Текст книги "Все дьяволы здесь"

– Ты хотел сказать, «Звезде смерти»[50]50
  «Звезда смерти» – боевая космическая станция из вселенной «Звездных Войн».


[Закрыть], верно?

– Ну да. Вы цитируете стихи, а я ссылаюсь на «Звездные Войны». Но это неплохая аналогия.

«Нет, – подумал Гамаш. – Плохая».

Он посмотрел в окно «Жозефины» на оживленную толпу прохожих и предостерег себя от фабрикации мотивов. Почти наверняка имеющих серьезные недостатки.

– Мы просмотрели ежедневник Стивена, – сказал Жан Ги, листая страницы. – Никаких упоминаний о встрече с Рокбрюн. Ни слова про ГХС до дня заседания совета директоров.

– Верно. Но у нас есть один не подлежащий сомнению факт: кто-то пытался убить Стивена и кому-то удалось убить Александра Плесснера. За три дня до заседания совета директоров. Это не простое совпадение во времени.

Тот, кто убил Плесснера, устроил разгром в квартире Стивена в поисках чего-то. Тот, кто заказал нападение, имел преимущество: он знал, что ищет.

Они не знали. Но Гамаш понимал, что у него есть более важное преимущество: он знал Стивена.

И теперь началась гонка.

– Нам необходимо выяснить, что делал Стивен в эти десять дней, – сказал он.

Единственным человеком, способным им помочь, была Агнес Макгилликадди. Арман проверил свой телефон, но там по-прежнему не было никаких посланий от нее.

А еще для Гамаша с каждой минутой становился все важнее вопрос, что делал Стивен в течение тех четырех недостающих часов между его уходом из «Лютеции» и встречей с ними за ужином.

Ему в голову закралась шальная мысль. Возможно ли, что Стивен зашел в свою квартиру? Возможно ли, что Стивен убил Плесснера? Не это ли означала запись «АФП» в его ежедневнике?

Но нет.

Однако…

Кто знает, на что был способен Стивен Горовиц на самом деле? Кто знает, что он совершил в молодости, сражаясь в Сопротивлении? Когда столько всего поставлено на карту.

Что сделал бы он в своем весьма престарелом возрасте? Когда терять уже почти нечего.

Что могло вынудить Стивена совершить убийство?

Арман посмотрел на Бовуара, проверяя, не пошли ли его мысли в том же направлении. Соединяя воображаемые точки так, чтобы на рисунке появился монстр.

Жан Ги внимательно смотрел на него, но помалкивал.

Гамаш поежился под его взглядом. Он снова нацепил очки и пролистал ежедневник до самой последней страницы, на которой люди нередко оставляют всякие случайные напоминания. Но он уже заглядывал туда и ничего там не нашел.

Он поднес страничку к солнечному свету – не проявится ли отпечаток записи, сделанный на предыдущей, вырванной страничке?

Ничего.

Но…

Что-то выскользнуло из-под клапана обложки. Уголок крохотного клочка бумаги. Засунутого туда. Спрятанного там?

Он вытащил этот клочок.

– Что там? – спросил Жан Ги, подаваясь ближе.

На бумаге были буквы и цифра. На сей раз не ЭМНП.

Своим плотным четким почерком Стивен Горовиц написал: АФП.

– Александр Френсис Плесснер, – сказал Жан Ги. – А цифры – вероятно, даты их встреч.

В этот момент зазвонил телефон Жана Ги. Звонила Лакост из Монреаля.

Он ответил на звонок, выслушал, поблагодарил, а отключившись, сообщил Гамашу:

– Александр Френсис Плесснер инженер. Был инженером.

– Это оно?

Продавец вытащил флакон «Тома Форда» и брызнул на Рейн-Мари.

Нет.

Тогда «Эрос» Версаче.

Определенно нет.

Тогда Ив Сен-Лоран…

– Нет, эти часто встречаются, – сказала Рейн-Мари. – А я говорю об одеколоне, с которым не сталкивалась никогда прежде.

– Вы уверены, что это был одеколон? – спросил он. – Может быть, вы наступили на что-то? Есть предметы с такими запахами.

– Абсолютно уверена.

Они продолжили. Молодой человек разбрызгивал или наносил на Рейн-Мари или вокруг нее различные запахи.

Голова у Рейн-Мари кружилась все сильнее, но она не останавливалась. Наконец они дошли до конца. До безуспешного конца. Если только цель не состояла в том, чтобы обоих довести до тошноты. В таком случае это был определенно триумф.

– Désolé, – сказал продавец. – Но есть еще одна вещь, с которой вы могли бы мне помочь.

Пятнадцать минут спустя у дверей «Ле Бон Марше» она сунула ему в руку купюру в пятьдесят евро.

Он не стал отказываться. Он чувствовал, что заслужил все до последнего евроцента.

Рейн-Мари вернулась в бар «Жозефина».

Тарелки Армана и Жана Ги уже унесли, но, как только она села, Жак поставил перед ней омара под майонезом.

Лицо метрдотеля, обычно ничего не выражающее и уж тем более не осуждающее, исказилось гримасой.

– Мадам, – сказал он и отпрянул.

– Извините, Жак. Но я больше не хочу есть. Не могли бы вы упаковать это для меня навынос?

– Конечно, – сказал он.

Сделав глубокий вдох ртом, он наклонился и взял тарелку со стола.

– Боже мой, Рейн-Мари, чем ты занималась? – спросил Арман, протирая заслезившиеся глаза.

Она рассказала.

– Хорошая была попытка, – сказал он, отодвинувшись от нее на несколько дюймов и жестом попросив Жака принести счет. Как можно быстрее.

Жак издали махнул рукой, отметая это предложение.

Их еда и напитки будут за счет заведения.

Выйдя на свежий воздух и солнце бульвара Распай, Рейн-Мари и Бовуар заметили, что Арман остался внутри.

Он задержался у входа – опять разглядывал мозаику на полу.

Его пихали и отталкивали нетерпеливые гости. Арман же твердо стоял на своем месте и созерцал древний символ Парижа до того, как он стал Парижем.

Жак сегодня процитировал латинский девиз. «Fluctuat nec mergitur».

«Его бьют волны, но он не тонет».

Арман видел эту мозаику на протяжении нескольких десятилетий, но только теперь осознал, что на ней, возможно, изображена сцена из шекспировской «Бури». Эта пьеса открывается сильнейшим штормом, во время которого терпит бедствие корабль.

Молодой человек прыгает с палубы в воду навстречу неминуемой смерти с криком: «Ад пуст, и все дьяволы здесь».

Арман поднял голову и огляделся.

Прямо здесь? В отеле «Лютеция»?

Глава четырнадцатая

Бовуар спустился в парижское метро, чтобы попасть из центра города в район, известный как Ла-Дефанс[51]51
  Защита, оборона (фр.).


[Закрыть], где он работал.

В этом районе романтики было куда меньше, чем в его названии.

Когда Бовуар узнал, что будет работать именно здесь, он воодушевился. Одно только название Ла-Дефанс вызывало в его голове детские образы рыцарей. Бесстрашные подвиги. Башни, воздвигнутые для защиты Города света.

В Ла-Дефанс действительно были башни. Огромное их количество. Но они бы не выдержали удара камнем, не говоря уже о напоре армии. Они были стеклянные.

В районе почти невозможно было найти дерево, трава встречалась редко. Здесь царил бетон. И стекло. Над головой нередко пролетали вертолеты, доставлявшие президентов компаний и высших менеджеров на важные собрания.

Бовуар сомневался, что их ноги когда-нибудь касались земли.

Это было место промышленности, финансов, невероятного богатства.

Немыслимой власти.

И он подозревал, что именно это они и защищали.

Прибыв на место, он вышел из вагона и огляделся.

Этому человеку, родившемуся и выросшему во внутреннем городе Монреаля, начинало не хватать здесь дерева. Одного. Или двух. А может быть, трех.

Рейн-Мари простилась с Арманом на набережной Орфевр, но прежде передала ему бумажный пакет, приобретенный ею в «Ле Бон Марше».

Она отправилась домой, чтобы принять долгий-долгий, горячий-горячий душ, а он – к старому зданию, выходящему на Сену.

Тридцать шестой – под таким названием был известен этот дом, в котором когда-то размещалось кишащее людьми управление Парижской полиции. Сколько полицейских, сколько преступников входило в эту арку?

Бóльшую часть подразделений перевели в более современные здания, оставили только БРИСО – бригаду расследований и специальных операций. Структуру для расследования тяжких преступлений.

В этом же здании префект предпочел оставить свой главный офис.

Когда Гамаш подходил к двери, завибрировал его телефон.

Не успев еще поднести аппарат к уху, он услышал тревожный голос:

– Что с мистером Горовицом? С ним что-то случилось?

Звонила Агнес Макгилликадди.

– Он жив, но его вчера вечером сбила машина.

– С ним все в порядке?

Он услышал в этом вопросе страх и надежду.

Как может быть в порядке девяностолетний человек, сбитый вчера машиной?

– Он в коме, – сказал Арман, стараясь, чтобы это прозвучало как можно мягче. Хотя он понимал, что ничто не может смягчить удар, который он сейчас нанесет восьмидесятилетней женщине, как и он, любившей Стивена. – Врачи не исключают, что он не поправится.

Продолжая говорить, Арман отошел от дома 36 и по каменному склону спустился к пешеходной дорожке вдоль Сены.

– Как вы это допустили? – грозно спросила миссис Макгилликадди.

Арман открыл и закрыл рот, удивленный этим обвинением и пытаясь сформулировать ответ. Мог ли он предотвратить случившееся?

– Мне очень жаль, – вот все, что он сумел сказать в ответ. – Я не видел машину. Миссис Макгилликадди, вы не знаете, зачем Стивен прилетел в Париж?

– Встретиться с вами, конечно. И из-за предстоящих родов. Хочет быть там, чтобы поддержать вас всех.

– Он здесь не только для этого. Стивен прилетел в Париж для участия в заседании совета директоров.

– Нет, он этого не планировал.

– Мы нашли на его столе ежегодный отчет компании ГХС Инжиниринг. Она упоминается в его ежедневнике.

– В том, который у меня, ничего такого нет.

– В его личном ежедневнике.

– Мистер Горовиц больше не состоит ни в каких советах директоров. Он отказался от всего этого.

– Почему?

– У большинства корпораций есть свои уставы, в которых определен предельный возраст членов совета. Мистер Горовиц давно перешагнул в этом смысле все допустимые пределы. И даже больше.

Мимо промчались велосипедисты. Проехали детишки на самокатах. Пешеходы выгуливали собак и оглядывались на человека, стоящего у воды.

– Тогда почему у него был годовой отчет?

– Он любит читать годовые отчеты, как другие любят читать журналы о знаменитостях.

– Он когда-нибудь состоял в совете директоров ГХС Инжиниринг?

– Нет.

– У него есть акции этой компании?

– Мне нужно проверить. – В трубке послышался стук клавиатуры ноутбука. – Нет, это частная компания. Она не продает свои акции на рынке.

– Он когда-нибудь говорил о Люксембурге?

– О Люксембурге? О стране? Или это город-государство? С какой стати он бы стал об этом говорить?

Арман вздохнул:

– Не знаю.

Последовала пауза, и наконец миссис Макгилликадди снова заговорила, мягко, почти нежно:

– Вы считаете, что это был не несчастный случай, Арман?

Он помедлил. Взвешивал.

Стивен Горовиц много десятилетий доверял Агнес Макгилликадди свои деловые и личные секреты. Если кто и знал что-то о нем, то в первую очередь она.

Если ей доверял Стивен, то может доверять и он.

– Я в этом не сомневаюсь. Стивен знал что-то. Нам необходимо понять что. Он никогда не давал вам что-нибудь на безопасное хранение? Какие-нибудь документы, может быть?

– Нет.

Нет, подумал Арман. Еще не успев задать вопрос, он понял, что Стивен никогда не стал бы втягивать ее в это. По той же причине он ничего не сказал ему, Жану Ги или кому-нибудь другому.

Кроме месье Плесснера, и Плесснера убили. Это подтверждало худшие опасения Стивена и его потребность в крайней сторожности.

– То есть у вас нет никаких оснований подозревать, что он нашел что-то, какую-то разрушительную информацию о какой-то корпорации?

– Обычно он с удовольствием сообщал мне, если что-то находил. Ему нравилось иметь тайны, а еще больше ему нравилось, если он знал, что говно вот-вот попадет на вентилятор. – Она сделала паузу, прежде чем продолжить. – Если он не сказал мне, значит дело было совсем плохо. И его попытались убить, чтобы остановить?

– Я думаю, да. У вас есть его деловой ежедневник?

– Есть. Что вы хотите знать?

– Что он делал между одиннадцатым и двадцать первым сентября.

– Я тут ничего не вижу. Но он, вероятно, проводил время с вами.

– Мы с Рейн-Мари только вчера прилетели в Париж.

Последовала пауза, потом миссис Макгилликадди произнесла:

– О-о.

– Значит, вы понятия не имеете, чем он занимался эти десять дней?

– Не имею. – Она явно была смущена. Пребывала в совершенно новом для нее состоянии. – Я для него ничего не заказывала. Никакого бронирования столиков. Никаких билетов в театр или оперу. И у меня нет никаких его встреч на следующую неделю. Вероятно, он составил свой план по прибытии в Париж.

– А бронирование в «Георге Пятом» вы делали?

– Нет. Я же вам только что сказала. Никакого бронирования столиков.

– Не столик, а номер. Не в ресторане, а в отеле.

– Номер? В «Георге Пятом»? Вы с ума сошли?

«Что ж, это и есть ответ», – подумал Гамаш. Он принялся вышагивать по набережной туда-сюда, продолжая разговор.

Огромные средневековые здания острова Сите поднимались за его спиной, а на той стороне Сены он видел Рив Гош[52]52
  Рив Гош – неофициальное название части города, находящейся на левом берегу Сены.


[Закрыть]. Историческую родину художников и писателей.

На протяжении веков люди, смотревшие из этих окон, видели вещи куда более шокирующие, чем человек, выхаживающий туда-сюда по берегу.

Например, они были свидетелями Террора.

Теперь это больше походило на наблюдение за Беспокойством.

Впрочем, если бы они могли видеть его мысли, его чувства, они бы задернули шторы и заперли двери.

– Вы знаете человека по имени Александр Френсис Плесснер?

– Алекс Плесснер? Да.

Арман остановился. Наконец-то он услышал предложение, которое не начиналось с «нет».

– Мистер Горовиц ужинает с ним в клубе каждый раз, когда мистер Плесснер приезжает в Монреаль. А живет он, кажется, в Торонто.

– Они были друзьями?

– Были? Мистер Горовиц все еще жив. – Упрек был немедленным и резким, как удар хлыста. – Не хороните его раньше времени.

Гамаш употребил прошедшее время, потому что Плесснера убили, но пока не был готов делиться этой информацией.

Поэтому он извинился и спросил:

– Они хорошо знают друг друга?

– Они скорее знакомые, чем друзья. Не очень близкие.

– Вы не могли бы выяснить, состоял ли Алекс Плесснер когда-нибудь в совете директоров ГХС?

– Пожалуй, смогу.

– А еще что-нибудь про Плесснера вы можете сказать? Стивен говорил что-то про него?

Последовала пауза, пока миссис Макгилликадди вспоминала.

– Я думаю, мистер Плесснер очень богат. Мистер Горовиц говорил, что тот заработал все свои деньги разом игрой на бирже. Кажется, это был какой-то венчурный капитал.

– Вроде стартового капитала на «Эппл» или «Майкрософт»?

– Что-то вроде того. Мистер Горовиц всегда посмеивается над мистером Плесснером, говорит, что тот упал в бочку везения.

«Похоже, вчера все везение из этой бочки вытекло», – подумал Гамаш.

– Миссис Макгилликадди, я должен сообщить вам кое-что еще. Алекса Плесснера сегодня утром нашли мертвым в квартире Стивена.

В трубке раздался тихий стон. Звук, издаваемый человеком, который много повидал на своем веку. А сейчас увидел слишком много.

Арман дал ей время на осознание этой новости.

– Что там происходит? – прошептала она в Монреале.

– Я пытаюсь это выяснить. Всю его квартиру перевернули вверх дном. Искали там что-то.

– Что?

– Не знаю. Наверное, какую-то улику, найденную Стивеном и Плесснером. В кармане Алекса Плесснера нашли визитку Стивена…

– Ну, это не удиви… – прервала она его. И тут же прервала саму себя. – Вы хотите сказать… Нет, это невозможно.

– Что невозможно?

– Вы хотите мне сказать, что мистер Горовиц дал ему визитку ЭМНП?

– Да.

– Невероятно. Вы знаете, что может эта визитка? Любой владелец такой визитки может пользоваться банковскими счетами мистера Горовица, его банковскими ячейками. Насколько мне известно, мистер Горовиц дал эти карточки только трем людям. Вам, мне и вашей бабушке.

– Зоре?

– Да.

– Зоре? – повторил Арман. – Вы уверены?

– Я присутствовала при этом. Он меня специально пригласил.

– На похоронах моих родителей?

– Нет. Когда вы уезжали в Кембридж. Он думал, что когда-нибудь ей может понадобиться друг. Он предлагал ей дружбу.

– Она его ненавидела.

– Да. Но это не значит, что и он ее ненавидел.

Арман обдумал это. Может быть, карточка, которую они нашли у Плесснера, принадлежала Зоре? Но нет, Зора умерла уже лет двадцать назад. А карточка мистера Плесснера гораздо новее. Плотная, крепкая. У Зоры была, вероятно, старая, более тонкая.

Что же стало с карточкой Зоры? Может быть, его бабушка не поняла важности, значения того, что предлагал ей Стивен, и выбросила ее?

– Вы бы узнали, если бы мистер Плесснер воспользовался своей карточкой?

Миссис Макгилликадди задумалась:

– Если бы он воспользовался ею, чтобы получить доступ к одному из счетов мистера Горовица, к одному из его домов или бизнесов, – да. Но вы знаете, эта карточка может использоваться и во многих других обстоятельствах. В мире международного бизнеса она что-то типа волшебной палочки.

Какое точное определение, подумал Арман. Именно такова и была карточка Этого Мерзкого Нищего Поца. Она была сродни дорожному документу, какой выдавали в старину правители или деспоты как гарантию безопасного проезда.

В международном бизнес-сообществе карточка ЭМНП Стивена Горовица стала легендой. Мифом.

– Значит, вам неизвестно, пользовался ли ею мистер Плесснер?

– Нет, неизвестно.

– И ваша сейчас при вас?

– Конечно.

– У меня есть коллега. Изабель Лакост. В настоящий момент она – действующий глава отдела по расследованию убийств Квебекской полиции. Ей потребуется попасть в дом Стивена и в его рабочий кабинет. Проверить его банковские ячейки, чтобы убедиться, что их не открывали в последние дни, и просмотреть их.

– Пусть она позвонит мне. Я все сделаю.

– Если ей понадобится карточка ЭМНП, вы можете дать ей свою?

– Нет.

– Нет?

– Мистер Горовиц доверил ее мне. Я помогу вашей коллеге сделать все, что нужно, но я должна присутствовать, когда она будет пользоваться карточкой.

– Договорились. И еще кое-что, о чем я должен вас попросить, – сказал Арман.

– Пожалуйста. Что угодно.

– В ежедневнике Стивена я нашел клочок бумаги, – сказал Арман. – С датами, которые, судя по всему, имеют отношение к месье Плесснеру. Мне интересно, не даты ли это встреч между ними, либо с глазу на глаз, либо по телефону. Если я перешлю вам по электронной почте копию этой бумажки, вы сможете сверить ее со старыми ежедневниками Стивена? Посмотреть, чем он был занят в те дни? Давность некоторых – несколько лет.

– Да, смогу.

Арман помолчал, прежде чем снова заговорить:

– Вам не приходит в голову, кто бы мог желать смерти Стивену?

– Ну, тут можно целый том исписать.

Арман издал смешок:

– Верно. Merci, миссис Макгилликадди.

– Вы дадите мне знать…

– Непременно.

– Я не хотела в чем-то винить вас, Арман. Просто…

– Oui. Да, я понимаю.

Глава пятнадцатая

Выходя из квартиры, Рейн-Мари посмотрела на часы – они показывали два. У нее оставался час на то, чтобы сделать задуманное, а потом вовремя прийти к Даниелю и Розлин на встречу с комиссаром Фонтен.

Она быстро прошла по улице Архивов, остановилась, чтобы отдать одежду в химчистку, и двинулась дальше.

Как же изменился этот район с тех пор, как Зора купила себе здесь квартиру в семидесятых!

Как бы сильно Рейн-Мари ни любила историю, у нее не было желания жить в ней. Городу, quartier[53]53
  Квартал (фр.).


[Закрыть], улице, человеку необходимо развиваться. Впрочем, тот факт, что она ступает здесь по следам Зоры, всегда ласкал ее душу. Она повторяла маршрут, которым старушка ходила чуть ли не каждый день ее жизни в Париже. Как до, так и после войны Зора выбирала эти тротуары, шагая со своей привычной хозяйственной сеткой, чтобы купить кошерную кулинарию, мясо, выпечку, зайти к белошвейке и наконец заглянуть на Bazar de l’Hôtel de Ville, или БХВ. Этот громадный универмаг на улице Риволи в том или ином виде стоял на своем месте с середины 1850-х.

Рейн-Мари поднялась по ступенькам универмага.

Когда она вышла оттуда, в ее сумке лежала маленькая коробочка в двух цветах – золотистом и синем. А в ней – флакон одеколона.

Жан Ги сел за свой стол и уже собирался включить компьютер, но остановился. Он взвешивал варианты и последствия. Но недолго. Было уже несколько минут третьего, и менее чем через час ему нужно было встретиться с Анни и остальными.

Решившись, Бовуар прошел в кабинет Северин Арбур. Огляделся. Насколько ему было известно, камеры наблюдения в кабинете отсутствовали. Впрочем, наверняка он этого не знал.

Приходилось идти на риск.

Он сел и для начала обыскал ее стол, вернее, попытался. Ящики оказались заперты, и ему удалось только подергать их.

Тогда он обратился к ее компьютеру. Вход в компьютер тоже был заблокирован, но он, как глава отдела, знал ее код.

Компьютер ожил. Бовуар увидел уже открытый документ. Патагонский проект. Ему все-таки удалось выбить ее из колеи.

Свернув открытый файл, он принялся стучать по клавиатуре и нашел файл по Люксембургу.

Бовуар знал, что отдел кибербезопасности сможет обнаружить, кто какими файлами пользовался и с какого терминала.

Если кому-то понадобится узнать, кто интересовался люксембургским досье в субботу, они увидят только Северин Арбур. А не его.

Ее почта была для него недоступна – он не знал пароля, но зато он мог заглянуть в главные файлы и внутренние отчеты.

Именно это он и сделал.

Он уже собирался отправить файл себе, но вовремя остановился. Это стало бы фатальной ошибкой. Поэтому он распечатал его.

Снаружи, в общем офисе, у стены заработал большой промышленный принтер.

Теперь нужно было найти переписку между инженером на месте работ и менеджером, курирующим проект. Просмотрев файл, Бовуар нашел имя инженера.

И имя менеджера.

Кароль Госсет.

Он откинулся на спинку стула и уставился на имя. Мадам Госсет. Его босс. Его наставник.

Почему такой высокопоставленный администратор ведет надзор над таким явно третьестепенным проектом? Потому что, решил он, проект вовсе не третьестепенный.

Раздался тихий звон.

– Merde, – прошептал Бовуар, и его сердце забилось чаще. Он узнал этот звук.

Дверь лифта в конце коридора открылась. Не поднимая головы, Бовуар попытался остановить принтер, но печать продолжалась. Бовуар несколько раз нажал на клавишу, но в конечном счете сдался и перевел экран в спящий режим.

В общем офисе принтер продолжал распечатывать люксембургский файл, а охранник подходил все ближе.

Добраться до принтера раньше охранника Жан Ги не мог. И потому он быстро вышел из кабинета мадам Арбур и нырнул в свой собственный, оставив дверь открытой.

Он слышал, как большой принтер производит шум, похожий на работу вентилятора.

Наконец принтер замер, наступила тишина, и в этот момент охранник вошел в общий офис.

– Месье Бовуар, – сказал он. – Мне сообщили, что вы пришли.

Охраннику было под тридцать. Высокий, крепкий. В хорошей физической форме.

Он остановился перед кабинетом Бовуара. Посмотрел на принтер, потом снова на Бовуара:

– Трудитесь?

В первые дни своей работы в компании Жан Ги приезжал сюда по выходным, когда в здании стояла тишина и он мог побродить тут без посторонних глаз. Никогда никакая охрана не проявляла к нему интереса.

Так с какой стати сегодня здесь появился охранник? Очень интересно.

Его взгляд, хотя и настороженный, не был угрожающим. Скорее, озадаченным.

– Oui. Чем я могу вам помочь? – спросил Бовуар, отрывая взгляд от своего ноутбука, словно его прервали.

– Ничем, месье. Я просто проверяю.

– Что проверяете?

– Что все в порядке, как оно и должно быть.

– Не совсем. Я должен быть дома, играть с сыном. А я вместо этого здесь. – Он улыбнулся и встал.

– Почему вы здесь, месье?

Ни один охранник никогда прежде не задавал Бовуару подобных вопросов. Охранников это не касалось. Но этот охранник, видимо, считал иначе. И возможно, подумал Бовуар с некоторой тревогой, его это все-таки касалось.

– У меня со дня на день должен родиться ребенок. Девочка. – Он поднял свою кружку, и охранник отошел в сторону, пропуская его. – Когда она родится, я возьму отпуск. И перед этим счастливым событием решил подчистить хвосты.

Он вспомнил, что кофемашина находится у дальней от принтера стены. Туда он и направился.

– Кофе?

– Нет, месье.

Охранник сделал то, на что и надеялся Бовуар. Он проводил его до кофемашины.

– У вас есть дети? – Бовуар посмотрел на беджик охранника. – Месье Луазель?

– Нет.

Неразговорчивый.

Луазель начал поворачиваться.

– Знаете, я прежде работал копом, – сказал Бовуар, которому отчаянно нужно было остановить охранника, прежде чем тот увидит распечатку, выданную принтером. – В Квебеке, как вы, возможно, слышали.

Жан Ги намеренно усилил свой квебекский акцент, начав гнусавить. Он уже пробыл в Париже достаточно долго и знал, что на квебекцев здесь смотрят как на туповатых деревенских родственников.

Хотя это было оскорбительно и невежественно, он находил такое отношение полезным.

– Надоело, что в меня стреляют, – продолжал Жан Ги. – А с увеличением семейства… – Он красноречиво замолчал.

Охранник впился в него глазами. Изучал его. Практически проводил его вскрытие, как это чувствовал Жан Ги.

Бовуар видел, что происходит за спиной Луазеля в офисе мадам Арбур. А там что-то происходило. Компьютер ожил, на экране мелькали изображения.

Даже на расстоянии он понял, что происходит. Электронные письма, чертежи – все стиралось.

«Вот говно. Вот ведь говно вонючее, – подумал Бовуар. – Черт».

Но его лицо оставалось спокойным, а взгляд вернулся к охраннику.

– Вы, случайно, не знаете, как эта штука работает? – сказал он, показывая на кофемашину. – Чтобы добиться чего-то от этих машин, надо иметь квалификацию инженера. За пять месяцев я толком научился только зерна молоть.

– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – сказал Луазель.

Жан Ги сделал вид, что возится с машиной, поглядывая краем глаза, как охранник идет назад к лифту.

«Давай же, давай. Шевели ногами».

Когда двери лифта открылись и наконец закрылись, Бовуар понесся по офису, доставая на бегу телефон. Он знал, что не может спасти файлы от уничтожения, а потому сделал максимум того, что мог.

Он фотографировал послания, по мере того как они выводились на экран и уничтожались.