Текст книги "Ригодон"

– Конечно! конечно!.. как им угодно! ну а мы уезжаем! у нас только десять минут… взгляните-ка на свои часы…

Он светит мне… своим фонариком… я делаю вид… что что-то вижу…

– Да, да, капитан!..

На моих часах нет ни стекла, ни стрелок…

– На насыпях уже путевые рабочие… через двадцать минут эскадрильи пополнят запасы бомб… и опять взлетят… а может, и раньше!..

Похоже, этот капитан Гофман не ошибается и знает, что говорит… плевать ему на всех этих мамаш и семейства, пусть себе отправляются обратно в Лейпциг… в Красный Крест за сосисками и бульоном!.. через двадцать минут сюда хлынет настоящий поток фосфора…

Я спрашиваю у него, который час, ведь мои часы сломаны!

– Без пяти шесть!

– Вечера или утра?

– Вечера!.. скоро сами увидите! будет светло!.. они всегда начинают с этого… знаете? с фейерверков!..

Знаем ли мы!.. да мы уже насмотрелись на эти фейерверки!.. на Монмартре!.. у Рено!.. в Безоне!.. в Берлине!.. розовые… зеленые… голубые… фейерверки! конец света тоже начнется с этих фейерверков! я говорю ему: «вот и дождались праздничка!» он согласен…

– А какая иллюминация! что за букеты!..

Да, этот капитан Гофман не такой уж и зануда, как я погляжу… и совсем не злой… отнюдь… а я-то подумал… мы часто относимся к людям с предубеждением! а как же маршал? его маршал? Лубб?.. он о нем больше не вспоминает… и в самом деле! может, он сбежал со своего тендера? вернулся в Лейпциг?.. и он тоже? один или вместе с прибалтами?.. позже узнаем… скоро поезд отправляется, так что лучше нам занять свои места… и что, опять в том же маршальском вагоне? надо спросить у него… у этого капитана должны быть полномочия… я думаю о женщинах, которые так стремятся обратно в Лейпциг… я-то обратил внимание, как нас там встретили… выходить запрещено, verboten!.. представляю, какой их там ждет прием! ладно! раз им так хочется, то пусть попытаются! и у нас тоже есть еще один шанс!.. поезд больше не трясется, не сходит с рельсов, хватит с нас этой эксцентрики… по местам!.. если нас куда-нибудь выгонят, перейдем… наш капитан инженерных войск, кажется, все еще ищет маршала… опрашивает семьи, те, что не сумели пролезть под поездом… и перейти на другой путь в туннеле… никто ничего не видел, все-таки, не стоит забывать, что они все время лежали носом вниз!.. ах, вот же вывеска от вагона… O.K.W… нашлась-таки!.. украшенная орлом… может, капитан прятал ее у себя на груди?.. нет!.. ее нашли на рельсах какие-то люди… капитан прикрепляет ее обратно к вагону… и о чем-то их расспрашивает… те ему отвечают… но понять ничего невозможно… какое-то бормотание… кажется, по-русски… похоже… они по-прежнему лежат… капитан Гофман так и не нашел фон Лубба… но достаточно ли хорошо он искал?.. не уверен… то ли он все осматривает, то ли просто делает вид… а нас он не замечает… мы поднимаемся на одну ступеньку… на вторую… ну вот, мы уже и в коридоре… все купе усеяно осколками стекла… они гораздо более острые и опасные, чем булыжники… такое под силу только факирам!.. тем не менее, кое-как, похрустывая, я прохожу вперед!.. в салон маршала… он пуст… никого!.. ан нет! на середине дивана лежит закутанный младенец… младенцу не больше месяца… но он не кричит… какая-то мамаша положила его сюда… я подхожу… смотрю… младенец как младенец… и чувствует себя неплохо… не болен… крепкий малыш… и что же дальше? где капитан Гофман?.. я зову его… он сразу же подходит… он оказался тут, неподалеку…

– Посмотрите на него… у нас же нет ни молока… ни соски…

Пусть позаботится… я ставлю его в известность… ведь он же здесь командует?.. насколько я понимаю… никаких других командиров я здесь не вижу… но времени у нас в обрез… если мы берем этого малыша с собой, нам нужно молоко…

– Он сможет доехать до Фюрта?

– А сколько ехать до Фюрта?

– Шестьдесят километров… часа два… или полтора… он потерпит?

– Думаю, да… полтора часа…

И вдруг он нас освещает!.. направляет на нас свой фонарик… причем, довольно мощный фонарик… и внимательно на нас смотрит… я бы даже сказал, он нас рассматривает… впервые он нас по-настоящему увидел… и мы тоже! впервые рассматриваем его… до чего мы грязные, липкие от копоти, просто смешно!.. все четверо!.. но сейчас нам не до смеха… самолеты скоро вернутся, он же нам сказал, с новыми запасами, примерно через десять… двенадцать минут… я еще раз его переспрашиваю…

– Обязательно!..

Интересно, если бы мы сказали, что этот новорожденный не сможет потерпеть до Фюрта, он бы нас высадил? но пока что мы остаемся… как я уже сказал, этот капитан говорит по-французски… он показывает нам на карте, где мы находимся, ему это известно… и судя по всему… путь у выхода из туннеля не слишком разрушен… кажется… а это значит, что наш поезд, как только выедет из туннеля, сможет быстро набрать скорость, до тридцати, тридцати пяти километров в час и помчаться вперед… а рабочие тем временем будут укреплять обе насыпи… прекрасно! прекрасно!.. мы все втроем устраиваемся, вместе с новорожденным на маршальском диване… «агунчики! агугунчики!» вот чем мы теперь занимаемся… малыш не смеется… но и не плачет… нам даже не во что его перепеленать… а нужно бы… вот и остальные офицеры… один за другим… спотыкаясь об осколки… снова расходятся по своим купе… они уверены, что мы приедем в Ульм… главное, чтобы поезд тронулся… наше присутствие в маршальском купе не особенно их удивляет… они справляются у нас, чей это младенец… не наш ли?.. нет!.. и начинают сюсюкать… «агугу! о!..» младенцы не говорят ни на одном языке, в этом смысле, у них нет национальности… им все равно!.. большинство из офицеров сами отцы семейств… они показывают нам фотографии… своих жен… детей… очевидно, это штабные офицеры, но мне нет смысла их о чем-либо расспрашивать… откуда они?.. постепенно они и сами мне все расскажут… пока же я вижу, что они из разных родов войск: артиллеристы, летчики, интенданты… и наверняка, все говорят по-французски… просто сейчас не хотят… или боятся… а тому, должно быть, разрешили… ну вот теперь, кажется, все вернулись на свои места… весь штаб… а где же маршал?.. о нем никто не вспоминает… неужели свалился под тендер?.. он же сидел на куче угля… высоко… это ничего не значит!.. ну а мы-то уж знаем!.. надо держать язык за зубами!.. что бы ни случилось! только бы поезд поскорей отправлялся!.. чухх! чухх! ну вот и поехали… ан нет!.. не совсем… пока просто попытались… и в голове… и в хвосте…. так… наконец-то!.. мы трогаемся…

– Неужели мы едем?

– Мы выехали из туннеля….

– Браво, капитан!

Я стараюсь держаться как можно бодрее.

– Браво!.. браво!..

Они все же восстановили пути, а самолеты пока что не вернулись…

– Через пять минут они будут здесь…

Ему виднее.

– Но мы будем уже далеко!..

Я говорю это очень громко… чтобы меня все слышали! все-таки, это вагон O.K.W…. и раз уж мы здесь! мы должны всем демонстрировать присутствие духа!.. малыш, лежа между нами, начинает смеяться… точнее, пытается, выражает желание… с этим малышом легко, он здоровый и не нытик… уверен, он радуется не столько нашим «агугу», сколько тому, что поезд наконец поехал… у нас нет ни пеленок, ни полотенец, нам нечем его перепеленать… нечем!.. впрочем, Лили поискала и кое-что нашла… три рубашки под подушкой… чье это?.. неважно, нужно сменить ему пеленки… «агугунюшки»!.. этот капитан Гофман прекрасно информирован… если поезд не взорвется, то к полудню мы будем в Фюрте… шестьдесят километров… о, он ничего не гарантирует!.. уверен, что патрули РАФ заметили, как мы выехали из туннеля с нашими двумя пыхающими локомотивами в голове и хвосте… настоящий вулкан сажи… если они нас не бомбят, значит, просто не хотят! но страшнее всего для нас оказалась не темнота, а ужасная резь в глазах, просто до невозможности, я не могу ничего разглядеть через окна… горы это или уже равнина… без сомнения, мы уже выехали из туннеля… за окнами – сельская местность… а, вот и мост!.. у меня такое ощущение… остальные тоже ослепли, как и я… я имею в виду Лили и Ля Вигу… они трут себе глаза и только усиливают раздражение… а вот на капитане специальные очки, он запасся ими на случай газовой атаки, у него все предусмотрено… я спрашиваю у него…

– А этот туннель был длинный?

– Шестьсот двадцать пять метров…

– У вас в Фюрте есть врачи?

– В Фюрте есть все, что нужно… но сперва нам нужно туда доехать!..

– Конечно!.. конечно!..

Кажется, путь все-таки не разрушен… «мародеры» или другие самолеты могли бы поработать и лучше… высоко наверху слышен шум моторов… наш поезд продолжает ехать… по-прежнему… и как мне кажется, довольно быстро… даже слишком быстро для него… так, а теперь надо бы поинтересоваться судьбой прибалтийских женщин с ребятишками, которые отправились в Лейпциг…

– Как вы думаете, они туда уже добрались?

– Нет!

Капитан категоричен!.. мы едем еще какое-то время… потом чуть замедляем ход… вот и какой-то перрон… это Фюрт… опять полетела сажа! визг тормозов!.. какая-то вывеска… да, мы приехали… кажется, этот вокзал не бомбили… мне это сразу бросается в глаза! Wartesaal… зал ожидания… хоть я и моргаю, но это рассмотрел… я спрашиваю у остальных, они видят то же самое… а вот и санитарки!.. уже ждут… как только поезд подошел к перрону… капитан Гофман зовет их на помощь!..

– Schnell!.. Schnell!..

Надо разобраться с нашим сосунком… на диване!.. Лили берет его, передает мне… а я сестре… наверняка это «матушка», ну вы же знаете, из протестантского ордена сестер милосердия… вероятно, их предупредили их Лейпцига… так!.. готово!.. запеленатого малыша уносят!.. а вот и еще!.. целая куча сандвичей! для нас… и целая бутылка пива!.. может, они приняли нас за паломников, вроде тех, что в Шартре? или в Лурде?.. да! да! а так, в общем-то, и есть… не совсем, но почти… Спасение!.. это именно то, чего мы все ищем!.. спасение требуется так же этим паровозам и штабу O.K.W.!

– Доктор!

Капитан хочет со мной поговорить… именно со мной!.. с глазу на глаз!.. я иду за ним… спотыкаясь об осколки… мы выходим в коридор… один вагон… другой… вот мы и пришли… в купе, которое он искал… пустое…

– Послушайте, доктор!.. мои товарищи офицеры были против вас, и против вашего друга актера…

– Понимаю вас, капитан!.. я вам чрезвычайно признателен…

Ничего нового я от него не услышал… в положении прокаженного есть свои преимущества, потому что вам уже не нужно ни с кем быть вежливым, вас отовсюду гонят, а вы только того и ждете!.. я наблюдал в Ростоке за прокаженными… им явно нравилось, когда их выгоняли, выталкивали, выбрасывали в снег! а потом – раз! ударом сапога перекидывали в другой сугроб!

– Я вам чрезвычайно признателен, капитан Гофман…

– Но это еще не все… в свою очередь… я хочу попросить вас об одной услуге!..

– Ну конечно же!.. я в вашем распоряжении!

– Ну так вот!.. мы, я имею в виду штаб, выходим в Аугсбурге… там, в Аугсбурге, формируют две украинские армии… вы не в курсе?

– Нет капитан! впервые слышу!

– А вы втроем вместе с котом отправитесь в Ульм… без промедления!.. sonderzug… вы меня поняли? на этом поезде ведь должны были ехать прибалты… так что у вас будет много места!.. целых четыре вагона!.. и все пустые! Аугсбург пока еще не разрушен… слушайте меня внимательно!.. до Ульма примерно час езды… и вы приедете туда во время похорон…

– Какое это имеет значение, капитан?

– Вы должны знать!.. военные похороны… похороны генерала Роммеля… вас, естественно, это совершенно не интересует… Роммель?.. вы ведь о таком никогда не слышали!.. но там будет… внимание! это имя я прошу вас запомнить… маршал Рундштедт!.. ничего не записывайте, просто запомните… маршал Рундштедт!.. и еще одно имя: капитан Леммельрих… он всего лишь капитан… капитан, как и я… но из штаба Рундштедта… надеюсь, вы запомните… Леммельрих?.. я вам доверяю… могу я вам доверять?

– О само собой, капитан!..

– Ну так вот… в церкви… вы подойдете к этому Леммельриху… вы его сразу узнаете… это несложно… капитан немного похож на меня… высокий мужчина, худощавый, седой… и только одна фраза… «вашей дочери в Берлине уже лучше»… это все… он вам ничего не ответит… но вы должны сказать ему по-французски «вашей дочери в Берлине»… он все поймет…

Я стараюсь никак не выказывать своего удивления! Но подумать все-таки не мешает… пока я тут сижу… наверняка он за мной наблюдает… поезд все едет… едет… едет… можно сказать, все спокойно… если не считать того, что даже после нашего выезда из туннеля сажа по-прежнему заполняет вагон, перелетая из окна в окно, причем такая густая, что глаз лучше не открывать… правда ему в его специальных очках это не страшно…

Да! да! это здесь… поезд останавливается… вокзал… Ульм!.. всюду надписи… можно выходить… нас никто не задерживает… жандармов нет… мы выбираемся из облака сажи… вот и вокзал, его, кажется, даже не обстреливали… похоже так, но посмотрим… нам бы не мешало отдохнуть! отдохнуть? да мы только это и делали, что отдыхали, с самого Ростока… настоящего покоя, правда, у нас не было… куда нас только не заносило! то туда! то сюда!.. к прокаженным на разбитые пути… в удушливые туннели… но зато теперь мы выходим на перрон!.. проходим через зал ожидания… а вот и перистиль со скамейкой… мы так вымотались, что даже на этой скамейке чувствуем себя вполне сносно… однако, похоже, Ля Вига не в духе… ему явно не понравилось то, что мы с капитаном решили уединиться и отправились беседовать в другой конец поезда… он был очень раздражен и смотрел в небо!.. а погода стояла просто прекрасная, было великолепное майское утро… надо бы мне с ним поговорить, чтобы не дулся…

– Взгляни, какой прекрасный проспект… и прекрасный прежде всего потому, что на нем никого нет… стоит здесь появиться людям, как все очарование развеется… люди сразу начинают суетиться… не могу сказать, чтобы они постоянно делали гадости, просто уж больно они все убогие… смерть действительно все очищает…

Обычно ему нравились такого рода шутки, полные ложной многозначительности… тексты для мрачных героев… гамлетов для всеобщего пользования…

Никакой реакции!

– Ну что, как я вижу, ты собой доволен?

Вот и все…

Да, я забыл описать вам это место, наверное, я просто потерял какие-то страницы, так как я все уже записал… теперь мы находились не на вокзале… а на перистиле, откуда спускались ступени прямо к расстилавшемуся внизу проспекту шириной с Елисейские поля, окруженному величественными деревьями… кстати, воздух в Ульме был очень чистым… никаких заводов… никаких машин… и ни на вокзале, ни на тротуарах – ни души!.. здания стоят… но по-моему, пустые… ан нет!.. кое-кто все-таки есть! но не там, у окон, а рядом с нами! сидит… наверняка, этот тип слышал, о чем мы говорили… старик с бородкой… кто это такой? я обращаюсь к нему…

– Guten tag!

Однако внятного ответа от этого старика не последовало… какое-то ворчание… попробую еще раз…

– Es geht? как дела?

– Nein! плохо!

Он не слишком разговорчив… не думаю, чтобы мой внешний вид имел какое-либо значение, а вот, взглянув на него, сразу можно понять, что он наверняка где-то кем-то служит… полицейский… или военный… забавно!.. эта форма мне незнакома, хотя каких только форм и нашивок я не видел после Баден-Бадена… и Моосбурга… придется его спросить… он отвечает…

– Feuermann!.. пожарник… Hauptmann!.. капитан!

Опять мне приходится переводить… этот капитан-пожарник говорит только на языке фрицев… да! ни слова по-французски! и в самом деле, он немного странноват… обычно тут у любого, кто хоть немного пообтерся и получил хоть какое-то образование, пусть даже весьма своеобразное, где-нибудь в местном Сен-Мэксане, только одно на уме: чувствовать себя во Франции как дома, болтать, общаться, быть в центре внимания, чтобы вокруг них постоянно суетились услужливые девушки, а у камина собирались очарованные ими господа и дамы… ценители Французской Драмы… и все светские люди, самые сливки общества… ах, Святая Катерина! ах, Анналы!.. Сталинград? мы и не такое видали! а о чем сейчас пишут в Н. Р. Ф.? сразу слышатся стоны! поцелуйте Гастона! а как вам тот ребеночек на черной мессе у Мориака… ах! ах! ах!.. нет, в обществе этого бородача можно было отдохнуть от всей этой бессмысленной болтовни, однако мне хотелось бы знать, откуда он… я интересуюсь у него…

– Я слишком стар и уже не помню… ну а вы сами-то откуда?

Этот старик чувствует себя хозяином положения.

– Я врач, а мой друг – актер…

А, врач… он тут же заинтересовался… настоящий врач?.. он сомневается… ему нужны доказательства… да пожалуйста!.. в одном из моих шестнадцати бумажников… кое-что найдется! даже и официальные!.. доказательства!.. у меня четыре… или пять карманов… набиты этими доказательствами!.. есть и на немецком… из их министерства… Erlaubnis!.. мне было не так просто его получить… так!.. он достает свои очки… смотрит на меня… и читает…

– Это вы?..

– Ну в общем, да!.. во всяком случае, не кто-то другой!

Он начинает меня раздражать, этот недоверчивый капитан пожарников!

Ну ладно!.. тогда я должен его осмотреть! сейчас же, таково его требование!.. я должен прощупать ему живот!.. согласен!.. но где?.. не на ступенях же!.. он знает одно место, здесь неподалеку!.. на вокзале!.. куда он собирается нас вести?.. он мне показывает… на какое-то окно… встает… с трудом… он не может выпрямиться целиком, только наполовину… весь кривится… может, ему помочь… но он отказывается и хочет подняться самостоятельно… сам… я предлагаю ему свою трость… даже две трости!.. nein! теперь мы наконец рассмотрели его форму… неужели и вправду пожарник? он опять садится… все понятно, он собирается карабкаться со ступеньки на ступеньку на четвереньках… а это окно, кажется, на четвертом этаже… ну там, где это его место… ступенька за ступенькой, однако мы все еще не дошли!.. пора бы кое-что выяснить… теперь он не возражает… кажется, начинает мне доверять…

– Меня зовут Зигфрид… Hauptmann Зигфрид… но это не настоящее мое имя, меня переименовали!.. кажется, это было необходимо… другие тоже изменили свои имена…

А форма?.. эта форма?.. она тоже ему не принадлежит!.. его форма сгорела в Пфорцгейме… почему?.. да потому, что там собрались все пожарные из Ульма тушить пожар после бомбардировки… бомбы и фосфор… обычное дело… две недели назад… и во Франкфурте на Рождество, они тоже были, все пожарные Ульма… а за два месяца до того и в Штутгарте…

– Раньше у нас было шесть насосов… и сто десять человек в штате!.. а теперь осталось только пять!.. пять пожарников! und noch! und noch!.. кроме того! только один насос, один!.. пять feuermanner у себя дома… verstehen sie?.. вы понимаете?.. пожарники?.. все лежат у себя дома… с ожогами!.. и в моем распоряжении остался только один насос!

Остановка! надо посидеть… передохнуть!.. это же на четвертом этаже?.. мы пока не дошли! я считаю… еще, по меньшей мере, пятьдесят ступеней!.. во всяком случае, на той лестнице, по которой он собирается идти, для служебного пользования… внутренней… я смотрю на него: он сидит… что с ним такое?.. ревматизм?.. табес?.. он ведет нас к начальнику вокзала… на четвертый этаж… со ступеньки на ступеньку… кажется, у него неплохо получается… к тому времени, как доберемся наверх, мы окончательно подружимся…

– Меня зовут Зигфрид… Hauptmann Зигфрид… но это не мое имя…. это имя мне дали недавно… нам всем пришлось изменить имена… кажется, из-за шпионов… все остальные тоже изменили имена… а эта униформа?.. она ему тоже не принадлежит!.. его форма сгорела в Пфорцгейме… все пожарники Ульма были в Пфорцгейме… да!.. да! я уже понял!.. и во Франкфурте, как раз на Рождество… и это я тоже уже слышал… и в Штутгарте… он выпрямляется с каской в руке…

– Но почему вы изменили имя?

– Не я!.. власти! я вам уже сказал! ведь у нас всюду шпионы!.. это было необходимо!.. и сразу же получил чин капитана!.. до этого я был аджюданом!.. десять лет я был аджюданом!.. а через день раз – и капитан! быстро, не так ли? быстро!.. но у нас совсем не осталось лейтенантов!.. и капитанов!.. все погибли, сгорели!.. в Пфорцгейме!.. во Франкфурте!.. только капитан Зигфрид!.. вы понимаете?

У них в пожарной команде больше не осталось кадров, но пусть сами с этим и разбираются!.. ни насосов, ни пожарных… а он по-прежнему старался изо всех сил… еще одна ступенька!.. этот человек старше, чем говорит… но, кстати, он же не сказал, сколько ему лет… пробормотал какую-то цифру… уверен, ему уже за семьдесят… мертвенно-бледный, с отечным лицом… наверху разгляжу получше, ведь он хочет, чтобы я ощупал его живот… ну вот, мы и пришли! дверь… на площадке… еще передышка!.. в это мгновение… я вспомнил про капитана инженерных войск… про его послание для Леммельриха… ну да, так я и стану нашептывать ему на ухо, что, мол, его дочь… трам! тара! рам! ничего, этот Леммельрих перебьется, тоже мне, Святой Отец! ясное дело, что тот, кто не умеет держать язык за зубами, ведет себя как жалкий паяц, как гнусный безмозглый трепач, от таких ублюдков все стараются держаться подальше… ну ладно!.. перед нами дверь!.. я стучу, Зигфрид застыл в неподвижности… нам открывает не начальник, а какая-то женщина… женщина в фуражке, наверное, заменяет мужа… на ней малиновая фуражка, она начальница вокзала… очень приветливая, лет сорока… без сомнения, это фуражка ее мужа, так как козырек спускается ей на нос… а сама фуражка держится на ушах и закрывает даже подбородок… guten tag! guten tag! тут же радостно закудахтала она, увидев нас!.. полное доверие! она сразу же нам все рассказывает… ее муж на русском фронте… она вместо него… а здесь, под кроватью, ее дети, их трое… она зовет их… те отвечают, но очень тихо… три тоненьких голоска… даже дети, и те осторожны, уже научены… я уточняю: две девочки и один мальчик… трех, пяти, шести лет… пусть сидят, где сидят! чтобы никто их не видел, ни на вокзале, ни на улице, иначе их могут забрать, и вернуть матери только после победы… с другими детьми из Ульма так уже поступили, когда сюда на большую конференцию «Восток-Запад» приезжал фюрер… здесь проходила встреча всех штабов… они устроили облаву! забирали детей для Hitler Jugend!.. так что тем, что под кроватью, лучше не высовываться!.. «Kindern schweigen! Дети, молчите!»… а наш чудак капитан Зигфрид даром времени не теряет, правда ему никак не удается справиться со своими штанами… они не снимались… это были штаны старого фасона, со штрипками… ну вот, готово! боже, до чего же он худой!.. он снова надевает свою каску… идет к окну, прямо так, голый и в каске… у него какая-то идея…

– Хильда, вы видите эту колокольню?

– Ja Krist! sicher Krist!.. конечно, Крист!

– А может, мне оттуда спрыгнуть?

– Nein Krist!.. nein!

Она отвечает ему совершенно спокойно, должно быть, уже привыкла… может, они живут вместе?.. возможно… особой роскоши здесь не видно… что-то вроде отеля «Зенит»{41}41
  Селин описывает свое пребывание в отеле «Зенит» в романе «Север».


[Закрыть]… комфорт примерно такой же, но только дыр и трещин в стенах не так много… а обои так же отстают от стен… похоже, их здесь частенько трясло… Зигфрид снова принимается надевать свои брюки… вдруг резко оборачивается и окликает Хильду…

– Хильда!.. Хильда!.. этот бездельник интересовался моим возрастом!..

Бездельник – это я…

Она жестами показывает мне ничего ему не отвечать… у него не все в порядке с головой!.. с головой!.. она просовывает палец под свою фуражку, свою огромную малиновую шляпенцию… мол, именно там его болезнь!.. понятно!.. понятно!

– Идите сюда, посмотрите!.. посмотрите, паршивый мальчишка!

Паршивый мальчишка – это опять я… его Хильда делает мне знак: подойдите!.. лучше уж мне ее послушаться…

– Взгляните туда!.. дальше!.. еще дальше!.. видите колокольню?..

– Да!.. да!.. конечно!..

Действительно, в самом конце проспекта…

– Ее высота сто шестьдесят один метр!.. вы понимаете?.. и в праздник пожарных! Sedantag! я был там наверху!.. на самом верху!.. первым!.. одиннадцать раз я добирался туда первым! на самый верх!

Я не совсем понимаю… Хильда мне объясняет… в «День Седана», так у них называется «праздник пожарных»… устраивают соревнование по лазанию по канату с узлами… победит тот, кто первым окажется наверху!.. доползет!.. а Зигфрид был победителем одиннадцать раз!.. правда она не могла вспомнить, в каком году это было, он тоже… теперь об этом, естественно, и речи быть не могло… она знаками показывала мне, что не нужно ему возражать… ясное дело, что не нужно! а вдруг он выбросится из окна?.. вполне возможно… но раз уж он и так наполовину голый, то пусть лучше разденется полностью, и я его осмотрю… он же меня сам просил… он ничего не имеет против, покорно подчиняется… присутствие Хильды его не смущает… она ему помогает… кладет на стул его черный редингот и каску… он тут же ложится на большую кровать… на этой кровати нет ни тюфяка, ни простыней… только матрас, а сверху навалена куча тряпок… очень грязных тряпок, засаленных, наверное, ими протирали машины и лампы… еще до войны… ну а теперь мне необходимо его осмотреть!.. но он меня останавливает…

– Как вы думаете, если выпрыгнуть из окна, то можно себе что-нибудь сломать?.. два?.. три перелома?..

Она знаком показывает мне ничего ему не отвечать… да я и не собирался… я смотрю на него, совершенно голого… действительно, кожа да кости… а разлегся, как жена посла… голая жена посла, которая только что проснулась… у него полная мышечная атрофия… естественно, учитывая его возраст и скудный рацион… а как его живот?.. я щупаю… еще раз… ничего! он очень истощен, но все нормально… а сердце?.. небольшой шум… аорта?.. легкие?.. эмфизема?.. возможно… а что во рту?.. осталось только три пенька… но он не жалуется… слух?.. зрение?.. это я никак не могу проверить… а давление? у меня с собой нет Пашона{42}42
  Аппарат для измерения артериального давления, изобретенный физиологом Пашоном.


[Закрыть]!.. я щупаю пульс… неровный… даже по вискам видно… он напоминает мне пациентов центральной больницы в Ренн… папаша Фолле{43}43
  Доктор Фолле был врачом в Ренн, директором Медицинской Школы, где с 1920 по 1923 год учился Селин. На его дочери Селин впоследствии женился.


[Закрыть] у кровати больного… ежедневный ритуал… в клинике… папаша Ледюк из Нанта… так иногда внезапно на вас обрушивается целая куча воспоминаний, и вы даже не знаете, смеяться вам или нет, какое-то мгновение вы в нерешительности, но лучше все же выразить сочувствие, в определенном возрасте подобное становится неизбежным… и эта бабенка, начальница вокзала, тоже о чем-то задумалась… а может, просто вздремнула стоя?.. нет!.. это храпят ее ребятишки… она жестом показывает мне: не шумите!.. черт побери, лучше быть поосторожнее! я вообще предпочел бы спуститься на улицу… сюда вполне может явиться полиция… не знаю правда, чья?.. но какая-нибудь да явится!.. фрицы, русские, англичане?.. а может и все сразу!.. я хотел бы поговорить с Лили… но не с Ля Вигой!.. Ля Вига переживет!.. я тихонько говорю Зигфриду…

– Dann!.. dann!.. ну так что? мы пошли?.. hinabsteigen?

Пусть одевается… а эта мадам начальница пусть ему поможет… я жду… она спрашивает у меня… что с ним?..

– С ним все в порядке!.. возраст, вот и все… это нормально!..

Хватит уже с меня их вопросов… о, ей тоже кажется, что с ним все нормально… и что мы можем идти… конечно… она передает ему рубашку, кальсоны… потом штаны… редингот… и каску… пыль и грязь хороши тем, что вы постепенно перестаете обращать на них внимание… ваши глаза привыкают… безукоризненные модники… щеголи, на кой хрен вам все это сдалось? э-ля! я же забыл!.. как там его рефлексы?.. у меня нет молотка, но сойдет и пальцами… я снова его усаживаю… это недолго… локти?.. почти нормально… немного вялые… колени? левое в порядке! а правое?.. правое почти не реагирует… он наблюдает за моими действиями… это его забавляет… кажется, он собирается что-то сказать… слышится какой-то скрип, я имею в виду его смех… похоже, это он надо мной смеется.

– Они уже делали со мной такое в Маннгейме!..

А теперь он собирается спуститься вниз… этот Полишинель нетерпелив… он берет меня под руку… одна ступенька… две… три… четыре… передышка!.. он садится… то же, что и на подъеме… ничуть не быстрее… что он хочет мне сказать?.. он задумался…

– Кажется, эта женщина все еще от меня без ума?..

– Какая еще женщина?

– Да Хильда же, та, что наверху!..

– Конечно!

– И вас она тоже будет обожать…

– Не все сразу!.. не все сразу!..

Ладно!.. еще четыре ступени… передышка!

– А теперь, доктор, послушайте!.. я чувствую, что у меня сейчас очень много всяких мыслей… но скоро их не останется… они улетучатся… о, я себя знаю!..

Как это смешно… он смеется… над тем, что мысли исчезают… из его головы!.. хи! хи!.. у него из головы!

– А на похороны я не пойду!.. нет!.. нет!..

– Что за похороны?

– Там, в соборе… в конце проспекта… где шпиль, я же вам показывал!.. сто шестьдесят один метр… хи! хи!.. нет уж, доктор! нет!

– И кого хоронят?

– Роммеля!.. генерала Роммеля!

Кажется, я уже об этом что-то слышал… по-моему, от Харраса… про Роммеля…

– И почему же?

– Он предатель!.. я не собираюсь туда идти! а вы сходите!.. Роммель, Afrika Korps{44}44
  Генерал Роммель участвовал в заговоре против Гитлера 20 июля. Он покончил с собой по приказу Гитлера. Но в то время этого еще никто не знал, и даже друг Роммеля, маршал Рундштедт, в своей торжественной речи на похоронах с пафосом говорил о его преданности фюреру.


[Закрыть]!.. и учтите, все окна, выходящие на этот проспект, будут закрыты!.. посмотрите!.. посмотрите!.. ни одного жильца… там не осталось!

– Почему же, капитан Зигфрид?

– Все жильцы уже в лесу! весь проспект!.. их увели туда СА, всех!.. они больше никогда не вернутся!.. никогда!.. nimmer! nimmer!

Он машет в воздухе пальцем… nimmer! nimmer!

На сей раз восемь ступенек… потом еще восемь!.. но он чем-то озабочен! хватается за лоб и погружается в размышления…

– Доктор, хочу вам признаться!.. эта женщина любит меня уже двадцать лет… но ее дети не от меня! нет!.. нет!.. от ее мужа, который сейчас на востоке!.. Gott sei danke! благодарение богу!.. это их дети!

Ну наконец-то он успокоился… снова присел… Ля Вига и Лили уже стали волноваться, куда мы подевались… они стоят все там же, никуда не уходили… вокруг – ни души… ни на вокзале, ни в аллее… вот уж никого, так никого… я интересуюсь у этого старого шута…

– Вы думаете, Рундштедт приедет?

– Ach ja!.. он уже в пути, он будет в Ульме к вечеру… он поедет по этому самому проспекту, что перед вами!.. хи! хи!.. но я не хочу его видеть!

Это еще почему? странно, ведь он же главный пожарник, к тому же капитан, кстати, именно поэтому он и получил продвижение по службе, так как именно он должен разъезжать по всему проспекту со своим огнетушительным аппаратом!.. это приказ!.. не лично ему, а его бригаде!.. но где его бригада?.. во время бомбардировки Франкфурта они потеряли три насоса и сто двадцать пять человек… кто пропал, кто сгорел, кто убит, а оставшиеся покалечены и лежат у себя дома, так что здесь остался только один Зигфрид, именно он и должен курсировать с огнетушителем по этому проспекту, от вокзала до собора… я не собираюсь давать ему советы!.. в том, что он мне рассказывает, нет ничего удивительного… все вполне логично, хоть я и не до конца все понял… все-таки я еще не очень хорошо его знаю…

– Но я просто не хочу ничего тушить! ничего!.. ничего!