Текст книги "Париж встречает дождём"

Вера постучалась в комнату Власенко. Ответственный работник министерства лесного хозяйства обливался потом, возлежа на высокой кровати в позе Сарданапала с картины Делакруа[9]9
  «С картины Делакруа в позе Сарданапала»: картина Делакруа «Смерть Сарданапала»


[Закрыть]. Синие треники, впрочем, напомнили Вере коврик «Русалка на берегу» у бабушки в деревне.

– Что же ты, уважа-а-емая, – у Владимира Ивановича была манера говорить нараспев, – поселила нас в эту дыру-у-у!

– Володя, ты хоть прикройся, ну что ты. Но они же не виноваты, – вступилась за Веру жена отврабминлесхоза.

– Да лаа-дно тебе, – «русалка» промокнул вспотевшую грудь полотенцем.

– Владимир Иванович, давайте поменяемся номерами, если хотите, – великодушие Веры не знало границ.

Власенко заинтересовался было, но узнав, что менять придется шило на мыло, смирился. Потом они подружатся, и супруги Власенко, дочка Олечка пригласят Веру к себе в усадьбу под Москвой. Тоня покажет собственную оранжерею, хозяин дома – искусственный пруд, выкопанный специально для услады глаз. Они будут сидеть в прохладной гостиной – конечно с кондиционером! – и смеяться над своим первым днем в Париже.

Ага, смеяться… Выйдя от Власенко, Вера наткнулась на Виктора и Сергея – туристов из Владивостока, которых подсунула ей Виолетта. С Виолеттой она познакомилась на какой-то туристской тусовке и та, прожженная шопница, не вылезавшая из Таиланда, мгновенно учуяла в московской коллеге неопытного новичка, предложив партнерство на своих условиях и пропев для убеждения дифирамбы, что в будущем закидает «Эсперанс-тур» туристами. Вера согласилась. А когда пожалела, было уже поздно.

Владивостокская партнерша позвонила через три недели:

– Верррунь, – Виолетта картавила, – у меня для тебя ррребятишки есть и одна дамочка, – радостно так начала.

«Ребятишками» оказались молодые ребята, Виктор и Сергей, работающие в одной, кажется, авиационной компании. Виолетта попросила для них двухместный номер, и именно им – это же надо такому случиться! – попалась комната с балдахином. Видимо, французы, по-своему поняли требование зарезервировать «дабл»[10]10
  Дабл: double (англ.), двухместный номер с одной двуспальной кроватью.


[Закрыть] для двух мужчин. Ребята смутились:

– Нет, но мы, конечно, можем… То есть, не можем, ну-у, не будем, то есть, ну не можем, ну, это… Нет, ну, как бы нам, короче, вот эту тряпку убрать, – Виктор показал на кокетливый занавес над кроватью.

– А что, разве так не бывает, чтобы кровати по углам? Ну, как у нас? – Сергей пошел дальше в своих рекламациях.

«Ну, ну… баранки гну…» – Вера хоть и ворчала про себя, а была полностью согласна: это что еще за порнография? Люди первый раз в Париже, справочниками запаслись, такие, можно сказать, одухотворенные. А их сразу в койку вдвоем. Французы, впрочем, так далеко не мыслили: какая разница – «дабл», «твин»[11]11
  Твин: twin (англ.), двухместный номер с двумя раздельными кроватями.


[Закрыть], одна кровать или две.

Ситуацию разрулила кардинально: попросила twin, то есть номер с раздельными кроватями, благо, такая бумажка с фразой у нее имелась. Вдох – выдох! Теперь «дамочку» проверить. Виолетта изначально предупредила, что это та еще «овца». Сколько бы у Веры ни было в дальнейшем групп, самых расхороших, она всегда готовилась к тому, что обязательно найдется некая «овца», которая может взбаламутить все «стадо». Люди этого типа, как правило, либо комплекс имеют, глубоко запрятанный и никому не видимый, либо карму невезучести, что научило их защищаться. Психологически подобное поведение объяснимо, они сами себя программируют на проблемы: «Все будет плохо», и конечно все пойдет наперекосяк. Чемодан потеряется, нога сломается, кошелек украдут.

«Дамочку» звали Татьяна Панова. Это была молодая миловидная женщина примерно лет тридцати – тридцати трех. Стройная, ухоженная, аккуратно одетая – идеальный помощник главного менеджера крупной компании. Тип людей, облеченных в общем-то маленькой властью, но с большим апломбом. Начальство наградило верного секретаря поездкой в этот ветреный – «развратный»! – Париж, но иммунитет на «всякие такие штучки» у Пановой был крепкий. Пока крепкий.

От нее хотелось смыться, и побыстрее. Вера сначала не поняла, в чем дело, а позже сообразила: Панова или не улыбалась вовсе, или улыбалась слишком уж скупо. Ее совершенно невозможно было представить смеющейся взахлеб – так, чтоб рот до ушей, чтобы слезы из глаз. Вера Сергеевна опасалась людей, которые не умеют смеяться. Сторонилась. Избегала всячески, а если и попадала в зону их тяжелой ауры, то чувствовала себя больной. Верина энергетика сдавалась без боя. Она внутренне напряглась, узнав, что Пановой тоже достался балдахин. Но, к счастью, та приняла его благосклонно, расценив как знак особого внимания. Так оно и было – «Эсперанс-тур» запросил номер VIP для «мадмазель Пановой», представив ее как ответственного работника министерства, которая потом, убеждала Вера французов, завалит (закидает, загрузит) партнеров настоящими министрами. Слышал бы это реальный отврабминлесхоза Власенко!

«Его банкирское величество» господин Рославлев остался доволен номером – счастье-то! Почти что доволен:

– Скажите, пожалуйста, – Вера напряглась от его вежливости, – а почему у нас в комнате пульт управления обтянут целлофаном? Как-то несолидно для отеля три звезды.

– Да вы что? Целлофан?! На пульте? Какой кошмар! – Вера оценила масштаб проблемы. Внешне ее реакция звучала примерно как «но пасаран»! Полная и стопроцентная поддержка рекламации клиента.

«Е-мое! Пульт обтянули! Нашел, к чему прицепиться. Да возьми и стяни этот целлофан!» – сама с собой она была более откровенна.

– Так, может, его специально обтянули, пульт-то, чтобы вы и сняли. Чтобы показать, что никто до вас не трогал. Унитазы тоже бумагой обтягивают.

Рославлев был явно озадачен. С одной стороны, ему льстило, что, может, для него специально пульт этот чертов обтянули, а с другой – сравнение с унитазом. А с третьей стороны, – он осторожно посмотрел на Веру, не издевается ли? – как это он сам не догадался?

Всё, всё. Сейчас она войдет в свой номер и хотя бы секундочку передохнет.

К соседкам только заглянуть надо.

В номере по соседству с Верой остановились Тамара и ее подруга Кристина с дочкой Яной, москвички. Они очень долго искали фирму, которая бы им предложила тур в Париж, и в конечном итоге сделали выбор в пользу «Эсперанс-тур».

– У вас компьютер есть, – объяснила Тамара, посчитав, что компания, идущая в ногу с прогрессом, это солидная компания!

О да! Это был единственный компьютер, купленный по дешевке.

Кристину привлекла скидка в пятнадцать долларов. Мелочь, а сработало. (Особенно если учесть, что передвигаться по Парижу подружки будут исключительно на такси, шопинг делать в модных бутиках, обедать в дорогих ресторанах, а на телефонные разговоры потратят сумму, равную стоимости поездки).

– Заходите! – пятилетняя Яна прыгала на кровати (без балдахина!). Дамы подкреплялись взятой из дома колбаской, накрыв скатерку на антикварном сундуке.

– Девушки, вы уж осторожнее, не поцарапайте, мебель здесь старинная, – предупредила Вера.

– Оно и видно, вся в дырках, как будто мыши ее грызли, – припечатала Кристина, которая до Парижа была только в подмосковных санаториях.

Пришлось прочитать маленький лекшн о том, что французы обожают покупать мебель на «брокантах»[12]12
  Брокант: brocante (фр.), барахолка, лавка по продаже старой мебели, предметов интерьера.


[Закрыть], в антикварных лавках, о том, что вот такие, изъеденные жучками, сундуки имеют ценность гораздо большую, чем полированные «стенки» в московских квартирах. Обо всем этом партнеры тактично предупреждали заранее, наслышавшись о русских туристах.

Смешно и грустно вспоминать…

Но тогда было не до смеха. Вера вбежала в свой номер – уже не было и секундочки. Собрала просушенные доллары и побежала в агентство – платить. Встретил Стефан, муж Снежаны. Обменявшись привычным уже «Са ва? Са ва!», Стефан деловито пересчитал деньги, поблагодарил и пожелал приятного отдыха.

* * *

До вечера оставалось часа три, надо было выучить дорогу к ресторану.

О, первые туристы! Вы, конечно, забыли, как боялись ходить по одному. Вы многое забыли: как клали дорожные утюжки в чемоданы и гладили ими на антикварной мебели, привозили из дома колбаску и кипятильники, ждали, что в ресторанах вам подадут сразу три блюда одновременно или с интервалом в минуту. Вы хотели иметь сопровождающего, который бы был при вас постоянно, потому что вам было страшновато. Неуютно. В незнакомой стране, без знания языка перемещаться группами казалось комфортнее. Вы всё хотели делать «хором». Сидеть в автобусе, гулять, есть. И даже спать. Вы требовали включить в программу обязательное двухразовое питание. Первые поездки – поездки «колхозом».

Прошло всего-то лет двадцать! Сегодня вы можете дать фору любому агентству, вы смелые, раскованные. Грамотные и прожженные путешественники. Сегодня вы другие.

Мальдивы? Сейшелы? Маврикий? Сан-Барт? – старается менеджер. Уже были? Yes, of course. Покручивая глобус, вы, как в том анекдоте, позевывая, можете попросить принести другой, посвежее. И ведь принесут! Вы отправитесь в очередной вояж, подсознательно надеясь найти восхитительное ощущение «первого раза», которое, увы, не вернет ни новый глобус, ни, впрочем, и старый.

Просматривая первые фотографии, видя себя, испуганных, восторженных, запечатленных на фоне таких вдруг доступных достопримечательностей («Смотри, это я у башни, а это – на Елисейских»), нет-нет да нахлынет волна «ностальжи». Это было в другой жизни. Когда так многого не было, но когда было так много.

Жара. С картой города в руке Вера бежит к ресторану спринтерским бегом. Клянет Снежану и собственную доверчивость. Это же надо было такое придумать: у французов, известных гурманов, рестораны – каждые сто метров. Могли бы русским туристам и рядом что-то предложить, так нет – навязали Монмартр. От Больших Бульваров, где они остановились, до ресторана – минимум полчаса пешком умеренным шагом. Вера пробегает путь за двадцать минут, возвращается в отель и бежит назад по тому же маршруту! Дома в Париже – как гигантские «Титаники», сбивают с толку. Идешь прямо, упираешься в «корму» здания и оказываешься уже совсем на другой улице. А ей надо было дорогу запомнить, чтобы вечером с невозмутимой улыбочкой: «Все хорошо, спокойно, ребята, вы со мной», вальяжным шагом, не спеша – гуляем по Парижу! – прийти на ужин.

Она вернулась после двух пробежек «туда-обратно» за четверть часа до сбора. Впервые с момента приезда посмотрела на себя в зеркало. То, что увидела, привело ее в отчаяние: разгоряченное лицо, растрепанные волосы, глаза застилал пот, юбка съехала на бок. О, друзья, как вы были правы, отговаривая соваться в это дерьмо.

Устала зверски, еле сил хватило умыться. Лапки-душки собрались на ужин, как пионеры на линейку. Вовремя. Костя, правда, подозрительно попахивал, так что, окончательно забив на него, Вера взяла «Сибирь» под полную опеку, надеясь на помощь Светика – благо, ее еще не успели увести французы.

Колонной, растянувшейся метров на тридцать, группа отправилась на ужин. Со стороны, наверное, они выглядели как инопланетяне: бледная кожа, женщины в нарядных платьях, в туфлях на высоких каблуках. Мужчины – в отутюженных рубашечках (гладили, небось, на полу, подстелив покрывало!). Сама она, конечно, переодеться не успела.

– Странно, а что, других ресторанов не было? – у въедливого Рославлева закрались сомнения.

«Вот, черт, свалился банкир на мою голову. Все у вас рассчитано, ни минуты даром. Идешь себе, и иди… Гуляй, дыши воздухом,» – кипела Вера.

– Вы знаете, так ведь это специально мы выбрали, – за два марш-броска, сделанных в тридцатиградусную жару, она уж, конечно, придумала версию. – Ресторан называется «Бистро на Монмартре», стены расписаны Тулуз-Лотреком[13]13
  Тулуз-Лотрек: Анри де Тулуз-Лотрек, французский художник (1864–1901).


[Закрыть], настоящая французская кухня и живая музыка! – когда надо, Вера умела сочинять красиво. – К тому же с городом знакомимся. Как все путеводители и советуют – ногами.

Ее собственные ноги гудели, бунтовали и просили покоя.

– Настоящий Тулуз-Лотрек? Шутите! – Саша Маркес, архитектор (из семьи потомственных российских архитекторов, как выяснилось позже), увлеченно принялся рассказывать про жизненные перипетии знаменитого французского художника, монмартрскую богему, Ля Гулю[14]14
  Ля Гулю: танцовщица, модель Тулуз-Лотрека. Настоящее имя: Луиза Вебер.


[Закрыть].

Рославлев, вроде, успокоился, а его жена – томная блондинка Ирина – с интересом поглядывала на Сашу.

«Во-во. Слушай умных людей. Учись, это тебе не бабки через оффшор гонять», – в мыслях она могла себе позволить быть безжалостной.

По правде сказать, оригинальная версия выглядела несколько иначе: ресторан принадлежал югославам, родственникам Снежаны и Стефана, поэтому с их стороны логично было подбросить, так сказать, по-родственному, русскую группу на комплексное обслуживание.

Знай Вера об этом раньше! Впрочем, все остальное совпадало: стены в стиле Тулуз-Лотрека, (не в оригинале, конечно, Саша это сразу определил), музыка. Синиша, пианист – потрясающий виртуоз! – заиграл в честь «братьев-славян» Брамса, «Венгерскую Рапсодию». Цыганские мотивы, видимо, должны были напомнить туристам из России что-то родное. Ну да ладно, Вера бы порадовалась и «собачьему вальсу» – лишь бы все были довольны.

Сели. Принесли «entrée»[15]15
  Entrée: («вход», фр.). В кулинарии: блюдо, предшествующее главному блюду.


[Закрыть]. Голодная братия смела французскую закуску быстро и легко. И – все уставились на Веру. Так укоризненно смотрит обычно ее любимый йокшир, когда вместо двух куриных крыльев она ему дает одно: «Что же ты, зажала второе?»

– А как насчет второго, – сибиряки, до поры до времени не беспокоившие жалобами, спокойно переносившие жару (хотя им-то, после вечной мерзлоты, парижское солнце – просто награда), терпеливо вышагивающие в пиджачках от «Большевички», вдруг встрепенулись.

– Да вы что, есть что, ли приехали? – Светик вспомнила, что она вторая главная после Веры. – Сидите, разговаривайте. Общайтесь. В Париже в рестораны люди ходят знакомиться (тут, возможно, по Фрейду, Светик нечаянно выдала свои тайные намерения), обмениваться новостями. Вот и обменивайтесь. Обсуждайте.

Агент Костя, как настоящий штрейкбрехер, попытался было возразить, но, увидев Верин многозначительный взгляд («Попробуй только! Сейчас всем расскажу, сколько ты срубил на своей Сибири»), подавился фразой.

Больше давиться было нечем. Съели весь хлеб. Выпили первые «карафы»[16]16
  Караф с вином: «carafe à vin» (фр.) – графин, кувшин с вином.


[Закрыть] с вином. Обсудили все новости. Сравнили Эйфелеву башню с Останкинской. Вступились за последнюю: «наша выше».

А главное блюдо не несли. Вера поняла, что час пришел. Вытащив нарезанные в Москве бумажки с написанными на них фразами, она попыталась найти в их числе подходящую, но кто же мог предположить, что понадобится, как в советской столовой, требовать принести второе и побыстрее. Нужной бумажки не оказалось.

Выручил «Жан Габен» – так Вера окрестила для себя Петра Евгеньевича Королева, высококлассного специалиста по Франции, которого в начале 90-х нередко приглашали консультантом на российско-французские предприятия. Большой, мягкий, элегантный – он, как потом выяснится, сыграет не последнюю роль в открытии известного водочного завода, носящего старинную русскую фамилию. Королев прекрасно знал французский, а также юморные истории, анекдоты:

– Господа, если вы сидите в «бистро», это не означает, что все должно быть быстро-быстро. Кстати, а вы знаете, мадемуазель, откуда во французский язык пришло это слово? – «Жан Габен» обратился к сидевшей рядом Олечке Власенко. Олечка ответила, что учительница по французскому в школе говорила.

– О-о! Как мило. Похвально. А сколько же вам лет, милая барышня?

– Ля фамм н’а па д’аж[17]17
  Ля фамм н’ а па д’аж: «la femme n’a pas d’âge» (фр.) – у женщины нет возраста.


[Закрыть], – Олечка, слегка порозовев, произнесла эту фразу с достоинством настоящей парижской куртизанки. Власенко-старший, горделиво окинул взглядом сидящих за столом: знай наших! Сам он, по собственному признанию, помнил несколько слов по-немецки: «зер шлехт», «зер гут» и «натюрлих». Как покажет практика, Власенко неплохо с ними управлялся, периодически, для разнообразия, меняя в слове «зер» первую букву, а «натюрлих» употребляя буквально. Натурально.

Щуплый официантик, выходец из бывших французских колоний, подал наконец второе: мясо на косточке, называемое «котлетт». Посмотрев на Королева, побежал шептаться с шефом, после чего принес ему еще одну порцию. Худосочный Рославлев тоже запросил добавки, предварительно справившись по-английски: платить за это надо?

– Non, non, – мулат порадовался, что наконец-то эти неулыбчивые русские подобрели, и побежал за «карафами».

Мысленно Вера похвалила себя за находчивость: это она поставила перед Снежаной вопрос о дополнительных бонусах, учитывая, что оговоренная численность группы реально получилась почти в два раза больше. Сбивать цену Снежана категорически отказалась, но вина и добавки обещала – знала, чем русских купить!

Народ разомлел, разговорился, мулатик носился как оглашенный, Синиша старался, после Брамса перейдя на Шопена. Первый день в Париже, такой стрессовый в начале, набирал обороты и превращался в праздник.

– Простите, – металлический тембр голоса перекрыл вальс Шопена, а заодно стук вилок, ножей, стаканов и повис в воздухе.

– Я. Не ем. Мяса. И я. Об этом. Предупреждала. Я. Ем. Рыбу. – Панова – а кто же еще? – повернулась в сторону Веры.

Ольга Ивановна Точилина, врач, милейшая женщина, с сочувствием посмотрела на Веру Сергеевну. На какое-то мгновение та просто кожей ощутила симпатию людей, находившихся в ресторане.

Про то, что Панова не ест мяса, «Эсперанс-тур» был предупрежден. Виолетта отправляла факсы из далекого Владивостока: «Верунь, не забудь про рыбу для Пановой». «Эсперанс-тур», в свою очередь, слал факсы в Париж: «Chers partenaires, n’oubliez pas, s’il vous plaît, de prévenir le restaurant qu’une de nos touristes ne mange pas de viande, elle ne mange que du poisson»[18]18
  «Chers partenaires, n’oubliez pas, s’il vous plaît, de prévenir le restaurant qu’une des nos touristes ne mange pas de viande, elle ne mange que du poisson»: Дорогие партнеры, не забудьте, пожалуйста, что одна из наших туристок не ест мясо, она ест только рыбу.


[Закрыть]. Вера была уверена, что Снежана предупредила ресторан. И все же на каком-то отрезке тысячекилометрового передвижения факсов с информацией о том, что некая ВИП-персона из русской группы не употребляет мясо, произошел сбой.

– Да, разумеется, я все помню, сейчас выясню, – когда Вера вошла на кухню ресторана, шеф-повар понял по ее лицу тотчас же: случилось что-то ужасное.

– Qu’est-ce qu’il y a?[19]19
  – Qu’est-ce qu’il y a? – что случилось? (фр.)


[Закрыть] – спросил он придыханием, почти полушепотом, вообразив, наверное, в эту секунду всевозможные варианты: кто-то доелся «котлетт» до смерти, теперь у него будут проблемы, а скандал выльется в международный.

– Poisson, poisson[20]20
  Poisson: рыба. (фр.)


[Закрыть] – конечно же бумажки с нужной фразой не было, но обозначить суть Вера сумела, собрав всю свою эмоциональность.

– Оh! Pas de problèmes![21]21
  – Оh! pas de problèmes! – О, нет проблем! (фр.)


[Закрыть] – повар широко улыбнулся – у него, видимо, отлегло, – и жестами заверил Веру, что сейчас все сделает: «Будет вам рыбка и большая, и маленькая».

Вера вернулась на место:

– Все нормально, они в курсе. Просто на приготовление рыбы понадобилось чуть больше времени. Сейчас принесут, – сказала она Пановой.

– Интересно, что это за рыба, которую готовят дольше, чем мясо, – Рославлев имел ум аналитический, этого уж не отнимешь.

– Ничего удивительного, во Франции любят мясо с кровью, чуть припущенное, не пережаренное, – заметил Королев.

Вера поблагодарила взглядом «Жана Габена». В отношении же зануды Рославлева она пыталась бороться с собой, говоря себе в сотый раз, что не имеет никакого морального права даже в мыслях критиковать клиентов.

Да, Джеймс Энсор… Хорошо, что ты умер. Будь ты рядом, мог бы выдать серию масок, отражающих ее самые темные мысли. Но так ли прав ты был, Энсор? Может, ты, дорогой Джеймс, не учел, или попросту забыл, или не подумал, или не хотел думать и признать очевидное – люди, они ведь черно-белые. В этом-то прелесть. Ты нам показал черное, потому что белое – неинтересно. И тем самым ты привлек к себе внимание. Так, может быть, втайне, ты хотел славы? Маска «желание славы» – она какая? Черная или белая?

Философствовать о человеческой породе, видимо, приятнее, когда с ней соприкасаешься по минимуму.

Пановой подали дораду. Она. Ее. Съела. Ей. Она. Понравилось.

После ужина наступило, наконец то, что в туристской программе называется – «свободное время». Вера ждала этой минуты. Не потому, что ей надоели туристы, как раз напротив – она начинала их любить. Понимать, привыкать к ним. Но она устала. Физически и морально. Ей хотелось только одного: спать. Спа-ать. Спа-а-а-ть… Спа-а-а-а-ать…

* * *

Наутро, спустившись в ресторан на завтрак, окинув взглядом присутствующих, Вера тут же вычислила «пропажу бойца»: Кости не было. Так, день начинался с потерь.

– Вера Сергеевна, вы не волнуйтесь, все в порядке, просто Костя вчера перегулял маленько, – по секрету сказала Светик. – Он в номере спит.

– Хорошо, что в номере, а не на улице.

– Так тут на улице тоже спят, я сама видела. Завернутся в одеяло и дрыхнут. Главное, их не трогает никто.

– Если наш ляжет – потрогают. Тут своих «клошаров»[22]22
  Клошар: clochard (фр.) – бездомный.


[Закрыть] хватает.

За завтраком выяснилось, что вчерашний ужин имел продолжение: смекнув, что «Бистро на Монмартре» находится рядом со знаменитым кварталом Pigalle, «мальчики» решили пойти «по девочкам». Закоперщиком выступил Костя, в разведку с ним вызвались Виктор, Сергей, супруги Ермиловы из Тюмени. «Переводчиком» позвали Власенко, которому жена вставила за этот поход. Не из ревности, конечно, а из-за своих волнений.

– Да ла-адно тебе, – у отврабминлесхоза вид был немного – совсем немного – сконфуженный. Его прямо-таки распирало от собственной значимости и той роли, которую он сыграл.

Про известный в Париже квартал секс-индустрии русские туристы конечно же слышали. Разгоряченные вином, двойной порцией «котлетт», они пошли – «Посмотреть, только посмотреть», твердил Власенко – мимо «Мулен Руж» в сторону площади Пигаль. Супруги Ермиловы быстро ретировались – муж не выдержал наглых приставаний к собственной жене у себя на глазах. Оставшиеся искатели приключений («На одно место», – заметила Тоня Власенко, не уточнив, правда, на какое именно), пропустив для храбрости по паре стаканчиков, отправились «смотреть».

В одном из заведений друзья заплатили за сеанс стриптиза через прозрачную перегородку. Но то ли заплатили мало, то ли так и положено было, а только стриптизерша разделась до определенного уровня. Костя в этом увидел ущемление национальных интересов: «Как русским – так все не так, как всем». Ребята из Владивостока согласились, сказав, что модель могла бы быть и посвежее. Тогда в бой полез добропорядочный отец семейства – «переводчик»! – Власенко, вытащив из своего «запасника» коронное слово:

– Натюрлих, натюрлих! – кричал он танцовщице, для убедительности показывая на себе, какая именно деталь туалета мешала увидеть ее «в натуре», попросту говоря, в чем мама родила.

Но модель была непреклонна, чем в конечном итоге вызвала уважение зрителей. Покинув заведение такими же невинными, какими они в него вошли, сохранив верность женам и подругам, русские гуляки успокоили волнение еще парой остановок в барах, в итоге вернулись чуть не под утро.

– Ну не идиоты? – Тоня не могла успокоиться. – Вот на что деньги потратили? – А надо было на что-то? – резонно спросил Власенко-муж Власенко-жену.

Точилин-старший, не поддержавший вчера мужскую компанию, отыгрывался по полной:

– Да, мужики, не повезло вам. Обломали вас француженки.

– Да какие они француженки! Так, сброд всякий, – оправдывался Виктор.

«„Руссо туристо, облико морале“ будешь отправлять». – Вера вспомнила слова Андро, признав, что мораль, видимо, изрядно поизносилась по ходу борьбы за демократию. Был, впрочем, и положительный результат: шутки «ниже пояса» на тему ночного приключения сблизили группу, народ постепенно начал оттаивать.

Пришел, наконец, Костя: явление народу. Вера невольно залюбовалась своим агентом. Ко всем прочим достоинствам (они же – недостатки), Костя был видным мужчиной, а Вера любила красивых людей. Они вызывали чисто эстетическое восхищение, как античная греческая скульптура. Темные волосы, светлые глаза, смуглая кожа, небрежный стиль одежды – понятно, почему Костя умел очаровывать клиентов-друзей без особых усилий.

– Плейбой наш явился, – Светику не очень понравилась отлучка сибирского вожака в первый же день.

– Светланка, не переживай, я тебе не изменил! – Костя счастливо улыбался, как будто всю ночь тем и занимался, что изменял.

– Да нужен ты мне! – фыркнула Светик.

Ясное дело, у нее были свои виды на грамотное размещение капитала: привлекательной внешности. И Костя, при всем своем шарме, не смог бы обеспечить высокие дивиденды.

После завтрака группа направилась в автобус, где уже ждал гид, болгарка Майя. Она говорила по-русски с еле заметным акцентом, приветствуя гостей из России. Конечно же улыбалась. Вообще, доза улыбок, которые расточали с надобностью и без надобности в адрес русских туристов с момента их прибытия в Париж, была настолько велика, что пошел эффект бумеранга: туристы начали улыбаться в ответ! Так же – с надобностью и без надобности. Напряжение, скованность, заметные в первый день, провоцирующие мелкие придирки к отелю, ресторану, турфирме и даже к Парижу (!) уходили. Растворялись в жарком парижском воздухе, капитулируя перед вечным городом, если не раз и навсегда, то, по крайней мере, на одну неделю!

* * *

Перед началом экскурсии заехали в четырехзвездочный отель по соседству, где остановилась семья Лосевых.

Вера знала их еще со времен работы в газете. Однажды к ней в отдел пришла супружеская пара: Виктор Лосев и его жена Елена. Ему на тот момент было, наверное, не больше сорока, ей – чуть меньше. Лосев возглавлял завод по производству оптики – тогда еще все было централизовано. Поводом для обращения в газету стало решение коллектива – наверняка с подачи вышестоящих инстанций – о переизбрании директора. Естественно, все было обоснованно – не придраться. Однако Лосев с решением не согласился и решил привлечь прессу. На первый взгляд, дело казалось абсолютно проигрышным – все-таки против коллектива не попрешь. Она сама не помнит, зачем взялась? Может, тронула реакция жены: та очень переживала за мужа. Вера попробовала разобраться. Перелопатила кучу бумаг, отделила то, что казалось подозрительным, перепроверила, переговорила с самыми разными людьми и сделала довольно острый материал.

Лосева восстановили в должности директора. Очень своевременно для него, потому что через пару лет началась массовая приватизация предприятий, и бывшие государственные руководители, по сути, становились частными предпринимателями. Со всеми вытекающими последствиями, прежде всего, финансовыми. Предприятие разрасталось.

Создав «Эсперанс-тур», она позвонила Лосеву, предложив, в случае необходимости, услуги своего агентства. Конечно, в респектабельном, уверенном в себе господине невозможно было узнать того уволенного директора, робко постучавшегося в редакционную дверь. Да и жена, просившая когда-то за мужа дрожащим голосом, изменилась. Как говорится, бытие определяет сознание. Стиль жизни. Они ездили всей семьей на дорогие курорты, дочь отправляли учиться в Швейцарию. Впрочем, по отношению к Вере Лосевы всегда выказывали самые нежнейшие чувства. Помнили и понимали, чего они могли бы сегодня не иметь.

– В Париж? На недельку? Подумаем. Если ситуация позволит, с удовольствием, – ответил Лосев на предложение Веры, обрадовавшись, что она будет сопровождающей группы. Через неделю перезвонил, подтвердил: едут втроем – Катя, дочь, хотя и взрослеть начала, захотела в Евро-Диснейленд. Только попросил забронировать для них гостиницу уровнем повыше и без обязательного полупансиона. Поэтому встречаться с ним Вера Сергеевна могла только на экскурсиях.

Экскурсионный автобус тормознул у роскошного отеля на бульваре Османн. Народ оживился.

– В следующий раз в «три звезды» не поеду, – Ирина Рославлева это выговорила четко, повернувшись в сторону мужа. Томные взгляды она берегла для других случаев.

– Само собой, – согласился он, молниеносно прокалькулировав разницу в цене комфорта, прямо пропорциональную благосклонности настроения супруги.

Поджидавшие у парадного входа Лосевы поднялись в автобус, и экскурсия началась.

* * *

Кельты… Галлы… Франки… Римляне… Чувствовалось, что Майя была больше, чем гид. Прежде всего она была историком, искусствоведом, поэтому неизменно в своих рассказах сбивалась на потрясающе интересные экскурсы в прошлое. Рассказывала не «пунктиром», как это обычно делают маститые гиды, а так, как дебютанты, не растерявшие еще эмоций, не успевшие устать от собственных рассказов. Приводила любопытные факты, цитировала стихи и даже спела несколько строчек из знаменитой песни 30-х годов, исполняемой темнокожей певицей, танцовщицей Жозеффин Бейкер: «J’ai deux amours, mon pays et Paris». Гид-дебютант (так оно и оказалось в реальности) зомбировала на Париж, заставляя включать – и не выключать – работу двух из пяти органов чувств: зрения и слуха.

Автобус плавно лавировал по узким улицам. Туристы, наконец, стали туристами, смирившись с жарой, «северным коэффициентом» к путевкам для сибиряков (Костя, герой, себя не обидел), забыв про балдахины, целлофаны на пультах и карликовые лифты. И Париж, этот породистый noble[23]23
  Noble: (фр.) – дворянин, аристократ.


[Закрыть], великодушно простил русский снобизм, замешанный, конечно же, на комплексах. Да и то сказать: откуда быть породе? В конце концов, разница между двумя революциями – французской и русской – более века. Так что отставание оправдано. Подождем лет сто, посмотрим.

– Вы знаете, и все-таки я не сторонник таких экскурсий, – сказал Вере сидевший рядом Королев.

– Почему? Она же так здорово рассказывает.

– Да, но чтобы почувствовать ауру, надо не в автобусе сидеть. Шарм Парижа иначе не поймешь. Вот я где-то читал, что сначала неплохо бы пройти по бульварам, потом по набережным, и тогда только город почувствуешь.

– Смотря что чувствовать хочется. У некоторых чувства на Пигаль начинаются, – Власенко-жена, услышав Королева, не могла успокоиться.

– Да что ты в самом деле! Пигаль, Пигаль… Вот запигалила. Я Михалычу обещал рассказать, – не сдавался Власенко-муж.

Михалыч, как потом пояснил леспромхозовский чиновник, был его замом, успевшим побывать в Париже раньше начальника. Чем занимался Михалыч и с чего начал знакомство с аурой, осталось невыясненным, но, судя по тому, что в первый же день Власенко потянулся не к Лувру, можно было не сомневаться – Парижу не спрятаться за фасадом музеев. Смотреть – так смотреть. «Натюрлих», в общем. Держись, столица!

Странно, но в эту поездку память не сохранила воспоминаний о самом Париже. Спустя годы город вечного праздника станет родным, изменит жизнь Веры кардинально, но тогда, находясь рядом с туристами и пытаясь сосредоточиться, она думала о какой-то ерунде: рыба для Пановой, перегоревшая лампочка в номере Кристины и Тамары. Не забыть спросить, узнать, позвонить, проверить и перепроверить. Рассказ гида выветрился быстро, а вот вопросы, реплики, сидящих рядом людей, помнит до сих пор. Дети, да и только!