Текст книги "Они сражались за Родину. Русские женщины-солдаты в Первую мировую войну и революцию"

Исторические прецеденты

Другим важным фактором, обусловившим высокую численность женщин-солдат в России во время Первой мировой войны, стало наличие исторических прецедентов, когда русские женщины принимали участие в боевых действиях. Женщина-солдат впервые появилась в России задолго до Первой мировой войны. В русской истории, фольклоре и устной традиции существуют многочисленные примеры участия женщин в войне и других вооруженных действиях. Первыми упоминаниями о женщинах на нынешней территории России стали известия об амазонках [Atkinson 1991: 3]. Недавние археологические раскопки в районе села Покровка на границе России и Казахстана представили важные доказательства существования женщин-воительниц, которые, возможно, послужили прототипами амазонок из греческих мифов. Археолог Жанин Дэвис-Кимболл обнаружила в неолитических курганах многочисленные тела женщин, похороненных с оружием; некоторые из них имели раны, указывавшие на гибель в бою, и это навело ее на предположение, что женщины-воительницы блуждали по степи еще две с половиной тысячи лет назад [Osborn 1998: 23].

Как утверждает Барбара Уокер, традиции древних воительниц не исчезли: «На бывших землях амазонок вокруг Черного моря женщины соблюдали определенные обычаи амазонок вплоть

до XVIII века: одевались в мужскую одежду, ездили верхом и сражались наравне с мужчинами» [Walker 1983:24–27]. Народное предание, отраженное в фильме С. М. Эйзенштейна «Александр Невский» (1938), изображает молодую псковитянку Василису, принимавшую участие в борьбе новгородцев против нашествия тевтонских рыцарей в XIII веке. Американский историк Джон Александер указывает на частое использование образов и костюмов амазонок в царствование Екатерины I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины II. Исследователь даже называет российских женщин-правительниц XVIII века «самодержицами-амазонками» [Alexander 2001: 33–54]. Российский исследователь Е. В. Анисимов выделяет два основных женских типа в новой российской истории: с одной стороны – женщина-воительница, амазонка, с другой – «женщина сострадающая» [Анисимов 1992: 122]. Возможно, это упрощение, однако оно свидетельствует о могуществе мифа об амазонках и влиянии образа сильной женщины на русскую культуру. В 1787 году князь Г. А. Потемкин сформировал в Крыму «амазонскую роту» из местных дворянок. И хотя это подразделение выполняло сугубо декоративные функции и предназначалось для того, чтобы произвести впечатление на Екатерину Великую и путешествовавшего вместе с ней австрийского императора Иосифа II, личный состав «амазонской роты» был должным образом обмундирован и вооружен [Meyer 1987: 21].

Наряду с полулегендарными фигурами в анналах русской истории встречаются и вполне реальные женщины, участвовавшие в военных действиях. Российский военный историк Ю. Н. Иванова указывает, что русские женщины с древнейших времен вступали в войска, скрывая свой пол; для этого они одевались в мужскую одежду и назывались мужскими именами [Иванова 1992: 86]. Некоторые из ранних свидетельств о славянах описывают представительниц этой группы народов как воительниц и охотниц. Византийские историки сообщали, что славянки носят мужскую одежду и воюют наравне с мужчинами, и это подтверждается археологическими находками оружия в женских захоронениях [Davis-Kimball 1997: 40–41]. Такие женщины, как княгиня Ольга, занимались военными вопросами на самом высоком уровне.

Период Новой истории преподносит еще больше примеров женщин-воительниц. Помимо императриц, втягивавших свою страну в экспансионистские войны, многие женщины непосредственно участвовали в боевых действиях. При Екатерине Великой молодая донская казачка Татьяна Маркина сменила платье на солдатский мундир и под фамилией Курточкин поступила в пехотный полк в Новочеркасске. Энергичная и волевая, она быстро сумела дослужиться до чина капитана. Ее блестящая военная карьера прервалась из-за доноса сослуживца, который уличил ее в том, что она женщина, и угрожал привлечь ее к суду за нарушение императорского закона, запрещавшего женщинам служить в армии. Она обратилась за заступничеством к императрице, которая потребовала медицинского освидетельствования. Курточкина-Маркина была амнистирована, однако на этом ее военная карьера закончилась. Ее отправили в отставку с пенсионом, и она вернулась в родную станицу [Иванова 1992: 87–88]. Другая женщина, Александра Тихомирова, служила в русской армии на рубеже XVIII–XIX веков. После смерти своего брата, гвардейского офицера, Тихомирова, внешне очень похожая на него, заменила его в качестве командира роты. Она прослужила почти пятнадцать лет, пока не погибла в 1807 году. Только тогда ее сослуживцы обнаружили, что она была женщиной [Там же: 88].

Во время наполеоновских войн многие крестьянки сражались в партизанских отрядах против французских захватчиков. Самой известной женщиной – участницей тогдашних событий является, безусловно, Надежда Дурова. Она стала первой в российской истории женщиной, которая получила офицерское звание, не скрывая свой пол. Проведя детство в мечтах о романтике и престиже военной службы, в 1806 году Дурова переоделась мужчиной и под фамилией Александров вступила в казачий полк. Она быстро овладела воинскими умениями, в том числе стрельбой и разведкой. С 1807 по 1812 год «кавалерист-девица» служила в различных подразделениях армии Александра I, в том числе Коннопольском уланском полку, Мариупольском гусарском полку, Литовском уланском полку Во время службы выяснилось, что она женщина, однако ей разрешили остаться в армии. Дурова участвовала в ряде сражений и важных кампаний, и известия о ее заслугах вскоре достигли царя Александра I. Она удостоилась царской аудиенции, на которой попросила дозволения носить оружие и служить Отечеству. Царь разрешил ей остаться в действующей армии и наградил Георгиевским крестом за военную службу. Дурова участвовала в Бородинской битве, где получила травму ноги. После выздоровления она была произведена в штаб-ротмистры и прослужила до 1816 года, в том числе адъютантом у фельдмаршала М. И. Кутузова. Она вышла в отставку с пенсионом, умерла на восемьдесят третьем году жизни и была похоронена с воинскими почестями.

Дурова оставила воспоминания, в которых подробно описала свою жизнь; фрагменты из них впервые были напечатаны в журнале «Современник», с предисловием А. С. Пушкина[2]2
  Воспоминания Дуровой первоначально публиковались в журнале «Современник» (1836, № 2), а затем вышли под названием «Кавалерист-девица, происшествие в России» (хотя сама Дурова предполагала озаглавить воспоминания «Русская амазонка, известная под именем Александрова»). В советских изданиях книга называлась «Записки кавалерист-девицы». Существует два английских перевода: The Cavalry Maiden: Journals of a Russian Officer in the Napoleonic Wars, trans. Mary Zirin (Bloomington: Indiana University Press, 1988); Cavalry Maid: The Memoirs of a Woman Soldier of 1812, trans. J. Mersereau and D. Lapeza (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1988).


[Закрыть]. Ее история стала частью российской популярной культуры, послужив основой для многочисленных книг, оперы («Надежда Дурова» А. В. Богатырева) и фильма («Гусарская баллада» Э. А. Рязанова[3]3
  В основу сценария легла пьеса А. Гладкова «Давным-давно» (1941). Интересно, что сам Гладков в своих воспоминаниях отрицал, что прототипом Шурочки Азаровой послужила личность Надежды Дуровой. – Прим. ред.


[Закрыть]). Дуровой посвящена популярная в свое время повесть Л. А. Чарской «Смелая жизнь». По утверждению историка и переводчика воспоминаний Дуровой Мэри Зирин, повесть Чарской «повлияла на целое поколение девушек, жаждущих приключений» [Zirin 1988: XXIX]. Эта повесть, а также биография Дуровой [Сакс 1912], были опубликованы незадолго до Первой мировой войны и, возможно, вдохновили молодых женщин на боевые подвиги. Историю Дуровой, хотя и поспешно, с многочисленными искажениями, вновь использовали советские руководители во время Второй мировой войны, стремясь привлечь женщин к военной службе[4]4
  Во время Второй мировой войны появились основанные на воспоминаниях Дуровой повесть «Камский найденыш» Л. Борисовой и М. Никольской, пьеса «Надежда Дурова» А. С. Кочеткова и К. А. Липскерова, а также краткая биография Дуровой. См. [Pennington 2001: 64].


[Закрыть].

Участие женщин в боевых действиях вышло на новый уровень во время Крымской войны (1853–1856), когда женщины впервые начали служить сестрами милосердия как на фронте, так и в тылу. Конечно, женщин привлекали к медицинской работе во время войны еще с эпохи Петра Великого, однако их занятия сводились к обязанностям санитарок и обслуживающего персонала. По инициативе великой княгини Елены Павловны, невестки царя Николая I, и под надзором видного хирурга и педагога Н. И. Пирогова на протяжении всей Крымской войны на фронт отправлялись вспомогательные подразделения из сестер милосердия. Военные круги резко возражали против присутствия на театре военных действий женщин, пусть даже выполняющих такие сугубо женские обязанности, как уход за ранеными, однако сестры милосердия проявили себя столь безупречно, что склонили на свою сторону большинство недоброжелателей и создали прецедент, благодаря которому женщин стали задействовать в качестве медицинского персонала во всех последующих военных конфликтах [Curtiss 1966: 84-100].

Сохранились также свидетельства о непосредственном участии женщин в боевых действиях во время Крымской войны; они переодевались мужчинами, чтобы беспрепятственно вступить в действующую армию. Аналогичные случаи имели место также во время Русской-турецкой (1877–1878) и Русско-японской (1904–1905) войн. Во время последней некая женщина, дочь и вдова солдата, переодевшись в черкеску, штаны, сапоги и папаху, под именем Михаил Николаевич вступила добровольцем в казачий полк. Ее владение китайским языком оказалось полезным для разведывательных операций в Маньчжурии, а также при переговорах с чиновниками и снабженцами. В этой войне также участвовали жены командира 22-го стрелкового полка Громова, офицера конно-горной артиллерии Щеголева и начальника дивизионного госпиталя Макарова [Иванова 1992: 86]. Женщина по имени Ольга Йельвайзер во время Русско-японской войны сражалась под началом генерала П. К. Ренненкампфа, а впоследствии участвовала и в Первой мировой войне [Warrior Women 1915: 42].

Как уже было отмечено, в дореволюционной России женщины привлекались и в других видах вооруженной борьбы. Начиная с 1860-х годов многие женщины играли важную роль в российском революционном движении. Женщины из Всероссийской социально-революционной организации, которые работали и занимались пропагандой на московских фабриках, получили прозвище «московские амазонки» [Стайтс 2004: 202]. Участие женщин в революционном движении нередко имело жестокий и «неженственный» характер. Революционерки часто занимались изготовлением взрывчатки и контрабандой оружия, а многие охотно пускали его в ход во время террористических актов. Некоторые – например, Е. К. Брешко-Брешковская, В. И. Засулич, М. А. Спиридонова – даже совершали покушения на представителей царской власти. В убийстве Александра II в 1881 году приняли участие несколько женщин, в том числе С. Л. Перовская. По словам Ричарда Стайтса, Перовская «была самой хладнокровной и наиболее подготовленной к тому, чтобы довести до конца долго готовившееся убийство царя. 1 марта она расставила дозорных и метателей бомб на свои места и со своего поста на набережной канала дала сигнал к фатальному броску бомб» [Там же: 211]. Она была первой женщиной, казненной российским правительством за террористическую деятельность. Если принять во внимание столь долгую историю участия женщин в войнах и революционном движении в России, то неудивительно, что женщины сражались и на фронтах Первой мировой войны.

Впрочем, Россия была не единственной страной, в которой появлялись женщины-солдаты. Хотя в большинстве стран общественные нормы не допускали женщин к участию в войне, многие женщины предпочитали не подчиняться этим ограничениям. В военное время некоторые женщины осознавали, что могут принести пользу не иглой и бинтами, а винтовкой и штыком. В истории почти каждой страны есть случаи, когда женщины – как правило, выдавая себя за мужчин – уходили сражаться. Во время Первой мировой войны женщины из других воюющих стран различным образом участвовали в боевых действиях. Женщины во Франции, Великобритании и США обращались к правительству с просьбами принять их в действующую армию. Конечно, существовали вспомогательные службы, однако к военной службе женщин не допускали. Но несмотря на это, отдельным женщинам удавалось проникнуть в ряды воюющих – такова, например, Флора Сандс, единственная британка, официально состоявшая на военной службе во время Великой войны [Condrell, Liddiard 1987: 41][5]5
  Сандс, прибывшая в Сербию в качестве медицинской сестры Красного Креста, в конце концов покинула свое подразделение и вступила в сербскую армию. Она участвовала в сербском наступлении 1916 года и за храбрость была награждена орденом Звезды Карагеоргия и произведена в поручики.


[Закрыть]. Число таких женщин было, впрочем, сравнительно небольшим по сравнению с Россией времен Первой мировой войны, где тысячи женщин вступали в вооруженные силы, чтобы сражаться за Родину.

Глава 2
Биографии женщин-солдат. 1914-1917

Первая мировая война занимает особое место военной истории по многим причинам, в том числе по степени вовлеченности в нее женщин. Великой войной завершилась целая эпоха, и именно с нее начинается новый период. Она явилась первым вооруженным конфликтом, который можно охарактеризовать как тотальную войну, и по масштабу превзошла все предыдущие. Воюющие государства мобилизовали миллионы граждан и солдат. Широкомасштабный характер боевых действий затронул тех, кто обычно исключался из подобной деятельности. Прежде всего, участие женщин в военных делах достигло уровня, с которым западная история никогда прежде не сталкивалась [Grayzel 2002: 3]. Русские женщины массово участвовали в боевых действиях. В особенности уникальным оказался военный опыт русских женщин, поскольку многие из них становились солдатами. В этой главе мы проанализируем их боевой опыт и обратимся к биографиям женщин, вступивших в русскую армию по отдельности или небольшими группами, вливаясь в мужские подразделения.

Связанная с войной деятельность российских женщин

Существенную пользу женщины приносили в тылу, заменяя мужчин, которые отправились сражаться [Lyons 1994: 220–228]. В России были мобилизованы приблизительно пятнадцать миллионов мужчин, из них шесть миллионов – только в первые пять месяцев войны. К 1917 году число мужчин, призванных на воинскую службу, составляло 36 % населения [Golovin 1931: 49; Sie-gelbaum 1983:152]. В результате за годы войны резко увеличилось число женщин, которые использовались в качестве рабочей силы. Хотя крестьянки и представительницы рабочего класса издавна трудились за пределами дома, они были задействованы преимущественно в сферах, «закрепленных» за женщинами: текстильная промышленность, рукоделие, домоводство. Как правило, это была низкоквалифицированная и низкооплачиваемая работа. Однако во время Первой мировой войны женщины начали массово осваивать те области, которые ранее считались сугубо мужскими. С уходом на фронт миллионов мужчин-крестьян женщины-работницы быстро заняли ведущее положение в сельском хозяйстве. К 1916 году женщины составляли 72 % от работавших в крестьянских хозяйствах и 58 % – от работавших в помещичьих усадьбах [Edmondson 1984: 162]. Эта «феминизация» сельского хозяйства представляла собой угрозу для многих мужчин. Хотя женщины в России всегда занимались аграрным трудом, некоторые обязанности считались исключительно мужской прерогативой. Из-за отсутствия в селах столь значительного числа трудоспособных мужчин женщинам приходилось выполнять основную часть традиционно «мужских» полевых работ, лишая мужчин тех специфических и неоспоримых обязанностей, которые деревенская действительность возлагала исключительно на них [Meyer 1991: 214–216]. Кроме того, отсутствие мужчин позволяло женщинам занимать руководящее положение в крестьянской общине.

В городах женщины также вливались в состав рабочей силы, хотя и медленнее, при более сильном противодействии со стороны мужчин. Первоначально женщинам удавалось устраиваться только на неквалифицированную работу, но вскоре необходимость вынудила задействовать их и на должностях, требовавших большей компетентности. Тысячи женщин работали на производстве оружия и военного провианта. Еще тысячи трудились в металлообрабатывающей промышленности. Женщины-работницы преобладали в таких сферах, как транспорт и коммунальные услуги. В Москве количество женщин-служащих возросло на 80 % [Stites 1978: 281]. Женщины становились курьерами, механиками, трубочистами, вагоновожатыми, почтальонами, полицейскими, швейцарами, извозчиками, лесниками, водителями, занимали и другие так называемые мужские должности. В стремлении расширить использование нетрадиционного труда в промышленном производстве российское правительство ослабило ограничения на работу для женщин и детей (по иронии судьбы эти ограничения изначально разрабатывались для их защиты). Число женщин-рабочих в российской промышленности за годы войны возросло на 38,8 %, и к 1917 году женщины составляли почти половину рабочей силы [Там же: 287].

Несмотря на столь существенный вклад в производство и труд, женщины в России по-прежнему зарабатывали чрезвычайно мало – всего 35 % от заработной платы мужчин [Meyer 1991: 214]. Кроме того, они подвергались «пролетарскому антифеминизму» со стороны мужчин-рабочих, которых возмущало присутствие среди них женщин – в особенности мужчин, занятых в ключевых отраслях промышленности и видевших в женском труде угрозу как своей работе, так и освобождению от воинской службы [Там же: 215]. Женский труд расценивался как временная мера, необходимая в критический период. Предполагалось, что женщины вернутся к более подходящим для них занятиям или вообще прекратят работать по найму, как только война закончится и мужчины смогут должным образом обеспечить пополнение трудовых ресурсов [Там же: 222].

В начале войны в большей части Европы произошел всплеск патриотического энтузиазма – по крайней мере, среди образованных слоев, и многие женщины, даже феминистки, которые традиционно придерживались пацифистских взглядов, выражали поддержку войне. Конечно, некоторые сомневались, мудро ли вставать на столь разрушительный путь, но большинство женщин считали своим долгом поддержать Родину в критический момент, равно как и своих близких-мужчин, которые сражались и гибли. Активистки женского движения расценивали свою связанную с войной деятельность как возможность продемонстрировать собственную полезность для общества и, соответственно, как путь к равноправию [Grayzel 2002:102–103]. В России положение было схожим. Большинство женщин из образованных и более высоких социальных слоев разделяли первоначальный националистический пыл – в том числе значительная часть представительниц женского движения, которое до начала войны сохраняло исключительно пацифистский характер [Engel 2003:128]. Лишь малая доля женщин из числа радикальных социалистов, преимущественно большевиков, выражала решительные антивоенные настроения.

Прогрессивные женщины рассматривали войну, которая, по их ожиданиям, должна была окончиться быстро и не принести существенных разрушений, как позитивное событие, способное обеспечить женщинам больше возможностей для активности в публичной сфере. Как и их западные единомышленницы, они полагали, что их вклад в ведение войны будет вознагражден в социальном, политическом и юридическом смысле. Чтобы «проявить себя как ответственные граждане, в равной степени сознающие свои обязанности и права», женские организации – например, Русское взаимно-благотворительное общество и Российская лига равноправия женщин, немедленно высказались в поддержку войны [Edmondson 1984: 158]. Лига призывала к «женской мобилизации», которая должна была вовлечь в связанную с войной деятельность всех российских женщин. Руководительница организации, врач П. Н. Шишкина-Явейн, обратилась к «дочерям России» с воззванием присоединиться к военным усилиям:

Мы, женщины, должны объединиться: и каждая из нас, забыв о личных неудачах и страданиях, должна выйти из узких семейных границ и посвятить всю свою энергию, ум и знания нашей стране. В этом наш долг перед Отечеством, и это даст нам право участвовать в новой жизни победоносной России наравне с мужчинами (цит. по: [Стайтс 2004: 386–387]).

Женские периодические издания того времени изобиловали материалами на патриотическую тему и призывали читательниц посвятить себя служению Родине¹. На подобные призывы откликались прежде всего представительницы среднего и высшего классов, а также интеллигенции, но женщины из рабочего класса также внесли свой вклад в усилия, связанные с войной. В такой обстановке тысячи женщин занялись деятельностью, которая, по их мнению, соответствовала потребностям России в это сложное время.

Российские женщины участвовали в военных усилиях в разнообразных ролях. Они вступали в добровольные организации, создававшиеся для удовлетворения потребностей военного времени. Женские группы по всей стране организовали комитеты, посвященные «военной работе женщин». Крупнейшие женские организации занимались множеством связанных с войной задач: от военных поставок до помощи жертвам войны, беженцам, сиротам и военнопленным. Более 30 тысяч женщин работали во Всероссийском земском союзе (объединении органов местного самоуправления, содействовавшем военным усилиям в тылу) [Stites 1978:280]. В марте 1915 года под редакцией А. И. Яковлевой начал выходить целый журнал, посвященный взаимоотношениям женщины и войны[6]6
  См. статьи в «Дамском мире», «Женском деле», «Женском вестнике» и других российских журналах начиная с сентября 1914 года, а также [Яковлева 1915:3].


[Закрыть]<sup>[7]7
  «Женщина и война», первый выпуск датирован 5 марта 1915 года.


[Закрыть]</sup>. Женщины добровольно тратили свои силы, время и ресурсы на пошив одежды и белья для солдат, заготовку перевязочных материалов, комплектацию посылок для войск, обслуживание передвижных медицинских пунктов, работу в убежищах, бесплатных столовых, сиротских приютах и других учреждениях для инвалидов и бездомных. Однако этим стараниям нередко мешало отсутствие поддержки и даже враждебность со стороны правительства и чиновничества к общественным усилиям и участию широких масс. Власти с подозрением относились к гражданским инициативам и «не спешили выделять достаточные средства на необходимые нужды и неохотно ослабляли бюрократический контроль над земствами и другими общественными организациями». Кроме того, «недоверие чиновников к личной инициативе граждан расстраивало любые попытки разрешить насущные проблемы» [Meyer 1991: 221].

Одной из самых распространенных форм женской военной службы была работа в госпиталях – традиция, заложенная еще во время Крымской войны, но в полной мере раскрывшаяся в 1914 году. После начала Первой мировой женщины массово ринулись предлагать свои услуги в качестве сестер милосердия (так в России того времени называли медсестер). Их примерная численность за всю войну составила восемнадцать тысяч [Кривенко 1917: 4]. Сестрами милосердия стали императрица Александра Федоровна и ее взрослые дочери, племянницы и другие родственницы, а часть Зимнего дворца в Петрограде была переоборудована под военный госпиталь. Следуя примеру царской семьи, сестрами милосердия становились многие светские дамы, равно как и женщины самого разного происхождения: врачи, журналистки, писательницы, студентки и даже большевички. Призыв добровольно поступать на медицинскую службу вызвал столь сильный отклик со стороны женщин, что многим пришлось отказывать [Meyer 1991: 220]. Сестрами милосердия в Российский Красный Крест принимали исключительно грамотных женщин, имеющих по крайней мере среднее образование. Женские организации всячески поддерживали участие женщин в медицинской службе, поскольку это соответствовало расхожим представлениям о женской природе: забота, уход, лечение и сострадание – занятия, направленные на сохранение, а не на разрушение жизни. Официально сестрам милосердия полагалось находиться в передвижных полевых госпиталях в пяти-шести километрах от линии фронта, однако многие служили в непосредственной близости от окопов в полковых медицинских пунктах. Некоторым даже удавалось проявить себя на поле сражения. Медицинские сестры отправлялись с носилками на ничейную землю вытаскивать раненых и нередко сами попадали под обстрел [Там же].

Женщины выполняли и другие важные вспомогательные обязанности в тылу и на фронте. При этом они не числились на военной службе, но состояли в гражданских организациях (например, Земском союзе). Крестьянок привлекали к рытью окопов. Женщины работали поварами, снабженцами, водителями и посыльными как за линией фронта, так и на передовых позициях. Женщинам, просившим зачислить их в действующую армию, часто поручали вспомогательные обязанности, а не направляли на военную службу. Вероятно, те, кто принимал эти решения, считали подобные занятия менее опасными и в какой-то (хотя и в небольшой) степени более подходящими для женщин, чем непосредственное участие в сражениях. Однако по большей части эти обязанности были не менее сложными и опасными, чем участие в боевых действиях.

В начале 1915 года при Земском союзе был организован автомобильный отдел, призванный координировать работу его автомобильных служб. В мае при отделе появилась школа, готовившая военных водителей для фронта. В середине июля в школу начали принимать женщин. Несмотря на предупреждения со стороны Союза об опасностях, связанных с работой в непосредственной близости к линии фронта, заявки на обучение подали 430 женщин. Физически непригодные, малообразованные и несовершеннолетние получили отказ, но 58 женщин были приняты (при этом мужчин – всего 28). После двухмесячного обучения им предстояло сдать экзамен. Все женщины-слушательницы успешно его выдержали. Результаты экзамена как нельзя лучше оправдали эксперимент по привлечению женщин к водительской работе: у мужчин физические навыки оказались немного лучше, однако женщины продемонстрировали превосходное понимание технических задач и проявили энтузиазм и усердие, чем произвели большое впечатление на инструкторов [Polner 1930: 255].

Другие женщины, не связанные с этой школой, также служили фронтовыми водителями. Одна из них, Е. П. Самсонова, была не только водителем, но и одной из первых в России женщин-летчиц. Самсонова имела большие способности к механике, поэтому бросила Бестужевские высшие женские курсы в Петербурге, чтобы изучать эксплуатацию и обслуживание автомобилей в Варшаве. Став опытным водителем, Самсонова поступила в первую в России авиационную школу и быстро освоила летное искусство. Затем она решила полностью посвятить себя авиации ив 1912 году, после долгих споров с властями, получила разрешение поступить в Офицерскую воздухоплавательную школу в Гатчине. Там Самсонова стала дипломированным пилотом и вскоре вызвала восторг у зрителей на Московском аэродроме. Громко заявив о себе, она привлекла большое внимание общественности.

С началом войны Самсонова немедленно поступила учиться на сестру милосердия. Одновременно она подала ходатайство военному министру с просьбой разрешить ей вступить в действующую армию в качестве военного летчика. Ее просьба была отклонена по причине ее пола. Вследствие этого отказа она начала работать в земской медицинской организации в Варшаве, но вскоре обязанности медицинской сестры перестали ее устраивать. Ища применения своим водительским навыкам, она отправилась на Галицийский фронт и убедила командира мотоциклетной роты принять ее на испытательный срок. Доказав свои способности, она вскоре была зачислена в автомобильные войска [Женщина и война 1915: 5–6]. На протяжении четырех месяцев Самсонова служила фронтовым шофером. В ее обязанности входили дальние беспрерывные разъезды под артиллерийским огнем противника. Напряженная работа в сочетании с суровыми условиями и тяготами войны сделали свое дело, и в конце января 1915 года Самсонова заболела. Ее отослали на лечение в Москву, и, пойдя на поправку, она снова подала прошение, чтобы стать военным летчиком [Там же: 7]. Неизвестно, увенчались ли успехом ее усилия, поскольку сведений о ее дальнейшей деятельности не обнаружилось.

По крайней мере двум женщинам удалось вступить в воздушные войска и служить пилотами в русской армии. Одной из них была княгиня Е. М. Шаховская, принятая на действительную службу в качестве военного летчика после успешной сдачи экзамена на авиатора [Ардашев 1915: 13]. Представляется вероятным, что ее высокое социальное положение обеспечило ей особое влияние в военных кругах и, таким образом, позволило ей проникнуть в сферу, куда был заказан путь другим женщинам-пилотам. Другая молодая женщина переоделась мужчиной и, «позаимствовав» у знакомого медицинскую справку, записалась в Императорский военно-воздушный флот. Она служила военным летчиком, пока не была ранена в воздушном бою весной 1915 года, после чего стал известен ее настоящий пол, и ее отстранили от полетов. За храбрость ее наградили Георгиевским крестом, но возобновить службу в авиации не разрешили [White 1994:4].