Текст книги "Когда исчезнет эхо"

Ладно, пока писать заканчиваю. Завтра первый экзамен, и я должна, просто обязана написать его хорошо. Ради памяти папы и мамы, бабушки и дедушки. Ради дяди Леши, который из-за меня изменил свою разъездную жизнь, вернулся в родную деревню и осел тут. Он говорит, что если я поступлю, то он, может, снова завербуется куда-нибудь на Север, к геологам или нефтяникам. У него ветер странствий в крови. Может, и моя тяга уехать подальше отсюда передалась мне по наследству? Я еще подумаю про это.

* * *

Чтение чужого дневника неожиданно захватило Юльку так сильно, что, очнувшись, она даже не сразу поняла, где находится. День сейчас или уже вечер? А может, ночь? Она повертела головой и обнаружила себя сидящей на старом кованом сундуке посреди пыльного чердака, заваленного горой старых вещей. Господи, как же она опустилась до того, чтобы читать чужой дневник? Впрочем, его владелица умерла тридцать лет назад, так что угрозы ничьей репутации старый дневник не нес. А читать было интересно, даже очень.

Эта юная, трагически погибшая девушка Женя Ракитина обладала хорошим слогом. Как же так случилось, что на ее долю в жизни выпало столько несчастий? А ее родители и бабушка с дедушкой, похоже, были хорошими людьми, да и Алексей Кириллович, или, как называла его сама Женя, дядя Леша, тоже был человеком добрым, раз не бросил племянницу, согласился круто изменить свою жизнь, чтобы не отдавать ее в детдом.

Юлька глянула на телефон, охнула и порывисто вскочила на ноги. Боженьки мои, уже начало второго, а она еще даже не приступала к работе! Внезапно ей захотелось есть, и она решила, что сначала все-таки съест свое вчерашнее жаркое с бараниной, а уже потом сядет за работу и будет трудиться до того времени, когда надо будет идти в гости к Веронике и ее маме. И никакого пляжа.

Упущенной возможности искупаться Юльке вдруг стало так жалко, что она чуть не заплакала. Ну что она за недотепа такая! Даже в деревенской глуши не может выдержать тот распорядок дня, который сама себе назначила. И ведь никто не мешает, не отвлекает, а все находится причина – лишь бы не работать!

Кляня себя из последних сил, она спустилась с чердака и нос к носу столкнулась с соседом из дома напротив, бравым и подтянутым Василием Васильевичем, мужем не в меру болтливой Светланы Капитоновны. Столкнулась и от неожиданности отпрянула.

– Вы что здесь делаете?

– Да вот, зашел узнать, как у вас дела, – сообщил сосед, голос его звучал слегка ненатурально, как будто он играл одному ему понятную роль. – Все-таки вы у нас в деревне новичок, вам тут все в новинку. А люди разные, мало ли, напугают или обидят, не дай бог.

– Меня трудно обидеть, – сухо сообщила Юлька. – И люди у вас в деревне, как я успела заметить, хорошие. Добрые и отзывчивые. За редкими, впрочем, исключениями. Так что у меня все в порядке.

– Ну и слава богу! – Василий Васильевич, кажется, обрадовался. – Вы, Юлия, если что, заходите к нам с женой, по-соседски.

– Если что? – уточнила Юлька.

– Ну… – Он слегка замялся. – Если что-то странное увидите, или покажется вам чего, или помощь будет нужна. Да и просто так можете, как вчера, поболтать.

– Мне болтать-то особо некогда. – Голос Юльки стал еще суше. Просто пустыня Сахара, а не голос. – Я вот с утра за работу сесть не могу, потому что меня все время кто-нибудь отвлекает. Да и казаться мне, как правило, ничего не кажется. Я человек рациональный и здравомыслящий. Но за предложение помочь спасибо, я учту.

Василий Васильевич скользнул глазами по черной тетрадке, которую она держала в руках. Еще немного потоптался на пороге.

– Тогда я пойду?

– Всего доброго. – Юлька открыла дверь, ведущую из сеней в дом, шагнула внутрь, оставив соседа снаружи. Она осознавала, что ведет себя невежливо, но он ей надоел.

Она с легким ужасом ждала еще каких-нибудь визитеров, но никаких неожиданностей больше не случилось. Съев жаркое, она все-таки с удобством расположилась в тенистой беседке, с головой погрузилась в работу и опомнилась только тогда, когда на пороге беседки появился Николай Дмитриевич.

– Ну что, пустослезка, хорошо ли день прошел? – осведомился он. – Я вот с работы вернулся, решил узнать, не пугал ли тут тебя кто? Снова.

Вроде бы спрашивал он то же самое, что и Василий Васильевич, вот только в голосе его была слышна настоящая, а не натужная забота.

– Никакая я не пустослезка, я ночью вовсе и не плакала. А сейчас у меня вообще все хорошо. – Юлька потянулась всем телом, немного затекшим от работы на компьютере. – Тут просто время так странно идет, что вроде весь день впереди, а ничего не успеваешь. Еле за работу себя усадила, но сейчас все в порядке, дневная норма выполнена, можно отдыхать.

– Ужин-то, поди, не приготовила, – засмеялся он. – А у меня сегодня мяса не куплено, шашлыков не будет. Может, картошки сварим? Или, если хочешь, на углях запечем.

– Меня в гости позвали, – сказала Юлька, которой отчего-то стало неловко признаваться в том, что у нее здесь, в деревне, появились и другие знакомые. – В коттеджный поселок. Николай Дмитриевич, вы вовсе не обязаны обо мне заботиться. Я и сама не пропаду. Честно.

– Честно! – передразнил он. – То-то ночью прибежала, глаза как блюдца! А в гости – это хорошо, пусть и в коттеджный поселок.

– Что же они, не люди? – поддела Юлька. – Никогда не думала, Николай Дмитриевич, что в вас сильны классовые предрассудки.

– Нет у меня никаких предрассудков, – отмахнулся он. – Я человек тоже небедный. Вполне мог бы себе позволить такой же коттедж отгрохать, если не лучше. А в деревенском доме живу, потому что он матери моей, здесь все мои корни. А водопровод и канализацию и в старом доме сделать можно, были бы руки, деньги и желание. У меня есть. А богатеи все эти… Они как раз люди без корней. Для них Сазоново – просто место, где земля дорогая и построиться можно с видом на реку и сосновый бор. Оттого я их и не люблю. Каюсь, грешен.

Юлька посмотрела на часы и вскочила.

– Ой, опять я все на свете проворонила! – вскричала она. – Семь часов уже! Меня же к этому времени звали, а я еще не одета!

Схватила ноутбук и побежала к дому.

– Вечернее платье не забудь и бриллианты! – прокричал ей вслед Николай Дмитриевич. – Ладно, бывай. Удачного тебе вечера.

Юлька терпеть не могла опаздывать, поэтому переодеваться не стала, лишь накинула на сарафан легкую кофточку, чтобы прикрыть плечи. Распустила «хвост», расчесала волосы, слегка прошлась по ресницам тушью. Все. Для деревенской вечеринки вполне достаточно.

Жужа смотрела вопросительно и чуть жалобно, но взять ее с собой Юлька не могла. Помнила, что у Вероникиной мамы аллергия на собак. Поэтому, покормив Жужу остатками мяса, из которого еще днем предусмотрительно вынула косточки, и налив свежей воды, Юлька закрыла ее в доме, чтобы, не дай бог, не убежала. Немного поколебавшись, запирать ли дверь на висячий замок или просто подпереть досочкой, решила не рисковать. Повторения вчерашнего ночного приключения ей не хотелось. Ключ спрятала в беседке и вышла на вечернюю улицу.

На соседнем участке противный Игорь Петрович трепал за ухо несчастного мальчика Гришу. Даже из-за забора Юльке было видно, как он выкручивает несчастное покрасневшее ухо. Мальчишка отчего-то молчал, не издавал ни звука, лишь сосед что-то шипел ему прямо в лицо, впрочем, Юльке издали было не разобрать.

– Вы зачем издеваетесь над ребенком?! – закричала она. – Отпустите его немедленно, разве так можно!

– А ну пошла отсюда! – заорал Игорь Петрович и добавил непечатное слово. – Тебя, заразу, не спросили.

– Я сейчас полицию вызову, – дрожащим голосом сообщила Юлька, которая не терпела хамства и всегда терялась, когда с ним сталкивалась.

– Поли-и-цию?! – передразнил Игорь Петрович, но хватку все-таки ослабил, подопнул мальчишку в сторону дома. – Иди в хату, щенок, я с тобой еще поговорю, какого хрена ты по чужим огородам шастаешь, людей пугаешь! А ты, прошмандовка, вали отсюда, я сказал! Полиция у нас тут в деревне своя, собственная. Ваську видела? Так вот он полиция и есть. Только он супротив меня не попрет. Поняла?

– Гриша, тебе нужна помощь? – Юлька не собиралась сдаваться, хотя ей было страшно и противно одновременно. – Может, маму твою позвать?

– Не, не надо маму. – Мальчик, похоже, испугался ее предложения больше, чем грозного Игоря Петровича. – Вы идите, тетенька.

Юлька двинулась дальше, чувствуя, что ее только что словно обваляли в грязи. В Сазонове почему-то существовало только черное и белое. Остальные цвета терялись, стирались, будто кто-то взял и выключил гетерохромность окружающего мира, оставив только две краски и лишив их градаций. Живя здесь второй день, Юлька все время поочередно сталкивалась то с добром, то со злом. Причем и то и другое было концентрированным, ярким, не оставляющим полета воображению и не терпящим никаких иных интерпретацией.

За размышлениями она и не заметила, как дошла до нужного дома, крышу которого ей вчера издали показала Вероника. Зашла за шлагбаум, разделяющий Сазоново на «два мира, два образа жизни», позвонила в нужную калитку. Ей открыла сияющая девушка. Юлька в очередной раз подивилась, насколько же та красива.

– О-о-о, Юлия, мы уже имели разговор о том, что вы задерживаетесь, но я сказала, что пока можно не волноваться. Вряд ли с вами что-то случилось с того момента, как я имела возможность видеть вас утром. – В ее речи опять сквозила та элегантная неправильность, которая с самого начала привлекла внимание Юльки.

Она отметила идеально подстриженный, видимо, на самом деле «итальянский» газон, сбегающий мягкими уступами к реке, которую отделяла широкая полоса мелкого белого песка, красивую беседку с большим столом и белыми стульями, лежаки под зонтиками, мягкие полосатые матрасы – все то, что является обязательными слагающими качественного и уютного летнего отдыха.

Из одного из шезлонгов поднялась и теперь шла навстречу Юльке элегантная дама средних лет, одетая в легкие белые штаны и широкую белую же рубаху, свободно болтающуюся вокруг стройной фигуры. Дама была хоть и не похожа на темноглазую и темноволосую Веронику, но тоже удивительно хороша собой. Ее моложавое лицо совершенно не портили легкие морщинки у светлых, словно прозрачных глаз, как тоненькие лучики, убегающие к вискам. Светлые распущенные волосы волнами сбегали на плечи. Женщина приветливо улыбалась Юльке.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Меня зовут Джемма, я мама Вероники. А вы и есть Юлия?

– Да, извините, что я так внезапно. – Юлька тоже улыбнулась, потому что в присутствии этой женщины не чувствовала никакого смущения, словно перед ней стояла не итальянская богачка, может быть, даже миллионерша. – Синьора Джентиле, у вас прекрасная дочь, очень добрая.

– Нет-нет, зовите меня просто Джемма. И я очень рада, что Вероника позвала вас в гости. Признаться, тут немного скучно. И хотя я люблю спокойный отдых и мне нравится проводить время за книгами и хорошими фильмами, я вовсе не прочь с кем-то поболтать. Вероника сказала, что вы художница?

– В какой-то степени, – засмеялась Юлька. – Я работаю в фирме, выпускающей компьютерные игры мирового класса. Она входит в топ трех сильнейших производителей в мире.

Это прозвучало немного хвастливо, и Юлька сконфузилась. В конце концов, фирму создавала и раскручивала вовсе не она, и ее вклад в общий успех был совсем незначительным.

– О да, конечно, я знаю. – Джемма произнесла название Юлькиной фирмы, и та немного удивилась, что живущая в Италии женщина, оказывается, хорошо знакома с IT-рынком.

Впрочем, покупая земельный участок и строя дом в российской глуши, она, наверное, прочитала в Интернете все, что касалось региона, в котором ей предстояло жить. Вот интересно, а как она попала в Италию? Впрочем, спрашивать было неудобно.

Из дома вышел Виктор с кувшином лимонада в руках, и Юлька только сейчас вспомнила, что он же тоже напросился в гости. Правда, в отличие от нее, он не испытывал по этому поводу ни малейшего смущения и, похоже, уже совсем освоился.

– На стол поставить? – он мотнул головой в сторону беседки.

– Да-да, Витенька, спасибо. Юля, проходите, пожалуйста, в беседку. Давайте будем ужинать. Или вы, может, сначала хотите искупаться?

Юлька вспомнила о том, что сегодня так и не выбралась на деревенский пляж, который, похоже, начинался чуть левее, сразу за забором владений Джентиле. Впрочем, она видела, что забор доходит не до самой воды, а оставляет свободным песчаную полоску, как это и предписывалось российским законодательством. Ее удивило, что итальянские собственники земельного участка оказались столь щепетильны к его соблюдению.

– Нет-нет, я не хочу заставлять вас ждать. Искупаться можно и потом, – торопливо сказала она. – Какой у вас тут песок чистый, мелкий! Это вы специально себе пляж насыпали?

– Ну что вы! – Джемма мелодично засмеялась. – Конечно, нет. Здесь песок точно такой же, как на всем протяжении берега. За забором, там, куда деревенские ходят купаться, точно такой же песок, сами потом увидите.

Слово «деревенские» в ее устах прозвучало так уместно, словно она употребляла его с рождения. Впрочем, Юлька напомнила себе, что Джемма – русская, а значит, до того, как уехала в Италию, вполне могла бывать в русской глубинке.

– Интересно, как в Сазонове появился такой пляж? – вслух сказала она, пока все усаживались за стол.

Вероника принялась раскладывать по тарелкам салат из рукколы, креветки и маленькие красные помидорки черри. Выглядели они совсем не так, как те пластмассовые помидоры, которые продавались в каждом супермаркете, и пахли совсем иначе – солнцем и нагретой теплой землей. Юлька не утерпела, стащила с тарелки половинку, прямо руками, сунула в рот и зажмурилась от удовольствия.

– Здесь же обкомовская база отдыха была, – тем временем ответила на ее вопрос Джемма, и Юлька от изумления чуть не подавилась сладким помидорным соком. Господи, про обком-то она откуда знает? – Когда ее построили, то в конце семидесятых сюда прямо по Волге пришли груженые баржи с песком, засыпали прибрежную линию, чтобы обустроить для партийных бонз отличный пляж. Местные, конечно, повадились на территорию ходить, особенно это у детворы было в почете, и, чтобы их отвадить, кусок пляжа за границами базы оборудовали и для жителей деревни. В Сазоново со всей округи купаться ездили, потому что здесь и дно выровняли. Вход в воду пологий, песочный, не илистый. И когда базу снесли и начали коттеджное строительство, так и осталось. У всех домов свой пляж, а за забором – общественный.

– А не ходят к вам берегом-то? – не утерпела Юлька. Джемма пожала плечами.

– Мы не стали берег перегораживать. Неправильно это, не по-людски. Мальчишки иногда водой добираются, интересно им поглазеть, как мы тут живем. А взрослые – нет, не ходят. Многие собак тут держат, боятся люди. Да и тактичные они, деревенские.

– Вот залезут к вам, будете знать, какие они тактичные! – встрял в разговор Виктор. – Не дело это – со стороны дороги забор, от соседей забор, а с реки двор открыт! Заходи кто хочешь.

– Да никто не хочет, – снова пожала плечами Джемма. – По крайней мере, пока. От всего не убережешься. Да и не случалось тут в Сазонове никогда ничего. Тут же никто домов и вовсе не запирает.

– А вы откуда знаете? – поддела ее Юлька, с аппетитом уписывающая вкуснющий салат, который, казалось, таял во рту.

– Так я ж не в безвоздушном пространстве живу, – засмеялась Джемма и ловко сняла серебристую крышку со стоящего на столе блюда. Под ней оказалась запеченная на открытом огне форель. – У меня уборку в доме делать женщина из деревни ходит, Ольга Прокопьевна, и молочные продукты носит Анна Петровна. Они обе здесь родились и выросли, ближайшие подруги, все знают.

– Ой, люди тут, конечно, хорошие, но то, что болтливые, так это точно. – Юлька тоже рассмеялась. – Я тут третий день, но уже каких только страшилок не наслушалась! И про мальчика, который утонул, и про девушку, которая утопилась, и про ее молодого человека, который повесился. А вы говорите, не происходит тут ничего.

– Сначала будем пить чай с травами или все-таки искупаться сходим? – спросила Джемма.

Она встала, собирая пустые тарелки, и теперь в мягком свете вечернего солнца было видно, что она уже немолода, к пятидесяти. Морщинки у глаз прорезались четче, лицо выглядело внезапно уставшим. Или это беседа с чужими людьми ей наскучила?

– Давайте я помогу вам убрать посуду – и сходим искупаться? – предложила Юлька, тоже вставая.

– Нет-нет, я все уберу, не беспокойтесь. – Джемма ласково улыбнулась Юльке, лицо ее снова изменилось, опять став молодым и прекрасным. – Бегите, купайтесь. Я присоединюсь к вам позже.

Остаток вечера был прекрасным и безмятежным. Юлька вволю наплавалась в Волге, по достоинству оценив всю прелесть песчаного пляжа. Она никак не могла вытащить себя из воды, теплой, как парное молоко. Вода смывала ночные страхи, неприятный разговор с соседом, усталость от работы и даже душевные страдания. Оставалась лишь бескрайняя река, спешащая мимо вода, мягкое тепло вечернего солнца, прекрасные люди рядом.

Джемма оказалась очень начитанной собеседницей, и Юлька с восторгом слушала ее рассуждения о современной литературе, как российской, так и европейской. Вероника поддерживала разговор, хотя ей приходилось то и дело отвлекаться на надоедливого Виктора, липнувшего к ней так откровенно, что смотреть на это было неприятно. Впрочем, от его полунамеков-полуприставаний девушка уворачивалась весьма умело. Ее мастерство Юлька оценила.

Домой, к нетерпеливо ожидавшей под дверью Жуже, она вернулась около десяти вечера. Уже привычным движением развесила во дворе мокрый купальник, расправила постель, заперла дверь, легла в кровать и крепко уснула. Жизнь, давшая трещину после измены мужа, как ей казалось, постепенно начинала налаживаться.

* * *

Проводив гостей до калитки, Вероника вернулась в беседку, чтобы помочь матери. Джемма молча носила в дом тарелки, и Веронике отчего-то показалось, что она сердится. На что? За что?

– Мама, я что-то сделала неправильно? – спросила она, потому что не выносила неясности.

С ее точки зрения, любая, даже самая плохая новость была лучше, чем блуждание в потемках и гадание на кофейной гуще. Никакой вины за собой она не чувствовала, но мама редко бывала молчалива и тиха. Или у нее голова болит?

– Что? – Джемма вынырнула из своих мыслей, улыбнулась дочери. – Нет, конечно, нет. Ты тут совсем ни при чем.

– А кто при чем? – спросила проницательная Вероника. Своей проницательностью она всегда страшно гордилась. – Папа не звонил, никто не звонил, так что плохих новостей ты получить не могла. Еще три часа назад настроение у тебя было прекрасное, значит, что-то произошло здесь, за ужином?

– Да ничего не произошло, Береничка, – мама назвала ее специальным, «папиным» именем, как называла только тогда, когда Веронике срочно требовалось утешение. – Ну что ты!

– Может быть, ты против, чтобы я звала этих людей? Ты от них устала? Они ведь нам совсем чужие. Но тут так скучно все время сидеть вдвоем…

– Наверное, я не права, что затащила тебя в эту глушь. – Джемма повела плечами, как будто ей вдруг стало холодно. – Я как-то не учла, что тут нет для тебя подходящей компании. Хотя эта Юля довольно мила, вот только она сильно тебя старше.

– Она какая-то несчастная, – сообщила Вероника. – Я просто уверена, что у нее случилось что-то плохое. Я даже видела, как она плачет. Мне кажется, что ей тут так же одиноко, как и нам с тобой. Но если ты не хочешь, я больше не буду к ней ходить. Мне, конечно, интересна судьба Жужи, но ничего, я обойдусь и без этой собаки.

Джемма снова улыбнулась, правда, немного рассеянно, как будто продолжала думать свои думы, то ли очень важные, то ли неприятные.

– Ты можешь общаться с ней столько, сколько пожелаешь. И собаку свою ненаглядную проведывать тоже. Я не против. Ниточка, скажи, а вот этот Виктор… Он тебе нравится?

Вероника даже засмеялась от облегчения. Так вот в чем дело! Мама просто заметила, как парень за ней ухлестывает, и ей это не понравилось, потому что она мечтает о достойном муже для своей дочери. А тут какой-то деревенский прохвост.

– Ну ма-ам! Ну, как он мне может нравиться? Обычный парень, липучий и противный. Считает себя красавцем с роскошной фигурой, и вообще у него самооценка завышенная. Я тебя уверяю, мамочка, тебе переживать совершенно не из-за чего.

– Возможно, возможно, – немного нервно сказала Джемма и все-таки прошла в дом, чтобы поставить кучу посуды, которую держала в руках. – Давай помоги мне, составь все в посудомоечную машину. А скажи мне, он сам отсюда, местный?

– Он сказал, что нет. Живет в Москве, собирается поступать в институт, сюда приехал, чтобы подготовиться в тишине и на свежем воздухе. Думал, тут есть пансионат, тот, на месте которого наши коттеджи стоят. Приехал, а никакого пансионата нет. Снял комнату у женщины, которая нам дом убирает. Вот и все, что я знаю.

– О, он живет в доме у Прокопьевны! – От этого известия Джемма даже взбодрилась немного. – Пожалуй, когда она завтра придет, я у нее спрошу.

– Мамочка, да зачем он тебе сдался? – рассмеялась Вероника. – Он меня вот ни капельки не интересует. И никакой угрозы он не представляет, честное слово.

– А кто его родители?

– Мама! – В голосе Вероники начали проскальзывать нотки раздражения. Излишней опеки она не терпела. – Да откуда я знаю, кто его родители? Мне даже в голову не пришло этим интересоваться.

– Все-таки странно, что он здесь появился, – задумчиво сказала Джемма. Она стояла, опершись спиной о подоконник, и курила тонкую сигаретку, наблюдая, как дочь проворно споласкивает тарелки и загружает их в посудомоечную машину. – И эта Юлия… Почему она купила именно этот дом, а, скажем, не тот, что напротив?

– Такой заколоченный и нежилой? – спросила Вероника. – Наверное, потому, что тот не продавался, а этот продавался. Да и вообще, в том, напротив, похоже, сто лет никто не жил, а этот обжитой. Приезжай и живи. И вообще, почему ты спрашиваешь?

– Да нипочему. – Джемма стряхнула столбик серого пепла, решительно затушила сигарету в пепельнице, сделанной из красивой морской раковины, которую они привезли с собой из Италии. Дому в Сазонове она придавала некоторую экзотическую утонченность. – Просто странно все это. В этой деревне жизнь – как застойная вода в болоте, но стоило нам приехать, как тут появляются чужие люди, а местные жители, наоборот, торопятся отсюда уехать, причем так быстро, что это похоже на бегство.

– Да мы-то тут при чем? – удивилась Вероника. – Мама, я никогда не замечала за тобой мании преследования. Если хочешь, давай поедем в Москву, к папе. Или вообще вернемся домой. Нас же тут ничто не держит!

– Это точно! – Неожиданно развеселившись, Джемма подошла и поцеловала дочь в нос. – Нас тут ничего не держит, и мы можем уехать, но пока не уедем. В конце концов, у нас российский отпуск, маленькое летнее приключение. А то в последние годы я как-то скучно жила, честное слово! Но от этого Виктора держись, пожалуйста, подальше. Хорошо?

– Обещаю! – горячо заверила ее Вероника.

Ночью она проснулась от тихих шагов внизу. Кто-то спускался по лестнице со второго этажа, где располагались спальни, на первый. Предательски скрипнула одна из ступенек, которую Вероника про себя называла певуньей. Ступенька всегда «пела», когда на нее наступали, и каждый раз по-разному. Сейчас она издала печальный, заунывный даже звук, от которого у Вероники дрогнуло что-то внутри. Кажется, сердце.

Она вскочила с кровати и подбежала к открытому окну. Оно выходило на реку, молчаливую и отчего-то особенно величавую ночью. Быстро, но тихо катились ее волны, унося с собой человеческие печали, тайны и страдания. Проч-ч-чь, проч-ч-ч-чь… Кроме реки и пустынного пляжа, сейчас еще была видна часть лужайки перед домом и беседка, в которой они ужинали. И то и другое было совершенно пустынно.

Из окна Вероникиной комнаты не было видно забора, но вечерний воздух служил прекрасным проводником звуков, поэтому она расслышал легкий скрип калитки. Она выскочила из комнаты, как была, босая и в легкой пижамке – коротких шортиках и маечке на бретельках – убедилась, что дверь в материнскую спальню приоткрыта, распахнула ее пошире. Джеммы в комнате не было.

На всякий случай Вероника проверила ванную комнату, затем спустилась вниз, в кухню-столовую, убедилась, что они пусты, толкнула входную дверь, которая оказалась не заперта. Зачем мама ночью вышла из дома, куда она отправилась, если скрип калитки не был плодом разгулявшейся фантазии?

Вероника сбежала с крыльца, ночная роса приятно холодила ноги, коротко стриженная трава слегка колола босые пятки. Она добежала до калитки, засов на которой действительно оказался открытым, выглянула на проселок, просыпанный мелкой галькой, чтобы не создавалось луж и хорошо уходила вода. Увидела уходящую вдаль мать, которая уже миновала шлагбаум и решительно, хотя и неторопливо шагала по деревенской улице. По песку, а не по гальке. Господи, куда она идет? Зачем?!

Почему-то чисто интуитивно Вероника не стала окликать маму, а тихонько пошла следом. Идти босой по гальке было неудобно, но вскоре она ступила на песчаную дорожку, мягкую, днем нагретую солнцем, а сейчас прохладную. Мама впереди остановилась у дома Юлии, и Вероника шмыгнула на обочину, под свисающие ветви яблони, растущей за крайним к коттеджному поселку забором. Владельца этого участка Юлия называла Николаем Дмитриевичем и рассказывала, что он очень хороший человек. Мама разглядывала окна Юлиного дома. Вероника терялась в догадках, зачем ей это нужно. Впрочем, продолжалось это недолго. Мама повернулась и перешла дорогу наискосок. Теперь она смотрела на заколоченный, пустой, с Вероникиной точки зрения, очень страшный дом, в котором никто не жил. Но и здесь Джемма не задержалась надолго, снова пересекла дорогу и теперь заглядывала через забор во двор, в котором жила ее домработница Ольга Прокопьевна и снимал комнату поклонник Вероники Виктор.

Послышался какой-то странный то ли шорох, то ли скрип. Вероника увидела, что мама сделала то же самое, что и она сама несколькими минутами раньше, – шагнула в тень ветвей дерева, растущего на участке Прокопьевны, практически слившись с забором. Теперь ее было не видно с улицы.

Звук, который услышали мать и дочь, оказался шорохом велосипедных шин. По ночной улице катил велосипед, на котором сидел худенький, нескладный подросток лет двенадцати. Утром Вероника видела его крутящимся у Юлиного дома, но как его звать, не знала. Мальчишка доехал до Юлиной калитки, от Вероники его отделяли метров пять, не больше, спешился, бросив велосипед у обочины, аккуратно заглянул в щель забора, как совсем недавно через дом от него сделала Джемма, прислушался к тишине, которую не нарушало ничего, даже громко отдающее в ушах у Вероники сердце. Подобрал с земли какой-то прутик, поддел щеколду засова, открыл калитку и проскользнул внутрь. Вероника потерла лоб и глаза руками. Она совершенно ничего не понимала.

Зато видела, что действия мальчишки не остались без внимания мамы. Та отлипла от забора, у которого стояла, вернулась к дому Юли, внимательно осмотрела лежащий на траве велосипед, тоже заглянула в дырку в заборе, словно пытаясь увидеть, что делает там маленький наглец. Затем нагнулась и подняла что-то с земли, размахнулась и бросила в окно Юлиного дома. Раздался мелодичный звон, и до Вероники дошло, что мама бросила в окно камушек. Затем второй, третий. В комнате зажегся свет, и мама быстро зашагала в сторону коттеджного поселка, все убыстряя шаги, чуть ли не переходя на бег. Видимо, не хотела, чтобы Юлия ее видела.

Впрочем, быть застуканной под деревом у чужого забора в планы Вероники тоже не входило. Где-то рядом была тропинка на «дикий» пляж – не тот, которым пользовалась вся деревня, а тот, о котором упоминала Юлия. Метнувшись на тропинку, Вероника только и успела заметить, как из Юлиного двора пулей выскочил мальчишка, вскочил на свой велосипед и быстро закрутил педалями, улепетывая с места «преступления». Мама добилась-таки своего – разбудила хозяйку дома и переполошила маленького негодника, под покровом ночи залезшего на чужую территорию. Украсть, что ли, чего хотел?..

Обойдя дом Николая Дмитриевича задами, Вероника снова вышла к шлагбауму и оглянулась на деревенскую улицу, которая теперь была совершено пустынна. И только в доме Юли по-прежнему горел свет в окнах. Впрочем, Вероники это не касалось. Она миновала соседский дом, подошла к своей калитке и толкнула ее. Заперто. Приналегла посильнее, но дверь даже не шелохнулась. Вероника поняла, что вернувшаяся домой мама, не знавшая, что дочка отправилась за ней следить, и уверенная в том, что она спит в своей комнате, заперла калитку изнутри.

Выхода было два. Либо начать звонить в висящий на двери колокольчик, чтобы мама ее впустила, а значит, признаться в том, что она была свидетельницей странного маминого путешествия по деревенской улице, либо не признаваться. Пусть мама думает, что ее уход остался незамеченным. Вот только как вернуться в дом?

Немного подумав, Вероника снова вышла за границу коттеджного поселка и свернула на пляж, покрытый белым привозным песком. Идти было страшно, потому что сгустившаяся темнота и одиночество пугали ее. Мало ли кто еще не спит этой ночью! Мало ли кто ждет ее на пустынном пляже… В какой-то момент она даже хотела вернуться и все-таки разбудить мать, но передумала и, сцепив зубы, зашагала по песчаной дорожке. Она не трусиха. Она справится.

На пляже не было ни единого человека. Вероника дошла до его кромки, дальше дорогу преграждала сетка-рабица, которой оградил свою территорию владелец соседнего участка. Оглядев свою пижаму и решив, что отступать все равно некуда, Вероника зашла в воду, показавшуюся сейчас совсем теплой, доходящую ей до груди, и поплыла вдоль берега. Вот остался позади соседский участок, охраняемый большой, но дружелюбной собакой, а вот начался их собственный пляж, на котором стояли несколько удобных шезлонгов. На одном из них белело забытое Вероникой утром полотенце. Сейчас оно было очень кстати.

Она вылезла на берег и начала вытираться. Если мама ее заметит и спросит, что она делает ночью на пляже, Вероника скажет, что неизвестно отчего проснулась и решила искупаться ночью. А что тут такого? Впрочем, если мама и слышала ночные Вероникины экзерсисы, то никак себя не проявила. Свет в комнате не горел, а приоткрытая, когда Вероника уходила, дверь была плотно притворена. Ну и славно.

Девушка пробралась в свою комнату. Непокорная ступенька спела победный марш, как будто подтверждая, что ночные страхи не имеют под собой ни малейшего основания. Вероника поменяла пижаму на сухую, расчесала волосы, напоследок посмотрела в окно, где по-прежнему не было видно никого, кроме луны над бегущей по своим делам рекой, и юркнула под одеяло.