Текст книги "Плоды свободы"

Аластар Эск, князь Файриста

Наследственная власть – зло. Возможно, среди недолговечных созданий, вроде северян, власть, передающаяся от отца к сыну – самый надежный способ управлять народом, но у детей Лун она – самая главная беда. Всегда была таковой. За ролфи решили богини, им проще. Шуриа… Джэйфф Элир говорил, что род Князей-Змеев тянулся чуть ли не от первого сотворенного Шиларджи мужчины, и, умерев, шурианский владыка являлся подданным уже духом и указывал на своего преемника. Никаких наследников, никаких заговоров. И только у диллайн все пошло наперекосяк. Выборные правители исчезли вместе с Буджэйром, а в новой земле дети Меллинтан решили жить по-новому, отторгнув вместе с богиней и старую форму правления. Непрекращающаяся грызня у подножия трона была на руку эсмондам, а одержимость Властью встречалась среди диллайн довольно часто, чтобы претенденты на императорскую корону не переводились. А то, что у каждой провинции имелся, по сути, собственный правитель, который что хотел, то в своей вотчине и творил, мало кого в Амалере волновало. И не положи Аластар Эск своим мятежом этой практике край, Синтаф развалился бы на два десятка княжеств, вечно грызущихся между собой. Приходите, северяне, берите эту землю тепленькой.

Но за попытку создать крепкое государство, где каждый знает свои права и обязанности, где царствует закон, Эска заклеймили тираном.

Возможно, конечно, свободолюбцы знали чудесный способ, как строить железную дорогу, заводы, флот без денег, но тайну свою держали в строжайшем секрете. Деньги же не хотели браться из воздуха, и золото с серебром отказывалось расти на деревьях. Вот и приходилось князю с помощью министров выискивать новые источники доходов. А где еще водится звонкая монета, кроме кошельков обывателей? Вот вам и налоги с податями, конфискации с национализациями, штрафы со взысканиями. Рекруты в армию нужны? Еще как! Землекопы на строительство железных дорог – тоже. Отсюда жесткие законы против бродяжничества, новые рекрутские наборы и высокие подушные отступные.

Оттого и деспот, потому и тиран. А еще «Кровавый Сыч». Ибо, если закон нищенство запрещает, то неимущих и бесприютных милости просим на общественные работы. И за измену в княжестве Файрист полагается виселица, а значит, шея предателя украсится пеньковым галстуком, невзирая на титул и звание. А не плетите интриг и не планируйте убийство правителя, господа заговорщики, не надо. Одержимый Властью так просто ее не отдаст. Когда это Эски довольствовались долей от целого? Им подавай все и сразу, и чтобы никаких ограничений в виде опостылевшего Учредительного Совета или какой-либо другой своры горластых пустобрехов.

Тем паче, невыносима сама мысль о наследнике. Сын – это одно, а дышащий в спину наследник – совсем-совсем другое.

Мысль о том, что Идгард станет проводить ту же политику, что он никогда не вернет старые добрые времена дворянской вольницы, доставляла Аластару извращенное удовольствие. Как же ошибаются идгардовы почитатели! Их ждет жестокое разочарование. Даже «дядюшка» Вилдайр плохо представляет, каков в деле их с Джоной «маленький совенок» и какова хватка его когтей. То-то Волк Архипелага когда-нибудь удивится.

И если бы не одержимость и не проклятая наследственная власть, все было бы иначе. Наверное. Должно быть, если в этом мире вообще существует призрачная возможность выбора. Ведь он есть для нас, для твоих детей, Меллинтан? Дай знак, что это так.

Но богиня-луна отвернула лик свой от Амалера, и столица пылала фонарным огнем, словно костер гордыни, освещая собой море и небо, злое зимнее море и низкое ледяное небо.

Аластар читал депешу из Керуша, курил и думал о том, что, как бы упорно ни отрекался от их родства Рамман, а диллайнская кровь все равно верх взяла. Захотелось лорду Никэйну свою маленькую корону. Грубой янамарской выделки, но свою. Ах, как же Эск его понимал. Как никто иной в целом мире, наверное. В самом деле, сколько же можно прятать естество за маской вернейшего из подданных? И в том, что Идгард не даст братца в обиду, Аластар не усомнился ни на миг. Сина поддержит обоих. Как удачно все сложилось, как удачно…

Князь еще раз просмотрел янамарскую прокламацию. И снова не нашел ни малейшего повода, чтобы Рамман хранил ему верность. В конце концов сам Эск присягал синтафскому императору когда-то как офицер и дворянин. И где теперь та клятва? У Предвечного в… Грубое матросское словцо пришлось очень кстати.

Гражданские свободы, открытые выборы представителей народа, отмена сословий, равенство… Любопытные слова, подлинный смысл которых Аластару уже, должно быть, не понять и не принять. А ведь они не только на языках, но и в умах. И главное – в сердцах у множества людей, лишенных Веры, брошенных богами, не нужных никому, кроме сборщика налогов и армейского вербовщика. Так почему бы им не сделать Свободу своим новым божеством, а революцию – единственной целью?

В приемной уже битый час ожидал приказа генерал Парвин, но князь не торопился. Разумеется, он отдаст необходимые распоряжения относительно бунта в Янамари. Тут и рассуждать не о чем – нужно примерно наказать мятежников. Но пока еще есть время осмыслить и, возможно, даже понять…

«Я устареваю. Как мушкет, как дульнозарядные пушки, как моя красавица «Меллинтан». Она – прекрасный фрегат, но очень скоро она не сможет тягаться с пароходофрегатами ни по скорости, ни по мощности брони. Люди устаревают духом. Те, кто учился мечному бою, никогда не прославятся как меткие стрелки. Я никогда не стану капитаном корабля, у которого нет парусов. Говорят, есть уже такие проекты», – честно признался себе Аластар.

Пусть говорят, будто князь Эск – безумен. Глупости какие! Одержимость не сумасшествие, нет. Она хуже! Она не лишает человека чувства реальности, не дарит сладкие иллюзии. Одержимый полностью отдает себе отчет в том, что делает. И если Аластар Дагманд Эск желает абсолютной власти, то это не значит, что он не понимает безнадежности своего стремления. Мир окончательно изменился, и этому миру не нужен безраздельный владыка.

Князь решительно начертал свою подпись под приказом.

– Талес!

Бессменный секретарь и вестовой всегда тут как тут.

– Да, виртджорн?

«Отчего бы не дать мальчикам шанс победить в честной борьбе? В конце концов даже молодые волки оспаривают главенство в стае у матерого вожака. Так я, по крайней мере, смогу их любить без всяких подозрений и сомнений».

– Передайте эти бумаги его высокопревосходительству немедля.

– Так точно, виртджорн.

«Вся беда в том, что Файрист ни капельки не «Меллинтан», а народ – не сплоченная команда», – вздохнул Аластар и снова раскурил свою трубку. – А я – не дед Арайн, который однажды просто встал из-за стола, снял перстень главы рода и ушел в туман, в чем был».

Сон испуганно обошел стороной диллайнского князя, не пожелав пригасить златое пламя его глаз. И правильно! В брюхе у Предвечного отоспимся.

Рамман Никэйн

Весть о том, что армия Синтафа перешла Наму, произвела на янамарцев эффект взорвавшейся картечной гранаты. А уж ультиматум Хереварда Оро возмутил самых безразличных к судьбе гражданина графа. Как бы ни был суров к своим подданным Аластар Эск, но в милосердие эсмондов уже давно никто не верил. Янамарцы за двадцать лет успели убедиться – маги не отличаются добросердечием, а по части зверств заткнут за пояс любых наемников.

В то январское утро солнце сияло на Дэйнлом как-то по-особенному ярко, воздух искрился от крошечных снежинок, сыплющихся откуда-то из серебряно мерцающих небес. А перед магистратом под жалобный визг флейт и тяжелый бой полковых барабанов строились отряды народного ополчения. Кадровые офицеры, перешедшие на сторону республики и принимающие теперь командование над бестолковыми обывателями, взирали на них с пониманием. Не было в Янамари ни одного мужчины старше сорока, который бы хоть недолго, но не тянул солдатскую лямку. На призыв откликнулись даже калеки, кто без одной конечности остался. Даже женщины, которые бездетные и безмужние. Тоже, кстати, обоюдными усилиями Аластара и Хереварда до такого дожили, чтобы одинокая баба себе мужика найти не могла.

От едкого запаха свежего ружейного масла, пороха и лошадиного навоза кружилась голова, как от большой кружки крепкого пива, опрокинутой на ходу. В голове Раммана стоял тихий звон, в желудке полыхал огонь, и легкая дрожь сотрясала колени.

Еще ночью он только и желал, чтобы хоть на миг стать частью происходящего в Янамари, чтобы испытывать тот же восторг и душевный подъем, как его нынешние соратники по Комитету Общественного Благоденствия. Ибо, кроме тоски и обреченности, других чувств революционный граф не ведал.

Но стоило накинуть на плечи редингот, выскочить на ступени магистрата и узреть колышущуюся волнами толпу, как растерянность Раммана куда-то улетучилась. Не считая делегатов из других янамарских поселений, прибывших поддержать новую власть, почитай, весь город с предместьями явился проводить защитников отечества на смертный бой.

Весело было в Дэйнле, грязновато, правда, и тревожно, но все равно незабываемо. Будет потом, что рассказывать внукам-правнукам, когда время пройдет. Мол, вот денечки-то горячие были! Судьбоносные, нынешним серым будням не чета.

Несмотря на мороз и ветер, у Раммана по спине потекли горячие струйки пота, и волосы прилипли ко лбу. Еще бы, ведь все эти мужчины и женщины, все дети, собаки, вороны, голуби, кошки смотрели на гражданина графа, затаив дыхание. И даже жерла пушек были повернуты к нему. Каждое его словечко, сказанное самым спокойным тоном, разлеталось и множилось эхом.

– Сограждане! – крикнул граф Янамарский, вспугнув птиц и вырвав из глоток ополченцев одобрительный рев. А как же! Аристократ обратился к ним, как к равным, своим!

Барабанный бой тут же стих, и мгновенно заткнулись флейты.

– Янамарцы! Братья и сестры!

Кто бы мог подумать, что у Раммана Никэйна голос, способный высекать из людей пламя чувств.

– Мы – те, кто веками кормил тиранов хлебом! Мы – те, кому из года в год обещали послабления и милости, но даровали только новые налоги и тяготы! Какие преступления совершили мы? Тираны полагали и полагают, что заставят нас унижаться до оправданий. Они надеются, что мы окажемся способными отречься от человеческого достоинства и пойти на поклон к врагам ради спасения наших жизней. Но есть вещи, которые невозможно отнять, – это свободная воля и справедливый закон, пред которым все равны.

Новобранцы радостно взвыли, потрясая разнообразным оружием. На военных складах вопреки ожиданиям нашлось только старье, вроде кремневых мушкетов, но в крайней нужде и вилы с косами сойдут. Запасливые янамарцы плюнули-дунули, почесали в затылке, да и полезли в подпол за припрятанными ружьями.

– Я хочу, чтобы все вы помнили одно: мужество и добродетель свободного человека заставят побледнеть угнетателей и отступить оккупантов! – продолжил Рамман.

– Да! Так! Мы их всех!

– Разве республика не является грозой для всех своих врагов? Свободные граждане, уверенные в правоте своего дела, способны одержать победу не только над простыми солдатами, но и над магами! И революция настигнет врагов всепожирающим огнем, она поразит тех, кто предал наши надежды и тела поруганию.

– На свалку тиранов!

– На помойку!

– Да, я горжусь быть членом общины, которая не потерпела правительства, пренебрегшего его правами, порвавшего со справедливостью, с добродетелью и с природой. Я горжусь тем, что нахожусь средь людей свободных и честных.

Мало-помалу его охватила бешеная эйфория. Рамман не чувствовал ни холода, ни страха, ни сомнений. Все правильно! Только так и нужно. Нет пути назад, значит, только вперед.

– Кто они такие, чтобы объявлять войну, не спросив у народа? – прокричал он, указывая рукой на север, в сторону Амалера. – Как смеют лгуны и воры, укравшие у наших предков и потомков божественное покровительство, претендовать на эту землю – преданную ими тысячу раз?

Граф резко развернулся и гневно воззрился в направлении, откуда ночью палили пушки Хереварда.

– Добрые люди! Честные труженики земли Янамарской! Мы скорее погибнем, чем дадим снова осквернить наши нивы наглым триумфом почитателей лжебога! И поскольку смерть стала долгом, то лучше уплатить его свободными, чем сутяжничать о нем, сделавшись рабами.

– Да! Смерть! Смерть им!

Толпу на площади словно подожгли со всех сторон. Женщины подняли визг и вой, мальчишки засвистели, а мужчины, еще полчаса назад обреченно ждавшие неизбежной смерти под пулями синтафцев, ощутили себя непобедимыми героями, с которыми все боги, какие только есть в этом мире, заодно.

– Я – преступник! – продолжил свою речь граф. – Да! Я преступник, как и все мы, и наше преступление в том, что мы не составили раньше заговор против тех, кто замыслил погубить нашу свободу! Смотрите, вольные янамарцы, смотрите и запоминайте на всю жизнь этот день. Чтобы потом рассказывать, с каким мужеством повернули мы свои штыки против злодеев и злоупотребителей, против тех, кто безнаказанно попрал законы и пользовался нашим доверием беззастенчиво!

Пес раздери и змей пожри! Он в свое время не побоялся пойти за Аластаром против, казалось бы, необоримой власти эсмондов. Чего теперь бояться? Пушек и штыков Синтафа? У них тоже есть пушки и ружья. Гнева Эска? Одержимому Властью гневаться, как с горы катиться. Так не все ли равно?!

– Честность всегда была добродетелью янамарцев. Я точно знаю, вы – воины этой земли, вы не предадите истины и не станете служить зависти! Вы подадите пример воздержанности и мужества, пример благоразумия и человеколюбия. Ибо кто же защитит нашу благословенную и многострадальную родину, кроме вас – отважные мужчины и верные женщины, беззащитные дети и калеки. Мы вместе! Нас не сломить! Да здравствует Свобода!

– Свобода! Республика! Янамари! – скандировала разгоряченная этой невероятной речью толпа.

Рамман и сам от себя не ожидал такого порыва. Куда подевалась его осторожность? Ее смела волна радостного возбуждения. Словно невидимые оковы вдруг спали, и обнаружилось, что можно распрямить спину, вдохнуть полной грудью.

Стоявший ближе всех мальчишка-барабанщик воодушевленно отбил злую дробь, ему ответила звонким медным кличем труба другого музыканта, призывая к действию.

– В бой! – вскричал Рамман. – С нами лучшие из богинь – наша Свобода и наша Честь!

– В бой! Смерть им! Янамари! Янамари! Родина!

Никто не собирался сидеть и ждать, чем кончится сражение. Дэйнлцы вдруг перестали быть пестрой толпой, удивительная нездешняя сила превратила множество людей в единое целое. Ритмично застучали башмаки марширующих ополченцев по мостовой, истошно заскрипели колеса лафетов, женщины подхватили мелодию незатейливой песни, заполоскались на ветру самодельные флаги. Огромная, живая и совершенно бесстрашная «змея» текла навстречу синтафской армии с одной целью – победить. Или умереть.

«Властвовать и не быть виновным нельзя», – наконец-то граф понял суть старой поговорки, которую так любил Бранд.

Он вскочил на коня и принял из рук Майрры Бино свежепошитое знамя.

– Веди нас, гражданин Никэйн! Мы с тобой! – кричали ему вслед.

– А я с вами, сограждане! – отвечал Рамман.

И кабы досталась бы ему хоть капелька шурианского мистического зрения, то, оглянувшись, он бы обязательно увидел распростертые над янамарским ополчением призрачные могучие крылья. Боги всегда становятся тем, кем хотят их видеть люди. Эту богиню звали Свобода. Теперь осталось лишь доказать, что смертные достойны ее благословения.

Грэйн

Приставучие драгуны, как это ни странно, на поверку оказались совсем даже неплохими парнями. Вот что значит – сначала стрелять, а потом разбираться. Отношения сразу приобретают необходимую доверительность. Впрочем, у Грэйн так и так было преимущество – вооружены файристянские кавалеристы оказались устаревшими дульнозарядными винтовками, и ролфийка при желании успела бы перестрелять всю троицу, не отвлекаясь на перезарядку своих пистолетов. Особого доверия драгуны у эрны Кэдвен не вызывали, однако другого источника информации у нее не было. Ко всему прочему, у янамарского возчика все-таки не выдержали нервы, и без того издерганные путешествием в компании ролфийки, и он сбежал. Натурально, вместе с санями. Когда Грэйн хватилась пропажи и выскочила на двор, янамарца уже и след простыл. Послав пару ругательств в морозное темное небо и послушав волчий вой, женщина сплюнула и вернулась в тепло станции. Не бежать же теперь следом?

– Возчик сбежал, с-скотина! – мрачно посетовала ролфийка, усевшись поближе к печке и водрузив ноги на лавку. – До утра отсюда не двинуться… так что рассказывайте, что с вами все-таки приключилось? А, герои? Тоже драпануть надумали?

– Да мы и сами не знаем, вашество, – вздохнул тот кавалерист, что побойчее, трогательно укрывая раненого капрала шинелью. Капрал промычал что-то нечленораздельное и дрыгнул здоровой ногой. Товарищ снова вздохнул и поднес ему початую бутылку. Раненый заманчиво булькнул несколько раз и притих.

– В разъезде мы были, – печально рассказывал драгун. – Возвращаемся – а вместо поста пепелище, и нету никого. Лейтенант взял двоих и поскакал выяснять… да так и сгинул где-то. А тут метель еще… Вот мы и двинули сюда, на станцию. По дороге еще троих недосчитались. Видать, утекли. А здесь тоже – смотрителя нет, народу никого нету, разбежались все. Вчера, правда, заехали двое, прокламацию привезли и растолковали, дескать, революция у нас. Янамари, значицца, от Эска отложилось, и присягают все теперь не то графу, не то комитету какому-то… Никакой, вашество, ясности. Так что и мы покуда здесь засели. Все ж таки пограничная стража – а от границы станция эта сама ближняя.

– Ну, а сами-то? – Грэйн поманила к себе бутылку. – Кому думаете присягать? Графу или комитету? И как с Эском быть – ему-то ведь тоже присягали?

– Лично я, вашество, еще Атэлмару Шестому присягнуть успел, – хмыкнул файристянин. – Так что… Эск там или граф Никэйн – мне без разницы. Наше дело – граница, а она, как ни крути, при любом правительстве будет, что княжьем, что комитетском.

– Резонно, – кивнула ролфийка. – Ну… Ролэнси же ваша республика или как ее там войну покамест не объявила? Нет? Вот славно! А раз вы, парни, такие бесхозные, надобно мне вас прибрать и определить к делу. Ты морду-то не криви, дружок. Вас тут два с половиной калеки, пропадете ни за чих собачий. А на той стороне говорят, будто Херевард нацелился Наму перейти. Так что вам теперь два пути – либо мундиры с плеч и в подпол, либо, если вы такие герои, давайте со мной в Дэйнл. Хоть какое-то начальство там точно найдется. Да и повеселее вместе-то будет. А? Что скажете?

Если честно, ответ драгуна оказался неожиданным. Солдаты помялись, переглянулись – и отказались.

– Благодарствуйте, ваша милость, но – нет.

Вид у обоих был смущенный донельзя.

Грэйн показалось, что она поняла.

– А! Это потому, что я – женщина.

– Нет, вашество, и даже не потому, что ролфи, – покачал головой файристянин. – Вы уж извиняйте, только мы отсюда – никуда. Должен же кто-то… ну… за порядком здесь следить и вообще…

– Видала я, как вы тут следили за порядком, – ухмыльнулась ролфийка. – Ну, да я – не военная полиция и не вербовщица, чтоб вас тут агитировать! И до ваших файристянских придумок мне дела, в общем-то, нет. Не хотите – как хотите. Я заберу одну из ваших лошадей. Благодарите своего капрала – это из-за его прыти я осталась без транспорта! Сообщить о вас в Дэйнле, когда я туда доберусь?

Ее намерения насчет лошади драгунам, конечно, понравиться не могли, однако спорить они не решились, только обменялись угрюмыми взглядами. В конце концов у ролфийки было оружие, да и меткость свою она уже доказать успела. Готовность пустить в ход пистолет обычно значительно меняет расклад сил. Опять же про ролфей всем известно, что для них кровь – что водица, кишки выпустят и не поморщатся. Разве что, когда бешеную бабу сморит сон… Грэйн понимающе улыбнулась. Нет, она не читала мысли, просто намерения солдат были настолько очевидны, что не догадался бы только ребенок.

– Парни, даже не пытайтесь, – честно предупредила она. – Вас всего двое, и вокруг – никого. Глотки сорвете, а на помощь не дозоветесь. К Хереварду, может, хоть перебежать сумеете, а я вам просто кишки прострелю, если рыпнетесь. Так что насчет Дэйнла? Сообщить про вас?

– Спасибо, ваша милость, за предложение, но нет, не нужно, – осторожно отказался солдат. – А что же, ваша милость так в ночь и поскачет?

– Именно, – ролфийка встала и застегнула верхние крючки шинели. – Не буду вас лишний раз искушать, вояки. Ну, бывайте!

Честно говоря, она все-таки ждала, что кто-то из них нападет, едва она повернется спиной. Но обошлось. Видимо, ролфийка оказалась достаточно убедительной, чтобы драгуны не решились рисковать.

«Все-таки парни они неплохие, – подумала Грэйн, подстегнув драгунскую лошадь. – Сообразительные! А до Дэйнла еще скакать и скакать… Вот и погляжу, что там у них за революция! И как там мое священное змейство!»

Синеватый лик Глэнны величаво выплыл из-за туч, словно Мать яблок и змей решила глянуть одним глазком на ролфийку. Эрна Кэдвен отсалютовала ей хлыстом и дала шенкеля реквизированной кобыле.