Текст книги "Золотые слезы"

Лори Макбейн
Золотые слезы

Моим братьям Гордону и Роберту Макбейнам с любовью

Стрелу, пронзившую грудь орла, украшало орлиное оперение. Зачастую мы сами вкладываем в руки врагов наших оружие против самих себя.

Эзоп

Пролог

1848 год

– Поедем со мной, Mapa! – умоляюще воскликнул Джулиан, в его ярко-синих глазах полыхало пламя страсти.

Прелестная девушка горделиво выпрямилась, тряхнув золотистыми волосами, и окинула его презрительным взглядом с головы до пят. Длинные пушистые ресницы скрыли от Джулиана торжество, промелькнувшее в ее взгляде. Джулиана заворожила чарующая улыбка, и он не отрываясь смотрел на алые влажные лепестки, мечтая как можно скорее ощутить их вкус на своих губах. Из груди его невольно вырвался тяжелый вздох, когда юноша залюбовался распущенными волосами, доходившими почти до бедер, словно окутывавшими стройную фигуру тонким шелковым плащом. Они тускло поблескивали в лучах полуденного солнца, пробивавшегося в комнату сквозь плотные жалюзи, и отбрасывали едва заметную тень на матовую белизну точеной шеи и соблазнительные холмики грудей, выступавшие из воздушного облака английских кружев, украшавших корсаж. Ее талия, туго затянутая в малиновый шелк платья, притягивала Джулиана, сводя с ума, пробуждая в распаленном страстью воображении сладостные любовные грезы.

– Mapa, любовь моя! – хрипло простонал Джулиан, ослепленный ее красотой. Внезапно молодой человек позабыл о своем намерении держаться во время беседы с надменным спокойствием. Неведомая и непреодолимая сила бросила его к. Маре, он сжал ее в своих объятиях, вдыхая умопомрачительный аромат цветущих высокогорных лилий, исходивший от нежной шелковистой кожи. С его губ, ласкавших изгиб ее шеи, слетали пылкие слова;

– Мой Бог! Mapa, как ты прекрасна! Ты должна позволить мне любить тебя!

– Джулиан, оставьте меня в покое, – с нескрываемым раздражением отозвалась девушка. – Как вы нелепы! – с откровенной издевкой добавила она, отстраняясь.

Джулиан впился в нежный рот, пытаясь прервать поток злых насмешек, безжалостно обрушившихся на него. Поцелуй был долгим и страстным. Юноша приник к живительному роднику, как измученный жаждой путник, проделавший нелегкий путь по выжженной солнцем пустыне, сильные руки крепко сжимали хрупкое тело, не давая возможности ни вздохнуть, ни шевельнуться. Однако в ее прелестной груди сердце билось холодно и ровно. Mapa смотрела в окно поверх плеча Джулиана с оскорбительным безразличием, ему так и не удалось вызвать в душе девушки ответный порыв.

Молодой человек сдался и неохотно выпустил ее. Нахмурившись, он внимательно всматривался в нежное лицо, с изумлением понимая, что не обнаружил ни малейшего проблеска чувства.

– Я ничего не понимаю, – растерянно вымолвил Джулиан. – Неужели ты действительно ко мне равнодушна? Я отказываюсь в это верить. Со дня знакомства я не устаю повторять тебе о своей любви и преданности. Может быть, у меня есть более счастливый соперник? – ревниво поинтересовался он, дрожа от гнева.

Джулиан схватил Мару за плечи и пристально посмотрел в безжизненные и как будто полусонные глаза, теряясь и не находя объяснения внезапной перемене в ее настроении.

– Я уже все приготовил для путешествия во Францию. Моя яхта давно ждет в порту Саутгемптона и поднимет паруса в любую минуту. Мы проведем месяц в Париже, а потом отправимся в круиз по Средиземному морю. Наше плавание продлится столько, сколько ты пожелаешь. Мы можем бороздить моря и океаны, пока нам это не надоест.

Джулиан продолжал пытливо всматриваться в ее глаза, надеясь прочитать в них, что его слова пробудили в ней если не восторг, то хотя бы заинтересованность. Но Mapa лишь усмехнулась, презрительно пожала плечами и тряхнула золотистой гривой, соблазнительно обнажая плавный изгиб плеча.

Джулиан потупился, не желая замечать оскорбительной издевки в ее взгляде.

– Вы хотите сказать, пока я вам не надоем, не так ли, милорд? Обычно ведь так и случается в подобных ситуациях, – спокойно ответила Mapa, оправляя кружева на корсаже. – Но на этот раз мы поменяемся ролями. По правде говоря, мне до смерти наскучили ваши патетические излияния.

– Как? Я тебе наскучил? – пробормотал Джулиан, и болезненная гримаса исказила его красивое лицо.

Mapa окинула равнодушным взглядом этого высокого и широкоплечего двадцатилетнего юношу в великолепно пошитых брюках и тщательно подобранном жилете. Узкий сюртук подчеркивал массивность торса, а бледно-голубой шелковый галстук украшала золотая булавка. Лицо Джулиана, пылавшее сейчас от обиды и стыда, обычно озаряла беспечная, не лишенная самодовольства улыбка. Поистине среди признанных лондонских щеголей не было второго такого блистательного джентльмена.

– Удивляюсь, как это раньше не произошло. – В глазах Мары промелькнули злые огоньки. – Ваша постоянная болтовня о лошадях, борзых и ипподроме давно набила мне оскомину.

– Ты шутишь, Mapa. Я тебе не верю, – дрожащими губами прошептал молодой человек. – Может быть, ты недовольна подношениями? Но как иначе я могу убедить тебя в искренности своих чувств и заставить отнестись к моему предложению благосклонно? – добавил Джулиан с недоумением, изобличавшим в нем богатого и знатного красавца, не привыкшего получать от женщин отказы и неожиданно натолкнувшегося на решительный отпор.

После минутного замешательства он достал из внутреннего кармана сюртука небольшой кожаный мешочек и протянул Маре. Девушка не шелохнулась. Тогда Джулиан торопливо развязал шнурок и вытряхнул себе на ладонь кроваво-красное рубиновое ожерелье и такие же серьги.

– Я выбрал их под цвет твоих волос, – со всей теплотой и нежностью, на какие только был способен, вымолвил Джулиан. – И это далеко не самый щедрый подарок, Mapa. Ни у одной из моих любовниц не было повода жаловаться на скудость гардероба и отсутствие драгоценностей, равно как и на недостаток моего внимания.

Глаза Мары вспыхнули, и в них зажегся живой огонек, напомнивший Джулиану золотое зарево осенней листвы, Он приободрился, решив, что ему удалось, наконец, сломить упорство надменной красавицы, и снова протянул ей рубины. Но тут же отдернул руку, а сверкающие камни рассыпались по ковру, как капли крови, обагрившие траву после дуэли.

– Mapa!

– Mapa! – передразнила она его. – До чего же отвратительно звучит мое имя в ваших устах! Капризный, напыщенный глупец! Неужели вы действительно думаете, что можете купить меня? А что вы скажете, Джулиан, если я признаюсь, что все это время лишь смеялась над вами?

Mapa подступила ближе и с презрительной усмешкой потрепала юношу по щеке, зная, как запах ее духов и прикосновение пальцев желанно и в то же время мучительно для него.

– Бедняжка! Маленький лорд впервые в жизни вынужден испытать разочарование! Вас испортили богатство и вседозволенность. Вы избалованное дитя! – добавила она по-французски, вспомнив, что Джулиан наполовину француз. – Боюсь, мне придется наказать вас и оставить без сладкого.

Джулиан невольно отшатнулся, словно уклоняясь от пощечины. Он отказывался верить и не сводил с Мары изумленного взгляда. Если бы на его глазах милый вислоухий спаниель превратился в гремучую змею, он, возможно, удивился бы куда меньше.

– Я люблю тебя, Mapa, – произнес молодой человек в отчаянии.

– Любите? – Девушка громко расхохоталась. – Да вы и понятия не имеете, что это такое! Похоть, а не любовь движет подобными вам людьми.

– Выходит, все это время ты играла со мной? Нарочно завлекала, чтобы посмеяться, когда я буду целовать тебя и говорить о том, как велика моя любовь?

Срывающийся голос Джулиана и его перекошенное от боли лицо чуть было не заронили в сердце Мары искру сострадания, но тут взгляд ее случайно упал на рубиновое ожерелье, напомнившее о цели его визита.

– Вы слишком легковерны и доверчивы, друг мой, – продолжала она. – То, с какой унизительной для себя жадностью вы ловили малейшие знаки моего внимания, достойно жалости. Вас никогда не интересовало, почему иной раз в течение целого дня я не удостаивала вас даже; взглядом, хотя вы из кожи вон лезли, чтобы попасться мне на глаза? Откровенно говоря, я ни разу в жизни не видела, чтобы человек так искусно сжился с ролью влюбленного слепца. А как вы краснели и дрожали, когда я ненароком касалась вашей руки или шептала на ухо какую-нибудь глупость! Но не стоит слишком огорчаться, Джулиан. Вы не одиноки в своем разочаровании. Уверяю, вы оказались в достойной компании. Мне случалось обводить вокруг пальца мужчин куда более взрослых и умудренных жизненным опытом. Однако их постигла та же участь.

– Довольно! – простонал юноша, сжимая виски ладонями. – Я не вынесу этого дольше! – Он закрыл глаза, по щекам его текли слезы. – Я любил тебя, Mapa. Я действительно… – начал было он, но, поняв всю тщетность своих стараний, не стал продолжать. Опустив голову, Джулиан молча отвернулся и бросился вон из комнаты.

Mapa с минуту смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь, затем сделала шаг к окну и споткнулась обо что-то твердое. Девушка наклонилась и подняла с пола ожерелье и серьги.

– Эти камни похожи на застывшую кровь молодого джентльмена, – раздался голос за ее спиной.

– Оставь свое мнение при себе, Джэми, – резко отозвалась Mapa.

– Всегда вы так! Эх, мисс, разве вы можете послушаться разумного совета! – вздохнула та.

Mapa бросила через плечо яростный взгляд, придержав, однако, язвительные высказывания. Печальные глаза пожилой седоволосой женщины помешали девушке произнести то, о чем впоследствии она могла бы пожалеть.

– Беситесь сколько вам угодно, мисс, – продолжала между тем Джэми. – За долгие годы я успела привыкнуть к вашему строптивому нраву, и теперь все эти выходки меня не трогают. – Морщинистое лицо наперсницы действительно оставалось спокойным, в то время как ее прекрасная собеседница сурово хмурилась.

– Иногда ты слишком много себе позволяешь. Черт бы тебя побрал, болтливая старуха! – добавила Mapa шепотом, раздражаясь оттого, что ощущает чувство вины. А может быть, Джэми здесь ни при чем? Возможно, ей самой что-то не дает покоя, заставляя снова и. снова сомневаться в собственной правоте?

Mapa разжала кулак и еще раз внимательно посмотрела на рубины. Подарок Джулиана оказался дорогим и изысканным. Граненые камни играли на солнце, оживая в его лучах и притягивая взгляд. Со вздохом сожаления Mapa стала складывать драгоценности в кожаный мешочек.

– Черт! – вскрикнула она, уколовшись о булавку, скреплявшую концы шнурка. На пальце тут же выступила капля крови, и Mapa промокнула ее платочком.

– Господи, этого еще не хватало! Видит Бог, дурной знак, мисс! – взволнованно заметила Джэми, и ее изможденное лицо помрачнело.

Она подошла к Маре с резвостью, необычной для преклонного возраста, и, осенив себя крестом, быстро зашептала слова молитвы. Будучи небольшого роста, Джэми едва доходила Маре до плеча. Она стояла подле девушки, нервно теребя подол платья, и вся ее хрупкая фигура выражала невероятное страдание.

– Какие прекрасные рубины! – задумчиво и огорченно вымолвила Mapa. – Может быть, стоит оставить их себе?

Джэми круто развернулась и, вспыхнув до корней волос, с негодованием прошептала:

– Ни в коем случае! Они запятнаны кровью! Я не допущу, чтобы эти дьявольские камни хранились в доме О'Флиннов! И без того на нашу долю выпадает немало горя.

– Не беспокойся, Джэми, я пошутила, – вздохнула Mapa. – Только не стоит показывать их Брендану, иначе он заставит меня оставить их.

– Это верно. Если мистер Брендан ничего не будет знать, то и не огорчится от того, что их приходится вернуть. И напрасно вы улыбаетесь, мисс. Я ясно вижу, как на небосклоне судьбы О'Флиннов появились грозовые облака, – прошептала Джэми и забрала у Мары мешочек с драгоценностями. – Я позабочусь о том, чтобы молодой господин получил их назад в целости и сохранности, – сварливо добавила женщина, спрятав мешочек в складках юбки и скрестив руки на груди.

– Тогда, может, ты отнесешь ему и остальное? Я имею в виду медальон и платье.

Mapa решительно направилась к гардеробу и, распахнув дверцы, вытащила восхитительное вечернее платье из тяжелого малинового бархата. Модный покрой и отсутствие традиционного кружева вокруг декольте подчеркивали изящество линий. Mapa ласково коснулась пышных складок юбки и со вздохом перекинула платье через руку. Из ящичка туалетного столика она достала золотой медальон и, раскачивая его в воздухе наподобие маятника, поднесла к лицу Джэми. Для Мары явилось полной неожиданностью то, с каким проворством пожилая женщина ухватила его на лету.

– Браво! – рассмеялась девушка, признавая свое поражение, и протянула платье терпеливо ожидавшей Джэми.

– Не беспокойтесь, я лично доставлю подарки ил прежнему владельцу, – строго поджав губы, ответила та. – Mapa беспечно пожала плечами, взяла с трюмо щетку и принялась лениво расчесывать волосы.

– Поступай, как знаешь. Меня он больше не волнует, – скучающим тоном заявила она. – Только не задерживайся долго. Завтра утром мы уезжаем, и понадобится твоя помощь в сборах.

– Вы и оглянуться не успеете, как я вернусь, – заверила пожилая женщина и торопливо направилась к двери.

Mapa продолжала рассеянно водить щеткой по волосам, погрузившись в тягостные раздумья. Непривычное чувство вины одолевало ее при мысли о лорде Джулиане Вудридже, но стоило сосредоточиться на собственном отражении, как облик юного аристократа отступил на задний план и постепенно растворился.

Надрывный испуганный крик вывел Мару из задумчивости и заставил резко вскочить. Она отшвырнула щетку и бросилась в соседнюю комнату, где в углу под балдахином стояла детская кроватка, в которой лежал маленький мальчик. Mapa наклонилась и взяла его на руки. Малыш уткнулся заплаканным личиком в кружева на ее груди, мелкая дрожь, сотрясавшая его тельце, понемногу проходила, и он, всхлипывая, принялся рассказывать приснившийся ему страшный сон.

– Не бойся, Пэдди, – утешала Mapa. – Никто тебя не съест. Только глупенькие мальчики боятся гигантских лягушек и мухоморов с человеческими лицами. Их не существует, это всего лишь твоя фантазия. Не следовало за обедом есть две порции десерта. От этого, наверное, тебе и приснился кошмар.

– Скажи, ты не оставишь меня? – вдруг встревоженно спросил мальчик и крепко обнял девушку за шею.

– Нет, не оставлю, – заверила она его.

– Никогда? – не унимался он.

– Никогда, – улыбнулась Mapa.

– Обещаешь?

– Обещаю. А теперь ложись в постель и спокойно спи.

Mapa поправила сбившуюся простыню, одеяло и уложила мальчика. Присев на край кроватки и сжимая в ладони маленький кулачок, она тихо запела колыбельную песенку – вскоре дыхание ребенка выровнялось, и он крепко заснул. Mapa осторожно поцеловала его в лобик и на цыпочках вышла. Несколько часов спустя она удобно полулежала на софе, опираясь на шелковые подушки, и читала роман под названием «Джейн Эйр» – нашумевшую новинку сезона.

– Вот они, мужчины… – уничижительно сказала Mapa себе самой, дочитав очередную страницу. После чего дотянулась до чашки, стоявшей на столике, и, поморщившись, допила остывший чай.

Она взглянула на стенные часы и не успела подумать о том, куда это запропастилась Джэми, как дверь распахнулась, и на пороге появилась запыхавшаяся компаньонка.

– Я как раз думала… – начала было Mapa, но тут заметила, что Джэми необычайно бледна и растерянна. – Что случилось, черт побери? С тобой все в порядке? – встревоженно поинтересовалась Mapa, глядя на готовую разрыдаться Джэми. Позабыв про роман и холодный чай, девушка вскочила с софы. – Садись и рассказывай все по порядку.

Женщина опустилась в глубокое кресло и постаралась отдышаться.

– Я же говорила, что все это не к добру, не так ли? Я предупреждала, что вы играете с огнем! Я всегда чувствовала, что рано или поздно вы пожалеете о содеянном. Спаси и сохрани нас, Господи! Боюсь, этот день настал, – обреченно заключила Джэми.

Mapa металась из угла в угол по комнате, слушая ее причитания.

– Так что же все-таки произошло? – повторила она свой вопрос и оцепенела, как только Джэми смогла объяснить, в чем дело.

– Лорд Джулиан застрелился. Говорят, его разум помутился от горя. Он решил свести счеты с жизнью, и никто не смог ему помешать, даже его лучший друг, который был рядом, когда это произошло, – пробормотала Джэми.

– Откуда тебе известно? Скажи, что все это неправда, Джэми! – пытаясь проглотить горький комок, подступивший к горлу, прошептала Mapa.

– К сожалению, это чистая правда. Я сама слышала выстрел. В том, что случилось, есть и моя вина, – с трудом сдерживая рыдания, ответила Джэми.

Mapa с изумлением уставилась на поникшую седую голову несчастной женщины.

– Твоя вина? Джэми, ты с ума сошла! О чем ты говоришь!

– Беда стряслась сразу после того, как я принесла ему пакет. Он развернул его, увидел платье и медальон и тронулся рассудком. Я не успела отойти от дома и на несколько шагов, как раздался выстрел. Сбежались слуги, остановились проезжавшие мимо экипажи, возле крыльца собрались прохожие. Я тоже подошла и, смешавшись с толпой, услышала, что молодой лорд застрелился.

– Я в этом не виновата! – вскричала Mapa.

– В этом никто не виноват, мисс. Лорд сам нажал на курок. И все же хорошо, что завтра мы уезжаем в Париж, – многозначительно заметила Джэми. – Не дай Бог найдутся люди, пожелающие докопаться до причины самоубийства. Вряд ли можно рассчитывать на их великодушие, мисс.

Mapa стойко выдержала укоризненный взгляд своей собеседницы, и ни малейшего признака волнения не отразилось на ее лице.

– Я думаю, незачем рассказывать эту историю Брендану, – заметила Mapa, держась с завидным хладнокровием. Когда же внутреннее напряжение достигло крайней точки и девушка почувствовала, как губы ее дрогнули, она отвернулась от Джэми и отошла к окну.

Отдернув тяжелую гардину, Mapa молча смотрела на засыпавшие в сумерках дома, тенистые парки и пустынные площади Лондона. На город опускался вечер.

Что же заставило ее так обойтись с Джулианом? Какие демоны толкнули его на путь самоуничтожения? Почему она просто не указала молодому человеку на дверь, а стала безжалостно издеваться над его чувствами? Mapa и раньше не упускала возможности понасмехаться над отвергнутым поклонником, но никогда не испытывала впоследствии угрызений совести. Теперь же все было иначе. Их противостояние с Джулианом закончилось трагически. Mapa отдала бы все, что угодно, чтобы повернуть время вспять. Однако юноша умер, и по ее вине. С этой мыслью предстояло смириться и прожить остаток дней. Никто не заметил бы горечи в ее взгляде, и голос оставался по-прежнему тверд, поскольку Mapa слишком рано научилась скрывать свои чувства.

– Никто из его близких не вспомнит моего имени. Роль Мары О'Флинн в этой трагедии вскоре забудется, уступит место какой-нибудь модной сплетне, как это всегда бывает. Покинув Лондон, мы оставим позади прошлое, Джэми. Обещай, что никогда не заведешь со мной разговора о Джулиане.

– Как я могу, причинить вам боль, мисс? Забудем обо всем.

– Mapa– Боже мой, Mapa! Я так тебя люблю! – Слабые жалобные стоны раздавались в полумраке спальни, – Искусительница, ведьма с медовыми глазами! Как ты могла так обойтись со мной? Откуда такое презрение?.. Ирландская стерва! – отчаянно воскликнул Джулиан, делая попытку приподняться.

Чьи-то сильные руки вдавили страдальца обратно в подушки, и приятная прохлада простыней остудила жар измученного тела. Юноша перестал сопротивляться и расслабился. Он открыл глаза и узнал человека, склонившегося над его ложем. Сознание прояснилось, и Джулиан с неожиданной силой вцепился в руку мужчины.

– Это она во всем виновата, она сделала из меня посмешище. Господи, Ник, если бы ты только видел, какая ненависть сверкала в ее глазах! Будь у нее в ту минуту нож под рукой, не задумываясь вонзила бы его мне в сердце. Но ножа не оказалось, и мерзавка убила меня словами. – Безумный взгляд Джулиана вперился в молчаливого собеседника. – Эта дрянь смеялась, издевалась над моей любовью, признавшись, что обманывала и более опытных мужчин. Значит, я не единственный, кого она очаровала, чтобы затем с презрением отвергнуть. Но почему? За что? Ведь я не делал ничего плохого, я лишь отдал ей свое сердце!

Джулиан в изнеможении закрыл глаза и отвернулся: По его щеке на белоснежную наволочку медленно катились слезы.

– Она так прекрасна, Ник. В ней есть нечто необузданное, какая-то сверхъестественная свобода, которой я завидую. Я восхищался проявлениями ее неукротимой натуры, хотя они подчас и небезопасны. Когда она улыбается, тубы словно дразнят тебя… – блаженно прошептал Джулиан и снова потерял сознание.

Николя Шанталь укрыл племянника одеялом до подбородка и выпрямился. Он пристально смотрел на юношу, почти мальчика, и сострадание пробуждало в его сердце яростную ненависть к женщине, так безжалостно толкнувшей Джулиана на путь самоубийства. Его по-детски безмятежное лицо напомнило Николя другое, куда более знакомое, так походившее на лик безмятежно почивающего Адониса.

Ход его размышлений нарушил звук открывающейся двери. В комнату вошел доктор в сопровождении матери Джулиана. Ее сиятельство графиня Дениза Уэйктон-Санд недоверчиво посмотрела на брата, затем подошла к постели и тихонько присела на краешек. Она лишь тяжело вздохнула в ответ на поклон Николя и обратила свой взор на осунувшееся, покрытое испариной лицо сына.

– Я ничего не понимаю, – со слезами в голосе произнесла она. – Господи, почему Чарльза нет дома! Он бы наверняка знал, что делать. Слава Богу, хоть ты, Николя, рядом в эту минуту, судьба сжалилась надо мной. Без Чарльза я совершенно беспомощна.

– Ты сообщила ему о случившемся? – спросил Николя, придвигая стул к постели Джулиана и помогая сестре пересесть на него. Графиня подняла полные слез глаза. Было очевидно, что она не понимает, о чем идет речь. – Ты написала Чарльзу? Граф уже в пути? – терпеливо повторил свой вопрос Николя.

– Да, конечно. Он уже выехал из Эдинбурга, – очнувшись, ответила графиня и обратилась к доктору: – Вы ведь не допустите, чтобы мой сын умер? Ответьте мне! Господи, Джулиан, дитя мое! Единственный сыночек. – Женщина разрыдалась и, молитвенно сложив ладони, заговорила по-французски: – Зачем только я приехала в эту туманную страну из Нового Орлеана! Почему не послушалась отца и вышла замуж за англичанина! Теперь за мои грехи расплачивается любимый сын. Я потеряю Джулиана, а Чарльз не выдержит такого горя, у него слабое сердце… Это я во всем виновата! Господи, прости меня!

– Дениза, прошу тебя, успокойся. Ты напрасно терзаешься, – просил Николя, но, взглянув в лицо сестры, понял, что та его не слышит.

– Николя, брат мой, поклянись, что разыщешь эту женщину и заставишь ее горько пожалеть о том, что она сделала с моим сыном. Я не успокоюсь, пока это не произойдет. А если… – Дениза помедлила, прежде чем произнести страшные слова, – если Джулиан умрет, ты ее убьешь. Обещай мне, что отомстишь за моего сына, возьмешь жизнь этой твари взамен! – воскликнула графиня, вскакивая с места.

– Мадам, прошу вас, возьмите себя в руки! – вмешался доктор. – В противном случае мне придется отправить вас в вашу комнату. Я не допущу истерик у постели больного. Это может повредить ему. – Он вздохнул, видя, как яростный румянец заливает щеки графини. Почему круг его пациентов не ограничивается обычными, нормальными британскими семьями? Французы такие несдержанные и импульсивные! Каждый разговор с Денизой стоил доктору большого труда, она доводила его до полного эмоционального и физического изнеможения. Теперь графиня так распалилась, что того и гляди это приведет к нервному припадку. Таким образом, доктор рисковал обрести в доме вместо одного больного двоих. Он умоляюще взглянул на Николя Шанталя и обратился к нему с просьбой, хотя и чувствовал себя несколько стесненно рядом с этим высоким человеком, отличавшимся крайне суровой внешностью: – Постарайтесь успокоить графиню. Меня она не послушает, а к вашим словам может отнестись с пониманием. В конце концов, я всего лишь врач. А истерики вредны не только юноше, но и ей самой.

– Довольно, Дениза, успокойся. Я понимаю, что тебе нелегко, знаю, как ты страдаешь, но… – Николя с трудом подбирал слова, пытаясь утихомирить сестру.

– Нет! Ты и понятия не имеешь, каково матери видеть умирающего сына! – злобно выпалила она. – Прошу тебя, Николя, обещай мне, что все сделаешь, ты единственный человек, к которому я могу обратиться с такой просьбой. Среди моих друзей и родственников больше никто не способен на оправданную жестокость. В тебе же нет природной мягкости, ты не слабоволен и не умеешь прощать.

– Хватит! Ни о чем не беспокойся, сестра, эта женщина будет наказана, – спокойно ответил Николя. – Обещаю, что рано или поздно она заплатит за содеянное.

Доктор перевел взгляд с брата на сестру и невольно похолодел от страха, заметив, как неистовая жажда мести исказила их лица.

Николя обернулся к племяннику. Выживет ли он? Пуля прошла рядом с сердцем, а это опасно. Возможно, юноша останется инвалидом до конца дней… если, конечно, выиграет битву со смертью. Он отвернулся и хотел уйти, но сестра ласково задержала его, положив руку на плечо.

– Прости меня, Ники, – сказала она тихо, называя его именем из далекого-далекого детства. – Я знаю, ты способен ощутить мою боль, как свою. Я не забыла, насколько глубоко ты переживал смерть Франсуа.

– Кажется, с .тех пор прошла целая вечность, Дениза, – чуть вздрогнув, ответил Николя. – Как раз сегодня я думал о том, что Джулиан очень похож на него. А беда, случившаяся с твоим сыном, напомнила мне события далекого прошлого. – Он печально улыбнулся и вышел из комнаты, оставив притихшую и успокоившуюся Денизу у постели Джулиана.

Николя направился по коридорам погрузившегося в сон дома сестры в кабинет графа, там налил себе бренди и, устроившись в кожаном кресле за столом красного дерева, принялся задумчиво разглядывать полки с книгами и тяжелые бархатные шторы на окнах. Несмотря на предостережения родителей, Дениза настояла на своем и все же вышла замуж за графа. Более того, была с ним счастлива, хотя ей прочили иную судьбу. Что касается Николя, то он ни за что не выбрал бы такого мужа сестре. По его мнению, тот чересчур степенный и положительный – люди без недостатков всегда вызывали у Николя подозрение.

Но и Чарльз недолюбливал брата жены за отсутствие в нем именно тех качеств, наличием которых в собственном характере необычайно гордился, поэтому во время кратких и редких визитов родственника предпочитал отсутствовать. Тот факт, что Джулиан с детства проникся уважением и любовью к своему безалаберному дяде, также не способствовал установлению дружеских отношений между Николя и Чарльзом.

Медленно потягивая бренди, Шанталь вдруг вспомнил о пакете, доставленном за несколько минут до злополучного выстрела. Именно он вызвал такую бурную реакцию у Джулиана и заставил нажать на курок. Теперь пакет лежал на столе, наполовину развернутый и всеми забытый. Николя допил бренди, отодвинул бокал и развернул коричневую бумагу. Содержимое вызвало у него искреннее недоумение. Прежде всего, Николя открыл кожаный мешочек и высыпал на ладонь рубиновое ожерелье и серьги. Гнев и желание отомстить за племянника затмили его разум. Он не удосужился подумать о том, что могло заставить коварную кокетку вернуть Джулиану такой дорогой подарок. Затем Шанталь извлек платье и невольно отметил, что женщина, для которой его сшили, должна иметь великолепную фигуру. Талия была невероятно узкой, а глубокий декольтированный вырез мог одновременно скрывать и подчеркивать только пышную, идеально округлую грудь. Судя по длине юбки, девушка была довольно рослой, однако едва ли достигала плеча Николя.

Отложив платье в сторону, он заметил золотой медальон, валявшийся возле ножки стола. Скорее всего, тот упал, когда Николя разворачивал складки малинового бархата. Шанталь поднял медальон, и уже собирался положить рядом с остальными вещами, но тут любопытство взяло верх. Легким нажимом большого пальца он открыл медальон и увидел два обращенных друг к другу портрета. В одном из них Шанталь сразу узнал Джулиана. Женщина же, изображенная на второй половине медальона, была ему неизвестна.

Николя прищурился и принялся внимательно изучать ее черты. Красавица словно смеялась над ним, на губах играла лукавая улыбка. Сам того не желая, Шанталь почувствовал, что прекрасное лицо завораживает. Девушка оказалась куда моложе и привлекательнее, чем он ожидал. От теплого взгляда золотистых глаз, сулящего любовь, невозможно было укрыться.

– Господи, она и впрямь красавица, – прошептал Николя. – Бедняга Джулиан! Да разве ему по зубам такая женщина! Он прав: в ней действительно чувствуется какая-то необузданность, дьявольская свобода. Хотелось бы знать, что за мысли роятся в этой хорошенькой головке? – Шанталь часто заморгал, желая избавиться от наваждения. Вспомнив о том, как жестоко обошлись с Джулианом, Николя захлопнул крышку медальона и прошептал: – Когда мы встретимся, Mapa О'Флинн, ты узнаешь, что такое настоящая жестокость. А встретимся мы обязательно. Клянусь!