Текст книги "Старомодная девушка"

– Эй! – прервала их обмен «любезностями» Полли. – Вы вот сейчас задумайтесь на минутку. Если потом, не дай бог, с кем-то из вас что-нибудь случится, знаете, как вам станет стыдно! Сколько бы я дала теперь, чтобы взять обратно все злые слова, которые наговорила Джимми, когда мы ссорились. Ох, как же мне жаль, как жаль!

По щекам ее вновь заструились слезы. Она быстро их стерла ладонью. А вот мысли, которые первый раз в жизни вдруг одолели всерьез Тома и Фанни, было стереть не так-то просто. В тот вечер они воздержались от извинений или пылких клятв о дружбе навеки. Фанни попросту потрепала ласково брата по рыжей всклокоченной шевелюре, так как поцеловать себя он нипочем бы ей не позволил, и ласковым шепотом выдохнула:

– Надеюсь, сегодня ты хорошо выспишься, милый Том.

И Том, кивнув, пожелал ей в ответ:

– Тебе, Фан, того же.

Вот и все. Но каким глубоким бывает значение подобных коротких реплик! До чего же они иногда оказываются красноречивее длинных напыщенных фраз. Вполне возможно, что Полли сама и не поняла, какой совершила переворот в душах Тома и Фанни Шоу, но тем не менее заснула счастливая, хотя Джимми, увы, не мог больше пожелать ей спокойной ночи.

Глава V
Конфликты

Бывает, что дети вдруг начинают себя вести до неправдоподобия хорошо. Но если такой период затягивается у них слишком надолго, они обязательно освежат себя потом какой-нибудь выходкой. Вся юная часть дома вела себя целую неделю, прошедшую после аварии с Томом, просто по-ангельски. Настолько по-ангельски, что пожилая леди однажды с тревогой проговорила:

– Да неужто они теперь такими окаменевшими на всю жизнь останутся?

Она совершенно зря беспокоилась. Излишняя добродетель никогда не затягивается на долгий срок, чтобы войти в привычку. Подобное может произойти разве лишь в паточных детских книжках, где вместо живых персонажей действуют скучные маленькие ханжи. В реальности этого не бывает. И едва Том поправился, как вся наша компания стремительно сбилась с ровной и гладкой дороги, по которой так стройно шагала в ногу семь дней подряд.

Началось все с истории, которую Фан назвала потом «глупостью Полли». Гостья никак не могла привыкнуть, что открывать на звонки входную дверь здесь полагается служанке. Девочка как раз помогала снять пальто возвратившемуся с работы мистеру Шоу, когда в передней раздался звонок. Она отворила дверь. На крыльце стоял посыльный. Он с поклоном вручил ей букет тепличных цветов и удалился.

– О-о! Похоже, наша малышка Полли уже завоевывает поклонников! – воскликнул с улыбкой мистер Шоу, глядя, как девочка с удовольствием нюхает душистые гелиотропы. – И, глядите-ка, тут даже письмо есть!

И Полли действительно извлекла из букета конверт. Будь она чуть похитрее, ей, наверное, пришло бы в голову, что лучше оставить это письмо там, где оно лежало. Но она отличалась честностью и простодушием, никогда ничего не скрывала и, взглянув на конверт, ответила мистеру Шоу со свойственной ей прямотой:

– О нет, сэр. Это не для меня, а для Фанни. От мистера Фрэнка. Ох, как же она обрадуется!

– Как смеет этот щенок посылать ей такое! – далеким от радости тоном воскликнул хозяин дома и, вскрыв конверт, с сердитым лицом уставился в текст письма.

Полли всегда показывала отцу забавные валентинки от мальчиков, и они вместе смеялись над ними, но сейчас она чувствовала, что ситуация складывается совсем иная. Во-первых, мистер Шоу не засмеялся, а во-вторых, Полли сомневалась, что Фанни такое понравится.

– И как давно у них продолжается это безобразие? – он с таким грозным видом уставился на Полли, что та даже испугалась.

– Не знаю, сэр, – с дрожью отвечала она. – Но у Фанни и в мыслях не было ничего плохого. Ох, и зачем я вам только сказала про мистера Фрэнка! – девочка только сейчас спохватилась, что подруга вечером после концерта просила ее помалкивать об этом молодом джентльмене.

Просто с тех пор Фанни еще столько раз проводила время в компании «больших мальчиков», как называла мистера Фрэнка и его приятелей Полли, что у нее совершенно вылетел из головы категорический запрет, наложенный на подобные встречи мистером Шоу.

«Ой-ой-ой! Теперь Фанни так разозлится, – в панике размышляла она, наблюдая, как мистер Шоу свирепо комкает розовый конверт. – Но что же теперь поделаешь. Просто у девочек не должно быть никаких тайн от отцов, тогда и проблем не возникнет».

Мистер Шоу тем временем, выхватив у нее из рук букет, запихнул внутрь скомканное письмо и скомандовал:

– Передай немедленно Фанни, чтобы явилась ко мне в библиотеку.

– Да ты с ума сошла! Как ты только могла? – возмутилась и одновременно перепугалась Фанни, узнав, что произошло внизу.

– Ну а что же мне было делать? – растерялась в свою очередь Полли.

– Но он ведь решил сначала, что это букет для тебя. Вот пусть бы все так и осталось. Трудно тебе промолчать, что ли, было! – простонала подруга.

– Но если бы я промолчала, это было бы так же плохо, как если бы солгала, – возразила Полли.

– Ну а теперь я из-за твоей честности попала в большую беду. Поэтому ты должна мне помочь, – сказала Фан.

– Постараюсь, но лгать ни в чью пользу не стану, – упорно стояла на своем Полли.

– А я и не прошу. Просто попридержи язык, и тогда я сама с этим справлюсь.

– Тогда мне, может быть, лучше вообще с тобой не ходить? – ответила Полли, сомневаясь, что ей удастся вести себя так, как просит подруга.

– Ты идешь или нет? Сколько мне еще ждать? – послышался в это время снизу не предвещающий ничего хорошего голос мистера Шоу.

– Да, сэр, – покорно откликнулась Фанни и зашептала, вцепившись подруге в руку: – Нет, ты пойдешь со мной, потому что когда он так со мной разговаривает, я ужасно боюсь. Пожалуйста, Полли, милая, выручай.

– Хорошо, – кивнула та, и обе поспешили вниз.

Мистер Шоу с наимрачнейшим видом стоял подле стола, на краю которого лежал злополучный букет, а рядом с ним – письмо, адресованное мистеру Фрэнку Муру, эсквайру, где после слова «эсквайр» родитель Фанни оставил раздраженный росчерк.

– Я намерен немедленно положить конец этому безобразию, – нахмурив черные брови, ткнул пальцем в свое послание мистер Шоу. – И предупреждаю тебя: если снова произойдет что-нибудь подобное, мигом отправишься в школу при канадском монастыре.

У Полли от такой страшной угрозы просто перехватило дыхание, но Фанни, слышавшая ее от отца уже несколько раз, отнеслась к ней куда спокойнее и весьма дерзким тоном отозвалась:

– А что такого ужасного я, собственно, сделала? В чем моя-то вина, если мальчики мне, как другим девочкам, посылают подарки?

– Дело не просто в подарках, – суровее прежнего продолжал мистер Шоу. – А в том, что я категорически запрещаю тебе общаться с Муром. Он не мальчик, а уже взрослый щеголь. И подобные личности рядом с тобой мне не требуются. Тебе это прекрасно известно, но ты тем не менее посмела меня ослушаться.

– Да я с ним и вижусь-то очень редко, – начала Фанни. Она собиралась было добавить что-то еще в свое оправдание, но мистер Шоу, повернувшись к Полли, спросил:

– Это правда?

– Ой, пожалуйста, сэр, не спрашивайте меня, – с жалобным видом проговорила та. – Я ведь обещала… Пусть лучше Фанни вам все расскажет сама, – добавила она в полном отчаянии от того, что попала в подобную ситуацию.

– Твое обещание не играет ровно никакой роли, – беспрекословно возразил ей мистер Шоу. – Расскажи все, что знаешь, – немного смягчился он, глянув в расстроенное ее лицо. – Это принесет Фанни больше пользы, чем вреда.

– Можно? – шепнула Полли подруге.

– Делай что хочешь. Мне наплевать, – ответила та. Злясь и одновременно стыдясь, она нервно завязывала узлы на своем носовом платке.

И Полли с большой неохотой стала рассказывать, а так как мистер Шоу задал по ходу ей множество вопросов, то в итоге вытянул из нее все, что ей было известно насчет совместных прогулок, обедов, встреч и записок. Но даже в сумме все оказалось куда невиннее, чем представлялось отцу, и по мере того как он слушал, суровые складки на лбу его и вокруг рта разглаживались и уголки губ не единожды вздергивались, словно он изо всех сил сдерживался от смеха. И ведь действительно очень смешно, когда дети, копируя взрослых, играют в любовь, толком не зная, что это такое.

– О, сэр, не вините особенно Фан! – воскликнула в заключение Полли. – Она ведь вела себя совсем не так глупо, как другие девочки из ее компании. Например, отказалась кататься с мистером Фрэнком на санках. А он очень ее уговаривал. И ей самой так хотелось. И теперь ей ужасно стыдно из-за того, что она вас не послушалась. Больше Фанни никогда так не сделает, если вы сейчас простите ее.

– Я не в силах сопротивляться столь пламенной защитительной речи, – развел руками мистер Шоу. – А тебя, Фан, – повернулся он к дочери, – попрошу запомнить. Брось заниматься всей этой чушью. Переключи-ка лучше энергию на книги. Иначе уедешь отсюда. А Канада зимой, замечу тебе, совсем не ласковый край.

Подойдя к дочери, мистер Шоу примиряющим жестом погладил ее по щеке, но та резко отпрянула в сторону.

– Я правильно понимаю, что ты уже все сказал? – капризно осведомилась она. – Значит, теперь я могу наконец получить свой букет?

– Нет, – вновь нахмурился мистер Шоу. – Букет отправится прямиком туда, откуда был послан, вместе с моим письмом. Надеюсь, что таким образом я отобью у этого щенка охоту повторять подобное.

И, позвонив в колокольчик, глава семейства велел прибежавшей служанке препроводить злополучный букет по назначению.

– А тебя, Полли, – обратился он к гостье, – прошу подавать пример моей глупой дочери.

– Меня? – растерялась та. – С удовольствием, сэр. Но что я могу?

– Просто знай, что чем сильнее она станет походить на тебя, тем больше я буду рад, – ответил ей мистер Шоу. – И надеюсь, нам никогда больше не придется возвращаться к сегодняшнему неприятному разговору. Ну все, – махнул он рукой. – Идите.

Девочки поспешили покинуть библиотеку, и мистеру Шоу действительно больше не пришлось возвращаться к этому неприятному разговору. Ему, но не Полли, которая выслушала от Фанни столько всего в свой адрес, что даже всерьез вознамерилась как можно скорее уехать домой.

Опустим здесь щедрый поток упреков и обвинений, которые обрушивала в течение нескольких следующих дней разъяренная Фанни на голову подруги. Вам и самим, вероятно, легко догадаться, что можно сказать, когда вы считаете, что ваше доверие обманули и выболтали ваш секрет. Полли, однако, вины за собой не чувствовала, и сердце ее переполняла обида на несправедливость Фанни, которую она искренне старалась выручить.

Хоть Полли никому и не жаловалась, Том догадался о том, что произошло, и, решительно приняв ее сторону, стал причиной конфликта номер два.

– А где Фан? – спросил этот молодой джентльмен, заглянув в комнату сестры.

– Внизу. К ней гости пришли, – объяснила Полли, лежавшая на диване с интересной книжкой в руках, которой пыталась утешиться от всех свалившихся на нее бед.

– А ты почему же не с ними? – задал ей новый вопрос мальчик.

– Потому что Трикс мне не нравится, а этих ее друзей из известных нью-йоркских семейств я и вовсе не знаю, – внесла ясность Полли.

– Уж сказала бы прямо: не хочешь знать, – усмехнулся Том.

– Это невежливо, – продолжая читать, откликнулась Полли.

– Зато честно, – возразил ей Том. – Слушай, давай-ка чем-нибудь развлечемся.

– Нет, я хочу почитать, – перелистнула страницу она.

– Это невежливо, – ехидно произнес Том.

Полли фыркнула и опять погрузилась в книгу. Том сперва начал что-то тихонько насвистывать, а затем с тяжким вздохом схватился за лоб, на котором все еще был наклеен пластырь.

– Голова опять заболела? – кинула на него тревожный взгляд девочка.

– Ужасно, – подтвердил хитрюга Том, который за время болезни прекрасно научился извлекать выгоду из своего ранения.

– Тогда тебе надо, наверное, полежать, – порекомендовала Полли.

– Не могу, – жалобно отозвался Том. – Понимаешь, у меня от этого сидения дома уже все кости зудят. Короче, я «весь в миноге и меня надо газвлекать», – весьма похоже передразнил он Мод.

– Ну тогда погоди, – сдалась Полли. – Сейчас главу дочитаю, и мы с тобой чем-нибудь займемся.

Том побродил немного со скучающим видом по комнате, пока не достиг туалетного столика Фанни, возле которого с интересом остановился. Дело в том, что сестра переодевалась и прихорашивалась к приходу гостей в большой спешке, у нее не хватило времени ничего убрать, и поверхность стола покрывали разные интересные штучки, ящики были наполовину выдвинуты, обнажив содержимое, а рядом в куче валялось несколько платьев.

Тактичный мальчик деликатно отошел бы в сторону, благовоспитанный – постарался бы прикрыть беспорядок от посторонних глаз. Том не был, однако, ни тем, ни другим. Глаза у него азартно блеснули.

Пользуясь тем, что увлеченная чтением Полли ничего не замечает, Том развил бурную деятельность. Он по очереди приложил к ушам все серьги сестры; завел ее часики, хотя они без того уже были утром заведены; понюхал душистые соли; щедро намочил свой грязный носовой платок одеколоном Фан; смазал рыжие кудри ее маслом для волос; нанес на лицо пудру с ароматом фиалок и в заключение, исколовшись шпильками, прикрепил к рыжим кудрям несколько фальшивых прядей, существование которых Фанни тщательно ото всех скрывала.

Сея хаос и нанося урон любимым вещам сестры, Том перерыл ее ящички, ларчики и коробочки. Потом повязал себе на голову поверх искусственных прядей голубую ленточку, в точности как это делала Фанни, глянул на себя в зеркало, остался доволен новым обликом и решил перевоплощаться дальше.

Немного усилий, и вот он уже, даваясь от хохота, втиснулся в платье, которое Фанни оставила на спинке стула. Снова обозрел свое отражение в зеркале и, чуть поразмыслив, дополнил комплект лучшим бархатным жакетиком сестры и ее горностаевой муфтой, а под юбку подсунул сзади для пышности диванную подушку.

В таком виде он, подбоченившись, и предстал перед изумленной Полли, от которой все это время полог кровати скрывал его действия.

Шутка девочке очень понравилась, и она от души рассмеялась.

– Пойдем вниз, покажемся гостям, – загорелся Том, вдохновленный ее реакцией.

– Ой, нет! Ни в коем случае! – запротестовала она. – Думаешь, Фанни обрадуется, если ты всем покажешь ее искусственные пряди? Там ведь не только девочки, но и мальчики. Это же неприлично. Она тебя никогда не простит.

– А по-моему, выйдет весело, – возразил Том. – Фан так плохо с тобой обошлась, что вполне этого заслуживает. Давай. Отличная шутка получится. Представишь меня как свою дорогую подружку мисс Шоу.

– Нет, ни за что, Том, подумай, ведь это подло. Лучше сними поскорее все с себя, и тогда я согласна с тобой заняться чем хочешь, – уговаривала его Полли.

– Выходит, я зря старался? – Протесты лишь сильнее раззадоривали мальчика. – Сама видишь, как я потрясающе выгляжу. Нет, это все должны увидеть. Точно тебе говорю: они будут в восторге. Ну же, вперед, мисс Полли.

И Том принялся до того комично жеманиться и поправлять повязанные голубой ленточкой кудряшки, что Полли звонко расхохоталась, однако с самым решительным видом преградила ему путь к двери.

– И все-таки я не позволю тебе унизить сестру.

– Тогда просто брысь с дороги. Спускаюсь один.

– Ни за что! – Девочка упрямо стояла на месте.

– И как же ты мне помешаешь, мисс Примерное Поведение? – с вызовом глянул на нее Том.

– А вот так! – И, заперев дверь, она опустила ключ в карман платья.

Том отличался взрывным характером и не переносил, когда ему перечили. Мигом забыв о нежном девчачьем образе, в котором сейчас находился, он угрожающе мотнул головой и стал надвигаться на Полли.

– А вот это не надо. Я не потерплю, – прорычал он.

– Обещай не обижать Фан, тогда выпущу, – ответила девочка.

– Не собираюсь ничего обещать, – уперся он. – Просто отдавай ключ. Иначе заставлю.

– Том, не веди себя как дикарь, – уговаривала Полли. – Я просто хочу, чтобы ты избежал неприятностей. Фан будет в ярости. Сними ее вещи, и я не буду тебя удерживать.

Том подбежал к другой двери. Заперто. Выглянул из окна. Чересчур высоко, чтобы прыгать.

– Ты отдашь мне ключ или нет? – вновь подступил он к девочке.

– Не отдам, – она отважно стояла на своем.

– Учти, я сильнее тебя. Очень рекомендую отдать добровольно.

– Тем более трусливо, когда такой большой мальчик силой отнимает что-то у девушки.

– Не хочу тебе делать больно, но клянусь, что такого не потерплю! – Том был неспособен воспринимать никаких контрдоводов.

В общем-то он немного и сам стыдился своих угроз, но, с другой стороны, ужасно рассердился и совершенно не собирался сдаваться. Покажись у девочки на глазах слезы, он, разумеется, отступил бы. Но грозно сжатые кулаки Тома в сочетании с платьем, напудренным лицом и накладными волосами настолько нелепо выглядели, что Полли, не выдержав, захихикала. Это была большая ошибка. Кровь бросилась Тому в голову. Нет уж, он не позволит девчонке хихикать над ним, а тем более запирать в комнате, как какого-нибудь ребенка!

Полли для надежности засунула руку в карман, где находился ключ. Том вцепился в нее. Девочка с силой прижала другую руку поверх кармана. Том удвоил усилия. Раздался треск. Карман оторвался. Полли вскрикнула, морщась от боли. Ладонь у нее разжалась. Ключ упал на пол. Том тут же схватил его.

– Я не хотел тебе делать больно, но ты меня вынудила.

И, оставив девочку с вывернутым запястьем, Том без малейшей радости от победы покинул комнату.

Шутка, которую он задумал, внезапно утратила для него привлекательность. Идти в гостиную не захотелось. Спустившись по лестнице, он направился на кухню, позабавил своим видом служанок, а затем вновь прокрался наверх, чтобы помириться с Полли. Увы, в комнате Фанни ее уже не было. Она укрылась в апартаментах бабушки и, несмотря на то что мадам куда-то удалилась, чувствовала себя здесь в надежном убежище.

Том вздохнул и принялся сдирать с себя платье. Едва он вернул себе обычный облик, в комнату ворвалась Фанни, охваченная раздражением и обидой более чем когда-либо раньше. Поводом послужила Трикс, а вернее, ее рассказы об интересных событиях, в которых Фанни могла бы принять участие, не проболтайся Полли отцу.

– Где она? – осведомилась у Тома сестра, жаждущая выплеснуть на подругу новый поток упреков.

– Видать, где-нибудь страдает, – ответил тот с дивана, изображая, что поглощен чтением книги.

А в комнату Полли одновременно с этим явилась Мод, надеясь, что старшая подружка ее «газвлечет», но так как той на месте не оказалось, решила «газвлечься» самостоятельно. В произошедшем дальше Полли была отчасти виновата сама. Однажды они затеяли с Мод игру в лодку, для чего воспользовались большим дорожным сундуком гостьи. Вот только сундук этот тогда был совсем пустым, а теперь Полли сложила в него кое-какие вещи, стараясь их таким образом спрятать от посторонних глаз. Сложить-то сложила, а на замок не заперла, и Мод, откинув крышку, принялась увлеченно рассматривать множество интересных предметов и среди них – подарки домашним Полли. Мы с вами помним, что она за отсутствием денег вынуждена была сделать подарки собственными руками.

Фан, а за нею Том появились, когда процесс изучения был в самом разгаре. Если бы Фанни не разозлилась на Полли, она наверняка пресекла бы деятельность младшей сестры, однако сейчас лишь презрительно фыркнула:

– Ну и мусор.

Полли и впрямь удались не все сувениры для родственников, но она рассчитывала покрыть недостатки их качества количеством. Кое-что у нее вышло вполне прилично, другое выглядело смешным и забавным, но девочка не сомневалась, что ее братья и сестры все равно обрадуются любой новой вещи. Поэтому в числе прочего она починила для сестры Кэтти несколько сломанных игрушек Мод. Из старых ленточек Фан сшила кукольную одежду. А маленькие фигурки из дерева, которые вырезал в свободное время Том, решила приберечь для брата Уилла в расчете, что он тоже увлечется чем-нибудь подобным.

– Странная она девочка, – подхватил Том, ожидая, как пойдут события дальше.

– А вот згя вы смеетесь над Полли! – воскликнула Мод. – Она делает кукол гогаздо лучше, чем ты, Фан, и гисует и пишет гогаздо лучше, чем ты, Том.

– Рисует? – удивленно поднял брови Том. – Тебе-то откуда знать? Я лично ни разу не видел, чтобы она это делала.

– Да здесь целый альбом с гисунками. Пгочесть, что под ними написано, не могу, но гисунки такие смешные.

С этими словами Мод выхватила из сундука пухлый альбомчик с надписью «Дневник Полли» и, развернув его у себя на коленях, продемонстрировала брату с сестрой.

– Только рисунки, – смущенно пробормотал Том. – Если не читать подписи, то ничего страшного, если я на них посмотрю.

– Взгляну лишь одним глазком, – вторила ему Фанни.

В следующее мгновение они уже вовсю хохотали над изображением Тома. Мальчик лежал в канаве, над ним с разинутой пастью завис большой пес, а велосипед катился сам по себе в никуда. Техники Полли определенно не хватало, но тем не менее рисунок у нее получился выразительный и смешной. Перелистнув еще несколько страниц, они обнаружили столь же впечатляющий портрет Фанни в обществе мистера Фрэнка. Портрет бабушки. Снова Том, с пафосом декламирующий стихотворение. Мистер Шоу, шествующий в обществе Полли по парку. Мод, которую уносит на руках Кэтти. И весьма иронично схваченные одноклассницы Фан.

– Ну ничего себе! Это же надо так насмехаться над нами за нашими спинами, – Фанни была сильно задета меткими шаржами на своих высокомерных подруг.

– А ведь неплохо рисует, – Том приглядывался к портрету мальчика в ореоле солнечных лучей, под которым было написано: «Мой незабвенный Джимми».

– Погляжу я, как ты восхитишься, когда увидишь, что она про тебя здесь пишет, – Фанни потыкала пальцем в следующую страницу, которую, не удержавшись, прочла.

– Что там еще такое? – Том в свою очередь тоже забыл, что они с сестрой собирались смотреть лишь рисунки.

– «Стараюсь изо всех сил, чтобы Том начал мне нравиться, – прочла Фан. – Когда у него хорошее настроение, это мне удается. Беда, что он долго таким не бывает. Чуть что, начинает злиться, грубить. Надо мной и сестрами издевается. Отцу и маме тоже грубит. В общем, ведет себя так противно, что я начинаю его ненавидеть. Знаю, с моей стороны это плохо, но ничего не могу поделать с собой». Ну что, дорогой брат, понравилось? – Фанни глянула на него с вызовом.

– Да ты лучше дальше прочти, – уже углубился в следующую страницу Том. – Здорово она, мэм, здесь тебя пришпилила.

– Где? – уставилась на следующую страницу дневника Фан и прочла:

«Сомневаюсь, что мы можем по-прежнему оставаться друзьями с Фан после того, как она солгала отцу, а я отказалась в этом ее поддерживать. Раньше она казалась мне очень хорошей, а теперь вот прямо не знаю, что о ней и подумать. По-моему, она стала совсем не такой, как когда я ее полюбила и с ней подружилась. Твердит мне все время про вежливость, но со мной ведет себя не очень-то вежливо и совсем не по-доброму. Постоянно мне тыкает, что я слишком странная и провинциальная. Наверное, так и есть. Но разве же это повод смеяться над одеждой девушки, которая беднее ее? А хорошо ли пригласить такую девушку к себе в гости, а потом скрывать ее от своих подруг, потому что она не такая модная, как они? Я ведь прекрасно все вижу, поэтому и сама уже не могу относиться к ней как прежде. Давно бы вовсе домой уехала, если бы не опасалась, что мистеру Шоу и бабушке это покажется неблагодарным с моей стороны. Они-то не виноваты, и я к ним успела привязаться, пока здесь живу».

– Ну что, мисс Фан, получила? – с откровенной издевкой осведомился у сестры Том, наслаждаясь ее смущением и вместе с тем немного стыдясь, что они влезли в дневник, который Полли старательно прятала от посторонних глаз. – Ну все. Клади-ка это на место, и пошли.

– Подожди. Вот еще только это прочту, – растерянно пробормотала Фан, ткнув пальцем в страницу, где чернила в нескольких местах расплылись, похоже, из-за того, что на них капали слезы.

«Воскресенье.

Очень раннее утро. Все еще спят. В доме тихо. Никто не мешает, и я могу спокойно подумать о том, что чувствовала в последние несколько дней, когда мне было так плохо, что даже писать не могла.

Мое пребывание здесь подходит к концу, и я даже рада, ибо многое в этой семье очень меня тревожит. Мне тут не к кому обратиться за помощью в те моменты, когда сама чувствую, что поступаю как-то не так. Прежде я немного завидовала Фанни, но теперь – совсем нет. Конечно же, мне бы тоже хотелось иметь много денег. Так ведь приятно покупать красивые и хорошие вещи. Но разве купишь за деньги добрые и доверительные отношения с родителями, которые есть у меня? А как раз это у Фанни вовсе отсутствует. Отца своего она боится, а мамой вертит как хочет…

Перечитала сейчас свой дневник, и мне сделалось не по себе. Слишком уж много плохого я здесь написала о некоторых из тех, у кого гощу. Не очень-то это по-доброму. Наверное, лучше бы вырвать все эти листки из альбома. Я бы именно так и сделала, если бы не дала обещание маме записывать все, что меня тревожит и смущает, чтобы потом мы с ней вместе это прочли и обсудили.

И еще я сейчас вдруг подумала: а не моя ли собственная вина, что Фанни и Том ко мне так относятся? Была ли я с ними сама достаточно терпелива? Вела ли себя приятно для них? Попробую за то время, которое еще здесь пробуду, это исправить. Пусть я всего лишь провинциальная и старомодная девочка, но мне же все-таки хочется нравиться им».

Прочитав последнюю фразу, Фанни, вспыхнув, захлопнула альбом. Ее ожег стыд. Ведь это она в раздражении называла Полли старомодной и провинциальной. Как же это с ее стороны жестоко и плохо! Горло у Фанни сдавило. На глаза навернулись слезы. Она хотела что-то сказать, но, обернувшись, увидела Полли.

Пальцы у Фан разжались, как от ожога. Дневник Полли выпал из них.

– Что вы делаете с моими вещами? – с белым от гнева лицом спросила Полли.

– Мод показала нам твой альбом, и мы просто разглядывали картинки, – промямлила Фанни.

– И читали мой дневник. И смеялись над моими подарками. Очень легко сваливать все на Мод. Это подло и низко. Никогда не прощу вам, пока жива! И…

Полли вдруг осеклась и, уже ненавидя себя за то, что наговорила лишнего, стремглав вылетела из комнаты.

Виновники происшествия, немо уставившись друг на друга, застыли подле раскрытого сундучка. Они так растерялись, что Том даже забыл присвистнуть, как обычно, если чему-нибудь удивлялся.

Наконец Фанни аккуратнейшим образом убрала в сундук все, что из него вытащили. Глядя на бедные сувениры, которые Полли приготовила для домашних, она вдруг отчетливо осознала, сколь скромно и небогато в сравнении с ней живет эта девочка. И вещи, так тщательно ею собранные, вдруг стали казаться Фанни прекрасными, а признания, которые она прочла в пухлом альбомчике, подействовали на нее куда сильнее, чем если бы подруга высказала их устно. Фанни сгорбилась и втянула голову в плечи. Стыд и раскаяние придавливали ее. Какой злой и высокомерной она была с Полли! Как унижала ее! И как же добра сама Полли, которая всю вину готова была взять на себя.

– Нет, не она, а я во всем виновата, – всхлипнув, Фан прижала голову к сундуку.

Том чувствовал себя не лучше сестры. Он оставил ее рыдать, а сам бросился на поиски Полли, чтобы добиться ее прощения.

Запыхавшийся, с красным от бега виноватым лицом, он обшарил одну за другой все комнаты в доме. Тщетно. Девочки нигде не было. Мальчика охватила тревога. Куда она делась? Не могла же так быстро собраться и уехать домой? Он застыл перед вешалкой, где висела ее маленькая круглая шляпка. Том нежно провел по ней ладонью. Ох, сколько же раз он пытался походя то сбить ее с Полли, то, наоборот, нахлобучить ей на глаза! «Может, она сейчас к отцу на работу отправилась, чтобы на нас пожаловаться?» – подумал он, но тут же сообразил, что такое совсем не в ее натуре.

Не мешало проверить, нет ли ее на улице. Том полез за ботинками в темный чулан и, едва глянув внутрь, так резко отпрянул назад, что едва не грохнулся на спину. Внутри, прижав щеку к резиновым галошам, лежала в полном отчаянии Полли.

– Ну привет, – изумленно выдохнул Том, у которого сразу вылетели из головы все приготовленные слова.

В чулане было совершенно тихо. Девочка не плакала. Свернувшись калачиком, она лежала так неподвижно, что Том вдруг встревожился, не потеряла ли она сознание. Он склонился над ней. Ресницы у нее были мокрыми от слез, щеки алели сильнее обычного, и она часто-часто дышала. «Ну хоть не в обмороке», – успокоился мальчик. Собрав все остатки решимости, он сел рядом, на низенькую деревянную скамеечку и попросил прощения.

Полли была ужасно сердита, но не обижена. Когда появился Том, она уже справилась со своими чувствами и пришла в себя. Это, конечно, не значило, что она легко могла простить Тома, однако в его тихом голосе ей слышалось искренне раскаяние, и сердце ее постепенно оттаивало. Он ведь не стал дожидаться, пока она успокоится, а сразу кинулся следом за ней, не искал себе оправданий и назвал подлостью то, что ее дневник взяли без спросу.

Однако, внутренне его простив, Полли доставила себе удовольствие послушать, как гордый, властный и независимый Том смиряет себя. Это казалось ей справедливым, да и Тому было полезно. Словом, она ничего не имела против, чтобы он посидел рядом с ней подольше на неудобной скамеечке, а Фан наверху тем временем успела бы промочить слезами раскаяния пару своих изящных платочков.

– Ну не молчи, пожалуйста, – взмолился он наконец. – Скажи хоть словечко несчастному человеку. Мне ведь сейчас хуже всех. Фан тоже все глаза выплакивает. А ты молчишь как рыба. Но, кроме меня, помирить-то вас некому. Я мог бы, конечно, сбегать к Смайтам за мамой, и она, вероятно, навела бы порядок, но это ведь было бы трусостью. Поэтому я за ней не побегу! – выкрикнул он в последнем призыве к миру.

«Фанни плачет, и пусть себе, – не без удовольствия отметила про себя девочка. – Но Том, пожалуй, пострадал уже достаточно. Иначе скоро с ума сойдет, утешая двух девушек в слезах».

И Том вдруг увидел, как на щеке Полли возникла маленькая ямочка, выдающая, что она улыбается. А следом она, выпростав из-под кудрявой головы руку, простерла ее к нему. Он уже собирался крепко ее пожать, когда ему бросилась в глаза красная отметина на запястье, происхождение которой не вызывало, увы, у него никаких вопросов. Лицо его сморщилось, как от боли, и он с нежностью взял ее пухленькую ладонь в свою. Полли подняла голову и с удивлением на него глянула.

– За это ты меня тоже прощаешь? – спросил Том и с осторожностью провел пальцем по красному следу на ее коже.