Текст книги "Одна, заветная…"

Теперь она позвонит своему подпольному доктору. По-видимому, тревога её была напрасной. Сыпь постепенно бледнеет, она хорошо себя чувствует, наверное, и правда это была аллергия. Позвонила врачу. Он долго не подходил к телефону. Потом попросил перезвонить с автомата по другому номеру и сообщил ей, что, по его мнению, она болеет сифилисом в самой заразной его форме – вторичный рецидивный сифилис, она теперь представляет опасность для всех, с кем общается. Она может заразить не только своих партнёров, но и случайно оказавшихся рядом с нею людей; опасны даже её прикосновения к посуде, мебели, ручкам дверей, опасны не только поцелуи, но и рукопожатия. Эта заразная болезнь лечится только в специализированных государственных учреждениях. Ни один из частных врачей не возьмётся за её лечение, закон предусматривает за это длительные тюремные сроки и лишение врачебного диплома навсегда. Поэтому он просит забыть его телефон и адрес, никогда и нигде не ссылаться на него. Он не будет сообщать о ней никому, иначе её сразу же поместят в закрытый венерологический стационар; ей следует уехать из города и где-то в другом месте срочно начать лечиться. Нелеченный сифилис приводит к полному расстройству здоровья: больные погибают либо от аневризмы аорты, либо от сифилиса мозга, лишаются разума и сил, превращаются в животных, поедающих свои экскременты. Так случилось со всемирно известным французским писателем Ги де Мопассаном.

В настоящее время есть эффективные средства лечения сифилиса, однако лечение длительное – не менее полутора-двух лет и только в стационаре венерологического диспансера. Ей нужно как можно быстрее начинать лечение. Более того, ей следует вспомнить всех своих партнёров за последний год, они тоже должны лечиться.

К сожалению, лечение придётся проводить и ему, доктору, ведь за этот год он не раз осматривал её, она уже несколько месяцев опасна для окружающих. Он не захотел более выслушивать её отчаянные вопли о том, что она готова заплатить любые деньги за лечение, попросил более его не беспокоить.

Вот это была настоящая беда! Она вернулась к себе в квартиру, которую снимала у одинокой женщины, и попыталась вспомнить, сколько же за этот год у неё было партнёров. Выходило что-то более семидесяти. Впрочем, у неё же есть их список! Кто же тот мерзавец, который наградил её этой стыдной болезнью? Это был Вэл? Но с тех пор прошло уже около двух лет! Значит, это кто-то другой из этих развратных козлов, которые раскладывали её даже на служебных столах! Какой ужас и какой позор! Нет, никогда она не пойдёт ни в какой вендиспансер! Она одна должна нести и бремя этой болезни, и бремя ответственности за всех, кто заразил её и кого наградила этой срамной болезнью она? Дудки! Теперь, с этого дня, зная, какую опасность таят любые контакты с нею – даже поцелуи и рукопожатия, – она постарается как можно большее количество этих похотливых козлов наградить этой срамной болезнью.

Гинеколог сказал, что, зная о своей болезни, она теперь несёт уголовную ответственность за заражение? Но она же ничего не знает! Тот подпольный врач обещал молчать, а это значит, что она никому ничего не должна и ещё погуляет!

Она пошла в парикмахерскую, постригла покороче и окрасила в чёрный цвет свои волосы, сделала яркий макияж под женщину-вамп и теперь ежедневно настойчиво и навязчиво стала искать и находить всё новых партнёров, молодых и старых, в основном среди руководящих и партийных деятелей. Она уже знала, что каждый из них, уходя от неё, несёт эту заразу в свою семью. Сознание этого наполняло её теперь злобной радостью.

В июне она, представившись врачом-стоматологом, уехала в Ялту с местной футбольной командой. Футболисты проводили там летние сборы, и Марина за этот месяц успела по несколько раз переспать и с членами команды, и с массажистами, и с тренерами. Всякий раз, знакомясь с новыми партнёрами, она называла себя разными именами: Мария, Марианна, Марьяна, Мэри, – представлялась врачом, медсестрой, учительницей, несчастной француженкой, брошенной в России вероломным другом.

Она рассказывала жалостливые истории об ограблении, потере документов, гибели родственников и ребёнка. Теперь это была не просто валютная проститутка, но коварная и злобная самка, которая мстила всем, с кем общалась, и была почти счастлива от сознания, как легко и быстро она добивается задуманного. Список её клиентов рос, и она злорадно думала, какую бомбу носит в своей сумочке с двойным дном. Настанет день – и бомба взорвётся, и тогда посмотрим, кто пострадает больше – она, несчастная и загнанная женщина, или эти похотливые козлы!

В июле она вместе с футболистами возвратилась из Крыма. Ей удалось у них узнать телефон районного прокурора и, созвонившись с ним, весело провести на его даче вместе с ним и парочкой его друзей два дня. Теперь она, довольная, возвращалась в город и решила, что ей пора менять диспозицию. Сейчас она поедет на вокзал, возьмёт в ячейке камеры хранения свою сумку с вещами и деньгами и уже вечером сядет на львовский поезд. Она поедет в Западную Украину и постарается там найти частного врача. Она устроится где-нибудь в тихом месте и всё время лечения будет вести себя скромно, долларов ей хватит на год-другой такой жизни. Доктор сказал, что даже её запущенную болезнь можно вылечить, пора начинать! Она усмехнулась, вспомнив, сколько теперь у неё партнёров: более сотни!

Марина медленно шла от вокзала и обогнала какого-то парня с пустым левым рукавом, аккуратно пристёгнутым к поясу. Она мстительно подумала: «Молодой, без руки – так ему и надо! Так и надо всем этим козлам!»

Она оглянулась на него и вдруг остановилась. Что-то знакомое почудилось в наклоне курчавой головы, быстром взгляде карих глаз. Вадим! Это же он, Вадим, самая большая в её жизни любовь, так и не ставшая её судьбой! Ещё не веря себе, она окликнула его по имени.

А дальше они оба забыли обо всем. Они говорили, смеялись, вспоминали юность, перебивая друг друга, рассказывали о любви, нежности. Будто не было этих десяти лет! Восхитительный вечер и замечательная, их первая и последняя вместе ночь промелькнули как сон. К утру Вадим задремал.

Она вдруг с ужасом поняла, что же она наделала! Она же заразила и этого такого наивного и такого счастливого парня, который и в самом деле мог бы стать её судьбой. А его маленькая, так похожая на него дочка могла бы быть их дочерью. А теперь рядом с ним эта толстая уродина с поросячьими глазками и жалкими перьями на голове! И Марина уже никогда, никогда не будет ласкать это родное лицо и эти упругие завитки волос на его лбу и никогда не увидит слёз счастья в его глазах.

Но ничего говорить ему она не собирается! Пусть и он расплачивается за всех этих похотливых козлов, которые испоганили её жизнь. Да и чем он-то лучше остальных? Не успела жена уехать, как в тот же день он привёл к себе Марину. Ей не стыдно и не жалко его, вот только видеть его она больше не должна. Она тихонько оделась, помыла бокалы, из которых они вечером пили шампанское, прибрала его разбросанную по полу одежду и тихонько ушла из общежития. Сейчас она поедет на вокзал, заберёт свои вещи и нынче же уедет на Запад.

Она остановила такси, поторопила водителя – она опаздывает на поезд. Вышла на вокзале, подошла к камере хранения и едва раскрыла сумочку, чтобы посмотреть номер ячейки, как рядом с нею вдруг оказались два милиционера. Один из них спросил, она ли Марианна Свержевская – так она представлялась в той футбольной команде, – и попросил документы.

Нет, она не Марианна и не Свержевская, и она спешит на поезд, показала свой паспорт. Но милиционеры были непреклонны. Они предложили ей пройти вместе с ними к машине, порекомендовали не шуметь, иначе придётся надеть на неё наручники, и подошли к стоящему у выхода из здания милицейскому газику. Она не могла не заметить, как брезгливо отодвинулся от неё сержант, сидящий с нею на заднем сиденье.

Марину повезли не в отделение милиции, в областной кожно-венерологический диспансер. На все её вопросы отвечали, что ответы она получит вот в этом учреждении. Под конвоем Марину отвели в какую-то комнату, дверь захлопнулась. Она была одна в совершенно пустой маленькой комнате с металлической дверью и решёткой на узком, высоко расположенном окне.

Через час появился доктор, представился дежурным врачом этой больницы, и её повели на обследование, взяли кровь из вены, переодели в больничное и отвели в соседний корпус, в женское отделение, с милицейской охраной. Ещё сутки она пробыла одна в палате, на её вопросы, возмущения и обещания жаловаться прокурору дежурная медсестра посоветовала успокоиться, подождать результатов исследования крови, они будут завтра, и потом все вопросы к врачу.

На следующий день пришедший к ней врач предложил ей вспомнить по возможности подробнее координаты всех людей – и мужчин, и женщин, – с которыми ей довелось общаться за последний год, написать такой список. Доктор сказал, что результаты её осмотра и экспресс-анализа крови свидетельствует о том, что она болеет сифилисом, по-видимому, уже несколько месяцев является опасной для всех своих контактов и ей предстоит длительное лечение здесь, в условиях закрытого венерологического стационара. Сейчас она должна успокоиться, хорошо обо всём подумать, а к вечеру он придёт за списком её клиентов. После этого её переведут в общую палату, где лежат такие же больные.

Ещё он предупредил Марину, что ей не следует пытаться бежать из отделения. Во-первых, это сложно – в отделении круглосуточная милицейская охрана, да и бежать ей опасно: уже не только милиция, но и те, кого она заразила, ищут её по городу, и пусть она сама подумает, как может выглядеть их «благодарность» за «подарки», которые эти люди получили от неё. Теперь она должна подготовиться к длительному лечению.

Как ни странно, всё происходящее принесло ей облегчение. Ей не нужно теперь прятаться, не нужно каждый день искать новое место для ночлега, по крайней мере, здесь она в безопасности. Вот и пригодилась бомба, которую она носила в своей сумке с двойным дном: здесь список этих уже более сотни мужчин, с которыми она общалась за этот год. Нужно вписать туда районного прокурора, с которым она была три дня назад, и несчастного Вадима, которого теперь ей всё-таки жалко, он пострадал ни за что!

Назавтра в городе начался аврал. Число людей, которые были в контакте с Мариной, часть из которых уже заболели и сами являются источниками заражения своих близких, перевалило за полторы сотни. Был создан областной штаб с участием врачей и работников органов внутренних дел по розыску и привлечению к обследованию и лечению всех этих людей. Ситуацию не удалось сохранить в тайне, и в городе началась настоящая паника. Город, недавно получивший звание лучшего промышленного центра по благоустройству, чистоте и озеленению, вдруг получил славу самого крупного в республике очага сифилиса, и это было настоящим позором для прославленного города.

Не обошлось и без трагедий. Шестидесятисемилетний профессор, заведующий кафедрами сразу двух институтов, имеющий молодую жену-аспирантку и четырёхлетнюю дочку, год назад во время трёхдневной туристической поездки по морю пригласил Марину разделить с ним одиночество в этом путешествии. Когда в шестьдесят семь лет в терапевтическом стационаре у него обнаружили признаки заразного сифилиса и это грозило мгновенной потерей не только работы, партийности, но репутации и семьи, профессор повесился в собственной ванной комнате, а жену и четырёхлетнюю дочку всё равно пришлось лечить.

Узнав о своей болезни, тот самый районный прокурор, с которым Марина провела на даче последние дни, в пятьдесят два года получил острый инфаркт миокарда и в тяжёлом состоянии был госпитализирован в кардиологическое отделение. Его жена и взрослый сын узнали о венерической болезни отца, которого уволили с занимаемой должности в тот день, когда стало известно о его стыдной болезни. Жена и сын пришли в больницу и заявили прокурору, что отказываются от него, и пусть позор от всего происходящего ложится только на его голову. Здесь же, на глазах у близких, мужчина выхватил из-под подушки нож и одним движением вскрыл себе сонные артерии на шее. Спасти его не удалось.

Вадим пока ничего не знает. Он мучительно размышляет, что же теперь ему делать. Он очень любит свою малышку Леночку, ему не за что наказывать верную и терпеливую Клавдию, которая, в сущности, спасла его, когда он умирал от сепсиса. Но жить без Марины он не может, ведь она – его судьба! Или не судьба? Что делать дальше и как её отыскать? Почему она так внезапно исчезла? Он поехал в посёлок, где живёт её мать.

Женщина встретила его неприветливо, сказала, что уже год не видела Марину, дочь звонила ей более трёх месяцев назад, а на днях её почему-то разыскивала милиция, приходил участковый, спрашивал, где она теперь. Больше она ничего не знает, и пусть Вадим не беспокоит её.

Когда до приезда Клавдии и Леночки оставалось три дня, в общежитие, где жил Вадим, явилась милицейская бригада. Они ничего ему не объяснили, предложили пройти с ними в отделение. Не подозревая ничего плохого, Вадим решил, что это какое-то недоразумение, и пообещал соседям по комнате, что скоро вернётся.

К его удивлению, повезли Вадима не в милицию, а областной кожно-венерологический диспансер, где он и узнал о сути происходящего. От очной ставки с Вадимом Марина отказалась. Она уже успокоилась и начала курсовое лечение в своём отделении.

Вадим, как оглушённый, лежал в палате, отвернувшись к стене. Никаких проявлений болезни у него ещё не было – прошло несколько дней с момента встречи с Мариной. Но если даже анализ крови на сифилис будет отрицательным, лечиться ему придётся: у его партнёрши заразная форма болезни и возможность того, что он не заразился, маловероятна. Впрочем, всё станет очевидным после динамического наблюдения за ним в течение ближайшего месяца, который он проведёт в условиях закрытого стационара, – так объяснил ему врач. Теперь он представляет опасность для близких, он может заразить и Клавдию, и Леночку. А позор в институте, где с ним в одной комнате проживают ни в чём не повинные мальчишки! Наверное, и им придётся лечиться, ведь они вместе питались. А что скажет теперь его верная и многотерпеливая жена? Как оправдываться перед ней? Из института придётся уйти, из семьи, наверное, тоже, и уйти опозоренным, да ещё и опасным для окружающих.

Два дня он лежал в палате, отвернувшись к стене и не отвечая на вопросы и предложения. Ничего не ел, заснуть не мог. Сегодня домой должны вернуться жена и дочка, они даже не знают, где его искать, а он и не хочет, чтобы они это знали.

Жизнь его безнадёжно исковеркана. И виновата тут не одна Марина. Виновен в её изломанной судьбе и он. Он не смог в молодости сберечь её, не стал ей поддержкой и позже, когда она вернулась после Германии домой одна. Не понял, что она в беде, и в их последнюю встречу. Ему нет прощения. Это от безысходности, от отсутствия поддержки она пошла кривой дорожкой. Он, он виноват, что так нелепо сложилась её жизнь. А теперь он ещё может изуродовать жизни и ненаглядной, ни в чём не повинной доченьки, и Клавдии, верой и правдой служившей ему все эти годы. Нет, прощения ему нет, и жить дальше ему незачем: узнавши о его позоре, вряд ли жена захочет продолжать с ним семейную жизнь, он избавит свою семью от опозоренного отца.

Дождавшись, когда отделение затихло, а соседи по палате уснули, Вадим тихонько встал, забрал с кровати простыню и отправился в санитарную комнату, где над ванной у потолка он приметил крепкие крюки для инвентаря. Он запер дверь санитарной комнаты изнутри, порвал на полосы простынку и стал плести из них крепкую косичку-удавку.

Дежурная по отделению медсестра поздно закончила все манипуляции и уколы, постелила на кушетке в процедурной одеяльце, погасила свет, оставив дверь приоткрытой, и прилегла. В дверь кто-то постучал. На пороге стоял больной из четвёртой палаты, куда два дня назад поместили Вадима. Мужчина сказал медсестре, что с Вадимом творится что-то неладное. Все эти два дня он не ел, ни с кем не разговаривал, лежал, отвернувшись к стене. Примерно час назад он вышел из палаты, забрав простыню. Теперь его в отделении нигде нет, уйти он не мог: у двери круглосуточный милицейский пост, а на окнах решётки. Вот только санитарная комната почему-то закрыта, а на стук никто не отвечает.

Встревоженная медсестра с милиционерами побежала к санитарной комнате. За дверью тихо, дверь заперта изнутри. Милиционеры легко взломали эту дверь, в ванной без сознания, неловко подвернув единственную руку, лежал Вадим с окровавленной головой. На шее у него был обрывок петли из сплетённой косичкой бязи от простыни, второй обрывок – на крюке высоко под потолком. Очевидно, попытка суицида попросту не удалась: старенькая бязь больничной простыни не выдержала веса тяжёлого Вадима, но, падая, он ударился головой о бортик ванны и потерял сознание. На лбу и виске – кровоточащие ссадины.

Втроём они с трудом вытащили Вадима из санитарной комнаты и уложили в отдельную палату, до утра один из милиционеров дежурил возле него. Через некоторое время Вадим пришёл в себя, но на вопросы отвечать он отказался, отвернулся к стене и только изредка глухо стонал.

Утром к Вадиму пришёл главный врач. Они долго тихонько разговаривали, и доктор уговорил Вадима дать телеграмму жене, которая вчера вернулась с дочкой из Евпатории и теперь, конечно, разыскивает мужа.

К вечеру пришёл анализ крови на сифилис. Ни проявлений болезни, ни виража крови ещё не наступило, но прошло ещё мало времени от заражения, Вадим останется в стационаре, и каждую неделю параллельно с лечением и наблюдением за ним будут повторять эти анализы крови. Если вираж крови не наступит, это может означать лишь одно: он мог заразиться, но находится в инкубационном периоде и своевременное лечение предупредит появление болезни.

А пока – ближайшие полтора месяца – он будет получать профилактическое лечение; к счастью, оснований для лечения его семьи нет – он не общался с женой и дочкой последний месяц, а ребят, его соседей по общежитию, будут обследовать.

На следующий день доктор сам поехал на встречу с женой и дочкой Вадима. Он сердечно и откровенно рассказал Клавдии всю эту историю и был приятно удивлён, как спокойно и мужественно повела себя эта совсем обычная женщина. Ни слова худого она не сказала о муже, всерьёз озаботилась его состоянием, узнав, что свидания с ним пока запрещены, попросила передать Вадиму сигареты, продукты и письмо.

Она написала мужу, что они с дочкой благополучно добрались до дома, они по-прежнему любят его и будут ждать. Ни слова упрёка, досады, только бесконечные забота и надежда. Врач был обрадован и поражён самообладанием этой немолодой, такой обыкновенной с виду женщины, которая, видно, любит, несмотря ни на что, своего беспутного мужа.

Вадим успешно закончил полуторамесячное стационарное лечение. Ни проявлений сифилиса, ни виража крови не наступило – по-видимому, своевременное лечение предупредило развитие этой страшной болезни.

Вадим переведётся на экономический факультет областного филиала политеха в своём городе. Он больше никогда не встретится с Мариной, но всегда будет считать себя виноватым в том, что так нелепо сложилась её жизнь, что не она, красавица и умница, стала его судьбой, а простая незаметная Клавдия и эта золотоволосая малышка – его жизнь и судьба теперь.

Но история Марины на этом не закончилась. Ей предстояло тридцать долгих месяцев провести в закрытом стационаре, за решётками и с милицейской охраной. Женское венерологическое отделение располагалось на третьем этаже, а на четвёртом было аналогичное мужское отделение больницы, где теперь лечились несколько мужчин, заразившихся от Марины, в том числе и директор техникума, в квартире которого Марина провела несколько дней.

Когда наступает период лечения, в котором больные перестают быть опасными для окружающих, им разрешают по графику под охраной гулять во дворе больницы, здесь они могут перекинуться друг с другом словами, но стражи порядка бдительно следят за тем, как они общаются.

Мужчин, бывших в контакте с Мариной в период её «гастролей», собирали по всему свету. Часть из них уже покинули город. Среди последних был Юрий, двадцативосьмилетний главный механик сухогруза «Николай Гоголь», приписанного к морскому порту. Сухогруз совершал дальние рейсы во все части света и в период описываемых событий находился в районе Новой Зеландии. Однажды Юрий заметил у себя нечто, что его весьма смутило. На головке детородного органа образовалась твёрдая, суховатая и безболезненная язва, распух пакет «сторожевых» лимфоузлов в паху. Судовой врач ничего определённого сказать не мог, анализов на корабле не делали, и доктор посоветовал обычную детскую присыпку. Через две недели на корабль пришла радиограмма с приказом подготовить Юрия к эвакуации и информацией о том, что у него, возможно, опасная для окружающих инфекция, всех 112 членов экипажа надлежит обследовать, а возможно, и лечить. Корабль находился в открытом океане, вдали от всех портов, и поэтому Юрия эвакуировали вертолётом, а корабль, изменив курс, направился к родным берегам.

Юрия доставили в областной кожвендиспансер, где находились и Марина, и её бывшие партнёры.

Главный врач лично обследовал и осмотрел Юрия. Наличие сифилиса не вызывало сомнений. Но реакция Юры на информацию о его болезни, источнике и перспективах длительного лечения удивила доктора. Юрий, невысокий круглоголовый крепыш с подвижным лицом и умными ироничными глазами, не был ни удивлён, ни раздосадован. Он совершенно спокойно отнёсся и к известию о своей венерической болезни, и к перспективе длительного лечения. Более того, на очной ставке с Мариной, источником своих неприятностей, он был явно обрадован свиданию, не высказал ей никакого упрёка, жадно разглядывал её красивое равнодушное лицо. Несмотря на старый застиранный больничный халат, подпоясанный бинтом, громадные шлёпанцы разного цвета и полутюремную обстановку, Марина оставалась привлекательной. Она, в отличие от других женщин в отделении, следила за собой: руки и ногти были ухоженными, больничная рубаха чистая и выглаженная, на лице лёгкий, почти незаметный макияж. Она молча и с отсутствующим видом сидела напротив Юрия, никак не реагировала на его откровенно заинтересованные взгляды и попытку поцеловать ей руку.

Боже! Как она ему нравилась! Как он сожалел, что потерял её тогда в порту, где они случайно встретились и провели в квартире Юрия одну лишь ночь. А потом она исчезла, найти её он не смог, понимал, что ни имя, ни фамилия, которыми она представилась, не были настоящими, а как он хотел её найти!

Теперь, когда он всё о ней знал, ничто не могло заставить его отвернуться от этой женщины. Вопреки всему, он постарается завоевать её, она нужна ему, несмотря ни на болезнь, ни на её стыдную историю, ни на что! Теперь он не потеряет её, пусть даже придётся ждать долго!

Прошло несколько месяцев. Вираж крови показал, что и Марина, и Юрий перестали быть опасными для окружающих, и им разрешили прогулки. Они встретились в больничном дворе, и ему было безразлично, что он головой только слегка возвышается над плечом Марины, что она презрительно отворачивается, когда он пытается поцеловать её руку, что все вокруг с ухмылками оглядывают эту пару. Он испытывал настоящее, давно забытое счастье от одной возможности несколько минут побыть возле неё и смотреть в эти неповторимые тёмно-вишнёвые глаза и на очаровательную ямочку на левой щеке.

Это был редкий случай. Чаще всего благополучные до этого, даже супружеские, пары распадались, когда становилось известно, что один из партнёров заразил другого позорной болезнью. Люди становились врагами навсегда и слышать друг о друге больше не хотели. Во избежание конфликтов приходилось помещать их в специализированные учреждения в разных городах или районах области.

А здесь молодой, вполне благополучный, образованный и самостоятельный Юрий, получивший от Марины эту инфекцию и лишившийся из-за неё сразу же работы, партийности, должности и возможности зарубежных поездок, да ещё с такой скандальной славой, жаждет не расставаться с этой авантюристкой, даже заполучить её в жёны.

Когда вопрос о возможности заражения от них сифилисом был уже неактуальным, режим пребывания Юрия и Марины в стационаре стал мягче. Теперь на совместных прогулках Юрий не отходил от неё ни на шаг, да и она явно благосклоннее стала относиться к его речам.

Однажды, примерно через год после начала лечения, Юрий поразил главного врача просьбой дать ему и Марине однодневный отпуск. Они хотят сходить в ЗАГС и подать заявление о вступлении в брак. На уговоры главного врача о том, что эта валютная проститутка ему не пара, что она никогда не оставит своей прежней деятельности, что она старше Юрия и вместе они смотрятся просто смешно – он едва достаёт Марине до плеча, – Юрий с достоинством ответил, что это только его выбор, он любит эту женщину, а в постели, как известно, рост не имеет значения.

Юрий заказал такси, и с позволения больничной администрации они с Мариной съездили в ЗАГС, а вечером вовремя вернулись в больницу.

Юрий закончил лечение в стационаре на несколько месяцев раньше Марины, уехал к себе, но каждую неделю являлся к ней с цветами, продуктами и подарками.

А потом наступил срок, когда Марину можно было отпустить из стационара. Юра явился за ней на представительской «Волге», с букетом белых хризантем и свадебным платьем, привезённым из-за рубежа. Он усадил свою неотразимую невесту в машину, и они отправились для заключения брака в ЗАГС. Через несколько часов вернулись уже супругами, чтобы поблагодарить работников диспансера за заботу и лечение.

Марина не захотела выходить из машины, а Юра зашёл в кабинет главного врача по-настоящему счастливый и весёлый, долго жал руку доктору, благодарил и на вопрос, как он теперь представляет свою семейную жизнь, усмехнувшись, ответил, что чувствует себя так, будто выиграл в лотерею самый большой приз, и, наклонившись к врачу, тихо добавил: «Вы же, доктор, знаете, что из бывших проституток получаются самые лучшие жёны!»