Текст книги "Желания Элен"

– Знаешь, когда чего-то очень сильно хочешь, начинаешь делать разные глупости. Я не верю в Бога. Но я дал себе обет, что не дотронусь до другой женщины, если Айрис вернется ко мне. Я пообещал, что не буду напиваться, баловаться наркотиками и курить. Не буду ходить на танцы. Не буду ругаться. И тому подобное.

Она сочувственно кивала головой, думая о множестве подобных зароков и обещаний, которые она давала в надежде получить что-нибудь очень желаемое. Но бог оставлял без внимания ее молитвы – если только это не означало, что ответ был отрицательным.

– Как вы расстались? Поссорились?

– О нет, – возразил он. – Ничего подобного. Мы просто расстались. Мы расстались.

Он замолчал и посмотрел на нее как-то странно.

– Видишь ли… Я должен кое в чем тебе признаться.

– Что такое, Гарри?

– Я чувствую себя белым человеком.

– Что?

– Да. Я думаю в этом все дело. Мои родители были очень работящие и меня воспитали таким же. Я работаю с тех пор, как себя помню. Сначала разносил продукты и продавал газеты. Я никогда не голодал, и у меня всегда была крыша над головой. Я исправно посещал школу. Я поступил в университет. Я нашел хорошую работу в бизнесе белых – маркетинг, реклама, служба информации. Конечно, случались и неудачи. Со всеми это случается. Но поступив в колледж, я стал думать, что все дело в плохих манерах. Мои родители учили меня быть вежливым. Говорить мягко. Потом, когда я начал работать, со мной вообще ничего плохого не случалось. Я был точно таким же, как любой белый парень, который посещал те же пресс-конференции, приемы и ланчи. У нас были одинаковые приколы, одинаковые заботы. Найти лучшую работу, заработать побольше денег, встретить женщину. Все одинаковое. А все эти расовые штучки – я понимаю их умом, но не могу их почувствовать. Черт, я знаю, что есть голод, репрессии и унижения. Я знаю это, но почему-то не могу почувствовать. Просто не могу. Я шоколадный мальчик Бэббит. Читала?

– «Шоколадный мальчик Бэббит»?

– Нет, просто «Бэббит». Это роман Синлера Льюиса.

– Нет, никогда не слышала.

– Ну… я хочу сказать, что я не против истэблишмента. Я просто хочу быть частью его.

– Но это совсем не так уж плохо.

– Мой брат так не думает. И моя сестра тоже. И Айрис Кейн так не думала.

– Поэтому вы и расстались?

– Да. Она была и по-прежнему остается очень активной в этих делах. Бесплатно поет на собраниях. Жертвует свои деньги. Участвует в демонстрациях и маршах. Я не мог делать всего этого. Я пытался делать это ради нее, но она это поняла. Во мне просто этого не было. И нет. Когда я смотрюсь в зеркало, я не вижу черного человека. Я вижу белого человека с темной кожей. У меня есть моя работа и кое-что я могу в ней.

– Я знаю, что можешь.

– Но я принадлежу… Я хочу сказать, что не принадлежу своему народу. Чего-то во мне не хватает. И я понял в чем дело – я просто совсем не черный.

– Здорово!

– Ну вот, – сказал он, оглядываясь вокруг, – такова печальная история моей жизни. Ты сама просила, чтобы я рассказал. Грустная история?

– Да. Грустная.

Он посмотрел на часы, которые подарила ему Айрис Кейн. Элен кивнула и быстро допила то, что оставалось в стакане.

Он проводил ее обратно до дому. Они торопливо пожелали друг другу доброй ночи и расстались. Было еще рано, но идти гулять с Рокко ей не хотелось. Она неторопливо разделась, умылась, приняла снотворное и легла в постель.

Глядя на стену, она думала о жестоком городе, где живут женщины, которые хотели, но нет мужчин, которые бы могли. Она подумала о том, не лучше ли все бросить, перебраться куда-нибудь на новое место, начать новую жизнь – все заново.

Только она… Она останется прежней.

– Что же со мной не так? – спросила она вслух.

Но снотворное подействовало прежде, чем она смогла подыскать ответ. А когда проснулась утром, то забыла и вопрос.

9

Звонил телефон. Войдя в квартиру она стремглав бросилась в гостиную, по пути перескочив через Рокко.

– Привет, дорогуша, – раздался в трубке голос Пегги Палмер, – я тут…

– Дорогая, я только что вошла, – сказала Элен. – Позволь, я сниму туфли, сделаю коктейль и тут же тебе перезвоню. Ладно? Мне нужно много тебе рассказать. Позвоню тебе минуты через три.

Она повесила трубку, не дожидаясь ответа Пегги, и побежала в ванную. Когда она спустила воду в туалете, Рокко встал на задние лапы и стал лакать.

– Отвратительно, – сказала она. – Вонючий, грязный, отвратительный Рокко.

Она разделась в спальне, сбросив одежду на плюшевый коврик. Заплата, которой она пыталась заделать дырку в лифчике, отклеилась, и воздух из левого клапана вышел с долгим задумчивым свистом.

Она нашла виски, бросила в стакан два кубика льда, прошла в гостиную и свернулась клубком на диване. Рокко подошел и стал лизать ей пальцы ног.

– Чарльз, – сказала она. – Сладкий маленький Чарльз.

– Привет, дорогуша, – сказала Пегги. – Как поживаешь?

– Великолепно, – сказала Элен, прихлебывая виски. – Просто восхитительно. Мы условились на вечер. У него. Он сказал: «Заходи на коктейль часам к девяти». Сама понимаешь, что это значит.

– Обеда не будет? – поинтересовалась Пегги.

– Детка, если я еще раз пообедаю с этим человеком, это будет самый удивительный роман в истории человечества. Мы только и делаем, что ходим на ланчи, обеды и в кино. В конце концов я сказала: «Слушай, Юк, к чему это регулярное питание? Тебе совсем необязательно кормить меня каждый вечер обедом или водить меня в кино. Можем мы хоть раз побыть вдвоем?»

– И что он сказал?

– Он сказал, что да, конечно, он давно хотел побыть со мной вдвоем, но… Пегги, если бы ты знала, какой он бывает унылый! Честно говоря, я ни разу не встречала человека, с которым так трудно общаться, как с ним. Я никогда не была у него дома, а он – здесь. Я знакома с ним уже две или три недели, но я ни черта не знаю о нем. Во всяком случае, ничего существенного.

– Да уж, повезло тебе, – заметила Пегги.

– Ну, наконец я выложила ему прямым текстом: «Слушай, приятель, – сказала я, – давай просто встретимся у тебя или у меня и посидим поболтаем. Только и всего – просто поболтаем. Я не собираюсь тебя насиловать, Юк».

– Думаешь, он боится секса?

– Пег, я не знаю, что с ним такое. Тогда он сказал: «Ну, хорошо, заходи ко мне сегодня вечером около девяти и мы немного выпьем и поболтаем». Так мы и договорились. Сама понимаешь, как я волнуюсь.

– Ну, я хочу пожелать тебе всего самого наилучшего, – голос Пегги звучал печально. – Думаешь, ты останешься у него на ночь?

– Знаешь, дорогая, я иду с таким расчетом, чтобы провести у него выходные. Я беру свою большую сумку – знаешь, ту новую кожаную, которую я купила у «Сакса» за шестнадцать девяносто восемь, а так дешево потому, что там немного потускнел замок – и собираюсь положить в нее все, что нужно. Детка, мне право неловко тебя просить об этом, но если я по дороге заскочу к тебе, ты сможешь спуститься в холл и одолжить мне свою лису?

– Конечно, Элен. Просто позвони три раза, и я буду знать, что это ты и вынесу тебе ее.

– Ты просто душка, Пег. Я бы не стала просить, но мне так хочется произвести впечатление, понимаешь, к тому же мы не будем болтаться по барам, так что я ее не испачкаю. Я только приеду в ней, совершу величественный вход, а потом она будет всю ночь висеть в шкафу. Знаешь, если тебе понадобится моя нитка жемчуга, только скажи – она твоя. Верблюд звонил?

– Ну, и да, и нет, – сказала Пегги. – Он мог говорить только минуту и сказал, что сейчас перезвонит, но так до сих пор этого и не сделал. Он все еще пытается зарезервировать номер в отеле на завтра. Мне кажется, это глупо. Зачем снимать номер в отеле здесь, в Нью-Йорке, если можно куда-нибудь прокатиться, в Кэтскиллс, например. Но кто знает, что у мужчин в голове?

– Черт его знает, – признала Элен. – Взять хотя бы моего парня – четыре ланча, три обеда, бог знает сколько фильмов, и он до сих пор еще ни разу не поцеловал меня. Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до него, он так съеживается, будто я ему на мозоль наступила. Ладно, слушай… Ты собираешься с ним сделать это?

– Думаю, может быть и сделаю, – рассудительно ответила Пегги. – Ты же сама говорила, что лучше, если я узнаю худшее, прежде чем речь зайдет о замужестве.

– Это умно, – согласилась Элен. – Ну, дорогая, мне надо бежать. Я хочу еще принять ванну и как следует одеться. Я буду у тебя около половины девятого.

– Что ты оденешь?

– Черное шерстяное платье, наверное. Этот дурацкий лифчик опять спускает. Я попробую заделать его клейкой лентой, но если это не поможет, я его просто оставлю дома. В конце концов, там он мне вряд ли понадобится.

– Слушай, дорогая, обязательно позвони мне в воскресенье утром. Думаю, к этому времени я уже буду дома и хочу знать, что у вас вышло.

Элен заверила ее, что обязательно позвонит, и, попрощавшись, они повесили трубки.

Она посмотрела на себя в зеркало, висевшее в холле, и осталась довольна увиденным. Черное шерстяное платье облегало ее фигуру, словно приклеенное. Серебристая лиса Пегги Палмер и новая кожаная сумочка придавали ей необычайную элегантность. Локоны еще были влажными и облегали голову подобно золотому шлему.

В ее большой сумочке были: очки в роговой оправе, сигареты, спички, зажигалка, румяна, пудра, губная помада, тушь для ресниц, запасные трусики, сигарета с марихуаной, кисточка для ресниц, щипчики, расческа, четырнадцать долларов ассигнациями и шестьдесят семь центов мелочью, карманное издание «Наны», два жетона метро, объявление о дешевой распродаже в магазине «Мейси», два билета на спектакль «Моя прекрасная леди», шапочка для душа, лак для ногтей, пробка от шампанского, почтовая открытка, которую Пегги прислала ей из Гаваны одиннадцать лет назад, зубная щетка, шариковая ручка, запечатанная коробка салфеток, маленькая баночка сливок, пять заколок для волос, две почтовые марки, два оранжевых конверта, фотография Уолтера Пиджена, вырезанная из газеты, пустая коробочка из-под аспирина, полная коробочка с аспирином, три упаковки эновида, две – дарвана, четыре – либриума, четыре – эмпирина, две – дексамила, две двойные упаковки алкозельиера, полиэтиленовый пакет, счет из «Лорд энд Тейлор», серебряный доллар, две монетки по полдоллара с изображением Кеннеди, флакон духов и маленькая захватанная фотография, на которой была изображена женщина, занимающаяся любовью с конем.

Она поднялась на лифте на шестой этаж, отыскала квартиру под номером шесть-Б, расправила плечи и выпрямила спину. Она сделала глубокий вдох, вскинула подбородок и позвонила. За дверью послышались приближающиеся шаги. Дверь отворилась.

– Привет. – Пожилая женщина приветливо улыбнулась. – Я Эдит Фэй, мать Ричарда. А вы, наверное, Элен Майли. Входите. Дикки спустился вниз купить имбирного эля. Он сейчас вернется.

– Благодарю вас. – Элен улыбнулась. – Юк… Юк… Дик ни разу не говорил мне о вас. Я думала…

– Я полагаю, он хотел сделать сюрприз. – Миссис Фэй улыбнулась. – Позвольте, я возьму вашу сумку. Какой замечательный мех.

– Какая замечательная квартира. – Элен улыбнулась. – Должно быть вы…

– Она чересчур просторна для двоих. – Миссис Фэй улыбнулась. – Пожалуйста, зовите меня Эдит. Дикки и его друзья меня всегда так зовут. Да, с тех пор, как умер мистер Фэй, мы с Дикки частенько говорили о том, что хорошо бы переехать в квартиру поменьше и посовременнее – но вы конечно знаете, сколько придется платить за квартиру в новом доме. Присаживайтесь сюда, Элен – ведь я могу вас так называть? – и мы с вами поболтаем, пока не вернется Дикки. Я так рада, что вы смогли к нам заскочить. Я как раз на днях говорила Дикки: «Дикки, почему бы твоим друзьям не заходить к нам почаще? А то я сижу дома день за днем, вечер за вечером». Конечно, на самом деле я не одинока. Дикки такое утешение для меня…

– Конечно, миссис Фэй. – Элен улыбнулась. – Я уверена…

– Эдит. – Она улыбнулась. – Пожалуйста, зовите меня Эдит. В прошлом году я серьезно заболела – сердце, знаете ли, – так лучшей няни, чем Дикки невозможно представить. Уверяю вас, он выполнял малейшее мое желание. Я всегда говорила, что хороший ребенок – это благословение свыше. Особенно когда каждый день читаешь о детях, убивающих своих родителей топорами или чем-то еще. Ваши родители живы, Элен?

– Нет. Они умерли.

– Какая жалость, что они покинули этот мир. Но вы должны верить, моя дорогая, что их души бессмертны и теперь они обрели свое счастье.

– Да, – сказала Элен.

– Вы живете с родственниками, дорогая? Или с друзьями?

– Нет, я живу одна.

– О, моя дорогая, это так опасно. Я читала на днях об одной молодой женщине, которая жила одна, и этот монстр проследил за ней, когда она шла с работы домой однажды вечером и в прихожей… Ну, конечно, газета в подробности не вдавалась – они никогда не вдаются, особенно «Таймс» – это единственная газета, которую мистер Фэй допускал в этом доме, все остальные просто барахло, говаривал он, – так вот, бедная девушка уже никогда не будет такой, как прежде, я уверена. Вы к какой церкви принадлежите, Элен?

– Ну… – Элен закашлялась. – Видите ли, я не…

– Мы должны держаться старых добрых традиций – вы согласны со мной, моя дорогая? Церковь, любовь к Родине и несколько старых друзей. Я говорила…

Вошел ее сын, сгибаясь под тяжестью пакетов с покупками. У него хватило совести покраснеть.

– Ну, – сказал он с улыбкой, незаметной, словно складка на твидовом костюме. – Я вижу, вы уже познакомились. Хорошо.

– Право же, тебе не следовало обременять себя всем этим, – строго сказала его мать. – Надо было распорядиться, чтобы они доставили все сами. Слава богу, мы тратим у них достаточно, чтобы пользоваться этой услугой. Мужчины не знают самых простых вещей – не правда ли, моя дорогая? Мистер Фэй был точно таким же. Пошлешь его за головкой чеснока, а он вернется с ростбифом. Очень удобно для тех, кто стремится что-нибудь продать. Теперь отнеси пакеты на кухню, дорогой. Масло положи в холодильник, яйца на полку. Консервы положи в правый стенной шкаф, а имбирный эль поставь на полочку под раковиной.

– Да, Эдит. Хочешь чего-нибудь выпить? – обратился он к Элен.

– Да, Дикки.

– Мне маленький стаканчик портвейна, дорогой. Ты знаешь, что сказал доктор. Сердце, – пояснила она Элен. – Я должна быть очень осторожна. Свежая зелень и жареное мясо – вот все, что я могу себе позволить, да разве еще маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Какое прелестное платье. В этом году носят все в обтяжку, не так ли?

– Ну, не совсем так, Эдит, – сказала Элен. – У меня замечательный портной, и после того, как я покупаю узкое платье, я иду к нему и примеряю его. Затем делаю глубокий вдох, и он подгоняет его по фигуре. Конечно, стоит съесть оливку и уже выглядишь, как беременная, но зато сидит отлично, не правда ли?

– Ах, эта погода, – горестно сказала миссис Фэй. – Последнее время так часто идет дождь. Право же, осень теперь совсем не та, что раньше – согласны, дорогая? Я помню, как мы гуляли с мистером Фэем в октябре и вечера были такие теплые, что достаточно было накинуть тонкий шарф. Дикки, ты взял эти… Ну… ничего страшного. Просто они были нашим свадебным подарком, Элен, и осталось только четыре бокала. Я очень дорожу ими и боюсь как бы с ними ничего не случилось.

– Эдит, – угрюмо произнес он.

– Я буду осторожна, – пообещала Элен. – Спасибо, Юк… Юк… Дикки. Ну, не вижу повода не выпить.

– Бог мой, – сказала Эдит, – мне нравятся остроумные женщины.

Они сделали по глотку, посмотрели друг на друга, обменялись улыбками, сделали еще по глотку, вновь посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Ну, – сказала Эдит, глядя на Элен блестящими и холодными, как камушки глазами, – разве не замечательно?

– Как дела на работе? – хриплым голосом спросил он.

– Все о'кей, – ответила она. – Лоеб и…

– Элен работает в отделе общественной информации, Эдит, – торопливо сказал он. – Они публикуют сведения о новых продуктах и тому подобное.

– Как интересно, – сказала Эдит. – О, не ставьте сюда ваш бокал, дорогая; я боюсь, что останется след. Дикки, подай те салфетки, которые я вышила для тебя. Ты ими никогда не пользуешься. Они в бельевом шкафу на верхней полке, рядом с кружевными салфетками. Мужчины так неприспособлены к домашнему хозяйству, вы не согласны со мной, дорогая? Мистер Фэй был точно такой же. Он вечно умудрялся опрокинуть вазу или ударить ботинком о ножку стола. Я часто говорила ему: «Мистер Фэй, – говорила я, – ты может быть и в самом деле хороший торговец сассафрасом note 12Note12
  американский лавр


[Закрыть], но ты самое неуклюжее создание, какое когда-либо видел свет». И знаете, что он мне отвечал?

– Нет. Что отвечал мистер Фэй?

– Он говорил: «Ну, дорогая моя, ты поклялась быть со мной и в радости и в горе, и я боюсь, что второго тебе достанется больше».

– Бог мой, – сказала Элен, – как я люблю остроумных мужчин. Спасибо, Дикки. Какая замечательная салфеточка. И вышита бечевкой от бакалейной сетки. Это остроумно, Эдит.

– Благодарю вас, дорогая. Как вы думаете, вы бы хотели полдюжины таких салфеток для дома?

– О, я не моргу…

– Мне совсем недолго их вышивать, к тому же у меня полно бечевки. Я уже вышила их для всех моих знакомых и должна сказать, что они всем пришлись весьма кстати. Я начну вышивать для вас завтра. Вы бы хотели, чтобы узор был в виде листьев, Элен?

– Да, это было бы…

– Или может быть вы предпочли бы шахматную клетку?

– Ну, или…

– Но я всегда говорю, что в шахматной клетке слишком много мужского. Я думаю, что для девушки больше подойдет узор в виде листьев.

– Можно мне еще виски, Дикки? – спросила Элен.

– Бог мой, – улыбаясь, сказала миссис Фэй, – кое-кого мучит жажда. Дикки, может, ты принесешь сырные крекеры? Только положи их на поднос. И я сделала несколько сандвичей с крессом note 13Note13
  кресс водный, растение с сочными листьями, используется для салатов


[Закрыть]. Крекеры в коробке на верхней полке, а сандвичи на нижней полке в холодильнике. Можешь взять деревянный поднос, который тетя Эвелин прислала с Гавайев.

– Я знаю, Эдит, – его голос раздавался слабо. – Я знаю.

Элен рассмотрела ее: резкие черты лица, очень короткая шея и блеклые, тщательно причесанные волосы. Вздувшиеся вены образовывали выпуклый узор на обутых чулками старческих ногах.

– Ну. – Она улыбнулась Элен. – Не правда ли, очень мило?

– У вас есть еще дети? – в отчаянии спросила Элен.

– Нет. – Она нахмурилась и выпрямилась, словно ответ на этот вопрос костью застрял у нее в горле. – Дикки мой единственный ребенок. Была еще маленькая девочка, но мы предпочитаем не говорить о ней.

– О… – сказала Элен. – Простите меня…

– Она была бы на год старше Дикки, но для нашей семьи она умерла. Может быть, это резко, но честно. Мы никогда о ней не говорим.

– Простите. Я не хотела…

– Она сама выбрала свой путь, – продолжала миссис Фэй, разглаживая складки своего синего шелкового платья, – и теперь ей придется идти по нему самостоятельно. Мы делали все, что могли, но она решила отвергнуть нашу любовь и заботу. Теперь пусть страдает. Я уверена, что она страдает. Пожалуйста не думайте, что мы жестоки, моя дорогая, но чему быть, того не миновать. Я предпочитаю не говорить о ней.

– Конечно.

– У нее были такие задатки. – Эдит вздохнула. – Такие задатки. Но она сама от всего отказалась, просто оттолкнула от себя все обеими руками. Трагедия, моя дорогая. Подлинная трагедия. Однажды, возможно, я вам расскажу эту историю целиком и вы поймете. Но это слишком болезненно…

– Вот и я, – сказал он. – Выпивка и кое-что на закуску. Эдит, как насчет еще одного стаканчика портвейна?

– Не сейчас, дорогой. Ты знаешь, что говорит доктор. Почему бы тебе не присесть и не поболтать с нами. Из тебя сегодня слова не вытянешь.

– Я был занят, – запротестовал он, – я готовил…

– У Дикки так мало знакомых женщин, – сказала миссис Фэй, обращаясь к Элен. – Право же, я думаю, что мальчик его возраста должен больше общаться с женщинами. Но конечно, это так трудно. Теперь уж нет таких вечерних мероприятий, какие устраивали в мое время. И ведь ни в чем нельзя быть уверенным, не так ли?

– Да, – согласилась Элен, – ни в чем нельзя быть уверенным.

– Конечно, у него много друзей и они часто навещают нас. Бог мой, мы иногда веселимся совсем как в старое доброе время. Вы играете в «червонку» note 14Note14
  карточная игра


[Закрыть], моя дорогая?

– Нет.

– Но я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие. Мистер Фэй был просто самый настоящий медведь, когда я вышла за него замуж. Вечно дымил своей трубкой, прожигал себе дыры в карманах пиджака и разбрасывал все вокруг. Я уверена, что оказала на него облагораживающее воздействие. «Эдит, – признался он мне однажды, – Бог сделал меня мужчиной, но ты сделала меня джентльменом». Я никогда этого не забуду.

– Вы не возражаете, если я закурю? – спросила Элен.

– Конечно нет, моя дорогая. Я этого не одобряю, но знаю, что такое привычки. Дикки, подай Элен пепельницу. Голубую с неровными краями. Зажги ей спичку, Дикки. Что у тебя за манеры? Бог мой, вы кажется выронили фотографию из сумочки, моя дорогая. Ваши родители? Я бы с удовольствием взглянула.

– О, нет, – Элен сглотнула. – Нет, это так… Это не родители. Знакомый. Просто знакомый. Боже мой, какие вкусные сандвичи. Как вы их делаете?

– Как… – сказала Эдит, несколько изумленная. – Просто режете кресс и кладете на хлеб. Не забудьте намазать побольше масла. Право же очень просто, моя дорогая.

– Надо будет запомнить, – кивнула Элен. – Они очень вкусные. Ну, все это было очень мило, в самом деле очень мило. Но сейчас, боюсь, мне надо бежать.

– Так скоро? – спросил он, и его полное лицо обвисло. – Ты ведь только пришла.

– Вы в самом деле не можете побыть еще, Элен?

– Нет, – твердо сказала она. – Мне в самом деле пора. Я завтра еду к друзьям в Филадельфию. На крестины. Поезд очень рано. Я должна хорошенько выспаться. Так что простите меня, Эдит, я должна идти. Большое спасибо за угощение. Мне все очень понравилось.

– Ну… раз вам в самом деле пора. Я надеюсь, мы еще увидимся. Дикки говорил мне о вас так часто, что я почувствовала себя обязанной познакомиться с вами. Вы произвели сильное впечатление на моего ребенка, Элен.

– Это очень мило, – Элен улыбнулась. – Ну, еще раз спасибо вам за все.

– Возможно, в следующий раз, когда вы будете у нас, ваши салфетки уже будут готовы, – сказала миссис Фэй, рассматривая темные пятнышки на своих руках.

– Замечательно. Жду с нетерпением. Доброй ночи, Эдит. Было очень приятно. Доброй ночи, Дикки. Нет, нет, не спускайся. Я сама найду дорогу. Я возьму такси.

Она накинула лису и вышла с любезной улыбкой. Улыбка оставалась на ее лице, пока двери лифта не скрыли ее от глаз провожающих. Тогда она скорчила гримасу своему отражению на полированной поверхности.

– Надо было разбить ее вонючие бокалы, – пробормотала она в ярости.