Текст книги "Когда восходит солнце. Рассказы"

* * *

Я стою у окна и наблюдаю, как восходит солнце. Подумать только: каждую секунду бесконечности, каждое мгновение вечности где-то восходит солнце! Оно взошло в тот день, когда я криком возвестила о своём рождении, оно взойдёт и в тот день, когда я тихо уйду с этой планеты.

Бледный диск медленно выплывает из-за горизонта, простирая нежные лучи над озябшим миром, освещая пространство и подкрашивая облака, обнимая всякий лепесток, всякую ворсинку на теле земли, даря тепло и жизнь даже самым ничтожно малым существам.

Жёлтый лучик проник в комнату, и в его свете заплясали мельчайшие пылинки, приветствуя новый день. Я отрешённо любуюсь их замысловатым танцем, а моё сознание захватывает потрясающая в своей простоте мысль:

 
Даже в самый грустный, самый пасмурный день
                                                                    солнце светит!
Даже в самую страшную, самую лютую стужу
                                                                    солнце греет!
 

Если бы я могла помнить об этом каждую минуту, насколько добрее стала бы моя жизнь…

Окинула пространство взглядом. Что изменилось? Та же комната. Тот же мужчина. Те же ходики.

Но как всё изменилось!

Быть счастливым

***

– Пашка, ты где, гадина такая? – Женька бросила сумки у порога и понеслась по комнатам. Кухня – пусто, спальни – одна, другая – пусто. Влетела в зал и с размаха ухнула в серые глаза, – Ой… простите… здравствуйте… Вы кто?… А Пашка где?

– Он вышел, – улыбаясь, ответил на последний возглас незнакомец.

– И давно вышел?

– Порядком, но скоро будет. Я его жду.

– Угу, будет он скоро, – Женькин сарказм просто лил через край. – С его-то эгоизмом! – махнула рукой и отправилась на кухню.

Оставшись один, Олег перевёл дух и попытался вернуться к чтению журнала. Скоро он поймал себя на мысли, что не понимает ни строчки из прочитанного.

– Идите пить чай, – раздался голос из кухни.

Олег не стал отнекиваться и с удовольствием принял приглашение. Девушка обращалась с ним так, словно они, если не родные, то, во всяком случае, близкие люди, что безмерно удивляло и почему-то радовало Олега.

– Нет, ну подумать только, он ведь знал, что я приеду именно на этом автобусе, – объясняла Женька суть своего негодования, угощая незнакомца бутербродами, – что я тащу эти его железки, можно сказать, надрываюсь. И что же, он соизволил меня встретить? Ща, как же, спешит и падает. Жуткий эгоист. Вот ведь попадётся наказание какой-то бедняжке.… Ещё чаю? – Олег кивнул. – А Вы собственно кто? – дошло, наконец, до Женьки, что они не знакомы.

– Олег. Работаю с Пашкой.

– А я…

Входная дверь хлопнула, и в кухню ввалился абсолютно счастливый Пашка:

– Женька, гадость ты моя противная, приехала, солнышко ты наше солнечное!

Олег ошеломлённо наблюдал, как только что злившаяся девушка радостно обнимается, толкается, дурачится с Пашкой.

– Солнышко, значит, – шутливый удар в плечо. – Солнечное, значит, – пинок в колено. – А встретить некому! – вдруг остановилась и нахмурилась Женька. – Хотела бросить твои железки.

– Привезла! – восхитился Пашка, пропуская её обиду мимо сознания и радостно хлопая себя по коленям.

– А ты думал! – заулыбалась Женька.

– Всё, Шрам, мы снова на колёсах. Погнали в гараж.

Пашка взъерошил Женьке волосы и подхватил сумки. Олег, кивнув девушке, направился к выходу, хмуро уставясь злым взглядом в спину друга – впервые за многие годы привычная кликуха резанула по нервам.

Обязан Олег таким прозвищем шраму, который создал сам по доброй воле. История глупая и жестокая в своей несуразности. Родился он с довольно ярким родимым пятном на левой щеке, которое росло вместе с ним, совершенно не собираясь светлеть, а уж тем более исчезать. И всё бы ничего, если бы природа не создала мальчика впечатлительным и влюбчивым. Впервые такой казус произошёл с ним в детском садике. Ну, влюбился вот малыш до бессознательного состояния в одногруппницу, сопливую драчунью Ксюшу. Лез вместе с ней в грязь и лужи, прятался от воспитательницы, доводил до слёз и отчаянья всех, кто не нравился его возлюбленной. Девчушка воспринимала такую преданность как должное, тем более что в случае необходимости всегда можно было свалить вину за их совместные шалости на маленького воздыхателя. Но однажды, внимая, как воспитательница в очередной раз выговаривает бабушке Олега претензии по поводу поведения её внука, девочка услышала интересную вещь:

– Да, что уж там говорить – «безотцовщина», – делилась с воспитательницей бабушка. – Говорила дуре: не рожай, намучаешься. Так нет же, поступила по-своему. Вот и поделом ей. А Бог грех видит и наказывает! – перешла на зловещий шёпот. – Пятно-то, пятно какое у него. Нечистого метина!

– Ну, что Вы, это предрассудки, суеверия, – встала на сторону ребёнка воспитательница, – а с мальчиком необходимо больше заниматься. Он малыш сообразительный, я бы даже сказала, умный. Развивать его надо.

– Кому ж его развивать-то? Мать на работе, у меня сил нет. Вам вот привели, вы и развивайте.… Только, что на роду написано, тому и быть, – вновь перешла на шёпот бабушка. – Нечистый-то не зря метину оставил!..

Так зло, невзначай выплеснутое за пределы их маленького мирка, решило судьбу дитя. Очень скоро Олег понял, что значит быть изгоем. Грубиянка Ксюша вовсю использовала свою власть над ним, чтобы от души позабавиться. Она собирала ребят вокруг себя, втягивала в общую игру Олега, а когда он забывался в радостном общении, вдруг начинала кричать, вытаращив глаза и указывая на него пальцем: «Нечистый!» Ребята врассыпную. Девочки реветь. Ничего не понимающая воспитательница ругаться. Ксюша топать ногами.… А как суматоха уляжется, мальчик непременно оказывался в углу.

Однако всё когда-нибудь завершается. Олег радостно бежит по улице. Его мучениям конец! За плечами ранец, в руках букет. Счастье. Школа готовится к празднику. Вокруг ярко, пышно, красиво. Детей ещё нет. Он первым подарит букет своей первой учительнице! Взбегает по лестнице. Вот его класс. Распахивает дверь и… натыкается на змеиную улыбку Ксюши. Но напрасно девчушка радовалась, собственная зловредность сыграла с ней дурную шутку. Мальчик больше не стал терпеть унижений и при первом же уколе побил обидчицу. Так началась его слава хулигана. Он запрятал врождённую чувствительность и нежность так глубоко, что сам о них позабыл. Больше никто не смел, открыто выразить ему своё недовольство. Пацаны восхищались его смелостью, наглостью, самоуверенностью, девчонки побаивались, и ему это начинало нравиться. Вот только учителя не давали покоя матери. Она тихонько плакала в подушку, а Олег умирал от жалости к единственному любящему его человеку. Но как помочь ей и не погибнуть самому не знал.

Новая влюблённость обрушилась в восьмом классе. С чувствами наизлёт, с готовностью сражаться и умереть, с полным самозабвением! Но… Ксюша и здесь подсуетилась. Она что-то нашёптывала девочке, и та смеялась, украдкой оглядываясь на Олега и касаясь своей щеки. Это явилось последней каплей, и парнишка во что бы то ни стало решил избавиться от родимого пятна. Он стащил из кабинета химии серную кислоту и попытался аккуратно вывести его. От острой боли рука дрогнула, и жидкость побежала по щеке, выжигая дорожку к губам.

К счастью, опасаясь детской неосторожности, учитель химии разбавлял все кислоты, что спасло Олега от серьёзных последствий. Врачи сделали всё возможное, но шрам от ожога обезобразил щеку, изуродовал губы, а заодно и сознание подростка.

Олег взрослел, а вместе с ним росли его комплексы и ожесточённость. Молодой мужчина ненавидел своё отражение в зеркале, в то время как на самом деле был очень хорош собой. Природа наделила его силой и пластикой. Он двигался с грацией хищника, а шрам только усиливал впечатление. Девушек это пугало, а женщин притягивало. Олег принимал испуг первых за отвращение, а интерес вторых за жалость. И мстил им за эту жалость. Был с женщинами груб, даже жесток. Они обижались, но интереса не теряли. Девчонок Олег не осуждал, так как сам считал, что прикасаться изуродованными губами к их нежной коже кощунство, потому просто не искал встреч с ними.

Женька же, вот так запросто, можно сказать с порога, включив его в круг близких людей, разбудила совершенно неведомые ему чувства. Мрачно шагая рядом с другом, слушая и не слыша его речи, Олег пытался разобраться в переплетениях новых эмоций. Влюблённость? Ерунда. Нежность? С чего бы это. Желание защитить? От кого? Судя по всему, она в защитниках не нуждается. Хочу быть рядом! Олег даже остановился от неожиданного вывода и острого желания вернуться.

– Ты чего? – Пашка удивлённо уставился на него.

– А Женька, она тебе кто?

– Сестрёнка. Влюбился что ли, – заулыбался Пашка, но тут же нахмурился. – Тронешь – убью!

– Брось, просто спросил.

– Я сказал – ты услышал.

Олега удивила агрессивность друга, он даже не предполагал, что Пашка может быть так серьёзен и… опасен.

– Твоя сестра – моя сестра. Не загружайся, – перевёл всё в шутку Олег.

***

Женька успешно сдала экзамены в институт и теперь наслаждалась покоем. Скоро всё в её жизни будет иначе. Новые друзья, обстановка, интересы. Первая любовь. Дома влюбиться у неё не получается. Слишком она компанейская что ли. Все мальчишки у неё в «друзьях ходят» и никаких других эмоций не вызывают. Правда Димон как-то попытался перевести их отношения в романтическое русло, но Женька встретила его поцелуй с таким холодом, что у парня отпала всякая охота экспериментировать.

Лето близится к концу. Сколько тревог, забот и радостей оно принесло. Прощание со школой, знакомство с новыми людьми, поступление в институт, появление Олега. Он вошёл в их жизнь легко и прочно. Какими бы хозяйственными делами не занимались брат с сестрой: чинили крышу сарая, заготавливали сено, работали в саду – Олег был с ними. Впрочем, его помощь как нельзя кстати. Два года назад после трагической гибели родителей дети остались одни. К счастью Пашка был уже совершеннолетним, и девочку оставили с ним. Поначалу было трудно, но они справились. В Армию брата не забрали, чтобы он мог заботиться о ней. Павел устроился в гаражи и неплохо зарабатывал. Женя училась, следила за хозяйством, помогала одинокой пожилой соседке по дому. Так, в трудах и заботах, горе постепенно потеряло остроту и переросло в тихую печаль.

Даже не верится, что минуло уже два года. Два года. Всего два года, а как сильно они с Пашкой изменились. Кажется, ещё вчера Женька, всеобщая любимица, порхала мотыльком. Являясь центром их сложной семьи, она каким-то чудесным образом всех успокаивала и примиряла. Казалось, не станет Женьки, и исчезнет семья. Но вот она есть, а семьи нет. Впрочем, так нельзя думать, ведь у неё есть её ленивый, эгоистичный, но бесконечно любимый брат. Он очень старается, борется с ленью как может, опекает свою детку-сестрёнку, хотя по-прежнему при первой возможности исчезает из дома. А она чувствует себя почти мамой. Так не хочется взрослеть, но вот приходится. После школы она решила пойти работать, но Павел настоял на поступлении в институт. Хозяйство пришлось распродать – брат один не справится. Оставили только телушку (она от коровы-рекордсменки, а значит, по весне за неё можно будет выручить хорошие деньги) и десяток кур. Корову было жаль отдавать. Мама её очень любила, да и Женька тоже. Но Пашка ни в какую не соглашался её доить. Понять его, конечно, можно, но всё равно жаль.

Девушка вышла на веранду. Какой красивый у них сад! Красивый-то красивый, но сколько заботы требует. Наступила самая горячая пора. Надо убирать урожай, консервировать, варить варенье, ходить по грибы, а она вынуждена оставить брата одного. Ничего, до сентября есть ещё немного времени, ну и в выходные, конечно, она будет приезжать, так что справятся. Женька потянулась: эх, махнуть бы сейчас на речку, а потом на стадион, а вечером на дискотеку! Иногда она позволяла себе такую роскошь, как забыть об обязанностях хозяйки дома. Но после ругала свой эгоизм и наказывала ударным трудом. Девушке очень хотелось, чтобы в доме было также чисто и уютно, как при маме. Чтобы пахло пирогами, чтобы сад радовал буйством цвета, а огород аккуратностью грядок. А ведь мама не была домохозяйкой, работала как все в посёлке, вставала раньше солнца, чтобы успеть на ферму, ложилась за полночь, чтобы в своём хозяйстве всё было ладно. Теперь Женька понимает, сколько любви и труда вкладывала мама в их дом, понимает, от чего сердилась на отца за лень и нерасторопность, ругала дочь за легкомыслие, а сына за вечное отсутствие. Теперь она всё понимает. Теперь, когда мамы не стало…

У калитки появилась Марина. Она на полтора года старше Женьки, но уже успела родить сына. Весь посёлок её за это осуждал, а Женя жалела, потому они стали подругами.

– Привет, Женьчик. Пошли по грибы.

– Поздно уже, надо было с утра.

– С утра я не могла, а сейчас мама малыша к себе забрала, обещала до вечера присмотреть. Пошли, а то я в этом году так леса и не увижу.

– Обед ведь скоро. Бабульки уж всё посрезали.

– А мы в дальний лес пойдём.

– С ума сошла! Пока доберёмся – вечер.

– Так там же «тырла». Сейчас машина за доярками придёт, вот и мы с ними. До вечерней дойки успеем грибочков насобирать, и с удобствами обратно. Пойдём.

– Ладно, я мигом.

Женька накинула косынку, схватила корзинку, и подруги припустили бегом к магазину.

Машина уже ждала женщин. Доярки не торопились. Подшучивали друг над другом, поддевали примостившихся у крыльца выпивох, с шутками-прибаутками загружались.

Галина, приятной округлости толстушка, никак не могла забраться в кузов. Молодой водитель пытался ей помочь. Она, старательно демонстрируя неуклюжесть, вновь и вновь обрушивалась всем немалым весом в его объятья. Женщины изнемогали от хохота, парень от неловкости, Галина от удовольствия, а мужики от икоты.

– Ой, Илюха, уморил. Брось её, раздавит.

– Как это брось, – почти рыдали женщины, – да он теперь жениться на ней обязан.

– Ишь, чего захотели, сразу и жениться!

– От чего же сразу, у них уж полчаса как любовь!

– Ой, Галина, не напирай, не напирай так, уморишь парня, сначала в ЗАГС надо.

– Илюха, не робей, с боку заходи.

– Бабы, да тяните же её, не дай бог, машину повредит.

– Что машина, парень бы сдюжил.

Наконец, Галина перевалилась через борт, совершенно обессиленная смехом. Илья смущённый, но раззадоренный кажущейся доступностью женщин, дурачась, попытался облапить стройную Татьяну, за что тут же получил влажной марлей по физиономии. Не больно, но очень неприятно. Новый взрыв хохота погнал парня в кабину:

– Так его, Татьяна. Гарем захотел, султан маломощный.

– А вам, откуда известно, что маломощный, – вступились за собрата мужики, – вы проверьте сначала…

Взревевший мотор грузовика оборвал пошловатый спор. Машина рванула с места так, что доярки едва не выпали за борт. Они закричали, застучали кулаками по крыше, угрожая Илье всеми возможными бедами, и он решил за лучшее сбавить обороты.

Женщинам было жаль расставаться с игривым настроением, и они искали новый объект для насмешек. Удача им улыбалась. При выезде из посёлка водитель подобрал трёх попутчиков: Петровича, местного «на все руки мастера», Пашку и Олега. Петрович устроился в кабине, а парням повезло меньше.

– Ой, девочки, – завела «молодуха» предпенсионного возраста, – я о таких «доярах» всю жизнь мечтала. Мальчики, не боитесь в лес-то с волчицами, съедим сладких таких.

– Волчиц бояться – козлёночком быть! – Пашка не собирался уступать. – Я б с удовольствием сам закусил таким разносолом.

– Ты смотри, какой зубастый, – разошлась баба. – А справишься?

– Не съем так надкусаю.

С Пашки «как с гуся вода», смеётся себе, нисколько не смущаясь. А Олег заметно злится. Женщинам только того и надо:

– Олежек, – замурлыкала красавица Надежда, – а ты к нам быков отпугивать? Замучили проклятые, требую личной охраны! Как, ясноглазый, согласен?

– Имей совесть, Надюха, – подбоченилась Татьяна, – муж пусть охраняет. Ты, парень, сюда смотри – чем не голубица для ясна сокола.

– Ой, голубица! – не осталась в долгу Надежда. – Мужика запилила так, что сбежал, и сокола заклюёшь.

– Не спорьте, девоньки, – хохочет «молодуха», – на него Галина глаз положила.

– Олежек, не верь Галине, – протянула Татьяна, – она Илюше обещалась.

– Ну, разве ж Илюша её удержит, когда такой красавец-молодец рядом?!

– Да, пошли вы, дуры… – Олег выругался сквозь зубы и перемахнул через борт.

– Ты чего, Шрам, – растерялся Пашка и прыгнул следом.

Машина остановилась. Илья высунулся из кабины и злорадно ухмыльнулся:

– Что, доигрались, шутницы?!

– Да, что мы такого сказали-то? – зашумели женщины.

С другой стороны кабины показалась голова Петровича:

– Ну, и кто вам теперь «тырла» чинить будет? Еле выпросил парней, пока работы в гараже мало. Вот ить бабы-дуры!..

Женщины пригорюнились, Петрович сплюнул, Илюха хлопнул дверцей, и машина как-то печально тронулась в путь.

Женьке с Мариной грибов насобирать не пришлось. Загон для быков был повреждён, и они свободно паслись у кромки леса. Глупо было рисковать, и девушки тем же рейсом вернулись обратно. Всю дорогу Женя думала об Олеге. Что случилось? Почему он обиделся? Она представила себя центром насмешек. Да, это неприятно. Надо обладать лёгкостью и наглостью Пашки, чтобы не смутиться. Не каждому дано. Ей стало жаль Олега, сильного, большого, но такого уязвимого. «Напеку блинов, – решила девушка, – мама все глобальные проблемы решала с помощью блинов. Почему бы и мне не попробовать. Ребята будут довольны, и обиды забудутся».

Женька дожаривала «яство примирения», когда появился Олег.

– Проходи, – прокричала она ему, – я от плиты отойти не могу.

Олег чуть помедлил в дверях кухни. Почему-то сегодня он чувствовал себя несколько неловко. Девушка не обращала на него внимания, старательно смазывая маслом очередной аппетитный солнечный круг, и юноша решил принять приглашение. Привычно присев на стул справа от стола, он залюбовался хрупкой фигуркой. Как ловко у неё всё получается!

– Скоро Пашка придёт, и будем пить чай, – почти пропела Женька, укладывая на блюдо последний блин. Обернулась. – Вот зря вы сегодня до места не доехали. Загон не починили, и я грибов не насобирала.

Олег нахмурился. Только будто наладившееся настроение, как ветром сдуло.

– И женщины расстроились, – продолжала девушка, – быки на воле – это не шутка.

– В следующий раз подумают прежде, чем насмехаться, – обида чёрной волной поднималась в душе юноши.

– Да, почему ты так резко реагируешь? Что собственно случилось? Ну, пошутили женщины, только и всего.

– Пошутили, значит, – Женьку испугал злой взгляд Олега. – Да, кто они такие, чтобы издеваться надо мной?!

– Почему издеваться-то? Может, ты им нравишься.

– Нравлюсь?! – Олег просто взвился от негодования, подскочил к девушке, прижимая её к столу. – Не играй со мной. Обижу. – Женька от неожиданности совсем растерялась. Стараясь отстраниться, она прогнулась назад, вцепилась одной рукой в дверцу навесного шкафа, другой в столешницу. – Посмотри поближе, – нравлюсь, значит?

– Ну, да, – получилось неуверенно.

– Тогда ты будешь счастлива…

Олег грубо и крепко прижал девушку к себе и впился в её губы жестоким поцелуем.

Женька была в шоке, едва не в обмороке, пожалуй, если бы он отпустил её, она бы упала. Но Олег не собирался прекращать свою пытку, и… испуг жертвы прошёл. Она вдруг ощутила его сильное тело, руки, которые хотели обидеть, но почему-то оберегали, злые настойчивые губы, уже не терзавшие, а почти ласкающие и волны чего-то совсем непонятного, исходящего от него и обволакивающего её, словно коконом. Впервые Женька почувствовала желание, которое прокатилось по её телу, обдавая жаром, заставляя задыхаться и дрожать. Девушка в панике постаралась отстраниться, сжимая руки так, что побелели пальцы, – только бы он не догадался.

Олег ощутил её дрожь, но понял всё по-своему. Он разжал объятья и отступил:

– Другой раз не будешь меня дразнить, – хотел угрожающе, получилось обиженно.

– Уходи, – едва выдохнула Женька.

Как только хлопнула входная дверь, она оторвалась от стола и почти рухнула на стул. Девушка была в растерянности. До сих пор она воспринимала Олега как друга, а тут такие перемены. И чего он так взъярился? Женька вспомнила его глаза, – какие злые, аж мурашки по телу. Передёрнула плечами – как же глупо она, наверно, выглядела. Улыбнулась, – а всё-таки забавная ситуация. Можно было бы даже посмеяться, если бы не её странная реакция на его близость. Вспомнила и едва не задохнулась. Чёрт! Самое лучшее просто об этом забыть. Всё, забыла. Жаль только, что теперь они навряд ли смогут остаться друзьями. Да, действительно жаль.