Текст книги "Ловушка для декана"

Глава 6

Донской не сразу понял, что произошло. Рванулся ко мне, когда я снова обошла его – все еще, по инерции соблазнительно поглаживая по плечам… и застыл с совершенно недоуменным выражением лица, явно не вкуривая, отчего руки так прочно застряли в рукавах.

И только потом взревел.

– Максимова!!

Мгновенно вспотев от страха, я отбежала на безопасное расстояние.

– Ты что творишь такое, маленькая дрянь?!

Батарея была крепкой. Все в этом здании, недавно отремонтированном, было крепким и добротным. На мое счастье. Потому что ту батарею, что была у меня в комнате в общаге, декан вырвал бы в три рывка в таком состоянии.

– Если будете орать, я позову охрану и пожалуюсь, что вы хотели меня изнасиловать, – собрав все свое мужество в кулак, пообещала я и кивнула на его ширинку. – У меня вон и доказательства имеются…

Он дернулся еще пару раз – уже не так сильно. Вероятно, остатками мозга сообразил, что не сможет просто так освободиться. Однако, все что недоставало в его физических возможностях на данный момент, он с лихвой искупал интенсивностью своего тяжелого, налитого кровью взгляда.

Словно посаженный в клетку тигр, он следил за каждым моим движением – будто только и ждал, чтобы наброситься.

– Какая же ты сука, Максимова… – процедил, медленно опускаясь на пол, и усаживаясь спиной к батарее.

Подходя к двери и запирая ее на замок, я слегка закатила глаза. Ага, сука… Слышали. Знаем.

Хоть и обидно – учитывая то, что я могла сейчас спокойно валяться на своей кровати, наслаждаясь местью, а не придумывать, что сделать с обезумевшим деканом, готовым трахнуть все, что движется, а потом догнать и еще раз трахнуть.

– А ничего, что я вас от позора спасаю? – спросила, даже не надеясь на вменяемый ответ.

Однако, как ни странно, получила его.

– Плохо спасаешь, – с мрачным видом Матвей Александрович уставился на свои брюки, все еще безжалостно натянутые вокруг эрекции. Мотнул головой, будто проснуться хотел. – Твою ж мать, с двадцати лет такого не было…

Мне стало интересно.

– А что… в двадцать прям так и было?

Так и представила себе этого голодного молодого самца в застенках какого-нибудь престижного западного колледжа… Говорят, он в Лондоне учился… Вряд ли позволял себе там хоть десятую долю того, чем успел удивить меня… Там с этим шутки плохи, и неважно восемнадцать вам или тридцать пять, под влияниям вы чего-нибудь ядреного, или нет…

В миг посадили бы. А раз не посадили, значит держал себя в руках. Значит и сейчас справится. Пересидит, переспит, попьет водички… А я тут рядышком буду, на всякий пожар. Еще спасибо скажет потом – разумеется, если не догадается, что я же во всем и виновата.

Но, вопреки моим надеждам, Донской снова страдал.

На вопрос мой не ответил, голову опустил и ушел куда-то в себя, слегка раскачиваясь. Спустя еще какое-то время его начало потряхивать.

– Матвей Александрович? – с опаской спросила я со своего места за его столом. – Может скорую вызвать?

Он рывком поднял на меня голову, уставился очумелым взглядом, будто видел здесь в первый раз.

– Что?

– Я говорю, может скорую? Вам? Вызва…

Он моргнул.

– Выпусти меня, Максимова. Выпусти, и я тебя трахну так, как еще никто и никогда в жизни…

Как можно тише я сглотнула – потому что очень хорошо представила себе эту картину… Но потом представила себе все остальное и скривила губы.

– Неужели я выгляжу такой дурой, профессор? Выпусти его, как же. После всего что вы тут наговорили…

Донской снова задергался, потом сфокусировался на чем-то позади себя, и я поняла, что он пытается расстегнуть манжеты.

Я не особо боялась, зная, что его пальцы внутри рукава и до высоких манжетов рубашки им ну никак не дотянуться. И все же стало немного беспокойно – успею ли добежать до двери, если он вдруг вырвется на свободу… Потому что тогда речь о том, чтобы сохранить его достоинство уже не пойдет. Самой бы ноги унести.

Зарычав в бессильной злобе, декан сполз на пол, и я увидела, как лоб его покрывается мелкими бусинами испарины.

– Матвей Александрович! – снова позвала я. – Может водички принести?

Ответом мне был мучительный, хриплый стон – откинув голову на батарею, Донской закрыл глаза и медленно крутил головой из стороны в сторону… Волосы его растрепались, прилипли к мокрому лбу, глаза были полузакрыты… слегка опухшие губы кривились в тщетной попытке то ли что-то сказать, то ли усмехаясь каким-то своим, внутренним и весьма разнузданным мыслям.

А потом он ругнулся и выгнулся, явно собираясь трахнуть воздух.

Так вот как это выглядит… Декан в сексуальной агонии…

Точно надо медиков вызывать. Здоровье важнее позора. В том числе и моего. Я вскочила и решительно пошла в сторону выхода из кабинета.

– Максимова… – прохрипели позади меня.

Я остановилась на полпути, не оборачиваясь.

– Не зови… никого… Скажи… что… со мной? Что… ты со мной сделала…

Я закрыла глаза. Если его интересует этот вопрос сейчас, когда он почти ничего не соображает, позже – когда придет в себя – точно докопается до правды.

И тут в голову мне пришла мысль – простая, как и все гениальное.

Я обернулась, тут же попадая в плен его взгляда – жаркого и такого люто-голодного, что стало совершенно ясно – дай декану волю, он затрахает меня до смерти.

– Если я… – хотела было начать осторожно, издалека, но потом решила все же спросить его, как есть, причем простым языком – вообще не была уверена, что он меня поймет. – Если я… помогу вам справиться с… вашей проблемой… вы скажете на диктофон, что не имеете ко мне претензий и что я ни в чем не виновата?

* * *

– Скажу! Все скажу… Ну же… отсоси мне, Максимова… О, бляяя… – он застонал, снова подаваясь бедрами вперед – явно представляя мой рот на своем члене.

Отсасывать я никому не собиралась, но зачем разочаровывать мужчину раньше времени? Пусть поклянется сначала. Под запись.

Я достала телефон, быстренько скачала нужное приложение, включила микрофон и подошла к нему – не совсем близко, но достаточно, чтобы хорошо зафиксировать его голос.

– Повторяйте за мной. Я не имею к моей студентке, Валерии Максимовой никаких претензий, ни по какому поводу. И число скажите. Сегодняшнее.

Не отрывая взгляда от моего рта, он хрипло повторил – немного сбивчиво, но, тем ни менее, вполне понятно. И даже число смог вспомнить – видать, сильно хотел мое условие выполнить.

Я остановила запись, крайне довольная тем, что не было пауз, и нельзя мне предъявить, что, мол, смонтировала. Включила прослушать и так увлеклась, что даже не заметила, как нога декана незаметно подкралась под мою, обвила за лодыжку…

И дернула меня за ноги вперед.

Ойкнув и потеряв равновесие, я упала к Донскому на колени – прям плюхнулась на него с размаху, оседлав его вытянутые ноги. Которые он тут же сложил в коленях, прижимая ими меня к себе.

– Попалась! – торжествующе вскричал, набрасываясь на мою шею и грудь с поцелуями.

От близости моего тела его совсем повело – он, похоже даже не соображал, что не сможет ничего, кроме поцелуев, сделать с завязанными за спиной руками. Однако и я ничего не могла сделать – его колени придавили меня к возбужденному мужскому телу намертво – ни встать, ни охнуть.

– Пустите!! – пропищала, пытаясь выпростать руки, также зажатые между нашими телами вместе с телефоном.

– Ты кое-что… обещала мне, Максимова… – рычал он, с животным урчанием вылизывая дорожку к моей груди.

– Я обещала… помочь…

– Как? Как ты обещала… помочь? – подопнув меня коленом выше, он зарылся лицом между моих грудей. – Скажи, что хотела дать мне кончить промеж твоих сисек?

Я всхлипнула, понимая, что каким-то образом оказалась во власти полностью обездвиженного мужчины.

– Хотела… хотела словами… и подушку дать…

Я действительно собиралась принести ему с дивана большую, мягкую подушку и устроить нечто вроде стриптиза с аудио-озвучкой. В таком состоянии ему бы хватило. Ну, а если не хватило бы – я бы может и потрогала его там. Через штаны.

Однако теперь, похоже, я сама оказалась в роли подушки.

– Подушку, говоришь? – процедил он злобно. Зубами подцепил кромку моего лифчика – снова надетого…

И крепко схватил зубами мой оголенный сосок.

– Ай! Больно, больно! – я заерзала, пытаясь отстраниться, вырваться – что угодно… лишь бы спасти чувствительное место от этих острых зубов. Но он только сильнее прикусывал, явно не собираясь меня отпускать.

Потом все же отпустил на пару секунд – даже нежно зализал укус, будто успокаивал меня.

– Ширинку расстегнула, и руку мне на член! – приказал глухим голосом. И не успела я опомниться, снова схватил сосок зубами – одновременно медленно опуская вниз свои ноги, чтобы дать мне возможность маневрировать руками.

Вот же сволочь! Теперь он кусал не очень больно, но все равно будет саднить несколько дней… И чуть дернусь, давал понять, что может и сильнее.

– Гад! Вы просто… просто гад! – я хотела выругаться сильнее, но побоялась. Попробуй тут выругайся, когда крепкие зубы готовы вонзиться в вас так, что искры из глаз полетят.

Выпростав из плена одну руку, я уперла ее в батарею за головой Донского – чтобы не лежать на этом мудаке всем телом, будто я льну к нему. Не знаю правда, долго ли я смогу выдерживать этот жар всей пятерней… и другой жар – нацеленный мне прямо между ног.

Напоминая о том, что я должна сделать, он куснул сильнее.

Я вскрикнула.

– Вы меня… без груди оставите!

Он что-то промычал и странным образом это отозвалось у меня в промежности – настойчивым, горячим и крайне позорным зудом. Потому что я не должна даже грамма удовольствия получать в таком унизительном положении.

Предательство собственного тела разозлило меня вдруг ТАК, как не смогли бы и десяток деканов со своими зубами и тыкающимися в меня членами.

Хочет, чтобы я тупо отдрочила ему?

Отлично. Сделаю. От меня не убудет.

Но больше он не получит от меня НИЧЕГО и НИКОГДА. Пусть хоть исстрадается. Иссохнет пусть весь, представляя, как имеет меня на своем столе и прочих предметах мебели – не посмотрю даже в его сторону! Он достаточно выдал себя, чтобы я догадывалась, как долго он хотел меня, и ему явно будет недостаточно одной моей руки.

Переполненная злой решимостью, я дотянулась до его ширинки, расстегнула молнию… и сжала сквозь ткань боксеров то, что само напоминало батарею. Точнее, водопроводную трубу с горячей водой.

Матвей Александрович тут же отпустил меня – причем, похоже, что неосознанно, в угаре высочайшего, сметающего все на своем пути удовольствия.

– Хорошо… Максимова… Лера… о да, вот так… – глаза его закатились, бедра выстрелили вверх, толкая член мне в руку…

И вот тут-то бы и сбежать…

Но что-то остановило меня – я бы хотела сказать совесть. Но если уж быть с собой честной… нет. Не совесть.

Мне вдруг захотелось проверить, как будет выглядеть красивое, мужественное лицо нашего декана еще через пару секунд, когда я дотронусь до него уже кожа к коже… И потом, когда пробегусь несколько раз по его эрекции пальцами, сожму пару раз, двину вверх-вниз и он взорвется – с хриплым, протяжным стоном изольется мне в руку и себе на живот, содрогаясь в оргазме, ругаясь и зовя меня по имени.

О, это лицо и его голос в оргазме станут моим оружием.

Я буду вызывать их у себя в памяти всякий раз, когда господин декан будет стоять за кафедрой – весь такой импозантный и галлантно-насмешливый. Недосягаемый. Безгрешный.

Я одна буду знать, какой он, если сорвать отутюженные покровы цивилизации и обнажить его истинное лицо.

И я решила избавиться от последнего из «покровов» прямо сейчас.

А потому оттянула плотную кромку боксеров под моей ладонью и высвободила массивный, каменно-напряженный орган на свободу…

* * *

На мгновение мне показалось, что он может кончить просто так, от воздуха, от восхитительного, непередаваемого ощущения свободы в своем самом чувствительном месте. А уж если наклониться и дунуть…

Нет-нет-нет! – еле остановила себя. Ни в коем случае нельзя наклоняться! Потому что, если я наклонюсь, эта замечательная штука с идеальными параметрами, синеватыми прожилками и увенчанная красивой, крупной головкой, может случайно оказаться у меня во рту.

Что, в принципе, очень неплохо – лучшего экземпляра для первого минета и не придумаешь…

СТОП! Он-то не будет знать, что минет первый – девственности во рту нет. Решит, что шлюха, раз так набрасываюсь. Впрочем, я и есть шлюха. Приличные девушки в такие ситуевины не попадают и не оказываются у возбужденных, связанных деканов на коленках…

– Максимова…

Я вздрогнула, с трудом отрывая взгляд от произведения искусства, которое, как оказалось, Матвей Александрович носил в штанах. И тут же утонула в его глазах – полузакрытых, мутных от желания, отчаянно требующих моего участия. Гипнотизирующих меня, за неимением других средств, поднять руку и обвить пальцы вокруг широкого, гладкого ствола…

Только по его стону облегчения я поняла, что сделала именно это.

Боже, я дотронулась до члена нашего декана! И не просто дотронулась, а уже приспосабливаюсь, уже ищу удобное положение, как бы получше обхватить его, как огладить так, чтобы мозги взорвать ему, гаденышу…

Судя по еще одному мучительному стону сквозь зубы, у меня получилось.

– Не останавливайся… – хрипло потребовал он.

Бедра подо мной задвигались, заходили ходуном – так, что мне даже рукой не приходилось двигать. Красивое лицо декана исказилось почти звериной гримасой… И не успела я как следует насладиться этим зрелищем, не успела решить, что буду делать с неизбежным результатом своей «помощи», все было кончено.

Толкнувшись так, что чуть не снес меня, Донской зашипел, грязно выругался, зрачки его расширились до невозможности… и так, не сводя с меня взгляда, он выстрелил мне в руку, заливая все вокруг густой, горячей спермой – и меня, и себя, и даже пол…

О да… У него явно не будет проблем с зачатием – слабо подумала я, обозревая все это обильное безобразие.

Пытаясь отдышаться, декан снова подпихнул меня коленом к себе, с жадностью атакуя мой рот, терзая его так, будто все еще был на пике страсти… с явным наслаждением вторгаясь, вдалбливаясь в меня языком…

И только тут, прижатая к его напрочь испорченному костюму, к его оголенному члену, я поняла еще кое-что.

У него. Все. Еще. Стоит.

Стоит, мать его! Как будто ничего не случилось! Как будто это не он только что кончил, а кто-то другой.

– Еще… – хрипло потребовал он, подтверждая мои опасения. – Продолжай, Максимова… Только теперь ртом…

– Что?.. Но как… вы же только что…

У меня слов не было. Как такое может быть?! На всякий случай я провела по возбужденному органу рукой – в надежде, что это остаточный эффект…

Я не сильна в мужской анатомии, может сейчас все и опадет?

Но вместо «опадания» я получила новый стон и новый толчок в кольцо из моих пальцев.

Сомнений не было – декан был все так же возбужден, все так же требовательно-голоден до моего тела, как и раньше.

– Я… не буду я ртом… – помотав головой, я обхватила его плотнее. – Могу повторить…

– Ртом, я сказал! – прорычал он, явно начиная злиться. – Или освободи меня, я сам все сделаю… Не бойся, я не трону твою задницу…

Ого! Неужели в себя приходит и понимает, что маленько перешел границы, когда расписывал тут свои пристрастия? Это внушало надежду. Но недостаточно, чтобы я освободила своего связанного зверя.

– Нет, я лучше… как раньше…

Вероятно, я слишком долго думала, потому что ему успела прийти в голову новая идея.

– Сдвинься ниже! – приказал отрывисто.

Я слегка помедлила, не понимая, что ему нужно, однако подвинулась, седлая уже его колени, а не бедра.

И тут случилось то, чего я боялась больше всего. Вероятно, успев каким-то образом расстегнуть пару пуговиц на одном из манжетов, Донской резко рванул рукой из-за спины… Раздался треск, оставшиеся две пуговицы запрыгали по полу… и в волосы мне впились жесткие, невероятно цепкие пальцы.

– Пустите!

Я рванулась вбок и вверх, отлично понимая, куда пригибает меня так невовремя освободившаяся рука. Ну уж нет! Если я не хотела делать ему минет, раньше, то теперь – когда все это выглядит, как извергшийся вулкан… Меня точно вырвет.

– Максимова, или твой рот у меня на члене, или моя подпись на твоем исключении! Я ведь найду повод…

Смотри как связно говорить начал! Еще пару оргазмов, глядишь, и в себя придет!

Однако, сдаваться и вылизывать вот это я не собиралась.

– Исключайте… – выдавила, еле открыв и тут же плотно закрыв рот.

И даже загордилась собой – не такая уж я и шлюха, Матвей Александрович! Шлюха бы запросто отсосала после такой угрозы, а я тут еще ерепенюсь. Как партизан на эротическом допросе.

– О, вот так… хорошо… – раздалось над моей головой одновременно с мокрым и совершенно определенным скольжением в ложбинке между двумя полушариями груди. – Не хочешь ртом… кончу тебе между сисек…

Рука пригнула меня еще ниже – так, что почти положила щекой на твердый, рельефный живот с той самой умопомрачительной полоской курчавых волос, на которую я засмотрелась ранее. Крепко прижав мою нависающую в такой позе грудь к эрегированному члену мужчины.

Изобретательный, гад!

Побрыкавшись пару секунд, я поняла, что все бесполезно, и постаралась расслабиться, от скуки принявшись считать толчки, сопровождаемые короткими, матершинными ругательствами и хриплыми стонами.

А через секунд десять продолжила считать, но уже по другой причине – сбить вдруг накатившее возбуждение. Потому что если Донской почувствует, что соски мои вдруг затвердели от трения о его вспотевший живот, об эти замечательные, напряженные «кубики», я этого точно не переживу…

Хорошо, что ему было не до этого.

– Сожми… сожми грудь руками… – по тому, как изменился его голос, я поняла, что уже скоро. И сделала то, что он приказывал – просто, чтобы это скорее закончилось. – Ох, твою ж мать…

Сдавленно замычав, Донской толкнулся финальные пару толчков, доставая мне до самого подбородка, и кончил во второй за сегодня раз, полностью залив мне грудь со вздернутым наверх лифчиком.

Внезапно ослабев, я распласталась по его телу, вздрагивая и пытаясь успокоить разгорающийся жар внизу живота.

Пару минут стояла тишина, нарушаемая лишь нашим тяжелым дыханием. Словно успокаивая, он перебирал мои волосы – уже не давя рукой, просто гладя меня по голове, как хорошего, послушного щенка. Довольный и, наконец, (вроде бы!) удовлетворенный.

А потом, словно издалека, пробивающееся сквозь бурю крови в ушах, я услышала самое страшное за сегодняшний день.

Настойчивый, но пока еще вежливый и аккуратный, стук в дверь.

Глава 7

– Матвей Александрович! Вы сильно заняты? – осторожный голос секретарши говорил, казалось в самую замочную скважину. Не исключено, что глаза секретарши были там же.

– Очень занят! – неожиданно бодрым голосом ответил декан, одной рукой пытаясь заправиться и застегнуть рубашку.

Я отбежала от него, схватил с пола свой джемпер и заметалась в поисках чего-нибудь вроде салфеток. Нашла и кинулась вытирать следы нашего безумия.

Потом принялась помогать Донскому освободиться, за что тут же была схвачена за задницу, и помощь закончилась втискиванием меня в полуголый торс Матвея Александровича. Рот мой снова атаковали, грудь мяли свободной рукой…

Боже, он сейчас опять возбудится…

– Матвей Александрович! – от двери снова позвали.

– Занят! – рявкнул он, задирая мою ногу себе на бедро и тяжело дыша в шею.

Нет, мы так далеко не уйдем… Мозги опять поплыли, под толкающейся в меня ширинкой выростал объемистый бугор.

– Вы извините, конечно… Но Ольга Владимировна просила до вас достучаться… Говорит, вы плохо себя чувствовали…

Черт! Я попробовала выпутаться из цепких объятий декана – не получилось. Тогда, стараясь не обращать внимания на его губы и пальцы, сама принялась развязывать ремень, снимать его с батареи, расстегивать манжету и, наоборот, застегивать пуговицы спереди рубашки Донского…

– Ай! – освободившаяся вторая рука тут же нашла себе применение, оттянув мою голову за волосы и предоставляя декану лучший доступ к моему телу. Меня дернули, уложили спиной на пол… Горячие губы схватили через джемпер сосок… Я выгнулась, кусая запястье, чтоб не вскрикнуть…

– Матвей Александрович!

Да блииин! Я уже сама готова была зарычать на нее.

– Если вы не откроете, Ольга Владимировна проинструктировала меня воспользоваться запасным ключом.

Губы на моей груди замерли. Декан поднял голову.

– Что?

– И еще… коллеги иностранные… голландцы волнуются, спрашивают, что с вами… Вы так неожиданно покинули фуршет.

Я фыркнула – догадываюсь, кто там спрашивает. Одна селедкообразная особа, которую сегодня облапали. Понравилось, что ли? Или не понравилось, что соблазняющий ее декан куда-то убежал с другой?

И тут до меня дошло, кому еще могло не понравиться, что декан убежал с другой. Ректорше! Вот почему она грозиться вскрыть кабинет Донского, зная к тому же, что со студенткой он не просто убежал, а заперся в собственном кабинете!

– Пох*й…

Матвей Александрович сел и с твердой решимостью в глазах принялся стягивать с моих бедер джинсы. Мне вдруг стало интересно, сколько раз он успел бы уже трахнуть меня, если бы я была в юбке? Ура брюкам, защитникам женской чести и безопасности!

Джинсы уже были наполовину стянуты, когда я опомнилась и оттолкнула его, выкарабкиваясь и натягивая их обратно.

– Это вам пох*й! – прошипела. – А мне не пох*й, что сюда сейчас ворвутся, и все будут думать, что я – ваша шлюха.

Выползая из-под него, я успела перевернуться, и теперь он прижимался ширинкой к моему почти голому заду.

– Охх… – застонал, когда полностью оформившаяся эрекция заскользила между моими ягодицами. И дернул меня за бедра назад, ставя перед собой на колени.

– Вы меня извините, конечно, Матвей Александрович, но у меня четкие указания открыть, если вы сами не откроете…

За дверью забряцали ключами.

Я представила, какой будет у меня видон. И что было сил рванула прочь.

– Что там происходит, Вера? – строгий голос ректорши, сопровождаемый неотчетливым галдением не по-нашему приближался с неотвратимостью цунами после отлива.

Тут даже декан замер, сообразив, что ситуация, мягко говоря, не самая приятная. Прям вот так, на коленях, со мной, поставленной перед ним раком, и замер.

– Спрятать меня есть где? – я быстро поднялась, поправила джинсы, волосы, огляделась… и начала паниковать. Стол у Донского в кабинете на ножках, кресло тоже. Туалет? Не успею!

Вот ведь жопа!

– А ты охренеть какая красивая с этого ракурса, Максимова… – он сказал это в ту же самую секунду, как в дверь, наконец, вставили ключ. И, все еще стоя на коленях, взял мою руку в свою – вероятно, чтобы притянуть меня к себе обратно.

Медленно, словно в страшном сне, дверь отворилась, но я видела не заглядывающих в комнату чужаков во главе с ректоршей, а свой предстоящий позор – смешки, шушуканье одногруппников, прекращающиеся, как только подойду поближе…

«Насосала!» – так будут презрительно объяснять теперь каждую мою хорошую оценку, каждую поблажку, если они у меня еще будут…

А учитывая то, что все мы будем работать в одной индустрии, весь этот позор по окончанию учебы плавненько перенесется во взрослую жизнь, и предлагать работу мне уже будут не как специалисту, а как потенциальной директорской «соске».

Я уже молчу про Настю – если проболтается про афродизиак, я еще и посмешищем стану и примером того, как можно угодить в собственноручно вырытую яму.

«О, это та самая, которая напоила декана возбудителем, и он за это отодрал ее во все дырки… Как же, как же, помним…»

Я никак не могла всего этого допустить.

А потому, сжав руку, которую протягивал мне Матвей Александрович, я всхлипнула, будто от счастья, и закивала, вытирая фальшивые слезы.

– Я согласна, любимый… Конечно, согласна! Боже, это так прекрасно – выйти за тебя замуж!

И бросилась ему на шею.

* * *

По инерции декан сжал меня в ответных объятиях – довольно страстных, учитывая, что он все еще пребывал в состоянии легкого возбуждения.

Потом объятия стали жестче, грубее.

Вместе со мной, он встал, приподнял меня над полом. Немного покружил и поставил на место.

– Я тебя прикончу, Максимова… – услышала я вслед за поцелуем и довольно чувствительным укусом в мочку уха.

Угроза, естественно, была слышна только мне.

Вслух же он прокомментировал происходящее кривоватой улыбкой, кивками и заявлениями, что мол, как он «рад», «счастлив» и «принимает поздравления с благодарностью», дублируя каждую фразу по-английски.

Он на удивление быстро пришел в себя – будто и не было этого последнего часа, когда совершенно ничего не соображал и хотел только трахаться. Вероятно, удовлетворившись (аж два раза!), организм сумел подсобраться в критической ситуации и вернул своему хозяину способность связно говорить и думать.

И злиться, понимая, как ужасно его подставили.

– Ну как же так, Матвей Александрович… Со студенткой-то? Разве можно? – разводила руками ректорша, и мне показалось, что расстраивается она не только из-за некоторой непристойности происходящего.

Еще бы! Сколько ей? Сорока еще точно нет – из себя видная, ухоженная, хоть и корчит бог весть что, будто не ректорша, а как минимум, нобелевский лауреат.

Мечтала небось о «служебном романе» с подчиненным – да еще с каким! И, кстати, неизвестно, кто бы там вскоре подчиненным оказался. Сама бы небось его вместо себя ректором назначила, и бегала у него на посылках.

Вот и нечего тут губы раскатывать!

Я дернула ее «Матюшеньку» к себе, по-хозяйски укладывая его руку на свои хрупкие плечи.

Декан закашлялся от неожиданности, однако продолжил свои разъяснения, больно впиваясь в мое плечо пальцами.

– Мы… не планировали пожениться так быстро… И честно, говоря, не планировали вообще… Так что, может еще и не получится ничего из этого брака…

– Да ну тебя, «не получится»! – я шутливо хлопнула его ладонью по груди. – Разве можно плохое предсказывать! Тем более после такого страстного и романтичного предложения… да еще и на глазах у наших уважаемых гостей!

Матвей Александрович скрипнул зубами.

– Тут не предсказания, милая. Тут простая статистика. Все же у нас половина браков заканчиваются разводами…

– И не только у нас! – с энтузиазмом поддакнула ректорша. – Можешь вон у коллег спросить – у них еще хуже с этим. Но вы действительно нас всех ошарашили, Матвей Александрович… Isn't it so, my freinds?[1]1
  Isn't it so, my freinds? – Не так ли, друзья мои?


[Закрыть]

Обступив нас, ошарашенные голландцы закивали – явно не зная, как реагировать и мало что понимая.

С одной стороны, им было понятно, что именитый профессор замутил со студенткой – по слухам, одно из самых больших табу на западе. С другой – явно хотелось показать, что люди они толерантные и в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Тем более, тут не просто «замутил». Тут – предложение руки и сердца, «романтик» и любовь по полной программе… с намечающейся «звездной» свадебкой, на которой, если пригласят, и погулять не грех.

А уж если вспомнили, что до того, как делать предложение одной, декан радостно лапал за задницу другую… у них точно сейчас взрыв мозга. У той, что Донской лапал – однозначно взрыв. Вон как челюсть отвисла – чуть ли не на плоской груди лежит.

В любом случае, мне было понятно, что если бы нас с деканом застукали не за предложением, а за всем тем, чем мы занимались до него – реакция и у ректорши, и у «голландских коллег» была бы совсем другой. Ректорша ведь у нас правильная, хоть и смотрит на Донского влюбленными глазами. И такого откровенного позора она бы ему точно не простила.

Вероятно, то же понял и декан – благо, последние эффекты моего «кофе с сюрпризом» улетучивались на глазах. И, как только понял, стал подыгрывать мне активнее.

– Мы заметили друг на друга еще на каникулах… – рассказывал он с таким честным видом, будто был профессором актерского мастерства, а не архитектуры. – У меня тогда была другая девушка, но, увы… сердцу не прикажешь. Нет, познакомились мы не на кампусе… В стенах этого благородного учреждения я бы не позволил себе подобных вольностей…

Ректорша заметно подуспокоилась, хоть и поглядывала на меня с недовольным выражением, будто догадывалась, что это я во всем виновата. Наконец, выдала.

– Надеюсь, вы оба понимаете, что если Максимова хочет продолжать здесь учиться, таких явных проявлений ваших отношений больше не должно быть?

Мы оба яростно закивали.

– Конечно, понимаем! – за нас обоих ответил декан. – Мы ведь в принципе, держались до этого момента. И дальше собираемся.

– Еще как собираемся! – добавила я. – У меня вообще очень консервативные взгляды на замужество. До свадьбы – ни-ни! Так что можете не беспокоиться, Ольга Владимировна…

Декан рассмеялся, и я понадеялась, что только мне слышны язвительные нотки в этом смехе.

– О да! Лерочка у меня скромница, каких свет не видывал – непорочная дева, ни дать ни взять… Тем и прельстила, собственно… ах ты ж!

Это я ущипнула его за голое тело, подсунув руку со спины под рубашку. Хорошо, что как раз в это время у профессора Ваутерса – руководителя всей голландской группы – созрела идея, как закруглить эту неловкую сцену подобающим образом, и на выдавленное сквозь зубы «сучка!» никто не обратил внимания.

На довольно сносном и простом английском Ваутерс предложил.

– А что если мы предоставим нашей прекрасной паре возможность обсудить все наедине, а послезавтра отметим их помолвку на банкете?

– Банкете? – не сразу понял декан, нахмурившись. – Ах, на банкете! Что вы, это неловко… Да и зачем так афишировать?

– Затем, что пойдут слухи, мсье Донской, – с невозмутимым видом, чуть поджав губы, пояснил голландец. – И желательно объяснить их научному сообществу благородными намерениями… если мы хотим продолжать наше полезное сотрудничество с вашим университетом, разумеется.

Я на физическом уровне почувствовала, каким железным усилием воли Матвей Александрович успокаивает себя – чтобы не взорваться и не послать всех на три буквы – голландских коллег, ректоршу. Меня. И вся сжалась внутренне, вспомнив, что мне еще предстоит объяснение, и вот тут он явно не станет сдерживаться.

Однако, пока еще сдерживался, и на удивление успешно.

– Разумеется, – ответил он профессору Ваутерсу. – Не вижу никаких проблем представить мою… невесту научному сообществу.

И сжал мое плечо так, что теперь точно останутся следы.

Я поняла, что хуже уже не будет и решила отомстить.

Радостно подпрыгнув и захлопав в ладоши, будто девочка, которой только что подарили пони, я кинулась ему на шею.

– Банкет! Боже, как это здорово, Матвей! Мы ведь еще не были на людях… Заодно и кольцо продемонстрируем! Ты ведь купил мне кольцо, правда, дорогой? – декан деревянно кивнул, по виду только что в обморок не падая. – И платье выгуляю! Ну, помнишь, то кружевное – от Кавалли?

Следующий кивок больше напоминал судорогу.

– Конечно помню… дорогая.