Текст книги "Гиблое дело"

Мьюринн всегда умела разжечь в нем огонь, о чем Джет сожалел и по сей день. Потому что, несмотря на всю свою злость, так и не смог отпустить ее от себя, и это стоило ему женитьбы. Это стоило им обоим… Сразу за домом Гаса он резко ударил по тормозам.

В чердачном окне слабо мерцал свет.

Внутри кто-то был.

Воры? Вандалы? Или начинается пожар?

Джет дал задний ход, быстро проехал назад и вырулил на изрытую колеями подъездную дорожку. Он не знал, как поступить. Может, предупредить полицию? Но затем решил, что, вероятно, это просто старая Лидия Уилки жжет масляную лампу, так как после смерти Гаса электричество в доме отключено.

Тем не менее было уже за полночь. Вряд ли чудаковатая старая леди сейчас в доме Гаса!

На всякий случай лучше проверить.

* * *

Сон Мьюринн прервал яростный раскат грома.

Она вздрогнула и села в кровати – и снова услышала его. Нет, не гром, а громоподобный стук во входную дверь. Кот спрыгнул с кровати и выбежал в коридор.

В темноте Мьюринн нащупала лампу. Высоко подняв ее и стараясь не наступить на подол ночной рубашки, спустилась по лестнице. Внизу она остановилась в коридоре и взглянула на старые стенные часы: уже за полночь. Кто вообще мог стучать в дверь Гаса в такой поздний час?

По дому снова разнесся стук. Ее пронзил страх.

Она поставила лампу и потянулась за связкой ключей, которую перед сном оставила на столе. Нащупав нужный, направилась к оружейному шкафу Гаса. По дому прокатилась очередная волна ударов в дверь.

Открыв шкаф, Мьюринн вынула старый дробовик. Трясущимися руками вставила патрон и подошла к двери.

– Кто там? – крикнула она.

Ветер неистово стучал в окна, шуршал верхушками сосен и елей. Их ветви цеплялись за крышу. Кто бы ни был там, снаружи, он не мог ее слышать. Стук повторился, причем с такой силой, что дверь затряслась. Она глубоко вздохнула и распахнула дверь.

И застыла на месте.

Глава 2

– Мьюринн?

Его как будто ударили кулаком в грудь.

Пламя старой лампы на столике в прихожей трепетало на ветру, отчего на ее медных волосах плясали тени. Она недоуменно смотрела на него горящими зелеными глазами. Ее лицо было призрачно-белым. В грудь ему было направлено ружье.

Взгляд Джета мгновенно метнулся к ее большому животу под белой хлопчатобумажной ночной рубашкой.

– Что ты здесь делаешь? – хрипло спросил он.

Мьюринн медленно опустила дробовик и подняла левую руку, как будто желая коснуться нежданного гостя. По его телу тотчас прокатилась горячая волна предвкушения. Но нет, вместо этого она откинула с лица спутавшиеся во сне локоны, и он увидел, что она дрожит.

– Джет? – прошептала она.

Он утратил дар речи.

Ничто в этом мире не могло подготовить его к физическому потрясению от встречи с Мьюринн О’Доннелл здесь, в Сэйв-Харборе! Особенно босой и беременной.

Пульс на ее шее участился, и маленький компас на цепочке у горла поймал свет. Это тотчас привлекло его взгляд к ее груди, полной и округлой. Похоть разрывала его, кровь бурлила от прилива адреналина.

Каждая клетка его тела вопила о том, чтобы прикоснуться к ней, притянуть к себе, обнять как можно крепче, стереть потерянные годы. И в то же время вид ее округлившегося живота пробудил в нем нечто холодное и хрупкое, как будто вокруг его необузданных чувств образовалась защитная оболочка.

Ему следовало отойти – и быстро, прежде чем он сделает или скажет что-нибудь глупое.

– Я не знал, что ты вернулась, – произнес Джет. – Я увидел свет на чердаке и подумал, вдруг это вандалы.

Она по-прежнему не нашлась с ответом, и его слова повисли между ними бессмысленным эхом в пропасти потерянных лет. По веранде застучал дождь.

– Дом Гаса стоял пустым, – пояснил Джет, прочищая горло. – Но я вижу, что у тебя все под контролем. – Он повернулся, чтобы уйти, но задержался на крыльце, угодив в капкан неистового желания обернуться и вновь впиться в нее глазами. – Добро пожаловать домой, Мьюринн! – бросил он и, приказав себе не оглядываться, легко сбежал по ступенькам к своему пикапу.

– Джет… погоди!

Он остановился. Его волосы были влажными от дождя.

– Я… меня не было на чердаке, – сказала она.

Он очень медленно повернулся.

– Тебя не было там, когда я постучал?

Она покачала головой:

– Нет. Я спала.

– Кто-то был там наверху, Мьюринн.

– Это не я.

Он секунду помешкал, затем поднялся по ступенькам крыльца и, входя в дом, щелкнул выключателем. Света не было.

– Я еще не додумалась, как подключить солнечную батарею.

– Дай-ка его мне, – сказал Джет, забирая у нее дробовик. – Пойду проверю, что там и как, подключу электричество, а потом уйду.

Джет схватил со стола фонарь и, громко топая, поднялся по деревянной лестнице. Мьюринн прижала к животу дрожащую ладонь, пытаясь взять себя в руки. Затем тяжело вздохнула и последовала за ним – и за светом – на чердак.

Джет со скрипом открыл дверь: из чердачного окна за столом Гаса в комнату тотчас ворвался сквозняк. Шторы заколыхались, и бумаги разлетелись по всему полу. Дождь снаружи полил сильнее, ветер приносил с собой влагу.

– Я… я могу поклясться, что раньше окно было закрыто, – пролепетала Мьюринн.

Она быстро прошла в кабинет и наклонилась, чтобы собрать разбросанные по персидскому ковру бумаги. Из-за растущего живота ее движения были неловкими. Она знала: Джет наблюдает за ней. Почувствовав на себе его взгляд, замерла и подняла глаза. Их взгляды встретились.

В свете фонаря черты его лица казались резкими, донельзя мужественными. Широкий рот был очерчен с точностью скульптора и обрамлен морщинками улыбки, которые с годами углубились. Новыми были и тонкие морщинки, веером разбегавшиеся от синих глаз… Глаз, все еще таких же ясных и пронзительных, как в тот день, когда она уехала из этого городка. И вот теперь они впивались в нее с животной силой, от которой ее колени превращались в желе.

Мьюринн сглотнула. Она знала: он наверняка думает о ее беременности. Знала она и то, что Джет слишком горд, чтобы спрашивать. Они были во многом похожи.

Неловко прижимая бумаги к животу, она встала, и ее щеки вспыхнули. Его глаза стали темнее обычного. В его взгляде появилось нечто такое, от чего она ощутила внутри опасный жар.

– Так вот как Меркьюри попал сюда! – тихо сказала она, пытаясь заполнить взрывоопасное пространство между ними. – Мой кот, – пояснила она и нервно усмехнулась. – Гас купил его для меня, когда мне исполнилось тринадцать. Помнишь?

– Вряд ли этого кота можно назвать твоим, Мьюринн, – резко произнес он. – Ты бросила его. Одиннадцать лет назад.

Намек был ясен. По мнению Джета, у нее не было никаких прав: ни на дом, ни на что-то другое. Даже на кота… Она облизала губы.

Джет внезапно отвернулся, прошел через комнату и посветил фонариком позади стола Гаса.

– Этого ты тоже не видела?

– Боже мой, нет! – сказала Мьюринн, подойдя ближе и увидев на ковре осколки стекла.

Ящики стола были выдвинуты. Под кожаным креслом, в котором она сидела всего несколько часов назад, валялись папки. Системный блок под столом был опрокинут на бок, провода вырваны. Мьюринн стало не по себе.

– Кто-то был здесь, наверху, пока я спала.

Джет отдернул тяжелые шторы.

– Оконное стекло разбито. Тот, кто залез сюда, явно что-то искал в столе Гаса. – Он нахмурился и обвел комнату взглядом. – Должно быть, его спугнул шум мотора моего пикапа.

Мьюринн обхватила руками живот и вздрогнула. Влажный от дождя ветер из разбитого окна щекотал ей кожу.

– Зачем кому-то рыться в вещах Гаса?

– Черт его знает! – сказал Джет, рассматривая половицы под окном. – Но, кто бы это ни был, он явно что-то искал. Он мог попытаться унести системный блок, ведь твоя солнечная батарея отключена. И у него не вышло получить доступ к нужной информации прямо здесь.

– Он?

– Здесь на деревянном полу грязные следы, оставленные ботинком двенадцатого размера. Я бы сказал, что это был мужчина.

От очередного порыва ветра на коже Мьюринн появились мурашки, соски напряглись. Джет взглянул на ее грудь, а затем посмотрел в глаза. Однако быстро отвернулся, потер лоб и тихо выругался.

– Это так трудно, Джет? – прошептала она. – Снова видеть меня?

Он пару секунд не решался на нее смотреть.

– Да, – пробормотал он. – Трудно. Пойдем… – Он коснулся ее локтя и осторожно вывел на площадку. – Мы должны оставить здесь все как есть. Я вызову полицию.

Джет закрыл за собой чердачную дверь. Пространство на узкой лестничной площадке внезапно сжалось, желтый круг света сделался слишком интимным. Да, Джет оказывал все такое же влияние на пространство: оно как будто сжималось вокруг него.

Дело было не только в его физических размерах; он излучал энергию, которая казалась слишком мощной для ограниченного пространства. Его стихией была дикая природа, и именно поэтому он отказался следовать за ней в Лос-Анджелес. Сказал, что город убьет его дух, кем бы он ни стал.

Оглядываясь в прошлое, Мьюринн понимала: он был прав. Многолюдный город с его толпами был тесен для такого вольнолюбивого дикаря, как Джет. Он появился на свет для того, чтобы странствовать на своем самолете по таким местам, как Аляска и тундра. Вот почему такие люди, как он, и жили к северу от шестидесятой параллели.

Лос-Анджелес был бы для него каменной тюрьмой.

Но в то время этот город означал для нее свободу и приключения – пропуск в яркий новый мир.

Тем не менее Джет на некоторое время покинул родной город. Уехал в Лас-Вегас. Где и женился. И это жгло огнем.

А также делало его лицемером.

Он заглянул ей в глаза, и на его лице промелькнуло желание.

– Джет… – тихо сказала она.

Он сглотнул. Напряжение между ними нарастало.

– Накинь на себя что-нибудь потеплее, Мьюринн, – резко сказал он. – Я позвоню в полицию. Затем подключу электроэнергию и останусь здесь с тобой, пока не прибудет кто-нибудь из участка.

Она судорожно выдохнула и кивнула.

– Спасибо тебе!

Он еще мгновение выдержал ее взгляд, а затем, не говоря ни слова, спустился по лестнице.

Стоя в дверном проеме, Джет молча наблюдал, как Мьюринн возится на просторной деревенской кухне Гаса. Она натянула поверх белой ночной рубашки один из объемных свитеров деда и заколола непокорные медные кудри заколкой. Джет ощутил облегчение: тот, другой ее вид сводил его с ума… Или вел прямиком к погибели. Что в случае с Мьюринн О’Доннелл было одним и тем же.

Черт, какой обжигающий огонь, какое пламя разлилось по его телу, когда он увидел, как она, стоя на четвереньках в одной только хлопчатобумажной ночной рубашке, собирает разбросанные по полу бумаги Гаса! Было в ее беременности нечто такое, что сводило его с ума. И погружало в глубокую печаль.

Причиняло боль.

Мьюринн всегда обладала огромной властью над ним, о чем сама даже не догадывалась. И вот теперь в просторном свитере Гаса она выглядела такой маленькой, такой уязвимой! Джет не был уверен, на пользу ли этот вид его здоровью. В нем тотчас пробудились защитные инстинкты – чувства, которые он не хотел испытывать к ней. Это было настоящее потрясение – видеть ее здесь снова без всякого предупреждения. Ему нужно разобраться, что это может означать для его семьи. Для его сына.

Для него самого.

– Эй, – сказала она с мягкой улыбкой, поймав на себе его взгляд.

Его кровь заструилась по жилам быстрее.

Он вошел в кухню, но демонстративно остался по другую сторону массивного деревянного стола.

Мьюринн налила ему чаю из все еще испускавшего пар пузатого медного чайника, который вернула на газовую плиту. Избегая смотреть ей в глаза, Джет сел за стол и принял от нее кружку. Она заварила ему именно такой чай, как он любил: крепкий и сладкий. То, что она это помнила, поразило Джета до глубины души. Впрочем, какое это имеет значение? Увы, имело, и немалое!

В Мьюринн имело значение буквально все.

И вот сейчас он боролся со своими страстями, пытаясь не замечать ее беременность, пытаясь быть джентльменом и не задавать вопросов, но отчаянно желая узнать, кто отец будущего ребенка и где он находится. Почему она здесь одна.

Тот факт, что Мьюринн ждет ребенка, пронзил его подобно кинжалу. Джет тяжело вздохнул. К черту притворную вежливость! Они всегда были выше этого. Как вообще быть вежливым, обсуждая то, что произошло между ними? Никакая светская беседа не поможет преодолеть эту пропасть. И Джет выбрал прямолинейный подход.

– Ты ни разу не навестила Гаса, – тихо сказал он. – Не приехала даже на его похороны. Так почему ты здесь сейчас?

Пару секунд она пристально смотрела на него проницательными кошачьими глазами.

– Я приехала, чтобы возглавить издательство «Сэйв-Харбор», Джет. Вместе с этим домом Гас завещал мне свою фирму.

Джет буквально кожей почувствовал, что побледнел.

– Ты намерена остаться?

Ее лицо на миг исказила боль.

– Может быть. – Она глубоко вздохнула и уперлась руками о спинку стула. – В завещании сказано, что я имею право продать бизнес, но только через год. Это означает, что я или сама буду управлять им в течение двенадцати месяцев, или найму кого-нибудь.

– То есть ты здесь, чтобы кого-то нанять?

– Нет. Я здесь, чтобы управлять им сама.

– Всего один год?

– Послушай, Джет! Я не хочу тебе мешать, понимаешь? Не собираюсь вторгаться в твою жизнь. – Она замешкалась. – Я… я видела тебя утром на паромной пристани вместе с сыном… – Она вновь заколебалась, словно не веря, что сможет произнести следующие слова: – И с женой.

На губе Джета выступила испарина. Он совершил ошибку, начав этот разговор. Поставив кружку, он резко встал и прошествовал в коридор.

– Я подожду детектива Гейджа снаружи.

– Джет! – окликнула она его.

Он уже взялся за дверную ручку, но остановился.

– Как его зовут? Твоего сына?

Его охватило странное чувство, дикое и необузданное. Какая-то его часть отказывалась называть ей имя – отказывалась делиться с ней даже малой частью информации о его дорогом мальчике.

– Трой, – тихо произнес Джек, все еще глядя на дверь. – Его зовут Трой Ратледж.

Она пару мгновений молчала.

– Трой. Так звали моего отца.

– Твой отец был хорошим человеком, Мьюринн. Я был горд назвать сына в его честь.

– Я… просто это меня удивляет.

Он повернулся.

– Почему?

– Половина города – сторонники жесткой линии профсоюзов, включая твоего отца, – ненавидели моего отца за то, что он перешел линию пикета. Они окрестили его предателем, обзывали меня гадкими словами в школе, унижали маму, когда встречали ее в магазине. Они настолько ненавидели отца, что взорвали его и еще одиннадцать человек.

– Это время было трудным для всех, Мьюринн, – сказал Джет. – Но что бы люди ни говорили, ты знаешь, что я всегда уважал твоего отца. Не познакомь он меня с моделями самолетов, не зарази мечтой о полетах, я, наверное, стал бы шахтером, а не пилотом. Когда мне было десять лет, это он сказал, что я могу сделать со своей жизнью нечто лучшее, чем каждый день спускаться в шахту. Он был моим другом, Мьюринн. Мне было двенадцать, когда он погиб, и я тоже был опустошен из-за его смерти. Она стала шоком и для моего отца – независимо от того, что он говорил о Трое, твоем отце.

На глазах Мьюринн выступили слезы, нос ее порозовел, отчего она стала чертовски красива.

– Спасибо, Джет, – прошептала она. – Я… должна была это услышать.

– Это не ради тебя, – тихо сказал он. – А ради человека, который знал, что такое честь и родной дом. Знал, что нельзя намеренно причинять боль людям, которые его любят.

Мьюринн в упор посмотрела на Джета.

– Ты до сих пор меня ненавидишь?

Оконные стекла подрагивали от порывов ветра. Дождь неистово барабанил по ним.

– Я ненавижу то, что ты, Мьюринн, сделала с людьми, которые тебя любили.

Джет с тихим стуком, от которого, однако, содрогнулось все ее тело, закрыл за собой громоздкую дубовую дверь.

Мьюринн тяжело опустилась на стул у кухонного стола и зарылась лицом в ладони. Знай она, что будет так тяжело снова видеть его, то никогда бы не вернулась.

Если бы Джет знал, через что она прошла с тех пор, как покинула Сэйв-Харбор! Он понятия не имел, во что ей тогда обошелся его ультиматум… Во что он обошелся им обоим.

Наверно, ей следовало сказать юристу, чтобы тот просто кого-то нанял – кого угодно, кто взял бы на себя дела издательского дома «Сэйв-Харбор» и дал объявление, что компания в течение двенадцати месяцев будет выставлена на продажу.

Но в то же время в глубине души Мьюринн знала: Гас хотел, чтобы она вернулась. Иначе зачем он настоял, чтобы ей вместе с условиями его завещания вручили компас? Она сообщила деду, что беременна и будет рожать одна. Возможно, он пытался указать ей дорогу домой, напомнить, где находятся корни ее семьи.

Услышав скрежет шин на подъездной дорожке, Мьюринн быстро потерла руками лицо, убеждая себя, что все будет в порядке; она больше не будет заперта здесь, как раньше. Если что-то пойдет не так, она в любое время, еще до истечения двенадцати месяцев, может вернуться в Нью-Йорк и нанять издателя. Сейчас она была здесь хозяйкой.

Убрав с лица выбившиеся пряди волос, Мьюринн поправила свитер и пошла встречать полицию.

– Это точно шалили подростки, – сказал офицер Тед Гейдж, глядя на разбросанные под столом бумаги. Он стоял, небрежно засунув за ремень большие пальцы. – Случаи вандализма во время летних каникул – обычное дело! – Его взгляд скользнул по комнате. – Сорванцы наверняка думали, что дом Гаса все еще пустует.

– То есть вы не пришлете сюда криминалистов или кого-то в этом роде? – спросила Мьюринн с порога.

Детектив пожал плечами.

– Такое бывает только в кино! Мы снимаем отпечатки пальцев только при крупных преступлениях. А если ничего не украдено…

– Может, и украдено. Я понятия не имею, – перебила его Мьюринн.

– Для ребенка это довольно большой след, Гейдж, – сказал Джет. – Я бы сказал, что это двенадцатый размер.

– Я могу показать вам нескольких подростков с таким размером ноги, – сказал детектив, не вынимая изо рта жевательную резинку.

– Почему бы вам не выяснить, сможете ли вы сопоставить одного из них с этим следом?

– Это непозволительная трата времени и ресурсов криминалистической лаборатории, если речь идет всего лишь о хулиганстве или вандализме.

Гейдж искоса посмотрел на Мьюринн. В его обманчиво-небрежных манерах сквозила скрытая враждебность. В сердце Мьюринн шевельнулась тревога.

– Послушайте, – внезапно сказал он, – я пришлю кого-нибудь позже. В зависимости от нашей загруженности.

Мьюринн уже валилась с ног от усталости. Сейчас ей хотелось одного: поскорее лечь спать. Она поблагодарила Гейджа и выпустила его за дверь.

Джет даже не сдвинулся с места.

– Хочешь, я останусь, Мьюринн?

Она знала, с каким трудом далось ему это предложение, и ей страшно хотелось ответить «да».

– Со мной все будет в порядке. Спасибо! Детектив Гейдж прав. Наверное, это обычный вандализм – незаконное проникновение в пустой дом и все такое прочее. Если злоумышленники вернутся, я всегда могу позвонить в службу спасения. Но сомневаюсь, что они вернутся.

В отличие от нее, Джет, судя по его лицу, не был в этом уверен.

«Интересно, – задалась вопросом Мьюринн, – это все из-за офицера Гейджа, из-за его холодного отношения ко мне?» Или потому, что было совершенно очевидно: кто-то что-то искал в кабинете ее деда? Откуда ей знать, нашли ли злоумышленники то, что искали? Унесли ли находку с собой? И как понять, что это было?

Джет потянулся за блокнотом, лежащим рядом с телефоном, что-то нацарапал в нем и оторвал верхний лист.

– Вот мой номер. – Он посмотрел прямо ей в глаза. – Если тебе нужна помощь, Мьюринн, я сразу приду. Я живу по соседству.

– По соседству?

– Я переехал в родительский дом.

Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Его взгляд вновь скользнул по ее животу. Ей тотчас захотелось объяснить все, сказать, что она одинока; что ради второго шанса она готова на все.

Но он женат. У него есть семья.

И, черт возьми, неужели они все живут тут, по соседству? Мьюринн стало муторно при мысли о том, что она может встретить ту, другую женщину.

Она сказала себе, что она сильная, она справится. Она достаточно натерпелась в этой жизни, чтобы хорошо себя узнать.

Поэтому вместо того, чтобы оправдываться, перешла в наступление.

– Ты просто умираешь от желания осудить меня, не так ли, Джет?

– Я давно перестал осуждать тебя, Мьюринн. То, чем ты занимаешься, меня не касается.

А его дела не касались ее. И все же он снова здесь, снова появился в ее жизни. Его слова прозвучали неубедительно.

– Послушай, я устала, Джет. Я не желаю спорить. Я ужасно хочу спать.

Он пристально посмотрел на нее:

– Ты всегда оставляла за собой последнее слово.

– Нет, Джет. Это ты одиннадцать лет назад оставил за собой последнее слово, сказав, что ненавидишь меня и что я никогда не должна возвращаться.

Он стиснул зубы.

– Мьюринн…

Она распахнула дверь.

– Уходи, пожалуйста. Я очень прошу.

И он вышел в бушующую ненастную тьму.

Она захлопнула дверь и щелкнула замком. Затем прислонилась к ней и, дав волю горючим слезам, слушала, как по подъездной дорожке шуршат шины его пикапа.

* * *

Джет стоял у высокого – от пола до потолка – окна своей гостиной. Дождь хлестал по стеклу, а он, как загипнотизированный, смотрел на размытый желтый свет в кухонном окне дома Гаса на соседнем холме.

Затем он развернулся и принялся расхаживать взад-вперед. Что же теперь делать? Как поступить?

Сказать ей?

После всех этих лет? Нет. Он не мог.

Он сделал то, что сделал, не без причины, и Гас помог ему в этом.

Джет грязно выругался. Видеть ее беременной здесь, в Сэйв-Харборе… Ирония судьбы все лишь усложняла.

Несмотря на поздний час, он налил себе виски и сделал большой глоток. Горло приятно обожгло. Джет медленно выдохнул.

У него не было иного выбора, кроме как переждать этот шторм, имя которому – Мьюринн О’Доннелл. Если она осталась верна себе, то через год ее, как говорится, словно ветром сдует.

Джет снова задумался об отце ее ребенка. Где он, были ли они вообще женаты? Кто поручится, что к Мьюринн внезапно не приедет муж, чтобы составить ей компанию? Как, черт возьми, он проглотит такое?

По крайней мере, Трой на несколько недель уехал в летний лагерь, а он единственный, кто мог больше всего пострадать в этой ситуации. Джет не хотел, чтобы его мальчик страдал.

Он не мог позволить, чтобы Мьюринн поступила так с Троем.

Он просто не мог сказать сыну, что Мьюринн О’Доннелл – его мать, что десять лет назад она просто отдала его на усыновление.

Он также не собирался говорить Мьюринн, что назвал их сына в честь ее отца. Он сделал это, движимый некой глубокой потребностью связать своего сына узами с материнской стороной семьи.

Оглядываясь в прошлое, Джет понял: вероятно, неким подсознательным образом он пытался привязать себя к Мьюринн, надеясь, что она вернется.

И вот она здесь.

Теперь живет с ним рядом, по соседству. Еще один малыш на подходе. В ее жизни существует другой мужчина. И не успеет он и глазом моргнуть, как она снова исчезнет.

Прав он или нет, но Джет мог сказать Мьюринн правду только в одном случае: если бы она доказала, что достойна такой откровенности. Пусть покажет, что достойна собственного сына; что останется и не причинит боль Трою, как когда-то причинила ему.