Текст книги "Знаки с небес. Сборник"

Знаки с небес
Сборник
Людмила Меренкова

© Людмила Меренкова, 2017

ISBN 978-5-4485-0408-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Людмила Николаевна Меренкова – учитель, Почетный работник общего образования Российской Федерации, Ветеран труда. Начинала свою трудовую деятельность старшей пионерской вожатой, работала заместителем директора гимназии по воспитательной работе, в настоящее время руководит школьным литературно-музыкальным клубом и проводит благотворительные Международные конкурсы юных дарований в Пятигорске для инвалидов и детей-сирот.

Санькины бусинки

Девочка накануне выпуска из средней школы в спешке собирается на свой выпускной бал, и, перебирая рассыпанные по полу любимые жемчужные бусы – подарок отца – вдруг начинает вспоминать все свое детство. Странный сон, мистически окутавший ее на несколько минут, помог понять многое из событий детских лет и не позволил ей грустить о расставании с прошлым. Она с легкостью выпорхнула в неведомую взрослую жизнь.

– Ой, что же я наделала! – звонкий, почти истерический крик девушки услышали даже соседи этажом ниже. Крупные жемчужины любимых бус Александры, недавно подаренных отцом к окончанию школы, громко захлопали по деревянному полу и с необычайным проворством разбежались по всей комнате. Их хозяйка так спешно собиралась на свой выпускной бал, что зацепила нитку жемчуга за спинку стула, на котором развесила посреди комнаты свое выпускное платье. Ах, какое это было платье! Легкая кружевная молочного цвета кисея на розовом атласе, летящая юбка и широкий атласный пояс – такое платье достойно принцессы! Она сама выбирала фасон для наряда у портнихи из подаренной мамой ткани. И эти злополучные бусы – длинная жемчужная нить – должны были завершить прекрасный выпускной наряд. И вот, пожалуйста! До выпускного вечера всего час, а бусы разлетелись во все углы!..

Собирая бусинки с пола по одной, Александра невольно осматривала каждую и вдруг заметила, что они вовсе не одинаковы, как это казалось в ожерелье. Каждая бусина была совсем не похожа на остальные, имела как бы свое лицо: вмятинки и бугорочки, точечки и перламутровые волны делали каждую бусинку особенной. Было понятно, что каждая из них до того, как их собрали в общую нить, имела свою загадочную, неизвестную историю, свою жизнь…

Минуты шли за минутами, но Александра не вспоминала, что пора спешить, все разглядывала каждую поднятую бусину, как будто читала по этим отметинам историю ее жизни до того, как она попала в ожерелье… «Вот и мы в нашем классе такие разные! – вдруг подумала Сашенька. – Собрали нас когда-то в одно „ожерелье“, и притирались мы друг к дружке 10 лет: то царапали побольнее, то влюблялись, то шишки набивали, и со стороны выглядели почти одинаковыми, стали почти семьей, как эти бусины на одной ниточке! А ведь завтра ниточка оборвется и рассыплемся в разные стороны по всей земле… Что за судьба ждет каждого?»

Сжимая подобранную бусинку в ладони, Саша задумчиво присела на ковер, прислонившись спиной к мягкому краю дивана, и внезапно комната куда-то отодвинулась или растворилась в перламутровом тумане, а маленькая бусинка в ладони девушки вдруг стала расти, расти… И вот уже все бусины завертелись огромными шарами в сумасшедшей карусели, и весь реальный мир исчез за этим вихрем.

И снится ей сон. Она бежит в школу на свой выпускной, опаздывая из-за этих злополучных бус. Двор школы был пустынным, все уже давно вошли в здание, из открытых окон слышалась музыка и шум многочисленных голосов. По этому шуму Саша поняла, что бал еще не начался, и, значит, она еще не опоздала. Она вбежала в холл, нарядная толпа родителей, учителей и ребят расступилась перед задержавшейся выпускницей, и Александра через этот проем увидела свое отражение в знакомом зеркале против двери, перед которым всегда задерживались девчонки, войдя в школу: из отражения на нее смотрела маленькая девчушка лет трех. Золотистые кудряшки светились в ярком праздничном свете зала, выцветшее фланелевое платьице не прикрывало детских подтяжек, которые держали простые коричневые чулочки.

Девчушка растерянно разглядывала Сашеньку из зеркала, и в ее глазах появился испуг. Саша тоже удивленно и испуганно смотрела на отражение и не могла понять, почему она это видит в зеркале.

Все присутствующие в холле люди тоже замолчали и удивленно смотрели на Сашу. Наконец, она очнулась и спешно оглядела себя: здесь, не в зеркале, она была собой и одета в свое нарядное выпускное платье! Кто же тогда отражался в зеркале? Она снова осмотрела себя, убедилась, что все в порядке, даже бусы она успела надеть, а вот из зеркала на нее по-прежнему смотрела та маленькая девочка, и все в зале смотрели на Сашу, как будто перед ними стояла та девчушка, а не взрослая нарядная выпускница. Это было написано в их удивленных глазах и сочувственных позах. Они как будто хотели спросить ее, что она здесь делает в такой поздний час, и с кем она пришла.

Наконец, до Сашеньки дошло, что это она отражается в проклятом зеркале, и страх стал охватывать все ее тело, постепенно расползаясь от кончиков пальцев ног до головы. Это не могло быть правдой, она не может быть такой маленькой сейчас, она окончила школу, она – выпускница! Сейчас все убедятся, что зеркало их обманывает! Саша медленно пошла к зеркалу навстречу маленькой девочке – отражение двинулось к ней, а потом произошло нечто совсем ужасное: едва Саша прикоснулась к зеркалу, как отражение протянуло к ней маленькие ручки, ухватило за бусы и стало тянуть ее на свою сторону!

Санька с ужасом поняла, что эта маленькая оборвашка вот-вот втянет ее в тот мир за зеркалом, в который она не хотела возвращаться. Она изо всех сил попыталась упереться в холодную зеркальную поверхность, но зеркало оказалось вязким, как густой кисель и сделать это никак не получалось. Санька закричала и рванула бусы к себе изо всех сил, стараясь освободиться из цепких ручонок отражения. Нить не выдержала, и крупные бусины застучали часто-часто по гулкому дощатому полу зала.

Бусинка первая. Первая любовь

Самое первое воспоминание Александры из раннего детства было о любви. Ей было года два-три, когда родители начали строить свой первый дом в родном селе отца позади дедовского дома.

Новыми соседями оказались очень приветливые тетка Алена с мужем Николаем и сыном подростком Ванькой. «Ванечка» – так сразу назвала его маленькая Саша. «Санечка и Ванечка» – смеялись соседи.

Этот Ванечка сразу стал лучшим другом малышки, может быть, потому что родители девочки были заняты стройкой и младшим братишкой Саньки, и она выглядела заброшенной и одинокой. Ванечка же рассказывал ей разные истории, пел ей свои непонятные песни под гитару, катал на велосипеде и строил для нее замки из песка, которого навезли целые горы для стройки. Лучше Ванечки, пожалуй, у Александры за всю жизнь друга не было!

Когда его забирали в армию, Санька рыдала так, что вся родня не могла утешить четырехлетнюю «подругу солдата». Но случилось то самое счастье, о котором говорит известная пословица «Не было бы счастья – да несчастье помогло»: из-за еще в детстве перенесенной болезни уха Ванечку уже через месяц комиссовали и вернули домой. Но на радостях Ванечка так активно загулял с девчатами, что вскоре женился, как сказали бы теперь, «по залету». На его свадьбе Санечка радостно кричала вместе со всеми «горько» и во весь голос орала свою любимую песню «Россия – родина моя».

Шли дни, и Санька в силу своего малого возраста сначала никак не могла понять, почему ее такой верный дружок все свое время теперь проводит с этой теткой, которая совсем ей не нравилась, потому что отнимала у ее Ванечки ее, Санькино время. Но, наблюдая за их поцелуями и играми за низким штакетником, совсем не прикрывавшим соседский двор, она все же сообразила, что здесь пахнет предательством, и ее Ванечка уже вовсе не принадлежит ей безраздельно, как раньше.

И снятся ей сны, именно сны, а не сон, потому что этих снов было много. Будто бы в комнате, где спала Саша, под большой деревянной табуреткой с толстыми перекладинами поселилась эта молодая семья. Там, в их малюсенькой комнате все было как настоящее: кровать, стол, стулья, печка. И сами они тоже были настоящие, живые, только маленькие, не больше Санькиной куклы.

В каждом сне обиженной девчонки все происходило по одному и тому же сценарию: когда Ванечка уходил на работу, Санька вытаскивала сопротивлявшуюся и орущую молодую жену из-под табуретки и шлепала ее своей ладошкой «пониже спины», пока не просыпалась сама.

Каждое утро Санька просыпалась в слезах, но никому не жаловалась и ни с кем эта маленькая ревнивая женщина не делилась ни своим сном, ни своим горем. Возможно, если бы в те времена в селе были детские психологи, они бы разглядели в этом и недостаток любви и внимания со стороны семьи девочки, и задатки будущей ревнивой женщины, и способность и стремление этого маленького человечка любить и быть любимой.

А в свои четыре года через два-три месяца Сашенька навсегда забыла и о своей любви, и об этих снах, да и о самом Ванечке. Вскоре, продав недостроенный дом, ее семья уехала в большой северный город: так мама Александры пыталась увезти своего слишком общительного мужа от его сельских подружек и дружков, очень уж отвлекавших его от семейной жизни. Сашеньку захватил совсем другой мир, в котором сформировались совсем другие качества и грани ее личности.

Бусинка вторая. Едем-едем на Урал!

Паровоз на станции ревел и пыхтел, словно торопил решившихся на дальнее путешествие пассажиров поскорее тронуться в путь. С каждым вздохом черного чудовища из его трубы вырывалось огромное грязновато-белое облако пара и сразу растягивалось хвостом и опускалось, окутывая туманом жавшихся друг к дружке, растерянных перед дальней неизведанной дорогой папу, маму и двух перепуганных детишек четырех и пяти лет, как будто хотело защитить их от грозного черного пыхтящего монстра-паровоза.

Так Санькина семья коренным образом меняла свою жизнь. Продав за бесценок едва достроенный свой первый семейный дом, они уезжали на север, на Урал, в большой промышленный город, полный горнодобывающих и химических заводов и зэков (так называли заключенных), потому что вся округа была опутана цепью тюрем, лагерей и поселков для осужденных поселенцев.

Что толкнуло их на этот шаг, Санька тогда в свои пять с половиной лет не знала и воспринимала поездку не как переезд на новое место жительства, а как приключение. Сейчас, накануне своего выпуска из школы, она она понимала, в чем причина смены места жительства. Они рассчитывали, что деньги, вырученные за дом, помогут им создать фундамент новой жизни, а «северная» зарплата позволит, наконец, выбраться из нищеты. Но зарплата оказалась далеко не «северной», а все деньги за дом испарились во время реформы 1961 года!

Санька помнила, что часто на ужин мама делала очень необычное блюдо, которое она называла смешным словом «тюря»: мама крошила сухари в большую чашку и обдавала их кипятком, потом сдабривала это подсолнечным маслом и посыпала сахаром. Эта «тюря» почему-то очень нравилась детям. Но когда Санька уже подростком попробовала приготовить давно позабытое в их сытой кавказской жизни лакомство, есть его она не захотела (может, сухари или масло были не такими?).

Наверное, неслучайно запомнилось ей из той северной жизни одно «священнодействие»: мама ежедневно давала им с братом рыбий жир, потому что они были слабенькими и болезненными. Но этот противный рыбий жир они соглашались пить, только если разрешалось заедать большой столовой ложкой изумительного клубничного конфитюра: огромные красные ягоды, пропитанные сиропом, жирные и прозрачные, выдавались только в придачу с рыбьим жиром, в другое время огромная жестяная банка с конфитюром пряталась под замок.

В общем-то, дети не замечали бедности, и только в воспоминаниях осталось, что Санька и приехавшая к ним на целый учебный год младшая мамина сестра, четырнадцатилетняя Зоя, спали вдвоем на составленных вместе двух фанерных ящиках из-под спичечных коробков. А первый диван купили только через год для братишки. Все это воспринималось, как должное: в их бараке все жили бедно. Саньке запомнился еще один эпизод. Когда семья еще только приехала на север, остановились они в небольшом бревенчатом доме у дальней родни, которая и сманила их в этот вояж. Первые дни все шло хорошо, но Санька помнит, после чего их семья срочно переселилась в совсем другой дом на противоположном конце города. Однажды вечером, когда обе семьи были в сборе и готовились ужинать, хозяйка вдруг запретила им садиться за общий стол, и они вчетвером ужинали на табуретке у двери, присев на корточки. Какова была причина такой внезапной нелюбви и унижения, дети, конечно, не знали, но свою радость от переезда в другой дом Санька помнила. Видимо, действительно, родственники не очень были рады их присутствию в доме. Может быть, благодаря этому событию из ее детства Санька не слишком старалась сближаться с любыми своими родственниками, усвоив, что люди делятся не на «родных» и «чужих», а на «хороших» и «плохих». И все последующие события только утвердили это ее убеждение.

Дом, куда переехала семья от родственников, был тоже бревенчатым, но имел два этажа, один из которых полностью был сдан их семье. Хозяйкой этого дома была очень приветливая старушка, которая все время баловала детей то сладким печеньем из картошки, то вареньем из дикой малины. Иногда она даже приглашала всю семью на ужин, а главное, разрешила завести кота, играть с ее собакой и бегать по всему большому двору. Комната на первом этаже (хозяйка занимала второй этаж) была просторная и теплая, с большой печкой посредине и тремя окнами.

Когда родители получили комнату в бараке на другом конце города, Санька очень не хотела переезжать, но на новом месте жить было дешевле, барак стоял почти в центре города, и, главное, рядом была школа, а Саньке уже пора было идти в первый класс.

В их бараке был длиннющий общий коридор и целых 24 комнаты, в которых жили очень непохожие друг на друга семьи: напротив жила семья с маленькой болезненного вида девочкой, которая почему-то каждый день приходила к Санькиной семье в комнату и что-то очень необычно вкусно жевала. Синюшный цвет лица и большие круги под огромными синими глазами делали лицо девочки почти трагичным. Такой трагичной была и ее судьба: через полгода девочка умерла, ее хоронили всем бараком, и эта первая в жизни Саньки такая близкая смерть потрясла ее и запомнилась навсегда.

Через три двери от комнаты Саши жила немецкая семья. Высланных на Урал немцев в городе было много, но откуда знать об этом могла семилетняя девочка? То, что это были немцы, очень занимало пытливый Санькин ум, наверное, поэтому мальчик Алик с черными кудрявыми волосами очень возбуждал любопытство Саньки. Во всех играх «в семью», когда вся детвора в беседке во дворе строила из одеял и покрывал свои «семейные квартиры» и делилась на пары, Санька очень ревниво старалась привлечь «мужья» именно Алика. Это ее желание очень не нравилось соседскому хулигану Витьке, и он каждый раз лез в драку с красивым Аликом за право быть Санькиным «мужем». Тот легко уступал свою привилегию, что в свою очередь уже не нравилось Саньке. Почти каждый раз «семьи» разбегались с ревом и драками – и это так похоже было на реальную жизнь взрослых в бараке!

Но вскоре в их жизнь снова ворвалась беда: красавица мама Алика, работавшая на стройке бетонщицей, как судачили соседки, надорвалась, подняв тяжелое корыто с раствором, и умерла в страшных муках. Такой же красивой, в ярком синем платье, она, как живая, лежала в гробу, и было страшно и непонятно детям, почему так с надрывом рыдает над ней папа Алика, а сам Алик с почерневшим ангельским личиком, не отрываясь, смотрит в гроб и молчит. Вскоре Алик с папой навсегда покинули и барак, и город, принесшие им непоправимое горе.

А у Саньки появился новый дружок. Одну из комнат в бараке занимал молодой паренек. Он жил один, но в комнате вечно собирались компании, правда, они удивляли соседей тем, что не пили и не шумели. И поэтому не вызывали ни у кого беспокойства, тем более, что в каждой семье в то нелегкое время своих проблем было, что называется, «по горло».

Санька с братишкой каждый день оставались на много часов одни: папа работал водителем самосвала с утра до ночи, а мама была воспитателем в строительном общежитии, и ее рабочий день начинался в 8 утра; потом она приходила на несколько часов домой, а к четырем снова уходила на весь вечер допоздна в беспокойное общежитие, где основной контингент строителей – это бывшие заключенные многочисленных окрестных тюрем и лагерей.

Она, конечно, сильно переживала за оставленных дома детей семи и шести лет, но другого выхода не было. Однажды ей пришлось искать их в темноте в парке неподалеку, куда старшая сестра Александра увела своего младшего брата «посмотреть на фейерверк». Две хворостинки в руках расстроенной и перепуганной мамы через час отчаянных поисков по всему массиву парка под двойной рев загулявших ребятишек быстро вернули их домой.

Второй случай был уже не настолько безобидным, и подробностей этой истории Санька так и не смогла узнать впоследствии от мамы: до конца жизни мама так и не рассказала Саньке, почему таким громким скандалом закончилась «дружба» общительной девицы Александры с тем самым молодым соседом. Сама Санька почему-то напрочь забыла, почему мама силой вытащила ее из комнаты этого парня, она помнила только, что там было очень весело: дружок играл на гитаре, на столе было много вкусностей, компания смеялась и шутила. Правда, когда мама прибежала за Санькой, компании уже не было, Санька и ее дружок были в комнате одни. Почему так всполошилась и раскричалась мама, налетев на парня с кулаками и ругательствами, и почему потом приезжали милиционеры и забрали ее дружка с собой, Санька так и не поняла, и никто ей объяснять это не собирался. С этого дня детей больше одних не оставляли, а через неделю к ним на постоянное место жительства приехала мамина младшая сестра Марина – серьезная и ответственная семиклассница, в чьи обязанности входило присматривать за ребятишками, кормить, выгуливать, развлекать и образовывать Саньку с братом. Сказки и истории, мастерицей рассказывать которые была Марина, Санька запомнила на всю жизнь. Только через много лет в пионерском лагере она встретится еще с одной такой же мастерицей рассказывать истории, не заглядывая в книжки.

Жизнь в центре города подарила детям одно из исключительно городских развлечений: на их улице открыли новый маршрут троллейбуса! Эти блестящие, яркие, с огромными окнами и дверями-гармошками машины влекли к себе всю окрестную детвору. Хохочущие «зайчишки» заскакивали в троллейбус на своей остановке, высматривая сначала, где находится кондуктор, которая не успевала за один пролет между остановками пройти весь салон, и шустро выскакивали на следующей остановке. Так можно было кататься до бесконечности! Все это не очень нравилось пассажирам, но поделать с проворной ребятней они ничего не могли, не ловить же их и не отдавать в руки кондуктора! Оставалось только ждать, пока им это новшество надоест.

Но помогла зима. В тех краях она начиналась уже в сентябре и заканчивалась в мае. Зимой у детей появлялись совсем другие занятия, потому что зимой выпадал снег, и его было так много, что каждое утро начиналось с раскопок: папа с лопатой с трудом выбирался на улицу, откапывал входные двери, за ним выбирались другие мужчины и откапывали свои окна. Постепенно в комнате становилось светлее, через очищенное от снега стекло снова становилась видна сначала лопата и папина согнутая фигура, а потом и улица.

После завтрака дети спешили в соседский детский сад, где была сооружена самая большая снежная горка, с нее можно было кататься всем, и каждый находил свой «вид транспорта» для спуска с горы: у самых везучих были надутые автомобильные камеры, а остальные довольствовались фанерками, алюминиевыми тарелками и даже портфелями.

В облепленной снегом одежде, красные от мороза и шумные от возбуждения к обеду дети прибегали домой. Санька всегда помогала накрывать на стол: расставляла тарелки и чашки, сметала крошки с клеенки, раскладывала ложки и вилки, резала хлеб. Санька очень старалась, потому что папа любил порядок, и она со страхом всегда высматривала его в окно, чтобы успеть дочиста вытереть стол, а потом аккуратно, ровно нарезать хлеб. Их веселого и шутливого в чужих компаниях папу почему-то дома всегда очень раздражало все, что сделано было не по его правилам. Однажды неровно отрезанный хлеб привел к настоящему скандалу. Что на самом деле разозлило папу перед обедом, неизвестно, но, увидев откромсанную буханку, он схватил Саньку за плечи и так тряхнул, что она больно ударилась затылком о подоконник. Санька так испугалась, что с того дня хлеб к обеду был всегда нарезан ровно и красиво, а появление папы за окном напрягало в хлипкой Санькиной фигурке каждый мускул от ожидания очередной вспышки гнева.

Папа всегда был несдержан и скор на руку: доставалось и маме, и детям, иногда и друзьям в гостях. Это теперь Санька начинала понимать, что этого наделенного от природы амбициями и чувством собственного достоинства мужчину грыз изнутри синдром «маленького человека». Сумев жениться, будучи простым конюхом, на учительнице с высшим образованием, которую даже его отец называл по отчеству, он сам так и не смог дотянуться до нее ни интеллектом, ни образованностью, ни, что самое для него обидное, статусом в обществе да и среди своих же родственников. Она всегда была для всех Анной Ивановной, а он оставался лишь Колькой, в лучшем случае – Николаем. И вымещал он свой комплекс по-своему, как умел.

Все же мама старалась, насколько это было возможно, поддерживать его мужское эго: на деньги от продажи дома они приобрели мотоцикл, и папа мог красоваться в выходной день перед дворовыми мужичками своим железным конем (это были времена, когда не только автомобиль, но даже мотоцикл был редким приобретением!). Санька помнила, как чудесно было ехать по улицам между папой и мамой (брат помещался впереди отца на бензобаке). Они иногда выезжали на водохранилище на так называемые «маевки»: в лесу на берегу громадного Камского моря большая компания накрывала общий стол, жгли костры, играли в мяч и бросали в воду камешки.

Но все же главным событием их уральской эпопеи был Санькин первый класс. По счастью, школа находилась совсем рядом. Почти весь учебный год вставать нужно было в полной темноте, по дороге в школу Санька разглядывала звезды, и все первые уроки в классе был включен свет, а за окнами продолжалась северная ночь. Ничего удивительного нет в том, что однажды мама неправильно завела будильник и подняла Саньку на два часа раньше. Подойдя к школе, Санька очень удивилась: возле школы было пусто, света в окнах не было. Она дернула ручку двери – заперто. Наконец из дверей вышел заспанный сторож и уставился на девочку:

– Ты чего так рано заявилась?

– Я в школу.

– Ну, куда в школу? Еще только 6 утра!

– А что же мне делать?

– Домой идти – досыпать, что делать!

И Санька поплелась назад. Дома уже успели разобраться в столь раннем подъеме, мама готовила завтрак, а тетя стояла в шубке у двери – собиралась возвращать Саньку домой. Все обрадовались, что Санька вернулась сама, проверили будильник и сели завтракать: досыпать уже не было смысла.

Вообще-то сборы Саньки в школу по утрам превращались в детектив для всех членов семьи. Для них с братом были куплены два стульчика, на которые на ночь они должны были сложить свои вещички. Так вот у брата на стульчике перед сном появлялась аккуратная стопочка вещей, под стульчиком стояли носочек к носочку ботинки и тапочки, а вот на стульчик Саньки были абы как накинуты платье и кофточка, под стульчиком кое-как была засунута обувь, а чулочки по утрам по всей комнате искали всей семьей. Как мама ни боролась с привычкой Саньки раскидывать все вещи и школьные принадлежности как попало – ни маленькая, ни взрослая Санька так порядку и не научилась! Все члены семьи вечно бились над вопросом: как в одной семье с разницей в год могли родиться такие разные дети?

Уральская эпопея, закончившаяся для их семейства бесславным и безденежным возвращением на Кавказ после денежной реформы, все же стала для Саньки важной вехой: первые друзья, первое понятие о плохих и хороших людях, первый класс и первый большой город с его шумом, суматохой, широкими проспектами, высокими домами и троллейбусами. С этих пор Санька всегда мечтала и видела себя во снах жительницей большого города.