Текст книги "Источник лжи"

Раньше
Элли

22 января, более двух лет назад.

Ванкувер, Британская Колумбия

– Боже мой, Эль, ты отлично выглядишь. Еще лучше, чем я помню!

– А ты… ты был на солнце. Откуда этот загар?

Я узнала Мартина в тот момент, когда увидела его сидящим за столиком у окна и поняла, что это не тот Мартин, которого я видела вчера. Двойник не имел такого загара, и у него были длинные волосы. Лицо Мартина было бронзовым от южного солнца, и он носил короткую стрижку. Он выглядел замечательно. Все мои внутренние сомнения испарились, когда он встал и поцеловал меня в губы.

– Испания, – сказал он, наливая вино в мой бокал. – Пять дней на яхте в Марбелье.

Он широко улыбнулся, блеснув белыми зубами на загорелом лице.

– Даже зимой в Средиземноморье бывает потрясающая погода, – он поставил бутылку в ведерко со льдом. – Надеюсь, тебе понравится. «Пино гри» «Слокан-Хиллс»; это маленький виноградник в…

– Знаю, в Оканагане. Кстати, это одно из моих любимых вин.

Последний раз я пила это вино за счет моего отца в баре «Маллард». Две бутылки за один присест.

– В таком случае, я горячо одобряю твой вкус, – он поднял свой бокал. – За встречу! Я рад, что ты смогла приехать, Элли. Рад, что ты не поставила на мне крест.

– Я тоже рада, – мы чокнулись. – Эта поездка в Марбелью была для отдыха или для бизнеса?

Я отпила глоток и почувствовала, как восхитительное тепло растекается в груди.

– Для бизнеса. Тем не менее мне удалось заниматься делами на яхте моего друга. Испанский финансист готов поддержать мой проект строительства речного вокзала в Новом Южном Уэльсе. Теперь пора переходить от слов к делу.

– Мои поздравления.

– Я знал, что так и будет, но тем больше причин отметить это!

Я раскрыла меню, но Мартин накрыл мою руку ладонью.

– Я уже сделал заказ.

– Какой?

Он улыбнулся.

– Мы сможем изменить его, если захочешь, но я заказал буйабес[9]9
  Буйабес – французский суп из свежей рыбы и морепродуктов (прим. пер.).


[Закрыть] для нас обоих. Это местное фирменное блюдо, и я хочу, чтобы ты его попробовала, Элли, – он сделал паузу. – Кроме того, у меня есть причина.

Я почувствовала смутное беспокойство.

– Что за причина?

Он лукаво улыбнулся.

– Об этом потом; сначала мы поедим. Если блюдо тебе не понравится, придется выбрать другую стратегию.

Я поставила бокал на стол.

– В сущности, у меня тоже есть причина для желания встретиться с тобой, – я достала маленькую коробочку и положила ее на стол между нами.

В его взгляде мелькнула озабоченность.

– Открой ее, – предложила я.

Мартин открыл коробочку. Его золотая запонка переливалась в мерцающем свете свечи. Он поднял голову и встретился с моим взглядом.

– Ты уронил ее в лифте, поэтому я и позвонила тебе. Я хотела, чтобы ты знал, что она у меня, – на тот случай, если это памятная вещь для тебя.

Он вынул запонку.

– Спасибо. Но я надеялся, что ты позвонишь, потому что…

– Рано утром в понедельник я пришла в отель, чтобы вернуть ее тебе, – быстро добавила я, чтобы не спасовать перед ним.

Он пристально посмотрел на меня. Я внимательно наблюдала за его лицом.

– Тебя там не было, Мартин. Ты не зарегистрировался в отеле.

Он слегка прищурился.

– Вот как? Ты уверена?

– Абсолютно уверена.

Когда мой тон изменился, он плотно сжал губы.

– Вероятно, Гертруда зарегистрировала нас от лица моей компании.

– Гертруда? – я почувствовала, что краснею.

– Моя личная ассистентка, – он как-то странно посмотрел на меня. – Все в порядке, Элли?

Я опустила глаза и повертела бокал в руке, чувствуя себя идиоткой.

– Она… то есть, Гертруда сопровождает тебя в твоих поездках?

– Иногда, в зависимости от поездки. Она сопровождала меня в Ванкувере; я нуждался в ее содействии для разных поручений, в том числе для развлечения жены испанского инвестора. Это оказалось весьма полезно – в Марбелье я плавал на его яхте.

– Ах… это хорошо, – я кашлянула и отвернулась. Мне не хотелось рассказывать ему, что я пыталась допросить еще и дежурного из бара «Маллард». Но это объясняло, почему бармен Рок мог видеть там Мартина вместе с этой женщиной.

Появление официанта избавило меня от дальнейшего замешательства. Он поставил на стол две тарелки с горячим буйабесом, две розетки с соусом руйе[10]10
  Соус руйе состоит из майонеза с чесночным экстрактом, красным перцем и шафраном (прим. пер.).


[Закрыть] и ломтики хрустящего хлеба, поджаренного на гриле. Когда он ушел, Мартин взял коробочку с запонкой и убрал ее в карман.

– Может быть, я специально уронил ее.

– Прошу прощения?

Он изогнул светлую бровь.

– Может быть, я обронил запонку, как хрустальную туфельку на балу, в надежде, что ты вернешься и найдешь меня.

Я рассмеялась – наверное, слишком громко, – но облегчение сделало меня беззаботной.

Буйабес был сказочно вкусным. Мы заказали еще вина и побеседовали о живописи: о художественных галереях, которые он посещал в Европе, и о картинах, которые ему нравились. Он показал мне фотографию картины, недавно купленной для его офиса в Торонто, где она была повешена с наиболее выгодным углом освещения, и я узнала интерьер этого офиса со скриншота, все еще хранившегося в моем телефоне. Мне понравилось, что Мартин разделял мою страсть к живописи и мог поддержать разговор на эту тему; Дуг никогда не проявлял интереса к этому.

Когда принесли кофе и десерт, Мартин сказал:

– Я все рассказал тебе о моей семье, но очень мало знаю о твоей семье, Эль. Когда я упомянул о том, что разочаровал моего отца, ты сказала, что понимаешь, и как будто была уверена в этом.

Я колебалась. События всегда начинали развиваться по непредсказуемой траектории, когда люди узнавали, что я была дочерью Стерлинга Хартли, которой предстояло унаследовать миллиарды долларов. Возможно, я слишком долго ждала, прежде чем рассказать Мартину, и теперь опасалась, что это будет выглядеть неприлично. Так или иначе, после некоторого раздумья я решила сначала рассказать о моей матери.

– Она умерла, когда мне было девять лет, – я отпила глоток эспрессо. – Она была алкоголичкой и злоупотребляла рецептурными препаратами. В итоге она покончила с собой.

Его ложка с десертом остановилась в воздухе. Я что-то прочитала в его взгляде… Беспокойство. Я пугала его. Возможно, он гадал, унаследовала ли я гены психопатического поведения. Может быть, и так. Разумеется, сейчас я не собиралась говорить ему, что сама страдала от клинической депрессии и на несколько месяцев погрузилась в кромешный туман из медикаментов и алкоголя после того, как утонула Хлоя. И что меня несколько раз госпитализировали из-за проблем с психикой. Я также понимала, что стоит мне упомянуть имя моего отца, как он может вспомнить все, что ему приходилось читать в газетах о дочери Стерлинга Хартли.

– Мне жаль, Элли, очень жаль.

– Это было давно.

– Когда испытываешь такие вещи в раннем возрасте, они остаются жить в тебе. Я знаю.

Я кивнула, ощущая внутреннюю связь с ним. Он накрыл мою руку ладонью.

– А что твой отец? Он снова женился?

– Сомневаюсь, что это когда-то произойдет. Он вечный Питер Пэн – Стерлинг Хартли.

Мартин молча уставился на меня, потом тихо выругался.

– Конференция «Агора»… ты не упоминала о нем, когда я сказал, ради чего приехал в «Хартли Плаза». Боже мой, этот отель назван в честь твоего отца, и ты не упомянула об этом? – он рассердился. В его голосе зазвучали резкие нотки. – Почему?

– Потому что тогда мы только что познакомились, Мартин. Ты мне понравился, и я хотела, чтобы ты узнал меня как человека, а не как дочь моего отца. Если и была какая-то возможность, что мы встретимся снова, я хотела, чтобы это было из-за твоего расположения ко мне. Когда люди узнают, что я его дочь… то все изменяется. Как сейчас.

– Господи, – он отодвинулся и жадно схватил свой бокал. Теперь он рассматривал меня словно какой-то лабораторный образец в чашке Петри. Я почти видела, как работает его мозг, складывая воедино разные фрагменты.

– Мне жаль, но… пожалуйста, Мартин, не дай этому разрушить всё, что было между нами. Хорошо?

Его черты оставались непроницаемыми, а потом он вдруг широко улыбнулся и рассмеялся. Он смеялся громко и долго.

– У меня был секс с ребенком Стерлинга Хартли в лифте его отеля, – выдавил он между приступами хохота. – Просто не могу поверить!

– С его ребенком? – Я бросила салфетку на стол. – Мне пора идти.

– Нет… нет, Эль. Постой, не уходи, – он вытер глаза. – Слушай, мне это нравится. Прошу прощения за мой французский, но твой папаша – первоклассный говнюк, социопат с глубоко развитым нарциссизмом. Покажите мне газету, журнал или пост в Twitter, где не говорится об этих вещах в связи с надменным миллиардером Стерлингом Хартли. Все эти многообещающие карьеристы на конференции «Агора» знают это, но помалкивают и никогда не скажут это ему в лицо. А все потому, что при этом он еще и богатый ублюдок, окруженный магией богатства и имеющий достаточно денег, чтобы делать других богачами.

Я отодвинула стул.

– Элли…

Я встала.

– Послушай, Мартин: может быть, я недолюбливаю моего отца. А может быть, я люблю его. Ты подумал об этом? Может, он и такой, как ты говоришь, но он – единственная реальная семья, какая у меня есть. Если ты смеешься над тем, что поимел его только потому, что поимел меня в том лифте…

– Элли… – Его лицо стало серьезным, и он аккуратно взял в руку мое запястье. – Мне жаль. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Садись, прошу тебя.

Я с тяжелым чувством смотрела на него. У меня возникло подозрение, что он уже знал, кто я такая, когда столкнулся со мной в вестибюле.

– Почему ты на самом деле пригласил меня на ужин, Мартин? – медленно и тихо спросила я. – Это какая-то игра для тебя?

Он тихо выругался, но я услышала.

– Нет, Эль. Вовсе нет. Пожалуйста, сядь и выслушай меня.

Я опустилась на краешек стула.

– Слушай, та причина, о которой я упомянул в связи с буйабесом… Я собираюсь отправиться в восьминедельную деловую поездку по Европе. Одна из остановок будет в Ницце, где есть маленький ресторан, и там подают самый роскошный буйабес на свете. Я хотел дать тебе настроение, чтобы ты распробовала этот вкус… Ты поедешь?

– Что… Что ты имеешь в виду?

– Поедем со мной, Элли. В Европу.

– Что?

Он подался вперед и обхватил ладонями мои руки. Пока он говорил, он нежно поглаживал мои запястья большими пальцами.

– Я уезжаю в пятницу, и мне крайне неприятно, что я не смогу увидеть тебя почти два месяца. Поедем вместе.

– Я не могу. У меня работа… новый контракт.

– Разумеется, – он отпустил мои руки и откинулся на спинку стула.

Мой мозг бешено работал, пока я торопливо составляла каталог моих обязательств: проекты фриланса, контракты, дедлайны. Я вспоминала свои чувства, когда он просто исчез из моей жизни после того вечера, и мне вдруг не захотелось отпускать его.

– Тогда как насчет того, чтобы провести со мной хотя бы часть поездки? – спросил он. – Может быть, несколько дней в Риме? В Венеции? Или… – Его глаза заблестели от неожиданной идеи. – Как насчет нескольких дней на островах Кука в конце поездки?

– Это на другом конце света от Европы.

– Ну и что? Кому какое дело? Аитутаки… это потрясающий курорт на берегу лагуны. В нашем распоряжении будут целые пляжи, Элли! Маленькое бунгало со всеми удобствами и первоклассным обслуживанием, еда прямо из моря. Солнце, тепло каждый день. Кому не хочется больше солнца в это время года?

Мысли лениво кружились у меня в голове. Концептуальные эскизы. Установленные даты. Возбуждение нарастало.

Мартин снова подался вперед; с трудом удерживаемая энергия сгустилась вокруг него, как электричество, и я осознала, насколько она заразительна. Она потрескивала на моей коже.

– Возможно, ты захватишь свои проекты? Сможешь работать над иллюстрациями, пока я буду посещать деловые встречи? А потом мы будем встречаться за ужином?

– Мартин, я…

– Знаю, это безумие, – он провел рукой по своим густым волосам, и в свете свечи на его запястье блеснули баснословно дорогие часы «Ролекс Дейтона», – я загуглила эту марку. Я знала, сколько стоят эти часы. И запонки тоже; я нашла маленький штамп с пробой золота на внутренней стороне. Я была не вполне уверена, почему я делаю это. Возможно, потому, что мне нужно было знать: у него есть собственное богатство. Так у меня складывалось впечатление, что он не стремится к моему богатству.

– Поездка будет за мой счет, Элли. Обо всем позаботятся. Гертруда забронирует жилье по маршруту и составит список необходимых вещей. Это будут лучшие отели и пансионы, потому что, откровенно говоря, я люблю путешествовать с комфортом.

Я сглотнула. Я думала о солнце и кристально чистой воде лагуны. О возможности быть рядом с этим мужчиной. И о сексе. Море секса.

Это твой выбор. Твоя история. Выбери свое повествование.

Разве это могло обернуться плохо?

Наблюдатель

На другой стороне дороги от ресторана в Дип-Коув, под безлистным деревом с корявыми ветвями, в темном автомобиле сидел Наблюдатель, наблюдавший за освещенными окнами старомодного ресторана. Внутри было холодно, но двигатель, постоянно работающий на холостых оборотах для обогрева салона, мог привлечь нежелательное внимание. За одним окном можно было видеть Мартина Крессуэлл-Смита и Элли Тайлер; на столе между ними мерцал огонек свечи. Романтическая золотистая сцена в обрамлении зимней тьмы. Мартин нагнулся над столом и положил ладони на щеки Элли. К столу подошел официант с чеком.

Наблюдатель потянулся к камере на пассажирском сиденье, снял перчатки, сфокусировал кадр и щелкнул затвором.

Через несколько секунд ко входу в ресторан подкатило желтое такси. Мужчина и женщина вышли, кутаясь в пальто от холода. Мартин положил руку на спину Элли, наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Элли рассмеялась, откинув голову и обнажив белую шею; ее длинные волосы переливались темным водопадом в свете фонаря. Наблюдатель сделал два снимка.

Молодые люди сели в такси, которое сразу же тронулось с места.

Наблюдатель завел свой автомобиль и поехал следом за такси. Покрышки шуршали на палых листьях и заиндевевшем асфальте. Снежинки поблескивали в свете фар.

Такси пересекло мост Лайонс-Гейт и повернуло в сторону фешенебельных жилых кварталов. Оно остановилось возле нового многоквартирного дома, находившегося в собственности «Группы компаний Хартли». Рука Мартина Кресуэлл-Смита снова легла на поясницу его спутницы. Жест собственника. Наблюдатель взял камеру.

Щелк, щелк, щелк.

Они вошли в дом и скрылись из виду.

Наблюдатель сосчитал этажи и стал ждать.

Через несколько минут в квартире на двенадцатом этаже включился свет. За окном появились мужчина и женщина: они целовались, сбрасывали пальто, расстегивали рубашки. Наблюдатель довел до предела оптическое увеличение телеобъектива и дважды щелкнул затвором. Клик, клик. Пара скрылась из виду, свет потускнел. Наблюдатель ждал. В автомобиле снова стало холодно.

Свет в квартире погас.

Игра началась.

Наблюдатель протянул руку и включил зажигание.

Раньше
Элли

Март, почти два года назад.

Острова Кука

Ветер дул мне в лицо, когда я вцепилась в руль скутера и устремилась за скутером Мартина через плантацию на островах Кука. Мысленно я цеплялась за каждую минуту наших странствий, прежде чем придется вернуться на холодное и промозглое северо-западное побережье Тихого океана, к моей прежней жизни.

Это был великолепно. Катание на лыжах в Австрии и сеансы спа-терапии, пока Мартин встречался с деловыми людьми. Короткий визит в Хорватию. Неделя на вилле в Марбелье, на испанском побережье Коста-дель-Соль, когда Мартин проводил совещания на яхте своего друга, а я делала эскизы перед окнами, распахнутыми навстречу морскому бризу. Две недели в Ницце, где мы наслаждались знаменитым буайбесом в том ресторане, о котором Мартин рассказал мне за ужином в Дип-Коув. Мы чередовали шопинг с посещением музеев и художественных галерей. Мартин купил мне изысканные венецианские бусы. Он не позволял мне платить ни за что, и я любила его за это. Я была готова снова находиться рядом с мужчиной, который обходился со мной, как с принцессой. С мужчиной, который не охотился за моим трастовым фондом. Я дорого заплатила за утрату Хлои. Я упорно трудилась над тем, чтобы вернуться к подобию нормальной жизни. Пришло время испытать что-то хорошее, побывать в прекрасных местах. Я имела право на счастье, не так ли? Разве не каждый имеет такое право?

Мы сделали несколько плавных поворотов на взятых напрокат скутерах и выехали к лагуне с сахарно-белым песчаным пляжем. Там мы оставили скутеры и разложили пляжные коврики вместе с небольшим набором для пикника, который был предоставлен сотрудниками курорта.

Тепло волнами исходило от песка, пока мы ели и пили вино.

Когда Мартин поцеловал меня, мощный прилив чувства, зародившегося внутри, подступил к моему горлу, формируя слова на губах:

Я люблю тебя.

Я едва не произнесла эти слова вслух, но удержала их при себе, как обычно делала с тайными и приятными вещами. Я была осторожной, и эта мысль неожиданно напомнила мне об отце.

«Элли пассивна… Тихоня, о которых люди обычно не беспокоятся. Как змея в траве».

Мартин откинул мне волосы с лица и заглянул в глаза. Я посчитала, что увидела в его взгляде те же самые слова: Я люблю тебя. Мое сердце сжалось от счастья. На каком-то уровне я знала, что это действие природных наркотиков – эндорфинов. Нейрохимический любовный коктейль. Вызывающий привыкание, потому что мне хотелось еще.

Мартин встал и спустил шорты.

– Пойдем поплаваем?

Я заколебалась. Моя внутренняя музыка вдруг стала дисгармоничной, словно фальшивые ноты на фортепиано. Страх, холодный и черный страх змеей извивался во мне.

Он увидел выражение моего лица.

– Элли?

– Я… – У меня неожиданно перехватило горло.

Он опустился обратно. Его лицо приобрело озабоченный вид, пока он щурился под ярким солнцем.

– Знаешь, я ведь даже не спросил тебя, любишь ли ты плавать.

«Ты еще многого не знаешь обо мне, Мартин. А когда узнаешь, захочешь ли ты, чтобы я оставалась рядом с тобой?»

– Тебе нравится? – спросил он. – Я имею в виду плавать.

Я невесело рассмеялась. Мир качнулся куда-то вбок, и собственный смех показался мне отвратительным стрекочущим шумом у меня в голове. Демон воспоминаний поднял голову и соленой волной захлестнул меня. Я почувствовала руку Хлои в моей руке. Я ощутила, как она выскальзывает из моих пальцев.

– Мне пока не хочется в воду, – сказала я. – Но ты иди, а я посмотрю.

– Здесь жарко, как в печи, – возразил он. – Посмотри на себя: ты вся блестишь от пота, лицо покраснело. Разве тебе не хочется освежиться? Пошли, – сказал он. Он потянулся за моей рукой и поднял меня на ноги, этот золотистый, почти обнаженный полубог в мужском облике. – Здесь нет волн. Нет течений. Нет акул и другой крупной живности. Это лагуна, Элли. Вода будет доходить тебе до талии, максимум до плеч. Я поддержу тебя, если ты испугаешься.

«Нет волн. Нет волн, нет волн, нет сильных течений».

– Я… раньше я плавала, – сказала я. – Много плавала. Я была хорошей пловчихой и выступала за школьную команду…

Мой голос стих, когда я смотрела на ширь солоноводной лагуны. Я слышала грохот волн, но они были далеко, за пределами рифа. Они также грохотали в моей памяти. Он попытался отвести меня к воде, но я уперлась. Я ничего не могла с собой поделать.

Мартин нахмурился, пожал плечами и сказал:

– Ну ладно, садись. Поговори со мной, Эль, – он опустился на коврик и привлек меня к себе.

Мы довольно долго сидели в молчании, соприкасаясь бедрами. Солнце уже находилось в зените. Я потела, а он терпеливо ждал. Если я хотела быть с ним – а я верила, что это так, – мне нужно было рассказать ему, иначе в конце концов он сам все выяснит.

– Я знаю, Элли, – мягко произнес он. – Я знаю о бухте Ваймеа и о том, что там случилось.

Я закрыла глаза от жгучего солнца и палящей вспышки эмоций. Разумеется, черт возьми, он знал. Я же гуглила информацию о нем после нашего знакомства! А после того, как я призналась ему, что являюсь наследницей Хартли… Кто бы не заинтересовался старыми газетными сенсациями? Вероятно, он ждал, пока я сама все не расскажу. На моих условиях. Я снова почувствовала себя полной идиоткой.

– Здесь нет волн, – повторил он. – Но я пойму, если ты не захочешь заходить в воду. – Он поправил волосы у меня за ухом, специально распущенные, чтобы скрыть мой стыд. – Океан вернул твои воспоминания об этом, да?

Я кивнула.

– Горе – это странная вещь.

– Знаю. Но некоторые люди каким-то образом преодолевают его и движутся дальше.

– Иногда так просто кажется со стороны.

– Да, но… Может быть, это потому, что я испытываю чувство вины. За то, что не была лучшей матерью. Мой старый психотерапевт считал, что неразрешенное чувство вины создает плохой прогноз для преодоления чувства утраты. Возможно, так и случилось.

– Ты хочешь рассказать мне своими словами, что тогда произошло?

Я посмотрела на воду, усеянную солнечными бликами. Такую мирную и безмятежную.

– Ее звали Хлоей, – тихо сказала я и покосилась на него. – Но ты уже знаешь об этом, не так ли?

Он кивнул.

– Тогда тебе известно, что ей было три года.

Я помедлила. На самом деле говорить об этом с Мартином оказалось легче, чем я думала. В нем было что-то, побуждавшее меня к общению, к разговорчивости и откровенности. Он хорошо умел слушать и делал это беспристрастно, без осуждения.

– Мы, то есть я и мой бывший муж Дуг, отец Хлои, отправились в отпуск на Гавайи. Предполагалось, что это будет чудесное время, проведенное в семейном кругу. Мой отец и его тогдашняя подруга собирались присоединиться к нам, а родители Дуга уже находились там. Мы вместе с Дугом и его родителями взяли напрокат автомобили и поехали на западное побережье Оаху, где остановились в бухте Ваймеа, которая славилась своим серфингом.

Он кивнул. Я продолжала, тщательно произнося слово за словом:

– Море было невероятного бирюзового цвета, с каймой белой пены. Словно кружево на воде, – я посмотрела на лагуну, слушая отдаленный грохот прибоя на рифах. Пот струился у меня по бокам и стекал в ложбинку между грудями. – Абсолютно безоблачное небо. Жарко, как здесь. Мы купили ананас и остановились на пляже, чтобы съесть его. Там было еще несколько человек, в основном спасателей. Люди плавали между флажками. Волны большие, но гладкие и ровные. Небольшой мол на берегу.

Я сделала паузу, собираясь с силами.

– Дуг вошел в воду; он собирался заниматься бодисерфингом[11]11
  Серфинг без доски, когда пловец плывет вдоль гребня волны без доски для серфинга (прим. пер.).


[Закрыть]. Но кто-то должен был следить за Хлоей, поэтому я осталась на пляже вместе с ней. Под палящим послеполуденным солнцем. Было слишком жарко для матери Дуга, поэтому они с его отцом уехали найти место для ленча. Казалось, что Дуг готов вечно оставаться в воде. Хлоя становилась раздражительной, и мне тоже хотелось поплавать. Дуг всегда… – я замолчала и откашлялась. – Я решила взять ее с собой. Там, в воде, были и другие дети. И спасатели находились рядом. Мы оставались на отмели. Это было весело: мы лежали на спине, смеялись и брызгались друг в друга. Потом зашли чуть глубже, и я вдруг потеряла опору под ногами. Там было какое-то углубление на дне, и я стала работать ногами. Я держала Хлою за руку и начала плыть боком, пытаясь вернуться на пляж, но тут нас подхватило течение. Мощное течение. Оно как будто появилось из ниоткуда. Я сильнее заработала ногами, поддерживая голову Хлои. Она хихикала, но у меня началась паника. И тут вдруг на нас обрушились прибойные волны. Первая волна была огромной. Она поглотила нас, но мы выплыли за ее гребнем, целые и невредимые. Следующая волна затянула нас в воду и принялась вращать, как в стиральной машинке. Я…

Мои руки задрожали. Воспоминания начали расплываться, темнеть и складываться. Прятаться. Снова затягивать меня во тьму. Я видела лицо Хлои в молочной подводной кипени. Ее рот был раскрыт, как будто она звала меня, волосы плавали вокруг ее лица. Я ощущала ее руку в моей руке. Ускользающую, когда море оторвало ее от меня.

– Я старалась удержать ее. Старалась изо всех сил. Но я не знала, где верх и низ, и мне не хватало дыхания. Ее тельце было скользким от солнечного лосьона. Словно рыбка. Ее вырвало у меня из рук. А когда я всплыла, повсюду была бушующая пена, соленая вода, волосы залепили мне глаза, я задыхалась, и… – болезненный комок, застрявший в горле, заглушил мои слова. Я молча сидела и тяжело дышала.

Мартин накрыл мою руку; он тоже молчал, давая мне время и место. Никаких суждений о моих чувствах. Я со свистом втянула воздух в легкие.

– Я кричала и ныряла, я искала, и… спасатели вытащили меня на берег. Я была в истерике и выкрикивала имя Хлои. В море вышли гидроциклы и весельные лодки. Потом появился Дуг. Он бегал по пляжу. Он… он кричал на меня и спрашивал, за каким дьяволом я поперлась так далеко. Разве я не видела предупреждений о приливных течениях? Почему я не осталась в зоне флажков? Разве я не понимала, что условия могут измениться в любую минуту? – Я вытерла пот и судорожно вздохнула. – Катера вышли на поиски, вертолет поднялся в воздух. Была запущена полномасштабная спасательная операция. Но прибой был очень высоким. Ты не поверишь, какие большие волны могут быть в этом месте. Они за секунду меняются от пологих до высоких и убийственных. А на следующее утро она… ее… Моя маленькая Хлоя, моя трехлетняя малышка, – ее истерзанное и окровавленное тело нашли на скалах.

По моему лицу текли слезы, превращавшие крем от загара в жуткую массу с химическим мыльным привкусом у меня на губах.

– Я была во всем виновата, Мартин. Дуг дал мне понять это. Он больше не любил меня и не прикасался ко мне после этого. Он обожал Хлою. Ее утрата погубила наш брак. Дуг возненавидел меня, а я превратилась в ужасный призрак себя, умолявший, чтобы его ненавидели. Я стала безобразным и жирным вместилищем для горя и ожесточенности, и я дошла то точки, когда мне хотелось свернуться клубком и умереть.

Он кивал, глядя на горизонт.

– Это предшествовало… таблеткам? Самолечение и спираль вины?

– Значит, ты читал об этом… разумеется, ты это сделал.

Он сокрушенно улыбнулся.

– После нашего ужина в Дип-Коув. После того, как ты сказала, что Стерлинг – это твой отец. Признаться, я кое-что посмотрел по этому поводу.

– Да, – тихо сказала я. – И мне ненавистно, когда все лицемерно советуют признаваться в своих психических расстройствах, чтобы избавиться от клейма жертвы, но тем не менее всегда осуждают людей с психическими расстройствами. Люди шепчутся и сплетничают у тебя за спиной. Ты становишься посмешищем, или назойливой пьяницей, или наркотизированной психопаткой, которая не может спасти свою внешность или удержать мужа, которого нельзя винить в том, что он уходит от нее. Ты превращаешься во фрика, не способного пережить трагедию из-за побочного ущерба, который лишь усугубляет положение. Ты превращаешься в лакомую пищу для газетных заголовков. Гораздо легче заболеть пневмонией, получить инфаркт или сломать ногу. Такое состояние удобно для людей. Это они понимают, – я с силой втянула воздух в легкие. – Вот видишь? Нам нужно поговорить о психическом здоровье.

Он промолчал. Я смотрела на его профиль в ожидании вердикта.

– Теперь ты ненавидишь меня? – тихо спросила я.

– Иди сюда, Эль.

Он обвил меня руками и обнял. Просто обнял. Наши разгоряченные тела были липкими от пота и лосьона от загара. Но его запах и массивность его тела были утешительными для меня. Он погладил мои волосы и поцеловал меня в губы.

– Я люблю тебя, Элли Тайлер, – прошептал он. – Я чертовски люблю тебя, и мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Ты хороший человек. Дорогой, удивительный, чуткий и творческий человек. И это не должно было случиться с тобой, и я ума не приложу, как отец Хлои мог бросить тебя после этого, после того, что вам пришлось вынести.

Я рыдала, пока он обнимал меня, мое тело сотрясалось в крупных, резких, припадочных конвульсиях. Я позволила этому случиться. Это было подобно кровопусканию, очищению, выпуску чудовищного пара, накопившегося в моей душе. Рассказать обо всем Мартину и чувствовать, что он по-прежнему обнимает меня – это было лучше любой терапии. Никакая терапия не могла бы сравниться с этим. Я как будто вернулась домой. Вместе с ним я находилась в безопасности. Он понимал и принимал это.

– Поэтому ты не хотела плавать со мной? – спросил он, когда я наконец успокоилась.

Я кивнула.

– Но на самом деле речь идет о морском прибое, правда? О высокой воде, водоворотах и сильных течениях, о больших волнах, которые заставляют чувствовать себя беспомощной?

Я шмыгнула носом, высморкалась и снова кивнула.

– Значит, мы можем с этим справиться. Смотри. Эта лагуна окружена стеной песка и коралловым рифом. Здесь тихо, как в ванне. Никаких течений. Никаких акул. Она мелководная. На поверхности нет даже ряби от ветра. Думаю, если мы войдем вместе и тебе не станет плохо, это будет большим шагом вперед. Ты готова попробовать… вместе со мной?

Я закусила губу и кивнула. Время пришло – время вернуться в море. Пора сделать шаг. Мне хотелось победить ощущение беспомощности, заставить его уйти. Это будет первым шагом, и очень мощным, если я смогу.

Вместе с Мартином, державшим меня за руку, мы вошли в лагуну. Вода была теплой и шелковистой. Мы зашли по колено, потом по пояс. Да, он был прав: здесь не было волн или сильных течений. Мы покачивались и обнимались, – он голый, я в бикини. Он поцеловал меня, и я улыбнулась, потом рассмеялась. Он крепко обнял меня, потом развязал верх бикини и стянул трусики.

Мы занялись любовью на мелководье. В отместку за мои дурные воспоминания.

Потом мы поплавали, не выходя на глубину: я могла встать в любом месте, где хотела. Мои конечности расслабились, на душе полегчало. Это было чистым блаженством.

Мы вместе вышли из воды и рука об руку побежали к пляжным коврикам. Потом лежали на спине с переплетенными пальцами.

– Спасибо тебе, – прошептала я, глядя в немыслимо голубое небо. – За то, что выслушал меня, – я перекатилась на бок и провела пальцем по его животу в сторону пупка. – Думаю, я правда люблю тебя, Мартин Крессуэлл-Смит.

* * *

Позже в тот вечер, когда я сидела перед зеркалом и наводила красоту на вечер, Мартин принес мне бокал вина. Он поцеловал меня в лоб.

– Должно быть, это было ужасно, когда они нашли ее маленькое тело, разбитое о скалы и рифы. Полицейские допрашивали тебя так, словно ты была во всем виновата. Как будто ты умышленно отпустила ее. Мне так жаль, Элли.

Я похолодела.

Потом я смотрела, как он пошел в ванную и принял душ. Пальмовые вайи снаружи шелестели и лепетали над крышей нашего бунгало под порывами вечернего ветра.

– Разве я говорила, что полицейские допрашивали меня? – спросила я за ужином. Мне было известно, что это не попало в газеты, по взаимной договоренности с полицией. Они сдержали слово.

– Да, – он выглядел озадаченным.

Я впилась в него взглядом. Он даже не сморгнул.

– Я полагаю… Я… – Мой голос пресекся, и я потянулась за бокалом.