Текст книги "Сильфиды, виллисы и прочая нежить. [История чёрного серебра]"

Сильфиды, виллисы и прочая нежить
[История чёрного серебра]
Любовь {Leo} Паршина

© Любовь {Leo} Паршина, 2017

ISBN 978-5-4485-3996-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сильфиды, виллисы и прочая нежить

1

Выпорхнув единожды сильфидой в теплый газовый свет и прожив короткую жизнь длиною в вечер, Корделия Дево отступила в полумрак закулисья и, кажется, растворилась в нем навеки.

Ее запомнили – запомнили по паре огромных голубых глаз, по паре опавших легких крылышек и по россыпи сверкающих бриллиантов, подаренных ей маркизом Анри де Венсеном.

Справедливо будет заметить, что до появления этого маркиза, милого молодого человека – одного из самых завидных женихов Парижа – мадемуазель Дево прозябала в безвестности в последнем ряду кордебалета. Навеки осталось загадкой, как маркиз заметил ее там. Вероятно, впрочем, что их встреча произошла в одном из кафе, где коротали вечера артисты Оперы.

Их стали видеть вместе. Делия съехала из квартиры на границе с Монмартром, которую снимала вместе с двумя другими танцовщицами из труппы, и обосновалась в просторных апартаментах, снятых для нее маркизом, неподалеку от улицы ле Пелетье.

Затем маркиз несколько раз побеседовал с директором Оперы и Делия переместилась из последнего в первый ряд кордебалета. Так маркизу стало проще ею любоваться.

Маркиз с директором с тех пор сделались добрыми друзьями, у директора появилось множество крайне полезных связей, у его жены – новые колье и серьги. А Делия станцевала па-де-де и пару небольших, но уже не безликих ролей, а когда вторая дублерша примы, итальянка Сорелли, внезапно покинула театр, сославшись на болезнь, Делия заняла ее место.

А затем, в один теплый октябрьский вечер произошло целых три судьбоносных события, которые уже не зависели ни от юной мадемуазель Дево, ни от ее милого маркиза.

Во-первых, первая дублерша примы слегла со скарлатиной; во-вторых, сама прима подвернула лодыжку; в-третьих, билет в одну из лож первого яруса купила некая таинственная итальянка, приехавшая в Париж пару недель назад. Но о последнем событии, как и о возможной его роли в своей судьбе, Делия не имела представления. Первые же два привели ее в совершеннейший восторг. Досадно было только, что на этот судьбоносный вечер был назначен чересчур короткий балетный спектакль – «Сильфида».

Но она решила не унывать – ведь это было лишь началом, лишь зарницей ее блистательной славы.

Делия искренне жалела тех ханжей и скучных глупцов, которые ушли прочь из зала, когда узнали о замене.

Завтра – уже завтра! – они пожалеют, что не захотели быть здесь сегодня.

Зал остался на треть пустым – Делия видела это через отверстие в кулисах. «Ну и пусть! – подумала она. – Блесну в камерном, узком кругу. Они еще будут кусать себе локти…»

И тут она заметила закутанную в черный бархат и густую вуаль фигуру в одной из лож первого яруса по соседству с ложей ее возлюбленного маркиза.

Эта фигура – это существо – напоминало статую под вуалью. Только черную. Да, это, казалось, была статуя или окаменевший призрак, но не человек – не женщина.

Из-за нее Делии стало неуютно и жутко, как бывает в присутствии тяжело больного, отчаянно бедного или мертвого человека.

«Зачем только эта старуха пришла?» – сердито подумала она. Женщина под вуалью представилась ей непременно старухой.

Вскоре подняли занавес.

«И вот, я – богиня!» – подумала Делия, прежде чем выступить из-за кулис.

По сюжету Сильфида появляется в жилище возлюбленного, впорхнув через окно. И Делия вошла через окно изысканно, величаво и с достоинством.

Роль она знала на зубок – идеально. Но знала она и где можно и нужно добавить тонкий штрих – наклонить головку, повести ножкой, бедром. И как нужно красиво умереть из-за любви, чтобы любимый в зале остался доволен.

Справедливо будет сказать, что Делия Дево действительно обладала талантом к танцу, но, увы!, к финалу представления число зрителей в зале еще немного уменьшилось. Оставшиеся хлопали – старательно и очень вежливо, но без особой страсти.

Наконец, аплодисменты смолкли и занавес опустился. Перед тем, как его половинки сомкнулись, Делия подняла глаза на маркиза, но ее тут же отвлекла странная женщина в соседней ложе. Сидящая в глубине ложи, она почти полностью была скрыта тенью, а с концом представления, плавно поднимаясь со своего кресла, словно черный призрак, женщина опустила на лицо кружевную черную вуаль. Лицо женщины Делия так и не разглядела, но заметила, что плечи ее вздрагивали, будто она смеялась.

В гримерной Делия оказалась одна. Раньше она делила ее с другой танцовщицей, которая теперь скоропостижно покинула театр, став содержанкой у немолодого барона и забеременев.

На туалетном столике ждала корзина розовых роз от маркиза де Венсена. Еще пара букетов лежала рядом.

Служанка помогла Делии снять опостылевший костюм. Шум в коридорах вскоре затих.

– Я в восторге, – вздохнула Делия, опускаясь в кресло. – Подай мне воды.

Ей отчего-то казалось обязательным сказать, что она в восторге от сегодняшнего вечера, хотя на самом деле от усталости уже не чувствовала ничего.

Через четверть часа маркиз де Венсен умчал свою возлюбленную в роскошный, сверкающий золотыми огнями ресторан, в отдельный кабинет. К ним присоединился пожилой граф с очаровательной юной спутницей. Юная спутница была остроносой, разговорчивой и действительно очень юной. И почему-то все это вкупе страшно раздражало Делию. Особенно – ее юность и меленький, очень высокий смех. Мужчин же этот смех очень забавлял, а потому Делии не оставалось ничего иного, как смеяться вместе с этой девицей, хотя после минувшего вечера она не вполне понимала смысл шуток. Ее утешало лишь то, что по словам маркиза она была сегодня «особенно очаровательна».

Затем маркиз умчал ее в роскошные апартаменты неподалеку от улицы ле Пелетье.

Оказавшись, наконец, на шелковых простынях в объятиях маркиза, Делия подумала, что, похоже, смертельно устала и почему-то не ощущает восторга от своего триумфа.

2

Во сне ноги у Делии заплетались – она плясала и плясала, уже лишилась сил, но никак не могла остановиться. Никого, кроме нее на сцене не было, никого не было ни за кулисами, ни в зале. Только в одной ложе первого яруса сидела черная-черная тень – та самая отвратительная старуха. В какой-то момент она поднялась и стала спускаться в зал, сползая вниз по колонне, словно гигантский паук. Затем, так и не поднявшись на ноги, она двинулась к сцене, по лестнице в углу вползла на подмостки и стала приближаться к Делии. Та замерла, оцепенела, как статуэтка, а старуха, напротив, поднялась и зашагала вперед. Шла она, правда, тяжело, переваливаясь, кряхтя. «Как бабушка в свои последние дни», – подумала Делия с ужасом и тут же ощутила отвратительный старческий запах.

Все ближе и ближе подбиралась карга, тянула к ней свои бледные скрюченные руки с воспаленными суставами. Когда она приблизилась уже вплотную, Делия завизжала и вцепилась в ее черную густую вуаль – и сорвала ее с головы чудовища.

О, старуха оказалась еще ужаснее, чем можно было представить! В глазах не осталось ни капли цвета, в лице не осталось ни капли крови, нос почти провалился, рот стал зловонной черной ямой, жалкие остатки волос напоминали клочья паутины. Тем ужаснее смотрелись в ушах этого чудовища сережки – бриллиантовые сережки, что подарил Делии маркиз де Венсен.

Делия задыхалась, рвала ткань вуали, не в силах отойти, отпрянуть от ужасного лица старухи. Что-то держало ее, давило на самый затылок! Ах да, это ведь подушка.

Делия проснулась, но еще несколько мгновений нервно мяла край одеяла.

Рядом похрапывал маркиз.

В Париже светало.

***

За завтраком у Делии совсем не было аппетита – она лишь выпила кофе и съела сахарную корочку со слоеной булочки. Маркиз, напротив, поел с большим аппетитом и тут же стал излагать планы на день.

– Сейчас мне нужно домой – уладить кое-какие дела, – а потом заберу тебя и вечером мы поедем к старине Мишелю и Мадлен.

Делия кивнула и поводила ложечкой по дну чашки, размазывая остатки кофейной гущи.

– Что с тобой? – поинтересовался маркиз.

– Извини, – улыбнулась Делия. – Я знаю, что сейчас сама не своя. Немного утомилась вчера вечером. К тому же, мне до сих пор не по себе от того, как на меня смотрела та старуха в черном…

– Что за старуха?

– Та, что сидела в соседней с тобой ложе. Под вуалью.

– Она не старуха. С чего ты это взяла?

Делия несколько растерялась.

– Не знаю. Она выглядела, словно призрак.

– Да, одета старомодно. Она, кажется, носит траур по мужу. Один мой приятель вчера навел справки – заглянул в пару нужных лож, побеседовал. Ее зовут Кьяра Безаччо, она из Венеции. Уехала вчера из театра незадолго до нас вместе с вашим Жюлем Серро.

– Что, прости? С кем?

Маркиз поморщился.

– С вашим смазливым танцовщиком. Он вчера не танцевал – сидел в одной из лож с каким-то английским лордом, разряженным как павлин. А потом бросил его в фойе и укатил с итальянкой. Это, скажу я тебе, был еще тот цирковой номер!

Делия оказалась поражена настолько, что подлила себе кофе и принялась намазывать круассан маслом. Известие о том, что «милашка Жюль» укатил из театра с молодой итальянской вдовой, заставило развеяться тревогу, налипшую на душу после ночного кошмара.

– Невероятно. Но… Может, все не так просто? Откуда мы знаем, зачем он на самом деле с ней поехал.

– Сегодня сможешь вызнать это за ужином. Мишель пригласил к Мадлен их обоих. Ты же знаешь, как любопытен старина Мишель! А теперь прости, пташечка моя, мне пора.

И все же в этот день Делия Дево была немного не в себе. Она пыталась заниматься у станка, но занятие то и дело обрывалось, как обрывалась и зыбкая, внезапная цепочка мыслей.

«Что за странное чучело? – думала она. – С чего это Мишелю понадобилось таскаться за ней? Зачем Анри о ней расспрашивал?»

Она называла госпожу Безаччо чучелом, потому что совершенно не понимала природы ее явления. Если та молода, то зачем носит старомодное платье и густую вуаль? Если у нее траур по мужу – то зачем уехала с милашкой Жюлем? Почему, в конце концов, она смеялась?

«Странное существо и чудовищная женщина», – решила Делия.

Анри приехал поздно. Уже смеркалось и Делия, скинув атласные туфельки, сидела на софе, угощаясь легким розовым вином и засахаренными фруктами.

3

К Мишелю они явились в разгар веселья.

Строго говоря, веселились дома не у самого Мишеля, а у его любовницы, Мадлен Альбер. Делия любила бывать на таких вечерах – Мадлен знала, как развлечь гостей. Единственным ее недостатком был острый язычок, наполненный ядом здоровой женской зависти.

Они с Мишелем были ровесниками и она мучительно ревновала его ко всем особам женского пола. Стоило в ее салоне сверкнуть свежей юной красавице, как Мадлен тут же начинала шептать и отпускать невзначай колкие замечания о ее манерах и внешности. В целом, ей ничего не стоило быстро вытравить из их с Мишелем окружения любую, не успевшую там прижиться девицу.

Поэтому на вечера у Мадлен Делия старалась не одеваться чересчур роскошно, чтобы вместо единственной подруги не нажить злейшего врага.

Сегодняшний вечер, правда, стал исключением – Делии хотелось, чтоб ненавистная итальянка подавилась своим смехом! Так что она оделась, как принцесса – в платье цвета шампанского, в купе с бриллиантовыми серьгами и колье.

Сама Мадлен, к счастью, выглядела на редкость прелестно – в черном платье с алыми маковыми цветами, с царственным черным страусовым пером, приколотым к волосам рубиновой заколкой, и ложащимся на белое плечо.

Когда они с Анри прибыли, Мадлен как раз развлекала гостей своим пением – какой-то арией из старинной итальянской оперы. У нее был чудесный голос и несколько лет назад ей, юной звездочке, прочили успешную карьеру в театре.

Теперь ее театром стал салон – его просторный светлый угол, оформленный в виде огромной белоснежной раковины. А компаньонка Мадлен – фанатично ей преданная уже немолодая и некрасивая мадемуазель Бланш – аккомпанировала на фортепьяно.

Делия и Анри вошли за несколько мгновений до окончания арии, и с охотой присоединилась к оглушительным аплодисментам.

Мадлен поклонилась и, принимая комплименты, прошествовала через толпу гостей к Делии и ее маркизу. Анри поцеловал хозяйке вечера руку, заверил, что она неотразима и отправился на поиски «старины Мишеля».

– В последний раз я видела его в курительной комнате, – вздохнула Мадлен, провожая де Венсена взглядом. – Ах, мужчины!.. Милая, – улыбнулась она подруге, – ты сегодня прекрасна, словно принцесса.

– Благодарю. А ты – просто византийская царица! Эти цветы! Ах, и заколка!

– Да, я решила показать пример, как следует носить черное. Раз кое-кто не понимает.

– Кто же? – живо поинтересовалась Делия, попутно прикидывая, не имела ли подруга в виду ее саму и когда она в последний раз надевала черное. Но тут же она вздохнула с облегчением.

– Слышала ли ты о некоей сеньоре Безаччо? Да? Прекрасно! – Мадлен мстительно улыбнулась. – Мой милый Мишель зачем-то вздумал пригласить эту веселую вдову сегодня к нам. А она привела с собой смазливого содомита! – (тут Делия в душе усмехнулась – в свое время Мадлен сильно сокрушалась оттого, что «милашка Жюль» равнодушен к женским чарам). – Ах, дорогая! Ты ведь с ним знакома? Молю, вызнай у него хоть что-нибудь об этой особе. Она будто намеренно избегает беседы со мной.

– Клянусь, узнаю все, что смогу! – заверила Делия, про себя почти восхитившись итальянкой. Суметь избежать беседы с Мадлен на ее же вечере!

– Благодарю, милая! Да, кстати, наслышана о твоем триумфе. А теперь, извини. Мне нельзя оставлять гостей своим вниманием.

Мадлен душевно улыбнулась подруге и, все-таки скользнув оценивающим взглядом по ее платью, скрылась в толпе гостей.

Делия побродила по зале, перемолвилась парой слов с несколькими знакомыми, выпила бокал шампанского, попробовала что-то из закусок. И вскоре обнаружила милашку Жюля. Он стоял не в залах, а в маленьком, извилистом коридорчике, ведущем в комнаты, где во время вечеров иногда уединялись влюбленные парочки.

Там на стене висело большое зеркало и он, как одурманенный, всматривался в свое отражение, навязчиво дотрагивался до пышного жабо. На столике перед ним стояли два бокала – с шампанским и с красным вином.

Делия подошла и увидела, что Жюль еще и очень бледен.

– Жюль, дорогой мой! Добрый вечер, – промурлыкала она, расплываясь в улыбке.

– Мадемуазель Дево, – прошептал Жюль сухими губами. – Рад видеть вас здесь. Прошу прощения, но меня ждут.

– Ах, постойте! До меня дошли слухи, что вы изменили своим принципам. Я просто не могла…

– О чем вы?!

– Как о чем? Об итальянской вдове.

– Не смейте, мадемуазель Дево! Она – богиня. Я бы ни за что не прикоснулся к ней… непристойным образом.

Жюль схватил бокалы и скрылся за поворотом коридора. Впервые Делия увидела на его лице искреннее выражение оскорбленной добродетели.

Жюль, добродетель, богиня – вся эта вереница образов никак не могла улечься в хорошенькой, украшенной бриллиантами, головке Делии Дево.

Решив, что следовать за ним будет неприлично, Делия вернулась в залу. Там какой-то русский граф рассказывал пикантную историю, приключившуюся с некоей фрейлиной N при императорском дворе. Русский граф говорил и говорил, потом слово взял Анри де Венсен, потом вновь пела Мадлен.

Миновала полночь. Ускользнув в дамскую комнату на минуту-другую, как она сказала, освежиться, Делия поняла, что не хочет возвращаться в душную залу. Постояв в раздумьях возле укромной дверцы, она решила заглянуть в длинную комнату с большими окнами, служившую зимним садом. Она надеялась только, что там не обнаружится какой-нибудь воркующей парочки, которая помешает ей улучить несколько секунд тишины, прохлады и одиночества.

Но в зимнем саду, среди камелий, лимонов, орхидей и пальм, сидела Кьяра Безаччо. На столике перед ней мерно горели две свечи, в их свете поблескивали золотистым узором брошенные кем-то в беспорядке карты.

Кьяру Безаччо Делия узнала по платью. Вуали на ней сегодня не было, и она действительно оказалась довольно молодой. В первое мгновение Делия даже подумала, что они могут быть ровесницами, но затем поняла, что итальянка все-таки старше.

Возраст ее не могли выдать ни ее кожа, матовая, как бисквитный фарфор, с оливковым отливом, ни темно-каштановые волосы. Старыми были ее синие глаза – они смотрели на огоньки свечей, словно хотели и могли погасить их. Волосы ее были уложены очень просто, на античный манер. Простым было и ее старомодное черное платье с завышенной талией, и веер из плотного черного кружева, лежащий на ее коленях. Поверх веера она сложила руки, казавшиеся в запястьях невероятно тонкими из-за облегающих рукавов с рядом мелких пуговок, ложащихся углом на тыльные стороны ладоней. На безымянном пальце правой руки у нее поблескивал перстенек из золота с зеленой бирюзой. Кроме него, на итальянке были серьги – простые золотые капельки – и тяжелый золотой медальон.

Кьяра, казалось, так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как к ней приблизилась Делия. А та подходила и подходила все ближе, с каждым шагом думая, что вежливым будет обратить на себя внимание и поздороваться, но слишком хотелось рассмотреть эту странную женщину. Когда их разделяло не больше трех шагов, Кьяра спокойно повернула голову и посмотрела на Делию без малейшего удивления, словно та покинула ее на минуту, прервав беседу.

– Мадемуазель Дево, добрый вечер, – произнесла она, чуть выпрямляясь на стуле.

– Мадемуазель Безаччо, – почти выпалила Делия, склоняя голову.

Кьяра улыбнулась.

– Я предпочитаю «сеньора». Но можете звать меня «мадам», если вам угодно. Рада с вами познакомиться.

– Как и я, мадам. Вы замужем?

– Была.

– О, мне так жаль!

– Не стоит. Мой муж умер много лет назад. Присаживайтесь, мадемуазель.

– Благодарю, – Делия присела напротив, старательно расправив складки блестящего атласа своего платья. – Знаете ли, мадам, – я вынуждена вас предупредить – о вас в обществе ходят слухи.

– Вот как? Быстро. И что же говорят обо мне?

– Разное. Ваш отъезд из театра вместе с Жюлем Серро произвел фурор. Если сможете разбить его сердце, вам будут завидовать все женщины Парижа…

– Сожалею, мадемуазель. В мои планы не входит разбивание его сердца. У нас с ним чудесные дружеские отношения.

– Он зовет вас богиней.

Кьяра от души, звонко рассмеялась.

– Какой милый мальчик.

– И оставил в тот вечер ради вас своего друга.

– Друга? Бросьте! Кавалера на один вечер. Скажите, а почему вас так тревожит судьба Жюля?

– Мадам, она меня вовсе не волнует! Я… – Делия вдруг почувствовала, что сорвалась почти против своей воли с лукаво-игривой манеры на простой разговор. – На самом деле, я хотела спросить вас про нечто иное.

– Прошу вас, спрашивайте.

– Вы были вчера в театре, видели меня.

– Да. Вероятно, для этого вы и выходите на сцену, чтобы вас видели.

– И вы смеялись. Вы насмехались надо мной?

– Отнюдь. Вас я тогда не знала. Меня позабавила только ваша манера танца. В отточенном умении вам не откажешь, но вы были смешны в своем стремлении понравиться своему покровителю. И в своей гордыне тогда, на поклонах…

Делия онемела. Ее лицо, грудь и ладони вспыхнули, она принялась, что есть силы обмахиваться веером.

– Да как вы смеете? Мой покровитель… – она усмехнулась. – Мой возлюбленный – маркиз де Венсен. И в его силах навсегда разорвать связь между вами и сколько-нибудь приличным обществом. Кто заступится за вас, мадам? Милашка Жюль?

– Право, не пойму, чем именно вызвала такой гнев.

– Я вас презираю! – прошептала Делия и, вскочив, умчалась прочь из комнаты.

От ветра, поднятого ее юбками, зашелестели на столе карты, качнулись в кадках орхидеи.

Кьяра снова засмеялась.

4

Делия никому не рассказала о разговоре в зимнем саду, решила подождать, пока на руках у нее окажется козырь и она сможет достойно отплатить итальянке. Но с этого вечера несчастья словно бы преследовали мадемуазель Дево.

Вначале маркиз де Венсен за неделю ни разу не остался ночевать. После ужина отвозил ее домой или просто отправлял в своем фиакре, а сам оставался в ресторане.

В конце недели в гримерную к Делии подселили новую молоденькую балерину.

Прима вернулась, новых ролей Делии не предлагали. Вновь она была в первом ряду кордебалета.

Делия хотела перемолвиться словечком с милашкой Жюлем – из праздного любопытства – но узнала, что он слег с лихорадкой.

Устав ждать козыря от жизни, Делия отправилась к Мадлен, одевшись, как гувернантка и не накрасившись, чтобы та в полной мере ощутила глубину ее страдания.

Этот ход сработал безукоризненно – Мадлен, разбиравшая в гостиной корреспонденцию за чашечкой кофе, всерьез встревожилась за подругу.

– Милая, что с тобой случилось? Садись, скорее! Матильда, принеси еще кофе и пирожных. Что такое, Делия? Тебе нездоровится? У тебя неприятности?

Они устроились в малой гостиной, обильно украшенной лепниной и сверкающей атласом стен.

Делия вздохнула, словно старалась успокоиться.

– На меня будто навели цыганское проклятье. Все было так чудно, так хорошо, а теперь все рушится, ускользает сквозь пальцы… – к концу фразы голос ее и в самом деле дрогнул.

Мадлен закивала. По глазам ее было видно, что она жаждала подробностей, но ей пришлось ждать почти минуту, пока мадемуазель Бланш нальет Делии кофе.

– Благодарю, – прошептала Делия и отпила глоток. – Все началось с того вечера, с разговора с чертовой итальянкой.

– О, так ты с ней говорила? А мне не рассказала!

– Потому что это был ужасный разговор. Ты бы только слышала, что и как она говорила. Это не женщина, а какое-то чудовище! Она действительно была замужем?

– Кажется, да. Этот пудовый медальон у нее на шее – слышала, это что-то в память о муже.

– Не удивлюсь, если там у нее мышьяк, а мужа она отравила.

Мадлен залилась смехом.

– Как забавно, дорогая! Надо будет непременно рассказать на одном из вечеров. Кстати, ты собираешься быть у меня в следующую пятницу?

– Не знаю, право. Я сама не своя. И Анри – так холоден…

– Холоден?

– Да… – Делия действительно хотела поделиться с подругой своим главным женским горем, но тут что-то словно предостерегающе кольнуло в глубине души. – Понимаешь, обычно он был очень пылок. А теперь все стало так, словно мы женаты. Хотя, чему я удивляюсь? Мы не первый год вместе и так привыкли друг к другу. Может, так и должно быть, а я зря терзаю себя пустыми сомнениями? Как ты думаешь, дорогая?

Пока Мадлен, сдержанно кивнув, думала, что ответить на эту «жалобу», Делия отправила в рот крохотное бисквитное пирожное и отхлебнула еще кофе, который теперь показался ей свежее и горячее прежнего. Одному Богу известно, какими окольными путями прошла в эту долгую минуту мысль Мадлен Альбер, но следующим, что она произнесла, было:

– Ты знаешь, что ей пятьдесят лет?

– Кому?

– Кьяре Безаччо.

– Что за чушь, дорогая?

– Да-да! Виконт де Брильи видел ее в Венеции пятнадцать лет назад. Она говорила, что ей двадцать девять, но уже тогда выглядела моложе. И уже была вдовой – появлялась всюду с каким-то мужчиной по имени, кажется, Марко. На карнавалах он носил маску Мефистофеля, а по рассказам тех, кто его знал, сам был сущим дьяволом…

– Дорогая! Не стоит верить де Брильи. Разменяв шестой десяток, он стал слаб рассудком.

– А ты только представь, что и Кьяра Безаччо собирается разменять шестой десяток.

– Не верю! – воскликнула Делия, хотя в действительности была готова поверить. Вот что не так с этой странной сеньорой Безаччо! Она и вправду уже стара! – Однако не пойму, к чему ты говоришь это. Как меняется положение дел оттого, что ей на двадцать лет больше, чем все думали?

– Тебе не кажется, что было бы неплохо узнать ее секрет? Как ей удается сохранять юность? Ты только представь – лишние двадцать лет молодости! – Мадлен говорила горячо, почти шепотом и была ужасающе серьезна. Такой Делия видела ее крайне редко.

– Но это невозможно. Говорю же тебе – де Брильи нельзя верить. Он фантазер и рано состарился.

– Неужели не стоит даже попытаться? – Мадлен схватила Делию за руку. – Если есть хоть малая вероятность… Подумай: тебе уже двадцать четыре, мне тридцать. Ни Анри, ни Мишель не женятся на нас никогда. Все, что мы можем – это удерживать их возле себя своей красотой, своими ласками. Но и ласки станут им омерзительны, когда наша молодость уйдет. Со мной это случится раньше и очень скоро. А ведь я пожертвовала ради него карьерой в театре. Тебе повезло – у тебя еще несколько лет, прежде чем твоя закончится…

– Прекрати! – почти закричала Делия, отнимая у Мадлен свою руку. – Ты сошла с ума и говоришь ужасные вещи. Совсем, как она! О, я поняла!.. Да-да, дорогая, я поняла. Ты давно сдружилась с этой итальянкой и вы решили так зло подшутить надо мной! Тебе завидно, что я молода и сверкаю на подмостках.

Глаза Мадлен похолодели, губы вначале поджались, а затем расплылись в злую усмешку.

– Дорогая, думаю, тебе лучше уйти.