Текст книги "Зачем дана вторая жизнь"

Глава 15. Продолжение истории жизни Радуни: блуждание по лесу, опять похитители

Врачебный осмотр начался с Анны Павловны. Медсестра доложила, какое давление у больной, температура – всё в норме. Доктор присел на койку и вполголоса спросил, есть ли жалобы. Женщина будто этого ждала: принялась сетовать на судьбу, мол, больше месяца здесь и хочет домой, а чувствует себя прекрасно, только сильно чешется под гипсом кожа. Доктор и больная продолжали разговаривать.

Лена лежала и думала о том, что тоже соскучилась по своей квартире, из которой выскочила почти десять дней назад, даже не предполагая, что обратно вернётся не скоро. Она думала о том, что в то злополучное утро судьба несколько раз посылала ей знаки: остановись, поведи себя по-другому. Но Лена упорно не хотела замечать их и стремилась к…(она в мыслях не смогла придумать название тому, к чему она стремилась) да потащила ещё с собой бедного, ни в чём неповинного человека, который оказался на больничной койке из-за её глупости. Хорошо ещё, не погибли, ведь если бы «Мазда» двигалась с большей скоростью, то от них бы ничего не осталось! «Значит, кто-то из нас всё-таки счастливый, что оба остались живы, – пришло ей на ум. – Наверное, Максим! Нет, он, наоборот, невезучий, если со мной связался. Не остановись он у лифта, был бы сейчас здоров, свободен, занимался своими делами! А если он невезучий, то тогда из нас двоих, получается, я везучая? А что? Может, так и есть: я встретила Максима, он мне помогал, всё рассматривал меня в зеркальце, поэтому и ехал медленно. Тем более, я не виновата, что у него было мало бензина. Иначе мы бы вообще вместо больницы попали к моей бабушке! Что-то я запуталась совсем! Кто из нас двоих всё-таки везунчик? Нет, лучше не думать. Что-то и вправду с моей головой происходит, а может, именно так сходят с ума?!» – испугалась Лена.

Она очнулась от размышлений: доктор обещал Анне, что если сын принесёт корсет, то сегодня же снимут гипс и отпустят её домой. Процедура анамнеза теперь повторилась с Леной. Она ни на что уже не жаловалась, только тоже заговорила о выписке.

– Дурной пример заразителен, – пошутил Александр Иванович. – Вас ещё не осматривал психиатр, – напомнил он.

– А может, вы меня выпишете, а я сама к нему обращусь? – предложила Лена.

– Рано засобирались домой! Ещё надо полное обследование провести, а это займёт в лучшем случае дней пять. И вот если приборы покажут положительную динамику всех функций головного мозга, то тогда будем думать о выписке. Но не забывайте: впереди вас ожидает долгий реабилитационный период, и лучше, если вы в санаторий съездите. Это я вам нарисовал картину при благоприятном исходе, и я надеюсь на это: операция прошла удачно, и сейчас ваше состояние не внушает опасений. Думаю, – доктор ободряюще похлопал её по руке, – всё будет отлично. Вы, наверное, в рубашке родились. В такую передрягу попасть, и отделаться, можно сказать, лёгким испугом, даже красоту свою не испортили, – улыбнулся врач и добавил, поднимаясь со стула: – А консультация с психиатром назначена на завтра.

– Доктор, – неожиданно для себя сказала Лена. – А вы лечите и мужчин на втором этаже?

– Да! – удивился Александр Иванович. – А кто вас интересует?

– Тот человек, с которым я в аварию попала. Не знаете, он сильно пострадал?

– А! Я понял, о ком это вы. Так его забрали от нас и перевезли в другую клинику.

– Всё так плохо? – встревожилась Елена.

– Когда увозили, он чувствовал себя вполне сносно, – ответил доктор, попрощался и вышел из палаты, сопровождаемый миловидной свитой.

На соседней кровати тихо лежала Анна, глядя в потолок. Лена забеспокоилась:

– Как вы? Может, водички дать?

– Нет. Я вот не знаю, как сообщить сыну, чтоб купил мне этот корсет да забрал меня, – всхлипнула она. – Почему он не пришёл вчера вечером? Почему он сейчас не идёт?

– Так утром, кажется, не пускают! А вчера мог не успеть. С дороги всё-таки! – пыталась успокоить соседку Лена.

Анна Павловна немного полежала, над чем-то размышляя.

– Эх, был бы у меня телефон! – вздохнула она.

– Так попросите позвонить из ординаторской! – предложила Лена.

– Так некуда звонить, так и не поставила домашний, а сотовый разбился вместе со мной.

– Попросите у медсестёр сотовый!

– Я у сына впопыхах вчера забыла номер записать, – пожаловалась она. – В общем, как ни крути, а придётся ждать вечера. Может, объявятся родственники, тогда и поговорим. Лен! Ты где там?

– Здесь! Куда я с подводной лодки? – отозвалась девушка.

– Ты не уснула? Может, опять свой сон смотришь? Что там дальше, видела?

– Видела немного.

– Так расскажи. А то придут мои, заберут меня, и я продолжение так и не узнаю! – взбодрилась она надеждою.

– Ну, бежала я по лесу, бежала, а выйти из него никак не могу. Деревья кругом незнакомые, становится всё темней и страшней. А голод! Просто грызёт изнутри. Стала я собирать ягоды, какие под ногами да на кустах нашла. От кислоты оскомина зубы сводит, живот от голода разговаривает. Стала оглядываться, вижу – заблудилась! Села под развесистый куст и заплакала так горько: брата не смогла спасти и себя погубила. Скоро ночь – загрызут дикие звери, и не увидеть мне больше ясна солнышка, бабки Манефы и матери с братьями. Так и уснула там, где сидела. Разбудил шум. В свете луны хлопает крыльями сова, глядит на меня круглыми жёлтыми глазами и садится на пень. Потопталась на круглой площадке, будто место выбирает для отдыха, снова захлопала крыльями, взлетела и стала надо мной кружить, да так низко, кажется, сейчас в волосы вцепится. Я вскочила, руками голову накрыла, она сделала надо мной круг и медленно полетела между деревьями. Я – за ней, думаю, зовёт меня за собой. А сова отлетит немного и присядет то на сук, то на ветку, то на пенёк, будто меня поджидает. У меня сон как рукой сняло. Интересно и боязно, куда она приведёт. Вскоре в лесу стало светлеть, и сова теперь отдыхала реже, а я, гоняясь за ней, ноги в кровь посбивала о сосновые шишки и острые камни. Когда совсем рассвело, сова куда-то пропала, и я осталась одна. Присела отдохнуть на кочку, задремала и как заору. Кочка оказалась муравьиной кучей. Как я вертелась, прыгала, чтобы сбить с себя муравьёв! А они везде щекочут и кусают. Не помня себя, бросилась прочь от этого места и, представляете, вылетела на опушку леса прямо к моим похитителям, среди которых, кстати, был и Пётр, и выглядел он вполне здоровым. Они мирно завтракали между двумя телегами, сидя на земле вокруг импровизированной скатерти. Вкусно пахло жареным мясом. Моё стремительное появление привело всех в дикий восторг. Как они заулюлюкали, загалдели! От неожиданности я остолбенела, потом повернула назад и бросилась наутёк.

– Девочки! Быстренько обедать! – прокричали снаружи.

– Позже поедим, рассказывай! – попросила Анна.

– А дальше я не знаю. Ещё не видела. Так что пойдём, захотелось горяченького. Борщом пахнет.

Глава 16. Анну забирают домой

Лена удобно устроилась в постели лицом к стене для просмотра новой серии сна – полный желудок располагал к этому, но ей помешали.

– Боже мой! Корсет! Мои вы родненькие! Как узнали, что мне корсет нужен?! – громко радовалась Анна.

– А мы вчера встречались с твоим доктором. Он сказал, какой именно требуется, и адрес специального магазина дал. Так что мы тебя сегодня забираем! – говорил весёлый тенорок.

– Ой, мои вы дорогие! Сыночек! Как я рада! Вот счастье! – продолжала восклицать соседка.

– Мама! А у нас для тебя сюрприз! – таинственно начал Павел.

– Ничего не случилось? – встревожилась Анна.

– Случилось! Только хорошее! Ты скоро станешь бабушкой! – торжественно произнёс сын.

– Лена! Лена! Ты не спишь? – закричала соседка. – Всё сбылось! Представляешь? Всё, что ты сказала, так и получилось! И внучка у меня будет!

– Как это внучка? – возмутился Павел. – Пацан будет! Никаких девок! Первым должен быть пацан-защитник, а потом уже кого хотите! – разрешил он.

Лена всё слышала, и сама удивлялась, как смогла так точно угадать.

Уснуть, как ни старалась, не удалось: то ли снотворное перестали колоть, то ли в палате было слишком шумно, пока собирали домой соседку. Так и прошёл тихий час в хождении Анны туда-сюда, в хлопанье дверей, шуршании свёртков, звяканье посуды. Наконец переодетая соседка тронула Лену за плечо и стала прощаться:

– Выздоравливай и больше не попадай сюда! Жаль, не узнаю, чем там у тебя всё закончится, но, может, когда-нибудь свидимся! Слушай! А ты не можешь нам ещё что-нибудь предсказать?

– У вас всё будет хорошо, – заверила Лена, садясь в кровати.

– А как мы внучку назовём? – настаивала Анна.

– Сами имя придумаете. Зачем подсказывать? Хорошее будет имя, красивое! – упорствовала Лена, желая поскорее остаться одна.

– Вот, видите? – говорила, покидая палату, Анна. – Эта девушка предсказывает будущее. Она мне всё сказала правильно, и про внучку тоже!

– Мама! Я же тебе сказал: па-цан! – послышалось из коридора.

Лена с облегчением вздохнула и вернулась к подушке, но сон не шел. За окном щебетали весенние птахи, во дворе натужно урчал мотор машины. Снова скрипнула дверь – санитарка шлепнула стопку чистого белья на стул, собрала в узел постель с освободившейся кровати.

– Скоро, девонька, новенькую привезут из реанимации, так что недолго тебе скучать, – говорила она, расправляя чистую простыню.

Лена отвернулась: ей, наоборот, хотелось побыть одной, подумать в тишине о себе, о том, что с ней происходит.

Теперь стукнул шпингалет, распахнулась вторая створка – в палату въехала каталка. Её поставили вплотную к свободной кровати, опустили, и больная, поднятая под мышки и за ноги, безучастно переместилась на постель. Носилки на колёсиках исчезли, но появилась капельница, её установили перед новой соседкой. Медсестра входила и выходила: регулировала вентиль, проверяла пульс. Суета раздражала, не позволяла уснуть. По коридору прогремела тележка с кастрюлями, зычный женский голос позвал всех на ужин. Лена собиралась с духом, чтобы встать, когда в палату влетела Настя, а за ней робко вошла пожилая женщина, ещё довольно интересная, с умелым макияжем на лице, который скрыл, вероятно, около десяти её лет, одетая в модный брючный костюм фисташкового цвета и белые туфли на каблуках. Она осмотрелась и, стараясь не шуметь, на цыпочках приблизилась к Лене:

– Алёнушка, внученька! Как же так случилось?! Как ты, деточка? Сильно страдаешь? Тебе больно?

– Бабушка! Со мной всё давно нормально! – бодро заверила Лена. – Вот уже домой сегодня просилась.

– Ну и что? Отпускают? – с надеждой спросила Ирина Ивановна.

– Доктор хороший. Сначала глубокое обследование перед выпиской сделает, посмотрит, нет ли осложнений.

– А что, могут быть осложнения? – забеспокоилась бабушка.

– Да какие осложнения? Только что пуля в голове осталась, – пошутила внучка.

– Какая пуля?! Боже мой! – не поняла Ирина Ивановна, оглядываясь на Настю. – Я об этом ничего не знаю! В Леночку стреляли?

– Да нет! Что вы! Это она так шутит! Пуля – в смысле тараканы в голове.

Настю испугало выражение лица побледневшей женщины, и она поторопилась объяснить:

– Это у неё после операции какие-то видения начались. Правда, она их в тайне держит, но обещала рассказать всё после выписки. Ну, Ирина Ивановна, давайте накормим нашу Лену, чтобы быстрее поправилась, а то здесь еда, знаете, какая! Она ничего практически не ест.

– Ем я, – возразила больная.

Но это не помогло, и с двух сторон на неё набросились бабушка и Настя, в четыре руки пичкая принесёнными деликатесами, пока Лена не замотала головой:

– Не хочу! Всё! Я наелась! Оставьте меня в покое!

Она устало откинулась на подушку.

– Тебе плохо? – встревожилась бабушка.

– Нет! Нормально всё, только сегодня не удалось днём отдохнуть: соседку выписывали, родственники суетились, а сейчас привезли новую.

– Да, вот тебе ключи от квартиры. Ой, я ещё тебе паричок прикупила, – вдруг вспомнила Настя и полезла в сумку. – Посмотри, какой симпатичный.

Лена взяла в руки блестящие длинные тёмные волосы с прямой чёлкой.

– Спасибо. Это то, что я хотела. Ну вот, завтра осмотрит меня психиатр, голову просветят, и домой, в свою кроватку, – сладко потянулась она.

– А зачем психиатр? Я не поняла! – всполошилась бабушка.

Лена пожалела, что сказала лишнее, и на ходу сочинила:

– Так здесь после операции на голове всех психиатр проверяет.

– Правда? – засомневалась Ирина Ивановна. – Ну ладно, отдыхай, хорошо кушай, спи больше, а я к тебе завтра приду. Так что тебе из еды принести?

Глава 17. Новая соседка с огнестрельным ранением

Лёжа в сумерках, Лена вспоминала встречу с Максимом, снова видела на фоне огня летящую кубарем красную «Оку».

Она проснулась, когда загорелся свет – соседке ставили вторую капельницу. В палату часто входили, проверяя состояние больной. Лена то закрывала глаза, то открывала, когда становилось светло. Мучение закончилось вместе с лекарством в капельнице. Лена сползла с постели и приблизилась к соседней кровати. Здесь спала молодая женщина с туго перебинтованной грудью. Её бледное лицо с тонкими чертами поразило особой, изысканной красотой. На подушке вокруг головы разметались пушистые пряди длинных золотистых волос. Внезапно закружилась голова, перед взором поплыл туман. Лена, цепляясь за стены, с трудом добралась до постели и упала на подушку. Её замутило, а перед открытыми глазами пошли картины, как кадры замедленного фильма.

Вначале появилась незнакомая лестничная площадка: на полу в крови – молодая белокурая женщина. По ступенькам в обнимку поднимаются парень и девушка. Они замирают перед жутким зрелищем. Девушка дико визжит, выскакивают соседи из квартир, старичок вызывает милицию. Приезжает «скорая помощь», пострадавшую перекладывают на носилки, а опергруппа начинает осмотр территории и опрос свидетелей: дрожащей от страха девушки и высокого черноволосого парня, бледного и растерянного.

Лена повернулась на бок, отгоняя наваждение, крепко зажмурила глаза, и кадр сменился. Теперь возникла операционная: из груди раненой извлекают маленький предмет и бросают в ванночку. Слышится металлический стук, и Лена догадывается: это пуля.

– Что ж такое? Лезет всякое в глаза, невозможно уснуть! – вздыхает она и видит перед дверью в реанимацию лечащего врача в компании незнакомца. Доктор разрешает мужчине поговорить с больной несколько минут в присутствии медсестры:

– Не утомляйте её, ей это вредно!

Следователь присаживается на стул рядом с кроватью и спрашивает:

– Вероника Сергеевна! Вы видели, кто стрелял в вас?

Женщина почти беззвучно отвечает:

– Нет.

– Может, знаете, кто это мог быть?

– Не знаю, – еле шевелятся губы.

– У вас есть враги? – мягко настаивает следователь.

Вероника устало прикрывает глаза и молчит. Кажется, она уснула. Доктор трогает мужчину за плечо и показывает глазами на дверь. Следователь нехотя уходит.

Лена открыла глаза – за окном глубокая ночь.

– За что мне всё это?! Скорей бы утро!

Заметалась соседка, слабо застонала. Елена дотянулась до кнопки вызова – через пару минут явилась заспанная медсестра, широко распахнув дверь, пошла на красный огонёк:

– Зачем звала?

– Она стонет! Ей, кажется, плохо!

– Всё в порядке, не беспокой по пустякам! – проверив пульс больной, с раздражением сказала Марина (это имя значилось на бэйдже).

– Скажите, её Вероникой зовут? – спросила Лена.

– Маврыкивной, – съязвила сестричка, намереваясь покинуть помещение.

– В неё стреляли? – не сдавалась Елена.

– Да, огнестрельное!

– Я никак не могу уснуть. Мне перестали колоть снотворное?

– Если не сделали, значит, нет назначения.

– Может, тогда таблетку дадите?

Марина, подавив зевок, изучающе взглянула на Лену. «Если больная не уснёт, то и мне не даст», – прочиталось в её глазах, и она ушла за снотворным.

Глава 18. Сон о Радуне: в чужой горнице, впервые в бане

Лежит Радуня, связанная по рукам и ногам, на беличьих шкурках, брошенных на воз. Пять телег с добром в сопровождении дюжины всадников медленно въезжают в низкие ворота просторного двора. Слышит пленница топот ног, приветственные крики. Останавливается воз под ней, снова трогается и тут же резко встаёт после зычного окрика:

– Тпру! Окаянная!

Сильные руки тащат девушку вниз. Огромный мужик, что увёз из родного дома, рассекает ножом путы, опускает её на землю. Качается от слабости Радуня – поддерживает её похититель и, толкая в спину, заставляет подняться на высокое крыльцо в просторную нарядную избу. Такую она никогда не видела. Стоят в чистой горнице, не с глиняным или земляным, а дощатым полом, вдоль стен дубовые лавки с резными ножками; посередине возвышается большая белёная печь; уходит труба вверх, в потолок. Сажают Радуню на лавку у входа. Висит в углу перед тёмной доской на тонких цепях плошка. Слабый огонь в ней манит к себе. Строго смотрит сверху узкое мужское лицо. Наверное, хозяин дома!

Трогают Радуню за руку – зовёт за собой отрок. Идёт послушно за ним через двор. В другой избе, поменьше, скоблит ножом деревянную крышку крепкого стола девчонка одних с Радуней лет. Бросает она работу. Шлёпая босыми ногами по земляному полу, ставит перед гостьей глиняную миску с горячей похлёбкой, молча даёт в руки белую лепёшку и потемневшую деревянную ложку.

С жадностью набрасывается Радуня на еду – ой! горячо! – брызжут скорые слёзы.

В широко распахнутую дверь видна часть двора: снуют туда-сюда люди в простых рубахах и лаптях, некоторые и вовсе босы. Освобождают телеги, сносят всё награбленное в большое поветье. Зорко следит за их работой рыжий мужик в расшитой рубахе и коротких кожаных сапогах. Стучит Радуня ложкой по дну пустой миски, спрашивает, волнуясь:

– Зачем я здесь? Что будет со мной?

Переглядываются девчонка и отрок, молча пожимают плечами.

– А куда мне сейчас?

– Велено отвести тя к хозяину, – говорит отрок, поднимаясь.

Встаёт Радуня, выходит во двор в сопровождении молодого смерда. Колотится сердце, как в клетке птичка: сейчас узнает она о своей горькой участи. А что ожидает её незавидная доля, сомнений нет! С тех пор, как покинула родительский дом, все боги отвернулись от неё, потому, наверное, что не чтит она их, не приносит им жертвы, вдобавок потеряла мужа и не сумела спасти брата. Она так одинока, и некому вступиться за неё! И бабки Манефы нет рядом, и вряд ли когда-нибудь суждено им увидеться. Теперь новый хозяин будет мучить её, нагружать тяжёлой работой.

Плетётся по двору Радуня, как овца на заклание, обречённо опустила голову, и слёзы капают на пыльные пальцы босых ног.

Сидит в горнице под крашеной доской её похититель, одет в длинную рубаху с красными узорами по рукавам и подолу. На ногах красные сафьяновые сапоги. Расчёсаны на прямой пробор длинные, до плеч, льняные волосы. Страшен пристальный взгляд пронзительных серых глаз. Ещё больше сжимается Радуня: хочется стать маленькой и незаметной, превратиться в ящерку, выскользнуть во двор и забиться в самую тёмную щель, только б не испытывать этот ужас.

– Как нарекли тебя? – звучит густой бас.

– Радуней, – блеет она чуть слышно.

– Ты некрещёная! – догадывается незнакомец. – Перуну молишься?

Испуганно кивает пленница, не поднимая глаз. Слышится скрип – встал хозяин. Тяжёлая поступь приближается к ней. Пятится Радуня к выходу, натыкается спиной на отрока, ожидающего приказаний.

– Стёпка, пришли ко мне Любаву. А ты поди сюда.

Радуня, глядя в пол, делает робкий шаг вперёд.

Слышится за спиной топот по деревянным ступеням, влетает, запыхавшись, в горницу молодица.

– Любава, – обращается к ней хозяин, – отмой её и одень, выбери что получше, да успокой. Потом приведёшь!

– Идём! – хватает молодка Радуню цепкой ручкой и тащит через широкий двор, теперь в противоположную сторону от той избы, где её кормили.

Толкают пленницу внутрь низкого сруба. Как жарко здесь и темно! Оглядывается она на Любаву – недобро блестят карие очи. Летит ветхая одежда с Радуни в угол – осматривает Любава девичью фигурку, отчего-то качает головой и сбрасывает свою одежду. Робко садится Радуня на лавку. Плещет из бадьи вода на раскалённые камни – зло шипят пузыри, клубится пар.

– Ложись на живот! – звучит приказ.

Хлещут мокрые ветки по спине, ногам и рукам. Задохнулась Радуня от жгучей боли, густой пар забивает горло. Не вырваться из сильных рук. Перевёрнута на спину, теперь больно трут рукавицей. Наполняет огонь Радуню, полыхает в глазах. Вскрикнула гостья, взвилась с лавки, облитая студёной водой.

– Жди! – бросают ей чистую мягкую ткань.

Дремлет Радуня, привалившись к стене. Толкает Любава гостью, больно чешет костяным гребнем влажные волосы, плетёт тугую косу. Надевает Радуня рубаху длинную, любуется красным узором по подолу и вороту. Не потерять бы лапти новые, не для неё сплетенные.

– Как тя звать? – вопрошает женщина.

– Радуней, – отвечает пленница, удивляясь незнакомой лёгкости в теле.

– Ра-радуней? – переспрашивает Любава и ведёт к хозяйскому дому.

В пустой горнице тихо и страшно. Пляшут светлые блики по тёмной доске, хмурится на ней строгий лик. Страстный шёпот летит к оконцам, сизой горлинкой бьётся на волю призыв девичий о помощи ко всем всесильным богам.