Текст книги "Одна, заветная…"

Не судьба!

В неверный час тебя я встретил,

И избежать тебя не мог —

Нас рок одним клеймом отметил,

Одной погибели обрёк.

М. А. Волошин

Курсант военно-политического училища Вадим ехал в составе спортивной городской команды на соревнования в Болгарию. Кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике, Вадим в свои девятнадцать лет казался совсем взрослым: высокий, широкоплечий, с русыми, коротко стриженными волосами и большими карими глазами, он неизменно оказывался в центре внимания. Общительный и дружелюбный, Вадим мог разговорить кого угодно, к тому же знал множество смешных историй и частушек. Неслучайно Марина, самая очаровательная в команде гимнастка, уже через час после отъезда благосклонно выслушивала незатейливые комплименты Вадима. Даже в этом южном городе, где каждая вторая девушка – красавица, Марина выделялась. Высокая, с длинными, «от коренных зубов» ногами, изящной фигурой, копной пушистых каштановых волос и яркими вишнёво-черными глазами, она была особенно привлекательна, когда улыбалась: на левой щеке при этом появлялась милая пикантная ямочка. Неслучайно молодые люди сразу приглянулись друг другу, и, возвращаясь с соревнований, они были уже большими друзьями.

По возвращении домой они стали часто встречаться и вскоре уже строили планы совместной жизни. Сейчас пожениться они ещё не могут. Оба студенты, живут в общежитиях, Вадиму до выпуска около двух лет, а Марина закончит педучилище только через четыре года, но Вадим был уже твёрдо уверен, что эта девушка – его единственная и на всю оставшуюся жизнь судьба. Он готов ждать её сколько угодно. Чем больше проходило времени, тем больше он привязывался к Марине, и, похоже, не без взаимности.

Прошло два года. В военно-политическом училище наступил выпуск. Торжественное вручение дипломов, присвоение офицерских званий, выпускной бал – всё было как в сказке! Офицерский мундир сделал Вадима неотразимым, на балу – он был уверен – не было девушки очаровательнее его Маринки, недаром с такой завистью смотрели на них его однокурсники!

Они условились, что теперь Вадим по распределению один уедет в гарнизон, куда его направили. Марине нужно доучиться, через два года Вадим получит первый отпуск, а Марина к тому времени окончит училище, и уже тогда он приедет за ней, они поженятся и больше никогда не будут расставаться. Марина всегда будет ездить с ним по местам его службы – такова судьба офицерских жён, а сейчас они были счастливы и с радостью смотрели в будущее. Вадим получил назначение на отдалённую пограничную заставу на границе с Монголией. Они договорились часто писать, и, когда через неделю Вадим прибыл в гарнизон, его уже ждало её письмо, отправленное авиапочтой.

Это была небольшая пограничная застава, где служили шестнадцать молодых мужчин – офицеры и солдаты срочной службы – и одна тридцатилетняя женщина, повариха, вдова пограничника, погибшего на этой заставе два года назад, которая после гибели мужа осталась здесь как вольнонаёмная.

Клавдия была невысокой полноватой женщиной с простым круглым лицом, короткими рыжеватыми, мелко завитыми волосами и выражением постоянной тревоги в маленьких, глубоко запавших глазах. Она была молчаливой и неприветливой, но отлично готовила; на заставе её слегка побаивались, впрочем, считали уже старушкой.

Клавдия сразу же стала выделять из всех нового красавца-лейтенанта, обходительного и скромного, старалась подложить ему порцию побольше и повкуснее, стала, вопреки обыкновению, ласковее и разговорчивее со всеми. Ребята, видя её особое отношение к Вадиму, подшучивали: «Смотри, Вадька, захомутает тебя Клавдия!» Но Вадиму, кроме его Маринки, никто не нужен! Несмотря на большую занятость по службе и суровую обстановку на заставе, он писал ей почти ежедневно. Поставил её портрет на прикроватную тумбочку и каждый день рассказывал ей, как любит, скучает, вновь и вновь строил планы на будущее.

Почта на эту отдалённую заставу приходила не чаще одного раза в семь-десять дней, но в каждой почте он искал и находил одно или два письма от Марины.

Заканчивался первый год его службы. Осталось всего одиннадцать месяцев – и он получит первый отпуск, привезёт свою жену на эту заставу, и больше никогда они не расстанутся!

В последнее время письма от Марины стали приходить реже, и уже не в каждой почте он находил весточку от неё. Она отговаривалась занятостью на учёбе и соревнованиях, экзаменами, писала о плохом настроении. Наступил месяц, когда он не получил от неё ни одного письма. Написал маме, попросил её съездить в педучилище, где Марина училась на последнем курсе. Но вот в очередной почте он увидел конверт со знакомым почерком. До вечера он сдерживал себя, не открывал письмо, надеясь вечером устроить себе настоящий праздник.

Письмо было коротким. Она успешно закончила учёбу, сдала экзамены. Через неделю она уезжает в Германию со своим молодым мужем, выпускником того же военно-политического училища, что закончил Вадим. Её Богдан – сын генерала, который служит в Германии, в Западной группе войск, сын получил назначение туда же. Пусть Вадим не сердится на неё: не судьба им быть вместе. Она желает ему успехов и счастья.

В тот день Вадим, неизменный трезвенник, впервые напился. Где, с кем, как он пил, он не помнил. Только утром, придя в себя, обнаружил, что лежит в квартире Клавдии. Помолодевшая, в яркой косынке, с неумелым макияжем, Клавдия, напевая, расставляла на столе приборы для завтрака. Отвратительное самочувствие, стыд, досада и на Клавдию, и на себя – ему весь белый свет не мил! Он нагрубил Клавдии, быстро оделся и побежал к себе, стыдясь и не зная, как теперь смотреть и на неё, и на товарищей. Но никто с ним об этом не заговаривал, а похорошевшая Клавдия стала заботливой и ласковой со всеми.

Впрочем, теперь ему всё было безразлично. У него нет и больше никогда не будет Маринки, и теперь ему всё равно, кто рядом. Он порвал фотографию девушки, отказался от подошедшего по сроку отпуска, и потянулись серые и однообразные будни на заставе. Теперь он нередко ночевал у Клавдии, а она будто не замечала его грубости и злости, старалась угодить ему, развеселить и отвлечь от тяжёлых дум.

Прошло три года. Однажды его вызвал к себе начальник заставы. Он предложил Вадиму законно оформить его отношения с поварихой. Разве он не видит, что Клавдия беременна? Ну что ж, он подумает, поговорит с нею, а впрочем – всё равно!

Через два дня заставу подняли по тревоге. На границе обнаружили нарушителей, пытавшихся проникнуть на нашу сторону. Завязалась перестрелка. Вадим получил ранение левого предплечья. Из-за метели двое суток не прилетал вертолёт с хирургом. Рука у Вадима распухла, повысилась температура, началось воспаление вокруг огнестрельной раны. Вертолётом его доставили сначала в окружной госпиталь, а затем – на самолёте в Москву: возникла опасность развития сепсиса.

Ранение осложнилось, Вадим несколько суток лежал с высокой температурой. Руку спасти не удалось: её ампутировали до верхней трети плеча. На третий день, когда Вадима перевезли в Балашихинский военный госпиталь, туда прилетела Клавдия. Она уволилась с заставы и, сняв частную квартиру в Балашихе, устроилась санитаркой в отделение, где лежал Вадим. Она преданно ухаживала за ним, кормила, покорно сносила его капризы и грубости.

Через три месяца, когда в Подмосковье уже началась весна, а воробьи яростно дрались на зелёных ветках, Вадим стоял на крыльце госпиталя. Его лечение было закончено, и из армии его комиссовали под чистую. Пустой левый рукав был аккуратно пришпилен к поясу. Ему шёл двадцать седьмой год. У него нет ни профессии, ни работы, ни семьи, ни жилья. Нет и сил, желаний, надежд. Только эта немолодая некрасивая женщина с большим животом молча стояла рядом, преданно глядя ему в глаза.

Они долго сидели в госпитальном парке, планировали, как жить дальше. Они решили ехать на его родину в Горловку. Там живёт мама Вадима, отца уже год как не стало. Клавдии скоро рожать, у ребёнка должен быть законный отец.

Они приехали в Горловку, поселились с матерью Вадима, скромно зарегистрировали в ЗАГСе свой брак. До родов оставалось чуть больше месяца. Когда родится малыш, Клавдия пойдёт работать – повара нужны повсюду. Мама Вадима будет заниматься внуком, а ему нужно что-то придумать.

Он инвалид, с одной рукой никаким физическим трудом он заниматься не сможет, его военная специальность на гражданке никому не нужна, надо идти учиться. В областном центре в политехническом институте с осени открывается новый факультет электроники и компьютерных технологий. Там нужны не столько руки, сколько голова, вот туда он и пойдёт в сентябре. Но ни вечернего, ни заочного факультета по этой специальности нет, ему придётся учиться на дневном отделении и жить в общежитии с молодыми ребятами, выпускниками школ, пять лет терпеть всё, чтобы начать новую жизнь.

В мае у Клавдии и Вадима родилась дочка. Вадим сразу же стал «сумасшедшим» папой. Он сам вставал ночами к беспокойной малышке, сам гладил пелёнки, сам кормил девочку смесями из бутылочки. Молока у Клавдии не было, она тяжело перенесла роды, целый месяц после этого лежала с парализованными ногами. Вадим не спускал Леночку с рук. Дочка была светленькая, кудрявая, с большими, как у отца, карими глазами – копия Вадима.

В сентябре, принятый без экзаменов, Вадим начал учёбу в политехническом институте. Он поселился в студенческом общежитии с тремя молодыми парнями и стал старостой и непререкаемым авторитетом на курсе. Он строго контролировал порядок в общежитии, не позволял шумных пьянок, сам готовил еду и периодически подкармливал ребят – у него, кроме стипендии, была ещё и военная пенсия. На субботу и воскресенье Вадим уезжал в Горловку. Клавдия устроилась поваром в детские ясли, куда через год отдадут Леночку, а пока ею занималась бабушка, мать Вадима.

Летом после третьего курса он проводил жену с трёхлетней дочкой в санаторий в Евпаторию. Он уже хорошо владеет компьютером, самостоятельно делает программы, и сейчас, пока жена и дочка в отъезде, он не поедет к маме, а найдёт себе летнюю подработку в областном центре, специалисты его профиля пока ещё в дефиците.

Посадив Клаву с Леночкой на поезд, он решил пройтись пешком до общежития, торопиться ему некуда, в комнате он сейчас живёт один, ребята разъехались на каникулы.

Был тихий июльский вечер. Вадим медленно шёл по улице, бездумно глядя на гуляющих горожан. Его обогнала какая-то молодая высокая женщина в больших темных очках, с модной сумочкой через плечо. Что-то в повороте её головы, лёгкой летящей походке ему показалось смутно знакомым. Женщина вдруг обернулась и назвала его по имени. В этой стильной красавице с короткой тёмной стрижкой он не узнал бы Марину, если бы не приметная милая ямочка на левой щеке.

Она подбежала, бросилась на шею, стала его тормошить, о чём-то говорить, расспрашивать, будто и не было десяти лет разлуки, и она будто не замечала его пустого левого рукава, аккуратно пристёгнутого к поясу!

Вадим, забыв обо всём, жадно разглядывал это милое, такое родное лицо, эти пушистые волосы, яркие вишнёвые глаза и знакомую ямочку на левой щеке. Он сказал Марине, что сейчас живёт один в комнате в общежитии института и приглашает её к себе.

А потом были чудесный вечер и незабываемая, первая и последняя в их жизни ночь. Марина рассказала, что их брак с Богданом был недолгим, что на втором году их пребывания в Германии они окончательно рассорились, развелись и она уже несколько лет живёт здесь, работает педагогом в Доме культуры, снимает квартиру.

Она никогда не переставала любить Вадима, только он был и остаётся её судьбой! Она спокойно и, как ему показалось, равнодушно выслушала историю его ранения, женитьбы, учёбы. Было странно, что она не захотела говорить ни о каких планах на будущее, а он вдруг подумал, что ни за что теперь не оставит её и нужно будет решать, как быть с семьёй.

Только под утро Вадим, уставший и счастливый, задремал, а когда открыл глаза – было уже светло. Ни Марины, никаких её следов, ни записки – ничего не было, будто всё, что было ночью, ему приснилось. Даже бокалы, из которых они вечером пили вино, сухие и чистые, аккуратно стояли на полке. Он побежал на проходную, на улицу – ни следа Марины нигде нет.

Два дня он лихорадочно раздумывал, где и как её найти, сбегал на автовокзал, откуда она могла уехать к матери, боялся пропустить телефонный звонок, но она так и не появилась.

Он позвонил в Евпаторию, узнал, что Клавдия и Леночка там отлично устроились, и, понемногу приходя в себя, начал размышлять, что ему делать дальше, как теперь жить.

Глотая злые слезы и повторяя про себя: «Ну и пусть! Пусть!» – Марина бежала на вокзал. Что она наделала! За что она наказала и этого милого дурачка Вадима, так доверчиво рассказавшего ей о своей безгрешной жизни, о дочке, жене, об учёбе? Он-то в чём перед ней виноват? Но она не хочет, не должна жалеть ни одного из этих проклятых мужиков, превративших её жизнь в ад, а её – в дичь, за которой охотится теперь милиция по всему городу! Она вынуждена вот уже три месяца ежедневно менять место ночёвки – то у кого-то из случайных знакомых, то у первого встречного мужика, с которым знакомится на улице. Она уже знает, что не однажды наряды милиции приходили по её следам туда, где она провела прошлую ночь.

Сейчас она поедет на вокзал, где в камере хранения её сумка с вещами и деньгами, и сегодня же уедет на Запад. Там она постарается найти частного врача – говорят, что на Западе за доллары можно найти любого специалиста. Надо поскорее начать лечение, пока не провалился нос!

У неё была счастливая наружность. Несмотря на образ жизни, постоянные мытарства с одного жилья на другое, несмотря на тревогу и опасность быть пойманной каждую минуту, она сохраняла привлекательность – эту тонкую изящную фигуру, прекрасное лицо с очаровательной ямочкой на щеке, пушистые, теперь перекрашенные волосы. Она в любых условиях могла выглядеть стильно, мастерски делать макияж даже с помощью теней и туши, купленных на вокзале у цыганок, у неё всегда были ухоженными руки с красивыми миндалевидными ногтями и стильная причёска; волосы ложились крупными естественными волнами даже тогда, когда ей приходилось их мыть холодной водой в вокзальном туалете. Она всегда – и теперь тоже – постоянно ловила восхищённые взгляды встречных, особенно немолодых, мужчин и, когда хотела, сама подходила к ним.

Это началось давно, ещё в Германии. Они с Богданом поселились в закрытом военном городке под Магдебургом. Жители – советские офицеры с жёнами и детьми – вели однообразную и серую жизнь. Женщинам работать было негде, и атмосфера в городке была унылая: разговоры о заболевших детях, пьющих и неверных мужьях, сплетни, иногда скандалы, – всё это было противно Марине, и она так и не смогла найти здесь себе подруг.

Богдан был очень занят по службе. Уходил рано, возвращался поздно, всегда усталый, издёрганный. Он часто по несколько суток отсутствовал: учения, стрельбы, командировки. А когда у него выпадал свободный день, они не могли себе позволить ни развлечений в городе, ни поездок – берегли валюту для устройства в Союзе, когда закончится эта зарубежная командировка. Марина целыми днями бесцельно бродила по квартире, иногда сутками не снимая ночной рубашки, и уже понимала, какую глупость она сотворила, соблазнившись этой поездкой в Германию. Богдана она не любила, а теперь начинала тихо его ненавидеть. Неожиданное внимание майора, начальника Богдана, зашедшего к ним в гости, польстило ей – всё развлечение!

Он стал заходить к ним, приходил с конфетами, вином, как-то принёс цветы. Однажды пришёл в отсутствие Богдана и сообщил, что её муж вернётся со стрельб только завтра к вечеру и он готов помочь Марине скоротать одинокий вечер. Как-то очень просто и неожиданно они оказались в одной постели; уходя утром, он предупредил, когда ещё придёт, у Богдана всё лето будут частые полевые учения.

Это продолжалось несколько месяцев. Потом майор исчез, но появился молодой лейтенант, потом другой, и так бы продолжалось, верно, и дальше. Но в закрытом военном городке все на виду, кто-то просветил Богдана, и он внезапно появился утром дома, когда очередной лейтенант, лежал в постели, ждал, когда же Марина принесёт кофе.

Потасовка мужа и любовника завершилась быстро. Лейтенант в трусах и носках побежал по лестнице на улицу под окно, куда Богдан выбросил его вещи, а Марина с каким-то злорадством выслушала вердикт мужа. Нет, он не собирается её калечить и даже пальцем не тронет – зачем портить свою репутацию! Он сегодня же возьмёт ей билет в Союз, пусть она убирается ко всем чертям, развод он пришлёт ей на адрес её матери.

Так и закончился её брак. Если бы на месте Богдана был Вадим! Всё было бы по-другому. Но где он теперь?

Она вернулась к матери. У неё есть педагогическое образование, но ни дня после окончания училища она не работала. Да и не нужна ей это работа с грошовой зарплатой в этом богом забытом посёлке! А тут ещё мать постоянно гудит: «Иди работай!» Найти бы богатого мужа, да где его сразу найдёшь, и уж конечно он не может найтись здесь! Нет, она поедет в областной центр, там скорее можно устроиться.

Она приехала в областной город. В районе вокзала сняла комнату у шахтёрской вдовы и на следующее утро, сделав макияж, причёску, надев своё лучшее платье, отправилась в центр города. Она побродила по улицам, с удовольствием отмечая жадные взгляды, которыми её провожали и молодые, и старые мужики («Козлы!»). К вечеру зашла в ресторан «Интуриста».

Она села за столик в центре зала, заказала сигареты и чашку кофе и долго сидела, разглядывая зал и покачивая туфелькой на изящной ноге. Она и здесь видела, что вызывает всеобщий интерес, но только ближе к полуночи к её столику подошёл наконец один из посетителей ресторана.

Это был огромного роста и устрашающего вида невозможно чёрный африканец. Он вежливо попросил разрешения присесть, спросил её, что она хочет выпить, и на ломанном русском языке, не дожидаясь её расспросов, рассказал, что приехал из Конго, где живут его родители. Его отец – один из самых богатых в их республике людей, владелец многочисленных плантаций какао. Он студент, ему девятнадцать лет, здесь он учится на нулевом курсе университета, изучает язык. Через год, если успешно сдаст экзамен, поедет на факультет мировой экономики в столицу, в университет. Мечтает со временем стать президентом своей страны.

Он оживлённо рассказывал ей об африканских обычаях и своих родственниках, представился: его имя Вэл. Ему нравятся русские девушки, у него уже было здесь несколько подружек, но такой красавицы, как Марина, он ещё не встречал. Он приглашает её в гости. Он живёт один в общежитии университета и договорится с дежурными, чтобы Марину беспрепятственно пускали в его комнату. Он щедро расплатился с официантом, заказал такси, и они поехали к нему в общежитие. Там она и осталась, отказавшись от съёмной квартиры.

Вэл уже отучился в Париже, был хорошо воспитан, внимателен, щедр, не был стеснён в средствах, они часто обедали и ужинали в ресторане, а утром он сам готовил и подавал ей в постель кофе по-конголезски.

Днём, когда Вэл был на занятиях, Марина была свободна, по-своему усмотрению тратила и своё время, и деньги Вэла; он подарил ей несколько золотых украшений и какого-то африканского божка – оберег, вырезанный из тёмно-жёлтого камня.

Это была лёгкая, беззаботная жизнь. Ей выдали постоянный пропуск в общежитие к Вэлу, и она почти забыла свои неприятности, связанные с Германией, а планировала теперь, что через год поедет в столицу вместе с Вэлом, а там будет видно!

Однажды, принимая с Вэлом душ, она заметила у него в паховой области крупную – с перепелиное яйцо – опухоль, особенно выделяющуюся на его чёрной коже. Спросила, не болит ли что у него. Знала, что так опухают лимфоузлы при некоторых болезнях. Нет, не болит, нет, он раньше не замечал этого. Но завтра он сходит к врачу в студенческую поликлинику. Назавтра, нимало не беспокоясь, он принёс из поликлиники направление в областной кожвендиспансер. В тот же день отправился по этому направлению. Вернулся поздно вечером, сильно пьяный, злой, грубо оттолкнул её, когда она пристала с расспросами, и улёгся спать на полу.

Утром, когда Марина проснулась, ни Вэла, ни его вещей, книг в комнате не было. На столе лежали несколько сотенных долларовых бумажек. Она решила подождать, что же будет дальше.

Ни завтра, ни через два дня Вэл не появился, а потом зашёл комендант общежития и приказал Марине выселяться. Вэл уехал из города и выписался из общежития, ей теперь здесь делать нечего. Она оделась, собрала сумку и вышла на улицу. Вечерело. По дорожке ветер гнал ранние жёлтые листья. Нужно снова искать приют!

Проклятый Вэл! Проклятые мужики! Это из-за них у неё, красавицы и умницы, так нелепо складывается жизнь. Возвращаться к матери незачем, ей нечего делать в этой дыре, да и с матерью жить она не хочет, не желает слушать её жалобы и нотации.

Она поставила на мостовую свою тяжёлую сумку и осмотрелась. Поселиться в гостинице нельзя: местных жителей в гостинице не селят. Да и деньги надо поберечь – неизвестно, когда и как ещё она заработает. Вдруг к ней подошёл и представился милиционер. Попросил документы и спросил, что она в такой час делает возле интуристовской гостиницы.

Она быстро сочинила жалостливую историю о подруге, которая, видно, не получила её телеграммы о приезде. Квартира подруги закрыта, идти Марине сейчас некуда. Милиционер пожалел красивую девушку, позвонил куда-то по рации и договорился, чтобы её поселили в кемпинге на окраине города. Он остановил какого-то частника на стареньком «Москвиче» и приказал отвезти Марину в кемпинг. Попрощался, пожелал удачи, разрешил в кемпинге сослаться на капитана Стеценко. Марина без осложнений доехала и поселилась в загородном кемпинге.

Назавтра она снова поехала в центр. Где и как найти приличную работу? Она села на скамье в сквере перед горисполкомом и несколько часов просидела так, перебирая в уме возможные способы своего устройства.

Часов в пять, когда улицы заполнились возвращающимися с работы людьми, к Марине подсел хорошо одетый мужчина среднего возраста, который сочувственно спросил её, не случилось ли с ней чего и не может ли он чем-то ей помочь.

Она внезапно расплакалась и рассказала ему вновь какую-то жалобную историю о подруге, запертой квартире, а он вдруг пригласил её в гости. Он директор одного из техникумов в городе, живёт вон в том доме напротив. Сейчас один – жена с дочками уехали отдыхать. Он охотно проведёт вечер с красивой девушкой. Ей нечего бояться, он взрослый и порядочный человек. Они поднялись в его квартиру, поужинали, послушали новые записи на стереосистеме, которую он недавно привёз из зарубежной командировки. Он просто и буднично объяснил Марине, где душевая, где спальня, он будет там её ждать.

Она прожила в его квартире, никуда не выходя, четыре дня. Утром пятого дня, когда она ещё спала, ему кто-то позвонил, и он, грубо растолкав её, потребовал, чтобы она немедленно убиралась из его дома. Жена сообщила о своём досрочном возвращении с курорта: в Крыму холодно, купаться нельзя, сегодня они с дочками прилетят домой. Хорошо, что позвонила! Каково ему пришлось бы, застань она Марину в их доме! Он сунул Марине свёрнутые в трубочку деньги и распахнул дверь.

Разозлённая и обиженная Марина вновь оказалась на улице. Потом будет множество таких встреч. Со временем она выработает жёсткий ритм своей деятельности. Не чаще двух раз в неделю она утром садилась на скамеечку перед «Интуристом» и уже по собственному выбору подходила к тем, кто её интересовал. Это были, как правило, немолодые, хорошо одетые мужчины, уверенные и неприступные с виду. Часто она находила иностранцев, жила с ними несколько дней здесь, в «Интуристе» или на съёмной квартире, а когда их командировки заканчивались, они передавали её своим друзьям или знакомым в этом городе, тем, кто имеет возможность заплатить 500 долларов за услуги этой дорогой проститутки.

Она с самого начала решила, что её красота и услуги должны хорошо оплачиваться. Нечасто, но находились партнёры, которые пытались торговаться, тогда она, не говоря ни слова, быстро уходила и найти её здесь, в гостинице, было сложно: она ежемесячно платила «зарплату» главному администратору гостиницы и поэтому при необходимости могла спрятаться в его служебном кабинете.

Впрочем, спрос на эту валютную проститутку был постоянный: мало кто мог устоять перед этой шикарной стильной красавицей, всегда ухоженной, прекрасно одетой и высокомерной до грубости; впрочем, это как-то даже повышало её востребованность. К тому же ей помогал и швейцар «Интуриста» – огромный с золотыми галунами и устрашающим басом мужик, который тоже был у неё на «зарплате».

Своих перманентных партнёров она выбирала сама и сама же определяла, на какой срок задержится у любого из них – могла уйти внезапно через пару часов, а могла остаться на день-два в номере. Она, кроме денег, никогда здесь ничего у партнёров не брала, предпочитала, чтобы рассчитывались с нею валютой, с «коллегами» по ремеслу не общалась.

Она понимала, что основное её достоинство и рабочий инструмент – её неподражаемая внешность. Поэтому всячески холила и берегла себя: не реже раза в неделю заходила в косметический салон, завела себе постоянных парикмахершу, маникюршу и врача-гинеколога, у которого систематически, не реже раза в месяц, обследовалась. Один-два раза в месяц она давала себе отдых: прогуливалась, ездила на пляж, ходила по магазинам, иногда отправлялась в морской порт, где у моряков, вернувшихся из загранки, можно было купить модные тряпки, обувь, красивое белье, косметику.

Она любила посидеть в областной библиотеке недалеко от «Интуриста» – посмотреть модные журналы, почитать детективы. Ещё в свою бытность с Вэлом она освоила общеизвестные бытовые фразы на французском и приобрела французский разговорник. Теперь при новых знакомствах она нередко выдавала себя за учительницу французского языка или даже за француженку.

Два-три раза в неделю она занималась тем, что про себя называла «охотой». Она приобрела большой городской телефонный справочник и с его помощью узнавала адреса и телефоны различных – непременно первых – руководителей организаций, трестов, партийных чиновников. Ей чаще всего удавалось пробиться на приём к этим людям. Там очаровательная и милая девушка смущённо рассказывала свою – всякий раз разную – трогательную историю об ограблении или внезапном исчезновении мужа, друга, подруги. Нередко, уже зная координаты своих предыдущих партнёров, ссылалась на их участие в её судьбе.

Её приглашали в служебный кабинет или комнату отдыха за кабинетом, где всегда были холодильник с закусками и бар или сейф с напитками, душевая, удобный широкий диван и кресла. Впрочем, нередко интим происходил на служебном письменном столе.

Её ошеломляющая зрелая красота, умение держаться то ласково и нежно, то строго и с достоинством, редко кого из мужчин оставляли равнодушными. Впрочем, бывали и неудачи – её просто выставляли за дверь, но это, увы, происходило нечасто.

Чаще всего она уходила из этих служебных кабинетов с деньгами или талонами на дефицитные в то время товары: дублёнку, итальянские сапоги, импортную одежду или путёвки в престижный санаторий. Иногда после таких встреч её приглашали на день-два пожить на квартире, когда жена и дети были в отъезде или на даче. Бывали случаи, что её партнёр, испугавшись чего-то, внезапно исчезал, менял служебные и личные телефоны. Марина с некоторых пор вела строгий учёт своих партнёров: записывала их имена и фамилии, адреса, телефоны, должности и даты их встреч. Зачем она это делала? В сущности, и сама ещё не знала, но, как оказалось, впоследствии это принесёт многим из них возмездие за вседозволенность и шикарную жизнь.

Она уже привыкла к такому существованию. Между первым и вторым дном сумки, с которой она никогда не расставалось, у неё всегда лежали оберег, подаренный Вэлом, отечественные деньги и доллары, а основной капитал и заветный список с фамилиями партнёров она хранила в ячейке камеры хранения на вокзале. Она уже накопила приличную сумму, ещё, может быть, год – и она уедет отсюда в столицу, а может, за рубеж, найдёт себе тихого и небедного мужа и станет образцовой ему женой. Она-то, с её опытом, знает, как приручать мужиков, к которым она теперь относилась с презрением – все они одинаковы и почти всех можно подкупить – кого лаской, кого откровенной стервозностью.

А пока она продолжала эту нелёгкую, но интересную, полную интриг и неожиданных поворотов жизнь.

Однажды, моясь под душем, она вдруг обнаружила у себя в паховой области с обеих сторон небольшие безболезненные опухоли. Она вспомнила, что нечто подобное она видела у Вэла перед его исчезновением. Он так и не сказал ей, что это с ним. Нужно будет через неделю, когда придёт очередной срок показаться гинекологу, спросить его, в чём дело. Через два или три дня, рассматривая себя в зеркале, она вдруг увидела странную бледно-розовую сыпь на груди, животе и руках. И ещё почему-то начали сильно выпадать волосы – её краса и гордость. Но чувствует она себя хорошо, это, наверное, аллергия: несколько дней назад она в ресторане впервые попробовала устриц, которые – фи! – ей не понравились.

Она зашла в аптеку, купила супрастин, выпила на ночь. Наутро сыпь не исчезла, наоборот, появились странные высыпания на лбу по линии роста волос. Так и лицо можно испортить! Она позвонила своему подпольному гинекологу и назавтра с обычными предосторожностями поздно вечером оказалась в его квартире.

Доктор, всегда такой весёлый и приветливый, а на этот раз необычно серьёзно и долго рассматривал её, зачем-то надел две пары латексных перчаток, когда положил её на гинекологическое кресло, взял несколько мазков и кровь из вены, вновь и вновь расспрашивал о самочувствии. На её повторные вопросы объяснить, что происходит, отвечал уклончиво и попросил позвонить ему через два дня, а пока ни к кому больше не обращаться и быть осторожнее с новыми партнёрами.

Она удивилась всему этому, но размышлять ей было некогда: около одиннадцати они сегодня идут с её новым знакомым, итальянцем Марко, в подпольное казино, где ей уже не раз приходилось бывать с другими своими друзьями. Вечер в казино удался, ей даже повезло выиграть около двухсот долларов, и ночь она провела в номере у Марко.

Все последующие три дня она была занята. Командировка Марко заканчивалась, и до самого его отъезда они не расставались: съездили на пляж, походили по ресторанам, веселились, Марко вручил ей неожиданно крупную сумму и обещал через год приехать, найти её.