Текст книги "Скифский камень. Мифы и сказания"

Глава 20 Похороны царевича

В это время к нему подходили дрожащие от ужаса слуги. Старший из них осмелился спросить, как они будут хоронить царевича.

– По царски, – отрезал Влдастелин, и взглянул он на слуг.

Они бросились исполнять приказание, в спешке стали убивать рабов, коней, готовить дорогую посуду и прочую утварь для того, чтобы положить в курган. Важно ничего не забыть из того, что может ему пригодиться, а то потом призраки замучают и сведут в костер.

Из сундуков достали лучшие одежды.

– Что это? – не выдержала Сиси, которая была зла на весь белый свет, – они хотят загладить свою вину, мерзкие убийцы. Конечно, мертвый царевич не страшен, чего его бояться.

Она снова дошла до Мефи.

– Раз ты с ними можешь общаться, ведь ты был с ними и говорил, я требую, чтобы ты сделал хоть что-то, этот гад должен там лежать, – она указала на Дана, – я не знаю, как ты это сделаешь, но он должен быть там.

– Ты хочешь, чтобы царь меня растерзал потом? – притворно испугавшись, стал допытываться бес.

– Ничего этого не будет, и с тобой ничего не сделается, ты не хуже моего знаешь, – не унималась она, и толкнула его туда, откуда только силы взялись в таком хрупком теле.

– Ну что же, такой подарочек для них устроить можно, – решил бес и направился к царю, конечно, ничего он не боялся, это было даже забавно. И он должен потом похвастаться, что тоже лапу ко всему этому приложил.

Не успели все и глазом моргнуть, а он был уже рабом царя, правда, не из тех, кого можно было похоронить в кургане. Поймать и убить его слуги верные точно не могли, но он оставался рабом, хотя бы на глазах у остальных.

– О, мой царь, – твердил он, понятия не имея, как тут к царю нужно обращаться, – царевич там не обойдется без вашего первого советника. Я только что оттуда, обещал донести до вас эту весть.

Говорил он настойчиво, без всякой рабской покорности.

– О чем ты, раб, – удивленно спросил царь, – с каких это пор слуги давали советы своему властелину?

– А я был при умершем царевиче, он просил, чтобы отправили туда этого парня, – не моргнув глазом, произнес тот, так уверенно, что понял царь, что надо подчиниться, этот слуга ряженный, и что он потом сотворит, никому не известно. Но отомстит точно, тогда все жертвы окажутся напрасными.

Он быстро отдал приказ, чтобы и советника туда отправили.

Ничего не понимавший Дан стоял перед ним. Он-то успел успокоить себя, убедился, что гроза миновала, как же такое могло произойти?

Они теперь взирали миг друг на друга, царь едва скрывал усмешку, и думал, что виновному никогда не удастся уйти от наказания, да и Дан понял, что тайное всегда становится явным. Кто-то его выдал, и не стоит искать виновных среди людей, это был кто-то из богов, противиться бесполезно.

– Я много раз убеждался в том, что ты хороший советник. Вот и теперь то же говорю, – заявил он.

– Я всегда рад служить тебе, царь, – отвечал тот, не понимая, награда или наказание за то последует.

Глава 21 Смерть всегда за спиной

Они испепеляли друг друга взглядами. Один из них уже принял решение, а второй пытался угадать, каким будет это решение. Но ничего не мог угадать, и был зол на весь остальной мир. И на себя самого тоже злился советник.

– Я понял, что ты нынче нужен не мне здесь, а сыну моему там, – наконец что-то прояснил царь, смотрел он с таким вызовом, что спорить с ним было бесполезно, да и кто бы на такое отважился.

Но ведь он не собирался этого делать, еще недавно не собирался, так что же с ним произошло теперь, кто ему подсказал эту идею, бог или дьявол так рассердился на самого советника, что он должен умереть так внезапно? Хотя какая разница, кто, неужели случится неотвратимое?

Нет, умолять царя бесполезно, он придумает что-то еще, будет только хуже и страшнее, оставалось подчиниться. Но ведь он не успел даже проститься с семьей, ничего не успел и уже не успеет.

Зло ли к нему возвращается, как он радовался, что старик мертв, но это ужасно, как все повернулось вдруг.

И черные тени из грядущего, далекого и недалекого грядущего наблюдали за тем, как настоящий бес, на которого они сами недавно ссылались. Теперь он замаскировался под слугу, и отдал распоряжение, чтобы царского советника готовили к жертвоприношению. А чего еще от такого можно было ждать?

Его должны были похоронить вместе с царевичем.

Дан не проронил больше ни звука, таким безнадежным ему тогда все казалось, что творилось вокруг. А может чувство собственного достоинства не давало ему вопить, да и ничего не мог он изменить. А потому помереть надо достойно. Он мучительно вспоминал историю про какого-то царя, который понял, что не сможет победить, и потому строил пир. Самый шумный и веселый пир за мир до смерти. Но вот только как звали этого царя? Вспомнить он никак не мог, сколько не старался.

Бес был доволен совершенным. Мысли других предугадать было трудно, и только страх в глазах у заговорщиков, уверенных, что начались разоблачения, и все поплатятся за случившееся, не проходил, хотя про них все забыли. Вот так и твори добрые дела, и спасай этот странный мир.

– Наверное, так и совершается справедливость, – подумала Ника, когда кто-то невидимый указывает на виновного, и тот вершит свой справедливый суд.

№№№№№№№№

А потом были пышные похороны. Даже прекрасную деву убили, столько тел закидали в курган, что даже страшно многим стало, казалось, что произошло какое-то сражение, и надо было похоронить убитых. Но не было никакого сражения, враги не убивали всех этих скифов, просто покатись все само собой.

Если бы у царевича была жена, то и ее бы убили в тот самый миг, но парень не был женат, и кому-то сохранил жизнь. Как должна была радоваться та, которая вчера еще мечтала стать его женой и примеряла в мечтах наряды царицы.

Ника немного поежилась, вот значит, откуда пошел такой странный и страшный обычай. Смерть царя была настоящим горем для всех, кто был с ним рядом. Смерть жены его и всех, кто мог понадобиться в другом мире должны были оказаться тут.

Вот и клялись позднее умереть в один день, и такой клятвы тогда никак не могли нарушить.

Надо будет узнать, не сбежала ли какая-нибудь царица из дворца, как только узнала, что царь скончался

Сиси рыдала над царевичем, словно она была всю жизнь его возлюбленной. Или у них так положено было, и могли бросить в темницу того, кто рыдал не достаточно сильно?

Ника смотрела на все это торжественно и твердо. С такими песнями, с такими воями хоронят только самых близких и самых лучших.

А потом устраивают еще тризну с игрищами, странными песнями и воплями. Кажется, царь горевал неподдельно, он забыл обо всех угрозах, которые от него исходили, понимал, что сам виноват в том, что творилось., чувствовал, что в другом мире за все спросится.

После всего этого Ника записала еще одно стихотворение. Оно было понятно в этом мире и казалось диким и странным в ее собственном. Но пусть некоторые задумаются о том, что может быть с любимыми, какими суровыми были те обычаи

.Вдова

 
Меня ведут к костру, там тело мужа
И странный бред моих воспоминаний,
И кажется, весь мир сегодня сужен
До пламени, до взглядов, до признаний.
 
 
Едва ли мне хотелось оставаться
Средь родичей его в плену иллюзий,
Но и в огне так страшно растворяться,
И знать, что ничего уже не будет.
 
 
Никто меня вернуть назад не сможет,
Да и куда теперь мне возвращаться,
Огонь шипит, как старый кот тревожно,
И умножает все мои несчастья,
 
 
Еще взглянуть на солнце, замирая,
Пусть жизнь несется к новому пределу,
но я ее сегодня выбираю,
И до обычаев твоих о нет мне дела.
 
 
Костер погас, я вырвалась из плена,
Что ж, дорогой, счастливо оставаться.
Я просто жизнь люблю самозабвенно,
И знаю, рано с нею мне прощаться.
 
 
В чужой стране, в объятиях другого,
Мне снова будет это пламя сниться,
И буду возвращаться к казни снова,
И уходить, не в силах раствориться.
 
 
Мне вслед посмотрят боги обреченно,
Напомнят, что назад мне не вернуться,
Они смиренно говорят о чем-то,
Чужие песни так протяжно льются.
 
 
Но я умру, не оттого, что с мужем,
Я не могу и не хочу прощаться,
Мне свет и воздух в этой жизни нужен,
И я достойна и любви и счастья.
 

А потом, у костра она рассказывала историю про другого царя, о нем вспоминал недавно Скиф, про царя Валтасара, устроившего последний пир, когда он понял, что проиграл и обречен. Наверняка и ей и царю подсказал эту историю бес, без него точно не обошлось. Но она почувствовала себя древней сказочницей, и никогда ничего подобного прежде не переживала, только теперь.

Глава 22 Последний пир

Закат был кровав в тот вечер. Об этом говорили все в Вавилоне. Страшно выли собаки. Люди прятались по домам. Сколько дурных снов приснилось, сколько пророчество было послано им. Это не могло быть случайностью. И в ужасе прятались они и пытались угадать и понять, что еще можно сделать, как им поступить дальше, но что тут придумаешь, если мир рушится. И только царь, он словно ничего не видел и не слышал. Он не хотел никого слушать.

Когда во дворце появился жрец, Валтасар усмехнулся. Он жестом приказал ему замолчать и указал на ту комнату, где их никто больше не мог увидеть и услышать.

Жрец упал перед ним, но он не собирался его поднимать. Он усмехнулся, пусть в таком положении попробует ему рассказать о том, зачем пришел.

– Ты скажешь мне по великому секрету то, что известно всем, – говорил царь, – и я должен одарить тебя за это?

– Спаси себя и свой мир, – едва слышно прошептал он.

– Ты так наивен и глуп, что полагаешь, будто Вавилон можно спасти? – подступил к нему царь.

Жрец хотел сказать о том, что ни его, ни его мира ничто уже не спасет, но промолчал, ему не хотелось умереть сейчас, ему не хотелось встретить смерть в темнице, пусть это случится завтра. Но каждый миг жизни – это великое счастье. Жаль, что он не понимал этого прежде, совсем не ценил жизни своей.

– Значит, мой мир можно спасти, – задумчиво говорил царь, расхаживая по комнате, – а если нет, то какой смысл тебе было являться сюда, глупец.

Ничего и на это не сказал несчастный. Он и сам не знал, какая сила его толкнула к обреченному царю, намного проще было бы остаться дома и ждать смертного часа. Но он все-таки пошел. Возможно, взглянув в глаза царя, хотел понять, что тому известно, как спасти этот мир, и тогда и в его душе появится надежда, пусть призрачная, но все-таки надежда.

– Встань, – рявкнул Валтасар, – если ты знаешь, что завтра мы погибнем, то есть ли смысл так унижаться? Разве в последний день свой ничтожной жизни ты не можешь оставаться свободным перед своим царем?

Как странно прозвучал этот горестный вопрос. Он и прежде знал, что их царь мог так повернуть все, что любого поставит в тупик, и получишь ты совсем не то, что ожидал, зачем пришел к нему. Ему нравилось так издеваться над людьми, особенно когда он видел их слабости.

Что было на это ответить, он просто хотел жить, в любом случае, в любом положении. Только теперь, когда персы стояли у ворот, он вдруг понял, как жизнь прекрасна, как она великолепна и как не хочется с ней расставаться.

– Они не оставляют пленных, – выдохнул он.– Мы должны покинуть город, пока еще есть возможность, о, мой царь.

– Конечно, не оставляют, уж меня и тебя не оставят точно, тогда о чем же нам с тобой так волноваться?

Ничего на это не ответил жрец, властелин показался ему безумным.

Он пытался понять, потерял ли тот окончательно страх или только рисуется перед ним, если они и на самом деле обречены.

– Они не оставляют пленных, им не нужны чужие жрецы, персы дики и это будет не жизнь, – думал в это время царь, – тогда зачем думать о завтрашнем дне и пытаться что-то сделать.

Он и не пытался.

– Иди, убирайся, покинь город, ты спасешь себя, если тебе так хочется жить.

И тут жрец в первый раз осмелел, он почувствовал, что ему больше ничего не угрожает, и он решил узнать:

– А тебе, который имеет все, тебе совсем не хочется жить?

Это казалось невероятной дерзостью, но вопрос был задан, и властелин решил ответить на него:

– Просто жить, скитаться на чужбине – нет, я был царем, царем и умру. Но ты им никогда не был и тебе не понять этого, только твари тебе подобные, хватаются за жизнь, готовы питаться падалью, и на все согласны, но я так не могу, не могу и не хочу. Я все сказал. Убирайся.

Он и сам удивился, что сказал это, и когда слова были произнесены, он уверился в том, что все так и есть, что давно и мучительно он думал о том, и только сейчас смог озвучить то, что всегда было его жизнью.

Жрец незаметно ушел. Он никогда не был царем, и он не собирался умирать, тем более теперь, когда в пылу страсти владыка освободил его от всех обязательств, ему словно нужно было освобождение, позволение.

Глава 23 Нет возврата

Воины еще отчаянно бились с персами, но силы их были неравны. Царь запретил им о том говорить, но последнему смертному было понятно, что завтра они начнут тут хозяйничать. Он отшвырнул кого-то из слуг своих и направился в Капище.

Странно пустым был этот храм, когда его жрец стал безымянным странником без рода и племени, что можно было требовать от бога, допустившего это? Он и не требовал ничего, просто стоял и смотрел на зловещий кумир.

Кто-то наблюдал за ним из укрытия, две пары любопытных испуганных глаз. Смельчаку казалось, что раз властелин пошел в храм, то может что-то измениться, и совершится чудо, и они будут спасены. Как они все, ничтожные и слабые, надеялись на чудеса, и только он один в этом мире знал, что чудес не бывает, и не стоит себе и другим морочить голову.

– Если наш бог ничего не может, то, что же требовать от нас, – задумчиво размышлял он, но что остается? Можно все эти дни провести в схватках, проливать свою и чужую кровь, можно, но должен ли он так поступать? Если нет никакой надежды на спасение? Если жить ему в своем мире осталось так мало. Да и кто сказал такую чушь, что умереть надо обязательно в бою. В бой надо идти только если веришь в победу, а если нет, тогда нет никакого смысла так умирать.

И вдруг царь захохотал, он и сам точно не знал, что могло его так рассмешить в пустом храме, из которого сбежал последний жрец. Но он смеялся и не мог остановиться.

Потом резко замолчал, повернулся и отправился прочь, в свой дворец.

– Это будет самый веселый и яростный пир, – говорил он кому-то из вельмож, растерянно семенивших рядом, они и в эти последние дни оставались его верными рабами, одни просто не верили в то, что он может пасть, другие не решились перечить даже почти поверженному царю, а третьи просто пытались подражать ему. Кто-то сбежал к персам и пытался выторговать себе жизнь в новом мире. Ему доложили о том.

– Пусть живут, если смогут, люди привыкают ко всему, а у меня остался только этот пир, но он будет великолепным.

Они говорили друг другу, что царь безумен, как только Валтасар скрылся. Но другие отвечали, что для безумца, и для обреченного на смерть он слишком спокоен, тогда что же он собирается делать.

На то, что случится чудо, и их мир останется прежним, верилось все меньше, теперь они пытались угадать, как поступит их царь, что он предпримет, им хотелось остаться вместе с ним, а не с чужаком, но для этого надо было что-то сделать.

– Пир? – переспросил кто-то, – но что может случиться на пиру, а если он пригласил их царя и там прикажет убить его.

Долго обсуждали такую возможность, но решили, что это вряд ли, и сам он проживет после этого не на много дольше. Хотя безумство храбрых может быть и спасет его. Поверить в то, что их царь ничего не собирается предпринимать, никто не мог.

А он подошел к столам и пристально следил за тем, чтобы самые лучшие блюда были выставлены, чтобы стол был таким, от которого невозможно оторвать взора.

– А где утварь из храма? – сверкнул он очами.

Они только что разорили христианский храм, хотя его жрецы умоляли это не делать, считая дурным знаком, но по его повелению собрали все чаши, которые там были, и все, что представляло собой ценность.

Вот и теперь, даже неверующие в чужого бога не решались пользоваться тем, что они отняли насильственно, и только он посылал слуг за теми самыми чашами:

– Они должны стоять на столе, и не смейте мне перечить, иначе я не стану дожидаться персов и помогу им расправиться с вами. Никто не сомневался в том, что именно так все и будет. А самые прозорливые понимали, что он бросал вызов небесам, и были уверенны в том, что громы и молнии обрушатся на их головы.

Но пока ничего не случилось. Яростно слепило солнце. Оно готово было спалить все вокруг, блестели чаши из чистого золота и серебра. И полюбовавшись на дорогое убранство, царь самодовольно усмехнулся.

Странные это были минуты для Валтасара. Наверное, он единственный, молодой и здоровый, жил, зная, что завтра его не будет в этом мире. И он смотрел на этот мир в последний раз, и старался его запомнить таким, и ни за что не позволил бы себе впасть в уныние, ни боги, ни победитель никогда не смогут такого с ним сотворить.

Так же будет светить солнце, суетиться эти или другие люди, но его не будет. Обычно смерть обрушивается внезапно в самый неподходящий момент, и только у избранного небесами есть право самому выбирать свою смерть, и он выбрал пир.

А почему бы и нет, можно озверело бросаться в сражение, сокрушать все на пути своем, убить как можно больше врагов, и самому погибнуть. Но он не хотел этой напрасной суматохи. Он никогда не был трусом, и когда оставалась надежда на победу, отчаянно сражался, стоял до конца и побеждал, но это было прежде. А теперь, когда ему было отпущено несколько дней или часов (может быть и так), он хотел пировать.

Ведь и уйти из мира можно по-разному. Если он уйдет в сражении, побежденным и поверженным, что он заслужит, кроме презрения, когда и где любили побежденных, тогда зачем напрягаться.

Если же он умрет на пиру, они и враги и потомки будут помнить о том, что он не просто был спокоен, но и пировал назло своим врагам.

Почти без колебаний он выбрал этот путь.

Глава 24 Напрасные ожидания

Персидский царь ждал своего лазутчика. Он хотел узнать только об одном, что делает обреченный на смерть Валтасар.

Зная о его хитрости и храбрости, Перс не хотел быть одураченным, он знал, что победит, но он не знал, что ему делать с Валтасаром, из-за какого угла он на него обрушится, где будет прятаться, и как захочет расправиться. Любому понятно, как быстро победа может обернуться поражением, и глазом моргнуть не успеешь.

– Валтасар пирует, – заговорил один из вельмож его, только что тайно вернувшийся из осажденного города.

Слова прозвучали так странно и нелепо, что поверить в них было невозможно.

– Пирует? Так что же он празднует, собственную смерть? Я никогда не слышал о таком.

– Никто никогда не слышал, но он всегда и был непредсказуем.

Перс насторожился еще больше, он понимал, что у врага его есть какой-то коварный план. Когда перед ним бросили только что пойманного жреца, он пнул его в ярости.

– Это он прислал тебя, ты хочешь пригласить меня на пир своего Валтасара и расправиться? Ты решил еще послужить ему, несчастный, и думаешь, что после этого я тебя оставлю в живых.

И напрасно пытался объяснить ему жрец, что нет у него никакого приглашения, что он хотел спастись из рухнувшего мира. Ничего не слышал и не хотел слышать взбешенный перс, он думал о своем, и на каждом шагу чувствовал измену. Он уже считал себя победителем, но понимал, что и победителя может смертельно ранить плененный и почти мертвый враг.

И тогда, понимая, что ему не выжить, вспомнив усмешку своего царя, жрец вдруг распрямился, и сам дьявол в душу его забрался, потому что голос его грозным и яростным показался, так иногда он вещал от имени бога своего:

– Никогда не будет сидеть мой царь рядом с тобой за одним столом, он и не думал тебя приглашать к себе. Ты можешь убить его, но сломить тебе не удастся, вот ты и бесишься, как дикий зверь. Я хотел спасти свою жизнь, но рядом с тобой никакая жизнь мне не нужна. Мне жаль только того, что я так подло бросил его и не смогу к нему вернуться, и остаться с ним до конца.

Воцарилось молчание. Перс не сразу понял, о чем тот говорит. Он только почувствовал великую дерзость и оскорбление.

Кто-то уже воткнул нож жрецу в спину по его знаку, и бездыханное тело потащили прочь, но он понимал другое – надо будет убить всех, кто был рядом и слышал эти речи, потому что есть такие слова, которые никак не перенесет истинный владыка. Жаль, что были свидетели, но кто же мог подумать, что ничтожный жрец будет так дерзок с ним.