Текст книги "Куплю тебя, Девочка"

Глава 4.

Теперь нет смысла упираться, и я достаю язык, на который тут же тонкой струйкой льется обжигающая жидкость…

Жидкость обжигает, льется в горло, и я почти готова захлебнуться. Но Ник отбрасывает стакан в сторону. Его стук о ковер, кажется, отдается пульсацией в висках. Не успеваю опомниться, как шероховатая плоть собирает вкус виски. Гладит, обжигает почище любой кислоты.

И это волнующее чувство захватывает. Несет. Кружит голову. Откровенно говоря, пугает.

Я хочу оттолкнуть Ника, выпрямиться, но теперь голова в плену его пальцев, а язык уже внутри. Губы в губы. Влажно, грязно, настойчиво.

И из самых глубин порочного тела рождается стон, и теперь я сама касаюсь его языка. Пробую на вкус. С той же силой. Ласкаю, давлю, словно участвую в первобытной схватке, их которой не будет проигравших. Слишком мы поглощены этим поцелуем. И он все длится и длится. Бесконечный эротический, нереальный. Язык устает, как после долгого разговора, а губы опухают и немеют.

– Хватит, – прошу, когда он отпускает меня, чтобы набрать воздуха, – ты мне сейчас шею сломаешь.

Он отстраняется слишком резко, словно опомнившись. Смотрит шальным взглядом, пока я кручу головой. Шея затекла, но во время поцелуя это последнее, о чем я думала. Я вообще не была способна к рациональной мысли.

Ник выругивается. Отвернувшись, трет лицо. А я облизываю, прикусываю губы, чтобы понять, что они все еще на месте. Но прекращаю под его взглядом. И вижу, что его как будто ведет…

Ник часто дышит и тут же убегает в ванную. Меня толкает в грудь волнение, но тут же исчезает, когда слышу, в чем, собственно, проблема. Организм отторгает наркотики.

Его там рвет. И я его понимаю. Меня саму мутит, как от качки на волнах.

Что это за поцелуй такой, что длится больше минуты, что приносит внутренний дискомфорт и спазмы внизу живота.

Извращенец.

У него новый приступ рвоты, а я завороженно смотрю на входную дверь. Потом на сумку с деньгами.

Можно просто сбежать, верно?

Он никогда меня не найдет. Никто не найдет.

Делаю шаг, чтобы рвануть к сумке. Но между ног стреляет странное ощущение. И как будто белье намокло.

Менструация? Не должна.

Возвращаюсь в реальность, но опаздываю ровно на секунду. Ник, вытирая лицо полотенцем, выходит из ванной.

Быстро отыскивает меня глазами и откидывает от себя лишнее, поражая возникшей аурой напряжения. Как зверь на охоте. Как солдат на поле боя.

Невольно делаю шаг к двери, но он уже рядом. Его клешня хватает волосы, разворачивает к себе лицом и выдыхает запахом мяты.

– Раздень меня… – требование, что отдается где-то глубоко. Хочется подчиниться. Но я не собираюсь потакать капризам.

– Ширинку ты расстегнешь и сам, – пытаюсь убрать с волос пальцы, но теперь вторая рука захватывает в плен мои запястья.

– Ты слишком дерзкая для шлюхи.

Это я уже слышала.

– Ты слишком много болтаешь для того, кто хочет трахаться.

Он меняется в лице.

Напряженное, красивое, хищное, оно завораживает так, что остальная часть комнаты превращается в туман.

Вскрикиваю, когда он отталкивает меня и отходит к кровати.

– Раздевайся! – с рыком приказывает и тише: – Танцуй…

Он стягивает с себя футболку и садится на кровать. Я невольно бросаю взгляд на сумку. Надо просто уловить момент.

Раз и нет меня. Можно и голой убежать. Мне не привыкать. Когда тебя грозится изнасиловать свора тварей, можно убежать и голой.

Но Ник не свора. И не тварь. Но его импульсивность пугает. Кто знает, не захочет ли он действительно порезать меня во время своего оргазма? Задушить, пока трахает.

Облизываю пересохшие губы и начинаю медленно двигаться в такт внутренней мелодии. А в комнате звучит лишь наше сбившееся дыхание, лишь взгляды танцуют, рассматривая друг друга.

Я была права. Спорт его второе имя. Подтянутый и складный он производит потрясающее впечатление. И даже мысль мелькает, что для такого можно и станцевать.

Медленно касаюсь края кофты. Поднимаю…. Ник облизывает губы, не сводит взгляда с моих рук. Он словно ребенок, перед которым разворачивают подарок. И это понятно…

Я знаю о соблазнении все.

Я знаю, как, не раздеваясь, довести мужчину до оргазма. Знаю точки на теле, которые при стимуляции позволят не кончать всю ночь. Я даже знаю, как заставить полюбить себя. Имитация оргазма – это отдельное искусство. Хотя настоящий при моей профессии недоступен. Я не испытываю от всего этого удовольствия.

Я и не должна. Это работа. Пора напомнить себе, что Ник – сегодня моя работа.

И я боюсь ее выполнять. До дрожи, до онемевших пальцев.

Его прикосновения кружат голову, словно пары опиума. Его взгляд мешает думать. Даже сейчас во мне теплится желание подойти, погладит тугие мышцы, обтянутые светлой кожей. Прочертить линию татуировки, что от руки по плечу спускается на спину.

Провести ногтями по мужским соскам.

Не ради его наслаждения, а потому что я так хочу.

Мне рассказывали, что многие шлюхи даже могут испытывать оргазм, но мне кажется, это сказки. Для женщин, чтобы заманивать их в браки.

Какой мужчина будет доставлять удовольствие кому-то кроме себя любимого?

Я уже стягиваю кофту, чуть тряхнув крупной грудью. Поворачиваюсь спиной и медленно кручу бедрами, дразню его тем же комплектом, в котором он меня увидел сегодня на сцене. Сценой назвать это сложно, скорее пьедестал с палкой, вокруг которой я должна крутиться. Должна вызывать желание. Только вот в глазах Ника светится настоящая, пугающая до стеснения в груди, жажда.

Он словно сумасшедший, его длинные пальцы сжимают покрывало, его джинсы давно готовы порваться от напряжения. Его кадык постоянно двигается, а голос заставляет теряться в этой жажде и меня.

– Да, детка, покрути своей попкой.

Мне на удивление не противно это слышать, но это самообман. Удовольствия нет. Секс для мужчин. Для женщин страдания.

– Дальше… Господи. Быстрее… – выдыхает он, уже расстегивая ремень. – Просто сними с себя все и дай на тебя посмотреть.

Я киваю, избавляюсь от лифчика, от свободных штанов, даже от трусиков и кидаю все это в сторону двери.

Что-то подобрать успею.

Стоит повернуться к нему лицом, он стягивает с себя джинсы с трусами, оставляя их болтаться на щиколотках. Мне же хочется себя ущипнуть.

Никогда не видела гладко выбритого паха. Ни одного волоска. Говорят, так делают геи, но судя по гордой палке, увитой тонкими прожилками вен и темно-розовой головкой, Ник не гей.

И сейчас он будет мне это доказывать.

И пусть, пусть… Но я должна сделать хотя бы одну попытку. Как обычно…

– Иди сюда. Иди сюда и просто сядь на мой член, – хватается он за него сам, как за рычаг и продолжает жалить взглядом грудь. Она почему-то ноет, словно в ожидании очередных по ней ударов хлыста за побег.

– Ладно, – вздыхаю, делаю шаг, но киваю на ночник. – Включи его, а я пока свет выключу.

– Тебе вроде нечего стесняться, – усмехается Ник и гладит свой ствол. Завораживает, как длинные пальцы обвивают его, ласкают. Я невольно думаю, что не прочь на это смотреть.

Но сейчас важнее другое.

Улыбка. Которая как будто гипнотизирует Ника и мой голос. Глуше. Тише. Мягче.

– Пожалуйста…Ник.

Он морщится, но встает и забавно ковыляет в спущенных штанах.

Вот и все…

Я иду к выключателю, пока в груди барабанит сердце.

Раз… Два…

Ник отворачивается. Я же в пару резких движений выключаю свет до того, как он дотягивается до ночника. Хватаю сумку и хлопаю дверью.

Глухой удар, стон и я фыркаю в кулак.

– Едрить твою за ногу!. Долбанная сука. Шмара охреневшая. Убью тварь!

Мат… Как это по-русски… – ухмыляюсь я и бегу, на ходу надевая кофту и закидывая рюкзак с деньгами на плечи.

Бегу. К свободе.

Глава 5.

Пока бегу к лифту слышу ругательства и еще один глухой удар.

Он же в спущенных штанах, в темноте.

Наверное, мне должно быть его жалко, а мне наоборот весело.

Будет ему уроком.

Лифт как назло не едет, а дверь в комнату уже открывается. Голову затуманивает страх, и я очертя голову несусь к лестнице. Теперь придется бежать по улице с почти голой жопой и босиком, но такая сумма того стоит.

А может быть мне повезет, и я смогу угнать машину. Последний раз мне удалось вскрыть тачку, но завести не получилось.

Пробегаю еще пару пролетов, вижу заветную серую дверь, как вдруг меня дезориентирует оглушительный выстрел.

Я слышала их и раньше, но в пространстве коридора эхо бьет по голове как молот по огромному колоколу.

Я торможу, пытаюсь прийти в себя, тяжело дыша. Смотрю на место, где пуля расколола часть стены.

Она пролетела далеко от меня, но кто знает, куда полетит следующая.

Больной ублюдок.

Я сглатываю вязкую слюну, чувствуя, как страх жидким веществом стекает в пятки. Поднимаю голову вверх.

Он стоит на четыре пролета выше и целится в меня.

– Что? Добежать самому третья нога помешала? – спрашиваю громко и делаю маленький шажок в сторону. Главное, не паниковать. Главное, держаться уверенно…

– За комплимент спасибо, – придурок. – Решил, что пуля будет эффективнее. Поднимайся сюда.

Я качаю головой. Ни за что.

– Ты не убьешь меня, – делаю еще шаг в сторону двери. Ну не псих же он. – Ты же не…

Он целится. Щелчок. И я не могу двинуться с места. Не верю. Не хочу умирать.

Нет!

В следующий миг предплечье обжигает племенем или укусом огромного шмеля. Смотрю на одежду, но ничего не вижу. А потом маленькое пятнышко. Красное…

– Ты подстрелил меня! – не могу поверить. Кричу ему, а он словно обезьяна спускается ко мне по перилам. И стоит мне сделать рывок в сторону, хватает за подстреленное плечо и толкает к стене.

Больно!

Стаскивает сумку, отбрасывает в сторону и хватает за горло.

– И скольких клиентов ты так облапошила, сука? – его пальцы давят, его глаза горят огнем мщения, но губы кривятся в ухмылке. А я пытаюсь отодрать от себя его руку. Царапаю, вижу, его это не заботит.

– Ты в меня выстрелил! А если бы убил?! – кричу я ему в лицо, а он стаскивает с меня окровавленный пуловер и стирает кровь.

– Почти ювелирная работа. Царапина.

– Псих! И что это ты сейчас делал? Лазал как обезьяна.

– Паркур. Не слышала? – осматривает он рану. Моргает пару раз и вдруг слизывает выступившую кровь. Странное действие, как будто дежавю срабатывает.

Это будоражит больше, чем его полуобнажённое тело, жадный взгляд исподлобья, пальцы, уже ласкающие кожу шеи.

– Это же для мальчиков, – задыхаюсь я. Кажется, тело стягивает невидимой пленкой, в груди разливается жар от недавно выпитого виски. Или не виски?

Да кто он, черт возьми, такой. Почему так действует на меня? Почему стоять здесь кажется таким правильным?

– Так я тоже мальчик, – пялится на грудь, от чего соски только сильнее морщатся, и он легко касается одного кончиком пальца. Ох ты ж… Снова дергаюсь, но его рука припечатывает меня поясницей к стене, надавливая на живот. – И меня обидела девочка. И знаешь, как я буду мстить?

Он смотрит, не дает отвести взгляд, и мне очень хочется понять, о чем он сейчас думает.

Его пальцы ведут по животу, выше, проскальзывают по груди. Боже… Прекрати. Прекрати. Мне страшно.

Но тут я вскрикиваю, когда он задевает царапину. Поднимает руку и несколько капель крови размазывает по моим губам. Металлический вкус пугает. Но то, как он это делает, заставляет сердце яростно толкаться в грудную клетку. Не от страха.

Умом я понимаю, это возбуждение, но как признаться самой себе….

– Ты больной… Ты просто больной ублюдок.

– А ты шлюха и воровка. Приятно познакомиться, – хмыкает он, резко отпускает горло, вдавливает меня в чертову стенку всем телом. Стискивает пальцами задницу и поднимает меня выше. Так что губы и глаза оказываются на одном уровне. А дыхание смешивается и превращает мозг в желе.

И он долго смотрит, словно чего-то ждет, а мне хочется кричать, брыкаться, но я загипнотизирована, заморожена. Поглощена тем, как действует на меня это тактильное безобразие. И я сдаюсь. Ему. Себе. Просто понимаю, что хочу…Его.

И руки прекращают борьбу, а губы сами тянутся за поцелуем. И его грубые слова даже не ранят. Потому что кажется – пусть только кажется, что он так не считает. Что он произносит это любя.

– Грязная сука, – последний хрип и губы сталкиваются в равной схватке за власть. За возможность впервые чувствовать себя живой и настоящей. За шанс впервые сыграть с собой игру, что я не купленная. Что он мой парень и мы в ссоре. А это дикое, животное примирение.

– Расстегни этот чертов ремень, – требует он между рваными, влажными поцелуями, пока я просто задыхаюсь и давлюсь обильной слюной.

Его язык то трахает рот, то ласкает. Его губы то жалят, то дарят тепло.

Мне хочется больше, сейчас все тело просит больше. И кажется, что никто кроме этого психа не сможет мне этого дать.

Ловко расстегиваю его пряжку, вытаскиваю ремень, тяну вниз ширинку, царапаю тугие прокаченные мышцы ногтями, и его дрожь передается мне.

– Еще, ох, сука, еще раз… – ноет он как помешанный, ласкает мой язык, кусает губы. И все это время ни разу не закрывает глаза. Смотрит на меня так… Слишком темно и порочно, слишком голодно и страшно. Словно путник, нашедший в пустыне свой оазис.

Второй рукой нахожу член и принимаюсь его активно гладить. Идеальная форма и размер. Именно из такого прототипа делают фаллоимитаторы, именно такой мечтает иметь каждый мужчина. Потому что именно такой хочет в себя женщина.

А я женщина.

И впервые хочу не откусить или отрезать, а почувствовать, что такое не секс за деньги, а то, что дает мне этот парень. Безумие. Эмоции. Страсть.

Теперь его рука тоже внизу, а вторая продолжает держать мой зад, средним пальцем поглаживая анальный вход.

– Скажи, что нравлюсь… – проскальзывает он пальцами в меня, и я вскрикиваю.

Да, боже мой.

– Скажи, что нравлюсь! – отрывается от губы и силой кусает сосок. И я с визгом:

– Нравишься. Очень, очень нравишься.

Особенно, когда зубы сменили губы и жадно сосут. Особенно, когда кончики пальцев находят особенное место и надавливают на него.

Господи, внизу живота такой зуд, что нет сил терпеть.

И я сама.

Господи, сама направляю в себя член. А Ник возвращается к моим губам, взгляду, и мягким движением вторгается внутрь.

Глава 6.

Я никогда не любила боль. Старалась избегать ее любой ценой. Порой ценой другой боли.

Шлюха? Да. Воровка? Да. Но разве я не должна была попытаться, разве имела я право не попробовать сбежать? Разве он мог оставить меня в покое?

И убегая от боли, которой он грозился, я снова напоролась на нее же…

Только странную такую, растягивающую нутро, вызывающую убойный стук сердца. Ровно до того момента, пока головка члена чуть касается матки, пронзая чувства насквозь. Теперь тянется обратно. Скользит по влажному тесному пространству, царапая мягкие стенки венами, каждую из которых я ощущаю, как горящее клеймо.

Но все ровно до того момента, пока ствол не выходит полностью, чтобы с точностью ювелира вторгнуться обратно.

– Сука, – выдыхает мне в рот Ник и сдавливает тело.

До синяков. До острой боли. Словно его единственное желание меня порвать на мелкие ошметки, а в глазах единственное желание – драть.

И я смотрю в это лицо, что расплывается кругами. Кажется нереальным, как и чувства, что он во мне вытаскивает. Вынуждает испытывать. Неправильные. Отвратительные. Грязные. Но это такой кайф…

Опиумный экстаз, вызванный дурманом и шоком от происходящего. И я облизываю пересохшие губы, еле выдыхаю:

– Боже…

Как же глубоко и тесно. Как же влажно и горячо. Как же его тело напряжено и волнующе.

И не знаю, что я сделала, но он злится. Хватает пятерней волосы. Сдавливает затылок. Дергаюсь, думая, что это снова заставит меня страдать. Но эмоции только острее. Теперь его член больше не кажется чужеродным, теперь он нашел свою идеальную резьбу.

И я царапаю плечи Ника, глажу шею, вплетаю пальцы в волосы, так что его пронзает дрожь. И он словно оживает. Скользит во мне медленно назад и забивает наслаждение внутрь. Назад и глубоко обратно.

И это не похоже на секс, это какое-то сакральное, животное совокупление, призванное меня загипнотизировать. Еще. Боже. Еще пару раз. Только не спеши. Вот так…

Медленно и сразу резко.

И я не могу молчать, шепчу «пожалуйста» на каждый его священный толчок. И кажется, что стоит отвести взгляд, магия закончится.

Его лицо становится прекрасным в своей злобе, а бедра работают как отбойный молоток, вдалбливая меня в стену. Все жестче. Все агрессивнее. Все чаще.

А я с трудом улавливаю происходящее, но в голове гул, как от винта вертолета. Пытаюсь подавить эти эмоции, но они только сильнее. Захватывают в капкан тело. Я будто кролик в зубцах. Не вырваться. Не дернуться. Остается только принять свою участь и пытаться насладиться последними минутами жизни. Понимаю, что мое лицо полное растерянности. Глаза затопила похоть. И мне хочется узнать, что это? Разве так бывает? Почему такое прекрасное действие может его злить? Вопросы в разнобой терзают остатки сознания, которое отчаянно пытается бороться с виски в моей крови.

И я пытаюсь дать себе указание запомнить каждую мелочь, чтобы потом, когда станет совсем дерьмово, вспоминать… Прокручивать… Умирать снова и снова в этих сильных руках. Подобное забывать непозволительно. Не прощу себе.

Я пытаюсь зарисовать в памяти его острые черты лица, злые зеленые глаза, в которых гнев борется с жаждой.

Безумие с разумом. Впервые в жизни я понимаю значение слова «сексуален». Впервые в жизни я хочу купаться в той грязи, куда он меня погружает в каждым яростным толчком все глубже.

– Да! Да! Сука… – почти шипит. – Дрянь…

Горячее дыхание у губ и следом животный поцелуй. Прекрасное насилие с привкусом выступившей крови. Никакой осторожности. Ни нежности. Ни чувственности. Только концентрированная страсть и даже жесткость. Он словно пожирает меня, не давая проявить даже малейшей инициативы. Одна рука по-прежнему на моей заднице, вторая в волосах. И я схожу с ума от грубых фрикций, от звука шлепков и ударов тела друг об друга, запаха. Различаю древесные нотки и просто отпускаю себя, позволяя этому животному пожирать плоть своей дичи. Языком, что обладает моим ртом. Членом, что забивается в меня с силой взбешенного быка.

Глаза открыты и без тени стеснения, с голодным блеском на дне, сверлят меня. А я медленно уплываю из действительности. Теряюсь в темноте вожделения.

Толчки становятся почти автоматной очередью, и я чувствую себя преступницей, приговоренной к наслаждению. Оно во мне. Впервые в жизни так близко.

Впервые в жизни я хочу посмотреть на секс со стороны. На то, как работают мышцы спины, на то, как я куклой дрыгаюсь на члене Ника.

Я вся дрожу напряженной струной. Рвано выстанываю мольбу. И совершенно плевать на то, что нас могут услышать. Я так сильно хочу всего этого. Готова застрелить любого, кто посмеет помешать.

Впиваюсь ногтями в мужские, влажные от пота плечи, крепко обнимая обеими руками. Провожу кончиками пальцев по его шее, по коротким волосам и легкой щетине на лице. Ласкаю. Запоминаю. Прижимаю к себе еще больше, хотя он и без того впечатал меня собой. Чувствую его каждой клеточкой своего тела.

Стон все-таки срывается. Сиплый, беспомощный. Горло пересыхает, и даже плевок в рот и следом поцелуй не могут утолить жажды.

Жарко. Дышать совершенно нечем. Волосы липнут к телу. А его губы сводят с ума, втягивая соски, покусывая их.

Так хочется застрять в этом моменте. И сдерживаться сил просто нет.

Движения члена внутри стали куда четче и быстрее. И я не понимаю, откуда этот жар по всему телу. Он поднимается от онемевших ног все выше. К низу живота. Груди, щекам. Мозгу и оттуда прямым потоком обратно. Между ног. Смешивая чувства и эмоции в единый сгусток экстаза.

В висках пульсирует кровь, и я хватаю ртом воздух, когда чувствую внезапный, всепоглощающий экстаз. Меня оглушает, ослепляет, я содрогаюсь от неведомых раньше ощущений. И лишь его укус, его взрыв лавы внутри приводят меня в сознание.

Но я все равно плыву и на давление плеча просто опускаюсь на колени.

– Оближи, – задыхаясь, толкает он мне свой идеальной формы член, что пленкой стянула белая субстанция. И я, не осознавая, что делаю, достаю язычок и принимаюсь это вылизывать. Кажется, нет в этот момент ничего важнее.

– Ох, черт, – почти падает он, но упирается рукой на стену.

И я хочу уже открыть рот, хочу вобрать плоть до горла, но все заканчивается.

Мало соображаю, когда любимую игрушку забирают, заправляют в штаны, а меня валят на плечо. Ловко хватают сумку и поднимаются по лестнице.

– Здесь стреляли, – слышу голос, открываю глаза, вижу пару лакированный ботинок и шлепанцы Ника. – Вы никого не видели?

– Русский наркоман и шлюха, – отвечает Ник совершенно искренне, так спокойно, словно для него в порядке вещей ходит по лестницам с голыми телками. – Побежали вон туда.

– Спасибо. Будьте осторожны.

Мужчина убегает вниз, а Ник, тащит меня все выше.

Уже в номере роняет на кровать. От которой отпружиниваю и наблюдаю, как он снимает лишнее и остается лишь в прекрасной в своей агрессивности силе. Нависает сверху, стягивая горло взглядом. Рассматривает тело и дует на истерзанный ласками сосок.

Спать он явно не собирается, а я смотрю на часы и понимаю, что это единственная ночь, когда я могу полностью насладиться близостью другого существа. Мужчины. Тех, кого я ненавижу. И лишь этого конкретного хочу.

Он трогает мою грудь, спрашивает про шрамы от кончиков хлыстов, но я не могу об этом рассказывать.

– Я не хочу говорить, я хочу трахаться. Ник… – желаю перехватить инициативу, но этот парень явно не любит быть под кем-то. Наваливается всем телом. Раздвигает ноги как можно шире. Убирает мои руки в плен пальцев, вонзается и сипло выговаривает:

– Меня зовут Никита.

А я слышу, слышу и мне нравится это имя. Оно такое… Из детства, когда казалось, что есть в мире сказка. Есть. И в данный момент я в ней купаюсь. Только одна ночь, когда можно просто превратиться в новую Алену. Без прошлого. Без будущего.

– Алена. Меня зовут Алена.