею продадим картины и у нас будут деньги!

– Вот этого мне и не хочется! Мне жаль картины, – упрямо проговорила Софья. Они не первый раз возвращались к этой теме сегодня, каждый раз Софья упиралась, ее главный аргумент был: картины – это дети Кати, и они такие же, как и она сама, их нужно отдавать только в добрые руки.

– Они продадут твои картины, – отозвалась, наконец, Софья. Это успокоило Кати, это означало, что примерно полгода не нужно будет думать о хлебе насущном, а только о духовном.

– Ты знаешь, а я была в него влюблена! – продолжала Кати и незаметно усмехнулась при этом.

– В кого? – удивилась Софья.

– В своего учителя, – ответила Кати, удивляясь сама себе.

– Вот в этого? А! – Софья махнула неопределенно рукой. – Мы все когда-то в кого-то были влюблены. Что с того? А твой учитель – он прозрачный… Он создал о себе миф, он целенаправленно работал над этим, а теперь его поклонники развивают этот миф сами, ему для этого ничего предпринимать уже не нужно. Но у него есть страх, этот страх состоит в том, что когда-нибудь миф покосится и обвалится… Все разрушится и король окажется голым… То есть, он всегда был таким полуодетым. Поэтому твой учитель никого не подпускает близко к себе, если он подпустит человека, тот заметит, что слишком много придуманного и ненастоящего… Вот он и живет как за каменной стеной, огражденный от всего и от всех своим мифом… Очень тяжело так жить.