Текст книги "Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного"

Глава 3
Козочки

Все мы, дети, жили мечтами и искали приключений. В Вила-Мария – пригороде Сан-Паулу, где мы обитали – был пустырь на углу улицы Севера. Мы им завладели. Он стал нашим. Мы очистили его серпом от сорняков, разровняли мотыгами и устроили футбольное поле. Потом в дальнем углу соорудили себе хижину. Стены сделали из обрезков древесно-стружечных плит, крышу – из цинка.

В середине хижины мы выкопали яму, выложили кирпичом и устроили очаг. Мы ловили птиц в бамбуковых зарослях и удили рыбу в близлежащем озере, воровали кур и уток на улице и тащили к себе на пустырь. Чистили мы их на общей кухне соседнего дома, а потом жарили с солью. Дома нас так вкусно не кормили. Тем более что мясом вообще баловали не часто. Все мы были очень бедными, и наша одежда состояла из трусов на резинке. Там мы ходили целый день. Только в школу надевали форму, в которой было невыносимо жарко.

Не припомню, когда нам впервые захотелось секса. Захотелось – и всё тут. Лет в девять, а может быть, в десять. Сиру и я пользовали младших. Сиру был моим лучшим другом, пока не узнал, что я имел его брата Жоржинью. Вышла драка. Я победил его, потому что он страдал астмой. Его мать отходила меня веником. Тем дело и кончилось. Случались у нас еще драки, из которых я всегда выходил победителем. Мы все время ссорились, и только к восемнадцати годам окончательно помирились.

До первой драки, которая, как по команде, разделила компанию на моих друзей и его друзей, мы почти всё делали вместе. Жоржинью больше всего тянуло на извращения, а Сиру от этого страдал. Даже после ссоры он искал меня. Не знаю, что он во мне увидел, но всячески старался мне понравиться. Я был в восторге! Когда родителей не было дома, я шел предаваться пороку. Его покорность возвышала меня. Ему, наверное, было больно, но чем громче он стонал, тем активнее я действовал. Больше всего меня удивляло, что на другой день он снова был к моим услугам.

Со временем мальчики стали меньше меня интересовать. Появились шведские журналы с фотографиями голых женщин. Они переходили из рук в руки. Какие груди! А разрезы между ног… Красота, ничего не скажешь! Ужасно хотелось увидеть их в натуре. Я уже и не вспоминал о мальчишках, готовых отдаться. Каждую встречную женщину я раздевал глазами.

Самым ушлым их моих приятелей был Карлиту. Его бабушка, дона Консейсан, жила в доме, смежном с нашим. Мать родила Карлиту до замужества. Выйдя замуж, она перебралась к мужу, а Карлиту оставила бабушке. Через несколько лет она вернулась и привела еще троих детей. Звали ее Лидия. Весь квартал ее чурался. Мой отец не хотел, чтобы я водился с Карлиту. Зато другие родители запретили детям встречаться со мной. Именно Карлиту рассказал мне про козочек.

Козочками называли девчонок, которые жили в бараках, в трущобном квартале «Маркони». Его так назвали из-за того, что рядом находилась радиостанция имени Маркони. Козочки были мулатками, которые вместе с матерями ходили по дворам и просили милостыню. Все им подавали, даже моя мать, несмотря на то, что сама нуждалась. Карлиту утверждал, что знаком с этими девчонками. Он говорил, что за определенную сумму они окажут услугу. Какую? Я хотел узнать, чтобы выяснить, стоит ли. Они раздеваются и дают себя потрогать. А натянуть их можно? Нет, они не позволяют. Боятся – девственницы ведь. Впрочем… кто их знает? Если хорошо заплатить, так может, и дадут.

Я решил разжиться деньгами. Поступал я дурно, что и говорить. Таскал из отцовского кармана, выпрашивал у бабушки, сдавал цветные металлы в приемный пункт. Таким образом у меня накопилась достаточная, как мне представлялось, сумма. Я разыскал Карлиту. Назавтра всё должно было состояться. Придут три девчонки. Шоу решили устроить в одном из пустующих домов. Поговаривали, что место это нечистое, но мы, ребятня, ничего не боялись.

Задолго до условленного часа я стал докучать Карлиту. Мы пришли на место раньше срока, и я принялся его расспрашивать, что нам предстоит увидеть и каковы из себя девочки. Дом был большой, но довольно мрачный, некрасивый и трухлявый. В ожидании мы переминались с ноги на ногу.

Им было лет по двенадцать – тринадцать. Но крохотные груди уже выделялись у них под платьицами. Одна была покрасивее остальных. У тех, что помладше, личики были совсем неказистые.

Та, что посмазливее, подошла к Карлиту договориться. Запросила она немало, но я заплатил, не моргнув глазом. Отдал ей всё, что было. Она сказала, что я еще маленький, и это взбесило меня. Я решил доказать, что я не ребенок. Член у меня уже стоял.

Некрасивенькие сняли платьица. Трусиков на них не было. Я стал рассматривать их вблизи. Груди казались вполне сформировавшимися, соски торчали. Внизу у них был нежный пушок. Мне страшно хотелось, чтобы они раздвинули ноги, и я попросил их об этом. Они раздвинули, но не до конца, и я увидел меньше, чем ожидал. Я пытался сделать это силой. Они не дались. Больше всех мне позволила та, что посимпатичней – худенькая, тонконогая, с реденькими волосами на лобке, с грудями размером с вишню. Она разрешила мне трогать и ласкать себя. Кожа была нежная, мне хотелось укусить ее. Член у меня болел от напряжения.

Карлиту щупал полненькую девочку, а та теребила его член. Я спросил другую, не даст ли она мне в попку, хотя мне ужасно хотелось войти в щелочку спереди. Она не дала, разрешила только потереться – а это совсем не то! Я встал позади девочки и начал. Она, видимо, передумала и решила уклониться. Я не сдавался и с силой вошел в нее. Козочка громко застонала и попыталась вырваться. Я был полон решимости бороться за свои права и не сдавался. За свои деньги мне хотелось удовольствия. Я громко вскрикнул и кончил. Она вырвалась и убежала. Остальные бросились за ней. Мы с Карлиту оставались еще некоторое время. Настроение у нас было скверное. Мне было невтерпеж, надо было что-то делать. Много вопросов – и ни одного ответа. Много желаний – и ни одного не исполнить. Выйдя из заброшенного дома, мы повстречали Тодинью.

Мне всегда хотелось, чтобы у меня были братья. Быть единственным ребенком невыносимо! Нужно с кем-то делиться, кому-то доверять, с кем-то быть откровенным. А вот о сестрах я никогда не думал. Нет, сестер мне не надо! И всё из-за моего друга Тодинью. У него было три сестры, и ему, как старшему, приходилось обо всех заботиться. Его мать работала в префектуре города Сан-Паулу, и зарплаты ей не хватало, чтобы содержать четверых детей. Она воспитывала их одна. Тодинью был им вместо отца. Он был всего на два года старше Жуссары. Остальные были еще младше, и намного.

Они жили в многоквартирном доме по соседству с нами, в одной комнате с кухней. Жили в тесноте, спали вместе. Моя мать помогала этой семье как могла, потому что дружила с доной Лидией. Там вообще матери проявляли удивительную солидарность. На этой улице никто не голодал, потому что все помогали всем.

Когда я начал подворовывать, первым моим сообщником стал Тодинью. На украденные деньги я делал то, что мне нравилось – покупал конфеты и леденцы, пользовал мальчишек, – а он кормил и одевал семью. Всё, что ему доставалось, он тащил домой. Сам он довольствовался малым и одевался очень скромно. Я отправлялся в город. Огни и суета городской жизни манили меня. Тодинью редко покидал наш квартал. Он купил клочок земли неподалеку и затеял строительство. Сначала купил однокомнатную квартиру с ванной. Потом приобрел лоток на рынке, который обустроил вместе с Жуссарой и с матерью. Но воровать стал уже по-крупному. На его счету появились кражи со взломом.

Я всегда знал, что творится в этих стенах. Мой друг с мальчиками не забавлялся, но и не влюблялся. Он не ходил с нами ни на прогулки, ни на танцы. Все удивлялись, один я знал, в чем дело. У него была большая любовь. Вернее, их было четыре, но одна овладела им целиком: Жуссара. Они стали любовниками с малолетства. Началось этого оттого, что спали они в одной постели. Он рассказал, что она первая стала приставать к нему. Но казалось, что это по детской наивности, без всякого умысла. Долго ему не верилось, что ей хотелось запретного – в конце концов, это была его сестра. С раннего детства она была смазливенькой, хорошо сложенной девочкой. В двенадцать лет она выглядела старше своего возраста. Я пожирал ее глазами. Преодолев опасение, Тодинью оттрахал ее в попку. Так ей захотелось. Каждую ночь, на протяжении многих лет, он овладевал ею сзади, а Жуссара ласкала себя спереди. Лет в семнадцать они стали делать всё, как следует, и она забеременела, но ребенка не выносила. Случился выкидыш. Матерью она стала в девятнадцать лет. Дона Лидия помогла ей скрыть правду. А что было делать? Все думали, что дочь – тоже мать-одиночка, которую кто-то соблазнил и бросил. К тому времени они уже обзавелись тремя лотками на рынке и небольшим джипом. Дела у них пошли на лад. Жуссаре нравилось учиться, и она поступила в университет.

В девятнадцать лет меня посадили, и мы потеряли друг друга. Тодинью действовал осмотрительнее, и он долго не попадался. Дона Лидия по-прежнему дружила с моей матерью и постоянно присылала мне лакомства. Тодинью тоже не забывал меня и всё писал письма.

Я отбывал уже седьмой год, когда посадили и его. Он сильно переменился, возмужал. Когда к нему пришли на свидание, я увидел, как разрослась его семья. У него было уже трое детей. Жуссара тоже сильно изменилась – стала симпатичной, элегантной, и говорить начала красиво.

Никто из семьи не отвернулся от Тодинью, когда его осудили. Семья оставалась по-прежнему дружной. Тодинью и Жуссара продолжали считать себя мужем и женой. Некоторое время назад они переехали из нашего квартала. Мало кто знал, что они брат и сестра. Они носили обручальные кольца и все семейные вопросы решали сообща.

Через девять лет после ареста Тодинью Жуссаре, окончившей юридический факультет, удалось вызволить его из тюрьмы. И, к счастью, он порвал с преступным миром. Насколько мне известно, они по-прежнему живут вместе и уже обзавелись внуками.

Глава 4
Квартал Манге

Всякий раз как подворачивалась возможность, я бегал за шлюхами в веселом квартале. Я их глубоко уважал. Наблюдал, как они подыскивают клиентов: «Ну что, потрахаемся? Не пожалеешь!». Большинство мужчин распускало губы. Сколько раз проходил я по этим мостовым! В конце концов шлюхи меня заметили, стали строить рожи и грозили побить, хотя дальше угроз дело не шло – из уважения к моему малолетству. Как я узнал впоследствии, когда ближе с ними сошелся, у них самих были дети.

Я пялился на их попки, на их голые ноги, на их размалеванные лица. Но обильный грим не в состоянии был скрыть печального взгляда их покрасневших глаз. Мне хотелось не просто глядеть на них, а узнать поближе. И все-таки было страшновато.

Подростковый возраст всегда представлялся мне праздником познания. Смутные томления тела и души. Наслаждаться – это естественное право каждого человека. Особенно молодежи, преисполненной энергии и нерастраченных эмоций. Тяжелее всего приходится пробуждающейся сексуальности. Впечатление чего-то неправильного, запретного, предосудительного – и при этом доставляющего неземное наслаждение.

Мною двигало не столько возбуждение, сколько любопытство. Мне хотелось знать. Я стремился научиться. Пытался найти выход эмоциям. И все же казалось, что что-то здесь не то. И приходило щемящее чувство недостаточности, неполноты, ущербности. Мне страшно хотелось попробовать, до смерти хотелось узнать, что доставляет такое удовольствие мальчикам постарше. Они уверяли, что скорее обойдутся без еды, чем без секса.

Люди порицали, законы запрещали, но стремление к наслаждению казалось неодолимым. И я пошел у него на поводу и решил не пренебрегать ничем. Внушил себе, что за деньги можно купить все. Благодаря деньгам закрываются рты и глаза и раздвигаются ноги.

Я призвал на помощь друга из нашего квартала, постарше меня. Готов был оплатить проезд, обед, кино и траханье – лишь бы он нашел женщину, которая согласилась бы переспать со мной, зная, что она у меня будет первой.

Решив все финансовые вопросы, мы отправились на площадь Жулиу ди Мескита. Увидев меня, женщины закричали: «Эй ты, молокосос!». Знали бы они, каков я! Хоть в придорожной канаве я бы им показал, какой я молокосос! Никто бы передо мной не устоял.

Бене шел впереди, а я за ним, наполовину скрытый его тенью. Он снял первую понравившуюся мне женщину. Они уже были знакомы. Он отдавал ей предпочтение. Было ей лет тридцать. Малого роста, но смазливенькая.

Мы сняли комнату. В нетерпении я переминался у порога с ноги на ногу. Страх и вожделение одновременно. Нужно набраться храбрости. Так я и сделал. Я ожидал стонов, воплей и всего такого!

Дверь отворилась, и Бене вышел с кривой ухмылкой. Я вошел. Женщина оценивающе осмотрела меня. В ее глазах, как и в моих, отражались страх и вожделение.

Она закрыла дверь. Снова посмотрела на меня и швырнула халат мне в лицо. Я вздрогнул. Она направилась к кровати голая. Я посмотрел на ее белую задницу. Мне бы хотелось, чтобы она была загорелая. По моему хребту прошла дрожь. Член у меня давно уже встал. Стоял, как лом. Проще было сломать мне руку, чем член. Ах, как долго ожидал я этого момента… Наконец-то!

Я похлопал ее рукой по заднице. Какая мягкая! Такую-то мне и надо! Конечно, я войду в нее, и не один раз! Кровь бросилась мне в лицо. Ах, как хорошо!

Она велела мне раздеться. Вообще она казалась какой-то отчужденной. Словно куда-то спешила. Мне это не понравилось, но я быстро сбросил с себя все. Член у меня стал как раскаленное железо.

Голый, я подошел к постели, где она уже ждала меня, раскинув ноги. Господи, Царица Небесная! Все оказалось совсем не так, как я воображал. Стало страшно.

«Как это все мерзко», – подумал я. От волнения и тревоги мне уже ничего не хотелось. Я бы ушел, да сил не было.

Тут она позвала меня. Я не обратил внимания, потому что стоял неподвижно подле кровати, уставившись на ее черный лобок с торчащими во все стороны волосами. Она потянула меня к себе, зная, что это у меня впервые. В изнеможении я лег на нее, глядя ей в глаза, напоминавшие глаза моей матери. Но член у меня еще стоял. Она взяла его рукой и ввела в себя. Большая была у нее щель! Она похвалила размер моего члена. Этого было достаточно, чтобы я с силой вошел в нее. Но что-то меня тормозило. Я входил и выходил из нее, вкладывая в этот процесс всю душу. Она торопила меня. Я тоже торопился и вместе с тем сдерживался. Никак не кончить, черт побери! Что же это такое?! Я занервничал. Боялся, что не получится. И действительно не получилось. Все тело покрылось у меня потом. Я остановился.

Выйдя из нее, я спросил, не даст ли она мне в попку. Она отказалась, сославшись на то, что ей это не нравится и она не привыкла. Я пообещал заплатить ей втрое. Она тут же уступила. Повернулась и попросила, чтобы я не торопился. Уж это я умел! Трудности это не составило. Попа у нее оказалась замечательная, на лицо даже не надо было смотреть. Кончил я быстро. Большого удовольствия не получил – все равно как если бы это была мальчишеская задница. Совсем не того я ожидал. Впрочем, я и не знал, чего ожидать. В этой спешке я достиг облегчения, но не удовольствия.

Я оделся, обтерев опавший член. Разочарованно взглянул на нее. Хотелось уйти. Комната казалась тюрьмой.

Все еще голая, она глядела на меня. Я не мог смотреть ей в глаза. Стыдно было. Она все больше напоминала мне мою мать. Заплатив сполна, я стремглав выбежал и помчался искать Бене. Теперь я уже гордился, что впервые овладел женщиной. У меня был свидетель победы. Никому из мальчишек, живших в моем квартале, этого не удавалось. Я гордился своей мужественностью.

И все же я чувствовал фальшь. С помощью воображения и собственной руки я достигал куда большего наслаждения. Я был смущен. Эта женщина внушала мне страх и даже отвращение, однако что-то побудило меня войти в ее задницу. Я так этого ждал… Но истинным для меня было самоудовлетворение. Вот тогда-то мне бывало по-настоящему хорошо. Неужели я не такой, как все? Или старшие лгут, описывая свои отношения с женщинами? Да и потаенные женские места не столько красивы и восхитительны, как о них говорят.

«Чушь все это!» – думал я.

Помню, когда я совершил первую крупную кражу. Оправдываться не стану. Радостей в жизни у меня было мало. Хотелось жить, познавать и, конечно же, быть свободным. Совершенно свободным. Я был убежден, что свобода – это деньги в кармане. Быть свободным, по-моему, значило идти куда угодно и когда угодно. Хотелось хорошо, по последней моде одеваться. С молодых лет я уразумел, как важно хорошо одеваться. А еще хотелось вкусно есть. В рот больше не возьму риса с фасолью! Буду есть только то, что нравится. Рис и фасоль мы ели дома каждый день. Только по праздникам подавалась жареная курица да пудинг из сгущенного молока – моя слабость. А секс? Только с самим собой. А хотелось владеть всеми женщинами. Мечты, мечты…

Все больше искушали меня витрины магазинов, женщины из веселого квартала, желание выбраться из нищеты. Хотелось покончить с домашними невзгодами. Мать чуть не плакала, внося квартплату, которая представлялась ей чуть ли не целым состоянием. А заплати она не вовремя… Что бы тогда было! Мать нервничала, замыкалась в себе, а отец все больше пил и вымещал бессильную ярость на мне. Я ненавидел школу, учителей и всех, кто мною помыкал. Хотелось быть свободным и видеть огни большого города – волшебный свет, к которому влеклось мое сердце. Эти мысли не давали мне покоя.

И вот однажды я украл туго набитый кошелек и решил уехать навсегда. Черт с ней, с семьей, со школой, с законом и со всем прочим! Я отправился в Рио-де-Жанейро со смешанным чувством решимости и страха. Денег этих, казалось, должно хватить на всю жизнь. А не хватит – так с моста в воду, и дело с концом! Надоело уже, когда карман дырявый… Невыносимо!

До Рио-де-Жанейро я добрался после долгих мытарств. Разъезжать одному в моем возрасте – дело нелегкое.

Что мне искать в первую очередь? Бабу, ясное дело! А где же тут проститутки? Таксисты наверняка знают. У меня отец таксист, он говорил мне об этом. Глубокой ночью приехал я в квартал Манге. Для меня это был истинный праздник. Праздник свободы, как мне тогда представлялось. Женщины там разгуливали полуголые, в вызывающих нарядах, провоцируя мужчин.

Вот я и в своей стихии! Я уже не мальчишка, хотя внешность выдавала мой возраст. Со мной надо считаться: ведь движущая сила в этом квартале – деньги. А у меня их до черта!

Идя по улице, я встретил девчонку чуть постарше меня. Брюнетка, смугловатая, вьющиеся, коротко подстриженные волосы, личико совсем юное. Я так долго на нее глядел и столько раз подходил к ней, что она согласилась пойти со мной. Ей было все ясно без слов. Она понимала, чего мне от нее нужно, и мешкать не стала. Член у меня был готов прорвать брюки. Она это заметила.

«Что, прикидывает, какого он размера? – подумал я. – Не разочаруется! И мне, и ей будет хорошо. Еще и денежку получит».

Гостиница, куда мы отправились, напоминала портовый притон. Хмурая бабища поджидала нас в конце коридора. Мне стало не по себе, но отступать было некуда. От храбрости до испуга – один шаг. Они часто шли рука об руку у меня в душе.

Девчонка спросила комнату. Толстуха смерила меня взглядом, скорчила гримасу и назвала цену. Я полез в карман и щелкнул пачкой крупных банкнот. У толстухи глаза на лоб полезли. Я сунул ей одну купюру и сказал, что сдачи не надо. Столько она и не запрашивала. Но со взрослыми я уже научился говорить по-взрослому.

Коридор напоминал огромный беззубый рот. По сторонам располагались десятки комнатушек. Одни с закрытыми, другие с приоткрытыми дверями. Голые женщины выставляли себя напоказ. Мы вошли в свободную комнатенку. Девчонка непринужденно разделась. С такою же непринужденностью разделся и я. Мы были почти одного роста. Кожа у нее была оливкового цвета. Всё мне понравилось в ней с первого же взгляда. Царица Небесная, еще как понравилось! Она сама просилась ко мне в руки. Волосы на лобке поднимались у нее до самого пупка. Крепенькие груди уместились бы у меня в ладони.

Я тихонько подошел к ней. Никакой ненасытности не ощущал. Она ласково засмеялась и приступила. Поиграв с моим членом, она взяла его в рот. Я вздрогнул. Начало вроде неплохое… Она подрагивала попкой, а я несколько раз провел рукой по ее увлажнившемуся от желания лону. В порыве вожделения я повалил ее на кровать. Мне захотелось раздвинуть ей ноги и рассмотреть то, что между ними, до мельчайших подробностей. У нее там было красиво. Мне захотелось прильнуть туда лицом. Так я и сделал. Она извивалась. Я чувствовал себя полным сил. Мне действительно было хорошо. Она оттолкнула меня и попросила, чтобы я в нее вошел. Я вошел. До самого корня. Она была что надо! Красота! Двигалась она здорово. Я насилу поспевал за ней. Это был настоящий секс. И вот я кончил под ее блаженные и громкие стоны. Просто прелесть! Я слез с нее и улегся рядом, весь обессиленный и потный. Меня одолевала сонливость. Она смотрела на меня с легкой улыбкой. Я даже удивился. Она ласково обтерла с меня пот. Я совсем обалдел. Мне захотелось еще. В конце концов, вся ночь впереди, а заплатил я немало. Она тоже обтерлась и легла рядом со мной. Я ее обнял, закинул ногу ей на бедро и принялся сосать ее груди. Сосал, точно младенец – а она была на верху блаженства. Потом я медленно повернулся, взял с тумбочки какую-то мазь, смазал ей попку и жадно вошел туда. Не знаю, что было бы, если бы она отказалась. Но отказываться она не стала. Только попросила, чтобы я поглубже вошел и побыстрее двигался. Я потрогал ее лоно. Погладил его. Сунул туда пальцы, и она закричала от наслаждения. Кончили мы почти одновременно. Здорово! Пожалуй, даже чересчур. Она казалась девочкой и вместе с тем женщиной.

С меня лил пот. Я сказал, что останусь до утра. Денег у меня было полно. Ей понравилась моя идея. Мне захотелось принять душ. Душевых не хватало на всех постояльцев. Пришлось подождать. Душ был только холодный. Ну и что? Ночь выдалась жаркой во всех смыслах, а между ног у нас все огнем горело. Наконец мы вошли. Немножко поиграли. Мыли друг друга, уделяя особое внимание самым интересным местам. Черт побери! Кто-то ругался за дверью. Ну, да ничего. Комната всё равно наша. Мы вышли мокрые. Она вытерлась единственным полотенчиком, а меня попросила не вытираться – ей хотелось слизать с меня воду языком. Приятно было, когда она водила горячим языком по моему холодному телу. Просто восхитительно! Потом она решила пососать мне член. Только просила, чтобы я не кончал ей в рот. Я с удовольствием согласился. Сначала было всё нормально, но потом я всё больше и больше заводился, и мне труднее было держать себя в руках. Я кончил ей в рот, но не отпускал ее от себя. Крепко держал ее, а когда отпустил, она стала плеваться во все стороны. Я подумал, что она будет ругаться, но куда там! Она даже засмеялась. Поняла, что я дошел до полного изнеможения. Обсасывая меня всего, она терлась промежностью об мои ноги, приняв очень необычную позу.

В бессилии мы рухнули на кровать. Через минуту мы уже спали. Кажется, мне приснилась дона Силвинья. Неужели и впрямь?

Солнечные лучи ворвались в открытое окошко. Я проснулся и глазам не поверил! Член у меня был как камень! Рядом со мной красовалась голая девичья попа. Мы снова пошли в душ. Мыло было скверное, зато вода чудесная. Через минуту она принялась тереться об меня попой.

– Еще рано, никто нам не помешает, – шепнула она.

Только тогда я заметил баночку с мазью на раковине. Вот плутовка! Значит, ей понравилось, и она хочет еще! Здорово! Выходит, она такая же жадная до наслаждений, как и я! А может быть, еще больше, чем я? Пожалуй, так оно и есть. Я пригнул ее к раковине, смазал ее чудесную попку и воплотил все свои фантазии. С силой вошел в нее и стал делать резкие движения. Не знаю, отчего она стонала – от боли или от наслаждения. В экстазе я взвыл. Если кто и слышал, так черт с ним! Это была моя первая ночь блаженства.

Я заплатил ей больше, чем требовалось, и ушел, хотя хотелось остаться с нею на несколько дней, а то и месяцев. Дело того стоило. Но только по дороге в Сан-Паулу я сообразил, что мог бы оставаться с нею сколько душе угодно. Чего только за деньги не купишь!