Текст книги "Отыскать любовь среди холода"

Глава шестая

В Сан-Франциско я приехала не брошенной, никому не нужной женщиной в старом костюме с потертыми рукавами, а деловой женщиной в наряде от «Макс Мара», человеком, у которого появилось завтра. Это придавало мне силы и интерес к жизни.

Здесь все было необычным и новым. И знаменитый 39-й прогулочный причал с множеством магазинов и ресторанчиков, и туристический трамвайчик из далекого прошлого, и цветочная улица, крутыми виражами спускающаяся к океану. И даже уникальная тюрьма Алькатрас, с которой невозможно сбежать, потому что она на острове, а вокруг холодный океан. И деревянные платформы в воде, на которых сотни морских котиков, избалованных вниманием туристов, лениво нежились на солнце.

Однако симпозиум под названием «Врачи за экологию» не напоминал комсомольский съезд-халяву, на которую рассчитывал Леня. На нем никто не дремал, не читали из-под полы детективы, купленные в книжном киоске в фойе. Выступления врачей из разных стран были такими интересными, что долгие часы пролетали, как один миг. Леня, поначалу просивший меня отметиться за него и прогуливавший рабочее время, после прочтения моих конспектов заинтересовался, стал ходить и втянулся так, что с неохотой покидал кресло, когда объявляли перерыв.

– Столько, сколько я узнал за неделю, – сказал он мне, – за шесть лет в институте не набрался.

В зале мы сидели вместе. Места были постоянные. Мы узнавали соседей, здоровались. Молодая женщина, соседка по креслу, с интересом прислушивалась, когда мы перекидывались с Ленькой словечками типа: «не въезжаешь, поехала крыша» и прочими наворотами «новорусского» языка. Не выдержав, как-то она обратилась ко мне:

– Я немного говорю по-русски, но, когда вы беседуете, я не понимаю ничего.

Я рассмеялась:

– И не должны. Это шутки, современный сленг.

Мы познакомились. Ее звали Санди. Она работала анестезиологом в клинике Лос-Анджелеса.

Вечерами спонсоры устраивали банкеты для того, чтобы участники могли выпить, расслабиться, поделиться впечатлениями от услышанного за день. Приемы проходили очень демократично. И мои представления об американских выходах в свет исчезли напрочь. Конечно, вечером участники съезда старались одеться понаряднее. У женщин и каблук повыше, и прическа другая.

Санди, которую я не сразу узнала на одном из таких приемов – так она преобразилась, – увидев нас с Леней, радостно помахала, подошла и присела за наш столик. Она подняла волосы вверх и уложила их валиком, подкрасилась, отчего стала выглядеть намного привлекательнее. Костюм с блузкой, который на ней был днем, она поменяла на бежевое платье ниже колена, с небольшим вырезом на шее. И тонюсенькая цепочка.

Никаких килограммов золота с бриллиантами и вычурных нарядов на собравшихся, как я воображала себе светский раут в Америке, обнаружить не удалось.

Официанты разносили напитки, шампанское, вино. Санди попросила джин. Она была очень приветлива и мила. Леня принес нам из бара джин с тоником. Чуть опьянев, она стала проявлять внимание к моему коллеге. Но Ленька изображал из себя верного семьянина и не поддавался. Хотя в Москве, в нашем медцентре, ходили слухи про него и… молоденьких сестричек, даже про Марину, к которой я перебралась жить. Но наверное, это были только сплетни. К Санди без конца подходили знакомые, она представляла нас. Узнав, что мы из Москвы, люди смотрели попеременно то на меня, то на Леню как на диковинное племя.

Один из мужчин, поздоровавшись с нашей знакомой, привлек мое внимание.

– Привет, не знал, что ты тоже тут. – Он по-дружески поцеловал Санди в щеку. Подтянутый, спортивный, без пиджака, в сорочке с галстуком, мужчина выглядел открытым и доброжелательным. Когда он улыбался, на подбородке появлялась ямочка. В его глазах что-то было. «Пиджак, видимо, оставил на своем месте – значит, уйдет», – даже не знаю почему, отметила я в уме. Приятель Санди чем-то притягивал меня. Как говорят, понравился с первого взгляда. Он был в моем вкусе.

Наша коллега очень обрадовалась ему.

– Знакомься, Джек, это твои земляки, – представила она нас с Леней.

– Вы тоже из Москвы? – услышав безупречный американский акцент, удивился Леня.

– Нет. Я бывал в Москве, но никогда не жил. Моя мама эмигрировала из вашей страны очень давно. А я родился здесь.

– Вы говорите по-русски?

– Думаю, что говорю. – Ответ прозвучал на русском. – Называйте меня просто Женя.

Заиграла музыка. Несколько пар поднялись с места и направились на площадку возле оркестра потанцевать. Санди тут же пригласила Леню. Он не мог отказаться. Мы остались вдвоем. Джеку ничего не оставалось, как присесть возле меня. Неудобно же вот так, сразу, оставить женщину в одиночестве.

– Вы тоже врач? – чтобы поговорить о чем-то, спросила я.

– Да, занимаюсь пластической хирургией. Имею свою практику в Лос-Анджелесе.

– Наверное, ваши пациенты – одни голливудские звезды? – Мне казалось, что в Лос-Анджелесе живут только киношные знаменитости.

– Не могу сказать, что одни, но многие из них пользуются моими услугами, – просто отозвался он.

– Интересно. – Мне правда было очень любопытно.

– А Санди тоже?.. – Я хотела спросить, вместе ли они работают. Потому что их отношения выглядели очень приятельскими, как у нас с Леней.

– Санди – моя бывшая жена.

Я замолкла. Леня охарактеризовал бы мое состояние как ступор. Хоть я и знала, что у американцев все иначе. После развода они остаются в приятельских отношениях.

– Вы с ней дружите? – все-таки полюбопытствовала я.

– Не сказал бы, – ответил он, однако, подумав, добавил: – Но больше дружим, чем ссоримся. Она милая, приятельская. Можно так сказать?

– Можно.

– Я знаю ее уже шестнадцать лет.

– Как я мужа. – Признание выскочило неожиданно.

– Вы тоже в разводе? – Он спросил это просто так.

– Да. Недавно.

Боже, на самом деле дни одиночества казались вечностью. Я помрачнела, вспомнив Сережу.

– Вы впервые в Америке?

– Я вообще нигде, кроме Москвы, не была.

– Я тоже.

Я рассмеялась, приняв шутку. Мне казалось, что уж американцы путешествуют без конца.

– Что вы смеетесь? Я правда не бывал в Европе. Только в Москве. Приехал по приглашению Медицинского американского центра. Позвали оперировать очень известную и популярную у вас личность. Все получилось очень удачно. Теперь он… – поразмыслив, Джек поправил сам себя: – она… живет, трудится.

– Интересно, кто же это?

Он, улыбнувшись, развел руками.

– А-а, медицинская тайна! – догадалась я после его жеста.

– А вы хотели бы ее выведать?

– Конечно, интересно, вы же сказали, известная личность. – Расслабившись после джина, я впервые за многие годы кокетничала с мужчиной. – Я всегда задумывалась: врачи, которые решаются кардинально менять внешность, знают ли они, в каких неладах с собой приходится потом жить их пациентам?

Хирург-пластик не догадывался, что эта тема – мой конек. Даже хотела когда-то писать диссертацию. Люди, изменившие свою внешность, очень часто становятся моими пациентами. Окружающие, даже близкие, отказывались воспринимать их после операции. Все привыкли к ним прежним, и в новом, даже в гораздо лучшем, обличье эти красавцы и красавицы становились чужими в своей обычной среде. У них начинались проблемы, непонимания, психозы.

Доктор, прищурившись, посмотрел на меня и, поддразнивая, спросил:

– Вы, случайно, не психотерапевт?

– Случайно да.

– Обожаю психотерапевтов! У меня с ними постоянный антагонизм.

– А у меня с хирургами-пластиками всегда любовь.

– Многообещающее начало. Раз такое заманчивое предложение, я готов попробовать.

– Что? – Я смутилась.

– Как что? Ответить взаимностью на вашу любовь. Вы мне понравились.

– Вы мне тоже. – Признание вырвалось само собой.

– Боже! Тогда что же мы тут делаем? Поехали, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Джек.

– Куда?

– Сейчас увидите.

– Но я ведь не одна.

– В каком смысле?

– Тут мой коллега по работе.

– О-о! Не беспокойтесь. Это он? – Джек показал на танцующую пару. – Тот, кто попал в нежные лапки Санди…

– Он не такой. У него жена, дети. – Мое возмущение было искренним.

– Она за него замуж не собирается. Какие вы в России все патриархальные.

– Был опыт? – Я рассердилась на американца.

– Грубите. – Он продолжал насмехаться.

– Просто констатирую, – одернула я себя.

– Так поедем?

– Не знаю, я ведь с вами едва знакома…

– Так именно это я вам и предлагаю.

– Что?

– Получше познакомиться. – Его глаза смеялись, а слова не воспринимались как двусмысленное предложение. – Э-э, да вы никак меня боитесь?

– Нет. – Забыв, что две минуты назад сердилась, я вновь кокетничала.

Джек мне все больше и больше нравился.

– Я не маньяк. Женщин не насилую. Только по их желанию. Потом вы же психотерапевт, если что, справитесь! Вперед. Я вам такое покажу.

– В каком смысле?

– Наташа… – Новый знакомый покачал головой, желая меня устыдить. – Я правильно запомнил, Натали? Очень красивое женское имя. Толстовское. Хочу вас познакомить со своей мамой.

– Прямо так вот сразу? – Я искренне удивилась.

– Не надейтесь, в Америке это не то же самое, что в России. Здесь и с мамой, и с папой…

– И даже с бывшей женой, – добавила я.

Уловив сарказм в моем тоне, он укоризненно произнес:

– О, да вы, как по русской классике, не успели познакомиться, а уже обиды, ревности? Да?

– Да.

– Послушайте, ревнуют, когда влюбляются, ведь так? – Я не нашлась что ответить. – Не влюбляйтесь в меня так сразу, я не очень хороший человек.

– Не буду. Любовь с первого взгляда всегда плохо кончается.

– А вы хотите, чтобы у нас с вами закончилось все по-хорошему?

– Знаете, что… говорят, что у вас в Америке эмансипация?

– Точно.

– Тогда женщина первая может что-то сказать?

– Вполне.

– Я не хочу, чтобы у нас с вами все закончилось.

– Я же вас предупредил, чтобы вы не влюблялись.

– Я помню.

– И что?

– Буду стараться.

– Пожалуйста, постарайтесь. – Его глаза смеялись.

Я, однако, посмотрела на него более чем серьезно.

– Пойдемте. – Вдруг мой серьезный настрой передался ему. Он подхватил меня за руку и потащил из зала.

– Вы забыли пиджак, – напомнила я.

Он оценил.

– Заботливая русская женщина. В пиджаке ничего нет. Его завтра вернут. А мы спешим.

– Куда?

Лифтом мы спустились в гараж, он открыл машину, молча указал мне на место рядом с собой и рванул с места.

– Мы едем к вашей маме?

– Нет.

– А куда?

– Ко мне! Хотите? – Я промолчала. Он резко тормознул так, что меня откинуло назад. – Нет, с вами так нельзя, иначе…

Я все поняла и хотела закричать: «Почему? Почему со мной так нельзя? Мы взрослые люди. И если так случилось, что хотим друг друга, то почему бы не заняться любовью прямо сейчас?» Мне не терпелось отомстить Сереже и его королеве! Для этого даже незачем ехать домой. Можно тут, прямо в машине. Нет, не в машине… Что подумает обо мне этот американец? Да какая разница, что он подумает! Он мне понравился. Симпатичный! Кажется, он тоже не прочь! Я воображала, как он обнимет меня, поцелует… Дальше я остановилась в своем воображении. Нет-нет, я просто пьяна. Господи, если бы он знал, что, кроме Сережи, в моей жизни не было никого.

– Я отвезу вас в отель. – Он растолковывал мне, как учитель нерадивому ученику. – Завтра мы с вами встретимся снова и тогда… А сейчас…

Мои глаза смотрели на него вопросительно.

– Чтобы потом вы ни о чем не жалели, – поняв, пояснил он. – А главное, чтобы вы не сравнивали меня с вашим бывшим мужем и, что еще хуже, не мстили ему. Иногда сравнение бывает не в пользу последнего партнера. – Он говорил так, как пишут, где-то я читала. Кажется, как раз в американском учебнике. Но он опроверг: – Я через это уже прошел. Зачем это нам? – Он сказал нам. – У нас с вами все будет не так. Чувствую, вы настоящая. И у нас все должно быть по-настоящему. – Теперь Джек не шутил, а говорил серьезно.

Он провел ладонью по моей щеке, убрал волосы со лба и тихо-тихо поцеловал, совсем не взасос, как показывают в американских фильмах, а нежно-нежно. По спине побежали мурашки.

Затем отодвинулся и сел, выпрямившись, за рулем.

– А теперь, леди, решайте, куда едем?

Мне так не хотелось расставаться с ним.

– Поехали к вашей маме.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Вы… вы же сами предлагали? – Я ничего не понимала.

– Поехали.

Огни города остались позади.

– Музыку хочешь послушать?

– Хочу. – Я отметила, что он сказал мне «ты», видимо, решил, что поцелуй дает право.

Джек включил приемник. Играла красивая танцевальная музыка. Мне было тепло и уютно с этим почти незнакомым человеком, хотелось прижаться, положить ему голову на плечо.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил он.

– О волшебной шкатулке.

– О чем? – удивился он.

– У моей бабушки была волшебная шкатулка. Иногда она давала мне ее поиграть. Чаще всего, когда я огорчалась и плакала от несправедливого наказания родителями. Я дотрагивалась до волшебной шкатулки, мои слезы тотчас же просыхали.

– Что в ней было волшебного?

Я видела, что Джеку и правда было интересно.

– Шкатулка имела форму домика и открывалась ключиком через крышу. – Я улыбнулась воспоминаниям. – В домике чего только не было! И миниатюрная мебель, и масса всяких вещичек, необходимых для жизни, даже посуда. – Я мечтательно закрыла глаза. – В центре, на паркетном полу, стояла пара: молодой мужчина в смокинге с бабочкой и девушка в розовом кружевном платье. Оборки на платье были выполнены настолько искусно, что я до сих пор помню их рисунок. Если покрутить тем же ключиком несколько раз, раздавалась нежная музыка и пара начинала кружиться. Я могла смотреть на эту кружащуюся пару без устали.

– Ты, конечно, была влюблена в молодого мужчину?

– Откуда вы знаете?

– Догадался. Давай на ты, иначе мне кажется, что мы далеко друг от друга. – Джек протянул мне руку. Я припомнила танцующего кавалера.

– Он был такой… такой. А знаешь, он чем-то похож на тебя. – Джек улыбнулся. – И еще я сходила с ума от этого розового платья в кружевах.

– Ты мечтала о нем всю жизнь?

– Да, – еще раз удивилась я.

– И когда стала взрослой, купила такое же?

– Нет.

– Почему?

– Да как-то не получилось. – В моем голосе звучала печаль.

– Жаль.

– Бабушка говорила, что однажды я проснусь, и такое платье будет лежать у меня в ногах на кровати.

Он сбавил скорость и покрепче прижал меня к себе.

Я пустила Джека в далеко запрятанные даже от самой себя тайны моей души. И он это оценил.

Я почувствовала, что мое завтра светлеет.

Глава седьмая

Мама Джека жила в первой линии, на самом берегу океана, в красивом доме с террасой и видом на песчаный пляж. Дом не казался большим. Прозрачный, из стекла, на высоких сваях, сливаясь с океаном, издали он напоминал голубую яхту. Внутренний стильный дизайн просматривался извне.

– Это ее собственный проект, – с гордостью произнес Джек, когда я похвалила дом.

– Она архитектор?

– Да.

– У нас таких домов не строят, – с сожалением заметила я.

Тяжелые огромные кирпичные особняки, с ломаными крышами, высоченными заборами в толщину тюремных стен никак не походили на изящное строение из стекла, обнесенное низким штакетником.

– А какие у вас строят?

– Дома-крепости.

– Есть от кого защищаться?

«Есть, – подумалось мне. – Я вот не защитила свой дом, оставила его без боя».

Ответив на его вопрос про себя, мне захотелось похвастаться вслух:

– Я возвожу себе новый дом в самом поднебесье. Наверное, у него не очень толстые стены, зато меня теперь не достать.

– Мама в детстве мне читала сказку о королеве, которая жила высоко в замке…

– Я помню эту сказку, та королева, которая сама себя заточила?

– Точно, – удивился Джек. – Как ты догадалась, что я имел в виду именно ее?

– Королевы добивались многие богатые и знатные женихи, но ни один не мог забраться так высоко, – голосом сказочника продолжила я.

– Однако нашелся находчивый и романтичный принц, который додумался спуститься к ней с облака. – Джек распахнул передо мной двери.

– За это королева предпочла его всем остальным.

– Они стали жить-поживать да добра наживать, – неожиданно услышали мы конец сказки.

Я застыла на пороге. А радостный женский голос воскликнул:

– Что я слышу – русскую речь?! Кажется, мой сын решил преподнести мне сюрприз?

– Знакомься, мама. Я привел к тебе в гости очаровательную русскую леди с необыкновенным толстовским именем – Натали.

Со второго этажа по лестнице к нам спускалась невысокая худенькая женщина с живыми, веселыми глазами, как у Джека. На ней было длинное домашнее платье, ярко-зеленого цвета, с широкими расклешенными рукавами типа кимоно.

– Чем обязана такому празднику? Меня посетил блудный сын, да еще с королевой из высокой башни, той, что в поднебесье?

– Мама, Натали очень хотела познакомиться с тобой.

– Ты, наверное, ей успел наболтать обо мне? – Встав на цыпочки, она потянулась к сыну и, как маленького, потрепала по голове.

– Нет, клянусь, ни одного слова.

– Я могу присягнуть, что Джек говорит правду. Он только сообщил, что его мама жила в России, – уверила я.

– Это было так давно… почти полвека тому назад. – Маленькая женщина покачала головой. – Но я хорошо помню и дом, и школу, в которой училась.

Мне очень хотелось спросить, как она попала сюда. Но мама Джека опередила мои мысли:

– Мой отец американец, а мама была русской. Они познакомились во время войны. Банальная, но очень романтичная история – он военный летчик, мама – врач. Они полюбили друг друга, и я, как плод этой любви, родилась сразу после окончания войны. Потом их разлучили. Кто? Вы, наверное, Натали, догадываетесь сами. Всю жизнь мама рвалась к моему отцу, а он к ней. И только после маминой смерти отцу позволили меня, шестнадцатилетнюю девочку, взять к себе.

– Как это? – удивилась я, потому что такого мне слышать не приходилось, чаще наоборот.

– О-о! На это было специальное разрешение. Длинная история. Когда-нибудь, если захотите, я вам ее расскажу. А теперь пойдемте, я покажу вам свой дом.

Джек, извинившись, покинул нас.

– Он любит уединяться, здесь у него есть своя комната. Теперь редко навещает меня. – Она с сожалением посмотрела вслед сыну.

Сама имея взрослого сына, я с пониманием кивнула.

Когда осмотр был закончен, мы сели на открытой веранде в кресла-качалки. С океана долетал прохладный ветер. Она кинула мне плед.

– Хотите, я расскажу вам об отце Джека?

– С удовольствием послушаю.

– Сначала я собиралась поведать вам историю любви своих родителей. Однако моя собственная не менее романтична!

Я решила, что услышу душещипательную историю в духе своих пациенток: «разлюбил, бросил с ребенком, всего добилась сама. Вот вырастила в чужой стране и выучила сына». Но все равно было интересно узнать, как это у них?

– Отец Джека сделал для меня столько… в общем, всем, что я имею, обязана ему. Мы с сыном, оба, состоялись благодаря его поддержке. Я имею в виду и моральную, и материальную стороны. В том, что расстались, виновата только я. – Мать Джека вздохнула, но тут же, прогнав мрачные мысли, улыбнулась своей открытой, лучезарной улыбкой.

Я, по правде сказать, была удивлена. Мне не приходилось слышать от женщин такого честного признания.

– Да-да, это я ушла и даже в силу женского эгоизма пробовала оторвать от него сына. Теперь, спустя время, мучаюсь угрызениями совести.

Он был другом моего отца, много старше меня. Почти на пятнадцать лет. Сейчас это норма, а тогда… Он часто приходил в наш дом. Так же как и мой отец, служил в авиации. Весь его бравый вид, летная форма, фуражка с околышком вызывали у девочки-подростка романтическое настроение. В те времена профессия летчика считалась самой модной и уважаемой. Почти как космонавт. Я с придыханием слушала рассказы о его приключениях в воздухе, а по ночам мечтала о нем. Мои мечты уносили меня далеко. Он был очень обаятельным мужчиной и наверняка покорил множество женских сердец. Но сердце невинной девочки-иностранки, наверное, для него было чем-то особенным. Он стал обращать внимание на мою детскую влюбленность. И мне кажется, что она импонировала ему. Он, как взрослой, приносил мне цветы. «Это для молодой леди!» – протягивая букет свежих фиалок или каких-нибудь душистых гвоздик, говорил он. Бравый летчик оказывал мне и другие знаки внимания, как женщине. Мой отец первое время не замечал, а может, делал вид, что не замечает нашего взаимного влечения. И не стал возражать, когда наша дружеская привязанность переросла в нечто большее. Отец был небогат и старел, а мой ухажер имел прекрасную постоянную работу, происходил из обеспеченной семьи.

Однажды так случилось, что летчик пришел к нам в отсутствие отца. Он всегда навещал нас без предупреждения. В тот день отец уехал в соседний город, стояла осенняя непогода, и он решил заночевать в мотеле, чтобы выехать на рассвете.

Я намекнула моему возлюбленному, что пришел наш час. Но он все еще не решался. Дружба с отцом не позволяла ему совершить последний шаг. Но я соблазняла его, насколько позволял опыт, как видела в кино. Усевшись к нему на колени, я обняла его за шею и поцеловала взасос. Мужчина, которому было едва за тридцать, не выдержал, поддался. Мне исполнилось восемнадцать, и я считала себя большой.

Тот вечер останется в моей памяти на всю жизнь. Я стала женщиной. У меня не было ни близкой подруги, ни мамы, с которыми можно было посоветоваться, поговорить о том, что переполняло меня. Он сделал мне предложение, а позже постарался заменить мне всех.

Венчание состоялось в русской церкви. К нам съехалось множество гостей. Я плакала от счастья, а также от горя, что моя бедная мама не дожила до счастливого дня, не увидела моего роскошного белого платья, колечка, преподнесенного мне женихом.

«Она смотрит на тебя оттуда и радуется за тебя», – сказал мой жених, промокнув мою слезинку белоснежным платком. «За нас», – поправила я его.

В те минуты клятва, которую мы слово в слово повторяли за священником: «в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас», казалось, нерушима.

После свадьбы мы стали жить в очень комфортабельном районе здесь, в Лос-Анджелесе. Мой муж часто находился в отъездах, я скучала одна. Мне не хотелось считаться с тем, что профессия летчика требовала полной самоотдачи. Я была молода, жаждала внимания, развлечений. Не желала согласиться с мыслью, что моя жизнь никак не изменилась по сравнению с той, что была у отца. Только теперь я была еще и не свободна.

Мое одиночество скрасила неожиданная радость – родился сын. Мы нашли компромисс при выборе имени: Джек, а по-русски Женя. Меня все чаще теперь тянуло к тому, что связывало с мамой: я стала ощущать тоску по родине, одиночество. Годы юности с отцом пронеслись незаметно для моего мировосприятия, а повзрослев, я стала другой и поняла, почему так привязалась к своему избраннику. Круг моего общения был очень ограничен. Хотелось, чтобы он заменил мне подруг, близких. Он честно старался.

Но шло время, и все изменилось. Стало казаться, что мы с моим мужем абсолютно разные, с разными привычками, характерами. Пока рос Джек, этого я не замечала, нас объединяли общие интересы, связанные с ребенком: первые слова, первые шаги.

Когда сын подрос и перестал занимать меня полностью, я опять заскучала. Одинокие вечера, одинокие ночи, только фотография на ночном столике со свадьбы, где мы оба счастливо улыбаемся друг другу. Когда муж возвращался после полетов, я жаловалась на скуку, одиночество, на свою ненужность. К тому времени умер мой последний близкий человек – отец.

Муж, понимая меня, решил помочь мне найти себя в жизни.

Раннее замужество не позволило получить образование, найти любимую профессию, научиться жить своей собственной жизнью. Я пошла в вуз. Мы наняли няньку для ребенка. И то и другое оказалось не дешевым удовольствием. Но муж за все платил.

Студенческая жизнь и профессия архитектора, которую я выбрала, захватили меня. Мой муж оказался прав. Я была переполнена эмоциями и, встречаясь с ним в промежутках между его полетами, взахлеб делилась своими впечатлениями. Он радовался, что предложил правильное решение. Мы виделись редко, но наши встречи вновь приносили нам радость.

Но тут произошло то, что никто из нас не мог ожидать. Я влюбилась! В своего коллегу, студента. Он считался у нас самым красивым парнем, искушенным сердцеедом, не пропускал мимо ни одну привлекательную особу. А надо сказать, когда я попала в молодежную среду, то поняла, что многие обращают на меня внимание.

Мы делали с ним общий курсовой проект, проводили много времени вместе, а однажды так случилось, что… осталась у него на ночь, когда отец Джека был в отъезде. Он действительно оказался отменным любовником и перевернул все мои представления о сексе и интимных взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Мой опыт с одним-единственным мужчиной оказался настолько скудным!

Я изменила мужу и считала нечестным скрывать это от него, сразу же во всем призналась.

Отец Джека просил меня, чтобы я не совершала опрометчивых поступков, что возникнут проблемы с сыном. Но я оказалась отчаянной русской женщиной, я ушла от благополучия.

Мой избранник был беден. Не в том понимании, что он нищенствовал, просто по сравнению с отцом Джека стоял на более низкой социальной ступени. Поэтому я благодарю Бога, что не забрала сына. Мой муж пообещал, что я смогу видеть ребенка всегда, как только пожелаю. Это удержало мою бесшабашную душу от опрометчивых поступков. Джек рос у отца, с мамками и няньками, как в сказках Пушкина.

– В шоколаде, – подсказала я ей.

– Что? Что вы сказали? – удивилась мать Джека.

– У нас теперь появилось новое выражение.

– Интересно! Я помню только: «классно!» Оно осталось?

– Да. Такое не умирает. Так вы расстались с новым любовником?

– Да, к сожалению. Рая в шалаше не получилось. Он, мой возлюбленный, не только был не в состоянии жениться… Это, наверное, удивительное выражение, – перебила она саму себя. – Потому что я помню по детству, в России женились вне зависимости от денег и состояния.

– Теперь немного по-другому, – сказала я собеседнице.

– То есть если человек беден, то не женится?

– Нет, за тех, кто беден, не выходят замуж!

Я вспомнила о королеве Даше и своем бывшем муже. Ну разве бы привлек провинциалку мой Сережа, не будь он тем, кем стал, да еще москвичом!

– Как все изменилось, – покачала головой мама Джека. – Я-то думала у вас все по-старому. Когда-то в большой коммуналке, где мы жили с мамой, женился соседский парень. Вся его семья – он, отец, мать и бабушка – делили между собой единственную комнату. Когда у молодоженов спросили, где они будут спать, те ответили – на полу под столом. Только в свадебную ночь им освободили комнату – все домочадцы разбрелись по соседям. А я все спрашивала почему? Ведь так весело всем вместе, да еще под столом. Мне никто не объяснял!

Здесь, в Америке, все не так, – вздохнула рассказчица. – Мой возлюбленный не смог платить за учебу дальше. Конечно, если бы он был выдающимся учеником, то получал бы стипендию, на которую смог прожить, а он не старался, учился так себе!

– Все распалось? Вы разошлись?

– Все получилось само по себе. Он уехал из Лос-Анджелеса.

– А вы вернулись к мужу?

– Нет. – Женщина покачала головой. – Я бы, наверно, могла, могла бы…

– Он бы вас простил?

– Сейчас хочется верить, что да. Но я даже не пробовала. Амбиции молодости – остаться порядочной перед самой собой.

– А как же Женечка?

– Он навещал меня, а вообще остался с отцом.

– Навсегда?

Женщина промолчала. Я не стала настаивать на ответе.

– Отец дал ему хорошее образование. Позже сын женился.

Отец Джека женился тоже, потом серьезно заболел. Перед смертью купил мне этот дом. Он и Джека продолжал поддерживать. Детей у него больше не было, – закончила рассказчица.

Я не поняла бы, почему Джек так обожал свою русскую мать, если бы воочию не увидела ее. Она излучала доброту, женственность, тепло и ласку. Она была просто хорошим человеком. Грешным, но Джек ее не судил, он просто ее любил, так, как мой Андрей любит своего заблудшего отца. Этот откровенный разговор приблизил меня к Джеку. Теперь мне стало ясно, почему он сразу предложил поехать к маме. Он особым чувством ощутил, что она станет мостиком между мной и им. Почему? Это загадка для меня самой!

За беседой мы провели почти всю ночь.

Рано утром в дверь виллы позвонили. Когда Джек открыл дверь, на пороге стояла корзина со свежими устрицами.

– Пойдемте завтракать. Вы любите устрицы? Я их обожаю, – накрывая на стол, хлопотала мама Джека.

– По правде, я только однажды угощалась этим деликатесом, – призналась я.

– Ну и как? – рассмеялся Джек. – К слову сказать, я на завтрак отдаю предпочтение яичнице.

– Ну уж нет, мне рыбаки приносят их раз в неделю, – возразила мама Джека. – Яичницу будешь есть дома. – Натали, повлияйте на него. Ведь это же прелесть, как вкусно и полезно.

– Слышала, что Казанова с помощью устричных ужинов соблазнял даже монахинь. – Джек посмотрел на меня.

– Поэтому мы начинаем с них завтрак?

Мы сели на открытой веранде за стол, покрытый скатертью в бело-синюю полосу.

– Горячие булочки и свежее масло – вот что мама предпочитает к устрицам.

– Еще кофе.

– А я бокал белого вина, – сказал Джек и, обращаясь ко мне, спросил: – А ты?

– Вино на завтрак?

– Тогда шампанское. Брют. Вполне подходит к замечательному раннему утру.

Все рассмеялись.

– Потрясающий натюрморт! Если бы я был художником!

Мама Джека доставала из корзины моллюски и, ловко разламывая специальными щипцами («Чтобы не вытек сок и не поцарапать перламутровые стенки раковин», – пояснила она), раскладывала половинки, наполненные маслянистым, жирным содержимым, на поднос. Джек посыпал их укропом.

Когда корзина опустела, а содержимое переместилось на поднос, мы принялись за еду. Поливая соком лимона, радуясь новому дню, я отправляла деликатес в рот.

– Вкусно?

– Очень, – призналась я. – Сама не знала, что обожаю морепродукты.

– Не только вы. Даже древние римляне баловались этим деликатесом. На пиршества состоятельных господ их доставляли из далекой провинции Бретани в специальных чанах с морской водой, которую приходилось часто менять.

– А в Древней Греции, – добавил Джек, – употребляли не только мясо моллюсков, но и истолченный в порошок перламутр раковины, который считался отличным любовным средством.

Я попробовала погрызть раковину. Но из этого ничего не получилось.

– Кроме того, – продолжил Джек, – в Афинах устричные раковины выполняли роль бюллетеней для голосования, когда решался вопрос об удалении из страны провинившихся граждан. Отсюда и термин «остракизм».

– У нас этого не требовалось.

– Знаю, – вздохнула мама Джека.

После завтрака мы прошли в мастерскую хозяйки, где она показала нам чертежи своих новых проектов. Я, совсем не разбиравшаяся в архитектуре, рассмотрела среди непонятных линий и красок модерновые проекты будущего.