Текст книги "Настоящее без прошлого: негласно моя"

Ляля Громова
Настоящее без прошлого: негласно моя

«Совсем скоро и вовсе растает снег… Хотя за окном еще средина февраля, первые подснежники тянутся к небу, даруя свой девственный весенний цвет людям. Они, как первая любовь, такие же хрупкие и нежные, утонченные и нуждающиеся в заботе и ограждении от ветра. Наш подснежник любви, такой многословной в своем молчании, так и не успел распуститься полностью и не узнал, что такое свадебный букет. Грустно очень… История нашей любви отчасти похожа на историю жизни одного подснежника. Невинную любовь, которую у нас попытались забрать. Но кто-то свыше, видимо, забыл, что если подснежник можно забрать и со временем забыть, то настоящая любовь останется в сердце на всю жизнь. Это неувядаемый источник самого чистого и искреннего в мире чувства, за которое всегда нужно благодарить Всевышнего, ни на минуту не забывая поястоянно говорить Ему за это «спасибо». Я вторю что есть сил это «спасибо»: за то, что Ты был, есть и будешь в моей жизни, Любимый».

Февраль (15.02)

1

«Она приходит в себя» – слова, которые ознаменовали начало моей новой жизни. Ничего не помню, кроме того, что жутко болела голова и дневной свет бил в глаза. Потом я увидела несколько человек возле моей кровати – врача, медсестер и еще пару новых незнакомых мне лиц.

«Алина, как вы себя чувствуете? – обратился врач, судя по всему, разговаривал он со мной. – Вы меня вообще слышите?» В ответ лишь кивнула головой. «Помните, что с Вами произошло?», «Алиночка, милая, мне тебя так не хватало!», «Как вы себя чувствуете?»… И еще много вопросов, от которых еще больше разболелась голова. В один момент их стало так много, что все слились, во что-то одно совершенно непонятное, и я закрыла глаза, пытаясь хотя бы таким образом сбежать от ненужного мне на данном этапе.

Дальше, оглянувшись вокруг, рассмотрела большую комнату с огромным окном и высокими потолками. Пол выложен маленькой плиткой, как при «совке». Черные ромбики сливались в цветы среди жёлто-коричневых плиток на полу. Стены до половины выкрашены в жёлто-коричневый цвет.

«Вы в больнице» – словно увидев мое смятение, сказала молоденькая медсестра. Рыжие слегка кудрявые волосы гуляли по её плечам. Хрупкая, юная, с глазами карими и длинными ресницами. Наверное ещё «не горевшая» совсем.

«Кто любил, уж тот любить не может. Кто горел, того не подожжёшь», – вспомнились слова Есенина. Полушепотом выронила в воздух.

– Что, милая? – уставился на меня брюнет высокий в костюме. Представительный. На правой руке часы. Чёрные какие-то. Но не было сомнений, что дорогие.

– Есенин.

– Что Есенин? – переспросил он.

– Строки Есенина. Чего-то крутятся в голове.

– Ах, да. Ты об этом. Твой любимый поэт.

Отвела взгляд влево. Пожилой мужчина под 180 ростом, седина в волосах, очки в серебристой оправе с прямоугольными линзами. Что-то конспектирует. В белом халате. Врач скорее всего. Постоянно смотрит на меня.

Планшет с записями отдал медсестре, достал из левого кармана маленький фонарик.

– Разойдитесь, пожалуйста. – обратился к присутствующим, которые тучей окружили меня. – Мне нужно осмотреть пациентку.

Включил фонарик, нагнулся надо мной. И начал светит мне в глаза.

– Откройте рот, пожалуйста. Покажите язык. – приказным тоном говорил врач. – Хорошо, закройте и отдыхайте.

Странный какой-то врач. Не спросил даже, как я себя чувствую.

После слов врача: «Ей нужно отдохнуть и прийти в себя» все эти люди начали покидать мою палату, но каждый перед уходом посчитал нужным подойти ко мне, чтобы пожелать мне скорейшего выздоровления и поцеловать кто в руку, а кто в щеку.

Казалось, с последним посетителем, который захлопнул дверь, началась моя новая жизнь. Я говорю новая так, как я совершенно ничего не помнила. Теперь у меня не было ни фамилии, ни даже имени. Я даже не говорю уже о других куда более важных вещах, о таких, как семья, работа, хобби, предпочтения… Не помнила даже о любимом цвете. Куда уж там!

И мне ничего не оставалось, как сказать: «Ну, здравствуй, новая жизнь и новая я!» Но главное задание на данном этапе моей жизни – прошлое. Моё прошлое, которое я должна, нет, просто обязана вспомнить.

2

Следующий день со мной все время сидела медсестра. Доктор сказал, что так бывает, когда после серьёзных аварий ничего не помнят. Это последствия. Память должна вернуться скоро, так они говорят, по крайней мере. А я ведь ничегошеньки не помню, аварию в том числе. Твердят, что я была нетрезвая, не пристёгнутая за рулём, еще и на бешеной скорости врезалась в дерево. Мол, чудом я уцелела, ноги-руки на месте, голова тоже, только вот память «улетела» куда-то, молчит.

Не знаю, правда ли это, не знаю, могу ли я им доверять и вообще не понимаю, кто мой друг, а кого стоит опасаться. Но я не верю во все это. Мне кажется, что я бы пристегнулась и не села бы за руль в нетрезвом состоянии. Это мой внутренний голос мне подсказывает.

Знаешь, когда у тебя нет ничего, даже воспоминаний, ты самый бедный человек.

Медсестра Оля, которая ни на шаг от меня не отходит, даже иногда записывает что-то в свой блокнотик, говорит, что рада бы была оказаться на моем месте, ведь это здорово не помнить о прошлом. Рыжеволосое создание уверенно, что таким образом Бог дает мне второй шанс. А что если она права, и я была плохим человеком, а сейчас у меня появилась возможность исправится.

Но ведь я даже не знаю элементарных вещей о себе, не помню, что я люблю, сколько мне лет и все-таки… Вдруг я была хорошим человеком?

Как я могу жить настоящим, думать и мечтать о будущем, не имея своего прошлого! Без прошлого нет ничего: ни настоящего, ни будущего, ни меня… Меня тоже нет без прошлого, без тех моментов и событий, которые я проживала в таинственном прошлом.

Второй день моей новой жизни, а уже поняла, наверное, одну из важных вещей: жизнь без прошлого возможна, но не имеет смысла без тех людей, которые заставляли нас улыбаться или плакать тогда, вещей, которые мы любили и, в конце концов, без опыта, который получили в процессе общения, отношений, потерь… Что не говори, как не вычеркивай его, не пытайся забыть, прошлое – это основа, на которой существует настоящее и фундамент, на котором строится будущее. Наша жизнь как мозаика: без одного из элементов ты не увидишь всей картинки.

Прошлое – недостающий элемент моего пазла под названием жизнь. И я, во что бы мне не стало, отыщу этот важный элемент, весомый кусочек жизни. Узнаю о своем прошлом. Я так решила и точка.

3

Ко мне пришёл этот высокий брюнет лет 30, говорит, что мой муж. Черный костюм и белоснежная рубашка с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами. Идеально уложены волосы на левую сторону. На руке уже новые часы – чёрные, черный циферблат и серебряные стрелки. Рука у него крепкая, со слегка выступающими венами. В такой руке чувствуется вся сила его личности. Колец на пальцах нет.

И он говорит, что мой муж. Где же кольцо на безымянном на правой?

Вот что вызвало мои сомнения. Вот что не позволяет ему верить.

Начался разговор «ни о чём»: о погоде, самочувствии и т. д. Только не о моём прошлом. Каждый раз мои попытки сменить тему разговора и направить наш совершенно неконструктивный диалог в нужное русло терпели крах.

Когда мы разговаривали, я увидела, подглядывающую в окно женщину, на вид ей около 50. Длинная черная юбка, шаль, небрежно укутавшая её плечи, волосы, собраны на затылке. Немного показалась мне странной.

Как только её заметил этот «муж», она испугалась и убежала. Александр говорит, что это какая-то сумасшедшая. Я опять не верю. Много вопросов задавала ему, но четкого ответа хотя бы на один из них я не получила. В ответах было много воды, но чего-то конкретного не наблюдалось.

Посмотрела на цветущую яблоню за окном и спросила о своем любимом цвете. «Солнце, что за вопрос? Тебе все цвета нравились. Четкого предпочтения определенному цвету ты не отдавала» – он врал и не краснел, я чувствовала. «Не может такого быть, – возмущалась я в душе, и хотелось вывести этого лжеца-бизнесмена на чистую воду. – А какой любимый цвет у тебя?» – «Черный» – не думая ответил он. Теперь я убедилась, что в первом случае он врал. Ведь то, как он отвечал на первый вопрос (запинаясь, словно выдумывая) дало четко понять: он врёт.

Не знаю, почему, но у меня вызывают опаску люди, которым нравится черный цвет. Кто-то считает, что это классика. Но, по-моему, если человек замечает вокруг себя лишь черное, у него нет светлого будущего.

Я все слушала и слушала то, что он говорил и с какими эмоциями, и с какой мимикой это делал.

Мне не нравилось его слушать, я ему не верила и не верила в то, что я была такой стервой.

Мне не давала покоя та женщина, которую я увидела в окне и, по-моему, на сумасшедшую она не смахивает. Не могу её забыть. Мне кажется, что она и есть той ниточкой, которая ведет к моему прошлому, она что-то знает.

Постоянно смотрел на часы. Золотые.

– Мне пора, дорогая. Извини. Мне нужно зайти ещё к твоему лечащему врачу.

– Да, конечно. – подставила неохотно свою щеку для его поцелуя.

Как только дверь захлопнулась, я вскочила с кровати и решила проследить за новоиспеченным муженьком.

Благо, что в коридоре никого не было… Он зашёл в какую-то комнату, но дверь до конца не захлопнул. «Ординаторская» – синяя табличка с серебристой надписью на белой крашенной двери.

Я посмотрела вокруг – никого. Стала возле двери, как шпионка. Моя светло-розовая пижама из хлопка сливалась с выкрашенными до половины в непонятный то ли жёлтоватый, то ли розоватый цвет больничными стенами.

– Она вспоминать начнёт скоро, не волнуйтесь. – я сразу узнала Ефим Георгиевича по голосу.

– Понимаете… – начал Александр. – Это, конечно, хорошо, что вспоминает. Но подумайте сами, до аварии она была не совсем хорошим человеком, к тому же постоянные заскоки, как сумасшедшая…

– К чему вы ведёте? Меня другие пациенты ждут. Говорите прямо. – голос врача резко переменился.

– Ей не нужно вспоминать. У неё сейчас другая жизнь начнётся. Новая.

Длительная пауза. Александр не хочет, чтобы я вспоминала. Ему, явно есть, что скрывать. Мне ещё больше захотелось вспомнить всё до последнего: от самого важного до мелочного и не совсем нужного. Всё.

– Можно же заменить лекарства? – голос Александра едва ли слышный, и шуршание я.

– Да что вы делаете! Побойтесь Бога! Уберите ваши деньги немедленно. – этот гад ему ещё и деньги предложил. Врач отказывается. Принципиальный, видимо. Старой закалки.

– Деньги оставьте себе, это только маленький аванс. Я завтра буду навещать её и узнаю ваше решение.

– Да заберите! Не нужны они мне! – чуть ли не крича, отвечал Ефим Георгиевич.

– Ну подумайте, если не вы, так кто-то другой примет моё предложение и заработает. Я делаю это ради Алины. – вот подонок. Ради меня он это делает. А как же! – У нас с вами общая цель: мы оба хотим, чтоб Алина чувствовала себя хорошо.

Блин, под дверью не особо удобно стоять. Прижавшись к стене боком, а ухом устроившись к слегка приоткрытым дверям.

– Но я думаю прежде всего о её нормальном и адекватным восприятии мира. А оно не возможно без воспоминаний из прошлого…

– Но мы ей подарим хорошее прошлое. Мы вместе сделаем это, если вы примите своё предложение.

Далёкие шаги эхом гуляли по коридору. Пора идти. Тем более, что всё равно их диалог близится к концу. Только завернула за угол, услышала голос Александра: «Я надеюсь, что завтра вы осведомите меня о своём решении. Я надеюсь, что оно будем правильным и взаимовыгодным для нас двоих!»

Теперь оставалось ждать завтра. Мне нужно будет узнать о решении. В любом случае, никому доверять пока что не стоит.

4

Мне приснился сон. Я гуляла по, залитой солнцем, лужайке. Было очень тепло. Там я игралась со светловолосой девочкой, мы плели веночки с ромашек и кружились в танце.

– Теперь ты уже взрослая. Тебе 5 лет! – обращалась я к малышке.

– Мамочка, мамочка, а когда я вырасту, то буду тоже, как и ты, красивой?

– Еще краше! – Мне было очень хорошо. Какой-то длинный в пол белый сарафан, веночек из ромашек.

– Ну что мои девочки успели проголодаться? – обратился к нам довольно симпатичный шатен. На лужайке под березой мы увидели покрывало – это был импровизированный стол, этакая скатерть-самобранка. Пока Уля (дочка наша) уплетала за обе щеки бутерброды, мы с Владом сидели в обнимку и наблюдали за ней, наслаждаясь каждым моментом счастья.

– Может, пора сказать уже ей? – с интригующим взглядом говорил Влад, обращаясь ко мне.

– Думаешь?

– Я услышала, услышала! Что вы хотите сказать мне? – малышка вся замерла в ожидании, а мы, будто хранители какого-то сверхважного и тайного секрета, раздумывали вслух о том, стоит ли посвящать её в «тайну». Мы переглянулись с ним, потом посмотрели на Ульяну:

– Можно уже. Давай ты! – посмотрев на девочку, установила вердикт.

– Доченька, понимаешь… – да уж, так он три года будет говорить. И я решила взять инициативу в свои руки:

– Дочь, ты давно просила о братике или сестричке, мы с папой решили исполнить твое желание!

– Теперь у мамы в животике живет твой братик или сестричка!

– Ура! Ура! Мам, пап, я так рада! – её радости, казалось, не было предела. Но здесь случилось то, что никто не ожидал. Все куда-то пропали, потемнело, сильный ветер срывал с деревьев листья и ветки… Я кричала, но никого рядом не было, холод и голос сквозь сон…

– Алина Викторовна, нужно просыпаться! – оборвали мой сон.

– Где моя дочь? Что со вторым ребенком? Где они? Я немедленно требую ответа! – что было сил, кричала я на Ольгу.

– Я сейчас позову врача. Подождите, пожалуйста! – и медсестра убежала.

Пришел Ефим Георгиевич и сказал, что вскоре приедет мой муж, а пока мне следует успокоиться и поспать еще. Оля сделала мне укол. Когда я проснулась возле меня уже сидел Александр.

– Понимаете, вы попали в тяжелую аварию, – начал врач, – мы еле вас с того света вытянули, а тут еще… – он оправдывался, прятал глаза. – в общем, плод бы все равно не выжил.

С каждым его словом мне казалось, что я куда-то улетаю, ухожу в себя. Каждое его слово отнимало очень значительную и важную от меня часть. Ко мне начало приходить понимание, что этот сон, возможно, вовсе и не сон, а воспоминание и у меня где-то там есть дочь Ульяна и муж (настоящий муж!) Влад.

– Алиночка, милая, мы хотели тебе сказать это раньше, но мы слишком переживали за твое состояние. – Александру с каждым днем я верила все меньше.

– Может, вы хотите скрыть от меня правду? – не выдержав, прервала речь Александра, – Может, вам выгодно мне врать? А что ведь очень удобно, когда человек без памяти! Его можно заставить верить во что угодно, и для него это будет правдой! Не так ли? – мой разговор уже явно сорвался на крик.

– Алина Викторовна, поверьте, никто и в мыслях не думал скрывать от вас правду, а уж тем более обманывать. – пытался переубедить и успокоить меня врач.

– Ладно, пусть будет так. Где моя первая дочь?

– У тебя нет никаких больше детей. – Опять вмешался Александр.

– А как же Ульяна? – эта девочка со сна не давала мне покоя.

– Видишь ли, когда ты была первый раз замужем, вы жили в большом загородном доме, – эти слова Александра уже смахивали на правду, – ваш дом подпалили и… – он замолчал.

– И? Что дальше? Где мой ребенок и муж?

– Мне очень жаль… – опять молчание. – Я сочувствую тебе, все мы сочувствуем тебе, – провела я глазами по палате: кто-то прятал глаза, кто-то, как Ефим Георгиевич, кивал, – Они погибли той злосчастной ночью. – Александр взял меня за руку, с моих глаз катились слёзы. – Понимаешь так бывает, пожарные и скорая прибыли очень поздно. Сама должна понимать: зима, метель, плохая видимость, далекий дачный поселок… Ты тогда тоже не могла долго добраться домой. Что, собственно, тебе и спасло жизнь.

Несколько секунд в палате стояла гробовая тишина. С Олиных глаз начали литься слёзы, вскоре она выбежала с палаты. Ефим Георгиевич утешал меня фразами: «Вы же еще молодая, родите!» и т. д., лишь в глазах Александра я не увидела ничего, кроме беспокойства о том, что ко мне возвращается память, не было ни жалости, это было просто НИ-ЧЕ-ГО… В тот момент я больше всего не хотела, чтобы меня жалели и проявляли эту жалость ко мне.

И снова-таки я не верила в то, что мой настоящий муж и дочь погибли, тем более такой нелепой смертью.

– Я хочу выйти на улицу погулять. – мне надо было разобраться со своими мыслями и решить, что делать дальше.

– Да, дорогая, пойдем!

– Нет, иди на работу. – Меньше всего я хотела видеть Александра.

– В таком случае сейчас я позову Ольгу, пускай она с вами проветрится. – волновался заботливый доктор.

– Нет, мне нужно побыть одной. – Они на меня продолжали смотреть как на больную, одержимую мечтой, ищущую надежду среди пустынного горя сует. Но хочу сказать, что ничто, с выше перечисленного, мной не руководило. Ничему я не повелевалась: ни мечте, ни болезни не давала себя сразить, ни даже надежде. Жажда вспомнить руководила мной от момента моего пробуждения и немножечко необъяснимой грусти. Я грустила по неизвестно чему, я грустила по прошлому, которого у меня сейчас нет, по воспоминаниям, которые не помнила.

– Вы слишком слабы еще… – продолжал свое врач. Он боялся. Но в отличие от Александра, у которого на лице читалась боязнь, что я что-то вспомню, он боялся, что я еще слишком слаба и ранимая, меня легко задеть словом, что, в свою очередь, ухудшит состояние здоровья той жизни, за которую вместе с коллегами боролся несколько дней и ночей, возносясь до уровня Всевышнего, решив, что умирать мне еще рано.

– Я пойду одна! – более уверенно я говорила, будто пытаясь поставить жирную точку в конце этой, не имеющей, на мой взгляд, смысла, беседе.

Поднялась и направилась к двери. Тут же подбежал Александр и открыл передо мной дверь. Увидев мой взгляд, говорящий сам за себя, произнес: «Я помогу выйти на улицу, ты же ничего здесь еще не знаешь. А сам поеду на работу»

Длинные коридоры, люди в халатах, которые, как в муравейнике, суетятся, бегут постоянно куда-то.

Шли мы молча. Минут через 5 перед нами открылся вид на чудесный сад.

– Тебе, наверное, уже пора? – оборвала я тишину. Кто-то же должен был это сделать.

– Да. А то, как говорится, без начальства робота стоит. – Хотел поцеловать меня в губы, но я подставила щеку. Попрощался и убежал.

У него собственная строительная фирма. Строит коттеджи для элиты не только нашей страны, но и для зарубежных заказчиков. Смотрела ему вслед – хотела убедиться, что он точно уехал, и я осталась одна, без его «опеки».

Чуть не забыла, совсем вылетело из головы, предложение Александра врачу. Мне важно знать, согласился ли Ефим Георгиевич? Гуляла по саду, а в голове этот даже не вопрос дня, а вопрос моей жизни дальнейшей. Ведь, если врач принял предложение, то он не будет заинтересован в моём дальнейшем выздоровлении и возвращении памяти ко мне. Хотя если он не согласится, то Александр сменит мне врача. Всё предельно просто. Не следует усложнять жизнь.

Хочу насладиться весенней красотой, в которой утопает этот сад.

В саду гуляли другие пациенты с медсестрами. Но тут мой взгляд привлекла та женщина, которую я видела тогда в окне. Она была далековато и явно следила за мной. Увидев, что я тоже смотрю на неё, она жестом руки подозвала меня к себе. «Точно хочет что-то мне сказать!» – была уверенна я.

Как только я приблизилась к ней, она резко схватила меня за руку и потащила за собой.

– Здесь нельзя! Слишком много посторонних глаз и ушей. – будто прочитав мои мысли, сказала она.

Мы остановились. Привела она меня к какому-то старому заброшенному зданию.

– Эта рухлядь, – показала рукой на него, – бывшее здание клиники. Но это не имеет значения, главное то, что здесь никто почти не ходит, а значит, то, что я тебе скажу, никто не услышит. И да, кстати, нас не должны видеть вместе. Я надеюсь, что ты никому не скажешь, что мы с тобой общались. – и наконец отпустила мою руку.

Эту женщину звали Наталья Марковна Орлова, ей было 62 года, хотя выглядела она моложе, была народной целительницей и могла предсказывать будущее.

– У тебя, наверное, много вопросов? – спросила и посмотрела мне в глаза. Я не знаю почему, но мне хотелось ей верить, от неё исходило душевное тепло, что ли. – У тебя всегда их было много, а сейчас еще больше. Я здесь, чтобы тебе помочь. Спрашивай!

– Я ничего не помню! Кто я? Кто эти все люди, которые навещают меня? И от кого мы прячемся? Откуда вы меня знаете? – задала первое, что пришло на ум.

– Ты – Алина, тебе 25 лет. Я недавно тебя нашла. Ох и хорошо он тебя спрятал! Ты в опасности, бойся тех, кто прикидывается другом!

– Вы говорите загадками! Кто он? – и у меня появлялись все новые и новые вопросы. – Откуда вы меня знаете?

– Всему свое время! Жди, дочка, жди! Ты не готова еще слышать ответы на некоторые свои вопросы. Но знай, что он не тот, за кого себя выдает. Кто я? Познакомились мы с тобой лет 6 назад. Ты тогда пришла ко мне за помощью, врачи от тебя отказались, а я тебе помогла. – опять чего-то не договаривая, говорила Наталья Марковна.

– Как именно вы мне помогли? – в данный момент меня интересовало все до малейших деталей.

– Ребеночка я тебе помогла выносить и родить.

– Значит, это был вовсе не сон! – чуть слышно я сказала себе. – У меня есть дочка! Где она? Что с ней? Она жива? – и радость, и неопределенность сливались в одно чувство.

– Уже начинаешь вспоминать! – с облегчение сказала она. – Жива и дочь, и муж твой, будь он не ладен, тоже жив. – про мужа она говорила с неприязнью и каплей злости. – Точно не знаю, где она, но в безопасности. Твой муж ей плохо не сделает.

Я плакала и смеялась от счастья. У меня есть дочь! И то был вовсе не сон.

– Тебя ищут! Мне пора. Слушай свое сердце, оно тебя никогда не подводило! – развернулась и начала уходить.

– Но, подождите, а как же… – запинаясь, спешила я за ней.

– Алина Викторовна! – слышались отдаленные крики, меня искали.

– Нас не должны видеть вместе. Еще увидимся. Уходи теперь! – кинув на прощание несколько фраз, Наталья Марковна исчезла, а я и не заметила как.

– Алина Викторовна! – подбежала ко мне взволнованная и очень испуганная Ольга. – Ой, Алина Викторовна! Слава Богу, что мы вас нашли! Вы в порядке?

– Оля, я просто гуляла! Не следует за меня так волноваться! – говорила одно, а в голове крутилось совершенно другое. Ведь именно сейчас, когда убедилась, что все вокруг мне врали, я способна была на многое. Останавливала только мысль, что у меня есть дочь, которую я должна найти и ради которой я обязана жить. Ей нужна здоровая, полная сил и энергии, мама. Главное сейчас – это не выдать себя, не показать, что я все знаю.

Вот опять вернулась в свою палату. Мне нужно было теперь все хорошенько продумать и осмыслить, понять, сказанные целительницей, слова.