Текст книги "Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905"

Любовь Ульянова
Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880–1905

Введение

В 2008 году в заключении к диссертации «Политическая полиция и либеральное движение, 1880–1905 гг.» автор этих строк осторожно, как и положено в диссертациях, сформулировала вывод исследования, во многом противоречащий историографическому канону изучения власти и общества в Российской империи рубежа веков. Этот канон, сложившийся еще с дореволюционных времен, состоит в том, чтобы рассматривать власть в целом, тем более такую ее часть, как политический сыск, в качестве инстанции, противостоящей и противоположной обществу.

При переработке диссертации в текст монографии показалось уместным, дабы не томить читателя, сформулировать вывод исследования сразу же: чины политического сыска и «либералы» были не противостоящими друг другу сторонами, а участниками единого процесса дискуссий о путях и принципах развития страны, идейной полемики, наиболее активно шедшей в образованном обществе в период после Великих реформ. Этот процесс в литературе комплексно не изучен, в данном исследовании он реконструируется на, в общем-то частном, но важном примере – на основе анализа делопроизводственной переписки чинов политического сыска о «либералах» на хронологическом промежутке с 1880 г. – момента создания Департамента полиции – по октябрь 1905 г., когда был издан «Манифест об усовершенствовании государственного порядка».

Как представители одного образованного общества, служащие политической полиции и «либералы» находились внутри одного коммуникативного и языкового пространства. Причем даже идеологически (а не только институционально) отношение первых ко вторым не укладывается в рамки дихотомии «охранительство» («консерватизм») – «либерализм»; скорее, уместно говорить о разных позициях внутри самого политического сыска, от традиционализма и охранительства до умеренного либерального консерватизма. Опять же вопреки историографической традиции рассматривать политический сыск как некое институциональное и мировоззренческое единство охранительного толка («охранение самодержавия»), в данном исследовании доказывается, что внутри этого ведомства существовало два основных политических мировоззрения.

Одно из них действительно можно определить как охранительство, и его носителями были в первую очередь жандармы – служащие губернских жандармских управлений (далее – ГЖУ), местных подразделений политического сыска. Однако идейно-политические предпочтения руководящих чинов политической полиции, периодически проявлявшиеся в их документах, были, скорее всего, умеренно-консервативно-либеральными, «неославянофильскими». В научной литературе тема идейного (и дискурсивного) влияния славянофильства на высшую российскую бюрократию последней четверти XIX в. практически не исследована11
  Обзор состояния исследований по этому сюжету см.: Межуев Б.В., Ульянова Л.В. Русский консерватизм и народное представительство // Тетради по консерватизму. 2018. № 4. С. 167–177.


[Закрыть], поэтому сюжет о симпатиях руководства политического сыска к славянофильству, подробно разбираемый в 3-й главе настоящей работы22
  Также см. мою более подробную статью об этом: Ульянова Л.В. Департамент полиции и славянофильский политический дискурс // Тетради по консерватизму. 2019. № 2. С. 123–136.


[Закрыть], ведется как будто в безвоздушном пространстве. Вместе с тем можно предполагать, что подобные симпатии были типичными для российской бюрократии указанного периода в целом.

Наряду с Департаментом полиции и ГЖУ, третья важная структура политической полиции – охранные отделения – хотя и была укомплектована во многом теми же жандармами, что служили в ГЖУ, в идейном плане находилась ближе к Департаменту полиции.

В итоге «либерализм», который должен был располагаться на противоположном от деятелей политического сыска идеологическом полюсе, в действительности находился рядом с ними. Констатация этой близости будет доказываться на протяжении монографии в первую очередь в отношении руководителей этого ведомства, от которых зависели как конкретные решения по разным ситуациям, так и общее стратегическое видение.

Названные выводы стали возможны благодаря нестандартному совмещению определенных историографических и методологических подходов, которые рассматриваются ниже в качестве проблемных узлов. Традиционный обзор историографии, построенный по хронологическому принципу, можно найти в моей диссертации33
  Ульянова Л.В. Политическая полиция и либеральное движение, 1880– 1905 гг. Дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. М., 2009. С. 3–27.


[Закрыть], так же как и в большом количестве научных работ44
  Историографические обзоры изучения дореволюционной политической полиции: Перегудова З.И. Политический сыск России. 1880–1917. М., 2000. С. 7–20; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел Российской империи, 1880–1917 гг. Дисс. на соискание уч. степ. канд. юрид. наук. М., 2001. С. 5–7; Макаричев М.В. Политический и уголовный сыск России в конце XIX – начале ХХ в: по материалам Нижегородской губернии. Дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. Саранск, 2003. С. 5–11; Чудакова М.С. Противостояние: политический сыск дореволюционной России, 1880–1917. Ярославль, 2003. С. 3–19; Дорохов В.Г. Политический сыск в Томской губернии: 1881– февраль 1917 гг. Дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. Кемерово, 2005. С. 4–17; Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. 1902 – февраль 1917 г. на примере Саратовской губернии. Дисс. на соискание уч.степ. канд. ист. наук. Саратов, 2006. С. 6–14; и др. Историографические обзоры по российскому либерализму: Корнев В.В. Советская историография о кадетском конституционализме в годы Первой русской революции // Некоторые вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М., 1977; Спирин Л.М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М., 1977. С. 59–100; Шелохаев В.В. Кадеты – главная партия либеральной буржуазии в борьбе с революцией 1905–1907 гг. М., 1983. С. 1–28; Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984. С. 15–18; Волобуев О.В., Леонов М.И., Уткин А.И., Шелохаев В.В. История политических партий периода Первой русской революции в новейшей советской литературе // Вопросы истории. 1985. № 7; Они же. История политических партий России в 1907–1914 гг. в советской историографии // Вопросы истории. 1989. № 4; Волобуев О.В., Шелохаев В.В. Непролетарские партии России: итоги изучения и нерешенные вопросы // Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989; Либерализм в России. М., 1996. С. 11– 20; Нарский И.В. Российский либерализм в европейском и национальном контексте (историографический парадокс) // История национальных политических партий России. М., 1997; Зайцева Е.С. Проблема взаимоотношения кадетов и власти в 1905–1907 гг.: историографический анализ // Власть и общество. СПб., 2000. С. 97–104; Политические партии России: история и современность. М., 2000. С. 23–37; Шелохаев В.В. Русский либерализм как историографическая и историософская проблема // Русский либерализм. Исторические судьбы и перспективы. М., 2000; Он же. Дискуссионные проблемы истории русского либерализма в новейшей отечественной литературе // Вопросы истории. 2007. № 5. С. 3–17; Егоров А.Н. Очерки историографии российского либерализма конца XIX – первой четверти ХХ в. (дореволюционный и советский периоды). Череповец, 2007; и др.


[Закрыть].

Первый проблемный узел связан с нижней хронологической границей исследования – 1880 г. К 1880 г. – году создания Департамента полиции – и в публичном общественном пространстве (в первую очередь в периодической печати, но и в художественной литературе55
  Например, в произведениях «Обрыв» И.А. Гончарова, «Бесы» Ф.М. Достоевского, «Анна Каренина» Л.Н. Толстого и др.


[Закрыть]), и в непубличной делопроизводственной переписке служащих разных государственных инстанций, и в частной жизни (от которой остались переписка, дневники и т.п. источники личного происхождения), уже сложился идейно-идеологический дискурс, разделявший представителей образованного общества на «консерваторов», «охранителей» и «реакционеров», «либералов» и «конституционалистов», «народников» и т.д.

Получается, что чины политического сыска после 1880 г. работали со сложившейся уже во многом палитрой и находились под ее влиянием, в том числе используя, по сути, общественные градации и общественный язык. Отдельный вопрос, насколько они наделяли этот язык своим пониманием. Так или иначе, при обозначенной таким образом нижней хронологической границе исследования рассмотреть истоки образа «либерального» из перспективы политического сыска не получится. Тем не менее хронологическое отстраивание от создания Департамента полиции в 1880 г. имеет смысл, т.к. появление этого учреждения отразило принципиально новый подход к данной сфере государственного управления.

Про кризис III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, неспособного справиться с народовольческим террором, написано немало литературы66
  Оржеховский И.В. Самодержавие против революционной России. (1826– 1880). М., 1982; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. М.,1993. С. 82; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. М., 1998. С. 83; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел. С. 21; Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 29–38.


[Закрыть], но сейчас речь не столько об этом кризисе, сколько о процессе профессионализации государственных служащих, появлении рациональной бюрократии (в смысле социологической категории, предложенной для описания модерного государственного аппарата, как известно, М. Вебером). С точки зрения американского историка Р. Уортмана, этот процесс в Российской империи в целом вышел на финишную стадию в ходе Великих реформ, и одной из важных его черт было распространение юридического образования и, следом, правового сознания как в верхах российской властной элиты, так и в целом в государственном аппарате77
  См. подробнее: Уортман Р. Властители и судии: развитие правового сознания в императорской России М., 2004. Введение.


[Закрыть]. III отделение оставалось не затронутым этим процессом, и его существование во всё более современном государственном аппарате к рубежу 1870–1880-х гг. стало явным анахронизмом. Департамент же полиции изначально был вписан в рационализированную, по сути, высшую бюрократическую систему как ее неотъемлемая часть. Это кардинально поменяло общий облик политического сыска, его методы работы и отношение к тому, с чем нужно «бороться».

Другое дело, что, на мой взгляд, процесс превращения политической полиции в целом в модерную структуру, т.е. в спецслужбы как таковые, оказался незавершенным вплоть до 1917 г. В основном по причине того, что на местах политическим сыском с момента создания III отделения и до падения монархии занимались жандармы – чины Отдельного корпуса жандармов, которые, по идее, должны были быть, скорее, военизированной полицией, как это было в Европе в XIX в.88
  См. о соответствующих планах в проектах А.Х. Бенкендорфа: Бибиков Г.Н. А.Х. Бенкендорф и политика императора Николая I. М., 2009. С. 147–155.


[Закрыть] Однако в Российской империи в разное время в разных сочетаниях жандармы занимались и дознаниями (т.е. следствиями), и наблюдением за настроениями населения и секретной агентурой (т.е. политическим сыском), и решением проблемы коррупции в среде бюрократии, и борьбой с «нравственной неблагонадежностью» (т.е. своего рода нравственная полиция), и т.п.

Так или иначе, 1880 г. знаменовал качественно новый этап в развитии системы политической полиции, внутри которой был заложен серьезный потенциал для ее превращения в спецслужбу в современном понимании этого слова.

Верхняя хронологическая граница – Манифест 17 октября 1905 г. – также во многом связана с проблематикой превращения традиционного (самодержавного) государства в государство модерное (политическое). Изначально, при постановке проблематики исследования еще в аспирантуре, 1905 г. был выбран моим научным руководителем Л.Г. Захаровой во многом интуитивно и в то же время с опорой на историографическую традицию – это и год начала Первой русской революции, и время институционализации общественного движения в рамках политических партий (что существенно сказалось на работе политической полиции), и старт крупных реформ самого политического розыска99
  Об этих реформах наиболее подробно пишет в своих работах З.И. Перегудова (Перегудова З.И. Политический сыск России). В.А. Ефремов также предлагает считать 1905 г. рубежом в истории политической полиции по причине внутренних преобразований системы политического сыска (Ефремов В.А. Сыск в политической полиции самодержавной России: историко-правовой аспект. Дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. СПб., 1996. С. 14). Дж. Дейли, один из наиболее серьезных исследователей системы российской политической полиции конца XIX – начала ХХ вв. в западной историографии, также разделил две свои монографии 1905 годом: Daly J.W. Autocracy under Siege. Security Police and opposition in Russia, 1866–1905, Illinois, 1998; Ibid. The Watchful State: Security Police and Opposition in Russia, 1906–1917. Dekalb, 2004.


[Закрыть]. В ходе анализа источников произошло уточнение верхней хронологической границы, ею стал октябрь 1905 г., а именно – издание Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка» 17 октября 1905 г. Манифест оказался рубежом для служащих политической полиции, причем не столько для их восприятия общественно-политической проблематики (по факту они уже давно видели существование политики и легального политического пространства), сколько для их работы с этой проблематикой. Манифест изменил правила игры политического сыска и общественности1010
  Об изменении целей и задач политической полиции после октября 1905 г. писал, скажем, один из директоров Департамента полиции в годы Первой мировой войны К.Д. Кафафов: Кафафов К.Д. Воспоминания о внутренних делах Российской империи // Вопросы истории. 2005. № 3. С. 104.


[Закрыть], и можно предположить, что, по крайней мере, в Департаменте полиции эти изменения были восприняты с облегчением, т. к. они легализовали то публичное политическое пространство, которое составляло их головную боль в предшествующий период.

После Манифеста изменился и идейный язык делопроизводственной переписки – идеологический понятийный аппарат, в котором термин «либерализм» занимал доминирующее положение1111
  Термин «консерватизм» в делопроизводственной переписке встречается на порядок реже, и думается, дело не столько в том, что он относился к политически благонадежной сфере, сколько в том, что консервативная самоидентификация присутствовала только у жандармов – мне не встретилось ни одного документа за подписью чинов Департамента полиции и охранных отделений с этим термином.


[Закрыть], с конца 1905 г. заметно трансформируется; теперь в нем доминирует термин «левый» в отношении тех явлений (и конкретных людей), которые ранее обозначались через понятия «либералы», «оппозиция», «радикалы», «конституционалисты» и т.п., в том числе применительно к деятелям Конституционно-демократической партии. Можно предположить, что это изменение делопроизводственного дискурса политического сыска вписывалось в общую замену в образованном обществе идеологических маркеров маркерами партийно-политическими, речь идет о формировании право-левой дихотомии. Не случайно на том месте, где до 1905 г. был «консерватизм», возникают «правые»1212
  О соотношении терминов «правые», «черносотенцы» и «консерватизм» см. мою работу: Бибикова (Ульянова) Л.В., Дёмин В.А. Трудные вопросы истории России: характер общественного движения XIX – начала ХХ вв. в истории России. Учебное пособие. М., 2018.


[Закрыть], но на текущий момент эта трансформация в литературе также не изучена, и ее анализ выходит за рамки данной работы.

Таким образом, я исследую внутренне единый период – и с точки зрения институциональной истории, истории государственного управления, и с точки зрения происходивших в то время общественно-политических процессов, касавшихся в том числе и мировоззрения бюрократии. Моя работа охватывает тот период, когда политическая полиция начала трансформироваться в рационализированную государственную структуру. Проблематика же исследования сосредоточена, по сути, на реконструировании важных составляющих подспудного процесса движения к современному и обществу, и государству, в которых политика является важным фактором. В центре анализа – реконструкция восприятия этого процесса чинами политического сыска, с одной стороны, а с другой – реконструкция их собственного участия (в том числе, но не исключительно, – в форме сопротивления) в этом движении к политическому модерну.

Второй проблемный узел связан с тем, что под политической полицией Российской империи указанного периода можно понимать различные инстанции. В первую очередь речь идет о своего рода историографической конкуренции между Департаментом полиции и Отдельным корпусом жандармов за «руководство» политическим сыском как таковым. Начну с той точки зрения, которую не разделяю и которая появилась не столь давно, в ряде кандидатских диссертаций последних лет – в частности, в диссертации А.М. Лавреновой и монографии В.В. Хутарева-Гарнишевского1313
  Перегудов А.В. Русский жандарм начала XX в.: Особенности восприятия (По воспоминаниям офицеров Отдельного корпуса жандармов) // Труды Карельского научного центра РАН. 2013. № 4. С. 50–55; Бакшт Д.А. Взаимодействие полиции и жандармерии (на материалах Енисейской губернии, 1881–1917 гг.) // Вестник Кемеровского государственного университета. 2015. № 1 (61). С. 50–55; Лавренова А.М. Отдельный корпус жандармов и российское общество в 1880–1917 гг. Дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. М., 2018; Хутарев-Гарнишевский В.В. Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг. М., 2020.


[Закрыть]. В их работах главенство Корпуса жандармов констатируется как само собой разумеющееся и не требующее отдельных пояснений. Однако при этом непонятно, почему в таком случае исследование Лавреновой, посвященное отношению в русском обществе к Отдельному корпусу жандармов, начинается с 1880 г. – т.е. c даты создания Департамента полиции, а во введении к монографии Хутарева-Гарнишевского, посвященном жандармам и спецслужбам в целом в годы Первой мировой войны, дается подробная характеристика внутренней структуры Департамента полиции, а не Отдельного корпуса жандармов, при этом их взаимоотношения не проясняются.

Автор этих строк разделяет точку зрения З.И. Перегудовой, выраженную в ее работах, которые являются базовыми исследованиями по политической полиции России с 1880 по 1917 г. – руководство политическим сыском осуществлял Департамент полиции, жандармерия же и институционально, и функционально лишь соприкасалась с этой сферой деятельности1414
  Департамент полиции рассматривается как руководящая структура политического сыска и в других работах: Рууд Ч.А., Степанов С.А. Фонтанка, 16; Головков Г.З. Канцелярия непроницаемой тьмы. Политический сыск и революционеры. М., 1994; Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы; Романов В.В. На страже российской монархии: политическая полиция Поволжья в 1905–1907 гг. Ульяновск, 1999; Перегудова З.И. Политический сыск России; Высшие и центральные учреждения России. 1801–1917. СПб., 2001. Т. 2. С. 63– 75; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи: формирование аппарата, анализ оперативной практики. М., 2001; Реент Ю.А. Полицейская система Российской империи начала ХХ в. (1900–1917). М., 2002; Чудакова М.С. Противостояние; Министерство внутренних дел. Исторический очерк. 1902–2002. М., 2004; Брачев В.С. Заграничная агентура Департамента полиции (1883–1917). СПб., 2001; Перегудова З.И. Деятельность Заграничной агентуры. 1883–1917 / Жандармы России. М., 2002. С. 314–332; и др.


[Закрыть]. В наследство Департаменту полиции от III отделения достались в качестве основных местных подразделений губернские жандармские управления (ГЖУ). Созданные в 1866 г., они подчинялись командиру Корпуса жандармов, который до 1880 г. одновременно являлся и начальником III отделения в должности шефа жандармов. При этом у корпуса была военизированная структура, и по строевой части он подчинялся Военному министерству. В 1880 г. шефом жандармов стал товарищ министра внутренних дел, заведывающий полицией, – вновь введенная должность, – которому подчинялся и Департамент полиции, находившийся отныне в составе Министерства внутренних дел на правах одного из департаментов.

Таким образом, Департамент полиции в отличие от III отделения не имел в прямом подчинении Отдельный корпус жандармов, соединение в одном лице руководителя III отделения и шефа жандармов осталось в прошлом. Однако ГЖУ были подчинены по своей деятельности в области «предупреждения и пресечения государственных преступлений» Департаменту полиции. В подчинении некоторых ГЖУ, в свою очередь, было много других жандармских структур – крепостные, портовые, конные жандармские команды, пограничные и наблюдательные пункты, жандармские кавалерийские дивизионы1515
  Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 125.


[Закрыть], которые не имели отношения к политической полиции и деятельность которых курировалась как раз Отдельным корпусом жандармов. При этом с 1871 г. ГЖУ совместно с прокуратурой занимались проведением дознаний «по делам о государственных преступлениях» – т.е. осуществляли следственную деятельность, также напрямую не связанную с политическим розыском. В довершение всего в структуре Отдельного корпуса жандармов существовали жандармско-полицейские управления железных дорог – самое массовое подразделение в составе ОКЖ в начале ХХ в.1616
  Там же. С. 130–131.


[Закрыть], подчинявшееся шефу жандармов (т.е. после упразднения III отделения – товарищу министра внутренних дел, заведывающему полицией) и выполнявшие функции общей полиции в районах железных дорог. Очевидно, их деятельность также не имела отношения к политическому сыску.

Итак, получается, что Отдельный корпус жандармов руководил не политическим сыском, а различными и многообразными жандармскими структурами, из которых только одна – ГЖУ – имела отношение к политической полиции, и то это была лишь часть их более обширного функционала, и в этой своей деятельности ГЖУ подчинялись не ОКЖ, а Департаменту полиции.

Правомерность выше сказанного подтверждается материалами моего исследования: единственный тип делопроизводственной переписки по вопросам политического сыска, в котором участвовал Отдельный корпус жандармов, – это назначение чинов губернских жандармских управлений, присвоение им званий, выплата наград, т.е. строевая компетенция, как и утверждается в монографии З.И. Перегудовой. Товарищи же министра внутренних дел, заведывающие полицией (шефы жандармов), в деятельности формально подчиненного им Департамента полиции участия практически не принимали. Скажем, мне ни разу не встретились ни в ходе моего исследования, ни в других работах какие-либо упоминания документов за подписью В.В. фон-Валя (шеф жандармов в 1902–1904 гг.) или К.Н. Рыдзевского (шеф жандармов в 1904–1905 гг.).

Эта констатация нужна не столько для того, чтобы опровергнуть или опорочить точку зрения о главенстве Отдельного корпуса жандармов в политическом сыске над Департаментом полиции, сколько для подтверждения одного из тезисов, важных для данного исследования, – о незавершенности и противоречивости процесса превращения политической полиции Российской империи в систему спецслужб. А это, в общем-то, ставит вопрос о применимости самого термина «спецслужбы» к дореволюционному политическому сыску в целом.

Однако откуда взялись эти две разные точки зрения? Видимо, дело в наследовании двум разным историографическим традициям, идущим из советской эпохи, когда, начиная с 1960-х гг., историки стали обращаться к изучению дореволюционного политического сыска. Это изучение шло либо в рамках истории бюрократии1717
  Ерошкин Н.П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М., 1966; Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 гг. М., 1964; Он же. Российское самодержавие в конце XIX столетия. (Политическая реакция 80-х – начала 90-х гг.). М., 1970; Он же. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978; Кризис самодержавия в России. 1895–1917 гг. Л., 1984.


[Закрыть], либо как часть истории полиции1818
  Юшков С.В. История государства и права СССР. М., 1961; Мулукаев Р.С. Полиция и тюремные учреждения дореволюционной России. М., 1974; Шинджикашвили Д.И. Сыскная полиция царской России в период империализма. Омск, 1973; Хохлов А.В. Карательный аппарат царизма в борьбе с революцией 1905–1907. М., 1975; Федоров К.И. История полиции дореволюционной России. Ростов-на-Дону, 1976.


[Закрыть]. Причем некоторые важные моменты функционирования политического сыска были изучены именно в рамках истории бюрократии. Так, П.А. Зайончковский – единственный историк, который подробно занимался таким базовым для данной темы и для данного периода документом, как Положение 14 августа 1881 г. «О мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия». Именно из его работ можно сделать вывод, что «Положение» было временным и продлялось постановлением Комитета министров каждые три года, хотя ни в заглавии Положения, ни в его содержании нет даже намека на то, что это временный правовой акт1919
  Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. С. 153–154.


[Закрыть], с тех пор в историографии временный характер данного Положения подчеркивается как аксиома, не нуждающаяся в проблематизации и дополнительном исследовании. Представляется, что именно из изучения бюрократии и выросло исследование политического сыска через институт Департамента полиции – как учреждения, вписанного в высшую бюрократическую систему. К этой же историографической традиции стоит отнести ряд современных работ, посвященных представлениям правящей бюрократии о государственном строе и дискурсу государственников2020
  Куликов С.В. Государственно-правовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в. // Власть, общество и реформы в России (XVI – начало ХХ в.). Мат. научно-теор. конференции 8–10 декабря 2003 г. СПб., 2004; Кропоткин Г.М. Правящая бюрократия и «новый строй» российской государственности после манифеста 17 октября 1905 г. // Отечественная история. 2006. № 1. С. 24–42.


[Закрыть].

Второе направление исследований политического сыска можно условно назвать «полицейско-розыскным», отчасти оно имеет корни еще в дореволюционной историографии2121
  Андреевский И.Е. Лекции по истории полицейского права и земских учреждений России. СПб., 1883; Янжул Й.И. Полицейское право. СПб., 1888; Тарасов И.Т. Очерк истории науки полицейского права. М., 1897; Министерство внутренних дел. 1802–1902. СПб., 1901; Высоцкий И.П. Санкт-Петербургская полиция и градоначальство. СПб., 1903; Дерюжинский В.Ф. Полицейское право. СПб., 1903; Белявский Н.И. Полицейское право. Юрьев, 1904; Белецкий С. Исторический очерк образования и развития полицейских учреждений в России. СПб., 1913; и др.


[Закрыть], здесь уделяется внимание взаимодействию Департамента полиции с Отдельным корпусом жандармов2222
  Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. С. 48–82; Жандармы России. Политический розыск XV–XX вв. М., 2002. С. 251–288; и др.


[Закрыть] и различными структурами общей полиции2323
  Сизиков М.И., Борисов А.В., Скрипилев А.Е. История полиции России (1718–1917 гг.). Вып. 2. Полиция Российской империи XIX – нач. ХХ вв. М., 1992; Мулукаев Р.С. Полиция в России (IX в. – нач. ХХ в.). Нижний Новгород, 1993. С. 41–44; Полиция и милиция России: страницы истории. М., 1995; Ефремов В.А. Сыск в политической полиции самодержавной России. С. 135–137; Развитие русского права во второй половине XIX – начале ХХ в.. М., 1997; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел; Макаричев М.В. Политический и уголовный сыск России; Реент Ю.А. Полицейская система Российской империи; Перегудов А.В. Русский жандарм начала XX в.; Бакшт Д.А. Взаимодействие полиции и жандармерии (на материалах Енисейской губернии, 1881–1917 гг.).


[Закрыть].

Авторы, исследующие политический сыск как часть обще-полицейской системы, в первую очередь обращают внимание на «оперативные», «розыскные» мероприятия, «следственные действия», и не случайно в рамках этих исследований именно жандармы получают пальму первенства в глазах исследователей – ведь именно они (а не Департамент полиции) занимались следственно-розыскной деятельностью. Здесь важно отметить, что жандармы служили не только в ГЖУ или жандармско-полицейских управлениях железных дорог, но и в охранных отделениях – т. е. структурах, занимавшихся в первую очередь политическим сыском как таковым (вербовка секретных агентов, филёрская слежка). Однако до 1902 г. существовавшие охранные отделения входили в структуру градоначальств или обер-полицмейстерств, т.е. они подчинялись шефу жандармов (и, соответственно, Отдельному корпусу жандармов) еще более опосредованно, чем жандармы, служившие в ГЖУ; с 1902 г. же было установлено прямое подчинение охранных отделений Департаменту полиции.

Таким образом, в этих исследованиях в первую очередь анализируются ГЖУ и охранные отделения как оперативно-розыскные учреждения2424
  Овченко Ю.Ф. Московское охранное отделение в борьбе с революционным движением в 1880–1904 гг. Автореферат дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. М., 1989; Колпакиди А.И. К вопросу о взаимодействии российских спецслужб в дооктябрьской России / Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С. 84–89; Овченко Ю.Ф. С.В. Зубатов // Вопросы истории. 2005. № 8; Жаров С.Н. Оперативно-розыскная деятельность в России: организация, методы, правовое регулирование (историко-юридическое исследование) Дисс. на соискание уч. степ. докт. ист. наук. Екатеринбург, 2010; Борисов А.В., Малыгин А.Я., Мулукаев Р.С. Три века Российской полиции. М., 2016.


[Закрыть], однако важно понимать, что первопричиной для их объединения в один объект изучения является не схожесть их функционала и не подчиненность их одному учреждению (не важно – Департамент ли это полиции или же Отдельный корпус Жандармов), а сугубо принцип их комплектования. Естественно, что Департамент полиции при таком подходе оказывается на периферии исследовательского интереса, однако, как представляется, это заметно искажает реалии деятельности дореволюционного политического сыска.

Для данной работы это историографическое направление не имеет особого значения, т.к. идейно-политический дискурс не был уделом ни обычных полицейских, ни даже жандармов, проводивших дознания и пользовавшихся при этом формально-следственным делопроизводственным языком. Однако те же жандармы при взаимодействии с Департаментом полиции в вопросах политического сыска и в ГЖУ, и в охранных отделениях активно оперировали идейно-идеологическими терминами, поэтому их делопроизводственная документация стала важным источником для моего исследования.

Стоит в паре слов отметить и достижения предшествующей историографии по отдельным темам, важным в контексте заявленной проблематики. Таким сюжетом является изучение кадрового состава российской бюрократии2525
  Общий обзор деятельности Министерства внутренних дел за время царствования императора Александра III. СПб., 1901. С. 15–16; Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. XVIII – начало ХХ в. СПб., 1999; Шилов Д.Н. Министры дореволюционной России: историко-социологическое исследование // Вестник РГНФ. 1999. № 3.


[Закрыть] – в частности, образовательного уровня чиновничества2626
  Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. С. 67, 77, 87, 214; Лейкина-Свирская В.Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX в. М., 1971. С. 57, 77, 85; Дубенцов Б.Б. Высшее чиновничество России в конце XIX – начале ХХ в. // Крупные аграрии и промышленная буржуазия России и Германии в конце XIX – начале ХХ в. Сб. науч. тр. М., 1988. С. 46–55; Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX – начале ХХ в. М., 1991. С. 26–28, 323; Он же. Студенчество России конца XIX – начала ХХ в. Социально-историческая судьба. М., 1999; Раскин Д.И. Специализация высшей российской бюрократии XIX – нач. ХХ в.: образование, профессиональный опыт, продвижение по службе // Из глубины времен. Вып. 3. СПб., 1994. С. 35; Он же. Империя столоначальников // Родина. 2003. № 1. C. 63–64; Гарбуз Г.В. Кадровый состав административного аппарата Министерства внутренних дел в Поволжье в начале ХХ в. // Государство и общество. Проблемы социально-политической и экономической истории России. Сб. науч. ст. Вып. 2. Пенза, 2004. С. 17–28.


[Закрыть]. Выявленные Д.И. Раскиным и рядом других исследователей принципы комплектования руководящего состава министерств позволяют определить некоторые черты социокультурного и профессионального облика чинов Департамента полиции, а также его отличия от чиновничества в целом. Любопытно изучение нравов политической полиции2727
  Гредескул Н.А. Террор и охрана. СПб., 1912. С. 29; Жилинский В.Б. Организация и жизнь охранного отделения во времена царской власти // Голос минувшего. 1917. № 9–10. С. 250; Шинджикашвили Д.И. Сыскная полиция царской России. С. 47; Макаричев М.В. Политический и уголовный сыск России. С. 80; Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. С. 172.


[Закрыть], исходящее из ее противопоставления обществу; в этих работах «противостоящие» стороны предстают как однотипные явления, во многом схожие по психологическому складу участников и методам работы2828
  Головков Г., Бурин С. Канцелярия непроницаемой тьмы. С. 53, 57; Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология: (вторая половина XIX – начало XX в.). М., 2016.


[Закрыть].

Важными для исследования являются также биографические работы о значимых фигурах политического сыска (А.М. Гартинг2929
  Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 145–154; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. С. 107–108.


[Закрыть], П.Н. Дурново3030
  Бородин А.П. Дурново П.Н.: Портрет царского сановника // Отечественная история. 2000. № 3. С. 48–69; Он же. Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус. М., 2013; Акунов В. Грозовое небо Петра Дурново // Рейтар: военно-исторический журнал. 2005. № 20 (8).


[Закрыть], С.В. Зубатов3131
  Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 69–78, Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. С. 109– 113; Новиков С.В. Революционеры, охранка, провокация. 1887–1917. Психологические зарисовки из истории политического террора. Омск, 2002; Жандармы России. М., 2004. С. 426–437; Овченко Ю.Ф. С.В. Зубатов // Вопросы истории. 2005. № 8; Кононова О.А. «Под сенью церкви православной»: религиозная риторика «полицейского социализма» С.В. Зубатова // Русский сборник. М., 2013. Т. XIV; Медведев С.В. Эксперимент Зубатова. Легализация рабочего движения в первые годы XX в. М., 2018.


[Закрыть], А.А. Лопухин3232
  Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 200–217; Островский А.В. Родственные связи А.А. Лопухина (1864–1928) // Из глубины времен. Вып. 6. СПб., 1996. С. 197– 209; Миндлин А. «Чужие среди своих»: А.А. Лопухин и С.Д. Урусов против государственного антисемитизма. М., 1997; Жандармы России. М., 2004. С. 437–446.


[Закрыть], Е.П. Медников3333
  Перегудова З.И. Главный филер царской России // Из глубины времен. Вып. 10. СПб., 1998; Она же. Политический сыск России. С. 184–193.


[Закрыть], Л.А. Ратаев3434
  Сватиков С. Заграничная агентура Департамента полиции. С. 5–15; Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 63–69; Брачев В.С. Заграничная агентура Департамента полиции (1883–1917). СПб., 2001. С. 46–70; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. С. 107.


[Закрыть], П.И. Рачковский3535
  Карьера П.И. Рачковского // Былое. 1918. № 2. С. 78–87; Сватиков С. Заграничная агентура Департамента полиции. С. 5–15; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 123–136; Брачев В.С. Мастер политического сыска П.И. Рачковский // Английская набережная, 4. СПб., 1997. С. 291–324; Он же. Заграничная агентура. С. 20–36; Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 141–147; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи С. 105–107; Бибикова Л.В. (Ульянова) С.Г. Сватиков и происхождение «Протоколов сионских мудрецов» // Российская история. 2018. № 5. С. 141–157.


[Закрыть] и др.) и руководителях Министерства внутренних дел3636
  Зайончковский П.А. Кризис самодержавия. С. 379–473; Он же. Российское самодержавие в конце XIX столетия; Российские консерваторы. М., 1997; Борисов А.В. Министры внутренних дел России. 1802 – октябрь 1917. СПб., 2001; Чукарев А.Г. Тонкий и беспринципный деятель: (Подробности из личной и политической жизни В.К. Плеве) // Российский исторический журнал. 2003. № 2; Шипов Я. Князь П.Д. Святополк-Мирский в Северо-Западном крае накануне правительственной «весны» (малоизвестные страницы) // Первые открытые исторические чтения «Молодая наука». Сб. ст. М., 2003; Крылова Е.Н. Власть и общество осенью 1904 г.: П.Д. Святополк-Мирский и земский съезд 6–9 ноября 1904 г. // Общество и власть. Мат. Всероссийской науч. конф. СПб., 2005; и др.


[Закрыть].

Историография политической полиции Российской империи часто подспудно отстраивается от вопроса, почему этот государственный институт не смог предотвратить революцию, т. е. а была ли его деятельность эффективной. В советской литературе ответ сводился к разным вариациям на тему «загнивающего самодержавия» в целом3737
  См., например: Шинджикашвили Д.И. Сыскная полиция царской России.


[Закрыть]. В современной историографии одни отмечают, что период с момента создания Департамента полиции был самым эффективным в истории политического сыска, несмотря на определенные противоречия в его внутренней структуре и управленческих принципах3838
  Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 383; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. С. 95; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел. С. 118, 167.


[Закрыть], другие же считают, что политическая полиция не являлась в достаточной степени эффективной структурой для предотвращения революции3939
  Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 368; Ерофеев Н.Д. З.И. Перегудова. Политический сыск России (1880–1917) // Отечественная история. 2001. № 6. С. 159; Реент Ю.А. Общая и политическая полиция России. С. 47.


[Закрыть]. В целом литература о политическом сыске «списывает» «вину» за революцию на правительство, не имевшее последовательного курса, а не на Департамент полиции4040
  Ансимов Н.Н. Охранные отделения и местная власть царской России в начале ХХ в. // Советское государство и право. 1991. № 5. С. 125; Мулукаев Р.С. Полиция в России (IX в. – нач. ХХ в.). Нижний Новгород. 1993. С. 38; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 383; Ефремов В.А. Сыск в политической полиции самодержавной России: историко-правовой аспект. Дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. СПб., 1996. С. 14; Перегудова З.И. Политический сыск в России. С. 166, 193, 368; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел. С. 167; Новиков С.В. Революционеры, охранка, провокация. 1887–1917. Психологические зарисовки из истории политического террора. Омск, 2002. С. 88; Чудакова М.С Противостояние. С. 3; Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. С. 41, 109, 113.


[Закрыть].

Вообще, революционное движение нередко рассматривается как отправная точка для развития системы политическогосыска. Так, Особый отдел в 1898 г. и охранные отделения в 1902 г. появились вследствие нарастания революционных настроений4141
  Зайончковский П.А. Кризис самодержавия. С. 120–123; Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 60–61, 118, 173, 177, 185; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел. С. 35; Чудакова М.С. Противостояние. С. 71; Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. С. 114.


[Закрыть], З.И. Перегудова, например, пишет о создании Особого отдела: «Подавляющее большинство документов, поступающих в отдел… было связано с выступлением студентов, созданием и деятельностью социал-демократической партии и партии социал-революционеров, нарастающим рабочим движением»4242
  Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 64.


[Закрыть].

Именно в отношении революционного движения лучше всего исследованы карательные возможности политического сыска4343
  Общий обзор деятельности Министерства внутренних дел за время царствования императора Александра III. СПб., 1901. С. 165–171; Тютюнник Л.И. Состояние политического сыска в России в 60–70 гг. XIX в. Кризис III отделения // Государственные учреждения и общественные организации СССР: история и современность. М., 1985; Перегудова З.И. Источник изучения социал-демократического движения в России (материалы фонда Департамента полиции) // Вопросы истории КПСС. М., 1988. № 9. С. 88–100; Тот Ю.В. Административная высылка и полицейский надзор (некоторые аспекты правительственной политики 50–70-х гг. XIX в.) // Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С. 176–180; и др.


[Закрыть], которые естественным образом в первую очередь изучались в советской литературе, из них наибольшее значение, пожалуй, для моей темы имеют работы Н.А. Троицкого, в которых содержится подробный количественный анализ так называемых «политических дел»4444
  Троицкий Н.А. Царские суды против революционной России (Политические процессы 1871—1880 гг.). Саратов, 1976; Он же. Безумство храбрых: русские революционеры и карательная политика царизма, 1866–1882 гг. М., 1978; Он же. Царизм под судом прогрессивной общественности, 1866—1895. М., 1979.


[Закрыть]. Подробно исследованы способы получения информации о революционерах – наружное наблюдение4545
  Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. С. 85–98, 117–138; Фомушкин А. Страницы истории филерской службы политической полиции. 1880–1917 // Жандармы России. М., 2004. С. 355–394; и др.


[Закрыть], перлюстрация4646
  Жилинский В.Г. Организация и жизнь охранных отделений. С. 301; Осоргин М.А. Охранное отделение и его секреты. М., 1917. С. 5–6; Николай II и самодержавие в 1903 г.: из итогов перлюстрации // Былое. 1918. Вып. 2 (30). С. 190–222; Из отчета о перлюстрации Департамента полиции за 1908 год // Красный архив. 1928. Т. 2 (27); 1928. Т. 3 (28); Сизиков М.И., Борисов А.В., Скрипилев А.Е. История полиции России. Вып. 2. С. 48; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 116; Ефремов В.А. Сыск в политической полиции самодержавной России. С. 116–121; Жаров С. Н. Интеллигенция и жандармы: взаимные отношения (по материалам Челябинского уезда) // Тезисы к научно-практической конференции «Интеллигент в провинции». Екатеринбург, 1997. С. 49–51; Он же. Мифы о перлюстрации в царской охранке // Актуальные проблемы теории и практики юридического образования на пороге XX столетия: сборник материалов межрегиональной научно-практической конференции, посвященной 60-летию юридического факультета ХГАЭП. Хабаровск, 1999; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. С. 88–94; Измозик В.С. Из истории «черных кабинетов» в России // Исторические чтения на Лубянке. М., 1999. С. 44–47; Он же. Черные кабинеты в России. XVIII – нач. ХХ вв. // Жандармы России. М., 2004. С. 333–355; Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 275–285; Министерство внутренних дел. Исторический очерк. С. 56; Дорохов В.Г. Политический сыск в Томской губернии. С. 119–120; Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. С. 138–147.


[Закрыть], секретная агентура (их имена, биографии, взгляды, численность и затраты на них политической полиции)4747
  Волков А. Петроградское охранное отделение. Пг., 1917. С. 4; Агафонов В.К. Заграничная охранка (составлено по секретным документам Заграничной агентуры и Департамента Полиции). Пг., 1918; Павлов П. Агенты. Жандармы, палачи. По документам. Пг., 1922. С. 10–13; Покровский Ф. Расходы на «известное его императорскому величеству употребление (1906–1913) // Былое. 1924. № 26; Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. Секретные сотрудники и провокаторы. М., 2004; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 4–6, 87; Головков Г., Бурин С. Канцелярия непроницаемой тьмы. С. 43–44; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. С. 70, 119; Романов В.В. На страже российской монархии; Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 224–238; Брачев В.С. Заграничная агентура; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел. С. 138–152.


[Закрыть]. Вызывает удивление, когда в таком щепетильном вопросе как секретная агентура авторы не подтверждают свое мнение ссылкой на источники4848
  См., например: Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. С. 98.


[Закрыть], что иногда компенсируется ссылкой на литературу4949
  Например: Чудакова М.С. Противостояние. С. 73.


[Закрыть]. Практически не вызывает разногласий в историографии оценка секретной агентуры как основного оружия политической полиции в «борьбе» с революционерами5050
  Цявловский М.А. Секретные сотрудники московской охранки 1880-х гг. // Голос минувшего. 1917. № 7/8. С. 183; Мулукаев Р.С. Полиция в России. С. 60; Головков Г., Бурин С. Канцелярия непроницаемой тьмы. С. 45; Перегудова З.И. Департамент полиции и секретная агентура (1902–1917 гг.) / Исторические чтения на Лубянке. М., 1999. С. 55–57; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. С. 127; и др.


[Закрыть].

Помимо приоритетного внимания к революционерам в литературе о политической полиции, стоит отметить, что существует и определенный хронологический дисбаланс: исследовательский интерес сосредоточен на событиях с 1902 и особенно с 1905–1907 гг. Причина этого заключается в том, что в 1902 г., а затем, начиная с 1906 г., в политической полиции были проведены крупные реформы, формировавшие системные начала в ее деятельности5151
  Именно в это время появились документы, регламентирующие различные аспекты тайной деятельности политической полиции: Положение о начальниках розыскных отделений (1902), Свод правил для начальников охранных отделений (1902), Инструкция филерам розыскных и охранных отделений (1902), Временное положение об охранных отделениях (1904); Инструкция по ведению наружного наблюдения (1906) и Инструкция по организации и ведению внутреннего секретного наблюдения (1907).


[Закрыть]. При этом сами авторы распространяют свои изыскания на весь период существования Департамента полиции (1880–1917). Эта черта наиболее свойственна постреволюционным работам, в которых вообще не обращалось внимания на хронологию, хотя в подавляющем большинстве случаев речь шла о времени, непосредственно предшествовавшем 1917 г.5252
  Жилинский В.Г. Организация и жизнь охранных отделений во времена царской власти. С. 251–301; Осоргин М.А. Охранное отделение и его секреты; Зотов Л. Саратовская охранка. Саратов, 1924; Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы.


[Закрыть] Подобный хронологический дисбаланс свойственен и некоторым советским и постсоветским исследованиям5353
  Тютюнник Л.И. Состояние политического сыска в России в 60–70 гг. XIX в. Кризис III отделения // Государственные учреждения и общественные организации СССР: история и современность. М., 1985; Перегудова З.И. Источник изучения социал-демократического движения в России (материалы фонда Департамента полиции) // Вопросы истории КПСС. М., 1988. № 9. С. 88–100; Чукарев А.Г. Губернская жандармерия в последнее десятилетие царизма. М., 1998; Романов В.В. На страже российской монархии; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. С. 127; Иванов А.В. Департамент полиции Министерства внутренних дел. С. 57, 63, 73–75; Реент Ю.А. Общая и политическая полиция России. 1900–1917; Дорохов В.Г. Политический сыск в Томской губернии. С. 35; Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале ХХ в. С. 116, 147; Акунов В. Грозовое небо Петра Дурново.


[Закрыть]. Так, Д.И. Шинджикашвили утверждает, что «каждый сотрудник работал с определенным жандармским офицером… Кроме того, личность агента хорошо была известна начальникам охранных отделений. Третьим, кто знал секретного агента, был Департамент полиции»5454
  Шинджикашвили Д.И. Сыскная полиция царской России. С. 34.


[Закрыть]. В действительности, такая система существовала до 1907 г., до времени, когда был введен новый порядок: секретный агент был известен только ведущему сотруднику5555
  Перегудова З.И. Политический сыск России. С. 201.


[Закрыть]. Определенным историографическим исключением является книга З.И. Перегудовой, в которой развитие системы политического сыска во многом впервые четко соотнесено с хронологией. Однако и ее исследовательский интерес сосредотачивается на периоде с 1902 г.5656
  См., например: Лурье Ф.М., Перегудова З.И. Царская охранка и провокация // Из глубины времен. Вып. 1. СПб., 1992; Перегудова З.И. Департамент полиции и секретная агентура; Она же. Политический сыск России. С. 198, 200.


[Закрыть]

В данной работе была сделана попытка избежать хронологического дисбаланса, хотя это оказалось затруднительным по той причине, что в разные годы интерес к «либерализму» в политической полиции был различным (что хорошо видно по таблицам с терминологической динамикой, приведенным в 4-м параграфе 2-й главы).

Следующий проблемный узел, на котором стоит остановиться, – это терминологически-понятийный аппарат, используемый в литературе, и его применимость в данном исследовании. Парадоксальным образом традиционное, устоявшееся и кажущееся незаменимым словосочетание «политическая полиция» содержит в себе определенное противоречие, т.к., в логике языка бюрократии изучаемой эпохи, к названным выше государственным институтам (Департамент полиции, охранные отделения, губернские жандармские управления) сложно применить определение «политический». Полное название руководящей инстанции политического сыска – Департамент государственной полиции. Законодательно определенные полномочия – «пресечение и предупреждение государственных преступлений и поддержание общественного порядка и спокойствия». Дознания, проводившиеся чинами ГЖУ, назывались «дознаниями о государственных преступлениях». Особое совещание, созданное по «Положению о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», было направлено на «охранение» именно «государственного порядка и общественного спокойствия».

Говоря другими словами, ни в названии исследуемых структур, ни в официально стоявших перед ними задачах нет «политических слов». В «Уголовном уложении» термин «политические преступления» отсутствовал, речь шла о «государственных преступлениях». Единственный термин, который отсылает к политике, – это «политическая неблагонадежность», использовавшийся на уровне циркуляров еще в самом начале деятельности III отделения, однако стоит обратить внимание, что «неблагонадежность» делилась на «политическую» и «нравственную», и тем и другим занималось III отделение, а за ним – и Департамент полиции, причем нравственная неблагонадежность вызывала даже более пристальное внимание, чем политическая5757
  Так, Особое совещание, рассматривавшее с 1881 г. дела о неблагонадежности, за 20 лет рассмотрело 3279 дел о нравственной неблагонадежности с количеством привлеченных 4424 человек и за это же время – 2971 дело по обвинению в политической неблагонадежности 4077 человек. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102. Оп. 302. Д. 702. Л. 153, 158–159; Исторический очерк организации и деятельности Департамента полиции: материалы к обзору деятельности Министерства внутренних дел с 1802 по 1902 гг. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 302. Д. 707. Л. 153; Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880-х гг. С. 184; Он же. Российское самодержавие в конце XIX столетия. С. 161. Подробнее см. 1-й параграф 1-й главы.


[Закрыть]. Не вдаваясь сейчас в подробности данного сюжета, выходящего за пределы основной тематики исследования, стоит предположить, что, с формальной точки зрения, в самодержавном государстве, каким была Россия до октября 1905 г., вообще не предполагалось существование «политического» и деятельность власти описывалась не через «политику», а через «управление».

Представление о том, что Департамент полиции и подчиненные ему структуры боролись именно с политическими преступлениями, идет, судя по всему, из советской историографии, еще в 1920-е гг. термин «политические преступления» был введен в активный научный оборот, однако, как отмечается в статье К.П. Краковского, посвященной анализу соотношения терминов «государственное преступление» и «политическое преступление» в пореформенной России, это было искажением языка дореволюционного законодательства. В свою очередь, отмечу, что материал, приведенный в статье Краковского, позволяет утверждать: термин «политические преступления» начинает активно обсуждаться в России юристами после Первой русской революции, что подтверждает одно из моих наблюдений о появлении «политики» как таковой в публичном государственно-правовом дискурсе с момента издания Манифеста 17 октября 1905 г. В то же время это означает, что нет особых оснований применять термин «политические преступления» для описания деятельности политической полиции – до начала ХХ в. термин «политические преступления» использовался только в международном праве5858
  Краковский К.П. Государственные и политические преступления (к вопросу о понятиях) // Северо-Кавказский юридический вестник. 2009. № 1. С. 27– 33.


[Закрыть].

По мнению исследователя В.С. Измозика, понятие «политический сыск» является частью более общего понятия «политический контроль». Причем «если политический сыск (розыск) – дело определенного ведомства (прежде всего политической полиции), то политический контроль предполагает сотрудничество ряда государственных структур, в том числе политической полиции»5959
  Измозик В.С. Политический контроль и сыск: методологические аспекты // Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С. 8.


[Закрыть]. На мой взгляд, понятие «политический контроль» применимо к модерным обществам, в которых политика является частью легального пространства, – соответственно, данный термин корректен по отношению к ситуации после октября 1905 г.

Вместе с тем в данной работе невозможно отказаться от использования термина «политическая полиция», т.к. он является неотъемлемой частью исследовательского лексикона. Возможно лишь оговорить определенную нерелевантность этого термина как повседневному бюрократическому дискурсу, так и юридической терминологии, языку законодательства изучаемой эпохи.

Также стоит отметить, что в данном исследовании в качестве взаимозаменяемых синонимов употребляются термины «политическая полиция» и «политический сыск» и совсем не используется термин «охранка», который часто можно встретить в качестве обобщающего понятия, – помимо того, что это понятие несет в себе явно выраженные негативные смысловые коннотации революционного языка, оно еще и исторически некорректно, т.к. охранные отделения были лишь частью отделений политической полиции, причем местного, а не центрального уровня.

Терминологический хаос во многом оказался следствием всплеска интереса к политической полиции Российской империи в 1990-е гг., который – всплеск – состоял в появлении большого количества некачественной литературы6060
  Кравцев И.Н. Тайные службы империи. М., 1999; Борисов А.Н. Особый отдел империи. История заграничной агентуры российских спецслужб. СПб., 2001; Джанибекян В. Провокаторы: воспоминания, мысли и выводы. М., 2002; Макаревич Э.Ф. Политический сыск: офицеры и джентльмены: истории, судьбы, версии. М., 2002; Сысоев Н.Г. Тайный сыск России. От жандармов до чекистов. М., 2005; Симбирцев И. На страже трона. Политический сыск при последних Романовых. 1880–1917. М., 2006. Эти книги грешат многочисленными неточностями и откровенными ошибками. Так, И.Н. Кравцев утверждает, что Л.А. Ратаев в 1902–1905 гг. совмещал должность заведующего Особым отделом Департамента полиции и заведующего Заграничной агентуры (Кравцев И.Н. Тайные службы империи. С. 55). И. Симбирцев дает эпиграф к одной из глав якобы цитатой из С.В. Зубатова, имеющей принципиальное значение для характеристики личности этого человека, не подтверждая её какой-либо ссылкой: «“Если бы не нужда в пенсии – я бы много порассказал про этих господ”, бывший начальник российской охранки С.В. Зубатов о своих бывших коллегах» (Симбирцев И. На страже трона. С. 201). Таких примеров в названных работах удивительное множество.


[Закрыть], ставшей впоследствии частью и научной историографии6161
  Ансимов Н.Н. Охранные отделения и местная власть царской России в начале ХХ в. // Советское государство и право. 1991. № 5; Рууд Ч.А., Степанов С.А. Фонтанка, 16; Головков Г.З. Канцелярия непроницаемой тьмы; Политический сыск в России: история и современность; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы; Перегудова З.И. Политический сыск России; Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи; Карнишина Н.Г. Полиция и местная администрация: структура взаимодействия в пореформенный период // Государство и общество. Проблемы социально-политической и экономической истории России. Сб. науч. ст. Вып. 2. Пенза, 2004; и др.


[Закрыть]. Так, отсутствие архивных материалов с соответствующим оформлением библиографии является чертой не только публицистических, но и ряда исследовательских работ6262
  Примером научной работы, в которой нет сносок на архивные материалы, являются книги Ф.М. Лурье: Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы; Лурье Ф.М. Политический сыск в России. В последней работе есть одна сноска на архив (ГА РФ. Ф. 109), но не на фонд Департамента полиции.


[Закрыть], которые при этом в наибольшей степени используют понятия «охранка» и сопутствующий ему термин «провокация». Стоит согласиться с констатацией еще начала 1990-х гг. авторов сборника «Полиция Российской империи XIX – нач. ХХ вв.»: «Все, что связано с охранными отделениями… запутано публицистикой последних десятилетий»6363
  Сизиков М.И., Борисов А.В., Скрипилев А.Е. История полиции России (1718–1917 гг.). Вып. 2.


[Закрыть].